Мудрый Юрист

Реализация потерпевшим права на отказ от уголовного преследования

Владимир Белоусов, доцент Кисловодского гуманитарно-технического института, кандидат юридических наук.

Сергей Анастасов, аспирант Кисловодского гуманитарно-технического института.

Действующее российское уголовно-процессуальное законодательство не выделяет в числе прав потерпевшего его право на отказ от уголовного преследования. В частности, в ст. 42 УПК РФ не содержится прямого указания на то, что пострадавший вправе отказаться от уголовного преследования. Вместе с тем в ст. 22 УПК РФ содержится устанавливающая данное его право норма. Традиционно известным отечественному процессуальному праву является также институт примирения потерпевшего с лицом, в отношении которого осуществляется уголовное преследование. В соответствии с этим лицо, ставшее жертвой преступления, имеет возможность частично реализовать свое право на отказ от уголовного преследования виновного в рамках уже возбужденного уголовного дела.

В частности, по уголовным делам частного обвинения примирение потерпевшего с обвиняемым является безусловным основанием для их прекращения. Согласно ч. 2 и 3 ст. 20 УПК РФ, непосредственно определяющим составы преступлений, производство по которым осуществляется в порядке частного или частно-публичного обвинения, только потерпевший решает вопрос о начале уголовного преследования. Без его заявления об этом уголовное дело не может быть возбуждено. В этом праве потерпевшего можно усмотреть и допущение законодателем возможности для пострадавшего от преступления отказаться от уголовного преследования.

Рассматривать данное право как принадлежащее потерпевшему можно хотя бы потому, что современное законодательство не исключает его в полной мере <1>. Однако, учитывая тот факт, что данное право в большей степени известно не само по себе, но лишь в части связанных с ним процедур, в традиционном аспекте не выходящих за рамки публичности уголовного процесса, можно констатировать, что это право потерпевшего не более чем условно.

<1> Уместно вспомнить в этой связи и положения Модельного УПК для государств - участников СНГ (МУПК). В частности, в этом документе указывается, что потерпевший вправе отзывать жалобу на совершенное в отношении его запрещенное уголовным законом деяние, примириться с подозреваемым и обвиняемым, отказаться от обвинения в любой момент производства по уголовному делу (ст. 91, 92 МУПК).

С другой стороны, абсолютно понятны истоки подобного положения дел. Отечественная уголовно-процессуальная наука давно взяла за основу тот постулат, который еще в первой половине XIX в. сформулировал крупнейший французский процессуалист Ф. Эли. "Два интереса, одинаково мощные и одинаково священные, - писал он, - равно требуют себе покровительства: интерес общества, который требует справедливого и быстрого наказания за преступление; интерес обвиняемого, который также является общественным интересом и который требует полной гарантии гражданских прав и прав защиты" <2>. В российском уголовно-процессуальном праве этот постулат получил развитие в принципе публичности уголовного судопроизводства, или (если придерживаться современной терминологии) в общем признании публичного качества уголовного процесса.

<2> Цит. по: Чельцов-Бебутов М.А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. СПб., 1995. С. 583.

Именно поэтому потерпевший как участник уголовно-процессуальной деятельности фактически лишен каких-либо существенных правомочий по оказанию влияния на судьбу уголовного дела. Конечно, это не означает, что он не имеет вообще никаких прав в этой области. Напротив, перечень процессуальных прав потерпевшего весьма широк. Чтобы в этом убедиться, достаточно обратиться к содержанию ч. 2 ст. 42 УПК РФ, перечисляющей его права. Суть в том, что пострадавший от преступления в реализации своих прав фактически может лишь следовать общей позиции государства, которое в лице уполномоченных им органов и должностных лиц единолично решает исход уголовного дела. При этом, как следует из закона, властные решения по существу дела могут приниматься вопреки воле и желанию самого потерпевшего.

Представляется, что только таким образом можно объяснить положение закона, согласно которому "суд, прокурор, а также следователь и дознаватель с согласия прокурора ВПРАВЕ (выделено мной. - С.А.) на основании заявления потерпевшего или его законного представителя прекратить уголовное дело в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления небольшой или средней тяжести, в случаях, предусмотренных ст. 76 УК РФ, если это лицо примирилось с потерпевшим и загладило причиненный ему вред" (ст. 25 УПК РФ). Исходя из приведенной процессуальной нормы окончательное решение по прекращению дела остается за властными органами, которые могут посчитать, что заявление пострадавшего о примирении с лицом, преследуемым в уголовном порядке, не является достаточным основанием для прекращения процедуры уголовного преследования, и продолжить производство по делу так, словно потерпевший и не подавал никакого заявления.

В законодательстве по этому поводу не содержится четких критериев, по которым должна оцениваться допустимость освобождения от ответственности лица, совершившего преступление, и прекращения в отношении его уголовного преследования в связи с примирением с потерпевшим. По сути, потерпевший в этой ситуации (как и обвиняемый) поставлен в положение фиктивного участника, который если и может что-то изменить в движении процесса на благо себе, то лишь при условии, что государство позволит ему это. С одной стороны, у потерпевшего и обвиняемого имеется юридическая возможность путем достижения примирения не только прекратить имевший место между ними криминальный конфликт, но и преодолеть каждый для себя негативные последствия последнего. Но с другой стороны, эта возможность для них реальна не более, чем реально не существующее их право участвовать в решении правоприменителя о дальнейшей судьбе дела по достигнутому примирению, в результате чего снижается мотивация обеих сторон конфликта идти на мировое соглашение. В особенности это касается обвиняемого, который, видя препятствие в лице государства в деле освобождения его от уголовной ответственности, в этом случае может и не пойти на примирение с потерпевшим.

В то же время провозглашение в ст. 25 УПК РФ de facto права государственных органов и должностных лиц прекратить уголовное дело за примирением сторон не совсем согласуется с положениями ст. 254 и 381 УПК РФ. Во всяком случае, относительно решений судов в этой части обнаруживается правовая коллизия, ибо если следовать буквальному смыслу закона, то суд согласно п. 3 ст. 254 УПК РФ обязан прекратить уголовное дело в случаях, предусмотренных ст. 25 УПК РФ. В противном случае такое решение может быть отменено или изменено судом кассационной инстанции согласно п. 1 ч. 2 ст. 381 УПК РФ. Однако, как уже было сказано выше, ст. 25 УПК РФ не устанавливает для суда обязанность, а предусматривает его право решить вопрос о прекращении уголовного дела в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым.

Можно, конечно, утверждать, что норма, содержащаяся в п. 3 ст. 254 УПК РФ, имеет отсылочный характер (наличие прямой ссылки на ст. 25 УПК РФ). Но это нисколько не опровергает вывод о том, что в законодательстве в этой части сложилось, по сути, двойственное правило относительно решения одного и того же вопроса. На практике это приводит к постановлению решений, обосновываемых различным образом.

В частности, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, рассмотрев надзорную жалобу осужденного И.А., признала судебные решения в отношении осужденных И.А. и И. подлежащими отмене с прекращением уголовного дела на основании ст. 25 УПК РФ из-за нарушений норм уголовно-процессуального законодательства и примирения с потерпевшим. В надзорном Определении было подчеркнуто, что согласно ст. 254 УПК РФ суд прекращает уголовное дело в судебном заседании в отношении лица в случае, предусмотренном ст. 25 УПК РФ, и что в соответствии с требованиями ст. 381 УПК РФ основаниями отмены или изменения судебного решения является непрекращение уголовного дела судом при наличии оснований, предусмотренных ст. 254 УПК РФ. Вопреки этим требованиям вопрос о прекращении уголовного дела в связи с примирением осужденных с потерпевшим, как было установлено, не был решен ни первой, ни последующими судебными инстанциями. В судебном приговоре даже не обсуждались основания прекращения уголовного дела <3>.

<3> См.: Определение Верховного Суда РФ от 24 мая 2005 г. N 57-Д05-9 // БВС РФ. 2006. N 6. С. 24 - 25.

В другом уголовном деле доводы кассационных жалоб осужденных С., И. и потерпевших А., Б. о том, что суд по ходатайству потерпевших необоснованно не прекратил производство по делу в связи с примирением сторон, не получили удовлетворения. В частности, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ подчеркнула, что совершенное преступление не относится к делам частного обвинения, а на основании ст. 25 УПК РФ и ст. 76 УК РФ суд вправе прекратить уголовное дело в отношении лица, обвиняемого в совершении преступления небольшой или средней тяжести, но не обязан этого сделать. Поэтому отклонение ходатайства потерпевших было признано обоснованным <4>.

<4> См.: Определение Верховного Суда РФ от 7 сентября 2006 г. N 47-о06-41.

В свою очередь мы считаем, что суд должен решать вопрос о прекращении уголовного дела в связи с примирением сторон именно исходя из положений ст. 254 и 381 УПК РФ, поскольку они в большей степени удовлетворяют интересам потерпевших, а равно обвиняемых (подсудимых).

В этой связи как абсолютно справедливую мы рассматриваем позицию И.В. Смольковой, утверждающей, что государство без особой необходимости не должно вмешиваться в личные отношения граждан, а граждане в свою очередь должны сознавать возможности судебной защиты своих прав. В то же время у каждого гражданина должно остаться право самому решать вопрос о необходимости обращения в правоохранительные органы или суд за защитой своих интересов <5>. Как мы полагаем, у каждого ставшего жертвой преступного деяния должно быть право решать вопрос о необходимости дальнейшего продолжения производства по делу. Это право должно быть прямо предусмотрено в уголовно-процессуальном законе с одновременным закреплением корреспондирующей ему обязанности государственных органов прекратить уголовное дело. Данное право не должно ограничиваться за исключением условий, которые служат интересам самого пострадавшего.

<5> См.: Смолькова И.В. Прекращение уголовного дела. Иркутск, 1999. С. 11.

Сейчас на практике встречаются такие ситуации, когда суды даже не рассматривают заявления потерпевшего о примирении. Бесспорно, это является нарушением закона, но тем не менее вполне отражает общее равнодушное отношение правоприменителя к данной проблеме.

Так, по одному уголовному делу потерпевшими было заявлено ходатайство о прекращении уголовного дела в отношении подсудимого Мельникова в соответствии со ст. 76 УК РФ, 25 УПК РФ. Суд, не рассмотрев по существу данное ходатайство, указал в определении на то, что разрешит его после удаления суда в совещательную комнату. Однако в совещательной комнате ходатайства потерпевших также не были разрешены <6>.

<6> Информационное письмо Президиума Ставропольского краевого суда "По результатам анализа оснований отмены или изменения судебных решений при рассмотрении уголовных дел в порядке надзора в 1-м полугодии 2006 года" // http://www.stavsud.ru/kraysud/praktika/inform0011112.

На наш взгляд, даже в отсутствие четкого законодательного регулирования данного вопроса правоприменителям следовало бы более ответственно подходить к решению тех ситуаций, когда потерпевшие, примирившись с обвиняемыми, желают прекратить уголовное преследование против них. В частности, уполномоченные государственные органы и должностные лица могли бы прекращать уголовное дело во всех случаях, когда наличествует факт примирения, достигнутого между потерпевшим и обвиняемым путем заключения добровольного и обоюдного соглашения, подтвержденного подачей потерпевшим соответствующего заявления (формальное условие), и когда у самих правоприменителей отсутствуют сведения об оказании на потерпевшего психического или физического воздействия, вынудившего его пойти на примирение с обвиняемым (фактическое условие). Это не противоречит действующему законодательству и вполне соответствует интересам потерпевших, поскольку для последних именно возмещение вреда, с удовлетворением которого непосредственно связана процедура примирения, и является доминантной целью участия в процессе, которую С. Касаткина рассматривает и с позиции максимального возмещения за причиненные преступлением страдания <7>.

<7> См.: Касаткина С. О соотношении публичных и личных интересов в российском уголовном процессе // Уголовное право. 2001. N 3. С. 65.

В связи с этим было бы справедливо распространить реализацию рассматриваемого права применительно к ситуациям, в которых потерпевший мог отказаться от уголовного преследования по всем делам частно-публичного обвинения, а равно по тем делам публичного обвинения, в которых интересы государства и общества затрагиваются лишь постольку, поскольку преступлением причиняется вред интересам иных физических, а также юридических лиц.

В Японии, например, большинство уголовных дел разрешается именно с помощью примирительных процедур - акхон. При этом используются самые разные специфические и общераспространенные механизмы восстановления правовой справедливости. В их числе находятся: 1) едан - улаживание конфликтов на досудебных стадиях с помощью посредников; 2) викай - способ урегулирования, близкий к европейскому примирению сторон самим судом в ходе процесса; 3) шотей - снятие конфликта путем обращения сторон (с разрешения суда) к альтернативной процедуре переговоров с участием примирительной комиссии, которой поручается помочь сторонам вступить в мировое соглашение <8>.

<8> См.: Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 439 - 460.

И хотя здесь уже видится необходимость внесения соответствующих изменений в законодательство, уже сейчас можно говорить, что и законодатель не исключил такой возможности, учитывая факт существования ст. 23 в УПК РФ. Данная норма определяет, что "если деяние, предусмотренное главой 23 Уголовного кодекса Российской Федерации, причинило вред интересам исключительно коммерческой или иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, и не причинило вреда интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства, то уголовное дело возбуждается по заявлению руководителя данной организации или с его согласия" (пассивная реализация права потерпевшего отказаться от уголовного преследования).

В статье 25 УПК РФ также сказано, что дело может быть прекращено, если вред, причиненный потерпевшему, был заглажен лицом, обвиняемым или подозреваемым в совершении преступления. Но на практике может возникнуть ситуация невозможности фактически осуществить это на момент вынесения соответствующего процессуального акта в силу наличия объективных обстоятельств. К примеру, такой случай может иметь место тогда, когда потерпевшему требуется длительное лечение, расходы на которое могут быть возмещены в полном объеме уже за пределами всех процессуальных сроков. Как в этой связи поступить правоприменителю? Думается, что он мог бы при принятии такого решения ограничиться тем, чтобы проконтролировать закрепление в акте о примирении обязательства лица, в отношении которого осуществляется уголовное преследование в связи с причинением вреда, загладить последний перед потерпевшим в полном объеме, исходя из того факта, что вред уже был возмещен в некоторой части.

Кроме того, вряд ли можно сомневаться в том, что потерпевший сам вправе решать, заглажен ли причиненный ему вред или нет. Тем не менее на практике это не всегда учитывается.

Так, гражданин А. обвинялся в мошенничестве, совершенном группой лиц по предварительному сговору (ч. 2 ст. 159 УК РФ). В судебном заседании потерпевший заявил ходатайство о прекращении уголовного дела в отношении подсудимого А. в связи с примирением с ним. Подсудимый и его защитник не возражали против этого. Однако государственный обвинитель воспротивился, обжаловав впоследствии постановление суда о прекращении уголовного дела. В качестве одного из доводов кассационного представления он указал, что компенсированный вред, по его мнению, не соответствует причиненному вреду, указанному в обвинительном заключении. Однако суд кассационной инстанции убедительным этот аргумент прокурора не посчитал <9>.

<9> Уголовное дело N 1-357/04. Архив Советского районного суда г. Астрахани.

Таким образом, укрепление процессуального статуса потерпевшего требует существенного усиления частного начала в уголовном преследовании посредством существенного расширения перечня преступлений, по которым потерпевшему предоставлено право отказаться от уголовного преследования. Существующее же положение дел основано на воззрениях еще советских времен.

В праве потерпевшего на прекращение уголовного преследования виновного видится не просто возможность его активного участия в уголовном процессе. Наличие у потерпевшего данного права является своего рода стимулятором, подталкивающим обвиняемого к примирению с потерпевшим и добровольному заглаживанию причиненного ему вреда. Ни суд, ни прокурор, ни органы предварительного расследования не только не должны препятствовать, но, наоборот, всячески содействовать реализации такой возможности.