Мудрый Юрист

Практическая значимость теории уголовно-правовой давности

Орлов Д.В., старший преподаватель кафедры уголовно-правовых дисциплин юридического факультета Владимирского государственного педагогического университета, федеральный судья Ленинского районного суда г. Владимира.

Практическое значение научной разработки уголовно-правовой давности не вызывает сомнений и может быть показано на любом примере уголовного правоприменения, в частности на примере уголовного преследования легализации (отмывания) преступных доходов.

Уголовно-правовой запрет, содержащийся в ст. 174.1 УК РФ, предусматривает уголовную ответственность за совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, приобретенным лицом в результате совершения им преступления (за исключением преступлений, предусмотренных ст. ст. 193, 194, 198, 199, 199.1 и 199.2 УК РФ), либо за использование указанных средств или иного имущества для осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности.

Особенностью научного осмысления уголовно-правовой давности применительно к отдельным видам преступления является то, что в таком контексте теоретический анализ данного правового явления невозможен в отрыве от правового анализа конкретного вида преступления.

Прежде всего обращает на себя внимание особенность юридической конструкции статьи УК РФ, содержащей правовую презумпцию, - "в результате совершения преступления".

Одно из значений презумпции (лат. praesumptio) определяется как юридическое признание факта юридически достоверным, пока не будет доказано обратное <1>.

<1> См.: Новый юридический словарь. М., 2006. С. 706.

Всеобщая декларация прав человека провозглашает принципы равенства перед законом, презумпцию невиновности, а также иные гарантии, необходимые для защиты любого лица, обвиненного в совершении наказуемого деяния.

В силу ч. 1 ст. 49 Конституции РФ каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Текст конституционной нормы конкретен и не содержит в себе никакой двусмысленности.

Таким образом, основным критерием для установления в деянии признаков состава преступления, предусмотренного ст. 174.1 УК РФ, и наступления уголовной ответственности за совершение этого преступления является наличие обязательного условия - вступившего в законную силу приговора суда, которым установлен факт получения лицом денежных средств или иного имущества в результате совершения этим лицом преступления. Эту точку зрения высказал и Н.Н. Афанасьев, считающий, что для привлечения к уголовной ответственности по ст. 174.1 УК РФ требуется "признать лицо виновным в совершении преступления путем вынесения судебного приговора, вступившего в законную силу" <2>.

<2> См.: Афанасьев Н.Н. Преступления в сфере экономической деятельности // Уголовное право: Учебник / Под ред. Н.И. Ветрова, Ю.И. Ляпунова. М., 2005. С. 419.

Не вносит ясность в эту проблему и Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 ноября 2004 г. N 23 "О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем" <3>. В частности, согласно п. 19 Постановления "для наступления уголовной ответственности по ст. 174 или ст. 174.1 УК РФ достаточно установить, что лицо совершило хотя бы одну финансовую операцию или сделку с приобретенными преступным путем денежными средствами".

<3> Российская газета. 2004. 7 дек.

Таким образом, для принятия решения о наличии в действиях лица состава преступления, предусмотренного ст. 174.1 УК РФ, достаточно дать в приговоре механизму появления у подсудимого денежных средств или имущества юридическую (уголовно-правовую) характеристику. Если оставаться последовательным, то суд должен указать и статью УК РФ, которая была нарушена подсудимым, совершившим преступление, добывая легализованные (отмытые) впоследствии денежные средства или иное имущество.

Но возможно ли с помощью такой оценки (хотя бы и в мотивировочной части приговора) не нарушить фундаментальный принцип права, обязывающий закрепить виновность лица в совершении преступления (относительно нашего случая - в приобретении им денежных средств или иного имущества) приговором, вступившим в законную силу?

Думается, что постановить обвинительный приговор за совершение преступления, предусмотренного ст. 174.1 УК РФ, не нарушая конституционные и уголовно-правовые нормы, возможно лишь при наличии обвинительного приговора, вступившего в законную силу, которым установлен факт приобретения лицом в результате совершения преступления легализованного впоследствии имущества или денежных средств.

Возможным вариантом разрешения поставленной проблемы может являться одновременное рассмотрение судом дела, по которому лицо обвиняется в совершении нескольких преступлений, одно из которых непосредственно связано с извлечением денежных средств или иного имущества, а другое является легализацией этого имущества или денежных средств.

Однако практика уголовного правоприменения (в том числе и анализируемое Постановление Пленума Верховного Суда РФ) свидетельствует о том, что уголовно-правовой запрет, содержащийся в ст. 174.1 УК РФ, вовсе не тяготеет к юридическому оформлению корыстных преступлений, ответственность за которые предусмотрена Уголовным кодексом. Это приводит к возможности существенного расширения на практике границ наказуемости за указанные деяния в сравнении со смыслом, который следует из буквенно-логического толкования нормы права, содержащейся в ст. 174.1 УК РФ. Очевидно, что такое положение недопустимо, ибо оно противоречит общим принципам права.

Попытка в уголовно-правовой практике "целесообразностью" подменить прямую функцию законодателя соблюдать юридическую технику свидетельствует не о силе, а скорее, наоборот, о слабости отечественной правовой системы.

Совершенно справедливо профессор Н. Лопашенко отмечает, что "почти во всех постановлениях Пленума последних лет прослеживается тенденция к "подправлению" положений уголовного законодательства и фактическому созданию новых уголовно-правовых норм" <4>, достаточно лишь сопоставить диспозицию статьи - "в результате совершения им преступления" и правоприменительную интерпретацию, предлагаемую п. 19 Постановления: "при этом по смыслу закона для ответственности по ст. 174 УК РФ или по статье 174.1 УК РФ судом должен быть установлен факт получения лицом денежных средств или иного имущества, заведомо добытых преступным путем либо в результате совершения преступления" <5>.

<4> См.: Лопашенко Н. Толкование Пленумом Верховного Суда РФ норм об ответственности за незаконное предпринимательство и легализацию // Уголовное право. 2005. N 2. С. 41.
<5> См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 18 ноября 2004 г. N 23 "О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве и легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем".

Такое же расширительное толкование допускается и в п. 21 Постановления: "...должен быть установлен факт получения лицом денежных средств или иного имущества, заведомо добытых преступным путем или в результате совершения преступления" <6>.

<6> Там же.

Сложившееся положение приводит к тому, что судья, принимая решение, должен "компенсировать" недостаток законодательной техники своим усмотрением, но, как совершенно обоснованно замечает А. Барак, "фундаментальная обязанность судьи заключается в том, чтобы осуществлять свое усмотрение разумно. Неразумный вариант есть незаконный вариант" <7>.

<7> Барак Аарон. Судейское усмотрение. М.: Норма, 1999. С. 151.

Расставляя приоритеты в пользу целесообразности, Верховный Суд РФ, формируя судебную практику, обязывает судей нижестоящих судов единообразно применять статью уголовного закона, акцентируя внимание не на сущности материального уголовного права. Этот способ можно охарактеризовать как компромиссное толкование, когда системный подход научно-практического правового анализа подменяется целесообразностью. Опасность такой практики заключается в том, что судебное правоприменение загоняет правовую проблему, связанную с недостаточно высоким качеством законодательной техники, в тупик, вместо того чтобы способствовать совершенствованию правотворчества.

Вполне закономерно, что сложившееся положение неизбежно приводит к ситуации, когда правоприменитель столь же вольно интерпретирует материальный закон. Достаточно обратиться к региональной судебной практике, которая дезориентирована вследствие отсутствия комплексного подхода в затронутой нами проблеме.