Правовой статус русской православной церкви в первые годы советской власти
Коробова Екатерина Геннадьевна, старший преподаватель кафедры государственного строительства и права Воронежского филиала Российской академии государственной службы.
С падением монархии изменялся не только механизм государства, структура управления Церковью тоже претерпевала существенные изменения. Происходило это потому, что в императорской России Церковь по сути была частью государственного аппарата, а теперь появились долгожданные условия для возвращения к традиционным формам управления. В июне 1917 г. Временное правительство упразднило пост обер-прокурора Святейшего синода, учрежденный Петром Великим при отмене патриаршества. В епархиях образовались исполнительные епархиальные комитеты из духовенства и мирян, без согласия которых в ряде мест архиереи были фактически лишены права совершать какие-либо административные акты и распоряжения. По инициативе таких комитетов созывались епархиальные съезды из представителей клира и мирян с целью преобразования бюрократического строя церковного управления. С весны 1917 г. вакантные епископские кафедры замещались в порядке свободного избрания тайным голосованием представителей клира и мирян на епархиальных съездах. В июне 1917 г. в Москве был созван Всероссийский съезд духовенства и мирян. Характерно, что "Съезд отверг идею отделения Церкви от государства и постановил, чтобы Православная церковь осталась на положении первенствующей, чтобы Церковь получала от государства правовую и материальную поддержку, чтобы Закон Божий был обязателен в школах и чтобы в руках Православной церкви оставались руководимые ею народные школы" <1>. Положение об отдалении, а не отделении Церкви от государства легло в основу соборного определения об отношениях между Церковью и государством. Постановления этого съезда во многом предопределили программу Собора. Важнейшим вопросом Собора стал: быть или не быть патриаршеству? Члены Собора все больше осознавали, что в случае прихода к власти воинственной антирелигиозной партии ее конкретным вождям должна противостоять не безликая коллегиальность, а Церковь, возглавляемая духовным вождем - патриархом. 5 ноября 1917 г. после нескольких туров тайного голосования и жеребьевки Патриархом Московским и всея Руси стал митрополит Тихон (Беллавин). Именно этому человеку досталось тяжелейшее бремя ответственности за Церковь в условиях разворачивающихся гонений на нее со стороны государственной власти.
<1> Кашеваров А.Н. Православная российская церковь и Советское государство (1917 - 1922). М.: Издательство Крутицкого подворья. Общество любителей церковной истории, 2005. С. 75.В условиях нового государственного строя с докладом на тему о правовом положении Церкви в государстве 15 ноября 1917 г. перед Собором выступил профессор С.Н. Булгаков. По его мнению, "должно быть осуждено, отвергнуто и признано абсурдным то, что называется отделением Церкви от государства, предоставление государству исключительно мирского господства и уход Церкви куда-то в пространство, вне истории и вне жизни... В смысле внутреннем и религиозном нельзя допустить отделения Церкви от государства: Церковь не может отказаться быть светом миру, не изменив себе" <1>. По докладу С.Н. Булгакова Собор принял 2 декабря 1917 г. Определение "О правовом положении Православной российской церкви", согласно которому за Русской православной церковью признавался статус государственной со всеми вытекающими отсюда последствиями, но при условии свободного внутреннего самоопределения Церкви. Будто в ответ на это Определение 11 декабря 1917 г. на обсуждение в Совет народных комиссаров был внесен вопрос об издании Декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Декрет был принят 23 января 1918 г. и гарантировал всем гражданам свободу исповедовать любую религию или не исповедовать никакую. "Действительный смысл Декрета, - пишет Ричард Пайпс в своей трилогии "Русская революция", - означал смертный приговор церковным учреждениям" <2>. Отныне Русская православная церковь теряла статус юридического лица, лишалась права собственности и права приобретать ее. Духовенство, таким образом, оставалось без всяких средств к существованию. "Церковно-правовые акты Русской православной церкви после 1917 г. не были обязательными для государства, тем не менее оставались обязательными для членов Церкви" <3>, - отмечают современные исследователи Е.П. Гаранова и Е.В. Кискин. На этой почве, считают они, возникли юридические коллизии, которые носят межсистемный характер, т.е. коллизии между каноническим и светским правом. 24 августа 1918 г. народным комиссаром юстиции Д.И. Курским была подписана Инструкция о порядке проведения в жизнь Декрета от 23 января. Инструкция была составлена без учета мнения Церкви и еще более ужесточала ее положение, лишая тех немногих свобод, которые к тому времени еще оставались. Исходные идеи отношения нового государства к Церкви были отражены в статье "Советская политика в религиозном вопросе", написанной П.А. Красиковым, руководившем с мая 1918 г. осуществлением церковной политики советской власти. В этой статье церковная организация рассматривалась как часть старого государственного аппарата классового господства помещиков и капиталистов, как орудие управления и господства эксплуататорских классов над трудящимися классами <4>. 8 мая 1918 г. Совнарком постановил образовать при Народном комиссариате юстиции особый, постоянно действующий отдел для руководства делом отделения Церкви от государства. Так возник VIII отдел НКЮ. Вопреки Декрету от 23 января 1918 г. VIII отдел фактически присвоил себе право истолковывать вероучение и каноны Православной церкви. Выступая против церковного почитания святых мощей, отдел обвинил духовенство "в отступлении от догматов православной религии и соборных постановлений" и утверждал, что "нельзя усмотреть ни одного сколько-нибудь авторитетного с точки зрения официальной православной религии указания, что церковь подобные предметы (мощи) предписывает считать предметами, предназначенными для богослужебных целей" <5>. Началась "мощейная эпопея", в ходе которой кощунственно вскрывались святые мощи и закрывались монастыри, где они покоились. Журнал "Революция и Церковь" регулярно публиковал сводки о закрываемых "черных гнездах", т.е. православных монастырях <6>. Параллельно с "мощейной эпопеей" развернулась кампания по изъятию ценностей из храмов и монастырей. Эта экспроприация проводилась под лозунгом сбора средств в помощь жертвам голода, начавшегося во второй половине 1921 г. и охватившего более 22 млн. человек. При этом нужно учитывать тот факт, что Церковь сама осуществляла благотворительную деятельность, ибо социальное служение - это одна из основных сфер ее деятельности. Патриарх Тихон в своем Воззвании к духовенству и верующим по поводу изъятия церковных ценностей от 15(28) февраля 1922 г. говорит: "Еще в августе 1921 г., когда стали доходить до Нас слухи об этом ужасающем бедствии, Мы, почитая своим долгом прийти на помощь страждущим духовным чадам нашим, обратились с посланиями к главам отдельных христианских Церквей (православным патриархам, Римскому Папе, архиепископу Кентерберийскому и епископу Нью-Йоркскому) с призывом, во имя христианской любви, произвести сборы денег и продовольствия и выслать их вымирающему от голода населению Поволжья. Тогда же был основан Нами Всероссийский церковный комитет помощи голодающим, и во всех храмах и среди отдельных групп верующих начались сборы денег, предназначающихся на оказание помощи голодающим. Но подобная церковная организация была признана советским правительством излишней и все собранные Церковью денежные суммы потребованы к сдаче (и сданы) правительственному комитету" <7>. Патриарх призывал паству отдавать для помощи голодающим неосвященные предметы, которые не имеют богослужебного употребления, но говорил о том, что "Мы не можем одобрить изъятие из храмов <...> священных предметов, употребление которых не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею как святотатство" <8>. Вообще, в первые годы советской власти, выпавшие на долю патриарха Тихона, были временем коренной ломки старых устоев государственно-церковных отношений и поиска компромиссов со стороны Церкви.
<1> Кашеваров А.Н. Указ. соч. С. 83.<2> Пайпс Р. Русская революция: В 3-х кн. Кн. 3. Россия под большевиками. 1918 - 1924. М.: Захаров, 2005. С. 436.
<3> Гаранова Е.П. Правовой режим церковного имущества: межсистемные коллизии канонического и светского права (1917 - 1929 гг.) // История государства и права. 2007. N 20. С. 21.
<4> Кашеваров А.Н. Указ. соч. С. 95 - 96, 119, 132, 153.
<5> Там же. С. 193.
<6> Там же. С. 200.
<7> Послание архипастырям, пастырям и всем верным чадам Церкви российской от 15(28) февраля 1922 г. // Тихон святитель, Патриарх Московский. Архипастырь страждущей Руси: Слова, послания, письма / Святитель Тихон, Патриарх Московский. М.: Издательство сестричества во имя святителя Игнатия Ставропольского, 2004. С. 186.
<8> Послание архипастырям, пастырям и всем верным чадам Церкви российской от 15(28) февраля 1922 г. // Тихон святитель, Патриарх Московский. Архипастырь страждущей Руси: Слова, послания, письма / Святитель Тихон, Патриарх Московский. М.: Издательство сестричества во имя святителя Игнатия Ставропольского, 2004. С. 188.
Первые месяцы существования советской власти, ознаменовавшиеся кощунственными высказываниями и действиями, жертвами среди духовенства и верующих, показали, насколько далека политика нового государства от невмешательства в дела Церкви. Реакцией со стороны Церкви стало выпущенное 19 января (2 февраля) 1918 г. патриархом Тихоном Послание архипастырям, пастырям и всем чадам Православной церкви российской, которое атеистически настроенные исследователи назвали "анафемой большевикам и советской власти" <1>. Действительно, патриаршее Послание от 19 января официально провозглашало начало противостояния Церкви политике советской власти в религиозной области. Однако это Послание было именно защитной реакцией Церкви на насилие со стороны государства: "Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной" <2>. Буквально через месяц Патриархом и Священным синодом было принято Постановление, содержащее нормы, регулирующие организацию мероприятий по самозащите Церкви: "3. При всех приходских и бесприходских церквах надлежит организовывать из прихожан союзы (коллективы), которые должны защищать святыни и церковное достояние от посягательства.
<1> Кашеваров А.Н. Указ. соч. С. 114.<2> Тихон святитель, Патриарх Московский. Послание архипастырям, пастырям и всем верным чадам Церкви российской от 19 января (2 февраля) 1918 г. // Тихон святитель, Патриарх Московский. Указ. соч. С. 112.
- Союзы эти должны иметь просветительские и благотворительные задачи и именования, они могут быть под председательством мирянина или священника, но не должны называться церковными или религиозными, т.к. всякие церковные или религиозные общества лишены новым Декретом прав юридического лица.
- В крайних случаях союзы эти могут заявлять себя собственниками церковного имущества, чтобы спасти его от перехода в руки неправославных или даже иноверцев. Пусть храм и церковное достояние останутся в руках людей православных, верующих в Бога и преданных Церкви" <1>. К сожалению, юридически бесправная, Церковь не могла в реальной жизни противостоять государству <2>. 26 октября патриарх Тихон обращается к Совету народных комиссаров: "Вы обещали свободу... Великое благо - свобода, если она правильно понимается как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы не дали: во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств, грабежей заключается дарованная вами свобода. Все проявления как истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами беспощадно. Это ли свобода, когда никто без особого разрешения не может привезти себе пропитание, нанять квартиру; когда семьи, а иногда население целых домов выселяются, а имущество выкидывается на улицу; и когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые отданы на голод и разграбление? Это ли свобода, когда никто не может высказать открыто свое мнение, без опасения попасть под обвинение в контрреволюции? Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своей кровью мученичества многие смелые церковные проповедники; голос общественного и государственного осуждения и обличения заглушен; печать, кроме узко большевистской, задушена совершенно. Особенно больно и жестоко нарушение свободы в делах веры. Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и ее служителей, злобные богохульства и кощунства". Свобода от засилья светской власти, которую Церковь ждала весь Синодальный период своего существования, так и не наступила. Причем не стоит связывать эту несвободу исключительно с большевистским режимом. Еще в апреле 1917 г. при Временном правительстве епископ Новгородский Алексий (Симанский), будущий Патриарх, писал своему духовнику: "Нас смущал цезарепапизм, но разве лучше демопапизм или, видите, охлопапизм, т.е. засилье черни в делах Церкви? <...> Да и вообще-то, есть ли хотя малейшее основание надеяться на то, что Церковь будет свободной?! <...> Кому придется принять крест управления Московской Церковью? Не Вам ли? Это будет подлинно крест. Пока Вы здесь - Вы спокойны, что назначены закономерным, традиционным способом и утверждены Помазанником Божиим. А теперь? Издают рескрипт и дают клобук от исполнительного Комитета (?) Совета рабочих депутатов? Все перепуталось, и, заметьте, как все забыли Бога! Ведь о Нем нет упоминания нигде из уст нового правительства. Армия! Один ужас! Простите меня за такое беспорядочное нагромождение мыслей. Но я ужасно болею душою. Ужасно сознавать, что Церковь находится под игом правительства. Где же возвещенная ей свобода?" <3>.
<2> Тихон святитель, Патриарх Московский. Послание к Совету народных комиссаров от 13(26) октября 1918 г. // Тихон святитель, Патриарх Московский. Указ. соч. С. 162 - 163.
<3> Письма патриарха Алексия своему духовнику. М.: Издание Сретенского монастыря, 2000. С. 32 - 34.
Свобода Церкви предполагает ее аполитичность. Принцип аполитичности разделяли многие видные иерархи. Так, епископ Тобольский Гермоген (Долганов) в проповеди, произнесенной в Вербное воскресенье 1918 г., говорил: "Я никогда великое, святое дело учения Христа не положу к подножию той или иной политической партии" <1>. Буквально через две недели он был арестован за то, что во время крестного хода в Тобольске благословил дом, где находился Николай II со своей семьей, а 16 июня 1918 г. был утоплен в р. Туре. 17 июня 1918 г. был арестован, а 20 июня закопан в землю живым вблизи г. Перми архиепископ Пермский Андроник (Никольский). Поводом для ареста послужило то, что 9 мая во время крестного хода в Перми владыка отлучил от Церкви кощунников, разоряющих храмы. Среди бумаг, оставшихся от покойного архипастыря, был найден конспект проповеди, в которой он разъяснял свою позицию: "Контрреволюция, политика - не мое дело, ибо погибшая Россия не спасется в нашей взаимной грызне от отчаянности" <2>. Митрополит Петроградский Вениамин, расстрелянный в 1922 г., писал, обращаясь летом 1918 г. к духовенству: "Всякая политика, как реакционная, так и модная прогрессивная, должна быть чужда вас. Пастыри не с аристократией, плутократией или демократией, не с буржуями или пролетариями, но со всеми и для всех верующих" <3>. Окончательно и определенно позиция аполитичности и гражданской лояльности Церкви по отношению к советской власти была высказана в Послании патриарха от 8 октября (25 сентября) 1919 г.: "Мы, служители и глашатаи Христовой истины, подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению советского строя. Но мы с решительностью заявляем, что такие заявления несправедливы: установление той или иной формы правления дело не Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение. <...> Указывают на то, что при перемене власти служители Церкви иногда приветствуют эту смену колокольным звоном, устроением торжественных богослужений и разных церковных празднеств. Но если это и бывает где-либо, то совершается или по требованию самой новой власти или по желанию народных масс, а вовсе не по почину служителей Церкви, которые по своему сану должны стоять выше и вне всяких политических интересов, должны помнить канонические правила святой Церкви, которыми она возбраняет своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать к каким-либо политическим партиям и тем более делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций. Помните же, отцы и братья, и канонические правила, и завет святого апостола: "остерегайтесь производящих разделения и соблазны", уклоняйтесь от участия в политических партиях и выступлениях, "повинуйтесь всякому человеческому начальству" в делах мирских (Петр. 2, 13), не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию, ибо Богу, по апостольскому же наставлению, должно повиноваться более, чем людям (см. Деян. 4, 19; Гал. 1, 10)" <4>. Следует особо подчеркнуть, что Послание было составлено во время апогея наступления войск генерала А.И. Деникина, которые находились уже между Курском и Тулой, а в Москве ожидали их прихода со дня на день. Именно в этот непростой момент патриарх Тихон сделал принципиальное заявление о позиции Церкви в политическом вопросе. Князь Григорий Трубецкой в своем эссе 14 мая 1925 г., посвященном памяти Св. Патриарха Тихона, писал: "Я ехал на юг, в Добровольческую армию, рассчитывал увидеть всех, с кем связывалась надежда на освобождение России. Я просил разрешения св. патриарха передать от его имени, разумеется в полной тайне, благословение одному из таких лиц, но патриарх в самой деликатной и в то же время твердой форме сказал мне, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России, он хочет не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику" <5>.
<1> Цыпин В., прот. Русская церковь (1917 - 1925) / Протоиерей Владислав Цыпин. М.: Издание Сретенского монастыря, 1996. С. 102.<2> Цыпин В., прот. Указ. соч. С. 104.
<3> Кашеваров А.Н. Указ. соч. С. 297 - 298.
<4> Тихон святитель, Патриарх Московский. Послание православному клиру и мирянам от 25 сентября (8 октября) 1919 г. // Святитель Тихон, Патриарх Московский. Указ. соч. С. 175 - 176.
<5> Трубецкой Г. Памяти св. патриарха Тихона / Князь Григорий Трубецкой // Святитель Тихон, Патриарх Московский. Указ. соч. С. 193.
Утратив свой прежний статус государственной, Русская православная церковь сразу оказалась в непривычных для нее условиях. Церковь родилась на Руси по инициативе государственной власти и всю историю существования в России чувствовала на себе отеческую опеку государства. С приходом к власти большевиков Церковь не только потеряла привычное покровительство государства, но и приобрела настоящего врага в лице последнего. Нормативно-правовые акты Советского государства в отношении Русской православной церкви отличались крайней непоследовательностью. Декретом от 23 января 1918 г. Церковь была отделена от государства, но затем этот Декрет многократно нарушался самим же государством в ходе "мощейной эпопеи" и изъятия церковных ценностей. "Советские власти предпочли интерпретировать отделение церкви от государства в том смысле, что духовенство не может действовать организованно, то есть как единая общенациональная церковь" <1>, - отмечает американский исследователь Ричард Пайпс. В результате Русская православная церковь оказалась в небывалых для нее условиях - государство фактически поставило ее в нелегальное положение. Несмотря на это, патриарху Тихону и многим другим иерархам Церкви хватило мужества заявить о своей аполитичности и остаться в стороне от попыток нового государственного переворота.
<1> Пайпс Р. Русская революция: В 3-х кн. Кн. 3. Россия под большевиками. 1918 - 1924. М.: Захаров, 2005. С. 437.