Мудрый Юрист

Особенности законодательного определения преступления нормами советского уголовного законодательства 1917 - начала 1920-х годов

Кочкина Марина Владимировна - соискатель кафедры теории и истории государства и права Института права Самарского государственного экономического университета.

Преступление выступает основанием для наступления уголовной ответственности и назначения наказания. Рассматриваемое правовое явление является важнейшей характеристикой уголовного законодательства определенного исторического периода, ибо показывает особенности государственной борьбы с опасными проявлениями поведения человека.

Особый интерес для исследования представляет правовая регламентация категории "преступление", осуществленная советским уголовным законодательством 1917 - начала 1920-х годов. Это объясняется тем, что, во-первых, она была создана "с нуля" правосознанием трудящихся <1> на контрасте с буржуазным дореволюционным правом царской России и законодательством периода деятельности Временного правительства и впервые в мире наделена новым социалистическим содержанием и задачами. Во-вторых, в первые месяцы после проведения Великой Октябрьской социалистической революции данная категория была идеологически деформирована и способствовала борьбе пролетариата не только с криминальным элементом, но и с классовым врагом советской власти, выступала политико-правовым средством борьбы с социально опасными для советской власти элементами.

<1> Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М., 1955. С. 182.

Все вышеизложенное сказалось на законодательном закреплении категории "преступление" и позволило автору настоящей публикации отметить ее особенности.

В рассматриваемый период времени нормы советского уголовного законодательства не были должным образом систематизированы. Они представляли собой совокупность не связанных друг с другом актов центральных и местных органов советской власти - декретов, постановлений, распоряжений, инструкций, одновременно регламентировали положения уголовного права, процесса и судоустройства <2>. Отсутствие упорядоченности и какой бы то ни было унификации уголовно-правовых норм объяснялось низким уровнем юридической техники советского законодательства, наличием в нем пробелов и необходимостью использования норм советского уголовного законодательства в борьбе с классовым врагом в качестве политических репрессий. Указанные условия не позволяли законодательно закрепить понятие "преступления", поэтому до издания первой систематизации норм общей части уголовного права - Руководящих начал по уголовному праву 1919 года нормы советского уголовного законодательства использовали только термин "преступление", не раскрывая его содержания. Например, Декрет "О земле" указывал, что всякая порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом.

<2> См.: Декреты NN 1, 2, 3 о суде и другие акты.

Отдельные источники раскрывали понятие преступления как действий или бездействия, которые являлись общественно опасными и посягающими на советский общественный строй, социалистический правопорядок, общественную социалистическую собственность, личные и имущественные права советских граждан. Декрет "О введении государственной монополии на объявления" <3> говорил, что печатание всякого рода объявлений составляет монополию государства. Бывшие владельцы газет, издательств и контор, саботировавшие указанные мероприятия, а также скрывавшие денежные суммы, получаемые за объявления, подлежали уголовной ответственности и карались тюремным заключением на срок до трех лет с конфискацией имущества. Таким образом, действия бывших владельцев газет, издательств и контор, выражавшиеся в саботировании мероприятий советской власти, связанных с печатанием объявлений, признавались общественно опасным действием, то есть преступлением.

<3> СУ РСФСР. 1917. N 2.

В соответствии с Декретом Совета народных комиссаров "Об оставлении в силе обязательств, возложенных договором на контрагентов по поставкам и заготовкам продовольствия для армии" <4> уголовная ответственность устанавливалась в отношении контрагентов, не выполнявших договоров о поставках и заготовках продовольствия для армии, то есть допустивших преступное бездействие.

<4> СУ РСФСР. 1917. N 8.

Критерий общественной опасности выступал важнейшим признаком противоправного посягательства, отражал материальное определение преступления, раскрывая его классовый характер <5>. Как отмечалось в советской юридической науке, "материальное определение преступления означало раскрытие его подлинной социальной сущности. Оно указывает, на интересы какого класса посягают преступления, какой вред господствующим общественным отношениям они причиняют, каковы основания криминализации деяний" <6>.

<5> Буржуазное уголовное законодательство основывалось на формальном определении преступления. Оно впервые появилось во французском Уголовном кодексе 1791 года и понималось как виновно совершенное деяние, определенное и наказуемое по действующему уголовному закону. По мнению советских теоретиков права и криминалистов, формальное определение преступления является ограниченным, ибо не раскрывает социально-классовую сущность опасности преступления, не регламентирует оснований криминализации противоправных посягательств и не исключает применения аналогии.
<6> Советское уголовное право: Общая часть. Уч. / Под ред. Г.А. Кригера, Н.Ф. Кузнецовой, Ю.М. Ткаченко. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988. С. 44.

Исследование особенностей правового регулирования общественных отношений в рассматриваемый период позволяет отметить, что материально-классовое понимание преступления содержалось не только в нормах советского уголовного права, но и четко было сформулировано и определено в Обращении председателя СНК РСФСР В.И. Ленина к трудящимся от 6 ноября 1917 года <7>.

<7> Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 65 - 67.

Таким образом, получается, что включение классовой сущности в содержание рассматриваемого явления отражало не только особенности постреволюционного социалистического уголовного законодательства, но и показывало его отличие от норм буржуазного уголовного права, не обладавшего такими же качественными характеристиками <8>.

<8> Буржуазное уголовное законодательство основывалось на формальном определении преступления. Оно впервые появилось во французском Уголовном кодексе 1791 года и понималось как виновно совершенное деяние, определенное и наказуемое по действующему уголовному закону. По мнению советских теоретиков права и криминалистов, формальное определение преступления является ограниченным, ибо не раскрывает социально-классовую сущность опасности преступления, не регламентирует оснований криминализации противоправных посягательств и не исключает применения аналогии.

Позднее, а именно в 1919 году, в норме статьи 5 Руководящих начал по уголовному праву РСФСР советским законодателем было дано первое в истории советского уголовного права формальное определение преступления. Под ним понималось "нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным правом". Статья 6 источника конкретизировала предыдущую норму и определяла форму совершения деяния или, как говорит теория права, его объективную сторону. "Преступление, - говорилось в этой статье, - есть действие или бездействие, опасное для данной системы общественных отношений".

Исследование Руководящих начал позволяет прийти к выводу, что в содержащейся дефиниции преступления советский законодатель в отличие от ранее принятых источников привел понятие преступления, однако не смог достаточно четко раскрыть его классовое содержание, основанное на составе преступления, то есть на идее виновной ответственности лица. Основанием уголовной ответственности выступала социальная опасность противоправного посягательства и, соответственно, опасность лица, допускающего такое поведение, интересам советской власти.

Такая постановка вопроса способствовала использованию норм советского уголовного законодательства не только в борьбе с преступностью, но и с классовым врагом, превращая тем самым советское уголовное законодательство 1917 - начала 1920-х годов в средство правовой политики пролетариата с классовым врагом. Такую позицию советский законодатель объяснял временным характером постреволюционного советского уголовного законодательства, способного в должной мере обеспечить задачи социалистического строительства, и в частности в сфере правового регулирования.

Развитие материального определения преступления в Руководящих началах подтверждалось наличием статьи 16, устанавливающей, что "с исчезновением условий, в которых определенное деяние или лицо, его совершившее, представлялось опасным для данного строя, совершивший его не подвергается наказанию". В данном случае имелось в виду такое положение теории советского права, согласно которому малозначительность преступления допускала возможность освобождения от юридической ответственности в силу нецелесообразности реализации наказания.

Перечисленными нормами не исчерпывались положения Руководящих начал, определяющие содержание категории преступления. Нормативно-правовой акт в связи с отсутствием Особенной части не регламентировал принцип аналогии, предполагающий применение наказания к деянию, прямо не определенному уголовным законом, исключал принцип "Нет преступления и наказания без указания о том в законе".

Исследование норм статей 5 и 6 Руководящих начал позволяет отметить, что источник из всех элементов юридического состава преступления наиболее четко выделяет объект преступления и объективную сторону. Документ не содержал развернутого определения общего объекта преступления, а только рассматривал таковой как "систему общественных отношений", соответствующую интересам трудящихся масс, организовавшихся в господствующий класс в переходный от капитализма к коммунизму период диктатуры пролетариата.

Субъективные признаки юридического состава Руководящими началами применительно к преступлению четко не регламентировались. Это еще раз подтверждает идею социологической школы уголовного права, признававшей основанием для наступления уголовной ответственности наличие социальной опасности лица или совершенного им деяния для интересов советской власти, а не состав преступления.

Таким образом, нормативно-правовые акты рассматриваемого периода важнейшим признаком преступления признавали общественную опасность и трактовали ее как социальную опасность интересам советского общества, правопорядка, законности. Все законодательные дефиниции преступления основывались на данном признаке.

Осуществляя правовой анализ понятия "преступление", целесообразно отметить, что начиная с 1918 года советский законодатель издает декреты и постановления, регламентирующие уголовную ответственность за неоконченное преступление, такую реализацию противоправного поведения, когда задуманный преступником результат не наступал в силу каких-либо обстоятельств.

Данная категория возникла не случайно. Она явилась ответной реакцией советского законодателя на развивающуюся антисоветскую деятельность в период Гражданской войны, когда для поддержания режима революционной законности необходимо было привлекать к уголовной ответственности всех лиц, представляющих опасность интересам советской власти и приступивших к реализации противоправного поведения. Кроме того, разложение противоправного поведения на составляющие стадии реализации свидетельствует о повышении уровня юридической техники советского законодателя.

До принятия Руководящих начал 1919 года уголовная ответственность устанавливалась за неоконченное преступление без выделения соответствующих стадий - приготовления и покушения. Зачастую преступлением признавались различного рода попытки сделать что-либо запрещенное советским уголовным законодательством, причем такие попытки могли и не заканчиваться наступлением вредных последствий. Указанное подтверждается обращением Совета народных комиссаров "О саботаже чиновников Министерства продовольствия", где говорилось, что "враги рабоче-крестьянских масс не останавливаются ни перед чем в своей решимости использовать продовольственное дело в целях борьбы с советской властью. Разоблачая врагов народа в их преступной попытке обмануть сознание широких масс, Совет народных комиссаров заявляет, что никакие затруднения не помешают советской власти закреплять плоды победы рабочей и крестьянской революции".

Исследование содержания документа позволяет сделать вывод о том, что чиновники бывшего Министерства продовольствия, которые были объявлены врагами народа и использовали в борьбе с советской властью продовольственное дело, подлежали уголовной ответственности не только за оконченное преступление, в частности за выполнение незаконных указаний так называемого Всероссийского совета продовольственного съезда, созданного враждебными классами и пытавшегося самочинно присвоить себе функции верховного руководителя продовольственного дела, но и за преступные попытки обмануть сознание широких масс в объяснении причин срыва снабжения продовольствием трудящихся, то есть за предварительную преступную деятельность, выражавшуюся в приготовлении или покушении.

Постановление Народного комиссариата продовольствия "О привлечении рабочих организаций к государственным заготовкам картофеля" <9> предоставляло право крупным профессиональным рабочим объединениям, уездным и городским советам рабочих и крестьянских депутатов организовывать из рабочих и беднейших крестьян продовольственные отряды для закупки картофеля по твердым ценам, а также для реквизиции картофеля у кулаков. Во главе указанных отрядов стояли руководители, на которых возлагалась ответственность, в том числе уголовная, за действия отрядов. Нормативно-правовой акт регламентировал строгую ответственность руководителей названных отрядов за соблюдение революционной законности. Указанные лица подлежали ответственности не только за совершение незаконных действий, то есть оконченное преступление, но и за попытки со стороны отрядов обойти или нарушить Постановление Совета народных комиссаров (покупка картофеля выше твердых цен, уклонение от контроля продовольственных органов и т.п.), то есть за подготовительные действия или покушение.

<9> СУ РСФСР. 1918. N 69.

Отдельные акты органов советской власти в своем содержании прямо определяли стадии осуществления неоконченного преступления. Примером таких источников можно назвать Декрет Совета народных комиссаров "О спекуляции" <10>, статья 12 которого определяла: "Покушение на совершение деяния наказуется как оконченное деяние". Аналогичное положение содержалось в нормах Постановления Совета народных комиссаров "О набатном звоне" <11>. Источник устанавливал уголовную ответственность для лиц, виновных в созыве населения набатным звоном, тревожными гудками, рассылкой гонцов и другими способами для достижения контрреволюционных целей, не только за совершение оконченного преступления, но за покушение на указанное преступление. Об этом прямо говорила статья 15: "Покушение на совершение означенного деяния наказуется как оконченное деяние".

<10> СУ РСФСР. 1918. N 54.
<11> СУ РСФСР. 1918. N 57.

Анализ вышеуказанных источников уголовного права позволил сделать вывод, что уголовная ответственность за неоконченное преступление наступала лишь за особо опасные преступления, борьба с которыми, по мнению органов советской власти, могла быть результативной при объявлении наказуемым самого факта попытки покушения на совершение такого деяния. Речь шла о таких наиболее опасных деяниях, которые подрывали основы социалистического государственного строя, советского строительства или являлись контрреволюционными по своей сути, поэтому уголовная ответственность за такие деяния наступала в полном объеме, то есть в таких же размерах, как и за оконченное преступление.

Четкое разграничение стадий реализации противоправного поведения законодательно было осуществлено Руководящими началами в 1919 году. Учению о стадиях осуществления преступления посвящен IV раздел, состоящий из 4 статей. Источник проводил различие между оконченным преступлением, покушением и приготовлением. Следует отметить, что, проводя грань между стадиями развития преступной деятельности, Руководящие начала становятся на непоследовательную точку зрения. Статья 20 устанавливала, что "стадия осуществления намерения совершенного преступления сама по себе не влияет на меру репрессии, которая определяется опасностью преступления". Наличие этого положения, по сути, делает излишним предыдущие статьи, разграничивающие приготовление, покушение и оконченное преступление. Сохраняя, однако, приведенное деление, авторы Руководящих начал лишают свою систему известной стройности: разграничение оконченного и неоконченного преступления теоретически и практически имеет смысл тогда, когда наказание определяется в соответствии с деянием или с деянием и опасностью преступления.

Статья 17 Руководящих начал определяла, что "преступление считается оконченным, когда намерение совершающего преступление осуществилось до конца". В соответствии с этим положением покушение определяется как действие, направленное на совершение преступления, когда "совершивший выполнил все, что считал необходимым для приведения своего умысла в исполнение, но преступный результат не наступил по причинам, от него не зависящим".

Статья 19 Руководящих начал определяла приготовление как приискание, приобретение или приспособление лицом, подготавливающим преступление, средств, оружия и тому подобного для совершения преступления.

Таким образом, правовая регламентация категории "неоконченное преступление", признание наказуемости приготовления и покушения как оконченного преступления позволили органам социалистического правосудия успешно вести борьбу с общественно опасными деяниями, посягающими на основы советского строя или на социалистический правопорядок, пресекая эти посягательства в самом начале.

Анализ категории "преступления" целесообразно завершить их классификацией. С первых дней установления советской власти все преступления подразделялись на контрреволюционные и особо опасные и все иные преступления <12>. Преступления первой группы совершались представителями идеологического врага, они были призваны подорвать основы социалистического государственного строя, установленные советской властью законность и правопорядок. Среди них были такие составы, как контрреволюционная агитация и пропаганда, мятежи, попытки присвоения функций органов советского государственного управления, саботаж, сопротивление проведению в жизнь требований законов Республики, умышленное повреждение или уничтожение железнодорожных линий, мостов и прочих сооружений, телеграфных и телефонных линий и иного казенного имущества. Одним из первых составов преступлений был контрреволюционный саботаж <13>.

<12> Декрет о суде N 1.
<13> См.: О борьбе с саботажем высших почтово-телеграфных чиновников // СУ РСФСР. 1917. N 2.

Все иные преступления совершались советскими гражданами и любыми лицами, находившимися на территории Советской республики. Они свидетельствовали об усилении криминогенной обстановки в целом. Примерами таких противоправных посягательств выступали хозяйственные преступления: хищения, спекуляция, мошенничество, продажа оружия и спиртных напитков и прочие составы; преступления против личности: убийства, причинение тяжких ран и увечий, изнасилования, растление малолетних, иные; воинские преступления: дезертирство, мародерство, присвоение званий и должностей, ношение неприсвоенной формы одежды, повреждение военных сооружений и другие; должностные преступления: взяточничество, присвоение, растрата, истребление вверенного по службе имущества, служебный подлог; общеуголовные, такие, как бандитизм, укрывательство преступных лиц, занимающихся производством самогона, и им подобных, появление в нетрезвом виде на улицах и иных публичных местах, хулиганство и другие.

Проводимое в советском уголовном законодательстве 1917 - начала 1920-х годов деление всех преступлений на две группы можно объяснить желанием законодателя подчеркнуть особую, повышенную, общественную опасность преступлений первой группы по сравнению с преступлениями, относимыми ко второй группе, стремлением разграничить подсудность уголовных дел революционным трибуналам от подсудности окружных народных и местных народных судов. Деление преступлений на группы сыграло свою положительную роль в деле проведения единой карательной политики советских судебных органов по борьбе с преступностью. Первые боролись с классовым врагом, вторые - с ростом преступности.

Исследуя виды преступлений, важно отметить, что советское уголовное законодательство 1917 - начала 1920-х годов знало понятие тяжкого преступления. Декрет N 2 Всероссийского съезда рабочих, солдатских и крестьянских депутатов "О земле" <14> квалифицировал как тяжкое преступление расхищение народного добра. Приведенный термин использовался с целью подчеркнуть особую, повышенную, общественную опасность расхищения или порчи социалистической собственности, составляющей экономическую основу советского общества в переходный период.

<14> СУ РСФСР. 1917. N 1.

Постановление Высшего совета народного хозяйства и Народного комиссариата продовольствия "О мерах для достижения наибольшей выработки сахара" <15> устанавливало уголовную ответственность за сокрытие, кражу, недостачу сахарной свеклы или употребление ее не для целей сахароварения, а также за кражу сахара с заводов, складов, во время транспортировки, указывая, что такие посягательства караются "как тяжкие преступления против народа".

<15> СУ РСФСР. 1918. N 78.

В целом исследование норм советского уголовного законодательства 1917 - начала 1920-х годов позволило отметить достаточную разработанность категории "преступление", созданной в условиях становления советского уголовного права, ознакомиться с имеющимися дефинициями, выявить важнейшие признаки данного правового явления.