Мудрый Юрист

О некоторых актуальных проблемах конституционного правосудия

Морщакова Тамара Георгиевна, судья Конституционного Суда в отставке, профессор и руководитель кафедры судебной власти НИУ "Высшая школа экономики", г. Москва, Россия.

При выработке стратегии конституционного правосудия на Конституционном Суде лежит ответственность за правильное понимание, определение предмета, формулирование и объективно необходимое содержательное развитие собственной компетенции как органа охраны Конституции. В сфере защиты прав и свобод Конституционный Суд должен быть проводником и международных стандартов. При этом эффективный конституционный контроль не мог бы обеспечиваться без формулирования Судом в целях реализации его решений предложений о системе общих мероприятий, о вариантах возможных или необходимых изменений в правовом регулировании, так же как о пересмотре ранее вынесенных решений других судов - в целях восстановления нарушенных и защищаемых конституционных требований и прав. Благодаря такой позиции Конституционного Суда стал возможен подход к давно назревшей реформе системы пересмотра судебных актов в России, хотя существует и дальнейшая потребность в развитии позиций конституционного правосудия относительно обеспечения баланса между правом на справедливое правосудие, возможностью исправления судебных ошибок и принципом правовой определенности. Представляется актуальным также толкование Конституционным Судом относительно новых норм, регулирующих доступ граждан к конституционному правосудию, исходя из выработанных уже им самим правовых позиций, согласно которым нормы о правах и свободах граждан могут толковаться только расширительно, а ограничение, если оно не оговорено в законе, не имеет права на существование. Исключительно в конституционном правосудии возможны проверка и толкование закона о его организации и процедурах.

Ключевые слова: Компетенция Конституционного Суда, доступ граждан к конституционному правосудию, судейский активизм и самоограничение, меры общего характера для обеспечения эффективности конституционного правосудия, легитимация конституционного правосудия.

Some current issues of constitutional justice development in Russia

T. Morshchakova

Tamara Morshchakova, Judge of the Constitutional Court of the Russian Federation (in ret.); Professor and Head of the Judiciary Department, Higher School of Economics, Moscow, Russia.

In developing a strategy of constitutional justice, the Russian Constitutional Court, which operates as a body for the protection of the Russian Constitution, is responsible for the proper understanding, definition, formulation, and objectively necessary substantive development of its own competence. With regard to the protection of human rights and civic freedoms, the Constitutional Court should also be both the vehicle and guardian of international standards of law. Effective constitutional control could not come into existence without the Court and a system of necessary measures for implementing its decisions, as well as without the Court paving the way for necessary changes in legal regulation and instructions for reviewing earlier decisions of other courts to protect and restore violated constitutional provisions and rights. Thanks to this position of the Constitutional Court, reforming Russia's judicial review system - overdue for a long time - has become possible. Nevertheless, there is still a need to further develop constitutional justice to a new level of quality that maintains a balance between the right to fair justice, the possibility of correcting judicial errors, and the principle of legal certainty. The Constitutional Court provides interpretation of new norms that regulate the access of citizens to constitutional justice, and this interpretation is based on legal positions already developed by the Court. These norms on the rights and freedoms of citizens could only be interpreted broadly, and any restriction, unless stipulated in the law, should not exist. Only within constitutional justice are checks and interpretations of the law on its organization and process possible.

Key words: competence of the Constitutional Court, Access of citizens to constitutional justice, Judicial activism and self-restraint, effectiveness of constitutional justice, legitimization of constitutional jurisdiction.

Рассмотрение актуальных проблем конституционного правосудия в научной дискуссии предполагает обсуждение стратегии его развития в соответствии с его юридической природой и предназначением в качестве судебного органа конституционного контроля. Практика российского Конституционного Суда позволяет вырабатывать ее не умозрительно, а исходя из его собственной истории, которая помогает осознанию принципиальных моментов, значимых для перспектив конституционной юрисдикции.

Первая проблема в этом ряду состоит в том, что на Конституционном Суде лежит ответственность за правильное понимание, определение предмета, формулирование и развитие собственной компетенции (эту задачу он делит с другими государственными институтами, но в силу конституционного предназначения Суда это, прежде всего, область его ответственности) <1>. В сфере конституционного права, в механизмах, обеспечивающих реальный конституционализм, такая роль органа конституционного правосудия презюмируется и признается.

<1> Речь идет о том, что Конституционный Суд должен способствовать выявлению проблем, в том числе относительно его собственной деятельности, требующих решения в конституционном судопроизводстве, независимо от того, может ли и будет ли их решение предложено законодателю в качестве предмета законодательных инициатив.

Российский опыт подтверждает, что законы о конституционном правосудии как акты перспективного планирования жизни этого института объективно не в состоянии предусмотреть все, что реально является или может оказаться необходимым для его эффективной практики. Такой подход к регулированию в области конституционного судебного контроля, когда его развитие - в парадигме законодательных установлений - осуществляется во многом благодаря собственной практике, характерен для органов конституционной юстиции: судебная власть в государственном механизме, обеспечивая верховенство права, сама тоже отвечает за конституирование своей компетенции. Иначе она не могла бы сохранять свою самостоятельность.

В правовых системах других стран, независимо от организационной формы институтов конституционного правосудия (конституционные или высшие суды), за ними признается компетенция выявлять, определять, уточнять на базе конституционных предписаний необходимые сферы своей собственной компетенции или давать ее толкование. Тем более в случаях, когда это не является предметом других форм судебного контроля, универсальность которого закреплена как конституционная функция судебной власти. На фоне привычки к строгому позитивизму, когда акцентируются не столько смыслы, сколько буква закона, трудно воспринимается такое откровенное обозначение названной позиции. Но нереалистично и неэффективно не признавать значение этого явления не только для будущего, но и в существующей реальности.

В Федеральном конституционном законе "О Конституционном Суде Российской Федерации" это поддерживается открытым для дополнений перечнем его полномочий: согласно подпункту 7 части первой статьи 3 они могут включать в себя и другие компетенции, которые не противоречат его юридической природе и предназначению в качестве судебного органа конституционного контроля. Практика Конституционного Суда РФ с самого начала его деятельности служит тому подтверждением. Можно назвать не одну его позицию, демонстрирующую, что именно на Конституционном Суде лежала функция выявлять адекватное понимание своей собственной компетенции. Гораздо проще понять допустимость и воплощение таких полномочий в случае, когда впоследствии это приводит к принятию соответствующего закрепляющего их закона, что облегчает положение Конституционного Суда: ему не приходится защищаться от обвинений в судейском активизме или практическом расширении сферы и функций судебного конституционного контроля. Относительное, но большее, чем у других контрольных инстанций, самоопределение в области компетенции, естественно присущее институту конституционного правосудия в соответствии с его предназначением, не может и не должно быть изъято из его практики, хотя это с трудом воспринимается другими государственно-социальными реципиентами такого развития.

Конституционный Суд во многих случаях был прародителем сущностных дополнений его компетенции, начиная с отнесения к его полномочиям проверки вопроса, выносимого на референдум. Идея возможного закрепления этого как судебной функции не только в системе общей юрисдикции, но именно в конституционном правосудии появилась сначала в решениях Конституционного Суда <2> и только потом - в законе <3>. В этом же ряду шагов по уяснению конституционных функций Суда нельзя не отметить его позиции в связи с уточнением соотношения компетенции Конституционного Суда и других судов в российской судебной системе по контролю за конституционным содержанием подлежащих применению норм и принадлежность Конституционному Суду полномочий по истолкованию конституционного смысла отраслевого законодательства ("простых" законов). Именно правовая позиция Конституционного Суда породила в конце концов осознание необходимости в законодательном урегулировании его правомочия выявлять конституционный смысл проверяемых норм в целях корректировки их содержания и применения в соответствии с Конституцией <4>.

<2> См.: Постановление от 13 марта 1992 года N П-РЗ-I (п. 3 мотивировочной части); Постановление от 21 марта 2007 года N 3-П (п. 5 мотивировочной части).
<3> Федеральный конституционный закон от 24 апреля 2008 года N 1-ФКЗ "О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О референдуме Российской Федерации"; Федеральный конституционный закон от 4 июня 2014 года N 9-ФКЗ "О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации".
<4> См.: часть 5 статьи 79 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" (в ред. Федерального конституционного закона от 3 ноября 2010 года N 7-ФКЗ). В связи с этим интересна положительная оценка последовательной позиции Конституционного Суда по согласующемуся с конституционными положениями истолкованию отраслевого законодательства - без признания его не соответствующим Конституции при условии обязательности правовой позиции Конституционного Суда для других правоприменителей, что рассматривается зарубежными исследователями как способ смягчить ограничение полномочий Конституционного Суда проверкой конституционности только нормативных предписаний, но не индивидуальных судебных актов. См.: Handbuch der russischen Verfassung/B. Wieser (Hrsg.). Wien: Verlag Osterreich, 2014. S. 1156, 1160 - 1161.

Конституционному Суду принадлежит и инициатива в определении на национальном уровне процедур конституционного правосудия при возникновении сомнения в возможности исполнения международного договора и решений наднациональных юрисдикционных органов, что, по существу, является ответом на вопрос, как должно поступать государство - участник международного договора в таких случаях. Этот пример реализации Конституционным Судом компетенции определять свою компетенцию тоже уже завершился закреплением в законе <5>, но первоначально она была сформулирована в решении самого Конституционного Суда <6>.

<5> Федеральный конституционный закон от 14 декабря 2015 года N 7-ФКЗ "О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации".
<6> См.: Постановление от 6 декабря 2013 года N 27-П.

Законодательный текст, правда, отступил, притом не в лучшую сторону, от того, что Конституционный Суд, определяя свою компетенцию, зафиксировал в своем Постановлении 2013 года. Были изменены акценты: в постановлениях Конституционного Суда, включая то, что было принято в 2015 году <7>, речь шла об исполнении решения Европейского суда по правам человека и формулировался целый ряд принципов, на основе которых его новая компетенция могла быть реализована в увязке с компетенцией судов других юрисдикций. Иначе это сделано в поправках в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации" 2015 года, "наградивших" Конституционный Суд правом решения одного вопроса: можно или нельзя исполнять решение Европейского суда по правам человека как межгосударственного органа по защите прав человека. Конституционный Суд исходил из другой позиции относительно ситуации, когда возникает неясность в возможном согласовании решений международных судебных органов и национальных Конституционных Судов: у конституционного правосудия должна быть функция определения способов согласованного с Конституцией Российской Федерации исполнения решений наднациональной юрисдикции.

<7> См.: Постановление от 14 июля 2015 года N 21-П.

Эта позиция Конституционного Суда заслуживает одобрения не только как обнаруживающая стремление "конкретизировать структуру межсудебного диалога посредством ограничения "монолога" ЕСПЧ", что "в принципе... имеет свое оправдание" <8>, но и как удерживающая судебную систему и систему исполнительной власти России от присвоения себе права отрицать необходимость исполнения решений наднациональной юрисдикции.

<8> Бланкенагель А., Левин И. В принципе нельзя, но можно!.. Конституционный Суд России и дело об обязательности решений Европейского суда по правам человека // Сравнительное конституционное обозрение. 2015. N 5 (108). С. 152 - 162.

Развивая идею интерпретации в конституционном правосудии способов исполнения решений межгосударственных органов по защите прав человека, Конституционный Суд в первом же своем решении на эту тему <9> - в связи с удовлетворенными Европейским судом по правам человека жалобами С.Б. Анчугова и В.М. Гладкова - подробно рассмотрел (в мотивировочной части своего постановления) возможности реализации в российском законодательстве позиции Европейского суда по правам человека, подтвердившей нарушение признаваемых на европейском уровне конвенциональных прав, которая, казалось бы, внешне противоречит формальному содержащемуся в Конституции России запрету участвовать в выборах для отбывающих наказание в виде лишения свободы. С точки зрения Конституционного Суда, опирающегося, помимо прочего, на научно-правовые исследования, не исключаются такие способы согласованного с Конституцией исполнения решения Европейского суда, которые обычно вполне удовлетворяют эту наднациональную юрисдикцию, ибо она возражает только против абсолютного запрета избирательных прав, но не исключает различные виды и правовые последствия лишения свободы. Это тем более оправданно в связи с неодинаковой интерпретацией понятия "места лишения свободы" в российской законодательной и правоприменительной практике и в наднациональной юрисдикции. По мнению Конституционного Суда, различия в их реальном статусе объективно обоснованы предусмотренными по национальному законодательству видами и режимами изоляции осужденных от общества, в частности возможным отбыванием наказания в облегченных условиях, содержанием и передвижением осужденных без охраны и т.д., что конкретизирует статус различных категорий мест лишения свободы, создавая тем самым правовую основу и для дифференцированного ограничения активного избирательного права в соответствии с Конституцией Российской Федерации.

<9> См.: Постановление от 19 апреля 2016 года N 12-П.

В связи с признанием - фактически и юридически - указанной компетенции Конституционного Суда заслуживает внимания то, что в сфере защиты прав и свобод Суд позиционирует себя как проводник поддерживаемых наднациональной юрисдикцией международных стандартов на пути их имплементации законодательством и правоприменительной практикой в стране.

В связи с принципиальным признанием возможного истолкования Конституционным Судом своей компетенции в процедурах конституционного правосудия особо значим аспект его лишь относительной самостоятельности в конституционной системе разделения властей. Законодатель, не нарушая запрета преодолевать решение Конституционного Суда о правовом или неправовом содержании тех или иных норм, может не поддерживать или отвергнуть практику определения им своей компетенции, сделать ее беспредметной путем принятия иного регулирования, что обеспечивает действие сдержек и противовесов во взаимоотношениях самостоятельно функционирующих ветвей власти. Можно исходить и из другой возможности: Конституционный Суд вправе прибегнуть к собственной законодательной инициативе. Хотя сам институт законодательной инициативы органа судебного конституционного контроля не вписывается в систему разделения властей, но законодательное признание предметом такой инициативы Суда именно вопросов его ведения тоже поддерживает его компетенцию по определению "круга своей ответственности". Как инициатору новых положений в законодательном процессе Суду пришлось бы вступать в длительные контакты с законодательной ветвью власти по их обсуждению, требующему профессионального правового обоснования, которое содержательно должно определяться на уровне систематического толкования самой Конституции и закрепленных в ней положений о Конституционном Суде. Однако такое толкование - именно предмет его ведения, признание которого обеспечено на конституционном уровне.

При этом Конституционный Суд не только в силу Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", но прежде всего в силу своего конституционного статуса не может принимать на себя компетенции, не согласующиеся с его целями как органа конституционного правосудия, что является вполне достаточным для самоограничения. Кроме того, Конституционный Суд не может не учитывать реакцию на свои позиции со стороны социума, государства и юридического сообщества, поскольку из профессионального дискурса Конституционный Суд черпает свои правовые взгляды и уверенность в правильности его шагов как органа защиты Конституции, чему служит в том числе практикуемая в конституционном судопроизводстве правовая экспертиза.

Еще одна задача, имеющая концептуальное значение для развития конституционного правосудия, - это более широкое обращение Конституционного Суда к предложениям о системе общих мероприятий в целях реализации его решений не только в узком смысле, ограниченном сферой ответственности нормотворческих органов за приведение в соответствие с Конституцией нормативных текстов, а в масштабе, обеспечивающем конституционно-правовое развитие государственно-правовых институтов. Можно привести примеры такого подхода Конституционного Суда, связанного с системными проблемами, без решения которых не представлялось возможным в полной мере реализовать его решения или сформулировать эффективные рекомендации по конституционной коррекции закона. Так, Судом было обосновано реформирование системы пересмотра судебных актов в стране, которое получило закрепление в разных положениях законодательства о судебной системе и процедурах судопроизводства <10>. В мотивировочной части его Постановления было указано, что гарантированное на конституционном уровне право на судебную защиту подразумевает создание государством необходимых условий для эффективного и справедливого разбирательства судебного дела в суде первой инстанции, для исправления допущенных им судебных ошибок судом второй инстанции в процедурах, наиболее приближенных к производству суда первой инстанции, без чего не может произойти необходимое реформирование надзорного производства, устранение множественности надзорных инстанций, вынужденных массово исправлять судебные ошибки при проверке вступивших в силу судебных актов <11>. При этом Суд призвал законодателя обеспечить, в том числе путем устройства судебных инстанций, баланс между правом на справедливое правосудие, возможностью исправления судебных ошибок компетентными судами, устанавливающими фактические обстоятельства дела на основе исследования доказательств, полномочиями надзорной инстанции по исправлению существенных нарушений, повлиявших на исход дела, и принципом правовой определенности. На этой базе в течение последующих лет должны были осуществляться системные мероприятия по преобразованию судебных структур и их компетенций. Конечно, это потребовало усилий разных государственных инстанций, что ставит также вопрос о том, как должно обеспечиваться согласованное осуществление мер общего порядка в целях исполнения решения Суда. Выработка таких практик - тоже вопрос будущего.

<10> См.: Постановление от 5 февраля 2007 года N 2-П.
<11> См.: Туманов В.А. Европейский суд по правам человека и Россия // Туманов В.А. Избранное. М.: Норма; ИНФРА-М, 2010. С. 702 - 709.

Вторым примером, показывающим необходимость общих мероприятий для реализации позиции Конституционного Суда, является толкование статей - тогда еще 125, 126, 127 - Конституции Российской Федерации в отношении разграничения компетенции по контролю за конституционностью содержания применимого права между судами общей юрисдикции, арбитражной юрисдикции и конституционным правосудием <12>. К сожалению, это толкование было не вполне правильно интерпретировано судебной системой: чаще всего реально она не принимает на себя задачу оценивать конституционность нормы, с тем чтобы не допустить ее применения в случае неконституционности, несмотря на то что Конституционный Суд утверждал и в мотивировочной, и в резолютивной части Постановления, что общая судебная система не может не осуществлять такой контроль, при всем его отличии от контрольных полномочий Конституционного Суда по предмету и правовым последствиям <13>.

<12> См.: Постановление от 16 июня 1998 года N 19-П.
<13> См.: Там же. Пункты 2, 4, 5 мотивировочной части и пункты 1, 2, 3 резолютивной части.

В плане выработки общих мероприятий для реализации независимости и подчинения судей только конституционному закону и полномочий судов непосредственно применять нормы Конституции, публично защищаемых также Верховным Судом <14>, необходимы были системные изменения в процедурах и механизмах взаимодействия юрисдикций, а также разработка дополнительных процедур не только конкретного, но и абстрактного нормоконтроля в административном судопроизводстве. Впоследствии идея непосредственного применения конституционных норм в судах была, напротив, существенно усечена законодателем, который ввел обязательное приостановление дела, исключающее неприменение неконституционной нормы в общих и арбитражных судах, до ее оценки по их запросу в Конституционном Суде <15>.

<14> См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 года N 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия".
<15> См., например: Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, ст. 215 "Обязанность суда приостановить производство по делу"; Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации, ст. 143 "Обязанность арбитражного суда приостановить производство по делу".

Суды уже не претендуют на право не применять такую норму и разрешить дело на основе Конституции, что существенно умаляет функции конституционного контроля в конкретном деле, осуществляемого каждым судом в силу статьи 120 Конституции, и позволяет судам отказаться как от оценки конституционности нормы, так и от нелегкой работы по обращению к конституционному правосудию. Это настораживающий пример, который показывает, что формулирование системы общих мер или подходов в целях реализации конституционных норм, смысл которых выявляется в конституционном правосудии, должно рассматриваться как одна из его задач и что это обязывает государство, включая структуры не только законодательной, но и исполнительной власти, как минимум обсуждать механизм и планировать рекомендуемые судом изменения (хотя бы в процедурах, схожих с обсуждением общественных инициатив в структуре российского правительства). Не говоря уже о недопустимости "сопротивления" (явного и неявного) Конституционному Суду со стороны других юрисдикций.

Третья идея, которая как стратегическая не может не поддерживаться в конституционном правосудии: оно само не признается уполномоченным на ограничение доступа граждан к Конституционному Суду, раз действует конституционный запрет ограничений прав иначе, как по федеральному закону. Многие годы эта конституционная традиция сохранялась в практиках по толкованию Конституционным Судом норм Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" на основе принципа широкого толкования прав и общего запрета их ограничения другими ветвями и уровнями власти, включая судебную, без четкого и соразмерного установления ограничения в законе. Такой подход обусловил в свое время, что Конституционный Суд признавал допустимыми жалобы граждан на неконституционность сложившегося обыкновения правоприменительной практики (по Закону "О Конституционном Суде РСФСР" 1991 года), если оно уже подтверждено рассмотрением дела заявителя в иерархии имеющихся судебных инстанций, то есть не отвергнуто вышестоящими судами. Применительно к действующему Федеральному конституционному закону "О Конституционном Суде Российской Федерации" не ограничительное, а расширительное толкование права на доступ к конституционному правосудию было дано в связи с правом обжаловать нормы об амнистии <16>, а также с возможностью как для граждан, так и для созданных ими объединений обращаться в Конституционный Суд за защитой коллективно осуществляемых конституционных прав <17>. Полномочия законодателя позволяют ему вносить изменения и в эту сферу регулирования. Но за Конституционным Судом остается компетенция проверять конституционность новаций с позиций глав первой, второй и седьмой российской Конституции об основах конституционного строя, правах и свободах граждан и принципах организации и деятельности обеспечивающей их судебной власти.

<16> См., например: Постановление от 5 июля 2001 года N 11-П.
<17> См., например: Постановление от 14 мая 1999 года N 8-П.

Конституционное правосудие не может не защищать и тем более само игнорировать эти принципы и практики. С этой точки зрения, нельзя не отметить отрицательное значение внесения изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации", допускающих обжалование гражданином в Конституционный Суд закона только после применения его в конкретном деле, рассмотрение которого завершено судом <18>. Не говоря уже о том, что не может быть исключена проверка такого регулирования на соответствие конституционным положениям о доступе к конституционному правосудию, неопределенность предложенного понятия "дела, рассмотрение которого завершено судом", не должно провоцировать появление дополнительных требований к прохождению дела по судебным инстанциям, не может толковаться как требующее вступления судебного решения в законную силу <19> или исчерпания всех возможностей для его обжалования. Законодатель не определяет, когда закон считается примененным в конкретном деле. И Конституционный Суд не вправе, получив информацию о завершении рассмотрения дела судом первой инстанции, считать это недостаточным, исходить из необходимости вступления судебного акта в законную силу в качестве условия допустимости жалобы, то есть толковать нормы своего закона ограничивающим доступ к правосудию образом.

<18> См.: Федеральный конституционный закон от 3 ноября 2010 года N 7-ФКЗ "О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации".
<19> Такое разъяснение, однако, предложено в Определении Конституционного Суда РФ от 21 июня 2011 года N 844-О-О.

Не может считаться обоснованием таких требований также расчет на то, что и при допустимости жалобы до вступления правоприменительного решения в законную силу оно в большинстве случаев все равно успело бы обрести такое качество до начала судебного производства в Конституционном Суде. Тем более что процедуры пересмотра дел в общей судебной системе не могут способствовать экономии усилий по осуществлению конституционного правосудия - отсутствие реальной активности относящихся к другим юрисдикциям вышестоящих судебных инстанций в процедурах проверки своими силами и отмены судебных актов нижестоящих судов, как и в инициировании производства в Конституционном Суде, не оставляет на это статистически значимых надежд. Напротив, требование исчерпания всех судебных инстанций цементирует неправильные позиции практики и увеличивает последующее ее сопротивление позиции Конституционного Суда, иначе оценившего примененный закон.

Можно только призвать к корректировке предписаний, регулирующих деятельность самого Конституционного Суда, исходя из его принципов, согласно которым нормы о правах и свободах граждан толкуются расширительно, а их ограничение путем толкования, то есть когда оно не оговорено в законе, не имеет права на существование. Конституционному Суду невозможно не отстаивать такой подход в своих практиках хотя бы потому, что уровень гарантий прав, достигнутый в конституционном правосудии, не должен снижаться.

Конституционному Суду, очевидно, придется обратиться и к сложной проблеме легитимизации его как законного суда с точки зрения сокращающегося состава его судей, поскольку изменения в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации" 2014 года допускают, что состав Суда по выходе судей в отставку не заполняется новыми кандидатами, пока число судей не окажется менее двух третей от общего, предусмотренного в конституционной норме <20>. Они могут, но не должны быть предложены, то есть не исключается и их появление в любое время. Вопрос о согласованности с конституционными положениями такого нововведения должен решаться исходя из обязательства государства обеспечивать независимое и справедливое правосудие, осуществляемое судом, создаваемым и действующим на основе закона, а не по усмотрению других институтов власти, что вызывает упрек к законному составу суда и не может считаться обеспечивающим его объективность. Эта проблема при наличии соответствующего обращения должна быть предметом рассмотрения в самом конституционном судопроизводстве. Хотя более чем предполагаем в качестве контраргумента тезис, что Конституционный Суд не может быть судом в своем собственном деле. В практике конституционного правосудия разных стран такой довод неоднократно отвергался, и это представляется единственно правильным. Статус осуществляющих правосудие судей, по многократно подтвержденной позиции конституционной юрисдикции в отношении всех судов, не является личной привилегией, а служит средством охраны публичных интересов, в том числе обеспечения прав граждан на правосудие как таковое <21>, и защищен принципами Конституции. В этом смысле Конституционный Суд - всегда суд в своем собственном деле, ибо Конституция - предмет его защиты во всем ее объеме.

<20> См.: Федеральный конституционный закон от 4 июня 2014 года N 9-ФКЗ "О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации".
<21> См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 7 марта 1996 года N 6-П.

References

Blankenagel A., Levin I. (2015) V printsipe nel'zya, no mozhno!.. Konstitutsionnyy Sud Rossii i delo ob obyazatel'nosti resheniy Evropeyskogo suda po pravam cheloveka (In principle, no... But, yes, it is possible! The Russian Constitutional Court and the binding power of the European court of Human Rights) // Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie. No. 5. P. 152 - 162 (in Russian).

Tumanov V.A. (2010) Evropeyskiy sud po pravam cheloveka i Rossiya (The European court of Human Rights and Russia]. In: Tumanov V.A. Izbrannoe (Selected works). Moscow: Norma; INFRA-M. P. 702 - 709 (in Russian.)

Wieser B. (ed.) (2014) Handbuch der russischen Verfassung, Wien: Verlag Osterreich.