Мудрый Юрист

Физическое или психическое принуждение

Е.Г. ВЕСЕЛОВ

Веселов Евгений Геннадьевич, кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и криминологии Кубанского государственного университета (г. Краснодар).

Окончил Кубанский государственный университет в 2000 г. В 2002 г. в том же университете защитил кандидатскую диссертацию на тему: "Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния".

Автор 25 научных и научно-методических работ.

Основные работы: Физическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Научные труды РАЮН. М., 2002. Вып. 2. Т. 1; Ответственность за превышение пределов правомерности обстоятельств, исключающих преступность деяния // Пять лет действия УК РФ: итоги и перспективы: Материалы 11 Международной научно-практической конференции, состоявшейся на юридическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова 30 - 31 мая 2002 г. М., 2003 (в соавт.); Граница преступного и непреступного // Уголовное право. 2004. N 3; Еще раз о квалификации "сопряженного" убийства // Российский следователь. 2005. N 9; О понятии декриминализации в российском уголовном праве // Ученые записки. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2003. Вып. 2; Псевдопреступление как новая уголовно-правовая категория // Актуальные проблемы уголовного законодательства России на современном этапе: Матер. III Всерос. науч.-практ. конф. 19 - 20 сентября 2002 г. Ч. 1. Краснодар, 2003.

§ 1. Принуждение в системе обстоятельств, исключающих преступность деяния

По действующему УК РФ физическое или психическое принуждение является самостоятельным обстоятельством, исключающим преступность деяния (ст. 40 УК). Однако в теории уголовного права широко представлены и другие мнения о его правовой природе. В частности, были высказаны предложения исключить из УК ст. 40, объединить данное обстоятельство с крайней необходимостью, перенести ч. 1 ст. 40 УК в другие главы УК <1>. Учитывая немалое количество идей о реформировании главы 8 УК, стоит хотя бы в перспективе поставить вопрос об объединении в одной главе УК всех материально-правовых обстоятельств, позволяющих не признавать совершенное общественно опасное деяние преступлением <2>. Кроме уже содержащихся в главе 8 УК обстоятельств, речь может идти о малозначительности деяния, невменяемости, казусе, извинительной ошибке, непреодолимой силе, недостижении возраста уголовной ответственности, добровольном отказе <3>.

<1> См., например: Босхолов С.С. Уголовная политика современной России в условиях конституционно-правового регулирования: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1999. С. 23; Милюков С.Ф. Российское уголовное законодательство. Опыт критического анализа: Монография. СПб., 2000. С. 140; Орешкина Т.Ю. Обстоятельства, исключающие преступность деяния, по действующему уголовному законодательству Российской Федерации // Государство и право на рубеже веков. Криминология. Уголовное право. Судебное право (материалы всероссийской конференции). М., 2001. С. 118; Пархоменко С. Уголовно-правовая регламентация превышения пределов крайней необходимости // Уголовное право. 2004. N 2. С. 49; и др.
<2> Для сравнения, в странах англосаксонской системы права выделяются так называемые защиты (defenses) - все обстоятельства, при которых ответственность устраняется или уменьшается. См. об этом: Веселов Е.Г. Защиты в английском уголовном праве // Теория и практика соблюдения законности в России: Материалы межвузовской научно-практической юбилейной конференции преподавателей и аспирантов, посвященной 10-летию со дня основания юридического факультета КГАУ. Краснодар, 2002.
<3> См. подробнее: Веселов Е. Грань между преступным и непреступным // Уголовное право. 2004. N 3.

Впрочем, в настоящее время принуждение рассматривается в рамках системы обстоятельств, исключающих преступность деяния (ОИПД), и поэтому стоит показать, чем они различаются. Разграничение принуждения со всеми ОИПД, кроме крайней необходимости, не представляет серьезных сложностей. Так, сходство физического принуждения с необходимой обороной заключается в объективной близости их оснований, поскольку в обоих случаях виновное лицо нападает как на потерпевшего, так и на третьих лиц и вынуждает его предпринять определенные меры для преодоления принуждения или отражения посягательства. Но если необходимая оборона предполагает адекватный ответ агрессору <4>, то принуждение ведет к тому, что потерпевший вынужден причинить вред третьим лицам. Различия, кроме очевидного - в характере деятельности потерпевшего, - заключаются в том, что необходимая оборона, в отличие от физического принуждения, не предполагает обязательного обращения преступного требования к потерпевшему, хотя и не исключает его наличия; при необходимой обороне лицо может избежать причинения вреда, а при принуждении у него нет такой возможности. Более ограниченный характер принуждения заключается, как указывал А.Ф. Кони, в том, что при необходимой обороне лицо имеет право употреблять все меры для своей защиты, тогда как при принуждении субъект не соединяет в себе необходимых условий вменяемости (в терминологии современного закона - условий преступности деяния) и не имеет права наносить вред, к которому его принуждают <5>.

<4> Пленум Верховного Суда СССР в Постановлении от 29 мая 1967 г. по делу Ч. указывал, что необходимая оборона предполагает активное противодействие нападению средствами, соразмерными интенсивности последнего, и не может быть сведена к простому отражению угрозы, в частности к отталкиванию нападающего. См.: Бюллетень Верховного Суда СССР. 1967. N 4. С. 16.
<5> Кони А.Ф. О праве необходимой обороны. М., 1996. С. 16.

Некоторые черты сближают принуждение с обоснованным риском. И при принуждении, и при обоснованном риске виновный стремится предотвратить наступление более тяжких последствий, чем те, которые им причиняются на самом деле. При обоснованном риске цель обычно лежит в плоскости профессиональной деятельности причинителя, но не ограничивается ею <6>. Очень близок к принуждению признак единственности действий, совершаемых для достижения цели (ч. 2 ст. 41 УК). В самом деле, при принуждении лицо также оказывается вынужденным совершить формально преступное деяние в силу давления сложившейся ситуации; если же принуждение было непреодолимым, то по этому параметру данные обстоятельства и вовсе совпадают.

<6> См.: Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении. Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М., 1999. С. 485.

Тем не менее при принуждении формально преступный характер носит как само деяние лица, так и его последствия, в то время как при обоснованном риске деятель зачастую нарушает установленные в обществе правила безопасности, выполнения определенных работ и т.п. Это объясняет и различное психическое отношение к последствиям своего поведения. Так, принуждаемый стремится не только к совершению требуемого от него действия, но и ясно представляет те последствия, которые наступят в результате их совершения (смерть, причинение вреда здоровью, уменьшение имущественных фондов и т.д.), чего нет при обоснованном риске. Характер предвидимых последствий в последнем случае менее конкретен. К результату своих действий принуждаемый относится как к одному из необходимых элементов, позволяющих ему избежать принуждения, либо этот результат ему безразличен. При обоснованном риске виновный, наоборот, не соглашается с возможностью наступления последствий, стремится их предотвратить. Иными словами, причинение вреда при превышении пределов обоснованного риска с субъективной стороны чаще всего характеризуется преступным легкомыслием, а при принуждении - умыслом.

Сравнительный анализ принуждения и исполнения приказа или распоряжения показывает, что в них деятельность исполнителя характеризуется интеллектуально пассивным с точки зрения уголовного права поведением, поэтому субъективные моменты вписываются в контекст спонтанно возникшей или длительной, противоправной (в результате принуждения) либо социально допустимой, но всегда иерархической структуры властеотношений (например, в воинском коллективе). К примеру, В.Д. Ардашкин определяет принуждение как "один из способов (методов), формирующих состояние подчиненности, и представляет собой веление или прямое действие" <7>.

<7> Ардашкин В.Д. О подчинении и принуждении в советском государственном управлении // Вопросы государства и права. Томск, 1966. С. 248 - 249.

Требование, выраженное уголовным законом для субъективной стороны этих двух обстоятельств, относится к вине и выражается в следующем: 1) абсолютная или относительная невозможность избежать бездействия или выполнения действия, требуемого принуждающим лицом (физическое или психическое принуждение); 2) сознание внешней правомерности приказа (исполнение приказа или распоряжения). С учетом изложенного можно утверждать о том, что близость субъективной стороны принуждения и исполнения приказа при сходстве объективной стороны свидетельствует об их родстве. Очевидно, исполнение приказа следует считать частным случаем психического принуждения, когда состояние принуждения относится к области управления и юридически правомерно. Отрадно заметить, что наше мнение разделяет С.В. Пархоменко <8>.

<8> Пархоменко С.В. Деяния, преступность которых исключается в силу социальной полезности и необходимости. СПб., 2004. С. 114.

Значительно сложнее выявить, чем принуждение отличается от крайней необходимости. Какими же критериями можно при этом руководствоваться? В.А. Блинников проводит различие между ними по юридической природе конфликта интересов в состоянии крайней необходимости - столкновение правоохраняемых интересов третьих лиц, при принуждении - изначальное столкновение интересов третьего лица и самого принуждаемого <9>. По нашему мнению, есть также некоторая специфика по источнику угрожающей опасности. Если при принуждении источником являются только неправомерные (формально преступные) действия других лиц, то источники возникновения состояния крайней необходимости в законе не указаны. Кроме общественно опасного поведения других людей, ими могут быть стихийные силы (например, пожар, наводнение), нападение со стороны животных, патологические и физиологические процессы, происходящие в организме человека (болезнь, голод) <10>.

<9> Блинников В.А. Система обстоятельств, исключающих преступность деяния, в уголовном праве России: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2002. С. 36.
<10> Домахин С.А. Крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1955. С. 21 - 25.

Принуждение и крайняя необходимость несколько различаются и по характеру совершаемых действий. При принуждении лицо, выполняя противоправное требование, можно сказать, отдается на волю подхватившей его стихии. В свою очередь, крайняя необходимость означает, что лицо сопротивляется возникшей ситуации и предпринимает меры для ее прекращения, хотя в результате страдают другие правоохраняемые интересы. Эта особенность хорошо видна на конкретных примерах из практики. Так, Б. взял с собой охотничье ружье и под предлогом проверки своих рыболовных снастей пригласил поехать на карьеры несовершеннолетних П. и Б-ва. Передвигаясь на лодке и увидев в воде сети, принадлежащие Ш., Б. зарядил ружье и наставил его на Б-ва. Угрожая физической расправой и убийством, он приказал Б-ву и П. вытаскивать сети. Не находясь в сговоре с Б. и не будучи вначале осведомленными о его преступном намерении, несовершеннолетние П. и Б-в, испугавшись угрозы, стали вытаскивать из воды сети Ш. Пытаясь помешать краже сетей, Ш. стал приближаться к ним на лодке. Б. выстрелил в Ш. из ружья и причинил ему тяжкие телесные повреждения, опасные для жизни и здоровья <11>. Характерно, что П. и Б-в не предприняли никаких активных действий для разрешения проблемы, а слепо выполнили волю Б.

<11> Марогулова И.Л. Ответственность за вовлечение несовершеннолетних в преступную и иную антиобщественную деятельность // Комментарий судебной практики за 1982 год / Под ред. Е.В. Болдырева, А.И. Пергамент. М., 1983. С. 98 - 99.

Однако все эти аргументы, по большому счету, сводятся к уточнению отдельных признаков и условий правомерности крайней необходимости применительно к ситуации принуждения, то есть положения о крайней необходимости выступают общей нормой к ст. 40 УК. Н.С. Таганцев писал: "Если я принуждаю кого-нибудь к преступному деянию, то я ставлю для него дилемму: или отказаться от какого-либо своего блага или права, пострадать, или посягнуть на чужое право, то есть ставлю его в такие условия, которые составляют характеристический признак крайней необходимости" <12>. Поэтому он полагал, что "различие выражений "принуждение" и "необходимость" зависит только от различных точек зрения на одно и то же явление. Рассматривая действия данного лица по отношению к причине, их вызвавшей, мы говорим о принуждении, а рассматривая те же действия по отношению к их результатам, мы говорим о необходимости; необходимость вызывается принуждением, принуждение создает необходимость" <13>. Действительно, при принуждении источником грозящей опасности признается не все многообразие опасных ситуаций, но лишь формально преступные действия человека. Потерпевшими в обоих случаях считаются лица, которые не были связаны с возникновением опасности (принуждения). Наконец, некоторую специфику можно найти в частных условиях правомерности крайней необходимости и принуждения, однако их значение не может считаться определяющим, таким же, как и общих условий правомерности <*>.

<12> Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 441.
<13> Там же. С. 741.
<*> Об этом подробнее будет сказано ниже.

С другой стороны, мало что общего можно найти между крайней необходимостью и непреодолимым принуждением. В этой связи И.И. Слуцкий отмечал, что "лицо, действующее под влиянием физического принуждения или непреодолимой силы, как правило, полностью лишено возможности выбора того или иного решения. Лицо же, действующее в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости и других подобных обстоятельств, сохраняет в известной мере возможность выбора того или иного поступка" <14>. По утверждению Ю.В. Баулина, непреодолимое физическое принуждение "не подпадает и под общее определение обстоятельств, исключающих преступность деяния, ибо эти обстоятельства предполагают наличие условий допустимого или оправданного вреда, тогда как при принуждении причиненный вред таковым быть признан не может" <15>.

<14> Слуцкий И.И. Обстоятельства, исключающие уголовную ответственность. Л., 1956. С. 12.
<15> Российское уголовное право / Под ред. В.С. Комиссарова. СПб., 2005. С. 329.

Поэтому стоит выявить соотношение непреодолимого принуждения и непреодолимой силы. Согласно п. 1 ст. 202 и п. 3 ст. 401 ГК непреодолимой силой признается чрезвычайное и непредотвратимое при данных условиях обстоятельство. Исходя из семантики обоих терминов оба варианта воздействия на лицо являются для него непреодолимыми, в силу чего непреодолимое или даже всякое принуждение можно признать разновидностью непреодолимой силы <16>. В советской науке уголовного права психическое принуждение не исследовалось как самостоятельный уголовно-правовой феномен, а физическое обычно рассматривалось как непреодолимое. Этим обусловлено и процитированное выше мнение И.И. Слуцкого, и идея о том, что физическое принуждение (как и непреодолимая сила) полностью исключает вину, поскольку "деяние, совершенное лицом при этих условиях, не является его поступком, его действием или бездействием и, таким образом, не есть преступление, потому что преступление - всегда волевое действие или бездействие лица" <17>. А.Н. Трайнин, рассматривая ситуацию, в которой лицо передает бандитам вверенное ему имущество под угрозой смерти, подчеркивает, что "наказание в отношении жертвы нападения не применяется не потому, что имеется крайняя необходимость, а потому, что нет самого "действия" в смысле уголовного права. Кассир повинуется под угрозой смерти, как слепой исполнитель воли нападающего, и именно поэтому может встать вопрос о неприменении наказания" <18>. Впрочем, В.Ф. Антонов, ссылаясь на положения УК о физическом или психическом принуждении, оставляет за этим мнением лишь теоретическое, а не практическое значение <19>.

<16> См. аргументы сторонников такого решения: Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 451 - 452; Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 13; Орешкина Т. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Уголовное право. 2000. N 1. С. 35; Она же. Уголовно-правовое значение непреодолимой силы // Уголовное право. 2003. N 2. С. 57; Российское уголовное право / Под ред. В.С. Комиссарова. СПб., 2005. С. 326 (автор главы Ю.В. Баулин).
<17> Курс советского уголовного права / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. Т. II. М., 1970. С. 145; См. также: Паше-Озерский Н.Н. Необходимая оборона и крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1962. С. 157.
<18> Трайнин А.Н. Общее учение о составе преступления. М., 1957. С. 329.
<19> Антонов В.Ф. Крайняя необходимость в уголовном праве. М., 2005. С. 47.

Отсутствие волевых признаков в содеянном заметно и в двух типичных примерах физического принуждения, приводимых отечественными учеными: человека умышленно толкнули, чтобы он, падая, повредил имущество <20>; заведующего складом или сторожа связали преступники, и он поэтому не смог воспрепятствовать похищению имущества собственника <21>. При их анализе следует учитывать, что, когда лицо объективно не могло поступить иначе, нельзя говорить о принуждении как психическом акте. Если гражданин был простым орудием в чужих руках, то чужая воля стала для него форс-мажорным обстоятельством, а не источником состояния принуждения. У принужденного изменяется система мотивации, что ведет к крайне значимым в психологическом плане последствиям. Как справедливо указывает Б.В. Сидоров, "по своему объективному содержанию действие может остаться тем же самым, но если оно приобрело новый мотив, то психологически стало иным: иначе протекает, иначе развивается, ведет совсем к другим (субъективно) следствиям и занимает другое место в жизни личности" <22>. К такому же выводу мы придем, если взглянем на решение вопроса о свободе действия в философии. Так, известный немецкий философ В. Виндельбанд отмечал, что из свободы действия необходимо изъять все собственно рефлекторные движения, при которых возбуждение по чисто физиологическим законам непосредственно и без содействия сознания перескакивает из чувствующей нервной системы в моторную, а также привычные движения, совершаемые без собственного волевого импульса <23>.

<20> Курс советского уголовного права / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. Т. II. М., 1970. С. 145.
<21> Орехов В.В. Необходимая оборона и иные обстоятельства, исключающие преступность деяния. СПб., 2003. С. 142.
<22> Сидоров Б.В. Аффект. Его уголовно-правовое и криминологическое значение (социально-психологическое и правовое исследование). Казань, 1978. С. 9.
<23> Виндельбанд В. О свободе воли. Мн.-М., 2000. С. 23 - 25. При этом В. Виндельбанд замечает, что неосознанным при привычных действиях является лишь каждое отдельное действие, но в целом деятельность человека подчинена волевому регулированию.

О принуждении можно вести речь лишь там, где деятельность человека опосредована его психикой, в противном случае будет иметь место непреодолимая сила, вызванная действиями человека. Похожую позицию занимает А.Н. Игнатов, когда пишет, что ст. 40 УК "указывает не на физическую невозможность совершить необходимые действия, а на психическое состояние лица, при котором оно не могло руководить своими действиями (бездействием)" <24>. Если движение теряет волевой характер, оно становится непроизвольным. Напротив, произвольные движения являются сознательно регулируемыми: вызываемые инструкцией или внутренним побуждением человека, произвольные движения опосредованы внутренней речью, претворяющей замысел (цель) во внутренний план действий <25>. В связи с этим "не могут быть признаны действиями человека его рефлекторные реакции, не могущие подлежать контролю со стороны его сознания" <26>.

<24> Игнатов А.Н., Красиков Ю.А. Курс российского уголовного права: В 2-х т. Т. 1. Общая часть. М., 2001. С. 329.
<25> Данилова Н.Н. Психофизиология. М., 1998. С. 248 - 249.
<26> Курс советского уголовного права / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. Т. II. М., 1970. С. 145.

Понятно, что гражданин, которого толкнули, совершал непроизвольное движение под воздействием непреодолимой для него силы. Однако непроизвольным было и бездействие сторожа, который физически лишен был возможности действовать. На этом фоне неубедительно утверждение В.В. Калугина, что "бездействие (неисполнение профессиональных обязанностей) вроде бы вызвано "непреодолимой силой" (действиями связавших его похитителей). Но в данном примере принуждающие лица действуют вполне осознанно и по своей воле, а следовательно, принудительный характер их действий по отношению к сторожу вряд ли можно оспорить". В этом рассуждении заметно смешение разных значений термина "принуждение": как принуждающего действия и как вынужденного поведения. Похитители, бесспорно, действовали умышленно, они могли формировать свою волю. Напротив, бездействие сторожа не было опосредовано его волей, для него оно было непреодолимым <27>.

<27> Стоит заметить, что ранее мы придерживались противоположного мнения. Отнесение случая со сторожем к принуждению, а не к непреодолимой силе мы обосновывали тем, что, поскольку сознание бездействовавшего лица (заведующего складом) было адекватным, следовательно, можно предположить, что существует хотя бы теоретическая возможность вырваться из ловушки или иным образом пресечь преступление (иначе требование не пытаться действовать не предъявлялось бы). Это позволяет квалифицировать ситуацию как принуждение. Однако, поскольку такая возможность является лишь теоретической и крайне маловероятно ее практическое воплощение, принуждение является непреодолимым (Веселов Е.Г. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2002. С. 28). В действительности перед нами вопрос о степени преодолимости принуждения, а не о его соотношении с непреодолимой силой. Даже этимологически непреодолимое принуждение - лишь одна из разновидностей неконкретизированной непреодолимой силы.

Как раз отсутствие этого волевого начала при непреодолимом принуждении позволяет говорить о необоснованности отнесения его к институту ОИПД. В данной ситуации действие (бездействие) не является волевым, в силу чего нарушаются требования ч. 1 ст. 14 (отсутствует деяние) и ст. 5 УК (нет вины в отношении деяния). Поэтому обоснованно мнение Т.Ю. Орешкиной о нелогичности размещения нормы о непреодолимом физическом принуждении в гл. 8 УК, так как при таком принуждении воля человека полностью блокируется и акт общественно полезного и социально допустимого (приемлемого) поведения не осуществляется <28>. Можно лишь добавить, что решение вопроса о непреодолимом психическом принуждении должно быть аналогичным, ибо непреодолимость предполагает отсутствие воли, а не порок ее формирования (последний случай свойствен любой разновидности преодолимого принуждения).

<28> Орешкина Т. Уголовно-правовое значение непреодолимой силы // Уголовное право. 2003. N 2. С. 59.

Тем самым преодолимое принуждение правильно будет оценивать по правилам крайней необходимости, а непреодолимое учитывать на основании ч. 1 ст. 14 и ст. 5 УК. Поэтому от нормы, содержащейся в ст. 40 УК, безболезненно можно отказаться в случае полного обновления УК РФ. В настоящее же время исключение ст. 40 из УК может оказаться вредным с точки зрения уголовной политики. Оно может дезориентировать судебно-следственную практику, создав иллюзию, что совершение общественно опасного деяния в состоянии принуждения является преступлением. В силу этого пока более перспективным представляется в целом оставить указанную норму в УК, при необходимости уточнив ее с учетом достижений современной уголовно-правовой науки. Однако это требует ее полноценного анализа и выявления как ее самостоятельного юридического содержания, так и в комплексе иных уголовно-правовых предписаний.

Так, любопытен вопрос о соотношении ОИПД в свете ст. 61 УК. В п. п. "е" и "ж" ч. 1 данной статьи обстоятельствами, смягчающими наказание, признаются соответственно совершение преступления в результате физического или психического принуждения либо в силу материальной, служебной или иной зависимости и совершение преступления при нарушении условий правомерности необходимой обороны, причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление, крайней необходимости, обоснованного риска, исполнения приказа или распоряжения. Отсюда можно сделать вывод о том, что законодатель при введении нормы ст. 40 УК руководствовался не стремлением поощрить социально полезную деятельность, а пониманием ограниченных ресурсов человеческого организма, не способного всегда противостоять преступному давлению других лиц. Так, в английском уголовном праве указывается, что с позиций морального возмездия лицо, совершившее преступление в условиях принуждения, менее виновно, чем если бы оно совершило его добровольно. С другой стороны (с позиций превенции), если человек разумной стойкости характера не может сопротивляться угрозе, то трудно предположить, что наказание этого лица может удержать кого-либо от преступления или способствует сопротивлению. В таком случае особая уголовно-правовая регламентация принуждения фактически является уступкой человеческой слабости <29>.

<29> См.: Radlett D. Criminal Law - Duress, Necessity and Related Defences // http://www.kent.ac.uk/law/undergraduate/modules/criminal/downloads/duress_notes.doc.

В зависимости от своей интенсивности принуждение может исключать преступность деяния принуждаемого лица (ст. 40 УК) или смягчать наказание за такое деяние (п. "е" ч. 1 ст. 61 УК), а в отношении принуждающего - существенно увеличивать меру его ответственности как в Особенной части, так и путем применения правил п. "к" ч. 1 ст. 63 УК.

Известное значение для характеристики принуждения как ОИПД может иметь исследование данного феномена в Особенной части уголовного права, а также ряда смежных составов, связанных с применением физического или психического насилия. В качестве примера можно привести насильственное хищение и вымогательство. Согласно примечанию 1 к ст. 158 УК любое хищение совершается с корыстной целью; вымогательство как требование (в формулировке ч. 1 ст. 163 УК) уже предполагает цель изъятия или обращения имущества виновным в свою пользу или в пользу третьих лиц. Таким образом, насильственное хищение и вымогательство фактически являются специальными случаями принуждения в уголовном праве. Как показала изученная нами судебная практика, в массе своей именно вымогательная угроза является той причиной, по которой лицо совершает преступление в условиях принуждения. Хотя зачастую угрозы не носят преступного характера (например, угроза сообщить о совершенном лицом преступлении), однако в ряде случаев они сопровождаются насилием или угрозами его применения и могут служить основанием для признания в действиях лица принуждения, если будут соблюдены прочие необходимые условия правомерности принуждения. Кроме того, принуждение является единственным или альтернативным признаком состава в ст. ст. 120, 144, 147, 149, 179, 302, 309, 333 УК. Есть основания говорить о состоянии принужденности и при использовании рабского труда (ст. 127.2 УК).

Наконец, с учетом единой уголовно-правовой природы всех ОИПД <30>, гражданско-правовая регламентация этих обстоятельств должна быть сходной. В частности, ст. 1067 ГК должна быть распространена путем применения аналогии закона, допустимой в гражданском праве, и на другие ОИПД, за исключением необходимой обороны и причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление. К этим двум обстоятельствам должна применяться ст. 1066 ГК, безусловно освобождающая от гражданско-правовой ответственности.

<30> Подробнее об этом см.: Веселов Е.Г. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2002. С. 58 - 80.

§ 2. Понятие, структура и виды принуждения по российскому уголовному праву

В ряду иных обстоятельств, исключающих преступность деяния, принуждение имеет наиболее глубокую философскую основу, так как связано с одним из вечных вопросов философии - о свободе воли. Наряду с убеждением оно является одним из двух основных методов воздействия на личность и побуждения ее к определенному поведению.

С точки зрения уголовного права проблема свободы воли встает в связи с вопросом об ответственности человека за его действия. Именно в этом аспекте выходит на первый план проблема принуждения, при котором возможность выбора для человека исключена вовсе или является иллюзорной. В обычном состоянии, как отмечают исследователи, "будучи детерминированной, свободная воля позволяет человеку сохранять тем не менее господство не только над природой, но и над самим собой" <31>. Психологической основой для объяснения феномена вынужденности действий может служить концепция Д.Н. Узнадзе, который связывает побуждение к любому действию с наличием установки к действию, противопоставляя волю и импульс актуальной потребности <32>.

<31> Филановский И.Г. Социально-психологическое отношение субъекта к преступлению. Л., 1970. С. 14.
<32> Узнадзе Д.Н. Психология установки. СПб., 2000. С. 319 - 321.

2.1. Понятие принуждения

Для разработки уголовно-правового понятия принуждения следует обратиться к его определению в словарях русского языка. Обычно оно сводится к указанию на то, что это "действие по значению глагола принудить" <33>. У В.И. Даля глагол "принуждать, принудить" означает "приневолить, силовать, заставлять", а также "нудить, настоятельно требовать" <34>. В той же словарной статье он дает определение принудителя - это тот, "кто нудит, неволит, принуждает кого". Наличие точного термина "принудитель" позволяет отказаться от громоздких и зачастую не очень удобных оборотов, таких, например, как "принуждающее лицо".

<33> Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз. Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 3. М., 1983. С. 428.
<34> Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 3. М., 1981. С. 431.

Несколько более узкое понимание принуждения предлагает Д.Н. Ушаков. В частности, глагол "принудить" в его Толковом словаре означает "заставить что-нибудь сделать, силой побудить к чему-нибудь" <35>. Здесь заметно стремление автора указать не просто на насильственные действия, а на конкретность желаемого блага, которое стремится получить принудитель. Возможно, такая конкретизация вынудила специально отметить оттенок значения - "насилие, насильственная мера". Вместе с тем, будучи лишь частью значения, насилие не может быть отождествлено с принуждением. У А.П. Евгеньевой и С.И. Ожегова термин "принудить" означает "заставить что-либо сделать" <36>. Можно сказать, что это и есть современное общелитературное понимание термина.

<35> Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 3. М., 1938. Стб. 827.
<36> См.: Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз. Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 3. М., 1983. С. 428; Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. М., 1999. С. 595.

Отечественный законодатель в разные периоды различно относился к вопросу о праве принуждения на самостоятельное существование. Так, в ст. 100 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. устанавливалось, что "учинившему противозаконное деяние вследствие непреодолимого к тому от превосходящей силы принуждения и токмо для избежания непосредственно грозившей его жизни в то самое время неотвратимой другими средствами опасности, содеянное им также не вменяется в вину". В дальнейшем принуждение стало рассматриваться как разновидность крайней необходимости.

В дореволюционной уголовно-правовой доктрине об уникальном характере принуждения, отличном от крайней необходимости, говорили, в частности, А.Ф. Кистяковский и В.Д. Спасович. В то время указывалось на необходимость разграничения двух видов насилия:

  1. безусловного физического насилия (vis absoluta), когда применение физической силы превращает другое лицо как бы в неодушевленный предмет или в простое механическое орудие лица, применяющего насилие, когда органы его тела выполняют волю этого лица или когда применение физической силы исключает какое-либо участие воли другого лица;
  2. условного физического насилия (vis compulsiva), когда насилие воздействует главным образом на волю другого лица, заставляя его сознательно и как бы вольно подчиниться, принуждая к бездействию.

Основное различие между vis absoluta и vis compulsiva виделось в том, что не задействованная в первом случае воля принуждаемого лица не может сравниваться с волевой деятельностью принуждаемого во втором случае, когда воля принимает участие в совершении противоправного действия <37>. Специфика vis compulsiva, согласно Н.С. Таганцеву, заключалась и в том, что оно возможно как при помощи физического насилия, так и при помощи угрозы его применения, причем чаще именно при угрозе <38>. Как указывал А.Ф. Кони, принуждение vis compulsiva состоит в угрозе неминуемым, неотвратимым, непосредственным и настоящим злом, которая до такой степени тяготеет над человеком, что заставляет его совершить требуемое злое деяние <39>.

<37> Ширков В. Насилие и самоуправство // Вестник права. Кн. 5 и 6. 1903. С. 221.
<38> Таганцев Н.С. Уголовное уложение 22 марта 1903 г. СПб., 1904. С. 685.
<39> Кони А.Ф. О праве необходимой обороны. М., 1996. С. 16.

Особенность дореволюционного законодательства состояла в том, что оба эти вида принуждения влияли в первую очередь на определение вменяемости лица и лишь в конечном счете на определение преступности деяния. Как указывал Н.С. Таганцев, "психическое принуждение не уничтожает вменения, а уничтожает преступность, и то только при известном соотношении блага защищаемого и нарушаемого; принуждение физическое устраняет виновность и вменение и вместе с тем безусловно уничтожает преступность совершенного" <40>.

<40> Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 452.

Во многом нынешний институт принуждения построен именно на этой теоретической основе. В частности, отражение данных воззрений можно найти в делении принуждения на физическое и психическое, преодолимое и непреодолимое, что в очередной раз доказывает преемственность российского права. Вместе с тем позиция Н.С. Таганцева в отношении vis absoluta не нашла поддержки у нашего законодателя, поскольку было выделено преодолимое физическое принуждение.

Само по себе уголовно-правовое определение принуждения является предметом дискуссии. Так, В.И. Симонов считает, что это "деятельность, требующая такого поведения другого лица, которая противоречит (или не соответствует) действительным или мнимым интересам последнего и всегда противоречит представлениям лица, испытывающего воздействие, о его интересах" <41>. Такой подход заслуживает внимания уже потому, что в нем представлена попытка взглянуть на исследуемый феномен наиболее широко, не ограничиваясь рамками уголовного права, хотя при этом и теряется криминальная специфика. Р.Р. Галиакбаров указывает, что при принуждении "субъект причиняет вред, действуя: а) под влиянием принуждения со стороны других лиц, когда его воля полностью подавлена; б) в ситуации, сходной с непреодолимой силой; в) при наличии признаков крайней необходимости" <42>. Тем не менее воля причинителя вреда полностью подавлена лишь при непреодолимом принуждении; в соответствии с ч. 1 ст. 40 УК признаки крайней необходимости не обязательно должны присутствовать при непреодолимом физическом принуждении.

<41> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 13.
<42> Галиакбаров Р.Р. Уголовное право. Общая часть: Учебник. Краснодар, 1999. С. 279.

В.В. Калугин выделяет три признака принуждения: 1) оно применяется виновным несанкционированно; 2) способом принуждения являются насильственные действия виновного, носящие психический и (или) физический характер и подавляющие способность другого человека действовать по своему усмотрению; 3) целью любого принуждения является совершение принуждаемым лицом какого-либо деяния <43>. Тем не менее виновный может стремиться к обеспечению бездействия принуждаемого лица. Несанкционированность - не очень удачный термин, поскольку он требует вместо анализа конкретной ситуации взаимодействия двух воль предварительно исследовать правовые основы такого взаимодействия. Помимо этого, из этих признаков не вполне ясны объективные формы принуждения.

<43> Калугин В.В. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 30 - 31.

Таким образом, принуждением следует считать противоправное против воли человека воздействие на него с целью заставить совершить определенные действия или воздержаться от их совершения.

В контексте рассматриваемой проблемы весьма важен вопрос о соотношении принуждения и понуждения, о котором говорится в примечании к ст. 117, а также в ст. ст. 133 и 206 УК. При понуждении преступник также добивается цели с помощью физических и психических способов воздействия <44>. Так, характеризуя состав понуждения женщины к вступлению в половую связь (ст. 118 УК РСФСР), Н.И. Ветров указывал, что оно "представляет собой психическое воздействие на женщину, которое выражается либо в реальном ущемлении ее прав и законных интересов, либо в угрозе действий, направленных на такое ущемление (например, перевод на нижеоплачиваемую работу, угроза лишить премии и т.д.)" <45>. Отсутствие данных признаков в действиях лица служит основанием для исключения обвинения по ст. 133 УК <46>. Дискуссионным является вопрос об обещании выгод как форме понуждения. Применительно к понуждению к аборту такое мнение было высказано М.Д. Шаргородским <47>. Однако, как верно указывается в литературе <48>, обещание выгод можно считать скорее формой подстрекательства, а не понуждения, поскольку лицу не угрожают неблагоприятные последствия при невыполнении требования.

<44> См.: Иванов В.Ф. Уголовная ответственность за вовлечение несовершеннолетних путем понуждения в преступную и иную антиобщественную деятельность // Личность преступника и уголовная ответственность. Правовые и криминологические аспекты: Межвуз. научн. сб. Вып. 3. Саратов, 1987. С. 90 - 91.
<45> Ветров Н.И. Охрана интересов семьи уголовно-правовыми средствами. М., 1990. С. 26.
<46> При наличии оснований такие деяния могут быть переквалифицированы, например, на ст. 135 УК как развратные действия. См.: Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за I квартал 1998 года. Определение N 45-097-97 по делу Щербакова // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1998. N 9.
<47> Шаргородский М.Д. Ответственность за преступления против личности. Л., 1953. С. 85.
<48> Курс советского уголовного права / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. Т. V. М., 1971. С. 135.

Итак, принуждение и понуждение - это непересекающиеся понятия, оба этих явления направлены на оказание воздействия на потерпевшего, но в них принципиально различаются способы такого воздействия. Весьма спорным представляется мнение, что принуждение и понуждение могут сочетаться в одном составе <49>. Применение серьезного насилия, угроза причинением смерти или значительного вреда здоровью, несомненно, образуют не понуждение, а принуждение. Ненасильственные способы воздействия на волю человека (убеждение, обман, подкуп и т.п.) не создают состояния принужденности <50> и, следовательно, сами по себе не могут быть основаниями для применения ст. 40 УК.

<49> Сердюк Л.В. Насилие: уголовно-правовое и криминологическое исследование. М., 2002. С. 50.
<50> Красиков А.Н., Иванов В.Ф. Некоторые вопросы ответственности за преступления, предусмотренные статьями 191 и 193 УК РСФСР // Личность преступника и уголовная ответственность. Правовые и криминологические аспекты: Межвуз. научн. сб. Вып. 3. Саратов, 1987. С. 109.

2.2. Структура принуждения

Уголовно-правовое содержание принуждения раскрывается через его структуру, которая обусловлена сочетанием наиболее важных и обязательных элементов, образующих уголовно-правовой феномен принуждения. К числу этих элементов относятся психическое насилие и преступное требование (в совокупности их еще можно назвать актом принуждения).

Само по себе насильственное деяние, подкрепляющее противоправное требование, может быть действием или бездействием, но требование выражается исключительно активно, то есть путем действия. Акт принуждения всегда является формально преступным. Формальный характер означает, что юридически деяние может не быть преступлением, если лицо не подлежало ответственности в силу недостижения возраста уголовной ответственности или невменяемости. Конкретные действия, направленные на то, чтобы вынудить лицо совершить преступление, могут считаться способом совершения принуждения. Факультативным элементом в принуждении является физическое насилие. Оно имеет повышенную общественную опасность и широко применяется для подкрепления требования, однако не в каждом случае психического принуждения можно отметить наличие физической составляющей, в то время как психическое насилие обязательно будет иметь место и при психическом, и при физическом принуждении.

Сущность принуждения выражается в том, что лицу предъявляется преступное требование, подкрепленное определенными действиями. Даже если принудитель не применяет непосредственно физического насилия, он стремится психически воздействовать на лицо, заставив его подчиниться.

Требование в русском литературном языке понимается как "настоятельная просьба, желание, выраженные в категорической форме" <51>. Поэтому следует формализовать критерии, при которых доводимая до сведения лица информация является именно требованием, а не просьбой, например, или просто сообщением о будущем событии. Более того, в ряде составов закрепляется норма о правомерном требовании. Таковы, например, ч. 2 ст. 195 УК, где речь идет об имущественных требованиях кредиторов; примечание к ст. 206 УК и ч. 3 ст. 212 УК, где говорится о требованиях властей.

<51> Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз. Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 4. М., 1984. С. 401.

В специальной литературе преступное требование характеризуется как настойчивая, повелительная просьба, адресованная потерпевшему, которая по своей силе напоминает скорее императивный приказ к совершению последним определенных действий <52>. Отличительный признак требования - вытекающая из поведения принудителя готовность совершить действия, стимулирующие требуемое поведение <53> (как для подкрепления будущих действий, так и из мести за несовершенные).

<52> Уголовное право. Особенная часть / Под ред. В.Н. Петрашева. М., 1999. С. 204.
<53> Лубшев Ю.Ф. Насильственные преступления, совершаемые для принуждения потерпевшего // Вопросы судебной экспертизы. Вып. 17. Баку, 1974. С. 143.

Не имеет значения форма доведения до лица преступного требования: наравне с личной устной передачей данной информации вполне допустима письменная форма, передача требования через третьих лиц, по электронной почте и т.д. Например, А.А. Крашенинников выделяет группу невербальных угроз, к которым относит оптико-кинетические, паралингвистические и экстралингвистические, использующие (или создающие) обстановку совершения преступления <54>. Главное, чтобы принуждаемый однозначно понял, что от него требуется, а если требование сопровождается угрозой, - то и что грозит ему при невыполнении требования.

<54> Крашенинников А.А. Угроза в уголовном праве России: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2002. С. 16.

При характеристике насилия, равно как и любого другого акта человеческих взаимоотношений, следует обратить особое внимание на анализ свойств обоих субъектов общения и способа общения. Один из субъектов (лицо, к которому применяется насилие, принуждаемый) обладает специфическим признаком - может выступать субъектом уголовной ответственности. Физическое насилие характеризуется противоправным физическим воздействием на организм человека, его функциональную или анатомическую целостность. При психическом насилии необходимая информация доводится до принуждаемого лица без такого воздействия либо это воздействие сведено до минимума.

В социальной психологии считается, что структура общения включает три взаимосвязанных аспекта: 1) коммуникативный (обмен информацией), 2) интерактивный (организация взаимодействия между общающимися индивидами, то есть обмен действиями) и 3) перцептивный (процесс восприятия и познания друг друга партнерами по общению и установления на этой основе взаимопонимания) <55>. Следовательно, недопустимо признавать наличие принуждения по отношению к лицу, не понимающему (в силу социальных, культурных, технических, лингвистических, психических и любых иных факторов) информацию, которую пытается довести до него принудитель. Здесь можно вести речь лишь о покушении на принуждение. Поскольку наказуем сам способ - применение насилия, постольку не должно возникать вопросов с квалификацией содеянного. Еще более важно, что поведение обеих сторон находится в рамках деструктивного конфликта <56> и характеризуется чрезвычайным неравенством сил <57>.

<55> Андреева Г.М. Социальная психология: Учебник для высших учебных заведений. М., 2001. С. 82 - 83.
<56> См.: Там же. С. 107.
<57> См.: Василюк Ф.Е. Психология переживания. М., 1984. С. 42 - 47.

Как и деяние, последствия при принуждении имеют сложный характер. С одной стороны, акт принуждения влечет собственный круг последствий, таких как причинение вреда здоровью различной степени тяжести, невозможность распоряжаться собственным передвижением, нарушение психической функции организма и т.д. Специалисты в области насилия отмечают, что психическая травма, причиняемая угрозой, может оказать не меньшее негативное влияние на здоровье человека, чем физическая <58>. Однако данными, нередко весьма тяжелыми, последствиями их круг не исчерпывается. В конечном счете преступник стремится к другим последствиям - желательному для него поведению принуждаемого лица.

<58> Сердюк Л.В. Насилие: уголовно-правовое и криминологическое исследование. М., 2002. С. 7.

Субъективные признаки принуждения в контексте ст. 40 УК РФ характеризуются, помимо намерения лица прекратить и (или) предотвратить насилие путем совершения формально преступного деяния, единственностью юридически значимого мотива и множественностью юридически значимых целей.

Намерение совершить формально преступное деяние выражается исключительно в форме умысла. Принуждаемое лицо сознает, что наиболее приемлемым средством прекратить применяемое к нему насилие либо предотвратить его применение является совершение формально преступного деяния, предвидит негативные последствия удовлетворения преступного требования принудителя и желает прекратить насилие либо предотвратить его применение путем совершения требуемого деяния. Для преступлений с материальным составом не исключен и косвенный умысел: принужденный может безразлично относиться к возможным последствиям, поскольку совершение данного деяния для него не самоцель, но лишь средство.

Единственность юридически значимого мотива определяется тем, что совокупность побуждений лица, приведших его к совершению деяния, должна рассматриваться в контексте их социальной полезности или допустимости. Следовательно, можно различать мотивы двух уровней - условно говоря, мотивы-состояния и мотивы-побуждения. Мотивы-состояния - любые, даже незначительные мотивы, которые влияют на поведение лица при окончательном выборе варианта поведения. Мотивы-побуждения (точнее назвать их мотивацией) - это мотивы второго уровня, в которых сплелись все "простые" мотивы и в которых первоначальные мотивы уже оцениваются только в системе, в зависимости от силы их влияния на личность. Как справедливо замечает С.В. Скляров, "в основе поведения лица может лежать не только одна, но и несколько осознанных потребностей... Одна из потребностей, являющихся первопричинами поведения человека, всегда будет доминирующей над остальными при совершении конкретных действий" <59>. Говорить о непреступности поведения можно лишь в случае, если мотивационная деятельность лица была свободна от социально негативных мотивов. Следовательно, наличие преступной (корыстной, личной, иной) заинтересованности в совершении преступления, когда принуждение являлось лишь последним и нерешающим толчком <60>, исключает возможность применения положений ст. 40 УК. Поэтому такое важное значение имеет оценка социальной полезности (допустимости) мотива.

<59> Скляров С.В. Вина и мотивы преступного поведения. СПб., 2004. С. 97.
<60> Например, руководитель предприятия под угрозой увольнения принуждал бухгалтера, являющегося единственным кормильцем большой семьи, совершить растрату, тогда как самому бухгалтеру были нужны деньги для личных расходов, не связанных с обеспечением семьи.

Множественность юридически значимых целей предполагает следующее. Совершая формально преступное деяние в результате принуждения, лицо преследует две основные цели, которые учитываются при юридической оценке его деяния: 1) лицо желает избавиться от акта принуждения; 2) для этого лицо намерено совершить преступление. Таким образом, субъективная сторона совершенного деяния осложнена ближайшей и более отдаленной целями. Различие между этими целями не количественное, а качественное: если вторая цель является социально вредной, то первая оказывается по меньшей мере социально допустимой.

2.3. Виды принуждения и насилия

Классификация принуждения на виды имеет значение для описания условий правомерности и структуры физического или психического принуждения, а также для более эффективной борьбы с преступными принуждающими действиями.

Из ст. 40 УК вытекают два основания классификации принуждения:

  1. По способу - физическое и психическое.
  2. По характеру - непреодолимое и преодолимое.

Комбинация этих двух оснований дает нам четыре возможных вида принуждения:

  1. Непреодолимое физическое принуждение.
  2. Преодолимое физическое принуждение.
  3. Непреодолимое психическое принуждение.
  4. Преодолимое психическое принуждение.

Кроме четырех видов принуждения, вытекающих из закона, есть и иные основания классификации. Так, по субъекту можно выделить:

  1. публичное принуждение, исходящее от государственных или муниципальных органов;
  2. общественное, исходящее от коллективных субъектов, не наделенных государственно-властными полномочиями;
  3. личное принуждение <61>.
<61> Лубшев Ю.Ф. Насильственные преступления, совершаемые для принуждения потерпевшего // Вопросы судебной экспертизы. Вып. 17. Баку, 1974. С. 140 - 143.

Каждый из этих видов, в свою очередь, делится на подвиды: публичное - по отраслям права (например, уголовное, административное); общественное - на исходящее от коммерческих или некоммерческих организаций, семьи и т.п. Общественное и личное принуждение зачастую основано на моральных, а не правовых нормах. Личное принуждение отнюдь не означает, что оно совершается одним лицом, так же как "коллективный" характер, скажем, общественного принуждения - что оно совершается коллегиальным органом. Решающее значение имеет то, выступают ли субъект или группа субъектов от своего собственного имени или от имени формализованной в праве группы лиц (общественная организация, трудовой коллектив и т.п.).

Другим основанием классификации можно назвать отношение принуждения к праву. Здесь также можно выделить три вида принуждения:

  1. принуждение, основанное на нормах права;
  2. принуждение, основанное на неправовых социальных нормах (морали, нравственности, традиций, ритуалов и т.д.);
  3. противоправное принуждение.

Учитывая неразрывную связь принуждения и насилия, целесообразно хотя бы в общих чертах дать классификации физического и психического насилия.

Физическое насилие можно дифференцировать на виды по разным основаниям. Так, П.А. Дубовец в зависимости от использованных средств и способа их применения выделяет причинение телесных повреждений путем физических (механических, электрических, термических, температурных, биологических и т.п.) воздействий и химическим путем (третьим способом он называет причинение телесных повреждений путем психического воздействия, но данный способ к физическому насилию не относится) <62>. Телесные повреждения, относящиеся к первой группе, могут быть причинены как субъектом непосредственно (например, нанесение ударов рукой, ногой, сдавливание отдельных органов или частей тела руками, укусы и т.п.), так и с использованием различных предметов, орудий и средств, а также с использованием сил природы. Как правило, при механических воздействиях нарушается и анатомическая целостность тканей тела человека. При причинении вреда здоровью химическим путем виновные используют такие средства, как сильнодействующие кислоты, ядовитые вещества и газы, при этом нередко анатомическая целостность не нарушается.

<62> Дубовец П.А. Ответственность за телесные повреждения по советскому уголовному праву. М., 1964. С. 20.

А.И. Бойцов подразделяет физическое насилие в зависимости от сферы его приложения <63>. Соответственно к физическому насилию первого вида он относил воздействие на наружные и внутренние ткани тела, выражающееся в нанесении царапин, ссадин, кровоподтеков, ран, ожогов и т.п. Второй вид, по его словам, предполагает воздействие, влекущее повреждения внутренних органов (например, ожоги, разрывы, переломы), для чего применяется мускульная сила человека, орудия, отравляющие, химические, биологические вещества, инфекционные и бактериальные средства. Наконец, третьим видом он называл посягательство на жизненные свойства или функции организма, которое заключается в энергетическом воздействии на обмен веществ и энергии организма с окружающей средой (удушение, утопление, воздействие холодом), на движение, контрольно-регуляторную функцию, осуществляемую нервной системой, и на другие физиологические функции <64>.

<63> Бойцов А.И. Понятие насильственного преступления // Криминологические и уголовно-правовые проблемы борьбы с насильственной преступностью: Межвуз. сборник. Л., 1988. С. 141.
<64> Там же. С. 141 - 142.

В свою очередь, рассматривая вопрос о возможности классификации психического насилия, Ю.Е. Пудовочкин называет два его вида:

  1. психическое насилие, связанное с расстройством здоровья;
  2. психическое насилие, не связанное с психическим расстройством, но призванное изменить поведение потерпевшего <65>.
<65> Пудовочкин Ю.Е. Уголовно-правовая борьба с вовлечением несовершеннолетних в совершение антиобщественных действий: проблемы квалификации и профилактики. Ставрополь, 2000. С. 77.

Действительно, наличие расстройства здоровья является значимым фактором, влияющим на квалификацию содеянного. В то же время автор не уточняет основание классификации. Развивая высказанную мысль, можно говорить об интенсивности психического насилия, под которой следует понимать характер негативных последствий и (или) силу психического воздействия на потерпевшего. Данный признак можно положить в основу отграничения криминального психического насилия от непреступного; взять его в качестве критерия соотношения различных видов психического насилия между собой. В зависимости от степени интенсивности можно выделять психическое насилие:

  1. не являющееся преступлением;
  2. не причинившее вреда здоровью;
  3. причинившее вред здоровью.

Кроме того, следует различать психическое насилие, являющееся способом совершения другого преступления и являющееся конечной целью преступника.

Л.В. Сердюк по объекту воздействия выделяет два способа совершения психического насилия - информационный (на отражательную сторону психики) и внеинформационный (на материальную структуру психики) <66>. Удобство этой классификации в том, что она позволяет найти определенные закономерности в каждом из способов. Вместе с тем, верно характеризуя информационное воздействие, действительно свойственное психическому насилию, он неоправданно расширяет границы внеинформационного воздействия.

<66> Сердюк Л.В. Психическое насилие как предмет уголовно-правовой оценки: Дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1979. С. 69.

Согласно ст. 2 Федерального закона от 20 февраля 1995 г. "Об информации, информатизации и защите информации" информация - это сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах независимо от формы их представления. Информационное воздействие, по Л.В. Сердюку, может осуществляться в различных формах и в зависимости от намерений воздействующего лица направлено либо на подавление или ограничение свободы волеизъявления лица, либо на причинение ему психической травмы, либо на достижение обеих этих целей.

Психическое насилие, осуществляемое внеинформационным путем, распадается на два вида в зависимости от характера последствий:

  1. Приведение потерпевшего в бессознательное состояние, при котором он совершенно не способен действовать.
  2. Приведение потерпевшего в такое состояние, при котором возникает возможность управлять его поведением извне, минуя сознание и волю (модификация поведения). Сюда Л.В. Сердюк относит наркотики и электронную стимуляцию мозга, а также специфические средства информационного характера, из которых он выделяет гипноз <67>.
<67> Сердюк Л.В. Психическое насилие как предмет уголовно-правовой оценки следователем. Волгоград, 1981. С. 11 - 12.

Исходя из традиционного деления способов воздействия на энергетические и информационные, А.И. Бойцов оспаривает мнение Л.В. Сердюка о признании гипноза, инъекций и электронной стимуляции мозга психическим насилием внеинформационного характера и отмечает, что "с точки зрения терминологической эти два способа вполне укладываются в деление способов воздействия на энергетические и информационные", справедливо относя гипноз к информационному психическому насилию <68>. Однако, на наш взгляд, критикуемая классификация имеет право на существование, поскольку построена по единому критерию - в зависимости от наличия или отсутствия информационного воздействия, а не по смешанному физически-психическому критерию. Ценно и замечание Л.В. Сердюка относительно так называемой модификации поведения, поскольку именно она предоставляет потенциальному преступнику оптимальные возможности для применения психического принуждения.

<68> Бойцов А.И. Понятие насильственного преступления // Криминологические и уголовно-правовые проблемы борьбы с насильственной преступностью: Межвуз. сборник. Л., 1988. С. 143.

Резюме

  1. Под принуждением следует понимать противоправное против воли человека воздействие на него с целью заставить совершить определенные действия или воздержаться от их совершения. В соответствии с терминологией В.И. Даля принуждающее лицо называется принудителем.
  2. В уголовно-правовом смысле при принуждении не отсутствует волевой акт, деятельность принуждаемого носит разумный характер. Непреодолимость принуждения выражается не в физиологической невозможности избежать совершения преступления, а в сверхнормальности усилий, которые требуются, чтобы не допустить его совершения.
  3. В основе введения нормы о физическом или психическом принуждении лежит не стремление законодателя поощрить социально полезную деятельность принуждаемого, а понимание ограниченных ресурсов человеческого организма, не способного всегда противостоять преступному давлению других лиц. Благодаря вновь возникающим властеотношениям принуждающее лицо получает возможность (в контексте ст. 40 УК - противоправную возможность) требовать от другого лица совершения определенных действий или воздержания от них.
  4. Структура принуждения включает два элемента: 1) психическое насилие; 2) преступное требование. Физическое насилие является факультативным элементом принуждения.
  5. Отношение принуждаемого лица к деянию характеризуется единственностью юридически значимого мотива, в качестве которого выступает стремление прекратить состояние принужденности, и множественностью юридически значимых целей. Множественность целей означает, что: 1) лицо желает избавиться от акта принуждения; 2) для этого лицо намерено совершить преступление.

§ 3. Физическое и психическое насилие как способ принуждения

Насилие выступает способом принуждения, причем единственным. Например, в ст. 120 УК говорится о "принуждении к изъятию органов или тканей человека для трансплантации, совершенном с применением насилия либо с угрозой его применения...". В научной литературе высказывалось предложение законодательно определить понятие насилия и его видов - физического и психического <69>. Мы полагаем, что в этом нет необходимости: для нужд правоприменения достаточно будет выработать соответствующие положения в доктрине. Все основополагающие признаки физического и психического насилия уже заложены в соответствующих статьях УК (ст. ст. 105, 111, 112, 115, 116, 117, 119 и др.).

<69> Чернявский А.Д. К вопросу об уголовно-правовом определении психического насилия // Правовое государство и деятельность органов внутренних дел по борьбе с преступностью. Сборник трудов адъюнктов и соискателей. Вып. 2 / Под общей ред. В.П. Сальникова. СПб., 1993. С. 81.

Судебная практика демонстрирует нам чрезвычайно широкий спектр насильственных действий, нередко преступники крайне "творчески" подходят к процессу, стремясь любыми средствами подавить волю потерпевшего и добиться от него желательных действий. Характерным в этом отношении представляется такое дело. Виновные в течение длительного времени, вымогая у потерпевшего К. различные суммы денег, применяли следующее насилие: неоднократно избивали потерпевшего; угрожали, что убьют его или зарежут; предупреждали, что у них "чеченская крыша"; говорили, что организуют "неприятности" жене; неоднократно демонстрировали потерпевшему нож и приставляли его к шее; стучали потерпевшему молотком по лбу; стреляли во дворе дома в собаку и в сторону жены; передавали видеокассету с записью того, как сестра потерпевшего отводит племянницу в детский сад; приехав домой, говорили в присутствии жены, что увезут ее, отрежут руки и ноги сыну; звонили сестре и матери с угрозами. Однажды потерпевшего под угрозой насилия вывезли в удаленный дом на краю города, где лежал избитый мужчина, весь в крови; затем потерпевшего избили до потери сознания. Когда он пришел в себя, ему показали видеокассету, где два кавказца в камуфляже отрезали конечности у живых людей, разбивали им голову кувалдой, пытали, предъявляя требования. При этом К. говорили, что его ждет то же самое <70>.

<70> Архив Советского районного суда г. Краснодара. Дело N 1-815/2000.

Общелитературное понимание насилия несколько отличается от уголовно-правового. В.И. Даль прямо указывал: "Насилие - то же, что принуждение, неволя, нужа, силованье; действие стеснительное, обидное, незаконное и своевольное" <71>. Более широко понимает насилие С.И. Ожегов: "1. Применение физической силы к кому-нибудь. Акт насилия. Следы насилия на теле. 2. Принудительное воздействие на кого-нибудь, нарушение личной неприкосновенности. Насилие над личностью. 3. Притеснение, беззаконие (книжн.) Произвол и насилие" <72>. Интересно, что еще в советских изданиях словаря, а также в других словарях того периода (например, в словаре Д.Н. Ушакова) второе значение слова было таким: "2. Принудительное воздействие на кого-нибудь, что-нибудь, применение силы для достижения чего-нибудь (применять насилие)". Таким образом, филологи отмечают эволюцию понятия, связанную с усилением личностного оттенка в насилии.

<71> Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1981. С. 468.
<72> Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. М., 1999. С. 393.

В уголовном праве "принуждение" и "насилие" являются пересекающимися понятиями. Их близость заключается в злонамеренной направленности действий активного субъекта на изменение физической целостности, анатомической функции или психического равновесия другого, принуждаемого лица. Как видим, сходство носит в основном объективный характер, хотя не лишено и некоторых субъективных черт - совершения соответствующих действий против воли объекта принуждения. В то же время принципиальное различие заложено именно в субъективной стороне деяния. Принудитель преследует значимую с точки зрения уголовного закона цель (например, заставить начальника или иного военнослужащего нарушить исполняемые ими обязанности <73>). Однако при насилии цель (мотив) может не иметь значения для уголовного права или формироваться по "остаточному принципу", по сути, представляя собой негативный, а не позитивный признак (хулиганские побуждения <74>). Следовательно, возможно насилие без принуждения, единственно с целью причинить физическую или психическую травму <75>.

<73> Васильев Н.В. Закон об уголовной ответственности за воинские преступления 1958 года. Общая характеристика. М., 1961. С. 36.
<74> См. об этом: Волков Б.С. Мотивы преступлений (уголовно-правовое и социально-психологическое исследование). Казань, 1982. С. 48.
<75> См.: Иванов В.Ф. Уголовная ответственность за вовлечение несовершеннолетних путем понуждения в преступную и иную антиобщественную деятельность // Личность преступника и уголовная ответственность. Правовые и криминологические аспекты: Межвуз. научн. сб. Саратов, 1987. С. 90.

Нельзя согласиться с В.И. Симоновым, который считает насилие "лишь частью, одним из видов принуждения, которое по своему объему шире и богаче его" <76>. Такой подход не учитывает существенно более широкое психологическое содержание насилия, нивелирует его операциональные характеристики. Игнорирование целеопределенности принуждения приводит В.И. Симонова к весьма спорному выводу о допустимости признания принуждения во всех случаях, когда насилие носит общепревентивный характер (например, применение насилия на почве мести он рассматривает как "своеобразное предупреждение другим") <77>.

<76> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 3.
<77> Там же. С. 4.

Таким образом, уголовно-правовое понимание насилия ближе к первому его определению, данному В.И. Далем, однако отличается от него по ряду признаков. П.Н. Назаров выделяет четыре таких признака. Во-первых, насилие является волевым применением физической силы, связанным с преступным замыслом. Во-вторых, уголовно-правовое насилие может быть не только действием, но и бездействием. В-третьих, насилие является общественно опасным и противоправным. В-четвертых, насилие должно причинить вред или поставить под угрозу общественные отношения, охраняемые уголовным законом, оно должно посягать или быть направленным именно на эти отношения <78>.

<78> Назаров П.Н. К вопросу о насилии при грабеже и разбое // Труды Киевской высшей школы МООП СССР. Вып. 1. Киев, 1968. С. 89 - 90.

Когда говорят о принуждении, так же как и о насилии, обычно имеют в виду физическое принуждение (насилие), а психическое принуждение оговаривают особо как угрозу совершения насилия. Нередко в статьях Особенной части УК указывается на применение насилия либо угрозу его применения (ст. ст. 120, 131, 132, 139, 141, 149 и др.). Более широкое понимание принуждения и насилия - как физического и психического - встречается реже и обычно оговаривается заранее. В связи с этим понятным становится замечание Л.В. Сердюка, что психическое насилие даже не называется насилием в уголовном праве <79>.

<79> Сердюк Л.В. Насилие: уголовно-правовое и криминологическое исследование. М., 2002. С. 7.

Само насилие может быть направлено не только против личности принуждаемого лица, но и на другие внешние объекты (например, угроза причинить тяжкий вред здоровью ребенка потерпевшего).

Инструментальный механизм физического насилия существенно шире, чем у психического. Если физическое насилие используется для того, чтобы лишить потерпевшего способности или фактической возможности оказывать сопротивление либо чтобы лишить потерпевшего только желания оказать сопротивление или действовать определенным образом, то психическое насилие может воздействовать на лицо лишь последним способом <80>. Тем не менее между ними в ряде случаев бывает достаточно трудно провести границу. Поэтому стоит подробнее остановиться на вопросе, что же представляет из себя физическое насилие.

<80> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 76.

3.1. Физическое насилие

Вопрос о содержании физического насилия является широко дискутируемым <81>. Согласно одному из определений физическим насилием признается любое общественно опасное и противоправное непосредственное воздействие на жизнь и здоровье человека, его права и свободы <82>. Здесь правильно отражена такая характеристика, как непосредственность воздействия на организм человека, однако присутствие категории "воздействие на права и свободы", как представляется, неоправданно расширяет границы физического насилия. Например, подписание незаконного приказа об увольнении будет непосредственным воздействием на трудовые права человека; хирургическая операция также непосредственно воздействует на организм, ее следствием может быть смерть человека или наступление вреда здоровью. Однако ни в первом, ни во втором случае нельзя говорить о физическом насилии.

<81> Обзор мнений по проблеме см.: Иванова В.В. Преступное насилие: Учебное пособие для вузов. М., 2002. С. 19 - 29.
<82> Словарь по уголовному праву / Отв. ред. А.В. Наумов. М., 1997. С. 246.

В.И. Симонов понимает указанный термин как осознанное применение физической силы для нарушения телесной неприкосновенности другого лица помимо или вопреки его воле, являющееся неправомерным либо в силу направленности на достижение антиобщественной цели или удовлетворение подобного же мотива, либо в силу запрещения законом применения физической силы в данной ситуации <83>. Здесь удачно подчеркивается указание на противоправность применения насилия. Однако не является необходимой детализация субъективной стороны физического насилия, поскольку оно представляет собой объективное явление и не нуждается в субъективных критериях для понимания своей сущности. Кроме того, признак антиобщественности, предлагаемый В.И. Симоновым, уступает в конкретности и юридической значимости признакам противоправности или преступности.

<83> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 12.

Л.Д. Гаухман указывает, что физическое насилие - это общественно опасное противоправное воздействие на организм другого человека, совершенное против его воли. Далее он поясняет, что воздействие может быть оказано как на наружные покровы тела человека, так и непосредственно на его внутренние органы <84>. В этой формулировке сделан акцент на социально-правовой характеристике насилия как общественно опасного и противоправного. Неоправданно удаление из определения признака непосредственности воздействия. Неточен признак "против воли": как отмечает В.И. Симонов, насилие может быть совершено не только против, но и помимо воли потерпевшего, если в последнем случае потерпевший не осознает применяемое к нему насилие <85>.

<84> Гаухман Л.Д. Насилие как средство совершения преступления. М., 1974. С. 3.
<85> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 77 - 79.

Достаточно удачно определение В.В. Ивановой, охватывающее все основные объективные признаки: "Под физическим насилием следует понимать противоправное умышленное физическое воздействие силой (непосредственно или опосредованно) на другое лицо помимо или вопреки его воле, посягающее на его телесную неприкосновенность, здоровье или жизнь, ограничивающее или исключающее его свободу волеизъявления" <86>. Однако вряд ли целесообразно в определение объективного феномена насилия включать субъективную характеристику - указание на умышленный характер действий. Использование не устоявшегося в уголовном законе и к тому же семантически родственного термина "сила" также ставит больше вопросов, чем решает. Требует конкретизации понятие воздействия в определении Н. Иванцовой: "противоправное, умышленное, физическое и (или) психическое воздействие, направленное на другого человека против или помимо его сознания и воли, причинившее ему существенный вред либо создавшее опасность причинения такого вреда" <87>.

<86> Иванова В.В. Преступное насилие: Учебное пособие для вузов. М., 2002. С. 29.
<87> Иванцова Н. Основные положения концепции общественно опасного насилия в уголовном праве // Уголовное право. 2004. N 4. С. 26.

Таким образом, физическое насилие можно определить как совершенное помимо или вопреки воли потерпевшего общественно опасное и противоправное нарушение анатомической целостности организма или физиологической функции внутренних органов, а также иное ограничение свободы волеизъявления лица.

Объективно физическое насилие обычно заключается в совершении одного из трех действий:

  1. посягательство на телесную неприкосновенность, здоровье или жизнь путем нарушения анатомической целостности наружных тканей тела (например, побои, выстрел из оружия);
  2. посягательство на жизнь или здоровье человека путем воздействия на его внутренние органы без нарушения анатомической целостности наружных тканей тела (например, путем инъекции наркотических веществ или психотропных средств, дачи яда);
  3. лишение или ограничение личной свободы человека (например, связывание, запирание в помещении) <88>.
<88> Гаухман Л.Д. Борьба с насильственными посягательствами. М., 1969. С. 8, 13.

Любые наступившие последствия являются результатом непосредственного (нанесение ударов) или опосредованного (выстрел из пистолета в сторону) воздействия на тело другого человека <89>. Непосредственное соприкосновение с телом лица без применения силы и нарушения телесной неприкосновенности не является физическим насилием. Так, не является насилием один из способов совершения грабежа - "рывок", когда кошелек или другой предмет вырываются из рук потерпевшего <90>.

<89> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 5.
<90> Уголовное право. Особенная часть. Учебник для вузов / Под ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамовой и Г.П. Новоселова. М., 1997. С. 227.

Основным видом физического насилия является причинение вреда здоровью, которому посвящена обширная судебно-медицинская и уголовно-правовая литература, поэтому на его анализе нецелесообразно подробно останавливаться.

Достаточность физического насилия по смыслу ст. 40 УК не всегда связана с его интенсивностью. Так, для непреодолимого физического принуждения важна такая его характеристика, как объективная невозможность для лица самостоятельно действовать в сложившихся условиях. Например, охранник не может противодействовать совершаемому преступлению, будучи незаконно лишен свободы.

Если же физическое принуждение является преодолимым, то фактором, влияющим на оценку превышения его пределов, является именно интенсивность насилия - одно из условий причинения вреда в состоянии принуждения.

В дополнение к характеру учиненного насилия следует учитывать и то, какое воздействие оно оказало на потерпевшего. Если насилие было связано с причинением боли, совершено с особой жестокостью, мучениями для потерпевшего, то оно может быть основанием для рассмотрения вопроса о наличии в действиях лица признаков ч. 2 ст. 40 УК, даже если реальный вред здоровью оказался сравнительно небольшим. Это особенно важно потому, что иногда даже опасное для жизни в момент его причинения насилие в результате может и не вызвать причинения реального вреда здоровью потерпевшего <91>. В таком случае мы вынуждены учитывать психическую составляющую насилия. Рассмотрим ее более подробно.

<91> Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. М., 1974. С. 79.

3.2. Психическое насилие

Способом совершения психического принуждения является психическое насилие. При нем, в отличие от физического насилия, не нарушается целостность органов тела или его наружных тканей и человек не лишается объективной возможности действовать сообразно своим желаниям.

Психическим насилием следует признать любое целенаправленно деструктивное (нарушающее свободу воли) воздействие на психику лица. В зависимости от правовых оснований для такого воздействия оно может быть законным и противоправным, в том числе преступным.

В большинстве работ психическим способом побуждения лица к совершению вредоносного акта признается лишь угроза <92>. Поэтому мы начнем анализ разновидностей психического насилия именно с нее, после чего дадим свою оценку мнению о том, что использование психотропных веществ, звуковых высокочастотных генераторов, гипноз и т.п. действия в ст. 40 УК не предусматриваются <93>.

<92> См., напр.: Левертова Р.А. Ответственность за психическое насилие по советскому уголовному праву. Омск, 1978. С. 6.
<93> Тер-Акопов А.А. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. М., 2003. С. 185.

В русском литературном языке угроза понимается как обещание причинить какое-либо зло, неприятность <94>. Непоследовательным представляется мнение Т.Ю. Орешкиной о том, что психическим насилием является лишь угроза применения физического насилия <95>. По нашему мнению, насилием будет любая угроза, так как закон не дает нам оснований для ограничения содержания психического насилия только угрозой физического насилия. Главное, чтобы такая угроза отвечала признаку соразмерности принуждения.

<94> Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз. Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 4. М., 1984. С. 462.
<95> Орешкина Т. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Уголовное право. 2000. N 1. С. 36.

В качестве примера можно привести уголовное дело из практики Верховного Суда СССР. П. и С. вечером шли к своей знакомой. На одной из улиц города их остановили двое неизвестных и под угрозой револьверов заставили погрузить на стоявшие рядом сани тюк мануфактуры, а затем тащить сани. Вскоре они столкнулись с работниками милиции, которые разыскивали похитителей мануфактуры из железнодорожного вагона. Неизвестные скрылись, а П. и С. были задержаны. Верховный Суд прекратил дело, указав, что "объяснения П. и С. о том, что неизвестные под угрозой оружия принудили их везти санки с похищенной мануфактурой, ничем по делу не опровергнуты" <96>.

<96> Судебная практика Верховного Суда СССР. Вып. VI (XL). М., 1947. С. 6 - 7.

Как самостоятельный уголовно-правовой феномен угроза оценивается по правилам ст. ст. 119 или 296 УК. Например, П., придя домой в сильной степени алкогольного опьянения, учинил беспричинный скандал с матерью, оскорблял ее нецензурной бранью, побил посуду, неоднократно пытался ударить, угрожал при этом ее "зарезать, убить". Когда отец попытался прекратить скандал, П. избил его, нанося удары кулаками по голове и по телу. После этого, в присутствии вызванных работников милиции, будучи в наручниках, ногами наносил удары отцу, неоднократно словесно угрожая убить его. Первоначально суд назначил лишение свободы условно. Через полгода П. вновь совершил аналогичное преступление в отношении родителей, после чего по совокупности приговоров ему было назначено реальное лишение свободы <97>.

<97> Архив Советского районного суда г. Краснодара. Дела N 1-487/98, 1001/98.

Там, где угроза входит в состав сложных преступлений, она характеризуется более сложным содержанием. Так, орудием совершения преступления может выступать огнестрельное оружие; возможно причинение вреда здоровью для убеждения потерпевшего в реальности угрозы. Значительно чаще, чем обычная угроза убийством, такие преступления совершаются в соучастии. Будучи составной частью корыстных преступлений (в первую очередь вымогательства, насильственного грабежа, разбоя), угроза может предъявляться разным лицам, становясь частью системы преступных действий субъекта.

Угроза, доведенная до сведения адресата непосредственно (например, лично) или через третьих лиц, всегда является элементом принуждения: это не просто сообщение о грозящей опасности, это сообщение об опасности, исходящей от угрожающего. Лицо, угрожающее другому, преследует определенную цель. Если такой цели нет, соответствующее деяние, при наличии к тому оснований, может быть квалифицировано как обнаружение умысла ("голый умысел"), которое по действующему законодательству не является преступным. Хотя обычно цель угрозы может быть не только выражена явно, но и подразумеваться (например, пресечь нежелательную деятельность лица), однако при принуждении необходима ее конкретизация. Так, принуждением надо считать требование догнать и изнасиловать потерпевшую, обращенное к несовершеннолетнему под угрозой удара топором <98>.

<98> См.: Постановление по делу Дьякова // Постановления и определения по уголовным делам Верховного Суда РСФСР (1981 - 1988 гг.) / Под ред. Е.А. Смоленцева. М., 1989. С. 298.

Содержание угрозы выражается в неблагоприятных последствиях и в действиях, которые следует предпринять или не предпринимать, чтобы эти последствия не произошли. Последствия должны носить исключительно преступный характер; при этом слова, выражающие сущность преступных последствий, нередко заменяются эвфемизмами. Например, в изученных нами делах представлены угрозы убить ("прикончить", "грохнуть"), зарезать (в том числе с конкретизацией: "раскроить ножом живот"), применить физическое насилие (например, "избить палкой с сучками"), изнасиловать, утопить, подвесить за ноги, лишить свободы ("запереть в гараже"), ограбить квартиру, завладеть имуществом (дом, автомашина, спорное имущество) и т.п. - как в отношении потерпевшего, так и близких ему лиц (жена, дети, родители) <99>; в дополнение к этому высказывались и более общие угрозы: "терроризировать"; "будешь ходить и оглядываться - получишь ломом по голове" <100>.

<99> См., например, о широком наборе угроз при самоуправстве: Архив Советского районного суда г. Краснодара. Дело N 1-772/99; при вымогательстве: Архив того же суда. Дела N 1-332/98, 1-118/98.
<100> Архив Советского районного суда г. Краснодара. Дело N 1-1388/98.

Проанализировав предложенные учеными определения угрозы, В.И. Симонов отмечает, что она, "по-видимому, по-разному определяется и в юридической литературе. Так, угроза понимается как: принуждение, стращание, запугивание, возбуждение у человека чувства тревоги, психическое воздействие, вид психического насилия, угроза применения физической силы" <101>. Сам же он отождествил угрозу применения физического насилия с психическим насилием и определил данный уголовно-правовой феномен как "противоправное воздействие, направленное на психику другого лица, с целью подавления его сопротивления или подчинения его воли воле виновного, путем запугивания применением физической силы" <102>.

<101> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 73.
<102> Там же. С. 76.

Характеризуя угрозу, примененную в процессе разбойного нападения, В.А. Владимиров называет такие ее признаки. Во-первых, по своему содержанию она представляет угрозу применения физического насилия, опасного для жизни или здоровья потерпевшего, причинения какого-либо иного вреда; во-вторых, угроза должна быть реальной, то есть содержать в себе, с точки зрения потерпевшего, действительную опасность немедленного применения насилия; в-третьих, угроза должна быть наличной, то есть создавать опасность немедленного применения насилия, если требования не будут удовлетворены <103>.

<103> Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. М., 1974. С. 72 - 74.

Я.М. Яковлев предъявляет следующие требования к угрозе: она по своему характеру должна являться противоправной; по содержанию - серьезной, то есть она угрожает жизни, здоровью потерпевшего или близких ему лиц либо другим важным личным или имущественным интересам; по внешнему проявлению выражается достаточно интенсивно с тем, чтобы не оставалось сомнений, что угрожающий намерен ее осуществить; по возможности своего осуществления угроза должна быть реальной в том смысле, что лицо, к которому она обращена, должно быть убеждено в том, что таковая будет осуществлена <104>.

<104> Яковлев Я.М. Половые преступления. Душанбе, 1969. С. 32.

Ряд исследователей выделяют две группы признаков угрозы: общие, характеризующие ее общественную опасность и противоправность, и особенные (необходимые) <105>. К общим признакам угрозы применения насилия они относят: 1) факт запугивания потерпевшего применением физического насилия; 2) действительность угрозы применения насилия. В число особенных признаков включаются: 1) реальная осуществимость такой угрозы; 2) момент предполагаемого осуществления угрозы (немедленно или в будущем); 3) интенсивность угрозы. Достоинством такого подхода является попытка разграничить признаки собственно угрозы и угрозы применением физического насилия. Однако общие признаки выделены несколько непоследовательно; кроме того, факультативный признак момента осуществления угрозы не влияет на квалификацию деяния как угрозы применения насилия, изменяя лишь юридическую оценку такой угрозы.

<105> Гаухман Л.Д. Борьба с насильственными посягательствами. М., 1969. С. 33 - 37; Иванова В.В. Преступное насилие: Учебное пособие для вузов. М., 2002. С. 32 - 35.

При анализе общих признаков угрозы заслуживает пристального внимания позиция В.П. Петрунева, который полагает, что понятие угрозы включает в себя три элемента: 1) опасность осуществления преступления; 2) сообщение о ней; 3) вредные последствия, причем обязательным элементом для любой угрозы является лишь сообщение об опасности <106>. Действительно, принуждаемое лицо может не поверить принудителю, что его угроза реальна, либо поверить, но фактической опасности при этом не было. Поэтому мы полагаем, что при решении вопроса об уголовно-правовом содержании угрозы нужно следовать именно предложенной им структуре. Впрочем, категорию "опасность осуществления преступления" В.П. Петрунев подразделяет на объективную и субъективную опасность, находя последнюю тогда, когда преступник не имеет реальной возможности осуществить угрожаемое преступление, хотя и замышляет его. В такой трактовке субъективной опасности мы не видим пользы для уголовно-правовой науки; точнее, на наш взгляд, толковать субъективную опасность обычным образом - как веру принуждаемого в реальность угрозы. Большее значение имеют категории абстрактной и конкретной опасности, предложенные Н.И. Гореликом <107>, но здесь следует поддержать предложение В.П. Петрунева о дополнении классификации понятием реальной опасности.

<106> Петрунев В.П. Борьба с уголовно наказуемыми угрозами убийством. М., 1975. С. 13 - 20.
<107> Горелик Н.И. Ответственность за поставление в опасность по советскому уголовному праву. Мн., 1964. С. 11.

Сообщение об опасности и вредные последствия заслуживают более пристального внимания. Отметим пока, что трактовка вредных последствий как "последствий, которые могут быть причинены правоохраняемому объекту (общественным отношениям и самому потерпевшему)" <108>, не отвечает факультативному статусу этого элемента в структуре угрозы. В самом деле, когда последствия лишь могут быть причинены, они всегда входят в содержание угрозы, поскольку информация о них сообщается потерпевшему. Факультативными же последствия могут быть (и являются) лишь тогда, когда понимаются как реальное наступление обещанного вреда. Вред может наступить или не наступить, и поэтому он хотя и превращает этот элемент угрозы в чрезмерно протяженный во времени, но лишает его качества обязательности.

<108> Петрунев В.П. Борьба с уголовно наказуемыми угрозами убийством. М., 1975. С. 18.

Важнейшей характеристикой угрозы является ее интенсивность. Интенсивность угрозы в целом слагается из четырех моментов. Во-первых, это характер угрожаемых действий. Во-вторых, субъективное восприятие потерпевшим вероятности приведения угрозы в исполнение. В-третьих, субъективное восприятие угрозы самим угрожающим (верит ли он, что может привести угрозу в исполнение). Наконец, это объективная опасность (реальность) угрозы.

Очевидно, что не все эти аспекты в равной мере влияют на уголовно-правовую оценку угрозы при принуждении. Доминирующими являются первые два момента. Сравнительно легко установить характер угрожаемых действий. На практике затруднения встречаются при известной неконкретизированности последствий, но их можно установить исходя из личности угрожающего, обстановки преступления, характера требуемых действий и т.п. Если конкретизация определенной степени насилия (вреда здоровью) не может быть установлена и четко не предполагалась потерпевшим и угрожавшим, то следует согласиться с мнением Л.Д. Гаухмана, что ее нужно рассматривать как угрозу насилием, не опасным для жизни или здоровья лица <109>.

<109> Гаухман Л.Д. Насилие как средство совершения преступления. М., 1974. С. 98.

Сложнее ситуация с субъективным восприятием угрозы. Нельзя отождествлять его с реальностью угрозы, которая является самостоятельным понятием. О критериях установления реальности угрозы немало написано в литературе, особенно применительно к составу угрозы убийством (ст. 119 УК) <110>. Субъективное восприятие должно устанавливаться с учетом показаний самого потерпевшего, угрожавшего лица, свидетелей, путем установления иных обстоятельств высказывания угрозы, содержания преступного требования, предшествовавших отношений потерпевшего и угрожавшего лица. Если объективно нет возможности проверить показания потерпевшего о реальности воспринятой им угрозы, то сомнения должны толковаться в его пользу в соответствии с принципом субъективного вменения.

<110> См., например: Костров Г.К. Уголовно-правовое значение угрозы: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1970. С. 50 - 70; Левертова Р.А. Ответственность за психическое насилие по советскому уголовному праву. Омск, 1978. С. 36 - 38; Практический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. Х.Д. Аликперова и Э.Ф. Побегайло. М., 2001. С. 305.

Угроза является предметом исследования и в гражданском праве, будучи негативным условием свободы волеизъявления в договоре, однако содержание ее заметно отличается от угрозы как уголовно-правовой категории. Так, согласно гражданскому праву США угроза состоит в запугивании лица, выступающего стороной в договоре, или его ближайших родственников лишением свободы, причинением вреда здоровью или имуществу, нанесением ущерба репутации. Для признания порока воли стороны по договору допустимо, чтобы контрагент угрожал ему воспользоваться своими законными правами <111>.

<111> Основные институты гражданского права зарубежных стран. Сравнительно-правовое исследование / Под ред. В.В. Залесского. М., 2000. С. 315 - 316.

Исходя из диспозиции ст. 110 УК в понятие уголовно наказуемого психического насилия можно включать и оскорбление, и систематическое унижение человеческого достоинства, и жестокое обращение. Так, Т.В. Кондрашова предлагает считать оскорбление психическим насилием <112>. Уголовно-правовое понимание оскорбления как унижения чести и достоинства другого лица, выраженного в неприличной форме (ч. 1 ст. 130 УК), допускает такую возможность. Впрочем, это возможно лишь тогда, когда оскорбление не просто однократно было направлено на грубое высказывание своего мнения, но было частью системы поведения по лишению другого лица психического спокойствия, нарушению его эмоционального равновесия.

<112> Уголовное право. Общая часть. Учебник для вузов / Под ред. И.Я. Козаченко и З.А. Незнамовой. М., 1998. С. 278.

Для квалификации же действия как принуждения названные способы могут иметь значение лишь в случаях, когда психика лица неустойчива и соответствующее поведение принудителя опасно для нее. Иначе говоря, если по ст. 110 УК преступник желает или допускает возможность самоубийства потерпевшего, то при принуждении аналогичные действия могут быть совершены для того, чтобы заставить его совершить преступление.

Большой интерес представляет вопрос о включении в состав критериев состояния психического принуждения гипноза и иных подобных случаев использования психических и физиологических особенностей организма человека для принуждения его совершить деяние, лишь внешне кажущееся результатом сознательной деятельности человека и его добровольного волеизъявления, а на самом деле представляющее собой итог манипуляции. Согласно исследованиям, гипнозу подвержены в разной степени все люди, причем психически здоровые зачастую даже лучше, чем больные. По мнению некоторых ученых, неподверженность гипнозу даже является патологией, своеобразной психической болезнью <113>.

<113> См.: Овчинникова О.В., Насиновская Е.Е., Иткин Н.Г. Гипноз в экспериментальном исследовании личности. М., 1989. С. 69 - 70.

Адекватных психологических обоснований феномену гипноза пока не дано. В целом гипнозом можно считать любую манипулятивную технику, основанную на использовании скрытых механизмов психики человека и ставящую целью навязать ему определенную модель поведения в обход обычных механизмов оценки ситуации и принятия решения. Например, поэтому правомерно относить к гипнозу в данном понимании термина нейролингвистическое программирование (НЛП). В уголовно-правовой литературе предлагаются и другие определения гипноза, например: "Общественно опасное, противоправное, умышленное информационное воздействие, осуществляемое виновным на психику лица посредством жестов, слов, аудиозаписи, телевидения, Интернет для склонения последнего к совершению преступления либо приведения его в "измененное состояние сознания" с целью беспрепятственного совершения виновным деяний, запрещенных уголовным законом" <114>.

<114> Попов Д.В. Криминализация отдельных видов психического насилия - объективная необходимость // http://www.auditorium.ru/aud/v/index.php?a=vconf&c=getForm&r=thesisDesc&id_thesis=2760.

Принципиальное отличие гипноза и ему подобных техник от обычных процессов убеждения и принуждения заключается во внешнем безоговорочном согласии лица с навязываемым суждением без предварительной критической его оценки и готовности гипнотизируемого действовать в соответствии с этим убеждением, несмотря на собственные интересы. Правда, в психологической литературе возможность совершения преступления под влиянием гипноза активно оспаривается <115>. Однако в той же самой книге подробно описывается, как в ходе сеанса гипноза гипнотизер активно влиял на мотивацию лица, при этом субъект передавал функцию ответственности "охотно и с удовольствием", проявлял к словам гипнолога повышенное доверие <116>.

<115> Овчинникова О.В., Насиновская Е.Е., Иткин Н.Г. Гипноз в экспериментальном исследовании личности. М., 1989. С. 36.
<116> Там же. С. 33 - 35, 110 - 112.

Гипнотическое внушение может вызвать любое произвольное движение, даже такое, на которое субъект не способен в обычном состоянии, различные иллюзии и т.д. <117>.

<117> Там же. С. 25 - 36.

Л.П. Гримак приводит ряд убедительных примеров применения гипноза в преступных целях и воспроизведения соответствующих ситуаций при проведении экспериментов. Так, он рассказывает о программировании пациента на лжесвидетельство, убийство, причинение вреда здоровью. Там же приводится случай так называемого зомбирования, когда лицо могло пребывать на четырех разных уровнях сознания, о наличии которых не подозревало, но один из них по команде извне мог быть актуализирован в зависимости от складывающихся обстоятельств, причем в соответствии с каждым уровнем сознания менялись манеры поведения арестованного, особенности его личности, пульс, частота дыхания, потовыделение, а энграммы его собственной жизни были прочно заблокированы. Экспериментально было доказано, что цель поведения данного лица - убийство филиппинского президента Маркеса <118>. В России гипноз применялся, например, членами известной секты "Белое братство", путем монтирования сеанса гипносуггестии в одно из "звуковых писем", которые давали прослушать вербуемым <119>. В судебной практике дела об использовании НЛП, во-первых, пока крайне редки, во-вторых, всегда связаны лишь с мошенничеством, когда потерпевшие вкладывают свои деньги в сомнительные финансовые операции <120>.

<118> Гримак Л.П. Гипноз и преступность. М., 1997. С. 97 - 107.
<119> Там же. С. 88.
<120> См., например: Астафьев А.Д., Астафьева Т.А. Применение методов нейролингвистического программирования организованными преступными формированиями // http://crime.vl.ru/docs/stats/stat_217.htm.

Н.С. Таганцев, рассматривая проблему уголовной ответственности загипнотизированного, совершенно справедливо отмечал, что наличие у данного лица возможности противодействия, борьбы и неподчинения внушениям, если они идут вразрез с его личной нравственностью, "не изменит условий уголовной вменяемости и ответственности загипнотизированного, так как вопрос идет не о том, согласно или не согласно учиненное с характером или убеждениями данного субъекта, а лишь о том, подлежит ли он ответственности за учиненное. Пока карательная деятельность государства имеет своим объектом не преступность, не преступные идеи, склонности, пожелания, а виновные деяния, указываемое соотношение не может иметь решающего значения" <121>.

<121> См.: Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 388 - 389.

В дореволюционной уголовной практике было громкое дело о совершении некоей Марией Румянцевой покушения на убийство своего отца. Румянцева, болезненная, истерическая девушка, утверждала, что подсыпала яд, будучи загипнотизированной своим массажистом и сожителем Хрисановым. По заключению ряда независимых экспертов, в числе которых был академик В.М. Бехтерев, совершение преступления именно под влиянием гипнотического воздействия хотя и нельзя было доказать безусловно, но нельзя было и исключить <122>. В настоящее время при установлении использования методов гипноза, в том числе НЛП, производится судебно-психологическая экспертиза <123>.

<122> Подробнее об этом процессе см.: Крылов И.Ф. Были и легенды криминалистики. Л., 1987. С. 158 - 164.
<123> Определение Верховного Суда РФ от 10 апреля 2003 г. N 93-о03-3 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. N 2.

В качестве основания для ненаступления уголовной ответственности Н.С. Таганцев указывал то, что "подобные деяния должны быть рассматриваемы как учиненные во временном потемнении психической деятельности, во временно бессознательном состоянии и, следовательно, должны быть признаваемы невменяемыми" <124>. В настоящее время уголовное законодательство и медицина не позволяют назвать гипнотическое состояние особой разновидностью психической болезни, влекущей признание лица невменяемым, поскольку медицинский критерий невменяемости (ч. 1 ст. 21 УК) специально это не оговаривает. В то же время, поскольку деятельность загипнотизированного, безусловно, была активно опосредована его психикой, поскольку у него была формальная способность к сопротивлению, нельзя говорить и о наличии непреодолимой силы. Поэтому действия, совершенные под влиянием гипноза, следует квалифицировать по ст. 40 УК как совершенные в результате психического принуждения. В периодической печати приводились данные об учете следствием гипнотического воздействия на лицо. Например, в 2002 г. две цыганки убедили работницу кассы Челябинского банка, что она получит исцеление, если, пройдя по двум улицам города, произнесет специальное заклинание. За это они попросили отдать всю имеющуюся наличность из кассы. Следствие установило, что, когда кассир отдала деньги в сумме 1000 евро и пошла на улицу, она находилась под влиянием гипноза <125>.

<124> Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 389.
<125> См.: Первая кража евро в России // Российская газета. 2002. 19 января. С. 6.

В зависимости от интенсивности гипнотического воздействия, соответствия преступного требования желаниям самого загипнотизированного можно говорить о преодолимом или непреодолимом принуждении. Однако гипноз не сможет исключить ответственность загипнотизированного в случае, когда он явился не средством принуждения к совершению преступления, а лишь склонил к преступлению лицо, и без того желавшее его совершить. Очевидно, выработка более подробных критериев самостоятельности преступных действий лица в состоянии гипноза должна быть произведена с участием специалистов-медиков.

По характеру воздействия приближается к гипнозу ситуация религиозного экстаза и вообще использования религиозного авторитета. Учитывая применяемые способы закрепощения (жертвоприношения, в том числе человеческие, осквернение символов христианства, приучение к употреблению наркотиков, требование передачи имущества на имя религиозного лидера, шантаж и др. <126>), становится понятной высокая латентность совершаемых членами этих сект преступлений. Следует отметить, что религиозные экстатические состояния широко используются в отдельных сектах и вероисповеданиях. В той или иной форме их можно обнаружить в деятельности пятидесятников, суфиев, шаманов, вудуистов, сатанистов и проч. Вместе с тем к оценке данной ситуации следует подходить дифференцированно. Использование религиозного, равно как и любого другого авторитета, само по себе не может считаться достаточным психическим насилием.

<126> Старков О.В., Башкатов Л.Д. Криминотеология: религиозная преступность / Под общ. ред. О.В. Старкова. СПб., 2004. С. 197 - 205 и др.

В свою очередь, религиозный экстаз, несомненно, оказывает влияние на психику, особенно на эмоциональную сферу. По нашему мнению, при совершении в таком состоянии общественно опасного деяния должна быть назначена психолого-психиатрическая экспертиза. Она позволит выяснить, способно ли было лицо понимать фактический характер и значение своих действий и руководить ими. Иными словами, использование религиозного экстатического состояния может через понятие временного психического расстройства повлечь признание невменяемости.

Однако нельзя не учитывать, что лицо само привело себя в такое состояние. Как и при гипнозе, если умысел виновного был направлен на то, чтобы состояние религиозного экстаза облегчило совершение преступления, оно не влияет на квалификацию содеянного и не устраняет преступность деяния.

Помимо гипноза, к психическому насилию предложено относить и принудительную инъекцию наркотических средств или психотропных веществ, считая в этом случае состояние психического принуждения непреодолимым <127>. В то же время инъекция одурманивающих, психотропных веществ или наркотических средств традиционно рассматривается в отечественной науке как разновидность физического насилия <128>. Нам представляется, что при рассмотрении данного вопроса надо отграничивать два различных аспекта проблемы: собственно характер действий лица, которому ввели инъекцию, и предшествовавшие этому события.

<127> Уголовное право. Общая часть. М.: Институт МВД России, 1997. С. 298.
<128> См., например: Бойцов А.И. Понятие насильственного преступления // Криминологические и уголовно-правовые проблемы борьбы с насильственной преступностью: Межвуз. сборник. Л., 1988. С. 143. Общий обзор мнений по проблеме см.: Иванова В.В. Преступное насилие: Учебное пособие для вузов. М., 2002. С. 25 - 26.

Действия лица, находящегося под воздействием наркотических средств или психотропных веществ, можно признавать непреодолимым принуждением, если соответствующие вещества, по данным медицины, действительно лишили его способности руководить своими действиями. Так, например, известный синтетический наркотик ЛСД-25 может вызывать психотическое ощущение, которое характеризуется сильным чувством страха, близким к панике, параноидальным искажением представлений о размерах собственного тела, токсическим шоком, невозможностью абстрактного мышления, угрызениями совести, депрессией, чувством социальной изоляции и нарушениями в области физиологии <129>. Очевидно, такая клиническая картина с учетом нарушения функций мышления создает почти идеальные условия для использования лица в качестве инструмента для совершения преступления. С другой стороны, когда лицо сохраняло некоторую возможность руководить своими действиями, принуждение является преодолимым.

<129> Наркотики: социальные, медицинские и правовые аспекты: Справочник / Авт.-сост.: И.Н. Кузнецов, С.К. Купрейчик. Мн., 2001. С. 73.

Однако нам необходимо учитывать и деятельность лица перед инъекцией. Так, нельзя говорить о наличии непреодолимости психического принуждения, если для ее введения к лицу перед инъекцией применялось физическое насилие. В этом случае следует говорить о физическом принуждении (с учетом реального действия наркотика - как преодолимом, так и непреодолимом). Если к лицу было применено психическое насилие, чтобы заставить его сделать себе инъекцию, то следует выяснить, понимало ли оно характер действия вещества.

Можно провести такую аналогию. В дореволюционном законодательстве состояние опьянения исключало вменяемость причинителя вреда. Однако добровольное приведение себя в состояние опьянения специально с целью совершить преступление (при прямом или косвенном умысле) или если лицо могло или должно было предвидеть возможность совершения преступления (при неосторожности) не освобождало от ответственности независимо от способа приведения себя в состояние опьянения (самостоятельно, с помощью других и т.д.) <130>.

<130> См.: Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 389 - 391.

Совершенно иной будет ситуация, если лицо добровольно довело себя до состояния наркотического опьянения, а преступник воспользовался этим, либо лицо было приведено в такое состояние путем обмана. В этом случае, полагаем, оценивать степень самостоятельности в принятии решения совершить преступление нужно по двум критериям: насколько принуждаемый был способен сопротивляться преступному влиянию после инъекции и, при отрицательном ответе, желал ли он совершить преступление до приема наркотика. При отрицательном ответе и на второй вопрос преступность деяний должна исключаться. Если лицо не предполагало, не должно было и не могло предполагать, что его используют для совершения преступления, то его деятельность после инъекции должна быть расценена как совершенная в состоянии непреодолимого психического принуждения. В противном же случае наркотик лишь укрепил собственную волю лица на совершение преступления - типичный случай подстрекательства.

В другом ключе анализирует эту проблему Л.В. Сердюк. Оспаривая мнение Л.Д. Гаухмана о том, что применение одурманивающих веществ при совершении преступлений следует относить к физическому насилию, он акцентирует внимание на действии веществ. Так, если их применение приводит к физической травме или к смерти, то Л.В. Сердюк признает насилие физическим, а при нарушении только психической деятельности и малом влиянии на физическое и физиологическое состояние он находит психическое насилие <131>. Сходной точки зрения придерживается В.И. Симонов, который полагает, что дача одурманивающих веществ должна рассматриваться не в качестве физического насилия, а оцениваться лишь по фактически наступившим последствиям <132>.

<131> Сердюк Л.В. Психическое насилие как предмет уголовно-правовой оценки следователем. Волгоград, 1981. С. 8.
<132> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 8.

С точки зрения медицинской психологии Л.В. Сердюк правильно описывает последствия введения одурманивающих веществ - возбуждение или торможение отдельных участков коры головного мозга, в результате чего человек либо теряет способность правильно реагировать на окружающее и руководить собой, либо попадает во власть неуправляемой эмоциональной реакции - стресса <133>. Однако при применении физического насилия перед приемом вещества психические реакции явились прямым следствием такого насилия, хотя и опосредованным действием наркотика. Если же лицо приняло одурманивающее вещество без открытого насилия и сознавая его действие, то характер наступающих последствий становится неважным с учетом внешне свободного принятия наркотика.

<133> Сердюк Л.В. Психическое насилие как предмет уголовно-правовой оценки следователем. Волгоград, 1981. С. 8 - 9.

Таким образом, не оспаривая полную или частичную невозможность лица контролировать свои действия после приема инъекции наркотических средств или психотропных веществ, мы утверждаем, что насилие и его оценка переносятся здесь на более раннюю стадию, когда у лица сохранялась способность относительно свободно принимать решение.

Помимо названных, Л.В. Сердюк в качестве формы психического насилия наряду с гипнозом выделяет электронную стимуляцию мозга <134>. Хотя опыты такого рода у нас в стране проводились <135>, однако ввиду несовершенства методик и практической малоосуществимости в современных условиях трудно говорить о признании электростимуляции способом принуждения иначе как в теоретическом аспекте.

<134> Там же. С. 11 - 12.
<135> См.: Механизмы деятельности мозга человека. Часть первая: Нейрофизиология человека / Ред. Н.П. Бехтерева. Л., 1988. С. 272.

Применительно к анализу психического насилия в контексте ст. 40 УК неоднозначен вопрос об угрозе самоубийством или причинением вреда своему здоровью. Р.А. Левертова называет угрозу самоубийством или причинением себе телесных повреждений психическим насилием применительно к составу хулиганства <136>. В зарубежном законодательстве также отмечается исключительность ситуации при такой угрозе. Так, согласно п. 4 § 35.10 УК штата Нью-Йорк лицо, разумно полагающее, что другое лицо вот-вот совершит самоубийство или причинит себе тяжкий телесный вред, может применять к такому лицу физическую силу в такой степени, в какой, как оно разумно полагает, это необходимо для предотвращения совершения этих действий <137>. В этой норме подчеркивается опасность ситуации, следовательно, вербализация противоправного требования, подкрепленного такой угрозой, может служить основанием возникновения состояния принуждения.

<136> См.: Левертова Р.А. Психическое насилие в составе хулиганства // Сибирские юридические записки. Вып. 4. Проблемы борьбы с преступностью. Омск, 1986. С. 81.
<137> Уголовное законодательство зарубежных стран (Англии, США, Франции, Японии). Сборник законодательных материалов / Под ред. И.Д. Козочкина. М., 1999. С. 110.

Безусловно, реализация угрозы суицида причиняет вред правоохраняемым интересам, поскольку государство заинтересовано в сохранении здоровых граждан и их социализации, пусть даже и против воли лица, полагающего, что оно имеет право свободно распоряжаться своей жизнью и здоровьем. По нашему мнению, такая ситуация не порождает состояния принуждения, а порождает право на крайнюю необходимость. Если есть наличная опасность совершения таких действий, то совершение преступления для предотвращения суицида будет вполне обоснованным.

Несмотря на выявленные существенные отличия, очевидно, что любое принуждение, в том числе физическое, содержит в себе элементы психического. В самом деле, специфика принуждения состоит в том, что кроме действий, составляющих его сущность, виновный одновременно предъявляет к лицу противоправное требование.

Физическое воздействие на организм человека влияет и на его психику, понижая сопротивляемость чужеродным мотивам. Как указывает О.В. Старков, совершая физическое насилие над человеком, ему причиняют и душевную травму. Даже при отсутствии явно выраженного физического компонента при психическом насилии (например, при оскорблении, клевете, угрозе и т.п.) в организме человека происходят определенные, пусть незначительные, соматические (телесные) изменения <138>.

<138> Старков О.В. Бытовые насильственные преступления (причинность, групповая профилактика, наказание). Рязань, 1992. С. 34 - 35.

С другой стороны, и психические процессы также имеют физиологическую основу. Например, при стрессе (в русскоязычной литературе его еще называют экстремальным состоянием), который является ответом организма на любое чрезмерное или необычное внешнее воздействие, первичная мобилизация проявляется в повышенном выделении азота, фосфатов, калия; увеличивается печень или селезенка и т.д. <139>. Физиологическим критерием экстремального состояния является нарушение адекватности физиологических, психологических и поведенческих реакций человека <140>. Учеными проводились эксперименты, в ходе которых испытуемым вживлялись в головной мозг электроды, после чего посылалось электрическое раздражение в различные подкорковые образования. В итоге у этих лиц возникали артифициальные (искусственно вызванные) психические состояния, сходные с обычными. Данные состояния оказывались переходными на пути от одного устойчивого функционального состояния мозга к другому. Артифициальные психические состояния наблюдались кратковременные и продолжительные (до суток и более), в зависимости от длительности воздействия на лицо. В ряде случаев эмоциональное состояние лиц достигало аффекта; однако, что не менее важно, выделялись и такие состояния, как немотивированный беспричинный страх, "испуг" (предметно отнесенный страх), растерянность <141>. Все эти данные убеждают нас в том, что любое внешнее нарушение состояния покоя организма, будь оно физическим или только психическим, сходным образом влияет на деятельность головного мозга и, как следствие, на способность людей руководить своими действиями. Наступление стрессовой фазы истощения неизбежно отрицательно влияет как на психику, так и на физику организма. Иногда психическое воздействие может вызывать даже органический вред (т.е. вред здоровью человека) <142>. О допустимости признания состояния принуждения в крайних случаях, при чрезмерном воздействии, говорит и вывод исследователей, что вызываемые ими в ходе экспериментов беспредметные и безотчетные переживания страха или радости являются эквивалентом эмоциональных психических автоматизмов <143>.

<139> Маклаков А.Г. Общая психология. СПб., 2001. С. 456 - 457.
<140> Цынкаловский О.Р., Рубцовенко А.В., Канунников Д.А. Учебно-методическое пособие для подготовки к итоговому занятию N 3 (иммунитет, иммунодефициты, аллергия, стресс, боль, шок, кома) / Под общ. ред. А.Х. Каде. Краснодар, 2001. С. 32.
<141> Механизмы деятельности мозга человека. Часть первая: Нейрофизиология человека / Ред. Н.П. Бехтерева. Л., 1988. С. 267 - 270.
<142> Калугин В.В. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 26.
<143> Там же. С. 27.

Отмеченная тесная взаимосвязь физического и психического в организме человека не позволяет нам согласиться с высказанным в литературе мнением, что "совершение преступного деяния под влиянием психического принуждения (угроз), хотя бы и подкрепленного физическим насилием, по общему правилу влечет за собой уголовную ответственность" <144>.

<144> Курс советского уголовного права / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. Т. II. М., 1970. С. 146.

Как было показано выше, в структуре любого принуждения есть психическая составляющая. При физическом принуждении требование, даже если в нем это открыто не выражено, будет содержать в себе явную или скрытую угрозу продолжения насилия; в последнем случае принимается во внимание характер и продолжительность насилия, обстановка его применения. О психическом принуждении допустимо говорить лишь тогда, когда физическое насилие было сравнительно малозначительным.

Центральное направление разграничения физического и психического принуждения, таким образом, проходит по характеру действий и объекту противоправного воздействия. Поэтому можно согласиться с А.И. Бойцовым, отметившим, что различие психического и физического насилия следует производить по сферам непосредственного приложения - телесной или психической <145>.

<145> Бойцов А.И. Понятие насильственного преступления // Криминологические и уголовно-правовые проблемы борьбы с насильственной преступностью: Межвуз. сборник. Л., 1988. С. 141.

Основным объектом воздействия при физическом принуждении будет тело человека <146>, а конститутивным дополнительным - психика лица, поскольку ему предъявляется противоправное требование. При психическом принуждении основным объектом является именно психика и способность самостоятельно формировать свое поведение, то есть воля. Дополнительными, но не обязательными объектами принуждения могут выступать различные объекты, охраняемые уголовным законом, в том числе жизнь и здоровье других лиц. Совершение физического принуждения задействует первую сигнальную систему человека (его органы чувств), тогда как при психическом принуждении воздействие в основном происходит по линии второй сигнальной системы (речь). Не исключено смешанное воздействие, когда внешне вербализованное требование подкрепляется прямым воздействием на психику с использованием подсознания. Отсюда вытекает и приводимое выше деление воздействия в зависимости от его характера на энергетическое и информационное <147>.

<146> Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 6.
<147> Верно указывает А.И. Бойцов, что "если отличительным признаком физического насилия, сколь бы ни многообразны были действия, его образующие, и какие бы орудия и средства при этом ни использовались, является энергетическое воздействие на биологическую подструктуру человека, то психическое насилие предполагает информационное воздействие на психическую подструктуру". См.: Бойцов А.И. Понятие насильственного преступления // Криминологические и уголовно-правовые проблемы борьбы с насильственной преступностью: Межвуз. сборник. Л., 1988. С. 140.

Комбинация признаков физического и психического принуждения (например, при причинении средней тяжести вреда здоровью и угрозе убийством) не позволяет однозначно решить вопрос о виде принуждения. Представляется, что здесь следует руководствоваться таким критерием, как характер совершенного физического насилия. Если причинен тяжкий или средний тяжести вред здоровью, принуждение признается физическим независимо от того, какие элементы психического насилия применял виновный. Если же насилие выражалось в легком вреде здоровью или не причинило вреда здоровью, то оно должно признаваться психическим тогда, когда была высказана угроза убийством или более тяжким вредом здоровью, чем реально примененное. Это обусловлено тем, что один лишь характер совершенного насилия не давал лицу достаточных с точки зрения уголовного закона оснований для совершения преступления, так как здесь нельзя будет говорить о соразмерности причиненного и предотвращенного вреда.

Как физическое, так и психическое насилие при принуждении может быть направлено на разных лиц, не только на принуждаемого. Однако если физическое насилие было направлено на третьих лиц, то принуждение теряет качество физического, превращаясь исключительно в психическое. Это объясняется тем, что физическое насилие по смыслу закона может быть лишь при физическом же воздействии на само принуждаемое лицо. Для принуждаемого лица физическое насилие в отношении третьих лиц никак не отражается на его физиологии, будучи лишь опосредовано его психикой. Следовательно, поскольку непосредственно на физическом уровне его организм насилие не воспринимает, то и само принуждение будет психическим.

При совершении насильственных действий в отношении других лиц в деяниях принудителя будет иметь место идеальная совокупность преступлений: он должен отвечать за преступление против личности этих лиц плюс за принуждение как самостоятельное деяние. Например, если принудитель стремится заставить кладовщика совершить присвоение имущества организации путем причинения средней тяжести вреда здоровью его дочери, то ответственность наступит за подстрекательство к присвоению и по совокупности за причинение средней тяжести вреда здоровью.

Умысел при физическом принуждении несколько шире, чем при психическом. Если основная цель принудителя в обоих случаях одинакова - совершение принуждаемым преступления, то сознание деяния при физическом принуждении в целом обширнее: оно включает и примененное физическое насилие, и угрозу его применения в будущем, тогда как психическое принуждение характеризуется лишь вторым элементом.

По объективным признакам и физическое, и психическое принуждение всегда безусловно обладают всеми соответствующими качествами. Поэтому мы не можем согласиться с характеристикой психического насилия (на примере угрозы) как насилия потенциального, могущего быть исполненным, а физического насилия как реального причинения видимого, ощущаемого человеком физического вреда <148>. В приведенном высказывании содержатся сразу две неточности: во-первых, физическое насилие не обязательно является видимым (например, при нарушении функции внутренних органов); во-вторых, психическое насилие реально исполняется при воздействии на психику, поскольку оно просто имеет другой, отличный от физического, объект.

<148> Елец Е.А. Криминологические и уголовно-правовые аспекты вымогательства: Учебно-практическое пособие. Краснодар, 2000. С. 49.

Б.С. Никифоров отмечал, что "в отдельных случаях психическое насилие приводит или, по мысли преступника, должно привести к лишению потерпевшего способности или возможности сопротивляться; таков случай, когда потерпевший от испуга теряет сознание". Но если с этой посылкой нельзя не согласиться, то далеко не столь однозначен его вывод, что "вопрос о том, физическое или психическое насилие применил преступник, решается в зависимости от того, на какой результат (лишение потерпевшего способности или возможности - или желания сопротивляться) рассчитывал виновный" <149>.

<149> Никифоров Б.С. Уголовно-правовая охрана личной собственности в СССР. М., 1954. С. 93.

В этой связи стоит заметить, что мы должны исходить из объективных признаков, содержащихся в совершенном лицом деянии. Поэтому следует присоединиться к утверждению Г.К. Кострова о том, что "психическое насилие не может стать физическим потому лишь, что, применяя его, виновный рассчитывал на его способность вызвать в организме потерпевшего процессы соматического характера" <150>.

<150> Костров Г.К. Уголовно-правовое значение угрозы: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1970. С. 28.

Д.М. Генкин находит различие насилия и угрозы в том, что "при угрозе наступление зла возможно и вероятно, при насилии зло уже имеет место" <151>. Однако следует согласиться с критикой этого мнения П.Н. Назаровым, который пишет, что нечеткость такого различия заключается в том, что и психическое, и физическое воздействие могут принести одинаковое зло, а степень вероятности и возможности наступления зла, при равных условиях применения физического и психического воздействия, одинаковые <152>. Справедливо полагает Г.К. Костров, что "угроза опасна не только тем, что она предвещает зло... а тем, главным образом, что грубо воздействует на психику потерпевшего, заставляет его опасаться дальнейших действий угрожающего" <153>.

<151> Генкин Д.М. Советское гражданское право. Т. 1. М., 1950. С. 299.
<152> Назаров П.Н. К вопросу о насилии при грабеже и разбое // Труды Киевской высшей школы МООП СССР. Вып. 1. Киев, 1968. С. 91.
<153> Костров Г.К. Уголовно-правовое значение угрозы: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1970. С. 27.

Существующее разграничение физического и психического принуждения позволяет нам правильно квалифицировать соответствующие деяния, не толкуя расширительно понятие физического насилия <154>.

<154> Так, Н.В. Попов относил к числу телесных повреждений испуг, П.А. Дубовец - психическое воздействие вообще. См.: Попов Н.В. Учебник судебной медицины. М., 1946. С. 91; Дубовец П.А. Ответственность за телесные повреждения по советскому уголовному праву. М., 1964. С. 20.

В литературе была высказана мысль, что при достижении психическим принуждением высокой степени интенсивности, достаточной для признания его обстоятельством, исключающим преступность деяния (например, угроза смертью потерпевшему при разбойном нападении), оно фактически перерастает в физическое принуждение <155>. Вряд ли с этим можно согласиться. Сколь бы ни были серьезны и значимы угрозы, пока не начнется непосредственное воздействие на организм лица, физическая составляющая в принуждении отсутствует. Интенсивность же, называемая И.И. Слуцким, - это преодолимость принуждения, о которой говорит УК РФ.

<155> Слуцкий И.И. Обстоятельства, исключающие уголовную ответственность. Л., 1956. С. 29.

С другой стороны, становится очевидным, что четкую границу между физическим и психическим, преодолимым и непреодолимым принуждением можно провести далеко не всегда. Так, П.С. Дагель различал преодолимое и непреодолимое психическое принуждение и содеянное только в первом случае считал возможным квалифицировать по правилам крайней необходимости. В частности, приводя случаи совершения преступлений несовершеннолетними по подстрекательству и принуждению взрослых преступников, он критически относился к необходимости квалификации содеянного так же, как при крайней необходимости, без применения специальных правил <156>.

<156> Дагель П.С., Котов Д.П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж, 1974. С. 224 - 225.

Итак, именно преодолимость/непреодолимость требования должна диктовать наличие особенных правил квалификации. Действительно, нельзя требовать, например, соблюдения соразмерности причиненного и предотвращенного вреда, невозможности предотвратить вред другими средствами там, где действия лица от него не зависят, являются безусловно вынужденными, - при непреодолимом психическом принуждении. С медицинской точки зрения нет различия, какова была причина, вызвавшая паралич воли, носила ли она физический характер (насилие) или проявлялась только в психическом воздействии на личность.

Обращаясь к условиям правомерности состояния принуждения, мы также видим полное единообразие их для непреодолимого принуждения, с одной стороны, и для преодолимого - с другой. При этом нет оснований говорить о наличии условий, относящихся лишь к непреодолимому психическому принуждению, но не к непреодолимому физическому.

Поэтому мы полагаем правильным распространить действие правил ч. 1 ст. 40 УК на непреодолимое психическое принуждение, соответствующим образом изменив редакцию указанной нормы: "Не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в результате физического или психического принуждения, если вследствие такого принуждения лицо не могло руководить своими действиями (бездействием)".

Резюме

  1. Насилие является способом совершения принуждения.

Под физическим насилием предложено понимать совершенное помимо или вопреки воли потерпевшего общественно опасное и противоправное нарушение анатомической целостности организма или физиологической функции внутренних органов, а также иное ограничение свободы волеизъявления лица.

Психическое насилие - любое целенаправленное деструктивное воздействие на психику лица. В зависимости от правовых оснований для такого воздействия оно может быть законным и противоправным, в том числе преступным.

  1. В отличие от просьбы, для требования характерны повелительная форма и очевидная готовность требующего лица предпринять активные действия, чтобы добиться желаемого поведения (как для подкрепления будущих действий, так и из мести за несовершенные). Невозможно признавать наличие принуждения по отношению к лицу, не понимающему информацию, которую пытается довести до него принудитель. При этом поведение обеих сторон находится в рамках деструктивного конфликта и характеризуется чрезмерным неравенством сил.
  2. Гипнозу как разновидности насилия свойственна психическая природа, в отличие от инъекции одурманивающих, психотропных веществ или наркотических средств. Когда инъекция направлена на приведение потерпевшего в бессознательное состояние или на причинение вреда его здоровью, ее следует признавать физическим принуждением. Однако если она лишила или существенно ограничила способность лица руководить своими действиями, то ее следует признавать одновременно и разновидностью психического насилия.
  3. Сложность отграничения физического принуждения от психического обусловлена тесной взаимосвязью физического и психического в организме. При разграничении физического и психического принуждения необходимо учитывать характер действий и объект противоправного воздействия. Основным объектом воздействия при физическом принуждении выступает тело человека, а конститутивным дополнительным - психика лица, которому предъявляется противоправное требование. При психическом принуждении основным объектом является именно психика и способность самостоятельно формировать свое поведение, то есть воля.

При принуждении как физическое, так и психическое насилие может быть направлено не только на принуждаемого. Однако если физическое насилие было направлено исключительно на третьих лиц, а не на принуждаемого, то принуждение следует признавать психическим.

  1. При квалификации преодолимого принуждения как физического или психического следует руководствоваться таким критерием, как характер примененного физического насилия. Если принуждаемому лицу причинен тяжкий или средней тяжести вред здоровью, принуждение признается физическим независимо от параллельно примененного психического насилия. Насилие необходимо признавать психическим тогда, когда оно выражалось в легком вреде здоровью или не причинило вреда здоровью, но при этом была высказана угроза убийством или причинением более тяжкого вреда здоровью, чем реально примененное.

§ 4. Условия правомерности причинения вреда в состояния принуждения

Вопрос об условиях правомерности состояния принуждения не является достаточно разработанным в научной литературе. Ю.В. Баулин даже полагает, что их анализ не нужен, так как принуждение должно расцениваться как непреодолимая сила <157>. Тем не менее с позиций действующего законодательства эти условия требуют самостоятельного описания и обоснования.

<157> Российское уголовное право. Общая часть / Под ред. В.С. Комиссарова. СПб., 2005. С. 327.

Нередко предлагается автоматически перенести на принуждение условия правомерности крайней необходимости: наличность и реальность насилия или угрозы; невозможность избежать применения насилия, кроме как совершением требуемого преступления; соразмерность фактически причиненного ущерба с тем, который мог бы быть причинен этому лицу <158>. Сходный набор признаков предлагает В.А. Блинников: общественная опасность, противоправность, наличность, действительность (реальность). Кроме того, он называет признаком принуждения его преодолимость, имеющую объективно-субъективный характер <159>. Однако такой подход не учитывает специфики принуждения, которое в отдельных своих аспектах требует особой правовой оценки по сравнению с условиями правомерности крайней необходимости.

<158> См., например: Курс российского уголовного права / Под ред. В.Н. Кудрявцева и А.В. Наумова. М., 2001. С. 459.
<159> Блинников В.А. Система обстоятельств, исключающих преступность деяния, в уголовном праве России: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2002. С. 34.

Последние неоднократно были предметом уголовно-правового исследования. Они обычно делятся на две группы: 1) относящиеся к возникновению и прекращению состояния крайней необходимости и 2) характеризующие действия, совершаемые в состоянии крайней необходимости. К общим условиям относят наличность, действительность опасности, ее неотвратимость (то есть невозможность отклонения иным образом, кроме правонарушения), соразмерность причиняемого и устраняемого вреда. Как известно, кроме условий правомерности крайней необходимости, закрепленных в законе, судебная практика и теория выделяют еще так называемые частные условия. В числе частных условий, хотя и с оговорками, обычно называют следующие <160>:

<160> См.: Домахин С.А. Крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1955; Паше-Озерский Н.Н. Необходимая оборона и крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1962; Курс советского уголовного права / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. Т. II. М., 1970; Козак В.Н. Вопросы теории и практики крайней необходимости. Саратов, 1981; Баулин Ю.В. Обстоятельства, исключающие преступность деяния. Харьков, 1991; Орешкина Т. Крайняя необходимость как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Уголовное право. 1999. N 1; и др.

При этом ученые единодушны в том, что закон не исчерпывает полностью все условия правомерности крайней необходимости.

В некоторых зарубежных УК можно найти ссылки на условия правомерности крайней необходимости, отсутствующие в УК РФ. Например, ч. 2 ст. 37 УК Японии устанавливает, что положения о крайней необходимости "не применяются в отношении того лица, на ком лежит специальный долг в силу вида его занятий". К этим лицам практика относит полицейских, пожарных, врачей, моряков и т.п. <161>. Согласно ч. 2 ст. 13 УК Болгарии состояние крайней необходимости отсутствует, если само уклонение от опасности составляет преступление.

<161> См.: Уголовное законодательство зарубежных стран (Англии, США, Франции, Японии). Сборник законодательных материалов / Под ред. И.Д. Козочкина. М., 1999. С. 339.

Таким образом, содержащаяся в ч. 2 ст. 40 УК апелляция к положениям ст. 39 УК не означает, что принуждение целиком оценивается по правилам крайней необходимости. Скорее, имеет место конкуренция общей и специальной нормы. Общие условия правомерности крайней необходимости и принуждения совпадают, тогда как частные различаются.

Все условия правомерности причинения вреда в состоянии принуждения следует разделить по объективному и субъективному критериям, где объективными следует считать события и действия, которые не зависели от деятельности причинителя вреда, а субъективными - любые факторы, зависящие от принужденного лица. Поэтому можно выделить: 1) условия, относящиеся к акту принуждения, и 2) условия, относящиеся к вынужденному деянию.

К акту принуждения относятся следующие условия ("объективные"):

  1. Общественная опасность акта принуждения.
  2. Источником принуждения являются преступные принуждающие действия человека (принудителя).
  3. Наличность принуждения.
  4. Действительность насилия (для физического принуждения) или реальная возможность насилия (для психического принуждения).
  5. Невосстановимость блага, на которое посягает или угрожает посягнуть принудитель.

К вынужденному деянию относятся следующие условия ("субъективные"):

  1. Утрата или снижение способности принуждаемого лица руководить своими действиями.
  2. Невозможность предотвратить вред другими средствами.
  3. Соразмерность причиненного и предотвращенного вреда.

В числе этих условий правомерности принуждения к общим признакам следует отнести: из объективных - общественную опасность акта принуждения, наличность принуждения, действительность или реальную возможность насилия; из субъективных - меньший вред от совершенного деяния, чем от предотвращенного, и соразмерность причиненного вреда.

К частным признакам относятся: из объективных - преступность требования принуждающего лица, невосстановимость блага, на которое посягает или угрожает посягнуть принудитель; из субъективных - утрата либо снижение способности принуждаемого лица руководить своими действиями.

В равной степени для всех видов принуждения одинаковы лишь объективные признаки, за исключением последнего (невосстановимости блага), который теряет смысл применительно к непреодолимому принуждению. Субъективные признаки имеют значение только для преодолимого принуждения. Для непреодолимого принуждения единственный субъективный признак имеет негативное содержание: это полная утрата способности принуждаемого лица руководить своими действиями.

Поскольку специфику, "лицо" институтов логичнее искать в частных условиях правомерности, нелишним будет выяснить, какой признак, общий или частный, определяет социальную и, как следствие, уголовно-правовую сущность крайней необходимости и принуждения.

В отношении крайней необходимости заслуживает внимания признак рациональной обоснованности (разумной достаточности), называемый В.Ф. Антоновым, который считает его определяющим социальную сущность крайней необходимости <162>. В самом деле, в первую очередь государство и общество заинтересованы в минимизации возможного вреда. Это более важно, чем преследование причинителя малого вреда.

<162> Антонов В.Ф. Обстоятельства применения института крайней необходимости в деятельности правоохранительных органов: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2000. С. 11 - 12.

Для принуждения, если задуматься о выделении такого центрального признака, это скорее будет утрата или снижение способности принуждаемого лица руководить своими действиями. Именно в этом наиболее полно отражается сущность института принуждения как признания правом ограниченных ресурсов человеческого организма.

Исходя из этих положений, мы можем приступить к описанию первой группы условий правомерности причинения вреда в состоянии принуждения - условий, относящихся к акту принуждения.

4.1. Условия правомерности, относящиеся к акту принуждения

  1. Общественная опасность акта принуждения.

Общественная опасность акта принуждения означает наличие уголовно-правового запрета на посягательство - совершение действий, которые фактически были направлены на то, чтобы заставить лицо выполнить преступное требование.

По внешним характеристикам общественная опасность акта принуждения сходна с общественной опасностью посягательства при необходимой обороне. Как и при необходимой обороне, не требуется, чтобы деятельность принудителя носила именно преступный характер в строгом смысле слова. Он может не подлежать ответственности в силу недостижения возраста наступления уголовной ответственности или невменяемости. Обладают общественной опасностью и преступные действия должностных лиц, связанные с посягательством на личность <163>, следовательно, против них допустима необходимая оборона; в равной степени они влияют на возникновение состояния принуждения.

<163> Курс советского уголовного права / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. Т. II. М., 1970. С. 357.
  1. Источником принуждения являются преступные принуждающие действия человека (принудителя).

Данный признак позволяет уточнить границы принуждения в сравнении с иными случаями крайней необходимости и непреодолимой силы.

Круг источников опасности при крайней необходимости очень широк: это стихийные силы природы; неисправности механизмов, нарушения и сбои в технологических процессах, техногенные катастрофы; не спровоцированные человеком нападения животных; эпидемии и эпизоотии; столкновение обязанностей; патологические и физиологические процессы (болезнь, голод); психическое состояние организма человека и общественно опасное поведение (действие или бездействие) человека и т.п. <164>.

<164> См., например: Орешкина Т. Крайняя необходимость как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Уголовное право. 1999. N 1. С. 13.

Действия человека образуют крайнюю необходимость лишь в редких случаях. Например, невиновные действия человека (ошибка), совершение лицом преступления или иного правонарушения, такого как нарушение водителем правил дорожного движения, создавшее аварийную ситуацию <165>.

<165> Баулин Ю.В. Обстоятельства, исключающие преступность деяния. Харьков, 1991. С. 303.

Как частный случай этих явлений выступает применение к лицу физического или психического насилия. Как уже отмечалось, требования принудителя должны быть формально преступными, то есть он требует совершения деяния, запрещенного УК, хотя сам может не подлежать уголовной ответственности по тем или иным причинам (например, вследствие невменяемости или недостижения возраста уголовной ответственности). Требование совершения действий, противоречащих моральным стандартам или составляющих неуголовное правонарушение, хотя и аморально, но не создает состояния принуждения. В этом случае принуждаемый в оправдание своих действий (бездействия) может ссылаться на состояние крайней необходимости, закрепленное в административном законодательстве (ст. 2.7 КоАП РФ).

В этой связи возникает вопрос, как квалифицировать действия, формально сходные с самоуправством. Например, при наличии имущественного спора лицо принуждает своего знакомого изъять спорное имущество, к которому последний не имеет отношения. Представляется, что наличие спорного или предполагаемого права на изымаемое имущество у принудителя не изменяет преступного характера действий, к которым он вынуждает потерпевшего. Если принужденный подлежит уголовной ответственности, то его деяния должны быть квалифицированы так же, как и деяния правообладателя (как самоуправство и т.п.).

  1. Наличность принуждения.

Отечественная наука понимает наличность обстоятельства, исключающего преступность деяния, как его свойство быть начавшимся (близким к началу) и еще не окончившимся, обладающим способностью неминуемо, немедленно причинить вред <166>. Соответственно, наличность принуждения может быть определена как свойство принуждения уже быть начавшимся и еще не окончившимся, обладающим способностью неминуемо причинить вред.

<166> См., например: Практический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. Х.Д. Аликперова и Э.Ф. Побегайло. М., 2001. С. 99.

В этом случае не требуется обязательного применения физического насилия. Достаточно, чтобы лицу была высказана угроза и предъявлено требование. Одно лишь требование, не подкрепленное явно или косвенно угрозой, не может быть основанием для признания состояния принуждения. Похоже понимает наличность и зарубежное законодательство. Так, согласно п. 1 § 35 УК ФРГ "кто совершает противоправное деяние в условиях наличной, иначе непредотвратимой опасности для жизни, здоровья или свободы, чтобы отвратить опасность от себя, от родственников или от близких, действует невиновно".

Именно по признаку наличности принуждения нельзя говорить о возможности исключения ответственности в случае так называемого морального (нравственного) принуждения, которое якобы уже имеет свое начало в самом действующем лице и поэтому признается законодательством отдельных зарубежных стран <167>. Лишь наличие объективной опасности для самого принуждаемого или третьих лиц, если он не выполнит требование принудителя, позволяет вести речь о возможности признания в его действиях состояния принуждения.

<167> См.: Слуцкий И.И. Обстоятельства, исключающие общественную опасность деяния по советскому уголовному праву: Дис. ... д-ра юрид. наук. Л., 1954. С. 263.
  1. Действительность или реальная возможность насилия.

Действительность насилия (при физическом принуждении) означает, что насилие уже имеет место, что оно существует в объективной действительности. Реальная возможность насилия (при психическом принуждении) характеризует высокую степень вероятности применения насилия принудителем, если его требование не будет выполнено.

Аналогичным образом понимается реальность нападения при необходимой обороне. Верховный Суд СССР указывал, что состояние необходимой обороны наступает не только в том случае, когда оборона осуществляется непосредственно в процессе нападения, но и тогда, когда начало реального осуществления нападения настолько очевидно и неминуемо, что непринятие предупредительных мер ставит в явную, непосредственную и неотвратимую опасность лицо, вынужденное к принятию этих мер <168>. Все эти критерии могут быть использованы при характеристике действительности угрозы при принуждении, с учетом того, что "предупредительными мерами" по смыслу названного постановления будет выполнение требований принудителя.

<168> Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 4 мая 1945 г. по делу С. и др. // Судебная практика Верховного Суда СССР. М., 1945. Вып. V (XXI). С. 4.

Нередко угроза является непосредственной, то есть, по словам Ю.И. Ляпунова, содержит "недвусмысленно выраженное вовне намерение реализовать ее немедленно, уже в самый момент предъявления претензии, если не будет согласия потерпевшего на ее удовлетворение" <169>. Н.Г. Кадников считает, что "реальность и действительность угрозы предполагает возможность приведения ее в исполнение в момент предъявления каких-либо требований" <170>. Однако деяние, к которому принуждается лицо, может быть достаточно сложным, требующим определенной подготовки, и длительно протекать во времени. Принципиальной является ссылка не на немедленность вреда, а на его неотвратимость.

<169> Ляпунов Ю. Ответственность за вымогательство // Законность. 1997. N 4.
<170> Кадников Н.Г. Обстоятельства, исключающие преступность деяния. М., 1998. С. 30.

Оценка действительности принуждения требует тщательного анализа обстановки принуждения. Личный характер принуждения обусловливает сходство в данном признаке с необходимой обороной, поскольку и в том и в другом случае источником опасности являются неправомерные действия людей. Например, вряд ли есть основания признавать состояние принуждения или необходимую оборону там, где защищавшийся по своим физическим качествам, силе и выносливости существенно превосходил нападающего. В Определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 29 мая 1969 г. по делу Х. указывается, что при решении вопроса о наличии или отсутствии признаков необходимой обороны суд должен учитывать как степень и характер опасности, угрожавшей обороняющемуся, так и его силы и возможности по отражению нападения <171>.

<171> Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1969. N 11. С. 10.

Реальность угрозы может вытекать и из действий принудителя, прямо не направленных на принуждение лица. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР обоснованно признала реальной угрозу вооруженного ножом К. убить своего собутыльника Ш., если тот откажется искать деньги в доме только что убитой К. Синянской. Такая угроза была сочтена данным судебным органом достаточной для оправдания Ш. <172>. В случае если принуждаемый опасался реализации угрозы, хотя в действительности для этого не было оснований, следует проверить, мог ли и должен ли он был понимать ошибочность своих опасений. При отрицательном ответе следует признать наличие состояния мнимого принуждения <*> и оценивать правомерность действий принужденного лица по общим правилам о фактической ошибке.

<172> См. дело Шувалова: Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по уголовным делам (1971 - 1979 гг.). М., 1981. С. 110 - 114.
<*> Названо по аналогии с мнимой обороной.

Момент окончания принуждения следует связывать не только с выполнением требования, но и с отпадением реальности угрозы совершения преступных действий при отказе выполнить указанное требование.

  1. Невосстановимость блага, на которое посягает или угрожает посягнуть принудитель.

Применительно к необходимой обороне некоторые дореволюционные ученые (Фейербах, Круг, Глобиг, Густер и др.) выделяли признак невознаградимости потери, идентичный рассматриваемому. А.Ф. Кони резко критиковал данное мнение <173>. Равным образом и крайняя необходимость не предполагает безусловной возможности восстановить утраченное право в гражданско-правовом порядке. Круг источников опасности при крайней необходимости в значительной своей части носит обезличенный характер, не связан с носителями конкретных гражданских прав. В самом деле, невозможно восстановить утраченное право, если крайняя необходимость возникла в обстановке стихийного бедствия.

<173> Кони А.Ф. О праве необходимой обороны. М., 1996. С. 33 - 34.

Напротив, для принуждения возможность восстановить благо (например, вернуть себе утраченную или аналогичную уничтоженной вещь в судебном порядке) позволяет определить нижнюю границу угрожаемого или причиненного вреда невосполнимым имущественным или физическим ущербом. Если у потерпевшего есть потенциальная возможность без существенных затрат для своего благосостояния восстановить материальные потери, то нет оснований для квалификации причиненного вреда как совершенного в состоянии принуждения.

Учет предлагаемого условия поможет точнее решать определенные практические ситуации. Так, С.А. Домахин рассматривает случай, когда главный бухгалтер под угрозой увольнения с работы принуждает подчиненного ему кассира совершить подлог <174>. Совершенно справедливо не признавая в действиях кассира крайней необходимости, он в качестве аргумента указывает, что подлог, совершенный кассиром, не был крайним средством устранения опасности увольнения с работы. Таким образом, характеризуя противоправную ситуацию, для подтверждения своего мнения С.А. Домахин вынужден был обратиться к условию, относящемуся к правомерности действия.

<174> Домахин С.А. Крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1955. С. 27.

По ст. 40 УК вред может быть причинен или должна быть угроза продолжения причинения вреда и иным объектам - собственности, государству и т.д. Так, угроза уничтожения жилища лица, если он откажется участвовать в краже, может создавать состояние принуждения, поскольку хотя в перспективе у него и имеется возможность восстановить утраченную собственность, однако на длительный период нормальная жизнедеятельность его и семьи будет непоправимо нарушена.

Естественно, что наряду с установлением данного признака подлежат тщательному изучению все иные обстоятельства дела: характер и неизбежность угрожаемого вреда, характер преступления (в нашем примере кражи), к которому принуждалось лицо, и т.д.

Таким образом, условия правомерности, относящиеся к акту принуждения, в целом (кроме последнего) характеризуют как преодолимое, так и непреодолимое принуждение. Иную картину мы видим во второй группе условий.

4.2. Условия правомерности, относящиеся к вынужденному деянию

  1. Утрата или снижение способности принуждаемого лица руководить своими действиями.

Данный признак является центральным при анализе вынужденного деяния. Он означает, что особенности психики и физиологии человеческого организма не позволили лицу, адекватно относившемуся к действительности, избежать выполнения преступного требования.

Непреодолимость принуждения целиком и полностью является оценочным понятием. Она выражается как в физиологической невозможности избежать совершения преступления, так и в огромном, сверхнормальном несоответствии усилий, которые требуются, чтобы избежать совершения преступления, и его совершением. При преодолимом принуждении лицо оказывается психологически не способным руководить собственными действиями. Будучи выбит из обычной жизненной колеи, человек теряет не только умение адекватно воспринимать действительность, но и привычным образом существовать в ней. Таким образом, в этом случае можно говорить о своеобразном пограничном психическом состоянии, в патологической форме переходящем в абулию (паралич воли).

В медицине и патопсихологии этот парадокс исследуется давно. Отмечается, что патология воли проявляется или в нарушении критичности, или в спонтанности поведения. Адекватность действий больных вытекает не из внутренних мотивов и собственных потребностей, а продиктована ситуационными моментами. Так, обычно в ходе лечения они не высказывают жалоб - но не из-за желания замаскировать свой дефект, не из-за сдержанности, а потому, что больные не отдавали себе отчета ни в своих переживаниях, ни в соматических ощущениях. Отмечались случаи, когда больной совершал противоречащие морали либо даже преступные действия (например, брал без разрешения хозяина его вещи и отдавал третьим лицам) лишь потому, что его "попросили сделать это" (именно попросили, а не заставили) <175>. Паралич воли может протекать длительное время или возникнуть случайно в связи исключительными обстоятельствами - состоянием принуждения, действиями принудителя, любым иным стрессогенным фактором.

<175> Маклаков А.Г. Общая психология. СПб., 2001. С. 381 - 382.

Особый акцент следует сделать на том, что не все люди в равной степени могут руководить своими действиями. У одних волевая сфера развита лучше, у других хуже; особенно это относится к психически неуравновешенным лицам и к несовершеннолетним. В этих случаях стоит использовать более мягкие критерии для признания в их деяниях непреодолимого психического принуждения. Так, кроме абулии, существуют и другие виды патологий волевых структур. Поражение префронтальных участков коры больших полушарий проявляется в нарушении произвольной регуляции движений и действий. Соответствующая болезнь (апраксия) ведет к тому, что человек, начав выполнять какое-либо действие, сразу прекращает или изменяет его в результате какого-либо случайного воздействия, что делает невозможным осуществление волевого акта. Поведение больных превращается в неуправляемые, разорванные действия <176>. Очевидно, что в такой ситуации не исключена возможность использования болезни лица, чтобы вынудить его совершить преступное бездействие.

<176> См. об этом: Маклаков А.Г. Общая психология. СПб., 2001. С. 380 - 382.

Поэтому мы полагаем, что следует выделить три группы причин, психологически влияющих на возникновение и эволюцию у лица психического состояния принужденности:

  1. Наличие у лица психического заболевания, не обусловливающего признания лица невменяемым, или наличие наследственной предрасположенности к такому заболеванию.
  2. Наличие у лица иного невиновного неустойчивого состояния психики (при несовершеннолетии, стрессовой жизненной ситуации и т.п.). Невиновность означает, что лицо не привело себя в такое состояние самостоятельно, по доброй воле. Например, в английском уголовном праве лицо, приведшее себя самостоятельно в состояние наркотического опьянения, а затем действовавшее под влиянием галлюцинаций, не признается действовавшим невиновно <177>. Естественно, что у лица в конечном счете остается возможность влиять на свои психические реакции, однако она оказывается несколько ослабленной.
<177> См.: дело Majewski: Cases - defences - intoxication // http://www.sixthform.info/law/02_cases/mod4/defences/13_5_4_cases_intoxication.htm.
  1. Причинение принуждаемому лицу или его близкому вреда здоровью либо угроза непосредственных непредотвратимых тяжких последствий (смерть лица или причинение ему тяжкого вреда здоровью, наступление особо опасных для общества последствий, сходных по своему содержанию с угрожаемыми последствиями при терроризме).

Во всех этих случаях при наличии объективных признаков принуждения необходимо ставить вопрос о назначении судебно-психиатрической экспертизы для установления возможности лица руководить своими действиями. При отрицательном ответе содеянное будет признано совершенным в состоянии непреодолимого принуждения.

В литературе встречались указания на характерный признак непреодолимого физического принуждения - экстремальные физические перегрузки. В частности, А.Н. Игнатов отмечает, что в результате непреодолимого физического принуждения лицо теряет способность руководить своим поведением по своей воле, хотя и имеет физически возможность совершить определенные действия или воздержаться от их совершения <178>. Действительно, при непреодолимом принуждении такая возможность остается у лица лишь теоретически. Иначе говоря, физически тренированный и психически цельный человек мог бы преодолеть насилие, но у конкретного принуждаемого лица для этого не хватило воли и соответствующих физических навыков и умений.

<178> Игнатов А.Н., Красиков Ю.А. Курс российского уголовного права: В 2-х т. Т. 1. Общая часть. М., 2001. С. 330.

Аналогичным образом при преодолимом физическом принуждении лицо также подвергается воздействию чрезмерных по сравнению с обычной жизнью перегрузок, однако они в большей степени соответствуют его психофизиологическим возможностям. Другими словами, здесь требуется максимально индивидуальный подход к определению порога сопротивляемости конкретного человека.

Для психического принуждения рассматриваемый признак имеет аналогичное содержание, что вновь подтверждает мысль о недопустимости различной правовой оценки причинения вреда в состоянии непреодолимого физического и психического принуждения (ч. ч. 1 и 2 ст. 40 УК). В то же время к преодолимому психическому принуждению следует предъявлять более жесткие требования. И.И. Слуцкий обоснованно пишет, что "подвергающийся психическому принуждению к совершению опасного действия может и должен противостоять этому воздействию, даже если это сопряжено с некоторым для него риском" <179>, так как преодолимое психическое принуждение (в терминологии УК РФ) не исключает волеизъявления принуждаемого лица. Отсюда логично было бы ожидать критериев, при которых степень риска стала бы достаточной для исключения преступности деяния. Однако И.И. Слуцкий останавливается на достигнутом, признавая преодолимое психическое принуждение безусловно преступным <180>. Конечно же, действующее законодательство не позволяет с ним согласиться.

<179> См.: Слуцкий И.И. Обстоятельства, исключающие общественную опасность деяния по советскому уголовному праву: Дис. ... д-ра юрид. наук. Л., 1954. С. 262.
<180> Там же.

В ситуации преодолимого принуждения лицо не может ссылаться в свое оправдание на состояние принуждения в том случае, когда на нем лежит правовая обязанность по предотвращению конкретных противоправных ситуаций. При крайней необходимости круг таких случаев столь широк, что позволяет выделять соответствующее частное условие правомерности. Напротив, принуждение исключается только тогда, когда требования закона в отношении лица были связаны с предоставлением ему права и возможности бороться с возможным применением силы. Поэтому к числу таких лиц можно отнести лишь отдельных военнослужащих, сотрудников милиции и иных правоохранительных органов, наделенных правомочиями по борьбе с нарушениями общественного порядка, предотвращению и пресечению преступлений.

Особенность психической сферы человека - ее значительный субъективизм, размытость критериев оценки и проверки личных ощущений. Это обязывает правоприменителя уделять особое внимание проверке действительных мотивов лица и его возможности избежать причинения вреда.

В мотивационной теории воли, которая является господствующей в психологии и недостаточно критически целиком перенесена в уголовное право, важнейшим - и опаснейшим - элементом является необходимость объективной, то есть априорно не зависящей от субъекта оценки его действий.

При всех достоинствах этой позиции, связанных с ограничением субъективизма правоприменителя, она не позволяет учитывать в полной мере специфику внутренней, психической жизни личности. Так, судебная практика сталкивается с такими случаями патологического расстройства воли, как клептомания, пиромания, дромомания (влечение к постоянной перемене занятий и места жительства) <181>. Естественно, их идентификация нередко вызывает значительные трудности, однако нельзя лишь на этом основании согласиться с позицией отдельных ученых, отрицающих всякую возможность исключения преступности деяния в таких случаях <182>.

<181> Волков Б.С. Мотивы преступлений (уголовно-правовое и социально-психологическое исследование). Казань, 1982. С. 19.
<182> Слуцкий И.И. Обстоятельства, исключающие общественную опасность деяния по советскому уголовному праву: Дис. ... д-ра юрид. наук. Л., 1954. С. 263.

Для этого необходимо в каждом конкретном случае проведение комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы. Практика свидетельствует, что при назначении этих экспертиз эксперту часто задают вопросы о наличии у подэкспертного таких характерологических черт, как повышенная внушаемость, агрессивность, зависимость, подчиняемость, лидерство, склонность к фантазированию, вымыслам. Нередки и вопросы о характере и уровне развития познавательных процессов (мыслительной деятельности и восприятия). Ретроспективный характер носит установление у лиц с признаками психической патологии или перенесших нервно-психические вредности вида и глубины эмоциональных реакций в интересующий следователя и суд момент <183>. Психические патологии, даже неявно выраженные, могут существенно влиять на восприятие лицом ситуации как угрожающей и на его способность адекватно реагировать; среди лиц с нечрезмерными патологиями особо можно выделить астеников, характеризующихся крайними чрезмерной нервно-психической возбудимостью и пониженной сопротивляемостью <184>.

<183> Кудрявцев И.А. Судебная психолого-психиатрическая экспертиза. М., 1988. С. 56 - 57.
<184> См. об астениках и о других патологиях: Ганнушкин П.Е. Особенности эмоционально-волевой сферы при психопатиях // Психология эмоций. Тексты / Под ред. В.К. Вилюнаса и Ю.Б. Гиппенрейтера. М., 1984. С. 252 - 279. В частности, П.Е. Ганнушкин указывает, что поразительная подчиняемость и легковерие свойственны шизофреникам.

Мотивационная теория воли не позволяет адекватно оценивать и психическое отношение лица к акту принуждения с учетом воздействия стрессовой ситуации. Так, в УК Испании совершение преступления в состоянии сильного страха является самостоятельным обстоятельством, исключающим преступность деяния (ч. 6 ст. 21). Заслуживает пристального внимания и ст. 6 главы 24 УК Швеции, согласно которой лицо не должно нести ответственность за превышение пределов правомерности отдельных обстоятельств, исключающих преступность деяния, "если обстоятельства были таковы, что ему трудно было успеть обдумать свои действия". Представляется, что эти положения должны быть восприняты отечественной уголовно-правовой доктриной в рамках характеристики условий правомерности и других обстоятельств, исключающих преступность деяния.

Важное значение имеет возраст принуждаемого. Так, несовершеннолетний К. вымогал деньги у четырех не знакомых ему ранее подростков, угрожая им убийством, ограблением квартиры и физической расправой. В частности, он принудил одного из потерпевших (С.) выкрасть у родителей имеющиеся дома деньги и золотые украшения. Потерпевший пытался обмануть К., принеся ему различную бижутерию, однако тот вновь угрозами заставил выдать ему по частям имевшиеся дома 508 долларов США <185>. Формально С. совершил кражу, однако уголовное дело в отношении его не было возбуждено, поскольку очевидно, что он находился в состоянии принуждения. Такой вывод следует сделать исходя из того, что: психическое развитие несовершеннолетнего делает его менее защищенным для угроз преступника; С. совершил хищение семейных средств, которые хотя и не принадлежали ему лично, однако были собственностью семьи; у С. имелись достаточные основания опасаться осуществления К. своих угроз.

<185> Архив Советского районного суда г. Краснодара. Дело N 1-1388/98.

Судебная практика не требует реального применения физического насилия для признания кражи имущественных ценностей несовершеннолетним у родителей совершенной под принуждением. Более того, судьи последовательно признают принуждение даже тогда, когда у потерпевшего была объективная возможность избежать реального применения насилия (например, путем сообщения о возможном насилии родителям или органам милиции). Фактически в этом случае объективный критерий подменяется субъективным - верой несовершеннолетнего в неизбежность насилия, если он не совершит хищение; учитывается недостаточно сложившаяся психика несовершеннолетнего, его чрезмерное желание полагаться лишь на себя. Судебная практика последовательно становится на сторону потерпевшего от насилия, зачастую распространяя это толкование и на молодежь более старшего возраста (так называемых юниоров).

Характерно в этом отношении дело по обвинению Ш. в вымогательстве. В одном из преступных эпизодов он встретил у дверей подъезда ранее мало знакомого Ч., двадцати лет, и потребовал у него денег (500, затем 1000 руб.), угрожая физической расправой (вплоть до смерти) лично и через приятелей. Когда Ч. сказал, что у него нет денег, Ш. заставил его принести изделия из золота, обещая якобы вернуть их через неделю. Как пояснил сам Ч., он не поверил этим обещаниям. Однако уголовное дело в отношении Ч. возбуждено не было, хотя у него была полная возможность позвонить из дома в милицию <186>.

<186> Архив Советского районного суда г. Краснодара. Дело N 1-601/2000.

Аналогичным образом любые психические расстройства, влияющие на способность лица руководить своими действиями, должны учитываться при оценке преодолимости принуждения. К ним, в частности, относятся не только традиционно изучаемые судебной психиатрией патологии, но и ярко выраженные акцентуации характера, длящиеся депрессивные состояния в рамках вменяемости, зависимость от наркотиков, алкоголя и т.д. <187>.

<187> Ситковская О.Д. Психологический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 1999. С. 31.

При ограниченной вменяемости лицо внешне может выглядеть вполне обычно, в этих случаях психиатры нередко усматривают основания для применения ст. 22 УК. Так, неоднократно судимый К. вместе с другими лицами отвозил домой потерпевшего А., чтобы получить с того деньги за оказанные ему услуги сауны и отдельно за предоставленные там К. услуги интимного характера. Пытаясь избежать уплаты, А. во время остановки ударил К. пивной бутылкой по голове и попытался бежать. К. догнал его, избил и потребовал уплаты 1500 долларов США. После этого он еще дважды жестоко избивал его, когда потерпевший пытался показать неверный дом. В последний раз К. и остальные вывезли потерпевшего вначале к К. домой, а затем повезли к р. Кубань. Когда по дороге А., запертый в багажнике автомашины, начал изнутри стучать, К. несколько раз ударил его кирпичом по голове. От полученных ранений А. скончался.

Стационарная судебно-психиатрическая экспертиза в своем заключении указала, что К., хотя внешне почти нормален, однако обнаруживает признаки органического эмоционально неустойчивого расстройства личности в связи с перенесенной в 1979 году травмой головного мозга и некоторую неврологическую симптоматику. Помимо этого, у него выявлены легковесность суждений, истощаемость психических процессов, вязкость и ригидность мышления, снижение мнестико-интеллектуальных функций и критических способностей. В результате экспертиза признала, что в период, относящийся к инкриминируемому деянию, К. не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, хотя степень выраженности указанных расстройств психики не исключает вменяемости <188>.

<188> Архив Советского районного суда г. Краснодара. Дело N 1-802/01.

Как отмечается в специальной литературе, психическая травматизация усугубляет конституционально-биологические особенности истерической личности, приводит к нарастанию эмотивности, внушаемости, скоропалительности решений, объясняющейся попыткой как можно быстрее снять эмоциональное напряжение. Поведение больных истерической психопатией нередко имеет аффективную мотивацию без должной оценки возможных последствий, оно вытекает из свойственного истерической психопатической личности изменения процесса построения программы поведения с уменьшенной способностью прогнозировать последствия своих поступков <189>. Фактически среднее психическое состояние обычного здорового человека (так называемая норма) достаточно сильно отличается от среднего состояния психически больного человека, хотя и здесь можно найти некую медиану поведения, своеобразную норму при патологии. Однако разница в волевом усилии для инициации деятельности при обычной и патологической нормах может существенно отличаться, не позволяя в полной мере применять к больному традиционные критерии виновности.

<189> Семке В.Я. Истерические состояния. М., 1988. С. 88.

Поэтому психическое состояние принуждаемого лица должно считаться обстоятельством, повышающим опасность совершаемого над лицом акта принуждения, и даже небольшое по меркам здорового человека насилие, в том числе без прямых угроз, может быть сочтено принуждением по смыслу ст. 40 УК. В равной степени обязательно должно учитываться нахождение подчиненного в состоянии служебной или иной зависимости от принуждающего лица.

В ряде случаев принуждение может вызвать у принуждаемого состояние физиологического аффекта. Аффект тесно связан с эмоциональной деятельностью человека и имеет не только психологическую, но и физиологическую основу. С точки зрения нейрофизиологии при аффекте нарушается нормальное взаимодействие возбуждения и торможения, сдвигается система нервных связей, значительно изменяется химизм крови, нарушается деятельность вегетативной нервной системы и сердечная деятельность, изменяется психомоторная регуляция, нередки нарушение ясности сознания и частичная амнезия <190>.

<190> Еникеев М.И. Общая и социальная психология: Учебник для вузов. М., 2000. С. 232.

Аффективно-шоковые реакции характеризуются двигательным возбуждением или заторможенностью. Если реакции с возбуждением нередко протекают на фоне функционального сумеречного помрачения сознания и часто влекут хаотичные и бессмысленные, неадекватные поступки, то реакции с заторможенностью влекут наступление частичной или полной обездвиженности (состояние ступора). Даже правильное понимание ситуации при заторможенности не влечет прилива жизненных сил; человек не в состоянии четко и быстро действовать, чтобы избежать опасности <191>.

<191> Жариков Н.М. и др. Судебная психиатрия: Учебник для вузов. М., 1999. С. 314.

Если аффект был вызван принуждением, то он должен не только учитываться при определении наказания, но и влиять на решение вопроса о виновности лица. При этом необходимо учитывать сравнительно ограниченный характер действий человека в состоянии аффекта, которые не отличаются наличием осознанных конкретных целей и тактики поведения.

Хотя физиологический аффект и можно предотвратить усиленным волевым контролем в начальной стадии развития, однако сама психотравмирующая ситуация принуждения снижает возможность у лица контролировать свое поведение. Поэтому возникновение у лица данного состояния в результате принуждения само по себе может являться одним из главных оснований для признания преодолимого психического принуждения. О непреодолимости принуждения при аффекте вряд ли можно вести речь, ибо ограниченные возможности контроля своих действий у лица остаются.

Таким образом, оцениваемые в совокупности с иными объективными факторами несовершеннолетие и некритические психические расстройства, а также наличие состояния аффекта оказывают существенное влияние на квалификацию принуждения, создавая более льготные условия для признания такого лица находившимся в состоянии принуждения по ст. 40 УК.

  1. Невозможность предотвратить вред другими средствами.

Данный признак указывает в первую очередь на обстановку (в широком смысле этого термина), в которой происходит принуждение и предъявляется противоправное требование, то есть на конкретные обстоятельства, имеющие значение для квалификации. Эти обстоятельства могут касаться любых признаков объективной стороны - времени, места предъявления или выполнения угрозы, характера причиненного или угрожаемого физического насилия, фактической возможности избежать угрозы и т.д.

Наличие у лица возможности избежать причинения вреда в состоянии принуждения требует, чтобы у него была альтернатива непреступного поведения. Если же избежать принуждения лицо могло, лишь причинив иной вред другому, кроме принудителя, лицу или стороннему интересу, то это не является основанием для непризнания состояния принуждения. Не имеет значения, какой вред был бы причинен при попытке избежать выполнения требования, был ли он больше или меньше фактически причиненного <192>. Главное, чтобы он не был исключительно маленьким, иначе в этом случае нельзя было бы говорить о формальной преступности деяния.

<192> Слуцкий И.И. Обстоятельства, исключающие уголовную ответственность. Л., 1956. С. 104.

Возможность использования лицом своего права на необходимую оборону также не исключает состояния принужденности, если оно не захочет или не сумеет это право реализовать.

  1. Соразмерность причиненного и предотвращенного вреда.

Как отмечал А.Ф. Кони, при принуждении "предстоит обширное поле для соображений судьи, который должен взвесить соотношение между принуждением и нанесенным вредом, то есть взвесить в особенности: 1) тяжесть угрозы, 2) тягость причиненного зла и 3) ту духовную связь, которая существует между субъектом преступления и лицом, которому угрожает опасность" <193>.

<193> Кони А.Ф. О праве необходимой обороны. М., 1996. С. 16.

Признак соразмерности означает, что вред от причиненного деяния должен быть меньше, чем от предотвращенного, и понимается достаточно широко. Сравнительно просто дело обстоит, если и принуждение, и требуемое деяние обращены на один объект уголовно-правовой охраны. В этом случае несложно найти единые формализованные критерии для оценки. Например, при физическом насилии таким критерием будет вред здоровью - причиненный и предотвращенный. Если предотвращен больший вред здоровью, то должно считаться, что этот признак соблюден.

Когда угроза и совершенное под влиянием принуждения деяние обращены на различные объекты, вступают в дело другие соображения. В первую очередь должна учитываться иерархия объектов уголовно-правовой охраны, данная в ст. 2 УК. Соответственно, наиболее опасным вредом, в максимальной степени отвечающим признакам принуждения, является физическое насилие над личностью.

Фактически именно соразмерность лежит и в основе указания закона о недопустимости явного превышения пределов необходимой обороны. Соразмерность детерминируется обстановкой, а последняя при необходимой обороне и принуждении в основном определяется злой волей нападающего человека. Скажем, жена, защищаясь от находящегося в состоянии опьянения мужа с ножом, может тоже взять нож. Однако после того, как муж выбросил нож и попытался начать душить ее руками, причинение ему смерти в результате удара ножом не будет превышением пределов необходимой обороны <194>.

<194> См.: Архив Первомайского районного суда г. Краснодара за 2000 г.

Будучи вынуждаемым совершить преступление, лицо, естественно, не может с максимальной точностью взвесить относительную стоимость нарушаемого и защищаемого блага. Неизбежен субъективный подход, особенно если учесть, что нарушается чужое, а защищается обычно свое благо. Поэтому следует решить, на чье усмотрение оставляется вопрос о соотношении нарушаемого и спасаемого блага.

В советском уголовном праве господствовало мнение об объективном соотношении причиненного и предотвращенного вреда <195>. Если принуждаемое лицо могло предвидеть, что причиняет больший или равный предотвращенному вред, то подлежит ответственности за причинение вреда не умышленно, а по неосторожности <196>.

<195> Курс советского уголовного права / Под ред. А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина, В.М. Чхиквадзе. Т. II. М., 1970. С. 387.
<196> Паше-Озерский Н.Н. Необходимая оборона и крайняя необходимость по советскому уголовному праву. М., 1962. С. 168 - 169.

Зарубежное и дореволюционное законодательство исходили в первую очередь из субъективного видения ситуации причинителем вреда (ст. 66 УК Швейцарии и др.). Например, согласно ст. 46 Уголовного уложения 1903 года требовалось, чтобы "учинивший деяние имел достаточное основание считать причиняемый им вред маловажным сравнительно с охраняемым благом". Можно предположить, что к этой позиции склоняется и российский законодатель. Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. в ст. 37 УК введено аналогичное правило, характеризующее душевное волнение лица в случае нападения (ч. 2.1).

А.Н. Игнатовым было высказано мнение о допустимости выделения степеней принуждения; в частности, он говорит о тяжком принуждении. К тяжкому физическому принуждению он относит истязания, а к тяжкому психическому - угрозу жизни <197>. Из изложенного им остается неясным: как решается вопрос об ответственности, если принуждение не было тяжким; каково соотношение истязания и вреда здоровью разной степени тяжести, иных насильственных преступлений против личности (например, изнасилования); нет критериев для признания правомерным формально преступного бездействия.

<197> Игнатов А.Н., Красиков Ю.А. Курс российского уголовного права: В 2-х т. Т. 1. Общая часть. М., 2001. С. 331.

Однако попытка выделить эти степени будет безуспешной. Так, истязание по ст. 117 УК предполагает не более чем легкий вред здоровью, однако на практике характеризуется значительной изощренностью преступника при совершении насильственных действий. Например, в деле З. было 9 зафиксированных в милиции эпизодов, в которых он многократно в пьяном виде наносил побои жене и ее родителям, угрожал убийством им и своей дочери, бил тестя палкой по голове и сбрасывал его с крыши, сталкивал тещу со ступенек лестницы <198>. Следуя указанному мнению, мы должны будем признать безусловное право на причинение даже тяжкого вреда здоровью третьего лица, если к принуждаемому лишь единожды применялись насильственные действия, состоящие в длительном лишении пищи, питья или тепла либо помещении или оставлении жертвы во вредных для здоровья условиях, а равно связанные с многократным или длительным причинением боли. Представляется, что требование соразмерности исключает такую возможность.

<198> См.: Архив Советского районного суда г. Краснодара. Дело N 1-1088/99.

Аналогична ситуация с угрозой убийством. Не сама угроза, но лишь реальная возможность опасаться ее осуществления позволяет вести речь о квалификации деяния принуждаемого лица по ст. 40 УК.

С этих же позиций следует подходить к предложенному В.Ф. Антоновым для крайней необходимости юридическому критерию, под которым он понимает выявление и дальнейшее сравнение степени правовой защиты двух конкурирующих интересов. При этом формальным основанием для сравнения данный автор считает санкции соответствующих статей <199>. Однако допускаемая им оговорка о том, что необходимо сравнивать нормы, предусматривающие одинаковые или, по меньшей мере, сходные обстоятельства совершения преступления, сводит на нет все нововведение. Действительно, величина степени общественной опасности родственных преступлений очевидна из санкций данных статей. Поэтому не эти случаи представляют сложности для юридической практики.

<199> Антонов В.Ф. Обстоятельства применения института крайней необходимости в деятельности правоохранительных органов: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2000. С. 16.

Следовательно, соразмерность причинения вреда в состоянии принуждения зависит в первую очередь от характера применяемого к лицу насилия.

Действующее уголовное законодательство не содержит точной иерархии ценностей применительно к крайней необходимости или принуждению. Часть 1 ст. 39 УК говорит лишь об "опасности, непосредственно угрожающей личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства". Аналогична иерархия объектов уголовно-правовой охраны (ст. 2 УК).

Из всех послереволюционных кодексов более конкретные критерии содержал лишь УК 1922 г., в ст. 20 которого устанавливалось, что "не подлежит наказанию уголовно наказуемое деяние, совершенное для спасения жизни, здоровья или иного личного или имущественного блага своего или другого лица от опасности, которая была неотвратима при данных обстоятельствах другими средствами, если причиненный при этом вред является менее важным по сравнению с охраненным благом". В позднейшем законодательстве была справедливо расширена система объектов охраны, однако исчезло их внутреннее наполнение.

Очевидно, что наиболее важным объектом охраны является жизнь и здоровье человека - именно в силу их невосстановимости. Поэтому абсолютно недопустимо причинение смерти в состоянии преодолимого принуждения, ибо жизнь человека - наиболее важный объект охраны. Столь же несоразмерным будет и причинение тяжкого вреда здоровью. Представляется, что в наибольшей степени соответствует рассматриваемому признаку причинение в результате преодолимого принуждения вреда здоровью средней тяжести или менее тяжкого вреда здоровью человека или иным объектам.

Совершение любых других деяний, даже соответствующих особо тяжким преступлениям, но не направленных против жизни и здоровья человека, будет допустимо, если угроза или физическое насилие в акте принуждения были обращены на жизнь человека или его здоровье, в последнем случае достигая высокой степени интенсивности. Возникает вопрос и о "пограничных ситуациях": например, является ли принуждением в контексте ст. 40 УК угроза причинить тяжкий или средней тяжести вред здоровью предварительно похищенной дочери врача, если он откажется заразить лицо ВИЧ-инфекцией? Это заболевание неизлечимо, но лишь в настоящее время, и успехи медицины позволяют надеяться, что ситуация изменится. Вред же здоровью ребенка наступит сразу, и совершение другого преступления будет единственным средством его предотвратить. Думается, что при угрозе причинения тяжкого вреда здоровью ответственность принуждаемого лица оценивается по правилам ст. 40 УК.

В советской уголовно-правовой науке считалось, что совершение под влиянием принуждения (в условиях крайней необходимости) государственного преступления не исключает преступности деяния, но лишь может служить основанием для смягчения наказания. В настоящее время, в полном соответствии с изменившимися приоритетами ценностей на конституционном уровне (ст. 2 Конституции РФ), новой иерархией объектов уголовно-правовой охраны (ст. 2 УК РФ) ведущие специалисты в области преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства признают возможность полного исключения преступности государственной измены при принуждении <200>.

<200> Дьяков С.В. Государственные преступления (против основ конституционного строя и безопасности государства) и государственная преступность. М., 1999. С. 23.

Отдельному рассмотрению подлежит вопрос о возможности необходимой обороны против лица, действующего в состоянии принуждения. Статья 904 Германского гражданского уложения признавала, что собственник имущества не вправе воспретить посягательство на имущество, если посягательство необходимо для отклонения опасности и грозящий вред был несоизмеримо выше причиненного. В трудах дореволюционных юристов господствующим было мнение, что возможна оборона против лиц, находящихся в состоянии крайней необходимости <201>. А.Ф. Кони прямо писал, что нападение в состоянии принуждения может создавать у потерпевшего состояние необходимой обороны <202>.

<201> Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 423.
<202> Кони А.Ф. О праве необходимой обороны. М., 1996. С. 27.

С другой стороны, для крайней необходимости, в рамках которой рассматривалось и принуждение, советские ученые указывали, что "так как акт крайней необходимости является действием правомерным, а не социально опасным, то против него недопустима необходимая оборона" <203>.

<203> Вроблевский А.Б., Утевский Б.С. Уголовный кодекс. Комментарий / Под общ. ред. Е.Г. Ширвиндта. М., 1928. С. 53.

Однако непризнание права на необходимую оборону против лица, находящегося в состоянии принуждения, нарушает один из основополагающих уголовно-правовых принципов - принцип гуманизма, согласно которому уголовное законодательство РФ обеспечивает безопасность человека (ч. 1 ст. 7 УК). Лицо вынуждается поступиться своим благом в интересах даже не государства или общества, а третьих лиц, не облеченных соответствующей публичной властью. Только если нападавший, находившийся в состоянии крайней необходимости или принуждения, сообщил об этом и если само благо, на которое обращено нападение, сравнительно малоценно, можно допустить невозможность необходимой обороны в этом случае. Но такая ситуация представляется крайне маловероятной на практике.

Любопытно мнение В.Ф. Антонова. Он полагает, что самозащита или защита других лиц от общественно опасных действий лица, находящегося под влиянием явно непреодолимого физического или психического принуждения, подпадает под признаки крайней необходимости, равно как и защита от действий лица, находящегося под влиянием фактической и даже юридической ошибки, защита от общественно опасных действий невменяемого либо малолетнего и некоторые другие ситуации <204>. Основным аргументом в защиту своей идеи В.Ф. Антонов называет более строгие требования, предъявляемые законом к крайней необходимости, чем к иным обстоятельствам, в том числе к необходимой обороне <205>. В то же время традиционно защита против малолетнего или невменяемого считается необходимой обороной <206>. Не строгость условий правомерности должна служить критерием выбора того или иного института, а наибольшее соответствие сложившейся ситуации сущности того или иного института. По этому критерию в данной ситуации возникает ситуация необходимой обороны, а не крайней необходимости.

<204> Антонов В.Ф. Крайняя необходимость в уголовном праве: Монография. М., 2005. С. 84 - 95.
<205> Антонов В.Ф. Обстоятельства применения института крайней необходимости в деятельности правоохранительных органов: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2000. С. 19 - 20.
<206> Пункт 2 Постановления Пленума Верховного Суда СССР N 14 от 16 августа 1984 г. "О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств". Аналогичного мнения придерживался также Н.С. Таганцев (Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 421 - 422).

Таким образом, мы полагаем юридически допустимой необходимую оборону против лица, находящегося как в состоянии крайней необходимости, так и принуждения.

Резюме

  1. Условия правомерности принуждения могут быть сведены в две группы: объективные, относящиеся к акту принуждения, и субъективные, относящиеся к вынужденному деянию.

Объективные условия: 1) общественная опасность акта принуждения; 2) источником принуждения являются преступные принуждающие действия человека (принудителя); 3) наличность принуждения; 4) действительность насилия (для физического принуждения) или реальная возможность насилия (для психического принуждения); 5) невосстановимость блага, на которое посягает или угрожает посягнуть принудитель.

Субъективные условия: 1) утрата или снижение способности принуждаемого лица руководить своими действиями; 2) невозможность предотвратить вред другими средствами; 3) соразмерность причиненного и предотвращенного вреда.

  1. Центральным, системообразующим признаком принуждения, отличающим его от иных ОИПД, является утрата или снижение способности принуждаемого лица руководить своими действиями.

Условия правомерности принуждения очень близки к условиям правомерности крайней необходимости. Идентичны общие условия правомерности, названные в законе (ст. 39 УК), однако различаются частные условия правомерности принуждения и крайней необходимости. К общим условиям следует отнести: из объективных - общественную опасность акта принуждения, наличность принуждения, действительность или реальную возможность насилия; из субъективных - меньший вред от совершенного деяния, чем от предотвращенного, и соразмерность причиненного вреда. К частным признакам относятся: из объективных - действия человека как источник принуждения; преступность требования принуждающего лица, невосстановимость блага, на которое посягает или угрожает посягнуть принудитель; из субъективных - утрата или снижение способности принуждаемого лица руководить своими действиями.

  1. Непреодолимому принуждению свойственны все объективные признаки принуждения, названные выше, кроме невосстановимости блага, а из субъективных - лишь утрата способности принуждаемого лица руководить своими действиями.

При определении формальных критериев признания состояния принуждения в первую очередь должна учитываться именно непреодолимость принуждения, а не его материальное выражение (физический или психический характер). На этом основании вносится предложение о дополнении ч. 1 ст. 40 УК указанием на непреодолимое психическое принуждение.

  1. Условия правомерности принуждения можно разделить также на абсолютные и относительные. Абсолютными следует считать такие условия, которые не изменяются в зависимости от ситуации и отсутствие которых влечет невозможность признания состояния принуждения (например, общественная опасность акта принуждения; наличность принуждения). Относительные - такие, где допустима некоторая вариативность действий принуждаемого лица (например, соотношение причиненного и предотвращенного вреда; невосстановимость блага, на которое посягает или угрожает посягнуть принудитель).
  2. Для признания принуждения наличным не требуется обязательного применения физического насилия. Поэтому оно будет наличным уже тогда, когда лицу высказана угроза и предъявлено требование. Если же лицо, предугадывая волю принудителя, совершает преступление, которое прямо не было названо принудителем, то признать наличным принуждение можно будет лишь тогда, когда желание принудителя явно, очевидно вытекало из его поведения и не могло быть иначе истолковано.
  3. Центральным элементом юридически значимой угрозы является ее реальность, которая складывается из объективной опасности угрозы и ее субъективного восприятия потерпевшим. Реальность угрозы может вытекать и из общей обстановки принуждения, а не только из действий принудителя. Если принуждаемый добросовестно заблуждался, полагая угрозу реальной, допустимо признание мнимого принуждения, исключающего в соответствующих случаях преступность деяния, и оценивать правомерность действий принужденного лица по правилам о фактической ошибке.
  4. Социальный характер принуждения обусловливает необходимость учета возможности восстановить принуждаемым лицом свое благо (например, вернуть себе утраченную или аналогичную уничтоженной вещь в судебном порядке). Если у потерпевшего есть потенциальная возможность без существенных затрат для своего благосостояния восстановить материальные потери, то нет оснований для квалификации причиненного вреда как совершенного в состоянии принуждения. Поэтому принуждение может быть признано только тогда, когда актом принуждения причинен (или имеется реальная угроза причинения) невосполнимый имущественный или физический ущерб.
  5. Утрата или снижение способности принуждаемого лица руководить своими действиями означает, что особенности психики и физиологии человеческого организма не позволили лицу, адекватно относившемуся к действительности, избежать выполнения преступного требования. Неспособность руководить своими действиями может быть вызвана, в частности, возникновением физиологического аффекта.
  6. На возникновение и эволюцию у лица психического состояния принужденности влияют три группы причин: 1) наличие психического заболевания, не обусловливающего признания лица невменяемым, или наличие наследственной предрасположенности к такому заболеванию; 2) наличие у лица иного неустойчивого состояния психики, возникшего не по его вине; 3) причинение вреда здоровью либо носящая непосредственный характер угроза непредотвратимых тяжких последствий. В этих случаях должна быть назначена судебно-психиатрическая экспертиза для установления возможности лица руководить своими действиями.
  7. В ситуации преодолимого принуждения лицо не может ссылаться в свое оправдание на состояние принуждения в том случае, когда на нем лежит правовая обязанность по предотвращению конкретных противоправных ситуаций (например, принуждаемым является работник милиции, несущий службу по охране общественного порядка).
  8. Возникновение у принуждаемого права на необходимую оборону не препятствует применению правил ст. 40 УК. С другой стороны, необходимая оборона против принужденного лица вполне допустима.
  9. В силу требования соразмерности вреда причиненного и предотвращенного при преодолимом принуждении не может быть причинена смерть или тяжкий вред здоровью.

Не имеет значения, был ли причиненный вред наименьшим из всех возможных вариантов. Главное, чтобы он был меньше вреда предотвращенного. При решении вопроса о соотношении вреда на первое место следует ставить добросовестную субъективную оценку принуждаемого лица. Лишь при ее явном противоречии с объективной действительностью требование соразмерности нарушается. Если принуждаемое лицо могло предвидеть, что причиняет больший или равный предотвращенному вред, то подлежит ответственности за причинение вреда по неосторожности.

§ 5. Ответственность за нарушение условий правомерности причинения вреда в состоянии принуждения и особенности соучастия при принуждении

Ю.В. Баулин предложил алгоритм решения задачи о превышении пределов дозволенного вреда, основанный на четырех основных утверждениях: 1) имелось правовое и фактическое основания для совершения действия (бездействия), связанного с причинением вреда объекту поступка; 2) это действие (бездействие) было предпринято своевременно и для достижения предусмотренной законом общественно полезной цели; 3) вред был причинен надлежащему объекту; 4) причиненный вред не соответствовал лишь требованию о его соразмерности <207>. Такая постановка вопроса позволяет исключить возможность признания правомерности причинения вреда при нарушении иных, кроме соразмерности, условий.

<207> Баулин Ю.В. Обстоятельства, исключающие преступность деяния. Харьков, 1991. С. 210 - 211.

По действующему УК РФ превышение пределов правомерности причинения вреда в состоянии принуждения (эксцесс физического или психического принуждения) является обстоятельством, смягчающим наказание. В п. "е" ч. 1 ст. 61 УК говорится о совершении преступления в результате физического или психического принуждения. Такое превышение может быть лишь умышленным и возможно в случаях причинения вреда, равного или большего предотвращенному, при условии, что были соблюдены все иные условия правомерности состояния принуждения. Причинение однородного вреда по неосторожности исключает преступность деяния <208>. Совершение попутно с вынужденным деянием иного преступления подлежит самостоятельной уголовно-правовой оценке на общих основаниях.

<208> См. также: Калугин В.В. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 131 - 132.

Существующие правила учета данных обстоятельств при назначении наказания представляются недостаточными. Нетрудно заметить, что придание законодателем тому или иному аспекту преступления особой значимости выражается в выработке особого порядка назначения наказания в рамках гл. 10 УК (ст. ст. 62, 65, 66, 68 УК). Казалось бы, из общей картины выпадает назначение наказания лицам с психическим расстройством, не исключающим вменяемости. Однако специфика данного обстоятельства заключается не только в его учете при назначении наказания, но и в возможности назначить лицу принудительные меры медицинского характера (ч. 2 ст. 22 УК). В то же время в рамках гл. 8 УК законодатель особо учитывает социальную полезность или по меньшей мере допустимость соответствующих обстоятельств. В некоторой, хотя и небольшой, степени эти значимые факторы сохраняются и при превышении пределов правомерности ОИПД, чего нет при совершении обычного преступления. В ст. 61 УК данные обстоятельства существенно отличаются от остальных. Будучи вторичными, положения о них учитываются только тогда, когда нет оснований для применения норм гл. 8 УК. Остальные обстоятельства в ст. 61 УК имеют иное содержание, связанное с личностью преступника, его посткриминальным поведением или обстановкой совершения преступления, причем все они не имеют неразрывной связи с институтами разд. II УК. Поэтому следует более четко учесть в законе специфику преступления при превышении пределов правомерности ОИПД.

На наш взгляд, имеет смысл задуматься о введении специальной нормы, регламентирующей назначение наказания при превышении пределов правомерности обстоятельств, исключающих преступность деяния. Примером такого решения законодателя по сходному вопросу могут служить ст. 62 УК, регламентирующая назначение наказания при наличии специфических обстоятельств, указанных в п. п. "и", "к" ч. 1 ст. 61 УК, а также ст. 65 УК, которая нам кажется более предпочтительной по двум причинам: во-первых, потому что там нет ссылки на отсутствие отягчающих обстоятельств, что лишь неоправданно сузило бы применение нормы; во-вторых, из-за более подробной регламентации.

В то же время при смягчении ответственности можно пойти одним из трех путей:

  1. императивное указание на невозможность назначения максимального наказания по санкции той или иной статьи;
  2. установление специального порядка назначения наказания в данном случае;
  3. выделение в Особенной части привилегированных составов с более мягкими санкциями по сравнению с основными составами.

Мы сочли нецелесообразным предлагать особые правила назначения наказания при превышении пределов правомерности необходимой обороны и причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление. Это связано с тем, что данные случаи относятся к третьей группе вариантов из числа названных выше.

Нет необходимости дополнять Особенную часть нормами об ответственности за совершение отдельных преступлений при превышении пределов принуждения, наподобие необходимой обороны и причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление. Дело в том, что принуждение не носит такого узкого характера, как необходимая оборона и задержание, которые очевидно направлены на личность посягающего, и поэтому законодатель обоснованно ввел составы ст. ст. 108 и 114 УК, но не сделал этого для принуждения, равно как и для иных ОИПД в силу универсального характера последних <209>.

<209> Это общепринятое мнение (см., например: Орешкина Т. Крайняя необходимость как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Уголовное право. 1999. N 3. С. 17). Недавно оно было оспорено, хотя и без конкретных предложений по изменению Особенной части УК. См.: Пархоменко С. Уголовно-правовая регламентация превышения пределов крайней необходимости // Уголовное право. 2004. N 2. С. 50.

Поэтому наиболее правильным нам видится второй путь. При решении вопроса о размере максимального наказания следует исходить из указаний законодателя в сходных случаях, ориентиром может служить ч. 1 ст. 65 УК. Вновь вводимую норму следует расположить после ст. 62 УК, которая регламентирует порядок назначения наказания при иных обстоятельствах, смягчающих наказание.

Таким образом, мы предлагаем дополнить УК РФ ст. 62.1:

"Статья 62.1. Назначение наказания при превышении пределов правомерности обстоятельств, исключающих преступность деяния

  1. Срок или размер наказания лицу, совершившему преступление при превышении условий правомерности крайней необходимости, физического или психического принуждения, обоснованного риска, исполнения приказа или распоряжения, не может превышать двух третей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление. Если соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса предусмотрены смертная казнь или пожизненное лишение свободы, эти виды наказаний не применяются, а размер наказания не может превышать двух третей от максимального размера лишения свободы, предусмотренного санкцией соответствующей статьи.
  2. При назначении наказания по совокупности преступлений в случаях, предусмотренных настоящей статьей, его вид, срок или размер определяются по правилам, предусмотренным статьей 69 настоящего Кодекса.".

Если предложение о введении специальной нормы о правилах назначения наказания при нарушении пределов правомерности обстоятельств, исключающих преступность деяния, будет принято, то следует исключить из ст. 61 УК п. "ж", а из п. "е" - указание на совершение преступления в результате физического или психического принуждения.

Представляется также, что сравнительно невысокий характер общественной опасности преступлений при нарушении условий правомерности крайней необходимости, физического или психического принуждения, обоснованного риска, исполнения приказа или распоряжения, позволяет ставить вопрос о выделении в гл. 11 УК соответствующего основания для освобождения от уголовной ответственности. Такое освобождение следует отнести не к императивным, а к дискреционным правомочиям правоприменителя и ограничить случаями совершения преступлений небольшой или средней тяжести, как это сделано в ст. ст. 75 и 76 УК. Специфика обстановки и элементы порока воли деятеля обусловливают возможность освобождения даже при совершении такого преступления не впервые. Вновь предлагаемую норму можно поместить после ст. 76 УК, присвоив статье номер 76.1 и изложить ее в следующей редакции: "Может быть освобождено от уголовной ответственности лицо, совершившее преступление небольшой или средней тяжести при нарушении условий правомерности крайней необходимости, физического или психического принуждения, обоснованного риска, исполнения приказа или распоряжения".

Рассмотрение вопроса об ответственности за нарушение условий правомерности причинения вреда в состоянии принуждения было бы неполным без анализа вопроса о возможности соучастия при принуждении и мере ответственности соучастников. Сама проблема охватывает не только случаи, предусмотренные ст. 40 УК, но и иные ситуации, когда имело место принуждение к совершению преступления. При этом необходимо определить ответственность принудителя и допустимость ответственности принужденного; возможность соучастия при отсутствии преступности действий принужденного и при превышении им пределов правомерности, указанных в ч. 2 ст. 40 УК.

По общему правилу принужденный, совершая преступление, является его исполнителем, поскольку непосредственно выполняет объективную сторону. Если же деяние не являлось преступлением, отсутствует состав, и неправомерна будет сама постановка вопроса не только о наличии соучастия, но и принуждения как такового в уголовно-правовом смысле. Уголовной ответственности за совершенное преступление будет подлежать принудитель, выступающий в качестве посредственного исполнителя <210>. Аналогично решается данный вопрос и в отдельных зарубежных странах. Например, согласно ч. 2 ст. 46 УК Италии за деяние, совершенное лицом под принуждением, несет уголовную ответственность лицо, применившее насилие.

<210> См., например: Галиакбаров Р.Р. Уголовное право. Общая часть: Учебник. Краснодар, 1999. С. 279; Калугин В.В. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 134.

Следует отметить, что лицо, добиваясь от другого определенного поведения посредством насилия, совершает тем самым сразу два преступления. Здесь нужно согласиться с Л.Л. Кругликовым, который полагает, что в ряде случаев преступное поведение как бы состоит из двух частей: из основного деяния и способа, которые не просто соседствуют, а и состоят в определенной связи между собой. Эта связь выражается формулой: "Одно деяние - для, ради другого деяния". Часть преступного деяния, которая играет подчиненную роль по отношению к основному действию, и есть способ совершения преступления <211>. В конечном счете следует помнить, что преступление само по себе - как нарушение уголовного закона - тоже не является основной целью преступника. Он желает наступления при этом определенных последствий, а средством их достижения как раз и является преступление. Таким образом, способ иногда выступает в качестве относительно самостоятельного деяния, которым в нашем случае будет насилие.

<211> Кругликов Л.Л. Способ совершения преступления (вопросы теории): Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1971. С. 7.

Выдвижение только лишь преступного требования, не подкрепленного действиями, направленными на формирование желаемого поведения принуждаемого, должно считаться не принуждением, а подстрекательством (поскольку лицо склоняется к совершению преступления) и, в зависимости от конкретных обстоятельств дела, приготовлением к преступлению (по признаку приискания соучастников). Приготовлением требование останется и в том случае, когда принуждаемое лицо отказалось совершить искомое действие.

Если же имело место собственно принуждение и ответственность причинителя вреда не исключается, то принудитель должен считаться лишь подстрекателем <212>, поскольку здесь не будет действовать фикция о посредственном исполнении. Часть 4 ст. 33 УК определяет подстрекателя как "лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом". Принуждение (как физическое, так и психическое) вполне подпадает под признаки угрозы или другого способа. При наличии в действиях принудителя признаков организатора или пособника следует признавать наличие и этих форм соучастия. Неточно говорить об отсутствии признаков соучастия в таком случае в силу отсутствия обратной связи и единого умысла <213>. Дело в том, что принудитель корректирует характер угроз и насилия в зависимости от поведения принуждаемого, его согласия совершить преступление. При этом оба этих лица, как уже указывалось, стремятся к достижению преступного результата, хотя и по разным мотивам.

<212 См., например: Уголовное наказание в вопросах и ответах / Под ред. В.С. Комиссарова и Р.Х. Якупова. М., 1998. С. 98.
<213> Такое мнение высказал В.В. Калугин: Калугин В.В. Физическое или психическое принуждение как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 137.

Принудитель может быть соисполнителем в случаях, когда он также участвует в выполнении объективной стороны преступления либо при посредственном исполнении (посредственном причинении), то есть при использовании лица, заведомо не подлежащего ответственности в силу невменяемости, недостижения возраста привлечения к уголовной ответственности и других причин <214>. Во втором случае соисполнительство требует совместного участия в выполнении объективной стороны обеих лиц. В. Щепельков в качестве одного из вариантов толкования ч. 2 ст. 33 УК полагает: "Не исключено, что принуждение, при котором лицо может руководить своими действиями, следует квалифицировать как подстрекательство к преступлению независимо от наличия в содеянном обстоятельства, исключающего преступность деяния" <215>. При этом он не учитывает не только собственное указание на невозможность соучастия с одним субъектом, но и противоречие высказанного им мнения с ч. 2 ст. 33 УК, где говорится о посредственном исполнении. Если лицо не сумело принудить потерпевшего совершить преступление, а также при добровольном отказе последнего от преступления действия принудителя квалифицируются в части несовершенного преступления как приготовление к соответствующему преступлению, а фактически совершенные для принуждения деяния оцениваются самостоятельно.

<214> Аналогично трактует данный признак применительно к незаконному приказу И. Соломоненко. См.: Соломоненко И. Соучастие в исполнении незаконного приказа // Российская юстиция. 2000. N 5.
<215> Щепельков В. Соучастие при физическом или психическом принуждении // Законность. 2001. N 11. С. 35.

Резюме

  1. Следует ввести в УК специальную норму об ограничении максимального размера наказания, которое может быть назначено при нарушении пределов правомерности обстоятельств, исключающих преступность деяния.
  2. Целесообразно дополнить гл. 11 УК новым основанием освобождения от уголовной ответственности в связи с совершением преступления небольшой или средней тяжести при превышении условий правомерности крайней необходимости, физического или психического принуждения, обоснованного риска, исполнения приказа или распоряжения.

§ 6. Принуждение в зарубежном законодательстве

В зарубежном уголовном законодательстве, как и в России, принуждение выступает в двух качествах: как принудительный акт и как вынужденное деяние. Так, согласно еще ст. 201 Саксонского кодекса 1855 г. "кто кроме особо упомянутых в этом кодексе случаев употребит силу или угрозу с целью заставить что-либо сделать, претерпеть или перестать делать, ежели насилие или угроза противозаконны, или если другой посредством насилия или угрозы должен быть определен к чем-нибудь противозаконному или безнравственному, то должен быть за принуждение наказан" <216>. В настоящее время общий состав принуждения в иностранных УК можно встретить нечасто. В качестве примера приведем ст. 172 УК Испании, согласно которой наказывается "тот, кто, не будучи на то уполномочен, мешает силой другому лицу совершать определенные действия, не запрещенные законом, или принуждает его к совершению действий против его желания, законных либо незаконных" <217>.

<216> Цит. по: Бернер А.Ф. Учебник уголовного права. Т. 2. Часть Особенная. СПб., 1867. С. 92 - 93.
<217> Уголовный кодекс Испании / Под ред. и с предисловием Н.Ф. Кузнецовой и Ф.М. Решетникова. М., 1998. С. 59.

Применительно к вынужденному деянию можно выделить два основных подхода. При первом, более типичном, принуждение остается частью крайней необходимости или аналогичных институтов. К примеру, таков был институт "срочных мер укрытия от опасности" в Японии (в редакции Закона от 1995 г. N 91 этот институт получил название "крайне необходимые действия для избежания опасности"). Немецкие ученые Й. Вессельс и В. Бойльке пишут, что состояние крайней необходимости имеет место, если субъект принуждается третьим лицом к противоправному поведению путем насилия или актуальной угрозы, иначе не предотвратимой угрозой для жизни, здоровья или свободы для самого себя, своих родственников и близких лиц <218>. Не представляется возможным однозначно интерпретировать природу соответствующего обстоятельства по УК Бельгии. В ст. 71 этого кодекса говорится о том, что не считается правонарушением, если обвиняемый или подозреваемый были принуждены к своему деянию силой, которой они не могли сопротивляться. Представляется, что в этой норме речь идет сразу о двух обстоятельствах: непреодолимой силе и непреодолимом принуждении. На смешение этих институтов в некоторых странах дальнего зарубежья обращает внимание и В.В. Орехов <219>.

<218> Цит. по: Жалинский А.Э. Современное немецкое уголовное право. М., 2004. С. 205.
<219> Орехов В.В. Необходимая оборона и иные обстоятельства, исключающие преступность деяния. СПб., 2003. С. 140.

Однако в других странах принуждение выделяется в качестве самостоятельного обстоятельства, исключающего преступность деяния (или уголовную ответственность). Так, согласно ч. 1 ст. 46 УК Италии не подлежит уголовной ответственности лицо, которое совершило деяние под принуждением посредством физического насилия со стороны другого лица, если оно не могло оказать ему сопротивления или каким-либо способом от него избавиться. По ст. 34 УК Аргентины не подлежит уголовной ответственности тот, кто вынужден был действовать в результате применения к нему непреодолимой физической силы или угрозы нанесения тяжкого и неизбежного вреда.

В английском уголовном праве, напротив, принуждение рассматривается весьма дробно, что отчасти является следствием сосуществования в правовой системе институтов статутного и общего права, а отчасти доминированием прецедента. Выделяются три основные формы принуждения, исключающие уголовную ответственность: принуждение под угрозой причинения телесного повреждения или смерти, супружеское принуждение и принуждение, вызванное неблагоприятными обстоятельствами. Из перечисленных трех форм наиболее близко к российскому аналогу стоит принуждение под угрозой причинения телесного повреждения или смерти, но именно оно не слишком хорошо разработано в теории, будучи своего рода рудиментом общего права <220>. Хотя в последнее время интерес к этому обстоятельству возрос, однако считается, что принуждение не может быть единственным основанием для прекращения уголовного преследования, в этом случае оно может лишь смягчать наказание. Психическое принуждение в английском праве не выделяется, но "физический" характер содеянного понимается отлично от российского аналога. Похоже понимается физическое принуждение и в других странах общего права (например, ст. 10.2 УК Австралии).

<220> См.: Уголовное право зарубежных государств. Общая часть / Под ред. И.Д. Козочкина. М., 2001. С. 50.

В целом в английском уголовном праве различаются два вида обстоятельств, исключающих преступность деяния (в английской терминологии - "защиты"):

  1. обстоятельства, исключающие один из элементов состава преступления - иными словами, отсутствует доказательство выполнения данного элемента (например, данная ситуация может быть связана с отсутствием виновной воли (mens rea), при которой лицо в состоянии опьянения не может формировать намерение);
  2. при других защитах обвиняемый совершил все действия, необходимые для признания их преступлением, однако ответственность не наступает из-за других фактов, лежащих вне преступления (например, защищающийся совершает умышленное нападение, но это было связано с самозащитой, провокацией или физическим принуждением).

Разница между этими двумя группами не только в их содержании, но и в вопросах процедуры. В первом случае судья прямо напутствует присяжных, что они должны обратить внимание на то, доказано ли наличие данных обстоятельств. Во втором случае судья обращает внимание присяжных только тогда, когда на эти обстоятельства специально указывает защита; бремя доказывания лежит на обвиняемом.

Физическое принуждение, таким образом, в английском праве является всеобщей (а не частной) защитой, исключающей преступность деяния. Содержание этого института в том, что обвиняемому угрожает серьезное насилие, если он не совершит преступление. Кроме самого обвиняемого, насилие может угрожать членам его семьи или близким друзьям. Однако, являясь необходимой, угроза не должна быть единственным основанием защиты.

В качестве примера можно привести дело Hudson и Taylor. В нем обвиняемыми были две девушки, которые совершили лжесвидетельство. Им угрожали, что если они не совершат лжесвидетельство, то их "вырежут". Жюри присяжных признало, что девушки действовали в состоянии принуждения, поэтому они были оправданы <221>.

<221> Duress and duress of circumstances // http://www.sixthform.info/law/01_modules/mod5/14_6_defences/14_6_duress_and_circs.htm.

Для сравнения, критерием правомерности причинения вреда под влиянием физического принуждения в австралийском уголовном праве является разумная вера в три обстоятельства: 1) угроза сделать это будет осуществлена, если преступление не будет совершено, 2) не существует разумного способа препятствовать осуществлению данной угрозы, 3) данное деяние является разумным ответом на данную угрозу (ч. 2 ст. 10.2 УК Австралии). Сходным образом и в США, если присяжные приходят к выводу, что ответчик совершил преступления под влиянием принуждения, то они освободят его от ответственности. Они признают состояние принуждения, если ответчик думал или нормальный, грамотный человек думал бы на его месте, что кто-то причинит серьезный ущерб, если он не совершит преступление. Соответствующий ущерб может быть причинен не только самому ответчику, но и его семье.

По определению Black's Law Dictionary, принуждение - это "любая противозаконная угроза или насилие, используемые для того, чтобы побудить другое лицо действовать так, как тот бы не хотел, или не действовать, как бы хотел" <222>. Основой защиты выступает то, что угроза другого человека действительно подавляла волю человека обычной храбрости (это смешанное объективно-субъективное понятие), в силу чего поведение лица полностью оказалось невольным.

<222> Duress (From Wikipedia, the free encyclopedia) // http://en.wikipedia.org/wiki/Duress.

Иногда говорят, что такая защита может быть названа "потаканием человеческой слабости", однако преобладает мнение, что при принуждении человек не имеет реальной альтернативы и не может сам выбирать, как ему действовать. Выделяются два условия для принуждения: объективное и субъективное. Менее очевидным является первое из них. Его можно сопоставить с нашими критериями наличности и действительности принуждения. К примеру, если обвиняемый мог обратиться в полицию, но не сделал этого, он не может в обоснование своих действий ссылаться на состояние принуждения. Субъективный критерий также имеет свои пределы. Необходимо оценить действия обвиняемого как действия разумного человека. Надо понять, было ли совершение преступления следствием его слабой психики или так мог бы действовать любой человек. В деле Graham Палата Лордов указала, что нельзя сравнивать наркомана с обычным человеком, потому что его воля ослаблена наркотиками и он не может противостоять насильнику <223>. Ошибочная или необоснованная вера в принуждение не образует защиты. Для сравнения, согласно ч. 3 ст. 10.2 УК Австралии принуждение отсутствует, "если данная угроза осуществлена лично или от имени лица, с которым данное лицо, находящееся под влиянием физического принуждения и добровольно вступившее в соглашение совершить поведение того рода, действительно его совершает". Однако если обвиняемый добровольно вступил в преступное или террористическое общество, где он мог заранее предвидеть характер и возможность угрозы собственной жизни, то такая угроза не будет защитой.

<223> Cases - defences - duress // http://www.sixthform.info/law/02_cases/mod5/Defences/14_6_2_duress.htm.

Как уже было сказано, при принуждении обвиняемому угрожают по меньшей мере серьезным насилием. Поэтому нельзя принимать во внимание угрозу объявить об аморальности обвиняемого или о его финансовом положении. Принуждение не признается защитой при государственной измене и убийстве (последнее положение оспаривается в теории) <224>.

<224> См. подробнее: Веселов Е.Г. Защиты в английском уголовном праве // Теория и практика соблюдения законности в России: Материалы межвуз. науч.-практ. конф. Краснодар, 2002.

Во французском уголовном праве принуждение к совершению преступного деяния является обстоятельством, исключающим уголовную ответственность (ст. 122-2 УК Франции). Ранее (по УК 1810 г.) принуждение считалось условием невменяемости, равно как и сумасшествие и ошибка. Статья 64 УК 1810 г. устанавливала: "Нет ни преступления, ни проступка, если во время совершения деяния обвиняемый находился в состоянии безумия или под принуждением силы, которому он не мог противостоять".

Как указывается в литературе, понятия "принуждение", "форс-мажорные обстоятельства" и "непреодолимая сила" используются как тождественные; судебная практика под принуждением, исключающим преступность деяния, понимает и любое физическое принуждение, и природные (стихийные) силы, действие которых непреодолимо. В отношении психического принуждения используется другой подход: как правило, оно не исключает полностью уголовную ответственность <225>. Аргумент при этом приводится такой же, как и при объяснении использования правил крайней необходимости при непреодолимом психическом принуждении в России: считается, что психическое принуждение никогда не влечет абсолютной невозможности соблюдать требования закона <226>.

<225> См.: Крылова Н.Е. Основные черты нового УК Франции. М., 1996. С. 56.

В то же время Н.С. Таганцев пишет, что в его время комментаторы и судебная практика под общее понятие непреодолимой силы (force majeure) в ст. 64 УК 1810 г. подводили и физическое, и психическое принуждение (Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Т. 1. Тула, 2001. С. 452). Для освобождения от наказания за деяние, совершенное под влиянием угрозы или нравственного давления, доктрина требовала, чтобы это давление достигло высшего напряжения. (Там же. С. 439.)

<226> Оба-Апуну Ж.П. Обстоятельства, исключающие ответственность по уголовному праву Франции: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 20.

К физическому принуждению предъявляются требования непредвиденности, непреодолимости и отсутствия предшествовавшей вины лица. При этом намечается следующая причинно-следственная связь: физическое принуждение вызывается событием или действием, не зависимым от желания человека, который подвергается принуждению, и заключается в абсолютном исключении свободы воли действующего лица. Как указывается, необходимо, чтобы принуждаемый находился в "ситуации абсолютной невозможности соблюсти закон" <227>.

<227> Там же.

Как видим, принуждение во французском праве не совпадает с аналогичным российским институтом. С одной стороны, оно уже, так как из него практически выпадает психическое принуждение. С другой стороны, источником возникновения состояния принуждения признаются не только действия человека, но и любые иные явления внешнего мира, лишающие человека свободы воли и вынуждающие его нарушать закон. Последнее обстоятельство представляется весьма показательным. В самом деле, противоправное требование, характерное для принуждения, в этой ситуации остается, хотя и трансформируется: явно выраженное требование человека заменяет данное нам в ощущениях столь же явно, хотя и иначе, требование, которое доводит до сознания человека ситуация. При этом французское уголовное право включает и такой институт, как необходимость, отграничивая его от принуждения (ст. 122-7 УК Франции).

В то же время для института необходимости УК специально требует отсутствия явного несоответствия между используемыми средствами защиты и тяжестью угрозы (ст. 122-7 УК Франции), тогда как принуждение не включает такого требования. С другой стороны, в ст. 122-2 УК Франции говорится о том, что "не подлежит уголовной ответственности лицо, действовавшее под воздействием какой-либо силы или принуждения, которым оно не могло противостоять", отсюда правоприменитель обязан доказывать наличие невозможности противостоять принуждению.

Различие этих двух институтов очевидно исходя из двух основных классификаций исключающих обстоятельств. По первой классификации принуждение относится к обстоятельствам, исключающим уголовную ответственность в связи с невменяемостью лица, совершившего общественно опасное деяние, а состояние необходимости входит в перечень обстоятельств, оправдывающих по закону причинение вреда ("оправдательные факты"). Согласно второй классификации все обстоятельства делятся на объективные и субъективные в зависимости от того, являются ли они "внешними" по отношению к личности, действуют ли они независимо от человека (объективные) или имеют непосредственное отношение к личности (субъективные). По этому основанию принуждение является субъективным, а необходимость - объективным обстоятельством <228>.

<228> Оба-Апуну Ж.П. Обстоятельства, исключающие ответственность по уголовному праву Франции: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 13.

Таким образом, основное различие между институтами такое же, как и в российском праве: при принуждении лицо совершает преступление пассивно, вынужденно, будучи не в силах противостоять внешним обстоятельствам, а при необходимости - активно, стремясь к предотвращению или ликвидации наступившей или неминуемой опасности.

Представляется, что с теоретической точки зрения увеличение случаев принуждения за счет любых внешних факторов точнее, чем более осторожная позиция российского законодателя, поскольку французское понимание лучше соответствует духу указанного основного отграничительного признака между принуждением и крайней необходимостью.

Заслуживает внимания решение вопроса о добровольности действий лица в американском уголовном праве. Согласно ст. 2.01 Примерного УК США не являются добровольными следующие действия: а) рефлекторное или конвульсивное движение; б) телодвижение в бессознательном состоянии или во сне; в) поведение во время гипноза; г) телодвижение, которое по иным основаниям не является результатом усилия или решения деятеля, предпринятого им сознательно или по привычке <229>. Думается, что данные критерии могут быть использованы в российской судебной практике при решении вопроса о наличии в деянии лица непреодолимого принуждения.

<229> Цит. по: Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении. Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М., 1999. С. 129.

Представляют интерес отдельные гражданско-правовые аспекты регламентации принуждения, касающиеся реализации принципа свободы договора. Так, в английском общем праве признается, что принуждение состоит в насилии или угрозе насилия или лишении свободы, причем лицо, подвергающееся принуждению, должно быть или самой договаривающейся стороной, или его супругом, родителем или ребенком, а насилие или угроза насилия должны исходить от другой договаривающейся стороны или от лица, действующего с ее ведома и в ее интересах <230>.

<230> Ансон В. Основы договорного права. М., 1947. С. 206.

Насилие должно отвечать следующим условиям. Во-первых, действие, которым угрожали, должно являться противоправным (преступление или гражданское правонарушение). Угроза совершить действие, которое лицо имеет право или обязано совершить, не может рассматриваться как принуждение, опорочивающее договор. Во-вторых, насилие или угроза насилием должны относиться к личности контрагента, а не к его имуществу. В-третьих, угроза насилием должна быть реальной <231>.

<231> Халфина Р.О. Договор в английском гражданском праве. М., 1959. С. 254.

ГК штата Калифорния под принуждением понимает незаконное лишение свободы лица, выступающего стороной в договоре, или его ближайшего родственника (мужа, жены, детей, родителей) с целью получения согласия, а также незаконное удержание имущества, принадлежащего стороне по договору или ее ближайшим родственникам <232>.

<232> Основные институты гражданского права зарубежных стран. Сравнительно-правовое исследование / Под ред. В.В. Залесского. М., 2000. С. 315.

Уголовное законодательство постсоветских государств не отличается единообразием в вопросе о признании физического или психического принуждения самостоятельным ОИПД. В большинстве УК, а также в Модельном УК СНГ оно специально не выделяется и рассматривается как составная часть крайней необходимости. В других кодексах сохранен подход российского законодателя, в том числе о ненаказуемости лишь непреодолимого физического принуждения, а в отношении других видов содержится ссылка на норму о крайней необходимости (например, ст. 36 УК Казахстана, ст. 40 УК Украины, ст. 43 УК Таджикистана, ст. 45 УК Армении). Любопытно решение грузинского законодателя, который особо не называет физическое или психическое принуждение в числе ОИПД, но в ст. 32 УК Грузии указал, что перечень данных обстоятельств является открытым.

В отличие от этих кодексов, положительно следует оценить редакцию ст. 39 УК Молдавии, которая содержит корреспондирующую с крайней необходимостью норму лишь для преодолимого принуждения. Согласно части первой названной статьи оба вида непреодолимого принуждения устраняют уголовный характер деяния сами по себе.

К сожалению, нередкой для уголовных кодексов стран ближнего зарубежья является формулировка о невозможности руководить не только своими действиями, но и бездействием, как в ст. 40 УК РФ, хотя очевидно, что бездействие - форма пассивного поведения, а управлять можно лишь активными процессами деятельности.

Резюме

  1. В зарубежном законодательстве обращает на себя внимание положительный опыт Франции, в которой самостоятельным обстоятельством, исключающим преступность деяния, является непреодолимая сила. Конструктивные особенности непреодолимой силы не позволяют считать ее разновидностью ни принуждения, ни крайней необходимости.
  2. В Примерном УК США предложено определение действий, которые не считаются добровольными. Возможно, стоит ввести аналогичную норму и в отечественное законодательство, в ведомственный акт или хотя бы в постановление Пленума Верховного Суда России по соответствующим вопросам.