Технология социально-экономического развития на основе конституционализации отзыв на новую книгу судьи конституционного суда РФ н.с. Бондаря "конституционализация социально-экономического развития российской государственности (в контексте решений конституционного суда Российской Федерации)" * г.н. Дончевский (алимурзаев),
<*> Бондарь Н.С. Конституционализация социально-экономического развития российской государственности (в контексте решений Конституционного Суда Российской Федерации). М.: ООО "Викор-Медиа", 2006. С. 224.Дончевский (Алимурзаев) Г.Н., доктор экономических наук, профессор.
Дончевская М.Г., доктор права (Франция), кандидат юридических наук, магистр экономики.
Перед нами очередная книга очень занятого (для тех, кто знает рабочую нагрузку судьи Конституционного Суда РФ) и тем не менее весьма плодовитого (для тех, кто следит за печатными трудами Н.С. Бондаря) человека. Оба эти обстоятельства определили простой человеческий интерес к этой новой работе: а не исписался ли автор? Не едет ли "автоматом" на своем высоком статусе?
Первое, что становится очевидным и само по себе уже достойным уважения, - это тот явно бондаревский интонационно-мелодичный строй, которым "звучит" вся новая работа.
Дальше - больше. В книге отчетливо проявляются и плоды высокого статуса автора в форме детального знания всей деятельности Конституционного Суда РФ во всех его основных составляющих: позиционной, документарной и процессуальной.
Наконец, легко решается и первый из вопросов. Причем решается, что называется, с порога, с названия книги - названия, которое "с листа" не то что прочитать, но и собрать в единое, понятное при помощи устоявшихся научно-литературных оборотов оказалось сложно. Логический и терминологический строй книги таков, что читается она легко, и буквально с эстетическим наслаждением наблюдаешь за тем, как автор элегантно - один за другим - вскрывает смыслы, "упакованные" в мудреном названии монографии.
В итоге возникает риск утраты жанра: вместо рецензии на книгу получить книгу о книге. Поэтому, самоограничившись, мы, как люди, имеющие непосредственное профессиональное отношение к проблемам и процессам технологизации, с полной ответственностью можем утверждать: в книге содержится отчетливое изложение одного из весьма перспективных путей решения главной проблемы современной России - проблемы управления ее дальнейшим социально-экономическим развитием. Спора нет: на сей предмет ныне пускаются в рассуждения и самые ленивые. Однако рассуждение рассуждению рознь. В нашем случае мы имеем дело, во-первых, с размышлением предельно ответственным, во-вторых, с размышлением предельно основательным (в основе - судьбы людей, чьи дела рассматривал Конституционный Суд, собирательное имя которым - Россия), в-третьих, с размышлением настолько операционным, что к нему тут же применилось понятие "технология". Именно о ней, об изложенной в работе весьма оригинальной технологии социально-экономического развития, мы и хотели бы поговорить с читателями журнала в нашей рецензии.
В тексте книги мы открыли (именно открыли) для себя три четко взаимосвязанных блока единой технологии запуска устойчивого процесса социально-экономического развития российской государственности: блок конституционного динамизма (экономико-правового стратегирования); блок конституционной деконцентрации, нормативно-правового дерегулирования; блок конституционной универсализации. Вначале остановимся на описании основного содержания каждого из блоков. А в завершение обратим внимание читателя на то, какие наиболее принципиальные результаты для теории и практики управленческой деятельности могут быть получены из чтения монографии.
Конституционное стратегирование
Несмотря на то, что сам термин "стратегия" автор употребляет впервые лишь на странице 24, тем не менее вся работа от начала до конца пропитана духом стратегирования. Прежде всего, в исследовательском отношении стратегичной является сама проблема конституциализации социально-экономического развития российской государственности. Автор специально обращает внимание на то, что в книге излагаются только самые первые подходы к исследованию этой проблемы, которая в последующем могла бы стать "самостоятельным научным направлением в изучении конституционных проблем развития рыночной экономики" (с. 7). Причем тут же Н.С. Бондарь проводит четкое различие между уже обретающей известность проблематикой конституционной экономики, в основе которой лежит статика - заданный конституцией идеал экономической системы, и проблематикой конституциализации социально-экономического развития государственности, основу которой составляет динамика - правовое развитие социально-экономических процессов на базе и в соответствии с ценностями современного конституционализма (с. 8). Но это - исследовательская и, скажем сразу, не самая важная ипостась блока стратегирования. Первый технологически важный момент этого блока состоит, во-первых, в том, что, рассматривая проблему современного социально-экономического развития, главный движущий источник этого развития автор видит не в факте столкновения сторон, а в нахождении, установлении и поддержании баланса между ними. Во-вторых, данный баланс находится, устанавливается и поддерживается не между отдельными или некоторыми, а именно между всеми действующими и сталкивающимися сторонами. Сущностная характеристика конституции проявляется в том, "что она является юридически узаконенным балансом интересов всех социальных групп общества" (с. 19). В-третьих, единственно возможная основа этого типа балансирования - отыскание и фиксация ценностей, вдохновляющих на их достижение все и каждую из действующих сторон. Такой подход к решению проблемы развития обеспечивает не только экономию социальной энергии, уничтожаемой в противоборстве сторон (неважно, конкурентном или военно-революционном), но и объединение этой энергии для целей развития в направлении общих базовых ценностей.
Второй технологически важный момент блока стратегирования заключается в четком поименовании автором типа ценностей, в направлении которого разумнее и надежнее всего формировать единый вектор социальной энергии - ценность будущего. Причем будущего не как зыбкого облака смыслов, а будущего, которое обрело свою устойчивую плоть в напряженном переговорном процессе всех без исключения сторон и стало, таким образом, высшей (в качестве собственно будущего), всеобщей (всеобщность сторон), добровольной (переговорность процесса), буквальной (письменность формы) нормой (юридической силой) деятельности социума - конституцией. "Конституцию РФ... можно рассматривать как особого рода идеал (должное). Она неизбежно выходит за пределы настоящего (сущего) и устремляется в будущее. Именно будущее - место ее "прописки". Судьба идеала всегда находится в координатах будущего" (с. 23).
Оба эти момента, вместе взятые, формируют собой третий технологически важный момент блока стратегирования. Суть его состоит в деятельностном типе образованной таким образом конституции. Конституция, сформированная этим путем, начинает представлять собой не формально-юридический документ (юридическую конституцию) и не действительное соотношение сил в стране (фактическую конституцию), а особый юридико-социальный субъект, единственным способом существования которого является осуществление реальной деятельности. В этом плане российская Конституция 1993 г. оказывается совершенно немыслимой и без, и вне процесса осуществления конституционного правосудия, которое наполняет сформированную конституционную плоть своей животворящей кровью (в одной из своих более ранних работ автор писал: "Конституция РФ изменяется путем своего практического применения"). Само же конституционное правосудие наряду с функциями института правоприменения обретает еще и качества института правопорождения, а также свойства олицетворенного праводействования. Как у закона есть законодатель (и принятие закона - момент завершения его работы; поэтому работа законодателя всегда дискретна), точно так же у Конституции, следуя логике рецензируемой работы, есть конституциализатор (и с принятием Конституции его работа только начинается; поэтому его деятельность всегда континуальна). Именно в этом - источник и существо конституциализации как исключительного способа жизни Конституции (так сказать, всеобщей формы существования всех элементов ее конституционного тела). Именно в этом - причина того, что, имея единственной формой развития свое же практическое применение, Конституция выводит процесс конституциализации за пределы самой себя, вовлекает в него все общество, тем самым запуская в последнем особый вид социально-экономического развития - социально-экономическое развитие как элемент российской государственности (см. с. 24). Мы давно уже наблюдаем попытки императивного запуска процессов стратегирования социально-экономического развития на федеральном, субфедеральном и муниципальном уровнях власти. Однако, пожалуй, только сейчас становятся понятными и сущностные причины самого запуска, вызванные деятельностным характером Конституции, и такие же сущностные причины его постоянных пробуксовок, вызванные игнорированием самой плоти конституционно удерживаемого будущего.
В только что указанном отношении, следуя устоявшейся научной традиции, можно говорить о конституциализации в узком и в широком смысле этого понятия.
Что же касается самой книги, то она сама является воплощенной конституциализацией, ибо и дух, и смысл, и текст монографии насквозь пропитаны результатами осуществления деятельностного конституционного правосудия. И это уже конституциализация в третьем, специальном, а именно литературно-научном смысле данного понятия.
Конституционное дерегулирование
Как известно, социально-экономическое развитие представляет собой прежде всего процесс постоянного преодоления преград, пределов, ограничений. Иначе говоря, оно есть наилучший (а, возможно, и единственный) способ существования и осуществления свободы. В противоположность этому наилучшим способом существования несвободы в социуме выступает власть. Избрав для себя ценность развития, автор открыто присоединяется ко всем, кто считает, что "основным и исконным функциональным выражением сущности конституции является ограничение власти" (с. 22). Этим самым он вводит фундаментальное представление о дерегулирующей сути конституции, интенционально направленной на расширение рамок развития. Однако Н.С. Бондарь тут же "конституциализирует", т.е. развивает и эту устоявшуюся, хотя и далеко не безраздельно господствующую, позицию. Он расписывает саму "партитуру" такого конституционно-ограничительного действия: "Главная идея и фундаментальное предназначение конституции - ограничение публичной политической власти правом (как выражением свободы) посредством права (свободы) и во имя права (свободы)" (с. 22).
Представленная таким образом "партитура" конституционно-правового ограничения власти (дерегулирования) отчетливо указывает на содержащуюся в нем угрозу ограничения социально-экономического развития, но уже посредством права. Эта угроза, ставшая в России (да и не только в России) уже суровой реальностью, состоит в возникновении явления правового гиперрегулирования, которое на поверку оказывается не менее пагубным для процессов развития, нежели командно-административный режим. Автор прямо пишет о набирающих силу тенденциях "массированного нормативно-правового наступления на социально-экономическую сферу" (с. 14).
Читателю нетрудно будет догадаться, что конституционно-правовой выход из этой ситуации, ведущей к угрозе прочного блокирования социально-экономического развития, автор монографии видит все в той же конституциализации. Буквально он пишет об этом следующее: в современных условиях "поиска наиболее эффективных путей социально-экономической модернизации общества, возможно, главным является поиск новых ценностных критериев регулирования социально-экономических отношений. Без разрешения этой проблемы мы можем в очередной раз оказаться в законодательной "квадратуре круга", выражающейся, в частности, в том, что юридизация социальной и экономической систем, должная обеспечить снятие конфликтов в соответствующих сферах жизни, в действительности проявляется не посредством качественных показателей нового правового регулирования, в котором воплощались бы конституционные ценности и цели, но получает сугубо позитивистское (формально-юридическое), количественное воплощение во всевозрастающем вале нормативных правовых актов, якобы "работающих" на рыночную экономику и социальную защиту граждан" (с. 14, 27 - 28).
Но как и через какое именно звено функциональный по своему предназначению блок конституционного дерегулирования приходит во взаимодействие с аксиологическим по своему существу блоком конституционного стратегирования? Ведь наличие или отсутствие ответа именно на этот вопрос указывали бы на степень технологической проработанности предлагаемого автором механизма социально-экономического развития.
В книге легко отыскать ответ и на этот сложный вопрос: взаимодействие обоих блоков происходит через звено свободы, которая предстает в работе не только как ценность (и в этом своем качестве составляет элемент конституционно воплощенного будущего), но и как функция, как средство ограничения государственной (и вообще публичной) власти (см. с. 21), и в этом качестве входит в корпус блока конституционного дерегулирования.
Такая дуальность свободы проистекает из концептуальной позиции автора монографии, в соответствии с которой не власть дарует свободу и, таким образом, служит источником последней, а наоборот, свобода образует власть. Образует путем своего добровольного самоограничения. "Определяемый конституционно-правовым статусом личности уровень невмешательства в ее свободу не имеет своим источником государственную власть, не предопределяется законодательной волей, но выражает достигнутую в результате прогрессивного правового развития общества степень свободы" (с. 21). И чуть ниже: "Публичная власть становится государственной там, тогда и постольку, где, когда и поскольку общество отчуждает часть своей свободы, дает согласие на управление им..." (с. 21). Однако, продолжим от себя, истинное и полное пространство свободы как источника публичной власти состоит не только из сферы отчуждения части свободы, но и из сферы такого же свободного обратного присвоения обществом той части своей свободы, которая некогда была отчуждена. В современном обществе власть свободы отличается от свободы власти в той же самой мере, в какой власть свободного отличается от власти зависимого. Именно здесь, во второй из названных сфер, образуется еще одна линия напряжения сил, нуждающаяся в особых механизмах балансирования. Специфика этих механизмов состоит в том, что если при нахождении, установлении и поддержании баланса, происходящего в блоке конституционного стратегирования, участвуют неравновеликие, но гомогенные силы (силы общества, т.е. силы - носители свободы), то в ходе нахождения, установления и поддержания баланса "обратного присвоения" участвуют не только неравнозначные, но и негомогенные силы (сила общества и сила власти). И поскольку установление баланса "обратного присвоения" происходит по смыслу в рамках блока конституционного дерегулирования, то платформой для балансирования должно быть максимально функционалистское представление о том, что власть вне свободы - полное безвластие, а свобода вне власти - абсолютное рабство.
Представленный таким образом механизм взаимоотношения свободы и власти прямо выводит нас на проблемы: если не власть, не ее дозволение действовать независимо служит источником свободы, а наоборот, власть представляет собой результат - продукт самоограничения свободы, то что же в таком случае служит источником самой свободы? Если, опять-таки, понимать свободу не как некую ценность, а как конкретно деятельностное обстоятельство, деятельное настолько, чтобы образовывать (путем самоограничения) силу сил - государственную власть? Собственность! - таков ответ автора на этот принципиальной важности вопрос. "...Конституционное назначение отношений собственности определяется прежде всего их ролью в формировании и реализации процессов политического властвования" (с. 28). Задав таким образом конституционно-образующий контекст (собственность - свобода - власть), Н.С. Бондарь с необходимостью критикует как недостаточные "узкоцивилистические представления о собственности как вещно-товарной категории" (с. 28, 29). Вместо них он полагает "...восприятие собственности как всеобщности, объемлющей собой все стороны и формы проявления человеческого бытия и воплощающей социальный механизм постепенного освобождения человека и перевода его в систему реальных социально-экономических и иных прав и свобод" (с. 29).
Если внимательно вчитываться в размышления автора о собственности (с. 28 - 31), то, как нам кажется, можно узреть мысль о том, что собственность есть не что иное, как отношения человека по присвоению самого себя - себя, взятого как в чистой неопосредованности, так и в форме продуктов своей телесной, интеллектуальной и (в особенности!) духовной активности. "Собственность, взятая в аспекте всеобщности, - пишет Н.С. Бондарь, - представляет собой отношение индивида, коллектива, общества в целом к условиям своего существования как к своим" (с. 29). Но ведь первым, главным и базовым условием существования таких "условий существования" выступает существование самого того, кто относится к этим условиям, как к своим.
Взятая в таком отношении собственность, с одной стороны, служит действительно исходным логическим пунктом концептуальной триады "собственность - свобода - власть", поскольку в человеческом обществе нет и не может быть более малого элемента, нежели человек, взятый в его свободном отношении к самому себе (как непосредственно, так и через продукты своей деятельностной активности). И в этом плане собственность служит ядром, из которого начинает развертываться функциональная спираль блока конституционного дерегулирования. Однако, с другой стороны, в предлагаемой трактовке собственности проявляется и свойство бесценности человеческой личности, человеческой индивидуальности, несводимости одного человека к другому и незаменимости одного человека другим. Свойство, которое, образуя ценность действительной всеобщности (всеобщности, взятой без каких-либо ограничений), составляет весь пафос и всю генерализирующую суть рецензируемой книги. Это и фактически конституционная идея о том, что в основе конституционного закрепления должно лежать объективное соотношение всех без исключения сил, показателем которого является не борьба, а достижение гражданского мира и согласия (см. с. 19); и юридически конституционное указание на то, что при разрешении конституционно-правовых споров напряжение, обусловленное диверсификацией интересов, должно сниматься в рамках юридических форм, "гарантирующих сохранность КАЖДОЙ (выделено нами. - Авт.) из столкнувшихся ценностей" (с. 20).
Наконец, изложенное выше понимание собственности снимает человека с погребального костра отчужденно-имущественных отношений и возвращает к жизни, основанной на осознании им непреходящего значения неотчуждаемых свойств и достоинств его собственной личности, - жизни, наполненной энергией самосовершенствования и гуманистического оптимизма.
Выявив свободообразующую сущность собственности и тем самым завершив создание функционально-технологической взаимосвязи между двумя блоками механизма конституциализации социально-экономического развития российской государственности путем введения триады "собственность - свобода - власть", Н.С. Бондарь задействует не только линейно-генеалогический, но и нелинейно-функциональный характер расположения элементов триады. И делает это путем "замыкания" друг на друге крайних элементов триады - власти и собственности. Такое "замыкание" приводит к постановке целого комплекса проблем, значимых для развития темы, указанной в названии книги. Во-первых, проблемы собственности как власти, а именно власти экономической (см. с. 25). Во-вторых, вытекающей из этой первой проблемы обеспечения дистанцирования экономической власти от власти политической, причем проблемы, имеющей не только узконациональное, но глобально-цивилизационное значение (см. с. 25 - 27). В-третьих, проблемы конституциализации институтов, обеспечивающих наиболее эффективную с точки зрения потребностей развития связь между политической и экономической властями, дистанцированными друг от друга (см. с. 28). Одним из таких институтов, по мысли автора, выступают налоги, что представляется весьма логичным "ходом" на экономизацию принципа самоограничения свободы (в данном случае - свободы распоряжения денежными доходами). В-четвертых, проблемы соотношения индивидуально-частных и публичных начал в отношениях собственности, нахождения "разумной меры "распыления" экономической власти" (с. 32). В-пятых, проблемы, образуемой противоречием между обретением экономической властью юридической и фактической самостоятельности (т.е. ее социально-политическим отчуждением), с одной стороны, и необходимостью преодоления ее социального отчуждения, возвратом к обществу для решения социальных задач (но без слияния с политической властью) - с другой (см. с. 32).
Одновременно нелинейно-функциональная форма построения триады "собственность - свобода - власть" приводит автора монографии к выводу о том, что собственность, будучи источником свободы, сама оказывается под влиянием своего же порождения, поскольку свобода служит источником ограничения не только политической, но и экономической власти. И здесь в целях организации эффективного управления процессами социально-экономического развития государственности возникает проблема нахождения, установления и поддержания баланса между свободой и экономической властью.
Конституционная универсализация
Стремление закрепить на высшем правовом уровне значительно более широкий круг важнейших общественных отношений, нежели только политические властеотношения, было проявлено еще основоположниками социологического подхода к конструированию предмета конституционного права (в частности, французским социалистом Фердинандом Лассалем). Формируя смысл блока конституционной универсализации, автор рецензируемого труда отталкивается от этой научной традиции, продолжает и развивает ее. Конструируя предмет конституции, он не только идет вглубь природы реальных общественных отношений, не только указывает на специфику конституционно-правовой материи как "юридического воплощения экономических, социальных, политических отношений, характеризующих сами основы современной государственности" (с. 17). Само это углубительное движение Н.С. Бондарь употребляет в качестве орудия обеспечения постоянного баланса между ценностно-конституционным стратегированием и функционально-конституционным дерегулированием. А значит, наполняет устоявшуюся научную традицию совершенно новым, деятельностным смыслом <1>.
<1> См., например: Щедровицкий Г.П. Мышление. Понимание. Рефлексия. М.: Наследие ММК, 2005. С. 195, 196.В отличие от основоположников социологического подхода, которые усматривали социальную сущность конституции в действительном соотношении сил в стране, Н.С. Бондарь усматривает указанную сущность в действительном балансе действительно всех сил, действующих в обществе (см. с. 43). Однако действительный баланс действительно всех сил общества - "материя" весьма непостоянная и неустойчивая. В условиях же натуралистического подхода ее появление может быть признано редчайшей случайностью, настолько редкой, что на ее юридико-правовую фиксацию и институциональное обустройство не стоит тратить ни силы, ни время <2>. Но в том-то и состоит новизна рецензируемой монографии, что автор на место статистико-натуралистического ставит инженерно-деятельностный подход к проблеме. Проблему нахождения, установления и постоянного поддержания указанного баланса он переводит из области статистически допустимого в область цивилизационно необходимого и возможного <3>. Возможного в результате того, что конституция из юридически документированной статики преобразуется в процесс конституирования при помощи особым образом организованного конституционного правосудия (данной проблеме посвящена отдельная глава "Конституционное правосудие как фактор конституциализации социально-экономического развития").
<2> Как сказал бы специалист в области экономического анализа права, транзакционные издержки на юридико-правовое и институциональное обеспечение такой ситуации намного превышали бы приобретенные от этого обеспечения выгоды.<3> Сопутствующим, но принципиально важным для судеб государственности эффектом такого позиционного переброса становится проблема демократического государства и демократии вообще. Напомним, что еще Аристотель причислял демократию наряду с тиранией и олигархией к числу "неправильных" видов государственного устройства, предпочитая ей политию. См.: Аристотель. Политика. М.: АСТ "Транзиткнига", 2005. С. 103. Современная жизнь породила целую массу форм проявления кризиса демократии от чуть ли не вековых по своей продолжительности вооруженных конфликтов в странах классической демократии до новейших проявлений терроризма. Не забудем и о том, что именно с территорий, почитавшихся базами государственных демократий, в мир пришли обе мировые войны, а сегодня эти территории "дарят" человечеству череду локальных конфликтов, развязанных "во имя" спасения или, наоборот, насаждения демократии. Внутренне осознавая негомогенность натуралистически-демократического подхода своей деятельностно-гармонистической позиции, автор книги делает попытки "усовершенствовать", "улучшить" демократическое устройство, давая ему, например, наименование "плюралистической демократии" (см. с. 20, 42), однако такие "декорационные" работы, возможно и улучшая облик демократии, только затрудняют понимание читателем действительно принципиального решения, найденного для этой проблемы в монографии.
Если говорить конкретнее, то автор книги (см. с. 45 - 56) ведет дело к тому, что юридическая конституция, став результатом баланса, достигнутого в ходе переговорного процесса всех фактически действующих сил (фактической конституции), может сохранить свой социально-правовой статус-кво при одном-единственном условии: если только эта юридическая конституция будет (путем конституционного судопроизводства) непрерывно применяться к непрерывно растущему кругу базовых социально-экономических отношений непрерывно расширяющимся кругом лиц в непрерывно умножающихся разновидностях практических ситуаций. Но такой процесс всеохватывающего конституционного регулирования (конституционной универсализации) и есть не что иное, как процесс конституциализации социально-экономического развития государственности (и здесь, наконец, сами себе зададим вопрос: почему только российской?). Именно развития, ибо только оно и служит условием непрерывно существующей потребности в непрерывной же конституциализации. А непрерывная (причем непрерывная и в социальном пространстве, и в социальном времени) конституциализация, в свою очередь, - главной причиной и одновременно средством постоянного, сбалансированного во всех своих сторонах развития государственности на основе ценности воплощенного в конституции будущего и все более эффективной защитой общества и граждан от государственной власти, функционально обеспеченной конституционным дерегулированием. То есть развития, взятого как непрерывное расширение пространства собственности и обусловленного ею пространства свободы.
Но есть и еще одна важная сторона блока конституционной универсализации, обращенная к каждому из нас: "...Без должного уважения к Конституции, ВСЕОБЩЕГО (выделено нами. - Авт.) стремления к претворению ее положений в жизнь воплощение этой модели в общественной практике эффективным и всеобщим быть не может" (с. 22). Однако не следует думать, что автор ограничивается только этим, лозунговым, призывным аспектом данной важной стороны. В книге раскрывается основное устройство механизма практического обеспечения такого важного условия (см. с. 43, 44, 50, 51).
Краткие теоретико- и практико-управленческие выводы
Наиболее существенных выводов, значимых для теории и практики управления, мы извлекли из книги два.
Первый состоит в том, что книга создает достаточно предпосылок для разработки и реализации нового направления управленческой деятельности, которое мы назвали бы "balancing" (с ударением на первый слог). Как уже понял читатель, суть этого направления деятельности состоит в нахождении, установлении и поддержании баланса всех без исключения сторон и лиц, участвующих в процессе осуществления той или иной организационно определенной деятельности. Главным социокультурным "продуктом" balancing'а должна будет стать ситуация, при которой каждая (в экстремуме) человеческая единичность (и единичная человечность) окажется рельефным и хорошо укомпонованным элементом практически обеспечиваемой человеческой всеобщности. Именно рельефный (а не однообразный) характер получаемого в результате balancing'а социокультурного пространства создаст максимальную "разность потенциалов" во всех и между всеми точками этого пространства, которая породит энергию максимально эффективного социально-экономического развития организованностей, к которым будут применены процедуры balancing'а. При этом само обеспеченное таким образом развитие приобретет не только качественно новые масштабы энергии, но и источники этой энергии, а также качественно новые цели и ценности. Как контроль и производный от него контроллинг служит средством высвобождения для практического применения по преимуществу физических сил человека (пусть даже многократно умноженных произведениями индустрии), так balancing станет специализированным средством, обеспечивающим практическое употребление умственных и нравственных сил человека, о колоссальном значении которых в свое время писал не только Аристотель <4>, но и, например, весьма прагматично рассуждающие Лука Пачоли <5> и Адам Смит <6>. Сил, которые сжигались и до сих пор сжигаются в факелах обветшавших систем управления.
<4> См.: Аристотель. Указ. соч. С. 26.<5> См.: Пачоли Л. Трактат о счетах и записях / Под ред. Я.В. Соколова. М.: Финансы и статистика, 1994. С. 17, 18.
<6> См.: Смит А. Теория нравственных чувств. М., 1895. С. 520, 521.
Не пускаясь в дальнейшие, более детальные рассуждения о теории и практике balancing'а, скажем лишь о том, что, как и каждый другой тип управленческой деятельности, balancing имеет разумные пределы своего применения. В качественном отношении они простираются там, где обнаруживаются явные пределы физической энергии человека и энергии природного тела вообще (даже если это энергия атомного ядра). И наоборот, там, где ценности, цели и задачи социально-экономического развития требуют для своего достижения именно неограниченных источников сил, способных при своем потреблении не исчерпываться, а, напротив, умножаться, именно там пробивает час balancing'а.
Такой подход к очерчиванию границ разумного применения balancing'а приводит нас ко второму важному выводу: работы, которые до сих пор велись в различных конкретно-теоретических областях и результатами которых стало появление таких средств активизации процесса социально-экономического развития, как нематериальные формы мотивации персонала, разработка организационных миссий, наконец, формирование "корпоративных религий", получили в рецензируемом монографическом труде мощный методологический инструмент своего дальнейшего усовершенствования.