Мудрый Юрист

"Гонорар успеха" перед лицом конституционного правосудия

Верещагин Александр - доктор права Эссексского университета (Великобритания), кандидат исторических наук.

Данная статья посвящена анализу вынесенного 23 января 2007 года Постановления Конституционного Суда Российской Федерации, в котором Суд признал, что в настоящее время условие о "гонораре успеха" для адвокатов не может рассчитывать на судебную защиту. Автор рассматривает преимущества и недостатки "гонорара успеха", а также мотивировку и особенности данного Постановления.

23 января 2007 года Конституционный Суд Российской Федерации огласил свое Постановление по делу о конституционности так называемого гонорара успеха для адвокатов. Официальная формулировка Постановления, конечно же, такого термина не содержит, а звучит следующим образом: "По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами общества с ограниченной ответственностью "Агентство корпоративной безопасности" и гражданина В.В. Макеева". Обе нормы Гражданского кодекса, упоминаемые в заголовке и явившиеся предметом рассмотрения в данном деле, касаются договора возмездного оказания услуг. Приведем их полностью.

Пункт 1 статьи 779 гласит: "По договору возмездного оказания услуг исполнитель обязуется по заданию заказчика оказать услуги (совершить определенные действия или осуществить определенную деятельность), а заказчик обязуется оплатить эти услуги".

Пункт 1 статьи 781 добавляет: "Заказчик обязан оплатить оказанные ему услуги в сроки и в порядке, которые указаны в договоре возмездного оказания услуг".

Это все, о чем говорится в указанных статьях Гражданского кодекса, и, как видим, эти положения прямо не относятся ни к гонорарам адвокатов, ни к юридической деятельности вообще. О ней не говорится даже в пункте 2 статьи 779, где перечислены некоторые виды деятельности, которые осуществляются в форме договора о возмездном оказании услуг ("правила настоящей главы применяются к договорам оказания услуг связи, медицинских, ветеринарных, аудиторских, консультационных, информационных услуг, услуг по обучению, туристическому обслуживанию и иных"). Тем не менее на практике юридическая помощь чаще всего оказывается именно в рамках договора о возмездном оказании услуг, а условие о вознаграждении нередко формулируется как "гонорар успеха" (contingent fee). Эта формула означает не что иное, как зависимость размера вознаграждения юриста от того, удалось ли ему получить или сохранить имущество либо иные блага для представляемого им лица в процессе урегулирования правового конфликта. Самым распространенным является указание гонорара в процентах от суммы, которую благодаря усилиям судебного представителя удалось взыскать или отстоять. Вместе с тем возможна и премия за выигрыш дела в твердой сумме (conditional fee). Эта разновидность "гонорара успеха" в последнее десятилетие получила значительное распространение в Европе.

Читатель, возможно, уже заметил, что это определение "гонорара успеха" значительно шире упомянутой выше расхожей формулировки, делающей акцент на адвокатах. В России представлять физических и юридических лиц в гражданских и арбитражных спорах могут не только адвокаты, но и любые другие лица, в том числе и те, кто не имеет специальной юридической подготовки. Более того, подобное условие о гонораре может быть сформулировано и для случаев внесудебного урегулирования споров. Однако именно в случае с адвокатами и адвокатскими образованиями "гонорары успеха" - наиболее острый вопрос. Сами для себя адвокаты вопрос уже решили: в Кодексе профессиональной этики адвоката (2003) "гонорар успеха" признается вполне допустимой формой вознаграждения. Однако этот документ не является обязательным ни для клиентов, ни тем более для судей, поэтому самый насущный вопрос состоит именно в том, подлежит ли такое условие договора судебной защите. Если клиент откажется платить обусловленный гонорар юристу, может ли последний принудить его к этому в судебном порядке? Текст указанных статей Гражданского кодекса не дает на этот вопрос очевидного ответа, что признает и Конституционный Суд.

Нужно обратить внимание и на историю вопроса. Прежняя редакция статьи 25 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", действовавшая до 1 января 2005 года, предусматривала, что адвокат выступает в суде в качестве представителя или (в уголовном процессе) защитника доверителя только на основании договора поручения, предметом которого, как известно, являются определенные юридические действия. То же самое относилось и к представительству в государственных и муниципальных органах и в отношениях с физическими лицами. На основе же договора возмездного оказания услуг адвокат оказывал иные виды юридической помощи (например, консультирование, составление ходатайств и заявлений и т.п.). В нынешней же редакции Закона об адвокатуре это различие исчезло: говорится лишь о том, что адвокат заключает с клиентом соглашение, которое представляет собой гражданско-правовой договор, заключаемый в простой письменной форме. Конкретный вид договора законом уже не предписывается. Судебная практика тем не менее склонна рассматривать такие соглашения как договор возмездного оказания услуг.

Еще до принятия Закона об адвокатуре 29 сентября 1999 года Президиум Высшего Арбитражного Суда (далее - Президиум ВАС) издал информационное письмо, посвященное используемым в юридической практике договорам на оказание правовых услуг. Из текста письма видно, что Президиум ВАС рассматривал этот договор как разновидность договора возмездного оказания услуг. Особенно примечателен следующий абзац письма: "Поскольку стороны в силу статьи 421 Гражданского кодекса Российской Федерации вправе определять условия договора по своему усмотрению, обязанности исполнителя могут включать в себя не только совершение определенных действий (деятельности), но и представление заказчику результата действий исполнителя (письменные консультации и разъяснения по юридическим вопросам; проекты договоров, заявлений, жалоб и других документов правового характера и т.д.)". Президиум ВАС не утверждает, что, оговаривая результат, стороны тем самым расширяют предмет договора и выходят за рамки, установленные для договора возмездного оказания услуг статьей 779 Гражданского кодекса, которая ограничивает этот предмет совершением определенных действий или осуществлением определенной деятельности. Даже используемая Президиумом терминология ("заказчик", "исполнитель") подразумевает, что стороны остаются в рамках договора возмездного оказания услуг или, во всяком случае, не порывают с ним, лишь добавляя к нему новые элементы. Однако именно довод о невозможности расширения предмета договора впоследствии стал основополагающим для аргументации Конституционного Суда РФ.

Информационное письмо Президиума ВАС сыграло совершенно особую роль в этом деле. По существу, именно оно должно было бы стать предметом рассмотрения Конституционного Суда, если бы это позволял сделать Закон о Конституционном Суде. Как указывалось выше, нормы Гражданского кодекса настолько общие, что ставить вопрос об их конституционности в связи с "гонораром успеха" не вполне логично, поскольку они в отношении такого гонорара ничего не предписывают и ничего не запрещают. Запрет содержится именно в информационном письме Президиума ВАС, где сказано, что "не подлежит удовлетворению требование исполнителя о выплате вознаграждения, если данное требование истец обосновывает условием договора, ставящим размер оплаты услуг в зависимость от решения суда или государственного органа, которое будет принято в будущем". Однако в настоящее время информационные письма Президиума ВАС изъяты из сферы абстрактного нормоконтроля, так что их законность или конституционность не может быть объектом рассмотрения какого-либо суда, включая Конституционный. Вообще, эти письма обладают в российской правовой системе чрезвычайно двусмысленным статусом. С одной стороны, они подаются в качестве рекомендаций нижестоящим судам; с другой стороны, они могут вводить новые нормы, так или иначе уточняющие, развивающие или конкретизирующие чересчур общие нормы законов, и в конечном счете практически ничем не отличаются от нормативных предписаний, поскольку издающая их инстанция - Президиум ВАС - является и высшей надзорной инстанцией по конкретным делам, а следовательно, имеет в своих руках все средства, чтобы заставить уважать свои рекомендации. При этом ей вовсе не обязательно ссылаться на них прямо - достаточно просто прибегнуть к тому же самому толкованию закона, которое изложено в каком-либо информационном письме. Именно это произошло в отношении одного из заявителей в Конституционный Суд - адвоката Московской коллегии адвокатов В.В. Макеева. Истец, чьи интересы он представлял в арбитражном суде, - Управление делами Президента Российской Федерации, не выплатил ему полностью "гонорар успеха". Первая инстанция арбитражного суда, куда Московская коллегия адвокатов обратилась с иском о взыскании гонорара, вынесла решение в ее пользу. Впоследствии оно было отменено в апелляционной инстанции, но оставлено в силе в кассации. Когда же наконец дело достигло Президиума ВАС, результат оказался ожидаемым: в иске о взыскании недостающей части гонорара было отказано по тому же самому мотиву, который изложен в письме Президиума <1>. При этом необходимо иметь в виду, что прямо отменить информационные письма Президиума может только сам Президиум - как уже сказано, никакая другая судебная инстанция, а тем более иная ветвь власти, на это не уполномочена. К этому следует добавить, что, даже если бы письма Президиума формально стали объектом нормоконтроля наряду с обычными нормативными актами, они все равно ускользали бы от него благодаря нынешней практике судов применять их не ссылаясь - ведь оспариваемый акт обязательно должен быть непосредственно применен в деле заявителя. При таком положении дел в рассматриваемом случае заявителям не оставалось ничего другого, как поставить в Конституционном Суде вопрос именно так, как они его поставили, а Конституционному Суду - оценивать конституционность положений письма ВАС совершенно косвенным образом, через оценку конституционности соответствующих норм Гражданского кодекса, которые, как нам представляется, сами по себе вполне не виновны в данном деле.

<1> Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 2 декабря 2003 года N 11406/03.

В правовой науке, как отечественной, так и зарубежной, доводы за и против "гонорара успеха" были рассмотрены уже не раз. Различные системы оплаты адвокатской помощи подробно изучил еще Е.В. Васьковский <2>, который в общем и целом весьма неблагосклонно отнесся к этому виду вознаграждения за адвокатскую работу, имея в виду в первую очередь высокую миссию адвоката - "помочь своими знаниями и красноречием торжеству правой стороны". Он писал: "Выполняя такую миссию, адвокат является защитником не только частных интересов отдельного лица, но и интересов всего общества; он выступает в процессе не как представитель тяжущегося, а как представитель общественного интереса, действуя как бы по уполномочию общества. Он защищает индивидуальные права частного лица ввиду и во имя общественного блага" <3>.

<2> См.: главу 4 т. II его книги "Организация адвокатуры". СПб.: Типография П.П. Сойкина, 1893.
<3> Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. М.: Зерцало, 2003. С. 79.

Вполне очевидно, что соблазн, содержащийся в "гонораре успеха", в отличие от других видов оплаты - почасовой ставки и фиксированной суммы за работу независимо от ее результата, может вводить адвокатов в искушение, побуждая их забыть о своей благородной миссии во имя наживы или, выражаясь более нейтрально, ради максимизации прибыли. Характерно, что Конституционный Суд Российской Федерации в мотивировочной части своего Постановления также сделал акцент на публично-правовом значении адвокатской деятельности, хотя и в несколько ином смысле и не столь красноречиво, как дореволюционный юрист. В Великобритании, где, в отличие от США, адвокаты во многом играют роль помощников судей и сильно от них зависят, до конца прошлого столетия contingent fees не были приняты именно по той причине, что адвокат, добивающийся победы любой ценой, мог бы скомпрометировать свою репутацию как представителя суда (officer of the court) <4>. Кроме того, contingent fees практически повсеместно не допускаются в уголовных делах и семейных спорах.

<4> Posner R. Law and Legal Theory in England and America. Oxford: Clarendon Press, 1996. P. 24.

Среди других часто упоминаемых недостатков этой системы нередко указываются нездоровый азарт, который привносится ею в судопроизводство, склонность увеличивать суммы исков в надежде получить большую сумму, а также тот факт, что расходы выигравшей стороны на услуги представителя могут лечь тяжелым бременем на проигравшего. Поэтому логично, что в правовых системах, где проигравшая сторона должна полностью возместить победителю судебные издержки, "гонорар успеха" прижиться не смог. Наибольшее же распространение он получил в Соединенных Штатах - стране, где правило loser pays all (проигравший оплачивает все) не действует. Следует заметить, что и в России его действие довольно ограниченно - расходы на услуги представителя стороны, в пользу которой состоялось решение, взыскиваются с проигравшей стороны "в разумных пределах" <5>. Этот факт, теоретически, открывает возможность для официального признания "гонорара успеха" в России и вместе с тем способен несколько умерить аппетиты адвокатов. К тому же трактовка Президиумом ВАС термина "разумные пределы" не дает больших оснований надеяться, что значительные размеры "гонорара успеха" будут сочтены судом разумными, поскольку она ориентируется на цены, сложившиеся на рынке юридических услуг (для которого крупные суммы "гонораров успеха" не являются показательными), а обязанность доказывать их разумность возлагает на заявителя, в то время как проигравшая сторона свободна от необходимости доказывать их неразумность <6>.

<5> Статья 100 (пункт 1) Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, а также статья 110 (пункт 2) Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации.
<6> Пункт 20 информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда от 13 августа 2004 года N 82.

Преимущества "гонорара успеха" тоже весьма значительны. Его сторонники указывают на то, что в нем есть несомненная польза для общества, поскольку он открывает доступ к юридической помощи малообеспеченным лицам, у которых, однако, есть хорошие шансы на победу в суде. Благодаря "гонорару успеха" такие люди могут нанять дорогого и высококвалифицированного адвоката - возможность, которой в противном случае они были бы лишены. Риск издержек в случае проигрыша перекладывается на плечи адвоката, который тем не менее берется за дело, поскольку оценивает вероятность успеха как значительную. Этот довод выдвигался и при рассмотрении вопроса в Конституционном Суде - в особом мнении судьи А.Л. Кононова.

Кроме того, разделяя риски клиента, адвокат приобретает более сильную мотивацию, а это внушает и самому доверителю уверенность в том, что адвокату интересы клиента действительно небезразличны. Альтернативные системы оплаты такой гарантии не дают. "Гонорар успеха" делает бессмысленным искусственное раздувание юристами количества потраченных часов, которым чревата почасовая ставка. Тем самым юридическая помощь может оказаться более дешевой для клиента и (при обеспеченности "гонорара успеха" судебной защитой) уменьшает вероятность оспаривания выставленных юристами счетов.

Таким образом, это как раз тот случай, когда нет абсолютных и неопровержимых доводов ни за, ни против допустимости определенного решения или института. Это обстоятельство наложило сильный отпечаток на Постановление Конституционного Суда. Прежде всего, оно обусловило его компромиссный характер, на что прямо указал судья Н.С. Бондарь в своем особом мнении. Во-вторых (и это тесно связано с его компромиссным характером), нужно признать, что Постановление вышло довольно расплывчатым. Впрочем, его наиболее важный и актуальный итог сомнений как будто бы не вызывает: в настоящее время условие о "гонораре успеха" (как минимум в рамках договора возмездного оказания услуг) не может рассчитывать на судебную защиту. Как видно из текста Постановления, этот вывод суда строится на двух основных доводах: 1) на необходимости обеспечить баланс частных и публичных интересов; 2) на строго буквальном понимании предмета договора возмездного оказания услуг.

Первый тезис является лейтмотивом Постановления и, как выразился судья Кононов, "излюбленным приемом" Конституционного Суда. Публичный интерес, по мнению Суда, заключается в необходимости обеспечить доступность квалифицированной юридической помощи, что является одной из предпосылок надлежащего осуществления правосудия, а противостоящее ему частноправовое начало сводится к принципу свободы договора. Однако Суд тут же указывает, что свобода договора имеет объективные пределы, которые определяются основами конституционного строя и публичного правопорядка. В частности, "недопустимо распространение договорных отношений и лежащих в их основе принципов на те области социальной жизнедеятельности, которые связаны с реализацией государственной власти. Поскольку органы государственной власти и их должностные лица обеспечивают осуществление народом своей власти, их деятельность (как сама по себе, так и ее результаты) не может быть предметом частноправового регулирования, так же как и реализация гражданских прав и обязанностей не может предопределять конкретные решения и действия органов государственной власти и должностных лиц".

Эта аргументация представляется нам довольно натянутой. Вряд ли можно говорить о том, что стороны, устанавливая условие о "гонораре успеха", тем самым регулируют деятельность органов государственной власти или предопределяют их решения. Во всяком случае, многие судьи были бы удивлены, если бы узнали о том, что их решения были предопределены неизвестными им договоренностями частных лиц.

Что именно в данном случае Суд имел в виду под регулированием и предопределенностью, отчасти раскрывается в дальнейших абзацах Постановления, где достижение законодателем разумного баланса и сочетания частных и публичных интересов увязывается с необходимостью учета "условий конкретного этапа развития российской государственности, состояния ее правовой и судебной систем". Мы вряд ли сильно ошибемся, если предположим, что упоминание судьей Бондарем "коррупционного потенциала", якобы заложенного в "гонораре успеха", проливает свет на смысл данной фразы. Хотя это упоминание сделано тоже мимоходом и подробно не развивается, вероятно, что именно в этом Конституционный Суд видит одну из основных опасностей, которыми чреват "гонорар успеха". Не секрет, что многие усматривают ахиллесову пяту этой системы вознаграждения именно здесь: нечистым на руку лицам представляется немалый соблазн вступить в стачку с судьями, чтобы сорвать куш. На этих соображениях, хотя и не всегда ясно высказанных, основывается весьма распространенная в юридических кругах критика "гонорара успеха". Спорить с ней нет необходимости; вполне может быть, что она и справедлива. Укажем только, что любая система вознаграждения содержит в себе семена тех или иных злоупотреблений; не дать им произрасти - задача, которая может решаться самыми разными методами, и прямой запрет допустим лишь тогда, когда все другие средства исчерпаны. Необходимо также доказательство прямой связи между ростом коррупции и существованием "гонорара успеха". Но до сих пор серьезных доказательств представлено не было - дело ограничивается утверждениями более или менее гипотетического характера. Что касается чрезмерности и неразумности крупных размеров вознаграждения, то следовало бы предоставить судить о его разумности самим сторонам, которые заключают это условие совершенно сознательно и отдавая себе отчет в его последствиях.

В конечном счете решение Конституционного Суда не в состоянии полностью парализовать эти опасности, даже если они реальны. Ведь предмет рассмотрения Конституционного Суда был ограничен рамками договора возмездного оказания услуг. Главный тезис Суда состоит в том, что "федеральный законодатель не включил в понятие предмета договора возмездного оказания услуг достижение результата, ради которого он заключается", а сами стороны "не вправе изменять императивное требование закона о предмете данного договора". И здесь также не могут не явиться возражения. С одной стороны, сам Гражданский кодекс указывает на некоторые услуги, которые должны оказываться в форме данного договора, например медицинские и аудиторские. Так, услуги дантиста подразумевают не просто действия по лечению зубов, но и достижение известного результата лечения. Аналогичным образом целью аудиторской проверки является не сама деятельность проверяющих, а в первую очередь ее результат - аудиторское заключение. Без него деятельность аудиторов имела бы совсем мало смысла. Кроме того, Конституционный Суд оставил без внимания хорошо известный факт, что на основании статьи 421 Гражданского кодекса судебной защитой пользуются смешанные договоры и договоры, прямо не предусмотренные Гражданским кодексом. Таким образом, если "гонорар успеха" действительно выходит за рамки предмета договора о возмездном оказании услуг, то это само по себе не является достаточной причиной, чтобы лишать его судебной защиты. Здесь Конституционный Суд последовал характерной для нашей судебной системы тенденции - не признавать возможность таких правовых институтов или их комбинаций, которые прямо законом не предусмотрены. С другой стороны, не лишена оснований и позиция судьи-докладчика А.Л. Кононова, выступившего с особым мнением. В нем говорится: "Нет оснований полагать, что само по себе принятие судом определенного решения могло бы пониматься сторонами договора... как предмет или результат оказания услуг. Гораздо более убедительно, что судебное решение воспринимается как оценка качества услуг, успеха или неуспеха предпринятых стороной действий и как юридический факт, с которым стороны связывают по договору условие выплаты вознаграждения за оказанные юридические услуги".

Видимо, понимая чрезмерную формальность и ограниченность своего решения, Конституционный Суд указал, что федеральный законодатель имеет право "с учетом конкретных условий развития правовой системы и исходя из конституционных принципов правосудия предусмотреть возможность иного правового регулирования, в частности в рамках специального законодательства о порядке и условиях реализации права на квалифицированную юридическую помощь". Эта важная оговорка содержится в мотивировочной части решения, и непонятно, как она соотносится с вышеупомянутыми соображениями о недопустимости распространения договорных начал на сферу публичной власти. Очевидно, их трудно примирить: если "иное регулирование", то есть предоставление судебной защиты условию о "гонораре успеха", все-таки допускается, то в итоге получается то самое распространение договорных начал на сферу публичной власти, которое осуждается в предыдущих пунктах Постановления.

Председательствующий по делу судья Н.С. Бондарь, сознавая это противоречие, попытался его устранить, приложив к Постановлению свое индивидуальное мнение. Оно довольно необычно, поскольку читается не как позиция судьи, оставшегося в меньшинстве при голосовании по мотивировке принятого решения или какому-то другому вопросу (что предусматривает часть вторая статьи 76 Закона о Конституционном Суде), сколько как развернутый комментарий к Постановлению или даже руководство по его толкованию. Действительно, судья Бондарь признает, что Постановление явилось компромиссом между теми судьями, которые выступали за полный запрет "гонорара успеха", и теми, кто, как он сам, были склонны ограничиться лишь отказом подобным условиям о гонораре в судебной защите. Поэтому свое мнение он определяет как "дополнительные пояснения по поводу возможности реализации такого подхода на основе принятого Постановления". Однако почему сам Суд не был более четок в своих высказываниях? Конечно, это не первый случай, когда решение Суда требует разъяснений, но прежде он сам давал необходимые разъяснения по ходатайству лиц или органов, наделенных правом обратиться к нему с подобным запросом. В данном же случае мы видим нечто иное: какие-то причины побудили председательствующего сразу же после вынесения решения лично выступить с упреждающим толкованием. Сама по себе подобная инициатива судьи является делом совершенно законным: как и всякое другое лицо, он вправе иметь свое собственное понимание смысла Постановления. И все же характерно, что оно высказано в форме официального мнения судьи (а не, скажем, в форме статьи в каком-либо юридическом журнале) и написано с очевидным желанием задать определенное направление процессу уяснения и толкования данного решения Конституционного Суда. Вообще, если подходить к вопросу чисто формально, то можно было бы усомниться в правильности того, что отдельный судья, пусть даже председательствующий по делу, выступает с толкованием Постановления - ведь бесспорно, что такое толкование есть дело самого Суда, а не отдельного судьи, и разные судьи могут придерживаться различного толкования. Однако в данном случае эту формальную мерку следует, по нашему мнению, отложить в сторону и вместо этого констатировать абсолютную уместность и безусловную полезность подобного разъяснения. Причина этого в следующем: нам представляется, что мнение судьи Бондаря обращено в первую очередь (если не исключительно) к законодателю и призвано вывести его из затруднений, неизбежных при толковании Постановления. А затруднение неизбежно, поскольку текст Постановления весьма противоречив и не может служить достаточно надежным ориентиром при разрешении вопроса о том, какие способы законодательного урегулирования проблемы являются приемлемыми с точки зрения Конституционного Суда. Таким образом, приступая к делу, законодатель мог бы оказаться на весьма зыбкой почве. Ясно, что такая ситуация не обещает ничего хорошего, и мнение председательствующего как бы наносит на правовое поле более четкую "разметку". При этом подразумевается, что Конституционный Суд не лишен права выступить впоследствии с собственным толкованием.

Что же уточняет мнение судьи Бондаря в принятом Постановлении? Прежде всего, он отрицает "запретительную" трактовку Постановления, указывая, что правовая позиция Конституционного Суда "не может быть истолкована как абсолютный запрет "гонорара успеха" и, соответственно, как недопустимость законодательного введения этого института на неопределенный срок (по крайней мере, до достижения правовой и судебной системами некоего качественно нового состояния развития)". Если мы правильно понимаем это утверждение судьи, то оно означает, что вопрос о том, достигла ли российская система нужного состояния, должен решать законодатель, и в принципе не исключается, что "гонорар успеха" может быть введен уже в ближайшем будущем, не дожидаясь коренных изменений правовой системы.

Кроме того, судья Бондарь указывает, что данная позиция распространяется лишь на договор возмездного оказания услуг, а другие формы гражданско-правовых договоров по оказанию юридической помощи ею не охватываются. Не касается она и случаев, когда спор урегулирован на доюрисдикционных стадиях, например благодаря усилиям посредника, и никакого решения по нему не было вынесено (очевидно, предполагается, что в этом случае "гонорар успеха" не просто допустим, но и должен обеспечиваться судебной защитой). В мнении председательствующего содержится и призыв к законодательной дифференциации юридической помощи в зависимости от статуса получателей правовых услуг, вида и характера спорных правоотношений, финансового положения клиента и тому подобных обстоятельств. Таким образом, можно сказать, что мнение Н.С. Бондаря, формально оставаясь личной позицией судьи, как бы поощряет законодателя приступить к решению вопроса и дает ему ориентиры, которые отличаются большей определенностью, нежели само Постановление.

На наш взгляд, причина, по которой Конституционный Суд так и не решился узаконить "гонорар успеха", но вместе с тем предоставил такую возможность законодателю, состоит в недостаточности (а точнее, полном отсутствии) сколько-нибудь детального регулирования этого вопроса на уровне законодательства, подзаконных актов и корпоративных правил. Сам Суд выработать эти подробности, разумеется, не может, поэтому у него оставался выбор между прямым разрешением этого института (позиция, изложенная в особом мнении А.Л. Кононова), его абсолютным запретом и, наконец, своего рода мораторием, когда окончательное решение предоставляется законодателю. Последний вариант выглядел наиболее умеренным и при данных условиях предпочтительным. Разделение судей между этими тремя позициями и обусловило весьма компромиссный и недостаточно согласованный характер Постановления. В любом случае, Конституционный Суд свое слово сказал; теперь наступила очередь законодателя.