Мудрый Юрист

Решения конституционного суда РФ в системе формальных (юридических) источников российского уголовного права

Ображиев Константин Викторович, кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник НИИ Академии Генеральной прокуратуры РФ.

Одним из наиболее дискуссионных вопросов учения о формальных (юридических) источниках отечественного уголовного права является вопрос о возможности признания таковыми судебных решений. Полагаем, что сегодня для положительного ответа на этот вопрос имеются все необходимые предпосылки, важнейшей из которых является учреждение и функционирование в России конституционной юстиции.

Согласно п. "а" ч. 2 ст. 125 Конституции РФ Конституционный Суд РФ разрешает дела о соответствии Конституции РФ федеральных законов (в том числе и уголовных). Нормативные правовые акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу (ч. 6 ст. 125 Конституции РФ). Таким образом, Постановление Конституционного Суда РФ о признании нормативного правового акта либо его отдельного положения не соответствующим Конституции России имеет выраженную нормативную природу, так как, "отменяя правовую норму, суд фактически создает новую норму" <1>. Иными словами, признание Конституционным Судом РФ нормативного акта неконституционным и лишение его, таким образом, юридической силы, по сути дела, "равнозначно принятию другого нормативного акта, которым отменяется первый" <2>. Аналогичную позицию относительно юридической природы своих решений занимает и сам Конституционный Суд РФ, указывая, что "решения Конституционного Суда Российской Федерации, в результате которых неконституционные нормативные акты утрачивают юридическую силу, имеют такую же сферу действия во времени, пространстве и по кругу лиц, как решения нормотворческого органа, и, следовательно, такое же, как нормативные акты, общее значение" <3>. В этой связи постановления Конституционного Суда РФ о неконституционности нормативных актов на полном основании признаются одним из формальных источников российского права <4>, а сам Конституционный Суд РФ именуется "негативным" законодателем <5>. Полагаем, что признание такого рода "негативных" правотворческих полномочий Конституционного Суда РФ является вполне закономерным, поскольку "в понятие "правотворчество" включается не только процесс создания норм, но и деятельность по их изменению и отмене" <6>.

<1> Лившиц Р.З. Судебная практика как источник права // Судебная практика как источник права. М., 1997. С. 7 - 8.
<2> Жуйков В.М. К вопросу о судебной практике как источнике права // Судебная практика как источник права. М., 1997. С. 19.
<3> Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П "По делу о толковании отдельных положений статей 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации" // СЗ РФ. 1998. N 25. Ст. 3004.
<4> См., например: Авакьян С.А. Нормативное значение решений конституционных судов // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 2004. N 4. С. 28; Белкин А.А. Вопросы юридической силы решений Конституционного Суда Российской Федерации // Вестник Конституционного Суда РФ. 1997. N 2. С. 21; Кажлаев С.А. О нормотворчестве Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2004. N 9; Лившиц Р.З. Указ. соч.; Марченко М.Н. Судебное правотворчество и судейское право. М., 2007. С. 406 - 414.
<5> Гаджиев Г.А., Кононов А.Л. Конституционный Суд - это отрицательный законодатель // Юридический мир. 1998. N 3. С. 27 - 41.
<6> Терюкова Е.Ю. Правовые акты в процессе осуществления конституционного правосудия: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 1999. С. 11 - 12.

Представляется, что сказанное полностью применимо и к отечественному уголовному праву, отдельные положения которого утрачивали юридическую силу именно на основании решения Конституционного Суда РФ об их несоответствии Основному Закону России. Так, в Постановлении от 20 декабря 1995 г. N 17-П <7> Конституционный Суд РФ признал, что положения п. "а" ст. 64 УК РСФСР, квалифицировавшие бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы как форму измены Родине, не соответствуют ст. ст. 27 (ч. 2), 55 (ч. 3) Конституции РФ. Тем самым Конституционный Суд РФ фактически осуществил частичную декриминализацию этого преступления. Причем, как справедливо указывает по этому поводу А.В. Наумов, суды были обязаны в соответствующих случаях выносить оправдательные приговоры, ссылаясь именно на указанное решение Конституционного Суда РФ <8>.

<7> Постановление Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 г. N 17-П "По делу о проверке конституционности ряда положений пункта "а" статьи 64 Уголовного кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.А. Смирнова" // СЗ РФ. 1996. N 1. Ст. 54.
<8> Наумов А.В. Сближение правовых систем как итог развития уголовного права XX в. и его перспектива в XXI в. // Государство и право. 1998. N 6. С. 57.

Таким образом, постановление Конституционного Суда РФ о признании уголовно-правовой нормы, противоречащей Конституции России, реализует функцию "негативного правотворчества" и равносильно принятию федерального закона о внесении изменений в УК РФ. Причем постановление Конституционного Суда РФ лишает юридической силы не только ту конкретную норму, которая признана неконституционной, но и "дисквалифицирует" другие нормы, сходные по содержанию с той, в отношении которой вынесено решение о противоречии Конституции РФ. В силу ч. 2 ст. 87 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" "признание не соответствующими Конституции Российской Федерации федерального закона, нормативного акта Президента Российской Федерации, нормативного акта Правительства Российской Федерации, договора или отдельных их положений является основанием для отмены в установленном порядке положений других нормативных актов либо договоров, основанных на признанных неконституционными полностью или частично нормативном акте либо договоре либо воспроизводящих их или содержащих такие же положения, какие были признаны неконституционными". При этом положения этих нормативных актов либо договоров не могут применяться судами, другими органами и должностными лицами (ч. 4 ст. 87 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации"). Следовательно, правовые последствия признания конкретной уголовно-правовой нормы неконституционной могут оказаться куда более значимыми, чем утрата этой нормой юридической силы, поскольку решение Конституционного Суда РФ о несоответствии оспариваемой нормы Конституции России является нормативным основанием для отмены и неприменения других, аналогичных по содержанию норм, что само по себе подтверждает тезис о нормативной природе соответствующих решений. Исходя из этого, большинство специалистов выступает за признание постановлений Конституционного Суда РФ о неконституционности уголовно-правовых норм юридическими источниками российского уголовного права <9>.

<9> См., например: Бибик О.Н. Источники уголовного права Российской Федерации. СПб., 2006. С. 134 - 135; Коняхин В.П. Теоретические основы построения Общей части российского уголовного права. СПб., 2002. С. 128; Наумов А.В. Указ. соч. С. 56 - 57; Ображиев К.В. Судебный прецедент в уголовном праве России. Ставрополь, 2002. С. 49 - 50.

В то же время эту научную позицию нельзя считать общепризнанной. Она разделяется далеко не всеми криминалистами. В частности, по мнению Ю.Е. Пудовочкина, "в данных случаях (при признании уголовно-правовой нормы неконституционной. - К.О.) в качестве источника уголовного права следует признавать не сам прецедент Конституционного Суда РФ, а нормы Конституции РФ, которые имеют непосредственное и прямое действие и не нуждаются в том, чтобы быть опосредованными решением Конституционного Суда РФ". В подтверждение своего вывода автор ссылается на ч. 4 ст. 79 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации", согласно которой "в случае, если решением Конституционного Суда Российской Федерации нормативный акт признан не соответствующим Конституции Российской Федерации полностью или частично либо из решения Конституционного Суда Российской Федерации вытекает необходимость устранения пробела в правовом регулировании, государственный орган или должностное лицо, принявшие этот нормативный акт, рассматривают вопрос о принятии нового нормативного акта, который должен, в частности, содержать положения об отмене нормативного акта, признанного не соответствующим Конституции Российской Федерации полностью, либо о внесении необходимых изменений и (или) дополнений в нормативный акт, признанный неконституционным в отдельной его части. До принятия нового нормативного акта непосредственно применяется Конституция Российской Федерации". Этот законодательный фрагмент приводит Ю.Е. Пудовочкина к выводу о том, что "ссылки на решения Конституционного Суда как на обоснование принимаемых судом общей юрисдикции решений не предусмотрены Законом "О Конституционном Суде Российской Федерации", который прямо указывает, что в соответствующих случаях подлежат применению непосредственно нормы Конституции России" <10>.

<10> Пудовочкин Ю. Новый взгляд на источники уголовного права (рецензия на монографии: Ображиев К.В. Судебный прецедент в уголовном праве России. Ставрополь, 2002; Ибрагимов М.А., Ображиев К.В. Нормативные акты иных отраслей права как источники уголовного права. Ставрополь, 2005) // Уголовное право. 2006. N 3. С. 141 - 142.

Однако, как представляется, положения ст. 79 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" ничуть не препятствуют признанию решений Конституционного Суда РФ о неконституционности уголовно-правовых норм юридическими источниками уголовного права. Во-первых, постановление Конституционного Суда РФ обладает свойством самодостаточности, т.е. действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами (ч. 2 ст. 79 ФКЗ). Как указал КС РФ в своем Постановлении от 11 апреля 2000 г. N 6-П <11>, решение Конституционного Суда о неконституционности закона "ДЕЙСТВУЕТ НЕПОСРЕДСТВЕННО, И ПОТОМУ ОТМЕНА НЕ СООТВЕТСТВУЮЩЕГО КОНСТИТУЦИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ЗАКОНА ОРГАНОМ, ЕГО ПРИНЯВШИМ, НЕ ТРЕБУЕТСЯ, ТАК КАК ЭТОТ ЗАКОН СЧИТАЕТСЯ ОТМЕНЕННЫМ, ТО ЕСТЬ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ, С МОМЕНТА ОГЛАШЕНИЯ ПОСТАНОВЛЕНИЯ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ" (выделено нами. - К.О.). Таким образом, именно постановление Конституционного Суда РФ о неконституционности уголовно-правовой нормы вносит изменения в уголовное законодательство, выводит из него признанную не соответствующей Конституции РФ норму. Другое дело, что для восполнения пробела в УК РФ может понадобиться непосредственное применение конституционных положений. Однако это ничуть не умаляет нормативного значения решения Конституционного Суда РФ, поскольку именно оно "пробило брешь" в УК РФ, лишило уголовно-правовую норму юридической силы.

<11> Постановление Конституционного Суда РФ от 11 апреля 2000 г. N 6-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений пункта 2 статьи 1, пункта 1 статьи 21 и пункта 3 статьи 22 Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации" в связи с запросом Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации" // СЗ РФ. 2000. N 16. Ст. 1774.

Во-вторых, если следовать точке зрения Ю.Е. Пудовочкина, то все признанные не соответствующими Конституции РФ правовые нормы (включая уголовно-правовые) должны считаться нелегитимными с момента их принятия, так как они являлись изначально неконституционными. В таком случае решения Конституционного Суда РФ о неконституционности правовых норм действительно имели бы исключительно правоконстатирующий характер. Однако в соответствии с ч. 1 ст. 79 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" нормативные акты или отдельные их положения, признанные неконституционными, утрачивают юридическую силу с момента провозглашения решения Конституционного Суда РФ, что свидетельствует о правоустанавливающем характере такого решения. Разумеется, при этом решение, а точнее, содержащаяся в нем "негативная" уголовно-правовая норма может в соответствующих случаях иметь и ретроспективное действие (например, если признание уголовно-правовой нормы неконституционной улучшает положение лица, совершившего преступление). Тем не менее, даже в таких случаях обратной силой обладает именно решение Конституционного Суда РФ, но не Конституция РФ, так как ретроспективное действие свойственно только той уголовно-правовой норме, которая вступила в силу после возникновения конкретного уголовно-правового отношения <12>.

<12> Мадьярова А.В. Разъяснения Верховного Суда Российской Федерации в механизме уголовно-правового регулирования. СПб., 2002. С. 259.

Наконец, в-третьих, необходимо отметить, что именно решение Конституционного Суда РФ о признании уголовно-правовой нормы не соответствующей Конституции РФ, а не Конституция России будет выступать в качестве нормативного основания для отмены и неприменения аналогичных по содержанию норм (ч. 3 ст. 87 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации").

Итак, постановление Конституционного Суда РФ о признании уголовно-правовой нормы неконституционной имеет нормативный уголовно-правовой характер, что позволяет относить его к числу юридических источников уголовного права. В то же время было бы неверным считать, что значение решений Конституционного Суда РФ как юридических источников уголовного права ограничивается только так называемым негативным правотворчеством, равно как и полагать, что нормативные положения содержатся только в резолютивной части постановления КС РФ. Анализ решений Конституционного Суда РФ, предметом которых является вопрос о конституционности тех или иных положений УК РФ, приводит к выводу о том, что Суд в отдельных случаях формулирует новые "позитивные" уголовно-правовые нормы, которые находят воплощение в его правовых позициях.

Надо признать, что феномен правовых позиций Конституционного Суда РФ не получил в юридической науке общепринятой трактовки. Основной причиной для разногласий являются различные представления ученых о содержании правовых позиций Конституционного Суда РФ. Некоторые специалисты открыто признают и на многочисленных примерах доказывают, что содержание правовых позиций Конституционного Суда РФ не сводится только к толкованию Конституции России и проверяемых на предмет конституционности нормативных правовых актов, что в правовых позициях нередко формулируются положения, имеющие выраженный нормативный характер <13>. Другие ученые придерживаются мнения, что содержание правовых позиций Конституционного Суда РФ ограничивается (вернее, должно ограничиваться) общеобязательным официальным толкованием Конституции России и конституционного смысла отраслевого законодательства. Правда, при этом они сетуют на то, что фактически Конституционный Суд РФ нередко присваивает себе функции законодателя, а содержание некоторых правовых позиций явно выходит за рамки толкования Конституции России и отраслевого законодательства (т.е. все-таки признают нормативно-интерпретационное значение правовых позиций, хотя и считают это несовместимым с разделением властей) <14>.

<13> Баранов В.М. Технико-юридические проблемы формирования и реализации правовых позиций высших судебных инстанций современной России // Судебное правоприменение: проблемы теории и практики / Под ред. В.М. Сырых. М., 2007. С. 180; Бирюкова Л.Г. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации как источник права: вопросы теории и практики: Дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2004. С. 174; Витрук Н. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации: понятие, природа, юридическая сила и значение // Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 1999. N 3(28). С. 99; Гаджиев Х. Постановления Конституционного Суда Российской Федерации как источник права // Право и жизнь. 2000. N 26. С. 10; Зорькин В.Д. Прецедентный характер решений Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2004. N 12. С. 4 - 6.
<14> См., например: Байтин М.И. О юридической природе решений Конституционного Суда РФ // Государство и право. 2006. N 1. С. 8 - 10; Михлин А.С. Конституционный Суд: правовая природа решений и контроль за их исполнением // Право и политика. 2002. N 1. С. 83 - 86; Петрушев В.А. Юридическая природа актов судебного толкования права // Академический юридический журнал. 2000. N 1. С. 54.

Действительно, изучение практики Конституционного Суда РФ не оставляет сомнений в нормативно-интерпретационной природе его правовых позиций. Неизбежным спутником разрешения большинства дел о конституционности нормативных правовых актов является не только интерпретация, но и нормативная конкретизация отраслевых правовых норм. Признание нормативного правового акта неконституционным, равно как и подтверждение его конституционности, всегда опирается на интерпретацию КС РФ конституционных принципов и норм, а также на конституционно-правовой смысл оспариваемого нормативного правового акта. При этом "происходит конкретизация общих конституционных установлений, соприкоснувшихся с реальной жизнью права, формирование "живого" права - конституционного и иных правовых отраслей, что находит воплощение в правовых позициях Конституционного Суда" <15>. Подобная ситуация, в частности, имеет место, когда Конституционный Суд РФ признает оспариваемый нормативный правовой акт соответствующим Основному Закону только в строго определенном конституционно-правовом смысле, исключая таким образом иной вариант понимания и применения правовой нормы. Тем самым правовые позиции Конституционного Суда РФ снимают смысловую неопределенность оспариваемого правового положения, обеспечивают, по образному выражению Н.С. Бондаря, конституционную "рихтовку" отраслевого законодательства, т.е. его доведение до уровня требований конституционных принципов и ценностей без вторжения в букву закона <16>. Такая коррекция содержания отраслевых норм имеет самое непосредственное нормативное значение, что позволяет считать решения Конституционного Суда РФ юридическим источником не только "негативных", но и "позитивных" отраслевых норм, в том числе и уголовно-правовых.

<15> Лазарев Л.В., Морщакова Т.Г., Страшун Б.А. и др. Конституция Российской Федерации в решениях Конституционного Суда России. М., 2005. С. 4.
<16> Бондарь Н.С. Нормативно-доктринальная природа решений Конституционного Суда РФ как источников права // Журнал российского права. 2007. N 4.

В подтверждение сказанному приведем в пример Постановление Конституционного Суда РФ от 20 апреля 2006 г. N 4-П <17>. Предметом его рассмотрения явилась ч. 2 ст. 10 УК РФ, которая по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, не допускала в связи с изданием нового уголовного закона, смягчающего ответственность за преступление, снижение назначенного осужденному наказания ниже верхнего предела, установленного санкцией соответствующей статьи Особенной части УК РФ в редакции этого закона, причем даже в тех случаях, когда ранее назначенное наказание являлось минимальным или когда наказание на основании ст. 64 УК РФ было назначено ниже низшего предела. Такая практика была основана на предписаниях ч. 2 ст. 3 Федерального закона "О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации", которая предписывает привести меры наказания в отношении лиц, осужденных по УК РСФСР 1960 г. и не отбывших наказание, в соответствие с УК РФ 1996 г. только в тех случаях, когда назначенное судом наказание является более строгим, чем установлено верхним пределом санкции соответствующей статьи УК РФ.

<17> Постановление Конституционного Суда РФ от 20 апреля 2006 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности части второй статьи 10 Уголовного кодекса Российской Федерации, части второй статьи 3 Федерального закона "О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации", Федерального закона "О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации" и ряда положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, касающихся порядка приведения судебных решений в соответствие с новым уголовным законом, устраняющим или смягчающим ответственность за преступление, в связи с жалобами граждан А.К. Айжанова, Ю.Н. Александрова и других" // СЗ РФ. 2006. N 18. Ст. 2058.

Конституционный Суд РФ постановил признать ч. 2 ст. 10 УК РФ не противоречащей Конституции РФ, "поскольку содержащаяся в ней норма по своему конституционно-правовому смыслу... предполагает смягчение наказания, назначенного по приговору суда, в связи с изданием уголовного закона, смягчающего ответственность за преступление и имеющего обратную силу, в пределах, предусмотренных нормами как Особенной, так и Общей части Уголовного кодекса Российской Федерации в редакции этого закона". Как отметил Конституционный Суд РФ, "содержащееся в ней (в ч. 2 ст. 10 УК РФ. - К.О.) предписание о смягчении назначенного по приговору суда наказания в пределах, предусмотренных новым уголовным законом, предполагает применение общих начал назначения наказания, в силу которых в такого рода случаях смягчение наказания будет осуществляться в пределах, определяемых всей совокупностью норм Уголовного кодекса Российской Федерации - не только Особенной его части, но и Общей. Иное, ограничительное истолкование части второй статьи 10 УК Российской Федерации, а именно как допускающей возможность снижения назначенного осужденному наказания только до верхнего предела санкции соответствующей статьи Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации... не соответствует буквальному смыслу данной нормы и не вытекает из положений Конституции Российской Федерации, предопределяющих ее содержание и значение в системе действующего уголовно-правового регулирования". Исходя из этого, Суд указал, что "положение части второй статьи 10 Уголовного кодекса Российской Федерации о сокращении наказания в пределах, предусмотренных новым уголовным законом, в системной связи с частью первой той же статьи означает, что при приведении приговора в соответствие с новым уголовным законом - независимо от того, в какой процессуальной стадии решается данный вопрос, - подлежат применению все установленные Уголовным кодексом Российской Федерации в редакции этого закона правила, как общие, так и специальные, в соответствии с которыми вопрос о наказании разрешается при постановлении приговора, включая правила назначения наказания ниже низшего предела, при наличии смягчающих обстоятельств, а также при рецидиве преступлений".

Таким образом, своей правовой позицией Конституционный Суд РФ конкретизировал содержание ч. 2 ст. 10 УК РФ, четко предписал иной (соответствующий Конституции РФ) вариант ее понимания и применения, отличный от того, который доминировал на практике. При этом предписанный рассматриваемым Постановлением конституционно-правовой смысл ч. 2 ст. 10 УК РФ является общеобязательным, что исключает любое иное истолкование этой нормы. Следовательно, в соответствующих случаях правоприменительные органы обязаны применять ч. 2 ст. 10 УК РФ с учетом рассматриваемой правовой позиции Конституционного Суда РФ. Причем, как нетрудно заметить, вышеизложенная правовая позиция КС РФ имеет нормативный характер, так как она предписывает строго определенный вариант понимания и применения ч. 2 ст. 10 УК РФ, т.е. моделирует поведение субъектов уголовно-правовых отношений, оказывает на них нормативно-регулятивное воздействие.

Непосредственное уголовно-правовое нормативное значение имеет и правовая позиция, сформулированная Конституционным Судом РФ в Определении от 10 июля 2003 г. N 270-О <18>. Этим решением Суд признал, что ст. 10 УК РФ и п. 13 ст. 397 УПК РФ "не исключают возможность придания обратной силы законам иной отраслевой принадлежности в той мере, в какой этими законами ограничивается сфера уголовно-правового регулирования". Как указал Конституционный Суд РФ, "декриминализация тех или иных деяний может осуществляться не только путем внесения соответствующих изменений в уголовное законодательство, но и путем отмены нормативных предписаний иной отраслевой принадлежности, к которым отсылали бланкетные нормы уголовного закона...". Таким образом, Конституционный Суд РФ установил правила действия во времени уголовно-правовых норм, сформулированных бланкетным образом, т.е. создал новое "позитивное" уголовно-правовое предписание.

<18> Определение Конституционного Суда РФ от 10 июля 2003 г. N 270-О "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Курганского городского суда Курганской области о проверке конституционности части первой статьи 3, статьи 10 Уголовного кодекса Российской Федерации и пункта 13 статьи 397 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" // Вестник Конституционного Суда РФ. 2003. N 5.

Говоря об уголовно-правовом нормативном значении правовых позиций Конституционного Суда РФ, нельзя не упомянуть известное его Постановление от 2 февраля 1999 г. N 3-П <19>. В нем Суд постановил, что "с момента вступления в силу настоящего Постановления и до введения в действие соответствующего федерального закона, обеспечивающего на всей территории Российской Федерации каждому обвиняемому в преступлении, за совершение которого федеральным законом в качестве исключительной меры наказания установлена смертная казнь, право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей, наказание в виде смертной казни назначаться не может независимо от того, рассматривается ли дело судом с участием присяжных заседателей, коллегией в составе трех профессиональных судей или судом в составе судьи и двух народных заседателей". Таким образом, указанное Постановление установило дополнительное условие применения уголовно-правовой нормы о смертной казни, что, безусловно, свидетельствует о нормативном значении этого решения.

<19> Постановление Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1999 г. N 3-П "По делу о проверке конституционности положений статьи 41 и части третьей статьи 42 УПК РСФСР, пунктов 1 и 2 Постановления Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 года "О порядке введения в действие Закона Российской Федерации "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О судоустройстве РСФСР", Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях" в связи с запросом Московского городского суда и жалобами ряда граждан" // СЗ РФ. 1999. N 6. Ст. 867.

Перечень подобных примеров можно продолжить, однако и без этого вполне очевидно, что некоторые правовые позиции Конституционного Суда РФ имеют не только интерпретационную, но и нормативную уголовно-правовую природу, что дает основание признать соответствующие судебные решения юридическими источниками уголовного права. Причем в отличие от постановлений о неконституционности уголовно-правовых норм подобные решения Конституционного Суда, в которых сформулированы нормативные уголовно-правовые позиции, выполняют функцию "позитивного" регулирования уголовно-правовых отношений.

Таким образом, решения Конституционного Суда РФ можно считать юридическими источниками как "негативных", так и "позитивных" уголовно-правовых норм, что заставляет нас по-новому взглянуть на проблему источников отечественного уголовного права и, прежде всего, подвергнуть ревизии распространенные представления об уголовном законе как единственном юридическом источнике.