Мудрый Юрист

О военных преступлениях в системе законов и обычаев войны

Эфендиев О.Ф., доцент, кандидат юридических наук.

В понимании вопроса о сущности законов и обычаев войны весьма интересными и оригинальными представляются мысли, рассуждения Жана Питке, крупного современного швейцарского юриста-международника, изложенные в курсе, который был прочитан в Страсбургском университете (июль 1982 г.), когда он говорил, что "в действительности законы войны так же стары, как сама война, а война так же стара, как жизнь на земле".

"Даже современные натуралисты, - пишет далее Ж. Питке, - изучая низко развитый интеллект животного мира, выявили примитивные правила. Среди представителей одного вида животных, например, инстинкт агрессии обычно не доводит до убийства противника. Поединок регулируется определенными правилами: олени сражаются только с помощью рогов, а в драке между волками или собаками слабый сдается, подставляя иногда при этом глотку победителю, который воздерживается от смертельной хватки... Кодекс чести не позволял воинам сдаваться, они должны были победить или умереть без всякой пощады. Однако даже в этот период (при "законах джунглей"), особенно среди оседлых народов, мы находим следы попыток смягчить ужасы войны. Археологи обнаружили, что за раненными в бою в эпоху неолита ухаживали, многие скелеты являют собой доказательства того, что уже практиковались вправления суставов и даже трепанация черепов" <1>.

<1> Питке Ж. Развитие и принципы международного гуманитарного права. М.: МККК, 1994. С. 11.

В современной международно-правовой доктрине и науке преобладающим является мнение, согласно которому под военными преступлениями понимаются такие международные деяния (действия) субъектов, которые нарушают общепризнанные законы и обычаи войны. Сами по себе военные преступления могут выражаться в различных противоправных деяниях (действиях), использовании средств и методов войны, которые запрещены действующими положениями, нормами международного права. К ним, как известно, относятся такие, как бессмысленное разрушение городов и других населенных пунктов, уничтожение культурных ценностей, являющихся общим достоянием человечества, жестокое обращение с военнопленными, ранеными и больными, а также с мирным населением и др.

В русскоязычной международно-правовой литературе вопросы, касающиеся ответственности за нарушение законов и обычаев войны в их историческом аспекте развития, нашли достаточно глубокое освещение и отражение в трудах различных юристов-международников <2>.

<2> См., например: Коровин Е.А. К пересмотру Женевской конвенции // Советское право. 1925. N 3. С. 52 - 54; Левин Д.Б. Нарушение законов и обычаев сухопутной войны во время Второй мировой войны // Оппенгейм Л. Международное право. Т. 2. Споры. Война. Полутом 1. М., 1949. С. 426 - 433; Полторак А.И., Бахов А.С., Гаранин Е.И. Законы и обычаи войны. М.: Военно-юридическая академия, 1952; Рубаник К.П. Гаагская конвенция 1954 г. о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта // Советское государство и право. 1957. N 8. С. 117 - 120; Фуркало В.В. Международная защита гражданского населения в условиях вооруженных конфликтов. Киев: КГУ, 1986; и др.

Опыт войн, вооруженных конфликтов в мировом масштабе подтверждает в своей сущности тот факт, что преступная их цель определяет преступные методы ее ведения. Действительно, государство-агрессор, развязавшее несправедливую войну, ставит перед собой преступные цели, которые не могут быть достигнуты законными средствами и методами военных действий. И наоборот, при справедливых освободительных войнах соблюдаются требования международного права, поскольку гуманная война, как правило, исключает преступные методы ее ведения.

Одна из особенностей заключается в том, что международно-правовое запрещение агрессивных войн само по себе еще не ведет к ликвидации из общественной жизни причин, которые порождают вооруженные конфликты. Хотя существует международно-правовое запрещение использования вооруженной силы в межгосударственных отношениях, государства нередко прибегают к ней для разрешения возникающих между ними споров и конфликтов. Это обстоятельство обусловливает необходимость правового регулирования общественных отношений, возникающих в ходе вооруженного конфликта, в целях его максимально возможной гуманизации.

Другая особенность заключается в том, что в результате длительного процесса кодификации и прогрессивного развития международного права сложились специальные принципы, которыми участники вооруженных конфликтов обязаны руководствоваться при всех обстоятельствах. К ним относятся следующие принципы:

Сложившиеся в международном праве законы и обычаи войны, как правило, были направлены на ограничение произвола воюющих, чтобы по мере возможности гуманизировать войну. Итак, война или любой вооруженный конфликт порождают определенные правоотношения как между воюющими сторонами, так и между воюющими и не участвующими в конфликте сторонами. Законы и обычаи войны превратились в самостоятельную отрасль международного права, в совокупность конвенционных и обычных юридических норм, регулирующих отношения между участвующими в вооруженном конфликте субъектами. Эти отношения могут сложиться по разным причинам и обстоятельствам, например по поводу применения средств и методов ведения вооруженной борьбы, защиты раненых, больных, гражданского населения, устанавливающих ответственность государств и отдельных лиц за нарушение этих норм. Поэтому даже при существовании самой опасности вооруженных конфликтов и признания агрессии как международного преступления общепризнанные законы и обычаи войны как целая система мер ограничения произвола воюющих и защита жертв войны должны эффективно применяться.

Несостоятельными в смысле возможной гуманизации ведения вооруженной борьбы выглядят попытки сторонников произвола в поисках компрометации законов и обычаев войны утверждать, что технический прогресс в военном деле привел к созданию таких разрушительных средств ведения вооруженной борьбы, применение которых якобы лишает реальности всю систему законов и обычаев войны <3>.

<3> См.: Ogburn W. Introductory Ideas on Inventions and the State // Technology and International Relations. Chicago, 1949. Р. 3; Oppengheim L. International Law. Vol. II. L., 1950. Р. 171; International Law. Trials of war criminals before military Tribunals. Vol. VIII. 8th edition by Lauterpacht. H., New-York, 1963. Р. 171.

К числу наиболее важных источников права на ведение войны следует отнести в первую очередь Гаагские конвенции 1899 и 1907 гг. о законах и обычаях сухопутной войны, о бомбардировке морскими силами во время войны, о правах и обязанностях морских держав в случае морской войны и некоторые другие. Всего в Гааге было принято 13 конвенций и Декларация о запрещении метания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров. Среди других важных источников, касающихся законов и обычаев войны, следует отметить также Декларацию об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль, подписанную в 1868 г. в Санкт-Петербурге.

Принятые Гаагские конвенции сыграли решающую роль в формировании законов и обычаев войны как совокупности принципов и норм международного права, регулирующих отношения между государствами по вопросам, связанным с ведением войны. Ограничивая выбор средств и методов вооруженной борьбы, запрещая применение наиболее жестоких из них, устанавливая уголовную ответственность за военные преступления, законы и обычаи войны объективно содействуют гуманизации, ограничению масштабов вооруженных конфликтов.

Однако наряду с достоинствами большинство из принятых Гаагских документов обладали рядом недостатков. Один из них касался того, что они содержали так называемую оговорку всеобщности - clausula si omnes, согласно которой положения Конвенции были обязательны "лишь для договаривающихся держав и только в том случае", если воюющие в ней участвуют (IV Гаагская конференция о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., ст. 2). В связи с этим если в войну вступало государство, не являющееся участником Конвенции, то она переставала действовать даже в отношениях между ее участниками. К слову сказать, последующая нормотворческая практика государств пошла по пути отказа от этой оговорки.

Итак, принято считать, что впервые проблема ответственности субъектов за нарушение законов и обычаев войны была поставлена и частично разрешена в одной из Гаагских конвенций 1907 г.

Однако еще в 1864 г. в Женеве была заключена Международная конвенция "Об улучшении во время сухопутной войны участи раненых и больных воинов". Но ни в этой Конвенции, ни в Декларации 1868 г. ничего не говорилось об ответственности государств, организаций и физических лиц за нарушение этих конвенций. Впервые попытка постановки вопроса об ответственности за нарушение законов и обычаев войны имела место в проекте международного договора об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях. Автором проекта являлся швейцарский юрист Муанье, который еще в 1872 г. предложил учредить Международный трибунал для предупреждения и преследования виновных в нарушении Женевской конвенции 1864 г. <4>.

<4> См.: Коркунов И.М. Международное право. Лекции, читанные в Военно-юридической академии. СПб., 1886. С. 238 - 240.

В соответствии со статьями проекта воюющие стороны могли обращаться в Международный трибунал с жалобой на нарушителей Конвенции. Трибунал должен был состоять из пяти членов: два - от воюющих сторон, три - от нейтральных стран по жребию. Если нейтральное государство, имеющее в трибунале представителя, вступило в войну, то назначенный им арбитр выбывал из состава трибунала и по жребию заменялся представителем другого нейтрального государства - ст. 2 проекта. Трибунал был правомочен рассматривать дела только по жалобам воюющих сторон; установив виновных, трибунал определял наказание в соответствии с дополнительным к Женевской конвенции соглашением - ст. 4; кроме осуждения к наказанию трибунал мог осудить к возмещению пострадавшему причиненного ущерба. Вместе с тем проект <5> предусматривал ответственность за исполнение приговора правительства того государства, гражданином которого являлся осужденный.

<5> Revue de droit international et de lejislation compare. T. IL. Paris, 1882. Р. 325 - 346.

Следующей попыткой определения ответственности за нарушение законов и обычаев войны был проект Международной конвенции о законах и обычаях войны, который был представлен Россией в 1874 г. на Брюссельской конференции <6>. В проекте, в частности, говорилось, что "в случае несоблюдения неприятелем законов и обычаев войны, определенных... конвенцией, противная сторона... может прибегнуть к репрессиям, не упуская, однако, из виду требования человеколюбия". Однако такая постановка вопроса не нашла поддержки на этой конференции.

<6> Мартенс Ф.Ф. Восточная война и Брюссельская конференция 1874 - 1878 гг. Приложения. СПб., 1879. С. 2.

Первая мирная конференция, проходившая в 1899 г. в Гааге, приняла три важных международно-правовых документа того времени, но ни в одном из них не отражен вопрос об ответственности государства, правительства и физических лиц за нарушение основных положений Декларации.

Определенный позитивный шаг в этом направлении был сделан в 1906 г., когда была заключена Женевская конвенция об улучшении участи раненых и больных, в которой была сделана очередная попытка решить вопрос об ответственности за нарушение положений конвенций. В этой связи обращает на себя внимание положение ст. 28 Конвенции, где сказано, что "правительства, подписавшие Конвенцию, обязуются... принять или предложить на утверждение своих законодательных учреждений, в случае недостаточности их военно-уголовных законов, необходимые меры для преследования во время войны отдельных случаев грабежа и дурного обращения с ранеными и больными армий". Как видно, в данной Конвенции впервые был поставлен вопрос об ответственности физических лиц как прямых нарушителей основных ее положений. Вопрос об ответственности государств за нарушение Конвенции по-прежнему оставался нерешенным.

Данный вопрос не был поставлен и не был решен также наукой международного права изначально. В свое время Гуго Гроций в сочинении "О праве войны и мира" различал международные обязательства государства, возникающие из договора и из деликта. Как отмечал Г. Гроций, "правонарушением мы называем всякую вину, состоящую как в действии, так и в воздержании от действия... В силу такой вины возникает естественное обязательство при наличии ущерба, а именно - обязательство возместить его" <7>. Поэтому можно сказать, что вопрос о международной ответственности за правонарушения в общей форме был поставлен Г. Гроцием, а вопрос об ответственности за нарушение правил, обычаев войны остался нерешенным даже в его специально посвященном войне сочинении.

<7> Гроций Г. О праве войны и мира. М.: Госюриздат, 1956. С. 419.

В последующем в международно-правовой науке и доктрине проблема ответственности за нарушение законов и обычаев войны не затрагивалась и не решалась каким-либо образом. Однако некоторые юристы, как, например, русский ученый Ф. Лист, исходили из того, что государство отвечает за действия главы и министра иностранных дел, послов и консулов, а также за действия своих военачальников во время войны.

Очевидно, что к началу XX столетия проблема ответственности государства за нарушение законов и обычаев войны продолжала оставаться нерешенной ни практикой, ни наукой международного права.

Определенный интерес как в теоретическом, так и в практическом отношении представляет происходившая в 1907 г. в Гааге Вторая мирная конференция, которая была посвящена выработке международно-правовых норм ведения военных действий. Достижением данной конференции можно считать принятие специальной Конвенции "О законах и обычаях сухопутной войны", в которой впервые была зафиксирована норма, обязывающая "воюющую сторону, которая нарушит постановления данного Положения, возместить убытки, если к тому есть соответствующие основания. Она будет ответственна за все действия, совершенные лицами, входящими в состав ее вооруженных сил" - ст. III Конвенции.

Несмотря на относительно прогрессивный характер этой статьи, текст ее во многом казался неопределенным. Например, из статьи неясно, кто и как будет определять "соответствующие основания" возмещения убытков: сама ли потерпевшая сторона или какой-то специальный международный орган. Или другие вопросы. В каких размерах и в каком виде будут возмещаться убытки? И вообще: возместимы ли и в каком виде такие преступные действия, как истязания, пытки, насилия и убийства раненых и больных военнопленных и гражданского мирного населения? Кроме того, из положения п. 2 ст. III, по которой сторона "будет ответственна за все действия, совершенные лицами, входящими в состав ее вооруженных сил", неясно, в чем должна выражаться эта ответственность, каковы должны быть ее форма и последствия.

В Конвенции вместе с тем ничего не сказано об ответственности правительства, генерального штаба, которые, как это требует ст. I, должны дать специальные поручения (наказы) своим сухопутным силам в соответствии с включенным в Конвенцию Положением о законах и обычаях сухопутной войны, и что немаловажно: в Конвенции не затронут вопрос об ответственности физических лиц - непосредственных нарушителей законов и обычаев войны, т.е. лиц, совершивших военные преступления. Названные существенные недостатки Конвенции снижают ее ценность и значимость.

В качестве положительного фактора можно отметить то, что вопрос об ответственности, прежде всего государств, за нарушение законов и обычаев войны в Конвенции был решен частично.

Несмотря на то что в последующем, в частности в период между Первой и Второй мировыми войнами, были приняты новые конвенции и другие документы о законах и обычаях войны, однако ключевые вопросы - об ответственности государств, правительств, организаций и физических лиц - не нашли в них должного освещения и отражения. Например, в Вашингтонском договоре 1922 г. о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых и иных газов и аналогичных жидкостей, материалов и составов не регламентировался вопрос об ответственности за нарушение этих запретов <8>. Данная проблема не была урегулирована и Женевским протоколом "О запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств" (от 17 июня 1925 г.) <9>. Как отмечалось в этом Протоколе, подписанном 37 государствами, "в целях повсеместного признания вошедшим в международное право сего запрещения, равно обязательного для совести и практики народов, государства-участники... признают это запрещение, соглашаются распространять это запрещение на бактериологические средства ведения войны и договариваются считать себя связанными по отношению друг к другу условиями этой декларации" <10>.

<8> История дипломатии. Т. III. М.: Госполитиздат, 1965. С. 238 - 248.
<9> См.: Законы и обычаи войны: Сборник документов. М.: Юриздат, 1942. С. 17 - 20.
<10> См.: Четыре Женевских конвенций о законах и обычаях войны 1996 - 1997 гг. // Действующее международное право: В 3 т. Т. 3. М.: МНИМП. С. 3 - 23.

Одним из достижений Женевского протокола 1925 г. как многостороннего международного договора является юридическое запрещение применения химического и бактериологического оружия. Установив данное запрещение, Протокол тем самым ввел в международное право принцип недопустимости применения оружия массового уничтожения, подразумевая при этом соответствующую ответственность субъектов за его нарушение.

Определенным вкладом в дальнейшее становление международно-правового института и принципа ответственности за нарушение законов и обычаев войны следует рассматривать положения другого важного документа - Женевской конвенции "Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях" 1929 г. <11>.

<11> См.: Дипломатический словарь: В 3 т. Т. 1. М.: Госполитиздат, 1960. С. 509 - 510.

Обращают на себя внимание положения некоторых статей этой Конвенции. Например, в ст. 29 говорится о том, что правительства Договаривающихся Сторон "примут или предложат на утверждение своих законодательных учреждений в случае недостаточности их уголовных законов необходимые меры для преследования во время войны всякого действия, противоречащего постановлениям настоящей Конвенции".

Кроме того, указывалось также, что "по просьбе одного из воюющих должно быть начато расследование в порядке процедуры, подлежащей установлению между заинтересованными сторонами, по поводу всякого утверждения о нарушении Конвенции; как только нарушение будет доказано, воюющие пресекут его и примут меры к преследованию в возможно короткий срок" - ст. 30.

При всей привлекательности этих норм можно сказать, что, по существу, это лишь частичное, ограниченное решение вопроса об ответственности, поскольку, с одной стороны, в Конвенции не указывался конкретно субъект ответственности государств, а с другой - ничего не говорилось об ответственности государств, организаций (например, генерального штаба), физических лиц (военных преступников и других) за нарушение законов и обычаев войны.

Весьма оригинально к вопросу об ответственности за нарушение законов и обычаев войны подходил известный французский юрист-международник П. Фошиль, который в своем курсе "Вопросы публичного международного права" писал, в частности, что международное право будущего должно пойти дальше, возведя в общий и абсолютный принцип те меры, которые Версальский договор установил только для виновников преступлений, совершенных во время войны 1914 - 1918 гг. Он указывал, что в этом отношении необходима реформа существующего международного права <12>.

<12> Fauchille P. Treaite de droit international hublic. T. 1, 8-me ed. Paris, 1922. Р. 1066 - 1067.

В международно-правовой литературе периода между Первой и Второй мировыми войнами стали появляться научные работы, посвященные определению субъекта международного правонарушения, возникли новые подходы, направления, которые, по существу, признавали уголовную ответственность за международные преступления либо государства или физических лиц, либо и тех и других.

Одним из видных специалистов 30-х гг. нынешнего столетия, который активно отстаивал концепцию международной уголовной ответственности, являлся известный юрист-международник С. Бустаманте. Его вклад в развитие и становление института ответственности за нарушение законов и обычаев войны выражался, в частности, в том, что он строго отличал международную гражданскую ответственность государства как следствие нарушения международных обязательств от международной уголовной ответственности как последствия международного деликта, подпадающего под действие санкций.

С. Бустаманте полагал также, что деликт по международному уголовному публичному праву может быть совершен только субъектами этого права, т.е. международными юридическими лицами. Он фактически признавал, что акты отдельных лиц предшествуют деликту, но превращаются в него только тогда, когда государство связано с этими актами через свои действия или бездействие и когда эти последние порождают преступный результат <13>.

<13> Bustamante y Sirven s.a. Droit international public. T. IV. Paris, 1937. Р. 23 - 24.

Поэтому С. Бустаманте толковал международное уголовное право как совокупность принципов, определяющих права и обязанности членов международного общения, нарушение которых является международным преступлением и влечет за собой наказание. Он также пришел к выводу, что международное наказание или санкция есть ущерб, который наносится международной юридической личности, виновной в причинении ущерба, в целях защиты против непосредственных или косвенных намеренных и сознательных нарушений индивидуальных или коллективных прав другой международной юридической личности <14>.

<14> Ibid. Р. 42.

Этим, можно сказать, было определено одно из направлений, которые устанавливали уголовную ответственность государства за международный деликт, за нарушение законов и обычаев войны.

Однако несколько ранее отдельные юристы-международники, как, например, Н. Политис <15>, отстаивали позицию, согласно которой субъектами международной уголовной ответственности признавались только физические лица, которые как истинные виновники преступлений и должны были подлежать международному правосудию; государство же, по мнению Н. Политиса, несет только гражданско-правовую ответственность.

<15> Politis N. Les nouvelles tendencies du droit international. Paris, 1927. Р. 128 - 129.

Вместе с тем некоторые юристы-международники того времени, как, например, Сальдан, Левит, В. Пелла, являющиеся авторами проектов Международного уголовного кодекса, придерживались того мнения, что субъектами международной уголовной ответственности следует считать как государства, так и физических лиц.

Так, профессор В. Пелла (Румыния) в своей работе "Коллективная преступность государств и уголовное право будущего" охарактеризовал международное уголовное право как ответвление международного публичного права, которое определяет преступления, устанавливает наказания и предусматривает условия международной уголовной ответственности государства и индивидов <16>.

<16> Pella V. La criminalite collective des etates et le droiit penal de L'averir. Bucarest, 1925. Р. 173.

Особый интерес представляет мнение В. Пелла о том, что признание государства юридической личностью включает также признание его международной уголовной ответственности, поэтому государства могут рассматриваться как субъекты преступления.

Считая государство международной юридической личностью, В. Пелла как бы солидаризировался с С. Бустаманте, но вместе с тем полагал, что международное уголовное право не может оставлять в стороне важную часть ответственности, которая относится к некоторым физическим лицам в связи с преступными действиями государства. Он считал также, что преступления и проступки, совершенные государствами, могут породить два вида уголовной ответственности: коллективную - у государств и индивидуальную - у некоторых физических лиц <17>.

<17> Ibid. Pella V. Р. 42.

Несмотря на многочисленные дискуссии и различные теоретические споры в период между Первой и Второй мировыми войнами, в том числе по разработке положений международного уголовного правосудия, проблема ответственности государств, правительств, организаций и физических лиц за нарушение законов и обычаев войны продолжала оставаться неразрешенной.

Положения Гаагских конвенций были развиты четырьмя Женевскими конвенциями о защите жертв войны 1949 г., которые распространяли действие правил ведения войны на "вооруженные конфликты, не носящие международного характера", запретили не обусловленное военной необходимостью уничтожение имущества, принадлежащего частным лицам, государственным и общественным организациям. Здесь имеются в виду Конвенции: об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях; об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава военнослужащих на море; об обращении с военнопленными и о защите гражданского населения во время войны. Принятием этих Конвенций был сделан важный шаг в направлении установления правового режима гражданского населения в районах вооруженных конфликтов.

Обращает на себя внимание тот факт, что вскоре после принятия Женевских конвенций 1949 г. оказалось, что их нормы не всегда способны адекватно учитывать специфику вооруженных конфликтов в эпоху растущего научно-технического прогресса. Стало очевидным, что положения Конвенций применимы скорее к последствиям военных действий, нежели к их непосредственному ведению. Однако данный недостаток был устранен в 1977 г., когда к Женевским конвенциям 1949 г. были приняты два Дополнительных протокола (о защите жертв международных вооруженных конфликтов - протокол I и о вооруженных конфликтах немеждународного характера - протокол II) <18>.

<18> См.: Международное право в избранных документах. Т. III. М.: Международные отношения, 1957.

Международно-правовое значение Дополнительных протоколов заключается в том, что они имели целью устранить не соответствующий современным условиям разрыв между предписаниями норм, гарантирующих защиту жертв войны, и норм, касающихся средств и методов ведения войны. Следует отметить, что первый Дополнительный протокол значительно расширял сферу применения правил ведения войны, а второй - круг лиц, который пользовался покровительством правил ведения войны. Кроме того, если действие Женевских конвенций 1949 г. распространялось на случай "необъявленной войны или всякого другого вооруженного конфликта, возникающего между двумя или несколькими государствами", то положения документов 1977 г. распространялись и на войны, "в которых народы ведут борьбу против колониального господства и иностранной оккупации, против расистских режимов в соответствии со своим правом на самоопределение".

В современном международном праве действует также большая группа международно-правовых актов, которые регулируют средства и методы ведения войны.

В процессе кодификации и прогрессивного развития международного права, применимого в период вооруженных конфликтов, наряду с государствами важную роль играла и продолжает играть Организация Объединенных Наций, а также такие авторитетные неправительственные организации, как Международный комитет Красного Креста, Институт международного права и др.

Что касается предметов регулирования правил ведения войны, то ими являются специфические общественные отношения, которые складываются обычно между субъектами в ходе вооруженных конфликтов. На доктринальном уровне в целом является общепризнанным мнение, согласно которому под международным вооруженным конфликтом понимается вооруженное столкновение между государствами либо между национально-освободительным движением и метрополией, т.е. между восставшей (воюющей) стороной и войсками соответствующего государства. Различают также понятие вооруженного конфликта немеждународного характера, под которым обычно имеется в виду вооруженное столкновение антиправительственных вооруженных отрядов с вооруженными силами правительства, происходящее на территории какого-либо одного государства.

Понятие международного вооруженного конфликта как юридическая категория впервые дано в Женевских конвенциях 1949 г. Его появление наряду с понятием "война" способствовало возникновению большого количества вопросов теоретического и практического характера, споры по которым продолжаются до настоящего времени. Важность выработки единообразного подхода к разрешению этих вопросов обусловлена проблемой квалификации действий вооруженных сил в той или иной ситуации.

Рассматривая проблему соблюдения законов и обычаев войны в историческом аспекте, нельзя не учитывать и то, что до Второй мировой войны существовали отдельные международно-правовые документы <19>, осуждающие войну как средство национальной политики, объявляющие агрессивную войну не только незаконной, но и преступной. Однако это не мешало таким государствам, как, например, Германия, Италия, Япония, развязывать агрессивные войны, в том числе самую жестокую из них - Вторую мировую войну.

<19> История дипломатии. Т. III. С. 518 - 522.

Является очевидным и значительным тот факт, что Устав Международного военного трибунала и последующие документы внесли существенный и решающий вклад в дело совершенствования норм и принципов международного права в борьбе с агрессией, в дело запрещения использования вооруженных сил одного государства по отношению к другому, а также в дело урегулирования международных конфликтов мирными средствами. Принятие этих международно-правовых документов прекратило различные дискуссии о противоправности и правомерности в оценке агрессии, лучшим доказательством чему стали судебные процессы над главными военными преступниками (в Нюрнберге и Токио).

В последующем в отдельных случаях Организации Объединенных Наций благодаря усилиям миролюбивых государств удавалось даже предотвращать агрессивные действия некоторых государств. Вместе с тем следует учесть, что ни Устав ООН, ни Устав МВТ и другие документы не давали еще международно-правовые гарантии и защиту от агрессивных действий, которые были предприняты некоторыми государствами после принятия этих документов. В качестве примеров можно назвать американскую агрессию против корейского, малайского, вьетнамского народов; англо-франко-израильскую агрессию против Египта (в 1956 г.), Израиля против арабских стран (в 1967 г.), многостороннюю интервенцию во главе с США в Ираке ("Буря в пустыне") и другие акты агрессии.

Таким образом, исследование вопроса об ответственности за нарушение законов войны в историческом аспекте его развития, во всяком случае, на опыте вооруженных конфликтов XX столетия, позволяет сделать вывод о том, что существуют различные аспекты ответственности военных преступлений за международные правонарушения, которые совершены в процессе ведения военных действий государством, его органами или физическими лицами в отношении другого государства, его органов или физических лиц. А ответственность за нарушение законов и обычаев войны, закрепленных в конвенционном или договорном порядке, несут и государство как субъект международного публичного права, и правительство с его некоторыми органами (например, генеральным штабом вооруженных сил), и, наконец, физические лица (не только из числа военнослужащих, непосредственно ведущих военные действия).

В международном праве общепризнанным является положение об обязательствах, которые могут быть действенными только тогда, когда они выполняются. Это касается самого государства как субъекта международного права, его органов, которые всей своей деятельностью должны способствовать выполнению обязательств государства, а также физических лиц (в первую очередь военнослужащих), действия которых в период войны должны строго укладываться в рамки подписанной государством международной конвенции.

Иными словами, обязательства государств в случае нарушения законов и обычаев войны влекут ответственность самого государства, его органов, учреждений, а также его граждан независимо от того, принадлежат они к составу вооруженных сил или нет. В соответствии с данным обстоятельством, в частности, физические лица (военнослужащие) должны строго соблюдать правила ведения военных действий, при нарушении которых они могут стать субъектами международных правонарушений со всеми вытекающими из этого юридическими последствиями, включая уголовную ответственность за совершенные военные преступления.