Мудрый Юрист

О толковании закона

Александр Маркович Эрделевский, профессор кафедры гражданского и семейного права МГЮА, доктор юридических наук.

Содержание любой правоприменительной деятельности неразрывно связано с толкованием законов и иных нормативных актов. Под толкованием нормативного акта понимается определение его смысла. Поскольку нормативный акт всегда имеет письменную форму, устанавливаемые им правила излагаются посредством письменной речи на определенном языке. Согласно п. 1 ст. 68 Конституции РФ общим для всей территории Российской Федерации государственным языком является русский язык.

Существуют различные приемы толкования закона. Для целей настоящей статьи интерес представляет разграничение способов толкования на грамматический, логический, систематический и исторический. Какой из этих способов толкования подлежит применению в первую очередь, в какой последовательности должны применяться остальные? Представляется, что для ответа на этот вопрос есть все основания ориентироваться на правила толкования договора, установленные в ст. 431 ГК. Ведь договор представляет собой своего рода частный закон, правилам (условиям) которого поведение сторон в силу ст. 309 ГК подчинено с той же степенью обязательности, какую имеют правила (нормы) закона для того круга лиц, на которых распространяется его действие.

Согласно ст. 431 ГК при толковании условий договора должно приниматься во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений - грамматическое толкование договора. Если буквальное значение условия договора оказывается неясным, то его значение устанавливается путем сопоставления этого условия с другими условиями договора и смыслом договора в целом - логическое толкование договора. Иными словами, на этих этапах осуществляется толкование сделанного сторонами совместного волеизъявления. И лишь если буквальное, а затем и логическое толкование договора не позволяют определить его содержание, подлежит выяснению действительная общая воля сторон с учетом цели договора. Эта действительная воля сторон устанавливается посредством принятия во внимание всех соответствующих обстоятельств, включая предшествующие договору переговоры и переписку, установившуюся во взаимоотношениях сторон практику, обычаи делового оборота и последующее поведение сторон - иными словами, осуществляется систематическое и историческое толкование договора.

Положение ст. 431 ГК о приоритете буквального (грамматического) толкования договора перед всеми иными видами толкования вполне обоснованно, поскольку оно основано на презумпции грамматически правильного и достоверного выражения сторонами договора своей действительной воли. В еще большей степени эта презумпция применима к толкованию закона. Ведь стороны договора - это всегда конкретные субъекты гражданского права, которые обмениваются волеизъявлениями (оферта и ее акцепт), заботясь при этом в первую очередь о том, чтобы смысл волеизъявления одной стороны был правильно воспринят именно другой стороной, а не иными субъектами, которыми буквальный смысл сделанного волеизъявления, в силу их неосведомленности о предшествующей практике договорных отношений этих сторон и иных особых обстоятельствах, может быть воспринят как не вполне определенный.

Что касается законодателя, то он сообщает установленное в нормативном акте правило индивидуально неопределенному кругу лиц. Поскольку нормативный акт устанавливает обязательные для этого круга лиц правила поведения, естественно предположить, что законодатель, формулируя нормативный акт, проявляет максимальную заботу о том, чтобы содержащееся в нем правило поведения могло быть правильно понято и исполнено теми, кому оно адресовано. В этом, собственно, состоит основная цель нормотворческой деятельности. Поэтому отступление от грамматического толкования нормы закона или иного нормативного акта может быть обусловлено только такими основаниями, как неясность смысла этой нормы либо ее противоречие другим нормам того же или иного нормативного акта.

Что представляет собой грамматическое толкование закона? Как и грамматическое толкование договора, это уяснение его смысла исходя из буквального значения использованных в законе слов и выражений (групп слов или словосочетаний), объединенных в предложения, то есть в группы слов, выражающие законченную мысль законодателя. Используемые в нормативных актах слова должны пониматься исходя из общепринятого в русском языке значения, если их иное значение специально не определено законодателем или не следует явно из нормативного акта. Предложения же, то есть словесные конструкции, выражающие сообщения законодателя, должны толковаться исходя из смысла использованных в них слов и выражений и в соответствии с "Правилами русской орфографии и пунктуации", утвержденными Академией Наук СССР, Министерством высшего образования СССР и Министерством просвещения РСФСР, и введенными в действие Приказом Министра просвещения РСФСР от 23 марта 1956 г. N 94. Толкование правоприменительным органом нормативного акта в противоречии с этими Правилами само по себе представляет собой противоправное действие и должно влечь соответствующие последствия (например, отмену основанного на таком толковании судебного решения).

Применение указанных выше приемов толкования в совокупности может привести к тому, что точный смысл нормы может оказаться шире или уже того смысла, который вытекает из ее грамматического толкования и вследствие этого адекватен ее тексту. В связи с этим по объему толкование подразделяется на адекватное, ограничительное и расширительное. Например, ч. 2 ст. 6 Конституции РФ устанавливает, что каждый гражданин Российской Федерации обладает на ее территории всеми правами и свободами и несет равные обязанности, предусмотренные Конституцией РФ.

Здесь слово "гражданин" употреблено в мужском роде единственного числа, в женском роде оно изменяется и принимает вид "гражданка", тем не менее под гражданином здесь, как и в иных нормативных актах, следует понимать гражданина и гражданку, то есть мужчину и женщину. К такому выводу приводит логическое толкование, в частности, ч. 2 ст. 19 Конституции РФ, где говорится о равенстве прав и свобод человека и гражданина независимо от его пола, откуда следует, что под словом "гражданин" понимается лицо как мужского, так и женского пола.

Отступление от принципа адекватного толкования как в сторону ограничительного, так и в сторону расширительного толкования всегда должно базироваться на обоснованном комплексном применении всех видов толкования. Тем не менее, часто встречаются попытки сделать такое отступление без достаточных оснований. Одна из таких попыток получила освещение в Определении Конституционного Суда РФ от 2 ноября 2000 г. Поводом для вынесения этого Определения послужила жалоба гражданки А.В. Горшковой на неконституционность ст. 532 ГК РСФСР 1964 г., в которой был установлен слишком узкий, по ее мнению, круг наследников по закону, в связи с чем А.В. Горшковой было отказано в выдаче свидетельства о праве на наследство по закону после смерти ее двоюродной сестры.

Следует обратить внимание, что Федеральным законом от 14 мая 2001 г. в ст. 532 ГК РСФСР были внесены изменения, расширившие круг наследников по закону и включившие в него, в частности, детей братьев и сестер родителей наследодателя (двоюродных братьев и сестер наследодателя). Двоюродные братья и сестры относятся к числу наследников по праву представления, поскольку наследуют лишь в случае, если к моменту открытия наследства нет в живых того из их родителей, который был бы наследником (дяди и тети наследодателя теперь включены в состав наследников по закону в качестве наследников третьей очереди).

Однако этот Федеральный закон вступил в силу 17 мая 2001 г., поэтому на момент вынесения Конституционным Судом Определения от 2 ноября 2000 г. ст. 532 ГК РСФСР не включала в круг наследников по закону двоюродных братьев и сестер наследодателя. В ст. 532 ГК РСФСР упоминалось лишь о братьях и сестрах умершего, причем не уточнялось, о каких именно - родных, двоюродных или каких-либо еще. Правовая доктрина и судебная практика устойчиво понимает под братьями и сестрами только родных братьев и сестер, как полнородных, так и неполнородных, то есть лиц, имеющих общих родителей или родителя.

В качестве одного из доводов жалобы А.В. Горшкова указывала на чрезмерно, по ее мнению, узкое толкование судами общей юрисдикции выражения "братья и сестры умершего", которое, как она полагала, должно включать в себя не только родных, но и двоюродных братьев и сестер. Однако Конституционный Суд совершенно правильно счел такое толкование ст. 532 ГК РСФСР необоснованно расширительным и не соответствующим правовому содержанию этой нормы. К такому выводу Конституционный Суд пришел на основе логического толкования, указав, что изложенный в жалобе подход лишал бы всякого смысла установленный в той же ст. 532 ГК РСФСР принцип определения очередности наследования в зависимости от степени родства, поскольку родные братья и сестры в этом случае наследовали бы в одной очереди наравне с родственниками меньших (причем при строгом следовании предложенному подходу - неограниченно меньших) степеней родства - двоюродными, троюродными и т.д. братьями и сестрами.

Представляется, что в данном случае в логическом толковании не было особой необходимости. Достаточно было бы и грамматического толкования выражения "братья и сестры умершего" в их общепринятом значении. Дело в том, что согласно словарям русского языка (В.И. Даля, С.И. Ожегова) понятия "брат, сестра" и "двоюродный брат, двоюродная сестра" этимологически не совпадают. В первом случае имеются в виду полнородные и неполнородные (единокровные и единоутробные) дети одних и тех же родителей или родителя, в то время как во втором - дети родного дяди или тети. В лексике русского языка имеются и иные выражения, в которых используются слова "брат, сестра" (например, сводные, троюродные, внучатые, крестные, молочные, названые и т.д. братья и сестры), имеющие собственное значение, отличающееся от понятий собственно брата и сестры и в силу этого не подлежащее смешению с последними.

"КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС ИСПОРТИЛ ИХ"

Отступление от правил толкования закона неизбежно влечет искажение его точного смысла и оказывается, вследствие этого, нарушением закона. Проиллюстрируем сказанное на примере п. 8 ст. 60 Жилищного Кодекса РСФСР (ЖК), неправильное применение которой судами существенно отравило жизнь десяткам тысяч россиян, незаконно лишаемых на основании этой нормы права на жилое помещение. Речь идет о ст. 60 ЖК в том ее виде, в каком она формально существовала до внесения в нее изменений Федеральным законом от 17 апреля 2001 г., а фактически - до 23 июня 1995 г., когда Постановлением Конституционного суда РФ N 8-П были признаны неконституционными положения ч. 1 и п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК. Для более подробного рассмотрения этого вопроса приведем полный текст ч. 1 и 2 ст. 60 ЖК в ее редакции до 17 апреля 2001г.:

"Статья 60. Сохранение жилого помещения за временно отсутствующими гражданами

При временном отсутствии нанимателя или членов его семьи за ними сохраняется жилое помещение в течение шести месяцев.

Жилое помещение сохраняется за временно отсутствующими гражданами на более длительный срок в случаях:

  1. призыва на действительную срочную военную службу - в течение всего времени прохождения срочной военной службы, а также призыва офицеров из запаса на действительную военную службу на срок до трех лет - на период прохождения действительной военной службы; пребывания на действительной военной службе в качестве прапорщиков, мичманов и военнослужащих сверхсрочной службы - в течение первых пяти лет пребывания на действительной военной службе;
  2. временного выезда из постоянного места жительства по условиям и характеру работы (экипажи судов, работники геологических, изыскательских партий, экспедиций и т.п.), в связи с командировкой за границу либо с обучением (студенты, аспиранты и т.п.) - в течение всего времени выполнения данной работы или обучения;
  3. помещения детей на воспитание в государственное детское учреждение, к родственникам или опекунам (попечителям) - в течение всего времени их пребывания в этом учреждении, у родственников или опекунов (попечителей), если в жилом помещении, из которого выбыли дети, остались проживать другие члены семьи. Если в жилом помещении, из которого выбыли дети, не остались проживать члены их семьи и помещение предоставлено другим гражданам или вселение в это помещение невозможно по иным причинам, то по окончании срока пребывания детей в государственном детском учреждении, а также по достижении совершеннолетия детей, возвратившихся от родственников или опекунов (попечителей), они обеспечиваются жилой площадью исполнительным комитетом местного Совета народных депутатов (пункт 2 статьи 37);
  4. выезда в связи с выполнением обязанностей опекуна (попечителя) - в течение всего времени выполнения этих обязанностей;
  5. выезда для лечения в лечебно - профилактическом учреждении - в течение всего времени пребывания в нем;
  6. помещения в лечебно - трудовой профилакторий - в течение всего времени нахождения в нем;
  7. заключения под стражу - в течение всего времени нахождения под следствием или судом;
  8. осуждения к лишению свободы на срок свыше шести месяцев, ссылке или высылке - до приведения приговора в исполнение".

Российские суды общей юрисдикции, применяя п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК, истолковывали его весьма оригинально. Они считали, что лишь п. 1 - 7 ч. 2 ст. 60 ЖК связывают сохранение гражданином права на жилое помещение с продолжительностью его временного отсутствия, в то время как п. 8 этой статьи связывает утрату (а не сохранение) гражданином права на жилое помещение не с продолжительностью такого отсутствия, а с самим фактом осуждения гражданина к лишению свободы на срок свыше шести месяцев и моментом приведения приговора в исполнение. Таким образом, гражданин мог до приведения приговора в исполнение вообще не отсутствовать в жилом помещении (если ни орган предварительного следствия, ни суд не избирали ему меру пресечения в виде содержания под стражей), и тем не менее в момент приведения приговора в исполнение, то есть в момент поступления осужденного в распоряжение органа, на который возложена эта обязанность, осужденный утрачивал право на жилое помещение. Иными словами, российские суды, по существу, исходили из того, что п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК вводил дополнительное наказание, не предусмотренное УК.

Прежде чем перейти к анализу правомерности такого толкования, следует сказать несколько слов об упомянутом выше Постановлении Конституционного Суда РФ от 23 июня 1995 г., значение которого для защиты конституционных прав и свобод граждан трудно переоценить. Конституционный Суд пришел к выводу, что временное непроживание лица в жилом помещении по любым основаниям, в том числе в связи с осуждением его к лишению свободы, само по себе не может свидетельствовать о ненадлежащем осуществлении нанимателем своих жилищных прав и обязанностей и служить самостоятельным основанием для лишения права пользования жилым помещением. Что касается п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК, то он, как отметил Конституционный Суд, фактически вводит не предусмотренное уголовным законодательством дополнительное наказание в виде лишения жилплощади, приводит к дискриминации в жилищных правах отдельных категорий граждан по признаку наличия у них судимости и в силу этого нарушает гарантируемый государством принцип равенства прав и свобод человека и гражданина (ч. 1 и 2 ст. 19 Конституции РФ).

В итоге рассмотрения дела Конституционный Суд признал положения ч. 1 и п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК, допускающие лишение гражданина (нанимателя жилого помещения или членов его семьи) права пользования жилым помещением в случае временного отсутствия, не соответствующими ч. 1 ст. 40 и ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, а положение п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК - также ст. 19 и ч. 1 ст. 46 Конституции РФ, указав при этом, что временное отсутствие гражданина (нанимателя жилого помещения или членов его семьи), в том числе в связи с осуждением к лишению свободы, само по себе не может служить основанием лишения права пользования жилым помещением.

Поскольку мы уделили внимание Постановлению Конституционного Суда, следует обратить внимание на забавное и необъяснимое в рамках здравого смысла обстоятельство, определенным и далеко не лучшим образом характеризующее современного российского законодателя. Дело в том, что основу ст. 60 ЖК составляет ее первая часть, поскольку она устанавливает общее правило, и последующие части этой статьи касаются лишь условий и порядка отступления от этого общего правила. Часть 1 ст. 60 ЖК была признана Конституционным Судом утратившей силу, что повлекло фактическую утрату силы всей ст. 60 ЖК, поскольку без первой части ст. 60 ЖК утрачивает какой бы то ни было смысл и не может применяться. Конституционный Суд не признал всю ст. 60 ЖК утратившей силу лишь потому, что он был формально связан рамками обращения заявителей, которые ставили вопрос не о ст. 60 ЖК в целом, а лишь о ее ч. 1 и п. 8 ч. 2.

Тем не менее неразрывную связь ч. 1 и ч. 2 ст. 60 ЖК (более подробно на этой связи мы остановимся ниже) отметил и сам Конституционный Суд. И все же Федеральным законом от 17 апреля 2001 г. законодатель вносит изменения только в п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК, причем делает это не в связи с Постановлением Конституционного Суда, а всего лишь в целях реализации ст. 6 Федерального закона "О введении в действие Уголовно - исполнительного кодекса РФ", то есть вносит изменения в заведомо недействующую норму, по существу, игнорируя Постановление Конституционного Суда, которое, согласно ст. 79 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде РФ", является окончательным, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно и действует непосредственно.

Конституционный Суд рассматривал соответствие оспариваемых положений ст. 60 ЖК Конституции РФ с точки зрения того смысла, который придавался им правоприменительной практикой. Однако он не рассматривал (и не управомочен был рассматривать) вопрос о том, соответствовал ли этот "смысл" действительному смыслу ст. 60 ЖК, то есть правильно ли истолковывали эту норму суды общей юрисдикции с точки зрения принципов толкования закона. Перейдем к рассмотрению этого вопроса и обратимся вновь к тексту ч. 1 и ч. 2 ст. 60 ЖК.

Что представляет собой ч. 2 ст. 60 ЖК с грамматической точки зрения? Она является законченным повествовательным бессоюзным сложным предложением. На то, что ч. 2 ст. 60 ЖК является именно законченным предложением, указывает наличие завершающего знака препинания - точки - лишь в конце всей группы слов, составляющих ч. 2 ст. 60 ЖК. В нем есть общая часть "Жилое помещение сохраняется за временно отсутствующими гражданами на более длительный срок в случаях:", которая сочетается в равной степени с каждым из восьми абзацев. Это сложное предложение без изменения его грамматического назначения можно разбить на восемь простых предложений. В этом случае соответствующее п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК простое предложение будет иметь следующий вид: "Жилое помещение сохраняется за временно отсутствующими гражданами на более длительный срок в случае осуждения к лишению свободы на срок свыше шести месяцев, ссылке или высылке - до приведения приговора в исполнение".

Это простое предложение неразрывно, с чем согласился и Конституционный Суд, связано с ч. 1 ст. 60 ЖК. Эта неразрывная связь обусловлена тем, что ч. 2 ст. 60 ЖК устанавливает случаи отступления от общего правила ч. 1 ст. 60 ЖК, согласно которому при временном отсутствии нанимателя или членов его семьи за ними сохраняется жилое помещение в течение шести месяцев. Наличие ч. 1 ст. 60 ЖК позволяет законодателю во второй части этой статьи не указывать специально, по сравнению с каким сроком оказывается более длительным тот срок, о котором идет речь в ч. 2 ст. 60 ЖК. Однако без ущерба для грамматического назначения и логического смысла мы вполне можем сделать и это, получив окончательный вид соответствующего п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК простого предложения: "Жилое помещение сохраняется за временно отсутствующими гражданами на более длительный чем шесть месяцев срок в случае осуждения к лишению свободы на срок свыше шести месяцев, ссылке или высылке - до приведения приговора в исполнение". В таком виде предложение, соответствующее п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК, уже оказывается пригодным для самостоятельного грамматического толкования.

Что же проделывали суды общей юрисдикции с этим предложением, как они его "истолковывали"? Они, по существу, заменяли его совершенно другим правилом, которое формулировалось следующим образом: "Права гражданина на занимаемое жилое помещение прекращается в случае осуждения его к лишению свободы, ссылке или высылке на срок свыше шести месяцев". Нетрудно видеть, что по сравнению с п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК это правило отстоит на дистанцию огромного размера. Законодатель в ст. 60 ЖК говорил только о последствиях временного отсутствия гражданина, но суды игнорировали это установленное законодателем правило и вводили свое собственное - о последствиях осуждения гражданина, тем самым совершенно открыто подменяя волю законодателя своим произволом, будучи, очевидно, совершенно и небезосновательно уверены в своей вседозволенности и безнаказанности.

Справедливости ради необходимо обратить внимание, что точный смысл п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК может показаться не вполне ясным, особенно при сопоставлении этого пункта с п. 1 - 7 ч. 2 ст. 60 ЖК. Если в п. 1 - 7 ч. 2 ст. 60 ЖК законодатель четко определяет период, в течение которого сохраняется право гражданина на жилое помещение в случае его временного отсутствия более шести месяцев, указывая на событие, с наступлением которого начинается течение соответствующего периода, и его продолжительность, то в п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК законодатель указывает на событие - осуждение к лишению свободы на срок свыше шести месяцев, но далее указывает не продолжительность соответствующего этому событию отсутствия, а лишь момент предполагаемого в силу закона начала такого отсутствия.

Следует заметить, что именно в таком направлении изменена сегодня редакция п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК Федеральным законом от 17 апреля 2001 г., в результате чего этот пункт сегодня выглядит следующим образом: "8) осуждения к лишению свободы - в течение всего срока отбывания наказания". В такой редакции эта норма действительно выглядит совершенно ясной и разумной, хотя практическая ценность этой корректировки оказывается нулевой в связи с фактической утратой силы ст. 60 ЖК в целом по причинам, обсуждавшимся выше (Постановление Конституционного Суда РФ от 23 июня 1995 г.).

Однако недостаточная ясность п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК ни в коей мере не может служить оправданием того необузданного беззакония, которое учиняли под прикрытием этой неясности суды общей юрисдикции, произвольно изменяя текст нормы закона. Но, может быть, такое толкование было единственно возможным, и у судов общей юрисдикции просто не было иного выхода? Отнюдь нет. Отмеченная неясность была вполне устранима с помощью грамматического и логического толкования п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК в совокупности с п. 7 этой нормы без отклонения от ее текста. Дело в том, что законодатель вовсе не случайно изложил эти пункты в той последовательности, в какой они расположены в ч. 2 ст. 60 ЖК.

Напомним, что действие всей ч. 2 ст. 60 ЖК распространяется лишь на те случаи, когда временное отсутствие гражданина продолжается более шести месяцев. Осуждению гражданина по общему правилу предшествует предварительное следствие, и во всех случаях - судебное разбирательство, до завершения которых он не может быть признан виновным в совершении преступления, поэтому наступление отрицательных последствий для находящегося в таком статусе гражданина в силу принципа презумпции невиновности было недопустимо даже для российского законодателя образца 1983 г. (ЖК был принят 24 июня 1983 г.). Согласно установленной в ст. 46 УПК терминологии обвиняемый в совершении преступления гражданин именуется обвиняемым лишь до предания его суду; с момента предания его суду он именуется подсудимым, а после вынесения в отношении него обвинительного приговора он именуется осужденным.

Действие п. 7 ч. 2 ст. 60 ЖК рассчитано на гражданина, имеющего статус обвиняемого и подсудимого (в терминологии этой нормы - находящегося под следствием или судом), а действие п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК - на гражданина, приобретшего статус осужденного. Между тем между моментами приобретения гражданином статуса осужденного и приведения приговора в исполнение имеется разрыв во времени, поскольку, согласно ст. 328 и 356 УПК, статус осужденного приобретается в момент провозглашения обвинительного приговора, а приводится в исполнение приговор лишь по вступлении его в законную силу, то есть не ранее истечения семи суток со дня его провозглашения, а если подана кассационная жалоба или протест - то лишь после их рассмотрения и оставления без удовлетворения.

Хотя ст. 333 УПК в его редакции на момент принятия ЖК устанавливала довольно короткие сроки для рассмотрения дела в кассационной инстанции (не позднее десяти суток, а Верховным Судом РСФСР - не позднее двадцати суток с момента поступления дела), тем не менее рассмотрение дела в кассационной инстанции могло быть отложено при наличии достаточных к тому оснований (неизвещение участников процесса о дне заседания; обоснованное ходатайство защитника или других лиц об отложении дела слушанием; поступление дополнительных жалоб или протеста, требующих времени для ознакомления с ними; принятия судом решения об истребовании дополнительных материалов и т.п.).

Поэтому в принципе срок пребывания гражданина в статусе осужденного до вступления приговора в законную силу, обращения его к исполнению и приведения в исполнение мог составить более шести месяцев. Именно на такой случай был рассчитан п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК, если следовать принципу законности и придерживаться точного текста этой нормы. Может возникнуть вопрос: зачем же законодатель упоминает в этом пункте об осуждении на срок именно свыше шести месяцев, если имеет в виду лишь время пребывания осужденного под стражей с момента провозглашения приговора до момента приведения его в исполнение? Однако и на этот вопрос легко ответить, оставаясь в рамках действующего в период принятия ЖК уголовного законодательства.

Пребывание осужденного под стражей до вступления приговора в законную силу рассматривалось как предварительное заключение, которое согласно ст. 47 УК РСФСР 1960 г. зачитывалось в срок наказания при осуждении к лишению свободы из расчета день за день. Аналогичное правило установлено в п. 4 ст. 72 действующего УК РФ. Поэтому если гражданин был бы осужден к лишению свободы на срок менее шести месяцев и при этом содержался под стражей до рассмотрения дела в кассационной инстанции, то при продолжительности этого периода более шести месяцев наказание оказалось бы отбытым еще до завершения рассмотрения кассационной жалобы или протеста и приговор не подлежал бы приведению в исполнение.

Таким образом, для целей применения ст. 60 ЖК правовое значение имело лишь осуждение на срок свыше шести месяцев, то есть на такой срок, при котором вступивший в силу спустя более чем шесть месяцев с момента вынесения обвинительный приговор все еще подлежал бы приведению в исполнение, вследствие чего временное отсутствие гражданина в жилом помещении продолжалось бы уже в процессе исполнения вступившего в законную силу приговора.

Что касается временного отсутствия гражданина после приведения приговора в исполнение, то о таком отсутствии в ч. 2 ст. 60 ЖК вообще не упоминается, поэтому здесь подлежал применению установленный в ч. 1 ст. 60 ЖК предельный шестимесячный срок временного отсутствия, по истечении которого гражданин, продолжающий оставаться в местах лишения свободы, утрачивал право на жилое помещение.

Итак, грамматическое, логическое и систематическое толкование п. 8 ч. 2 ст. 60 ЖК в его прежней редакции вполне позволяло дать его толкование без отступления от буквального смысла этой нормы. Однако российские суды предпочли пойти по пути явного извращения буквального смысла закона и тем самым причинили существенный вред правам и охраняемым законом интересам большого числа граждан. Напомним, что в советский период жилищный вопрос представлял наибольшую остроту для подавляющего большинства россиян с точки зрения их материального положения (эта ситуация, к сожалению, вряд ли изменилась к лучшему и в настоящее время).

ОШИБКИ В ЗАКОНЕ

Иногда неясность нормы или ее противоречие другим нормам могут быть обусловлены ошибками или неточностями, допущенными при составлении нормативного акта, которые могут быть явными или скрытыми. В последнем случае такие ошибки могут быть выявлены путем логического толкования закона. Приведем некоторые примеры норм действующего ГК, где, как представляется, есть такие ошибки и неточности. Рассмотрим текст первого абзаца п. 1 ст. 723 ГК:

"Статья 723. Ответственность подрядчика за ненадлежащее качество работы

  1. В случаях, когда работа выполнена подрядчиком с отступлениями от договора подряда, ухудшившими результат работы, или с иными недостатками, которые делают его непригодным для предусмотренного в договоре использования либо при отсутствии в договоре соответствующего условия непригодности для обычного использования, заказчик вправе, если иное не установлено законом или договором, по своему выбору потребовать от подрядчика:".

Здесь ошибка, допущенная при изложении текста нормы, очевидна, поскольку в ней говорится об отсутствии в договоре некоего "условия непригодности для обычного использования". Подобный оборот в гражданском законодательстве не встречается, и придать этому словосочетанию здравый смысл в контексте процитированного абзаца посредством русского языка вряд ли возможно. На эту ошибку уже обращалось внимание в юридической литературе. Так, например, Т.Л. Левшина, старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения, комментируя ст. 737 ГК, указывает, что в п. 1 ст. 723 ГК допущена редакционная ошибка, затрудняющая уяснение его смысла и состоящая в том, что вместо "непригодным" написано "непригодности". При этом Т.Л. Левшина ссылается также на п. 2 ст. 713 ГК, где имеется аналогичная и, по ее мнению, правильная формулировка, в которой употреблен оборот "непригодным" (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй / Под ред. О.Н. Садикова, М., 1999, с. 290).

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (части второй) (под ред. О.Н. Садикова) включен в информационный банк согласно публикации - М.: Юридическая фирма КОНТРАКТ, Издательская группа ИНФРА-М-НОРМА, 1997.

С мнением Т.Л. Левшиной можно практически полностью согласиться, особенно принимая во внимание, что многие сотрудники Института законодательства и сравнительного правоведения принимали активное участие в разработке ГК. Следует, правда, заметить, что и текст п. 2 ст. 713 ГК не избавлен от редакционной ошибки, поскольку правила грамматики русского языка, на которых мы здесь не будем останавливаться подробно, требуют, чтобы перед словами "непригодным" в п. 2 ст. 713 ГК стояло тире. Завершая рассмотрение вопроса о первом абзаце п. 1 ст. 723 ГК, приведем правильную редакцию оборота, в котором допущена ошибка: "... либо, при отсутствии в договоре соответствующего условия, - непригодным для обычного использования, заказчик вправе...".

В приведенном примере есть все основания считать ошибку в законе явной. Но далеко не всегда ошибки носят явный характер. Проиллюстрируем сказанное на примере п. 1 ст. 500 ГК, для чего приведем текст этого пункта, а также, для сравнения, текст ст. 493 ГК:

"Статья 493. Форма договора розничной купли - продажи

Если иное не предусмотрено законом или договором розничной купли - продажи, в том числе условиями формуляров или иных стандартных форм, к которым присоединяется покупатель (статья 428), договор розничной купли - продажи считается заключенным в надлежащей форме с момента выдачи продавцом покупателю кассового или товарного чека или иного документа, подтверждающего оплату товара. Отсутствие у покупателя указанных документов не лишает его возможности ссылаться на свидетельские показания в подтверждение заключения договора и его условий.

Статья 500. Цена и оплата товара

  1. Покупатель обязан оплатить товар по цене, объявленной продавцом в момент заключения договора розничной купли - продажи, если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или не вытекает из существа обязательства".

Из содержания ст. 493 ГК следует, что договор розничной купли - продажи является реальным, в отличие от обычного договора купли - продажи, который является консенсуальным (ст. 454 ГК). Такой вывод следует из указания в ст. 493 ГК на совпадение момента заключения договора розничной купли - продажи с моментом выдачи документа, подтверждающего оплату товара. Отсюда вытекает, что в момент заключения этого договора должна быть произведена оплата товара, и если даже такая оплата по каким-либо причинам не сопровождалась выдачей документа, подтверждающего факт оплаты, договор тем не менее считается заключенным. Таким образом, в соответствии со ст. 493 ГК для заключения договора розничной купли - продажи необходима передача имущества в виде одной из разновидностей вещей - денег, поэтому такой договор является реальным (п. 2 ст. 433 ГК).

Сказанное позволяет, с учетом ст. 454 и 492 ГК, определить договор розничной купли - продажи в общем случае как договор, по которому продавец, осуществляющий предпринимательскую деятельность по продаже товаров в розницу, обязуется передать покупателю оплаченный им товар, предназначенный для не связанного с предпринимательской деятельностью использования, а покупатель обязуется принять этот товар. Таким образом, основное отличие договора розничной купли - продажи от обычного договора купли - продажи по содержанию состоит в том, что в договоре розничной купли - продажи отсутствует обязанность покупателя уплатить цену товара, так как оплата уже произведена в момент заключения договора.

Но уверенность в правильности сделанного вывода может несколько поколебаться, если обратиться к тексту п. 1 ст. 500 ГК, где говорится об обязанности покупателя оплатить товар по цене, объявленной продавцом в момент заключения договора розничной купли - продажи. Такая редакция создает впечатление, что по общему правилу продавец держит в тайне от покупателя цену товара, неожиданно сообщает ее лишь в момент заключения договора, после чего у покупателя возникает обязанность оплатить товар. Уяснение буквального смысла этой нормы затрудняется и тем, что завершает п. 1 ст. 500 ГК оборот "если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или не вытекает из существа обязательства".

Что же может быть предусмотрено в качестве "иного"? Следуя правилам грамматики русского языка, пришлось бы допустить, что покупатель обязан оплатить товар не по той цене, которая объявлена продавцом, - слишком абсурдное предположение, которое в силу этого вряд ли заслуживает серьезной критики. Кроме того, п. 1 ст. 500 ГК противоречит не только ст. 493 ГК, но также ст. 433 и 435 ГК.

Согласно п. 1 ст. 433 ГК договор признается заключенным в момент получения лицом, направившим оферту (в случае договора розничной купли - продажи - продавцом) ее акцепта. В соответствии с п. 1 ст. 435 ГК оферта должна содержать существенные условия договора, одним из которых для договора розничной купли - продажи, как следует, в частности, из самой ст. 500 ГК, является цена товара. Если исходить из текста ст. 500 ГК, получается, что покупатель, производя акцепт оферты, еще не знает цены товара, поскольку она будет объявлена ему продавцом лишь в момент получения последним акцепта. В такой ситуации оферту следовало бы считать несостоявшейся ввиду отсутствия в ней одного из существенных условий договора розничной купли - продажи - цены товара.

Отмеченные противоречия полностью устраняются, если предположить, что в тексте ст. 500 ГК законодатель забыл поставить запятую после слова "продавцом" и вместо слова "оплачивает" употребил выражение "обязан оплатить". Такая корректировка приводит п. 1 ст. 500 ГК в полное соответствие с другими вышеупомянутыми нормами ГК, а сам п. 1 ст. 500 ГК принимает следующую и, как представляется, правильную редакцию:

"1. Покупатель оплачивает товар по цене, объявленной продавцом, в момент заключения договора розничной купли - продажи, если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или не вытекает из существа обязательства".

* * *

В заключение следует заметить, что судя по тем многочисленным толкованиям и ожесточенным спорам, которые на протяжении тысячелетий вызывает Священное Писание, даже Господь Бог излагал свои мысли не вполне идеально, если не принимать в расчет редакционных погрешностей, которые мог допустить Моисей. Человеку, созданному по образу и подобию Создателя (это приходится допустить и в отношении современных российских законодателей), тем более свойственно ошибаться (Humanum est errare), но при этом не следует медлить с исправлением допущенных ошибок, ибо созданное человеком может быть им же, как правило, и исправлено.

Тем не менее российский законодатель проявляет непонятную медлительность в исправлении допущенных ошибок, в том числе и явных (например, в рассмотренной выше ст. 723 ГК). Достаточно сказать, что во вторую часть ГК изменения вносились уже дважды - Федеральными законами от 24 октября 1997 г. и от 17 декабря 1999 г., однако исправить допущенные ошибки или дать официальное аутентическое толкование (общеобязательное, так как такое толкование само по себе является законом) упомянутых в настоящей статье норм ГК законодатель пока, то есть на протяжении более чем пяти лет с момента введения в действие второй части ГК, не счел нужным. Пока этого не произойдет, следует ориентироваться на доктринально - судебное толкование проблемных норм закона.