Мудрый Юрист

Заражение вич-инфекцией: вопросы уголовно-правовой оценки

Элина Сидоренко, доцент юридического факультета Ставропольского государственного университета, кандидат юридических наук.

Несмотря на негативную динамику распространения ВИЧ-инфекции, в Российской Федерации еще не разработан эффективный механизм медицинского и правового предупреждения этого заболевания. В частности, не реализуется превентивный потенциал уголовного законодательства. Норма ст. 122 УК РФ практически не работает ввиду отсутствия четких научно-обоснованных рекомендаций по наиболее значимым проблемам ее применения. В их числе можно выделить следующие: 1) определение круга деяний, образующих поставление в опасность заражения ВИЧ-инфекцией; 2) установление момента заражения; 3) выявление значимости способа инфицирования при правовой оценке деяния; 4) определение понятия и правовых признаков согласия потерпевшего на заражение ВИЧ-инфекцией. Как известно, состав заведомого поставления другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией (ч. 1 ст. 122 УК РФ) сформулирован по принципу формального: для признания преступления оконченным не требуется наступления последствий в виде заболевания. Н.Д. Дурманов, рассматривая составы поставления в опасность, отмечал, что "они непосредственно не посягают на жизнь и здоровье людей и большей частью не приводят к смерти человека или повреждению его здоровья, но создают реальную угрозу, реальную опасность причинения такого вреда" <1>. Преступление, предусмотренное в ч. 1 ст. 122 УК РФ, не является исключением. С объективной стороны оно может выражаться в совершении деяния, создающего реальную угрозу заражения потерпевшего ВИЧ-инфекцией. При этом закон не указывает на способы поставления в опасность. В результате некоторые авторы ограничивают рассматриваемое деяние только действиями инфицированного <2>, а другие полагают, что поставление в опасность заражения может осуществляться как путем действия, так и бездействием <3>.

<1> Советское уголовное право. М.: Изд-во МГУ, 1971. С. 174.
<2> Курс уголовного права. Особенная часть: Учебник для вузов / Под ред. Г.Н. Борзенкова, В.С. Комисарова. Т. 3. М., 2002. С. 195 - 196.
<3> Викторов И.С. Уголовная ответственность за распространение венерических заболеваний. Саратов, 1980. С. 50.

Противоречия в толковании нормы не могли не отразиться на следственной и судебной практике. Остро встал вопрос о том, считать ли несоблюдение лицом мер предосторожности способом поставления в опасность. В теории уголовного права совершение преступления в форме бездействия возможно тогда, когда "субъект непосредственно посягает на определенный порядок и не выполняет возложенные на него обязанности" <4>. На инфицированного в России возлагаются две правовые обязанности: подвергнуться лечению и сообщать при заключении брака или обращении в медицинское учреждение о наличии заболевания. Но нарушение этих обязанностей не "укладывается" в модель заведомого поставления другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией. Поставление в опасность предполагает такое виновное поведение, которое создает обстановку реального наступления общественно опасных последствий. Сами же по себе уклонение от лечения и несообщение о наличии ВИЧ-инфекции не создают ситуацию реальной опасности, поскольку отсутствует прямая непосредственная связь между ними и потенциально возможными последствиями. Опасность создается конкретными действиями виновного (вступление в половой контакт, переливание крови и пр.), но не предшествующим ему бездействием.

<4> Тер-Акопов А.А. Бездействие как форма преступного поведения. М., 1980. С. 48.

В целом можно заключить, что только активные действия, умышленно направленные на инфицирование больного, могут образовывать состав ч. 1 ст. 122 УК РФ. При этом судам и органам предварительного следствия в каждом случае следует устанавливать способ поставления в опасность и посредством назначения соответствующей экспертизы доказывать наличие реальной и непосредственной угрозы заражения.

В настоящее время особенно дискуссионным является вопрос о том, в какой момент заражение ВИЧ-инфекцией считается оконченным и что именно понимается под заражением. В Энциклопедическом медицинском словаре под заражением понимается проникновение возбудителя инфекции в организм человека и животного, приводящее к развитию той или иной формы инфекционного процесса (болезнь, носительство возбудителей инфекций) <5>. Некоторые исследователи рассматривают заражение как фактическую передачу возбудителей болезни другому человеку вне зависимости от возможных последствий <6>. Полагаем, что употребление в законе термина "заражение" свидетельствует не о фактическом проникновении инфекции (например, через слюну при поцелуе), а о ее "вживлении" в организм человека, когда возбудители вызывают процесс первичного болезнетворного воздействия на организм. Развитие ВИЧ-инфекции имеет несколько стадий: инкубации; первичных проявлений; субклиническую и стадию вторичных заболеваний <7>. Полагаем, что установление факта развития ВИЧ-инфекции на любой из перечисленных стадий в организме потерпевшего признается заражением, и виновный несет уголовную ответственность по ч. 2 ст. 122 УК РФ. При этом, несомненно, следует установить причинно-следственную связь между действиями виновного и наступившим инфицированием посредством проведения судебно-медицинской экспертизы. Если в организме лица будут обнаружены возбудители ВИЧ-инфекции, наличие которых явно недостаточно для развития заболевания, деяние виновного при наличии прямого умысла следует квалифицировать по ч. 1 ст. 122 УК РФ.

<5> Энциклопедический словарь медицинских терминов / Под ред. Б.В. Петровского. М., 1982. Т. 1. С. 389.
<6> Комментарий к УК с постатейными материалами и судебной практикой / Под ред. С.И. Никулина. М., 2002. С. 351.
<7> ВИЧ-инфекция и кожа: Учебник / Под ред. О.Л. Иванова. М., 2002. С. 394 - 396.

Определенные сложности при уголовно-правовой оценке заражения ВИЧ-инфекцией вызывает способ инфицирования. На практике заражение может произойти в результате самых разнообразных действий. Вместе с тем в способе заражения проявляется сущность и характер совершенного преступления, поэтому он относится к предмету доказывания и должен находить отражение во всех процессуальных документах органов следствия и суда. К сожалению, это обстоятельство не всегда учитывается в практической деятельности правоохранительных органов.

В медицине выделяют три основных пути передачи ВИЧ-инфекции: половой, парентеральный (через кровь) и вертикальный (от матери к плоду). Общественная опасность первых двух способов и, следовательно, наказуемость заражения не вызывают сомнений. Что же касается третьего, то здесь имеет место конфликт частных и публичных интересов. С одной стороны, инфицированная женщина, рожающая ребенка, реализует свое право на материнство, а с другой - создает опасность заражения или заражает ВИЧ-инфекцией еще не родившегося ребенка. Согласно медицинским исследованиям, возможность заражения плода во время беременности составляет 25 - 35% <8>. Возбудитель может проникать через плаценту из организма матери к плоду. Возможно также заражение младенца во время родов, когда ребенок появляется на свет в потоке околоплодных вод и крови, содержащих ВИЧ. Достаточно небольшого повреждения, чтобы в организм новорожденного проник возбудитель инфекции. Нередким является заражение младенца при грудном вскармливании инфицированной матерью. Несмотря на очевидность того факта, что больная ВИЧ-инфекцией женщина, вынашивая и рожая ребенка, подвергает его реальной опасности заражения, ее действия не получили до настоящего времени однозначной правовой оценки. Государство не ограничивает репродуктивную свободу ВИЧ-инфицированных женщин. Они могут вынашивать и рожать детей, но только под специальным медицинским наблюдением. В то же время в УК РФ содержится запрет на поставление в опасность заражения ВИЧ-инфекцией независимо от способов его осуществления. Это дает основание полагать, что поставление матерью своего неродившегося ребенка в опасность заражения должно квалифицироваться по ст. 122 УК РФ. Однако это невозможно ввиду отсутствия объекта преступления. В случае с инфицированием эмбриона речь о здоровье как неотъемлемом благе человека идти не может. Следовательно, физическое благополучие будущего ребенка остается за рамками уголовно-правовой охраны, а действия матери, поставившей плод в опасность инфицирования, исключают уголовную ответственность. При этом на правовую оценку деяния не влияет то, что беременная женщина не находилась на учете и под специальным медицинским наблюдением.

<8> Покровский В.В., Ермак Т.Н., Беляева В.В., Юрин О.Г. ВИЧ-инфекция: клиника, диагностика, лечение / Под общей ред. В.В. Покровского. М., 2003. С. 88.

Иная ситуация имеет место в случае, когда больная ВИЧ-инфекцией вскармливает младенца грудью. В этом случае она подлежит уголовной ответственности по ч. 1 ст. 122 УК РФ, если заболевание ВИЧ не наступило, и по ч. 2 названной статьи - при фактическом заражении ребенка. Обязательному установлению подлежит тот факт, что женщина достоверно знала о наличии у нее ВИЧ-инфекции и предвидела возможность заражения ребенка. О достоверной осведомленности лица свидетельствуют получение им результатов медицинского освидетельствования и подписание соответствующей формы предупреждения об уголовной ответственности за заражение ВИЧ-инфекцией. Знание о наличии заболевания презюмирует осведомленность инфицирования как о заразности, так и о возможности заражения другого лица ВИЧ-инфекцией. В этой связи сложно согласиться с мнением М.Д. Шаргородского, что "для квалификации деяния необходимо установление не только сознания наличия болезни, но и того, что она находится в заразительной стадии" <9>. Представляется, что принятие данного предложения может привести к ошибочным выводам. Осознание заразительной стадии болезни требует глубоких медицинских познаний в области инфекционных заболеваний, которыми большинство людей не обладают. По нашему мнению, для признания действий кормящей инфицированной женщины преступлением не требуется точного предвидения самого заражения, а достаточно на основе знания о наличии болезни предвидения в общих чертах возможности заражения ребенка.

<9> Шаргородский М.Д. Ответственность за преступления против личности. Л., 1953. С. 70.

Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. "О внесении изменений в УК РФ" в уголовный закон было введено примечание к ст. 122 УК РФ следующего содержания: "Лицо, заведомо поставившее другое лицо в опасность заражения или заразившее ВИЧ-инфекцией, освобождается от уголовной ответственности в случае, если другое лицо, поставленное в опасность заражения или зараженное ВИЧ-инфекцией, было своевременно предупреждено о наличии у первого этой болезни и добровольно согласилось совершить действия, создавшие опасность заражения". Считая оправданным расширение диспозитивных начал в уголовно-правовом регулировании, нельзя признать удовлетворительной ситуацию, когда ни в законе, ни в правоприменительной деятельности не определены понятие и правовые признаки согласия потерпевшего на заражение ВИЧ-инфекцией.

А.Н. Красиков определял согласие как "выражение свободного волеизъявления лица на нарушение своих благ или поставление их в опасность (риск) как способ достижения личного интереса" <10>. Автор подчеркивал, что согласие должно: 1) распространяться на те права и интересы, которые находятся в свободном распоряжении лица; 2) быть дано в пределах свободного распоряжения своими личными правами и интересами; 3) не преследовать общественно вредных целей; 4) быть действительным; 5) добровольным и 6) своевременным <11>. Иным образом рассматривал согласие потерпевшего С.В. Познышев. Он видел в нем "волеизъявление, данное серьезно, выражающее обдуманное решение субъекта; данное добровольно, а не в силу какого-либо принуждения; не вырванное обманом, а данное с пониманием последствий деяния, на которое дается согласие; данное лицом вменяемым и не по совершении, а до совершения деяния" <12>. В настоящее время оправданным видится выделение двух групп уголовно значимых признаков согласия: 1) характеризующие субъективные свойства согласия (действительность; добровольность); 2) выражающие объективные признаки (своевременность, конкретность и истинность).

<10> Красиков А.Н. Сущность и значение согласия потерпевшего в советском уголовном праве. Саратов, 1976. С. 58 - 59.
<11> Там же. С. 65 - 67.
<12> Там же. С. 160.

В примечании к ст. 122 УК РФ прямо указывается только на два признака: своевременность и добровольность согласия. Несмотря на то что значение своевременности согласия признается большинством ученых и практиков, в настоящее время нет единства мнений относительно того, в какой момент пострадавший должен выразить желание на причинение вреда собственным интересам. Так, С.В. Познышев отмечал, что "согласие должно быть дано не по совершении, а до совершения деяния, так как, согласно указанному критерию, важен момент, в который субъект определялся к своему деянию, решался приступить к его совершению; важно, решился ли он с сознанием ненасильственности в отношении другого лица его действий, соответствия их воле другого лица или нет" <13>. В.И. Колосова и Е.О. Маляева утверждают, что "согласие должно быть дано до или во время совершения действий, внешне подпадающих под уголовно-правовые нормы" <14>. В.И. Михайлов более категорично подходит к признаку своевременности и отмечает, что "согласие должно быть дано до начала совершения вредоносных действий. Оно не имеет обратной силы... Срок действия согласия оговаривается специально или усматривается из обстановки его дачи. Отмененное согласие исключает совершение в дальнейшем действий, предусмотренных первоначально" <15>.

<13> Познышев С.В. Основные начала науки уголовного права. Общая часть. СПб., 1907. С. 160.
<14> Колосова В.И., Маляева Е.О. Указ. соч. С. 6.
<15> Михайлов В.И. Согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Законодательство. 2002. N 3. С. 12.

Последняя позиция видится нам более обоснованной. Думается, что своевременным должно признаваться лишь то согласие, которое дано пострадавшим до начала вредоносного деяния. Если согласие дано в процессе совершения действий, создающих опасность заражения ВИЧ-инфекцией, волеизъявление потерпевшего нельзя признать обстоятельством, исключающим преступность деяния. Данный вывод, однако, проистекает больше из духа, нежели из буквы закона. В статье 122 УК РФ речь идет не о своевременности согласия, а о своевременности предупреждения о наличии у лица болезни. Предполагается, что инфицированное лицо до совершения действий, направленных на заражение, уведомляет потенциального пострадавшего об определенном риске заражения. Между тем неясно, в какой (письменной или устной) форме осуществляется предупреждение. На необходимость уведомления о наличии ВИЧ-инфекции указывается только в п. 3 ст. 15 Семейного кодекса РФ, согласно которому сокрытие ВИЧ-инфекции во время вступления в брак может послужить основанием к признанию его недействительным. Возможный механизм предотвращения заражения супруга видится в установлении для органов загса обязанности предупреждать гражданина о том, что его избранник является носителем ВИЧ-инфекции. Для этого целесообразно ввести обязательное предварительное медицинское освидетельствование на наличие вируса ВИЧ-инфекции у вступающих в брак лиц с последующим представлением соответствующей справки органу загса, но в настоящее время такой нормы не существует. Вместе с тем указание в ст. 122 УК РФ на своевременное предупреждение как обязательное условие освобождения от уголовной ответственности предполагает его письменное закрепление. Полагаем, что только при наличии такого документа можно установить юридически значимый факт предупреждения.

Под добровольностью согласия пострадавшего следует понимать отсутствие принуждения либо обмана со стороны инфицированного либо третьих лиц. При этом принуждение следует рассматривать как умышленное применение в отношении пострадавшего незаконных методов физического и психического воздействия. Оно может выражаться в причинении вреда здоровью различной степени тяжести, применении пыток, нанесении побоев, лишении свободы, выражении различных угроз и прочее. Очевидно, что неосторожные поступки, побудившие пострадавшего дать согласие на заражение ВИЧ-инфекцией, не следует рассматривать как принуждение к согласию.

Под обманом необходимо понимать умышленное искажение действительного положения вещей, преднамеренное введение лица в заблуждение относительно определенных фактов, обстоятельств, событий в целях побудить лицо согласиться на заражение ВИЧ-инфекцией. Следует, однако, отличать обман от риска. Заражение лица ВИЧ-инфекцией в результате его добровольных рискованных действий, как это часто происходит на практике, исключает преступность деяния.

Признак добровольности непосредственно связан с конкретностью согласия пострадавшего, о которой можно говорить лишь в случае, если имеет место полная осведомленность лица относительно тех благ, которым будет причинен вред, и последствий такого причинения. В случае выражения согласия на заражение ВИЧ-инфекцией потерпевший должен в полной мере осознавать, какие блага он позволяет нарушить. Если лицо, заручившись согласием на заражение ВИЧ-инфекцией, умышленно причиняет иной вред здоровью потерпевшего, деяние будет признаваться преступным, а согласие - недействительным. Помимо осознания пострадавшим последствий деяния, большое значение может иметь также полная осведомленность пострадавшего относительно иных обстоятельств, имеющих для него принципиальное значение. Среди таких обстоятельств целесообразно выделять следующие: способ, место и время осуществления действий, на которые получено согласие, и (что особо значимо при заражении ВИЧ-инфекцией) личность инфицированного.

В рамках анализа конкретности нельзя обойти вниманием форму выражения согласия. По мнению А.Н. Красикова, "предпочтительной формой является письменная, но в отдельных случаях допускается и устная форма согласия (конклюдентная); момент признания согласия правомерным необходимо соотносить с фактом (моментом) адекватного уяснения и восприятия этого согласия сознанием другого лица" <16>. А.В. Сумачев предлагает соотносить формы выражения согласия (письменную или устную) с соответствующими категориями преступлений, указанными в ст. 15 УК РФ. Однако более целесообразным является рассмотрение вопроса о форме выражения волеизъявления через анализ института уголовного преследования по делам частного и частно-публичного обвинения, когда потерпевшему предоставляется возможность самостоятельно решать вопрос о возбуждении уголовного дела, а по делам частного обвинения - еще и о прекращении уголовно-правового преследования. Следовательно, устная форма согласия пострадавшего будет допустима и приемлема только при преступлениях, уголовные дела о которых возбуждаются в порядке частного и частно-публичного обвинения. Что же касается заражения ВИЧ-инфекцией, то уголовные дела по ст. 122 УК РФ возбуждаются в публичном порядке. Следовательно, согласие лица на заражение должно быть оформлено в письменной форме. В этом документе должны найти закрепление все значимые для пострадавшего обстоятельства: личность инфицированного, способ поставления в опасность заражения, возможные последствия и прочее.

<16> Красиков А.Н. Указ. соч. С. 61.

Оговаривая своевременность и добровольность согласия, УК РФ оставляет без внимания вопрос о допустимом возрасте потерпевшего или, иными словами, о действительности волеизъявления. В теории и правоприменительной практике эта проблема до настоящего времени не решена. Некоторые исследователи связывают возможность лица самостоятельно распоряжаться своим здоровьем с достижением возраста дееспособности. В частности, А.В. Сумачева отмечает: "Дееспособность как содержание признака действительности согласия имеет важное значение, ибо согласие здесь в конечном итоге порождает правовые последствия, в частности, для соглашавшегося... В уголовно-правовом понятии "согласие" при характеристике признака "действительность" необходимо указание на дееспособность лица, дающего согласие. При этом полную дееспособность лица в праве связывают с достижением возраста 18 лет (ч. 1 ст. 21 Гражданского кодекса РФ)" <17>. Разделяемый автором подход сложно признать обоснованным по ряду оснований. Во-первых, сомнение вызывает анализ уголовно-правовой категории через гражданско-правовое понятие. Понимая под "дееспособностью" возможность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их, сложно найти сколько-нибудь значимую причину для использования этого термина в уголовном праве. Во-вторых, в высказанной выше позиции проявляется "двойной стандарт" в оценке сознательно-волевых способностей причинителя вреда и пострадавшего. Так как в отсутствие согласия причинение вреда носит преступный характер, то очевидно, что посягающее лицо будет признаваться субъектом преступления при достижении возраста уголовной ответственности и наличии вменяемости.

<17> Сумачев А.В. Публичность и диспозитивность в уголовном праве. М., 2003. С. 110 - 111.

Действительным в ст. 122 УК РФ должно признаваться волеизъявление лица, достигшего возраста 16 лет. Если согласие было дано лицом, не достигшим этого возраста, оно признается недействительным и субъект должен нести ответственность на общих основаниях. Но при этом требуется устанавливать факт заведомого знания виновного о недостижении пострадавшим определенного возраста.