Мудрый Юрист

Переработка добросовестная и недобросовестная

Ровный Валерий Владимирович, доктор юридических наук, профессор (Иркутск).

После выхода в свет моей статьи о переработке <1> вопросы добросовестности и недобросовестности переработчика, предрешающие различные правовые последствия, ввиду неоднозначности их понимания и трактовки хотелось бы рассмотреть отдельно. Я с большим удовольствием делаю это теперь в рамках настоящего сборника и, пользуясь случаем, сердечно поздравляю юбиляра - дорогого учителя и друга.

<1> См.: Ровный В.В. Переработка как основание возникновения права собственности // Гражданское законодательство. Вып. 27 / Под ред. А.Г. Диденко, Е.А. Беляневич. Алматы, 2007. С. 193 - 220.

I. Общие положения

Характеристика добросовестности и недобросовестности как реквизитов, используемых в абз. 2 п. 1 и в п. 3 ст. 220 ГК РФ, в литературе не является однозначной; подчас же этому вопросу и вовсе не уделяется должного внимания. Ю.К. Толстой считает, что переработчик добросовестен, если до завершения переработки не знал и не должен был знать об использовании чужого материала <2>. Добросовестность переработчика, по мнению Е.А. Суханова, основывается на договоре между собственником материала и переработчиком или предположении последнего о том, что он является собственником материала, напротив, недобросовестным будет тот переработчик, который воспользовался чужим материалом без согласия собственника <3>. У В.И. Емельянова добросовестность и недобросовестность в ст. 220 ГК должны пониматься как и в ст. 302 ГК, поскольку в том и в другом случае регулируются последствия добросовестного и недобросовестного завладения чужим имуществом; исходя из этого изготовителя новой вещи в ст. 220 ГК следует считать недобросовестным, если он, совершая действия, в результате которых материалы вышли из владения собственника, знал или должен был знать о праве собственности другого лица на это имущество <4>. По мнению К.М. Ильясовой, добросовестный переработчик не знает и не должен знать о том, что используемый материал не является его собственным <5>. Некоторые комментарии ст. 220 ГК и вовсе оставляют открытыми вопросы недобросовестности и добросовестности. Так, А.А. Рубанов подчеркивает, что ни та, ни другая категория законодателем не раскрывается, сам же при этом ограничивается переадресовкой к п. 3 ст. 10 ГК и общей презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений, действующей во всех случаях, когда защита прав зависит от добросовестности их осуществления <6>. С.В. Артеменков, оставляя в стороне анализ добросовестности в абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК, указывает на то, что недобросовестные действия переработчика в п. 3 ст. 220 ГК могут выражаться не только в завладении чужими материалами путем совершения кражи, мошенничества и других корыстных преступлений, но и в результате совершения сделок под влиянием насилия, угрозы или обмана, заблуждения и т.д. <7>. Перечень мнений, разумеется, можно продолжить, но прежде чем обратиться к осмыслению добросовестности и недобросовестности переработчика, надлежит сделать несколько общих замечаний, исходя из формального обращения к нормам ст. 220 ГК.

<2> См.: Гражданское право: Учебник. Ч. 1 / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. М., 1996. С. 306.
<3> См.: Гражданское право: Учебник. В 4 т. Т. 2 / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2005. С. 42.
<4> См.: Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002. С. 92.
<5> См.: Гражданское право / Под ред. М.К. Сулейменова, Ю.Г. Басина. Алматы, 2000. Т. 1. С. 525.

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации: В 3 т. Т. 1. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина) включен в информационный банк согласно публикации - Юрайт-Издат, 2007 (издание третье, переработанное и дополненное).

<6> См.: Гражданский кодекс Российской Федерации, часть первая: Науч.-практ. коммент. / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина, В.П. Мозолина. М.: Бек, 1996. С. 358, 360.
<7> См.: Научно-практический комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Под ред. В.П. Мозолина, М.Н. Малеиной. М., 2004. С. 467.
  1. Для правового регулирования последствий переработки законодатель использует признаки добросовестности (абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК) и недобросовестности (п. 3), связывая, таким образом, правовые последствия в одном случае с явлением позитивного порядка, а в другом - негативного. Юридически значимые признаки добросовестности и недобросовестности имеют отношение к поведению переработчика. Особенности поведения собственника материала для целей ст. 220 ГК юридически иррелевантны, но могут иметь значение в другом отношении и с точки зрения других правил (в частности, при предъявлении собственником утраченного и еще не переработанного материала виндикационного иска, для удовлетворения которого имеет значение, каким образом данный материал выбыл из владения собственника прежде чем оказался у добросовестного приобретателя - п. 1 ст. 302 ГК).

Добросовестность и недобросовестность связываются с неодинаковыми обстоятельствами. В абз. 2 п. 1 речь идет о добросовестном незаконном владении чужим материалом и его добросовестной переработке, при этом добросовестность имеет значение только в связи с двумя другими юридическими фактами: добросовестная переработка чужого материала порождает у переработчика право на результат, если она осуществлена для личных целей переработчика, а ее стоимость существенно превышает стоимость материалов. Напротив, в п. 3 речь идет о недобросовестном незаконном изъятии чужого материала, владении им и его переработке, т.е. о специфической причине (частном случае) его перехода из владения собственника в незаконное владение переработчика и последующей (в результате переработки) утрате собственником права на данный материал.

Термины "добросовестность" и "недобросовестность" используются в п. п. 1 и 3 и не используются в п. 2 ст. 220 ГК, при этом п. 2 дополняет только п. 1 и не применяется в связи с п. 3. Следовательно, добросовестность и недобросовестность имеют разное значение и неодинаковое проявление в рамках двух функций переработки - вещной и обязательственной. Так, добросовестное незаконное владение чужим материалом и его добросовестная переработка - реквизит, который наряду с двумя другими реквизитами влечет для переработчика возникновение права (на результат переработки) и одновременно обязанности (возместить собственнику материала его стоимость) (абз. 2 п. 1, п. 2 ст. 220 ГК). В свою очередь, недобросовестное изъятие чужого материала, владение им и его переработка влекут для переработчика троякий негативный эффект в виде: a) последующей виндикации собственником материала результата переработки + b) отсутствия права на возмещение стоимости переработки + c) необходимости возмещения собственнику материала причиненных убытков (п. 3 ст. 220 ГК).

  1. Законодатель не определяет используемые в ст. 220 ГК категории добросовестности и недобросовестности. Аналогичным образом он поступает в абз. 1 п. 1 ст. 234 ГК, иначе - в п. 1 ст. 302 и в ч. 1 ст. 303 ГК. Однако с расхожим толкованием добросовестности и недобросовестности в ст. 220 ГК посредством обращения соответственно к ст. ст. 302 и 303 ГК согласиться нельзя: регулируемые этими нормами отношения лишены необходимой для аналогии закона степени сходства (п. 1 ст. 6 ГК), а потому и искомые категории нуждаются в собственном их анализе.

A) Сходство сфер применения правил абз. 2 п. 1 ст. 220 и ст. 302 ГК обеспечивают два признака: a) каждое из них регулирует конфликт между собственником, утратившим владение своим имуществом, и незаконным владельцем данного имущества; b) в процессе преодоления данного конфликта предпочтение отдается не собственнику, а интересам его оппонента.

Далее идут различия. Так, ст. 220 расположена в гл. 14 ГК, а абз. 2 ее п. 1 предусматривает первоначальный поименованный способ приобретения права собственности. Право на стороне переработчика в отношении результата переработки чужого материала возникает впервые и в ущерб интересам собственника данного материала, который утрачивает право на переработанный (а значит, прекративший свое существование) материал. Поэтому в абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК незаконное владение переработчика одной вещью (материалом) преобразуется в право собственности на другую - новую движимую - вещь (результат переработки первой). Поскольку право собственника материала во всяком случае прекращается, преобразуясь в его вещное право на результат переработки (абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК) или в обязательственное право на возмещение стоимости переработанного материала (абз. 2 п. 1, п. 2 ст. 220 ГК), постольку в этом смысле право на материал ограничений не претерпевает. В силу абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК переработчик становится собственником результата при наличии фактического состава, состоящего из: a) добросовестности + b) осуществления переработки для себя + c) существенного превышения стоимости последней над стоимостью материала. Право собственности возникает в момент накопления всех указанных фактов, а поскольку ст. 220 ГК имеет дело только с движимой вещью, обязательную роль судебного решения и регистрации (права) здесь можно как-то связать только с гипотетическими случаями, когда создаются те движимые вещи, право на которые подлежит регистрации по закону (п. 2 ст. 130 ГК).

Напротив, ст. 302 ГК, расположенная в гл. 20 ГК, формулирует первоначальный непоименованный способ приобретения права собственности, окончательная определенность в отношении которого наступила только с появлением абз. 2 п. 2 ст. 223 ГК. В силу п. 1 ст. 302 ГК право на стороне добросовестного приобретателя (вещи от неуправомоченного отчуждателя), хотя и возникает не впервые, не зависит от предыдущего права собственности. В п. 1 ст. 302 ГК незаконное владение приобретателя трансформируется в право собственности при неизменности объекта - движимой или недвижимой вещи, при этом возникновение права на спорную вещь неразрывно связано с идеей ограничения права прежнего собственника данной вещи: a) совокупность условий, названных в п. 1 ст. 302 ГК, отдает предпочтение фигуре приобретателя, которого закон защищает от самого собственника, оставляя виндикационный иск последнего без удовлетворения; b) приобретатель вещи, уплативший покупную цену неуправомоченному отчуждателю и при наличии совокупности названных в п. 1 ст. 302 ГК условий ставший ее собственником, не обязывается к каким-либо выплатам в пользу бывшего ее собственника. В силу п. 1 ст. 302 ГК право собственности возникает при ином наборе условий: a) выбытие вещи из владения собственника по его воле + b) отчуждение данной вещи неуправомоченным лицом приобретателю + c) возмездность приобретения + d) состоявшаяся передача вещи + e) добросовестность приобретателя. Иногда (в отношении недвижимости) требуются также: f) судебное решение (об отказе в удовлетворении виндикационного иска на основании ст. 302 ГК) + g) государственная регистрация права (абз. 2 п. 2 ст. 223 ГК). Приобретатель становится собственником движимой вещи в момент накопления всех реквизитов, названных в п. 1 ст. 302 ГК, а недвижимости (и иного подлежащего государственной регистрации имущества) - в момент государственной регистрации права (абз. 2 п. 2 ст. 223 ГК).

Как видно из сказанного, основание возникновения незаконного владения чужим материалом лежит за рамками абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК, а потому абстрактно, напротив, п. 1 ст. 302 ГК имеет дело с вполне определенным основанием - отчуждательной сделкой неуправомоченного отчуждателя и приобретателя. Таким образом, оригинальность правила абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК - в особенности трансформации незаконного владения в право собственности, которая: a) покоится на абстрактном основании возникновения незаконного владения (материалом); b) предполагает два разных объекта (материал и результат его переработки) и связывается с использованием незаконным владельцем первого объекта для получения второго. Можно поэтому предположить, что именно две причины - абстрактность основания возникновения незаконного владения материалом и продолжительность такого владения (с момента его возникновения и вплоть до завершения переработки) - и обусловливают оценочный (т.е. никак не расшифровываемый законодателем) характер добросовестности в абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК, отдающей при наличии других реквизитов предпочтение фигуре переработчика и его деятельности по переработке чужого материала перед фигурой собственника и его правом на данный материал.

B) Сходство правил п. 3 ст. 220 и ст. 303 ГК обеспечивает конструкция виндикационного иска и связанных с ним расчетов при возврате имущества из незаконного владения. Однако поскольку правило п. 3 ст. 220 ГК посвящено недобросовестному незаконному изъятию чужого материала, владению им и его переработке, это само по себе: a) обеспечивает наличие недобросовестного незаконного владения не только изъятым материалом, но и результатом его переработки, следовательно, b) при предъявлении собственником материала виндикационного иска в отношении результата переработки исключает применение п. 1 ст. 302 ГК, ограничивающего удовлетворение данного иска, c) имеет значение для расчетов при возврате результата переработки из незаконного владения. Как видно из этого, правило п. 3 ст. 220 ГК посвящено специфической причине (частному случаю) незаконного недобросовестного владения, в то время как ст. 303 ГК, только и имеющая дело с расчетами при возврате имущества из незаконного владения, - незаконному владению (недобросовестному и добросовестному) безотносительно к причинам и особенностям его возникновения <8>. Поэтому недобросовестность на уровне частного требует самостоятельного анализа и не подлежит объяснению при помощи формулы недобросовестности, относящейся к общему.

<8> Статья 303 ГК, дополняющая общее правило ст. 301 ГК, дополняет и правило о том частном случае виндикации, которому посвящен п. 3 ст. 220 ГК. Возможность применения правил ст. 303 ГК к отношениям, регулируемым п. 3 ст. 220 ГК, обеспечивает необходимый баланс интересов участников виндикационного спора. Как верно то, что в условиях п. 3 ст. 220 ГК недобросовестный переработчик (ответчик) не имеет права на возмещение стоимости переработки, к тому же сам обязан возместить собственнику материала (истцу) убытки, причиненные изъятием материала, столь же справедливо другое: поскольку ответчик был недобросовестным уже на момент изъятия чужого материала, истец при истребовании результата его переработки имеет право на возврат или возмещение всех доходов, которые ответчик извлек или должен был извлечь за все время владения данным результатом; в свою очередь, ответчик вправе требовать от истца за этот же период возмещения произведенных им в отношении данного результата необходимых затрат (ч. ч. 1 и 2 ст. 303 ГК). Поэтому, если истец требует возмещения убытков (п. 3 ст. 220 ГК) и всех доходов (ч. 1 ст. 303 ГК), а ответчик - необходимых затрат (ч. 2 ст. 303 ГК), такие требования при условии, если они являются встречными и однородными, подлежат зачету (ст. 410 ГК).
  1. Согласно ст. 220 ГК всякий добросовестный переработчик может быть двух видов: квалифицированным (если он осуществил переработку для себя, при этом ее стоимость существенно превышает стоимость переработанного материала - абз. 2 п. 1) и простым (во всех остальных случаях). Всякий недобросовестный переработчик также может быть двух видов: квалифицированным (если его недобросовестность связывается с изъятием чужого материала для последующей его переработки - п. 3) и простым (во всех остальных случаях). Поэтому существуют два типа переработчиков (добросовестный и недобросовестный) и два вида того и другого типа (простой и квалифицированный), а также два вида вещно-правовых последствий (в зависимости от того, на чьей стороне возникает вещный эффект) и два вида последствий обязательственных (возмещение стоимости переработки или материалов, а иногда и убытков). Исходя из этого, категории добросовестности и недобросовестности выполняют в ст. 220 ГК двуединую функцию - дифференцируют и противопоставляют друг другу разных переработчиков и правовые последствия их деятельности.

Но это далеко не все. Дело в том, что добросовестность в абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК используется в контексте особой - поощрительной (стимулирующей) меры, поскольку в условиях конфликта интересов собственника материала и переработчика она совместно с двумя другими реквизитами и в обход общего правила абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК обеспечивает возникновение вещного эффекта на стороне переработчика. Таким образом, категория добросовестности используется также для противопоставления друг другу переработчика (и возникшего у него права на результат переработки) и собственника материала (и утраченного им права на материал). Посредством ее использования подчеркивается привилегированный статус переработчика, объясняется возникновение на его стороне вещного эффекта (и тем самым снимается конфликт между субъектами "старого" и "нового" права - собственником материала и собственником результата его переработки), гарантируется баланс интересов участников гражданского оборота в процессе правового регулирования отношений собственности. В свою очередь, недобросовестность в п. 3 ст. 220 ГК используется в контексте специфической санкции в отношении переработчика, а если исходить из указанной обязанности возместить убытки - меры гражданской ответственности за совершенное им правонарушение, в результате которого собственник вначале утрачивает владение своим материалом, а после его переработки - и право собственности на него. Следовательно, категория недобросовестности также используется для противопоставления друг другу переработчика и собственника материала в условиях, когда первый претерпевает наиболее неблагоприятные последствия (во всяком случае, лишается права на возмещение стоимости переработки и обязывается к возмещению убытков, причиненных собственнику материала). Таким образом, категории добросовестности и недобросовестности используются в ст. 220 ГК в рамках двух крайних ситуаций, в контексте двух противоположных по направленности мер (поощрения и наказания переработчика), в целях обеспечения наибольшей полярности (максимального контраста) владельческих ситуаций и объяснения соответствующих правовых последствий.

                     ----------------------¬
-------------+ Переработчик +-----------¬
¦ L--T------------T------ ¦
V V V V
-------------T--------------T-------------------T-------------------¬
¦квалифициро-¦простой недоб-¦простой добросо- ¦квалифицированный ¦
¦ванный не- ¦росовестный ¦вестный (лицо, ¦добросовестный ¦
¦добросовест-¦(иные случаи ¦добросовестность ¦(лицо, добросо- ¦
¦ный (лицо, ¦недобросо- ¦которого не ¦вестность которого ¦
¦недобросо- ¦вестности ¦сопряжена с ¦сопряжена с ¦
¦вестно ¦переработчика)¦квалифицирующими ¦квалифицирующими ¦
¦изъявшее и ¦ ¦признаками, ¦признаками, ¦
¦переработав-¦ ¦указанными в ¦указанными в ¦
¦шее чужой ¦ ¦абз. 2 п. 1 ст. 220¦абз. 2 п. 1 ст. 220¦
¦материал) ¦ ¦ГК) ¦ГК) ¦
L-------T----+----------T---+--------T----------+-------T------------
V V V V
------------------T--------------------------T----------------------¬
¦п. 3 ст. 220 ГК ¦ абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК ¦абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК¦
L-------T---------+-----------T--------------+----------T------------
V V V
------------------T----------------------------¬ -------------------¬
¦вещный эффект в вещный эффект в отношении ¦ ¦вещный эффект в ¦
¦отношении резуль-¦результата возникает на ¦ ¦отношении резуль- ¦
¦тата возникает на стороне собственника мате- ¦ ¦тата возникает ¦
¦стороне собствен-¦риала (если иное не ¦ ¦на стороне ¦
¦ника материала предусмотрено договором) ¦ ¦переработчика ¦
L-------T---------+-----------T----------------- L------T------------
V V V
------------------¬-------------------------------------------------¬
¦п. 3 ст. 220 ГК ¦¦ п. 2 ст. 220 ГК ¦
L-------T----------L----------T-------------------------T------------
V V V
------------------¬-----------------------------T-------------------¬
¦переработчик ¦¦собственник материала обязан переработчик обязан¦
¦обязан возместить¦¦возместить переработчику ¦возместить собст- ¦
¦собственнику ма- ¦¦стоимость переработки веннику материала ¦
¦териала все при- ¦¦(если иное не предусмотрено ¦его стоимость (если¦
¦чиненные ему ¦¦договором) иное не предусмот- ¦
¦убытки ¦¦ ¦рено договором) ¦
L------------------L----------------------------+--------------------
  1. Наконец, остановимся на моменте возникновения состояний добросовестности и недобросовестности переработчика, а также на необходимой и достаточной для обеспечения соответствующих правовых последствий продолжительности существования этих состояний.

Поскольку недобросовестные действия переработчика в п. 3 ст. 220 ГК должны быть причиной утраты собственником материала, а утрата - следствием этих действий, такая - квалифицированная - недобросовестность переработчика должна иметь место в момент утраты материала собственником (его изъятия переработчиком). Установление квалифицированной недобросовестности создает для переработчика наиболее неблагоприятные последствия, предусмотренные в п. 3 ст. 220 ГК, исключая тем самым правила п. п. 1 и 2 ст. 220 ГК. И как верно то, что последующее (после изъятия материала и до его переработки) поведение переработчика уже не может изменить его квалифицированно недобросовестный статус, столь же справедливо другое: незаконное владение переработчика чужим материалом, начавшееся как добросовестное, впоследствии может превратиться в недобросовестное, а раз так, то добросовестность, а также простая недобросовестность имеют юридическое значение и подлежат выяснению в течение всего незаконного владения переработчиком чужим материалом вплоть до его переработки (создания результата).

Добросовестность переработчика в момент возникновения незаконного владения чужим материалом однозначно исключает п. 3 ст. 220 ГК, но для применения специального правила абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК (и исключения тем самым общего правила абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК) она должна, с одной стороны, в последующем и до появления результата переработки не превратиться в простую недобросовестность, а с другой - существовать наряду с двумя другими (квалифицирующими ее) реквизитами. А поскольку простая недобросовестность блокирует специальное правило абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК в пользу общего правила абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК, вывод о значении добросовестности переработчика на всем промежутке от момента возникновения незаконного владения чужим материалом и вплоть до его переработки (создания результата) приобретает практически важное значение только применительно к добросовестности квалифицированной - одному из элементов фактического состава, порождающего в момент накопления всех его элементов право на результат переработки на стороне переработчика.

II. Содержание категорий добросовестности и недобросовестности при переработке

После осмысления общих (формальных) характеристик категорий добросовестности и недобросовестности в ст. 220 ГК настало время перейти к более сложному вопросу - установлению их содержания (внутреннего смысла), начать же целесообразно с подробного исследования специального правила п. 3 ст. 220 ГК.

Содержание квалифицированной недобросовестности предрешают особенности правонарушения, совершаемого переработчиком в отношении собственника материала. Данное правонарушение предшествует переработке материала; в результате его совершения переработчик изымает материал у собственника, а собственник утрачивает вначале владение своим материалом, а затем (в результате его переработки) и право собственности на него.

Утрату материала собственником следует понимать прежде всего как результат фактического его изъятия переработчиком из владения собственника и обращения в свое незаконное владение (например, при краже). Однако собственник может также утратить свой материал в условиях, когда он сам в силу того или иного правового основания вверил его (передал во владение) другому лицу, которое, будучи добросовестным в момент его передачи, впоследствии в нарушение основания передачи подвергло его несанкционированной переработке (имеются в виду случаи присвоения или растраты). В подобных случаях, как видно, имеет место уже не фактическое, а юридическое изъятие, при этом вверение материала может состояться по различным договорам, способным обеспечить переход владения (в том числе по трудовому договору, а также по гражданским договорам залога, перевозки, экспедиции, хранения, поручения, доверительного управления и др.).

Таким образом, утрата материала собственником в п. 3 ст. 220 ГК связана с фактическим или юридическим его изъятием переработчиком. В первом случае материал переходит из владения собственника в незаконное владение переработчика и остается в его незаконном владении вплоть до переработки, при этом защиту собственника обеспечивают виндикационный иск (если изъятый материал не утратил индивидуальных признаков и натуральной субстанции) или обязательственные иски (в иных условиях, в том числе при обезличении или использовании материала). Во втором случае переработчик либо не возвращает собственнику материал по истечении владельческих полномочий и поэтому превращается из законного его владельца в незаконного, оставаясь таковым вплоть до его переработки, либо осуществляет переработку вверенного материала хотя и до истечения владельческих полномочий (а потому как титульный владелец), но вопреки установленным собственником полномочиям. Защита собственника зависит здесь от конкретного основания вверения материала переработчику; бесспорно, однако, что договорное основание передачи материала (если не исключительное, то по крайней мере наиболее распространенное в таких случаях) предрешает и договорную природу иска. И все же отнюдь не всякие недобросовестные действия, хотя бы и совершенные лицом по поводу изъятия (в связи с изъятием) чужого материала, позволяют обращаться к п. 3 ст. 220 ГК.

  1. Прежде всего правило п. 3 ст. 220 ГК адресовано лицу, которое не только изъяло чужой материал, но и переработало его. Поэтому оно не касается тех случаев, когда недобросовестное изъятие материала осуществляет одно лицо, а его переработку - другое (приобретатель по сделке и т.п.), разумеется, за исключением ситуаций, когда изъятие и переработку чужого материала осуществляют разные лица при соучастии <9>.
<9> Поэтому п. 3 ст. 220 ГК может и должен применяться также и к тем случаям, когда собственнику изъятого и переработанного материала одновременно противостоят два лица-соучастника, одно из которых его изъяло, а другое - переработало, в том числе если переработчик является соисполнителем, подстрекателем, организатором или пособником при совершении правонарушения, состоящего в непосредственном недобросовестном изъятии чужого материала (и в этом смысле данное правило подлежит расширительному толкованию). Соответственно собственник переработанного материала, недобросовестно изъятого при соучастии, являющийся теперь собственником результата его переработки (подробнее см.: Ровный В.В. Указ. соч. С. 210 - 212), вправе виндицировать данный результат у фактического (незаконного) его владельца, а также потребовать возмещения убытков от всех соучастников в солидарном или долевом порядке (ст. 1080 ГК). Стоит заметить, что согласно ст. ст. 32, 33 УК РФ соучастие - всегда умышленное совместное участие двух или более лиц в умышленном преступлении.
  1. Поскольку ст. 220 ГК посвящена последствиям переработки, лицо, недобросовестно изъявшее чужой материал, обязательно должно стать владельцем данного материала: владение материалом - непременное условие последующей его переработки (и возникновения соответствующих последствий). Поэтому, если недобросовестное юридическое изъятие материала носит документальный характер, при этом сам материал остается во владении собственника (на складе и т.п.), это препятствует возможности его переработки, а значит, и обращению к п. 3 ст. 220 ГК (к тому же такое изъятие покоится, скорее всего, на совершенной недобросовестным лицом сделке, с которой закон связывает самостоятельные правовые последствия - см., в частности, ст. 179 ГК). И именно потому, что ст. 220 ГК посвящена последствиям переработки, результатом недобросовестного изъятия чужого материала обязательно должна стать его переработка, соответственно правило п. 3 ст. 220 ГК не применяется во всех тех случаях, когда материал был недобросовестно изъят, но по тем или иными причинам не был переработан (в том числе если материал был изъят не для переработки, а для последующего возврата собственнику за выкуп или продажи третьему лицу, а также если изъятый материал уничтожается до его переработки и вне связи с переработкой, к примеру для сокрытия правонарушения). Защиту собственника материала в подобных ситуациях обеспечивают виндикационный, деликтный и кондикционный иски согласно условиям их предъявления и допустимой конкуренции.
  2. Правило п. 3 ст. 220 ГК не применяется к случаям недобросовестного изъятия материала и последующего его обезличения (в том числе смешения с подобным ему имуществом, утраты индивидуальных признаков, невозможности идентификации, а значит, и установления, из какого именно материала результат был создан). Право собственности на материал в таком случае в момент обезличения (смешения) имущества переходит к лицу, осуществившему его изъятие, при этом на стороне данного лица (нового собственника) возникает не незаконное владение, а неосновательное обогащение, а между теперь уже бывшим и новым собственником материала - кондикционное обязательство, в котором первый является кредитором, а второй - должником. Поскольку в такой ситуации переработчик создает результат уже из собственного (а не принадлежащего ему, как того требует абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК материала), это исключает конструкцию переработки (в том числе и п. 3 ст. 220 ГК) в принципе.
  3. Юридическое изъятие материала в п. 3 ст. 220 ГК может связываться с различными договорами, на основании которых собственник вверяет (передает во владение) данный материал лицу, осуществившему впоследствии несанкционированную его переработку. Однако поскольку сама конструкция переработки рассчитана именно на случаи отсутствия договорных отношений на переработку материала, основаниями вверения материала не могут быть договоры, направленные на переработку материала (в частности, подряда, а также другие договоры, в том числе непоименованные и смешанные). Недобросовестность при исполнении подобного договора со стороны контрагента собственника материала (например, в виде несанкционированной замены подрядчиком материала в условиях его юридической незаменимости, его повреждения, утраты и др.) не влечет для собственника ту утрату (материала для несанкционированной его переработки), о которой говорится в п. 3 ст. 220 ГК, а обусловливает договорную ответственность недобросовестного контрагента в виде возмещения убытков и (или) уплаты неустойки в пользу потерпевшей стороны.
  4. Наконец, правило п. 3 ст. 220 ГК не применяется, если для недобросовестного изъятия материала лицо использует сделку (договор), а сама его недобросовестность заключается в обмане, насилии или угрозе при совершении сделки (заключении договора), т.е. в воздействии на свободное формирование и выражении воли контрагента, под влиянием которого последний вынужден "добровольно" отказаться от своего материала.

Впрочем, на этот счет есть и другое мнение. "...Очевидно, - утверждает С.В. Артеменков, комментируя ст. 220 ГК, - что недобросовестные действия, указанные в п. 3, могут выражаться не только в завладении материалами другого лица путем совершения кражи, мошенничества и других корыстных преступлений, но и в РЕЗУЛЬТАТЕ СОВЕРШЕНИЯ СДЕЛОК ПОД ВЛИЯНИЕМ НАСИЛИЯ, УГРОЗЫ ИЛИ ОБМАНА, ЗАБЛУЖДЕНИЯ И Т.Д. (выделено мной. - В.Р.)" <10>. Однако согласиться с этим мнением нельзя ни в части насилия, угрозы и обмана, ни тем более в части заблуждения. Дело в том, что, если недобросовестный приобретатель материала подвел под свои действия правовое основание (сделку), налицо изъятие юридическое, а обман, насилие или угроза - повод для признания такой сделки недействительной ввиду наличия у нее волевого порока (ст. ст. 166, 179 ГК). Поскольку данная - оспоримая - сделка может быть признана недействительной только по иску потерпевшего в результате эффективного доказывания последним порочащего факта и удовлетворения судом заявленного требования (без чего сделка является действительной и порождает обычные для нее правовые последствия) <11>, до момента эффективного оспаривания потерпевшим совершенной сделки приобретатель материала по такой сделке - хотя и недобросовестный de facto, но de jure законный его владелец (а значит, и переработчик); соответственно о незаконности его недобросовестного владения материалом можно говорить, только если суд признает сделку недействительной. Однако для защиты потерпевшего в таком случае применяется самостоятельный иск о признании оспоримой сделки недействительной и применении последствий ее недействительности в виде односторонней реституции: недобросовестное лицо должно вернуть собственнику материала (потерпевшему от его действий) все полученное по сделке, а при невозможности возвратить полученное в натуре - возместить его стоимость в деньгах, а также возместить потерпевшему реальный ущерб; при этом имущество самого недобросовестного лица (как полученное потерпевшим, так и причитавшееся ему по такой сделке) либо его денежный эквивалент обращается в доход Российской Федерации (п. 2 ст. 179 ГК). Как видим, односторонняя реституция в ст. 179 ГК - специальное последствие в отношении предмета оспоримой сделки (материала), напротив, санкция п. 3 ст. 220 ГК - последствие в отношении результата несанкционированной переработки (материала).

<10> Научно-практический комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Под ред. В.П. Мозолина, М.Н. Малеиной. С. 467.
<11> Представители науки уголовного права ошибочно считают ее ничтожной (см.: Бойцов А.И. Преступления против собственности. М., 2002. С. 420; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.П. Новикова. М., 2006. С. 391 (автор - С. Х. Шамсунов)).

Возникает, однако, вопрос, может ли потерпевший (истец) в условиях состоявшейся переработки приобретенного по такой сделке материала по своему усмотрению выбирать между п. 2 ст. 179 и п. 3 ст. 220 ГК, связывая, например, "недостатки" иска о реституции с сокращенным сроком исковой давности (п. 2 ст. 181 ГК) и возмещением только реального ущерба (п. 2 ст. 179 ГК), а "преимущества" санкции п. 3 ст. 220 ГК - с общим сроком исковой давности и более серьезным обременительным эффектом?

На этот вопрос надлежит дать отрицательный ответ и даже не потому, что само по себе явление конкуренции исков имеет далеко не всеобщее признание <12>. Пока в установленном законом порядке оспоримая сделка не признана недействительной, нет оснований считать, что лицо, хотя бы и подвергшее контрагента обману, насилию или угрозе и завладевшее в результате его материалом (т.е. действовавшее недобросовестно), является незаконным владельцем приобретенного материала, а потому перерабатывает не принадлежащий ему материал. Это само по себе исключает обращение к ст. 220 ГК. Поэтому о незаконном владении переработчика материалом можно говорить только при условии и после признания сделки недействительной (эффективного ее оспаривания). Следовательно, потерпевшему придется, во всяком случае, прежде эффективно оспорить сделку, но именно с этим закон связывает и вполне определенные правовые последствия (п. 2 ст. 179 ГК). Разумеется, требование о признании оспоримой сделки недействительной (ее аннулировании) и требование о применении последствий ее недействительности - два разных требования, а потому нельзя исключать, что потерпевший, эффективно оспоривший сделку, может и не потребовать применения последствий ее недействительности. В таких ситуациях процессуальный закон запрещает суду выходить за пределы предмета искового требования, а значит, прибегнуть к реституции без особого на то заявления потерпевшего. В то же время закон материальный вполне определенно устанавливает следующее: при недействительности сделки (т.е. в случаях, когда сделка является ничтожной или эффективно оспоренной) каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре - возместить его стоимость в деньгах, если иные последствия недействительности сделки не предусмотрены законом (п. 2 ст. 167 ГК). Как раз такие - иные последствия недействительности сделки - предусмотрены в п. 2 ст. 179 ГК, напротив, между п. 2 ст. 167 и п. 2 ст. 179 ГК, с одной стороны, и п. 3 ст. 220 ГК - с другой нет какой-либо формальной связи. В самом деле, рассуждая de lege lata: a) санкция п. 2 ст. 179 ГК, являющаяся исключением из правила п. 2 ст. 167 ГК, сама не знает ни исключений, ни альтернатив; b) недействительная сделка не влечет юридических последствий, кроме специальных (п. 1 ст. 167 ГК); напротив, правило п. 3 ст. 220 ГК обеспечивает изъятие вещи, право на которую у истца возникло в результате и в момент накопления всех элементов фактического состава, предусмотренного в данном пункте. Именно поэтому признание за потерпевшим возможности применить в отношении последствий эффективно оспоренной сделки правило п. 3 ст. 220 ГК означает: a) что он вправе использовать не только те последствия, которые прямо предусмотрены законом для такого рода случаев, но и последствия sui generis, которые относятся не к сделке, а к последующим действиям контрагента по использованию полученного по такой сделке имущества; b) очевидный выход за рамки закона, который в таком случае de lege ferenda потребует и соответствующей его корректировки.

<12> Подробнее см.: Ровный В.В. Проблемы единства российского частного права. Иркутск, 1999. С. 266 и сл.

Еще более специфичны оспоримые сделки, совершенные под влиянием заблуждения (ст. 178 ГК). Заблуждение отличается от наиболее близкого ему порока - обмана - объективным или неумышленным (непреднамеренным) происхождением (т.е. является результатом случая, неосторожности, невнимательности, небрежности) <13>, а от всех составов недействительных сделок, предусмотренных ст. 179 ГК, - также принципиально иным характером последствий (п. 2 ст. 178 ГК). Связывание квалифицированной недобросовестности (п. 3 ст. 220 ГК) с заблуждением контрагента в сделке чревато по меньшей мере ее смешением с неумышленной виной (неосторожностью), а по большому счету и вовсе ее объективированием, что никак не соответствует специальному назначению правила п. 3 ст. 220 ГК, формулирующего санкцию за недобросовестное изъятие и последующую переработку чужого материала.

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации: В 3 т. Т. 1. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина) включен в информационный банк согласно публикации - Юрайт-Издат, 2007 (издание третье, переработанное и дополненное).

<13> См.: Гражданский кодекс Российской Федерации, часть первая: Науч.-практ. коммент. / Под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина, В.П. Мозолина. С. 301 (автор - Р.О. Халфина); Гражданское право: Учебник. Ч. 1 / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. С. 213 (автор - М.В. Кротов); Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Под ред. О.Н. Садикова. М., 1997. С. 372 и сл. (автор - О.Н. Садиков); Гражданское право: Учебник. В 4 т. Т. 1 / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2004. С. 502 (автор - В.С. Ем). В уголовной практике по делам о мошенничестве под обманом также понимают умышленное искажение или сокрытие истины с целью ввести в заблуждение лицо, в ведении которого находится имущество, и таким образом добиться от него добровольной передачи имущества, а также сообщение с этой целью заведомо ложных сведений (см.: Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1982. N 2. С. 14).

Кроме того, правила п. 2 ст. 178 и п. 3 ст. 220 ГК устанавливают противоположные по смыслу последствия. Так, п. 2 ст. 178 ГК предусматривает двустороннюю реституцию и возмещение в пользу заблуждавшейся стороны реального ущерба при доказанности вины ее контрагента, в противном случае (при недоказанности этого обстоятельства) аналогичные неблагоприятные последствия возлагаются на саму заблуждавшуюся сторону (даже если заблуждение возникло по не зависящим от нее причинам). Напротив, от штрафной санкции п. 3 ст. 220 ГК страдает только переработчик.

Таким образом, недобросовестность лица в виде обмана, насилия или угрозы в отношении контрагента при совершении сделки, тем более заблуждение последнего блокируют обращение к п. 3 ст. 220 ГК, а значит, не могут использоваться при понимании и характеристике квалифицированной недобросовестности.

С учетом сделанных замечаний для дальнейшего выяснения содержания квалифицированной недобросовестности (п. 3 ст. 220 ГК) перейдем к осмыслению субъективной стороны правонарушения, совершаемого переработчиком в отношении собственника материала.

Наиболее полно учение о субъективной стороне состава правонарушения развито в уголовном праве. Ее основной компонент - вина - делится здесь на две формы, каждая из которых подразделяется на два вида: умысел (прямой и косвенный) и неосторожность (легкомыслие и небрежность). Данная легальная классификация вины имеет значение для решения разных вопросов (в том числе отграничивает преступные деяния от непреступных, влияет на квалификацию и категорию преступлений, на уголовную ответственность и наказание <14>), при этом и каждый вид вины, и невиновность формализованы (ст. ст. 24 - 26, 28 УК РФ).

<14> См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.П. Новикова. С. 47 (авторы - Б.Д. Завидов, З.В. Рындина).

В КоАП РФ вина также делится на умысел и неосторожность, критерии которых соответствуют уголовно-правовым, однако административный закон не придает такого значения дифференциации данных форм на виды, не оперирует категориями прямого и косвенного умысла, легкомыслия и небрежности (см. ст. 2.2) и особо предусматривает критерии вины юридического лица (п. 2 ст. 2.1).

Упоминания об умысле и неосторожности есть и в ГК, но критерии здесь имеет только невиновность (п. 1 ст. 401), и это не случайно: вина в гражданском праве традиционно представлена триадой умысла, грубой и легкой неосторожности, при этом число случаев, когда принципиальна конкретная разновидность вины, невелико. Такая специфика вины обусловлена внутренними особенностями гражданского права. Именно здесь умышленные и неосторожные действия ответчиков обычно не отличаются друг от друга по правовым последствиям, а подробная характеристика вины лишена смысла: вина в основном не имеет квалифицирующего значения и не влияет на ответственность, размер которой зависит от имущественных последствий правонарушения <15>. И лишь иногда значение имеет определенная вина. Примечательно, что в таких случаях об умысле гражданский закон говорит прямо (ч. ч. 2, 3 ст. 169, п. 4 ст. 401 ГК) или посредством таких его заменителей, как "намерение" (п. 1 ст. 10, п. 1 ст. 170 ГК), "заведомость" (ст. 169 ГК), "злонамеренность" (ст. 179 ГК). Примечательно и то, что целый ряд гражданских последствий связывается только с умыслом и грубой неосторожностью (п. 4 ст. 227, абз. 2 п. 1, а также п. 2 ст. 901, ст. 1083 ГК).

<15> Именно поэтому "у цивилистов нет основания вдаваться в тонкие различия понятия вины, которые часто и надолго занимают криминалистов" (Антимонов Б.С. Основания договорной ответственности социалистических организаций. М., 1962. С. 59). Давняя проблема зависимости гражданской ответственности от вины всегда решалась преимущественно отрицательно. Так, И.А. Покровский писал, что тенденция к такой зависимости, "движимая идеей кары или милости к правонарушителю... вносит в гражданско-правовой институт возмещения вреда совершенно чуждые его природе криминалистические начала и в то же время обнаруживает полную несправедливость по адресу потерпевшего" (Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 277; см. также: Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М., 1950. С. 376 и сл. (автор - Л.А. Лунц)). Г.К. Матвеев, напротив, считал, что в условиях отсутствия общей гражданско-правовой нормы о зависимости ответственности от степени вины такую зависимость подтверждают многие частные случаи (см.: Матвеев Г.К. Основания гражданско-правовой ответственности. М., 1970. С. 245 и сл.). Подробнее см.: Ровный В.В. Проблемы единства российского частного права. С. 243 и сл., 250 и сл.

Квалифицированная недобросовестность (п. 3 ст. 220 ГК) означает виновное изъятие чужого материала, а тот факт, что вместо вины законодатель говорит о недобросовестности, позволяет предположить, что он тем самым имеет в виду (и своеобразно подчеркивает) не всякую вину, а только ту, которая сопряжена с особым - намеренным (заведомым) - актом изъятия чужого материала, т.е. с осознанием лицом того, что в результате совершаемых им действий собственник утрачивает свой материал. То что за квалифицированной недобросовестностью скрывается вина, легко доказывает тот факт, что правило п. 3 ст. 220 ГК посвящено правонарушению по изъятию чужого материала, за которое в числе прочих гражданских санкций предусмотрена ответственность в виде возмещения убытков (ст. ст. 15, 393 ГК). В свою очередь, в пользу того, что речь идет именно о намеренном (заведомом) акте изъятия, может свидетельствовать сама автономия правила п. 3 в рамках ст. 220 ГК, а также строгость и существо предусматриваемой им санкции. К тому же поскольку само понятие "недобрая совесть" (т.е. "злая совесть") просто невозможно применить к тем переработчикам, которые стали незаконными владельцами чужого материала, не преследуя при этом такой цели и не стремясь к этому специально, постольку правило п. 3 ст. 220 ГК, как видно, предназначено для регулирования случаев особого конфликта между собственником материала и переработчиком, при котором первый утрачивает материал в результате намеренных (заведомых) действий второго. Отмеченное характеризует и другую важную сторону квалифицированной недобросовестности - ее связь с социально-негативным и юридически предосудительным (по существу низменным) мотивом, которым руководствуется, и целью, которую преследует лицо, изъявшее и переработавшее чужой материал.

Развивая сказанное и исходя из того, что при прямом умысле лицо осознает общественную опасность своего поведения, предвидит возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления, а при умысле косвенном (непрямом, эвентуальном) - осознает общественную опасность своего поведения, предвидит возможность наступления общественно опасных последствий и сознательно допускает их или относится к ним безразлично (п. п. 2, 3 ст. 25 УК), напрашивается вывод, что квалифицированная недобросовестность связана именно с умыслом. Учитывая, в свою очередь, что переработчик изымает чужой материал безвозмездно, извлекая из этого экономическую выгоду (т.е. преследует цель обогащения - личного, близких для него физических лиц, в улучшении материального положения которых он заинтересован, юридических лиц, с функционированием которых напрямую связано его материальное благополучие, любых других лиц, действующих с ним в соучастии), едва ли есть сомнения в том, что он преследует корыстную цель <16>. Можно, таким образом, предположить, что за квалифицированной недобросовестностью скрываются мотивированные и целенаправленные действия по корыстному изъятию чужого материала, т.е. хищения.

<16> См.: Бойцов А.И. Указ. соч. С. 294.

Административный закон, предусматривая ответственность за мелкое хищение, не раскрывает понятия хищения и, называя четыре его формы (кражу, мошенничество, присвоение, растрату), не дифференцирует их (ст. 7.27 КоАП). Уголовный закон под хищением понимает совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившее ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества (примеч. 1 к ст. 158 УК) <17>.

<17> Содержание данной дефинитивной нормы требует двух уточнений - относительно: (a) цели (всякого хищения) и (b) пользы (виновного или других лиц). Что касается первого, то речь идет именно о цели (а не о мотиве). Дело в том, что в уголовном праве и криминологии возможность бескорыстной мотивации при совершении хищений вполне допускается (и едва ли оставляет сомнения в групповых хищениях). Однако только отдельные авторы не исключают существование хищений с бескорыстной целью (подробнее см.: Российское уголовное право. В 2 т. Т. 2 / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. М., 2006. С. 180 и сл. (автор - Г.Н. Борзенков); Бойцов А.И. Указ. соч. С. 288 - 301). По поводу второго надлежит подчеркнуть, что вопреки хрестоматийному для науки уголовного права тезису о невозможности приобретения права собственности преступным путем (см.: Российское уголовное право / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. Т. 2. С. 178 (автор - Г.Н. Борзенков)) в гражданском праве похищенное имущество - объект права собственности потерпевшего, только если (и до тех пор пока) оно не утратило индивидуальной определенности; напротив, если оно смешалось с аналогичным имуществом похитителя и обезличилось, его собственником в момент смешения (обезличения) становится похититель, а между ним и потерпевшим устанавливается обязательственная связь, в рамках которой похититель является должником (перед потерпевшим), а потерпевший - кредитором (в отношении похитителя).

Вообще говоря, утрата собственником материала в п. 3 ст. 220 ГК может быть результатом его кражи (ст. 158 УК), присвоения или растраты (ст. 160 УК), грабежа (ст. 161 УК), разбоя (ст. 162 УК). Изъятие чужого материала при совершении любого из этих деяний и при условии последующей его переработки позволяет обращаться для оценки гражданско-правовых последствий к п. 3 ст. 220 ГК. Обязательным для кражи и грабежа является признак фактического изъятия чужого имущества. Состав разбоя, учитывая его общественную опасность, является усеченным, а само преступление - оконченным уже в момент нападения (применения насилия), которое обычно предшествует фактическому изъятию чужого имущества, но может быть и в процессе его изъятия, и даже после изъятия в целях его удержания.

Сходство между присвоением и растратой обеспечивает признак вверения (передачи) похищенного имущества собственником виновному, а значит, последующего его юридического изъятия. Небезосновательно считается, что принципиальная разница между присвоением и растратой состоит в том, что в первом случае вверенное имущество переходит из законного владения в незаконное, во втором - напротив, между законным владением и незаконным распоряжением вверенным имуществом стадия незаконного владения отсутствует. Считается также, что удовлетворение корыстных цели и мотива виновного при присвоении обеспечивается за счет противоправного обособления чужого вверенного имущества и его удержания, тогда как при растрате - за счет противоправного его отчуждения или потребления, а раз так, присвоение связано с "незаконной статикой" (установлением в отношении чужого имущества режима незаконного владения), а растрата - с "незаконной динамикой" (т.е. разнообразными актами незаконного пользования и распоряжения чужим имуществом).

На фоне различия мнений о соотношении актов присвоения и растраты более верным видится следующее. Если лицо, присвоившее чужое имущество (материал), затем использует его по назначению (перерабатывает), содеянное остается присвоением, поскольку изъятие уже было совершено именно в форме присвоения, а если имущество уже присвоено, то нечего и растрачивать: распоряжение имуществом присвоенным (как и украденным) лежит за пределами состава хищения. Если же имущество растрачено, то оно не может быть присвоено, так как в результате отчуждения исчезает предмет для присвоения. Поэтому для уголовно-правовой оценки содеянного присвоение "не должно дополняться" растратой, а растрата "не должна покоиться" на присвоении: иначе в одном эпизоде лицо совершило бы одновременно два хищения <18>. И отсюда же следует, что в смысле п. 3 ст. 220 ГК недобросовестные действия переработчика, подлежащие квалификации по ст. 160 УК, могут быть двоякими: a) переработчик сначала обращает вверенный материал в свою пользу (например, отказывается вернуть его собственнику по истечении срока полномочий по владению), а затем перерабатывает его (присвоение); b) переработчик до истечения срока полномочий по владению вверенным материалом перерабатывает его (растрата).

<18> См.: Бойцов А.И. Указ. соч. С. 422 и сл. Тем не менее при определении одного только присвоения одни авторы исключают признак изъятия, другие говорят о нем как о необходимом, а третьи предлагают учитывать категорию (состояние) предмета преступления: имущество статическое (находящееся в состоянии покоя) предварительно изымается и затем обращается в пользу виновного, тогда как динамическое (например, перевозимое) нет надобности изымать, оно немедленно обращается в пользу виновного (см.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.П. Новикова. С. 385 и сл. (авторы - Б.Д. Завидов, М.И. Слюсаренко)).

Особых слов заслуживает недобросовестность при мошенничестве (ст. 159 УК), а тем более во всех тех составах, которые в силу господствующего мнения или прямого указания закона не относятся к хищениям и даже выходят за рамки гл. 21 УК (речь идет о вымогательстве - ст. 163 УК, причинении имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием при отсутствии признаков хищения - ст. 165 УК, принуждении к совершению сделки или к отказу от ее совершения при отсутствии признаков вымогательства - ст. 179 УК).

Мошенничество может быть в форме хищения чужого имущества ("мошенничество-хищение") и в форме приобретения права на него путем обмана или злоупотребления доверием ("мошенничество-сделка"), при этом чужое имущество изымается соответственно фактически (в условиях, когда распознанию возникшего в результате этого незаконного владения препятствует гражданская презумпция законности всякого фактического владения) или юридически. Последнюю форму иллюстрирует пример, когда дееспособный собственник "добровольно" отдает свое имущество виновному, а сама передача опирается на сделку, совершаемую собственником под влиянием обмана ("...Внешне, - пишет Г.Н. Борзенков, - передача выглядит как добровольная, однако эта "добровольность" мнимая, поскольку обусловлена обманом" <19>).

<19> Российское уголовное право / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. Т. 2. С. 191 (автор - Г.Н. Борзенков).

Результатом вымогательства выступает сделка, совершаемая лицом в условиях конфликта между волей и волеизъявлением из-за угрозы или насилия со стороны контрагента <20>. С конструкциями мошенничества-сделки и вымогательства сопоставимы составы, предусмотренные соответственно ст. ст. 165 и 179 УК. Особенность состава ст. 165 УК состоит в том, что действия виновного связаны не с корыстной целью, а с корыстной мотивацией и направленностью <21> (есть также мнение, что корыстная цель - обязательный признак данного состава, а мотив может быть и другим <22>). Для наличия же состава ст. 179 УК мотивация виновного и вовсе не существенна и на квалификацию не влияет.

<20> Составы мошенничества и вымогательства сопоставимы. "Вымогательство... - пишет А.И. Бойцов, - наиболее близко к мошенничеству, при котором нарушение чужой имущественной сферы, создающее потерю на одной стороне и соответствующую ей прибыль - на другой, также происходит без захвата: взятие вещи самим виновным (характерное для кражи, грабежа, разбоя. - В.Р.) заменяется уступкой имущества потерпевшим, побуждаемым к тому обманом. Только при вымогательстве обман уступает место насилию... Имея в виду последнее, нельзя не отметить и сходство вымогательства с насильственными способами хищений, от которых оно отличается только тем, что при грабеже и разбое насилие над личностью служит лишь облегчению или обеспечению захвата имущества виновным, тогда как при насильственном побуждении к передаче ОНО СЛУЖИТ СРЕДСТВОМ ПРИНУЖДЕНИЯ ПОТЕРПЕВШЕГО К ДЕЙСТВИЮ ИЛИ БЕЗДЕЙСТВИЮ, КОТОРЫМ ИМУЩЕСТВО ПЕРЕДАЕТСЯ ИЛИ УСТУПАЕТСЯ ВИНОВНОМУ (выделено мной. - В.Р.)". Таким образом, уникальность вымогательства "заключается в сочетании перехода чужого имущества в пользу вымогателя, характерного для мошенничества, с применяемым в этих целях насилием, характерным для грабежа и разбоя" (Бойцов А.И. Указ. соч. С. 687, 708).
<21> См.: Бойцов А.И. Указ. соч. С. 287.
<22> См.: Кочои С.М. Преступления против собственности (комментарий гл. 21 УК). М., 2001. С. 56 и сл.; Российское уголовное право / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. Т. 2. С. 208 (автор - Г.Н. Борзенков).

С учетом сказанного (в том числе о невозможности использования волевых пороков при совершении сделки для понимания и характеристики недобросовестности в п. 3 ст. 220 ГК) связь между недобросовестным изъятием материала в п. 3 ст. 220 ГК и составом мошенничества возможна в части мошенничества-хищения и невозможна в части мошенничества-сделки; невозможна подобная связь и в отношении всех прочих упомянутых составов, сопряженных с гражданско-правовым феноменом оспоримой сделки (ст. ст. 166, 179 ГК). Последняя, как уже отмечалось, до и без эффективного ее судебного оспаривания потерпевшим является действительной (что исключает вопрос о незаконности владения материалом и несанкционированности его переработки); признание же ее недействительной судом влечет применение односторонней реституции (что блокирует применение п. 3 ст. 220 ГК).

Приведенное упрочивает мысль о том, что за недобросовестным изъятием имущества в п. 3 ст. 220 ГК скрываются именно хищения; это, в свою очередь, имеет принципиальное значение для понимания содержания квалифицированной недобросовестности. Дело в том, что любое хищение характеризует не только корыстная цель, но и прямой умысел, причем считается, что указание на цель - показатель всегда прямого умысла (поэтому цель виновного обратить чужое имущество в свою пользу или в пользу других лиц, поставить себя или других лиц на место собственника подтверждает именно прямой умысел - желание виновного обогатиться) <23>. Но если все это и в самом деле так, то недобросовестность в п. 3 ст. 220 ГК - специфическая гражданско-правовая формулировка и "сплав" прямого умысла и корысти <24>. Причины, по которым из сферы действия п. 3 ст. 220 ГК надлежит исключить все случаи, когда в действиях переработчика отсутствует корысть либо имеют место косвенный умысел или неосторожность, состоят в следующем.

<23> См.: Бойцов А.И. Указ. соч. С. 282, 284.
<24> Исключение из этого составляют лишь те случаи недобросовестного изъятия материала при соучастии, когда с прямым умыслом и корыстной целью действует только один соучастник. Так, переработчик, который действует с прямым умыслом (т.е. осознает общественную опасность хищения материала, предвидит возможность и неизбежность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления) и корыстной целью (стремится к личному обогащению в результате безвозмездного завладения чужим материалом), может быть только организатором хищения (материала). В свою очередь, исполнитель (данного хищения) может действовать с косвенным умыслом (который сам по себе весьма непросто связать с корыстной целью, о чем подробнее см. далее): осознавая общественную опасность своих действий, предвидя возможность наступления общественно опасных последствий и относясь к ним безразлично, он, не будучи с организатором "в доле", может участвовать в хищении из страха, чувства товарищества, благодарности организатору или подчиняясь его авторитету (подробнее см. ст. ст. 32, 33 УК).
  1. Несмотря на то, что: a) категория недобросовестности в п. 3 ст. 220 ГК является оценочной, а связываемое с ней правило можно в принципе сопоставить с разными осуждаемыми правом поступками; b) редакция п. 3 ст. 220 ГК, формулирующего специфическую санкцию в отношении недобросовестного переработчика, имеет универсальный характер и формально не привязывается к какому-то одному (конкретному) предосудительному мотиву (цели); c) все многообразие недобросовестности переработчика не сводится к одной лишь корысти, - несмотря на все это, недобросовестное изъятие чужого материала, по п. 3 ст. 220 ГК, совершается не вообще, а в связи с последующим его созидательным использованием (переработка и создание результата) и, стало быть, выступает в качестве способа достижения такого результата, при этом переработчик обогащается за счет (и на величину) предмета правонарушения (чужого материала). Поскольку переработчик совершает безвозмездное изъятие чужого материала для последующей его переработки (вместо того чтобы приобрести материал или готовый результат на законных основаниях или по крайней мере возместить собственнику стоимость изъятого у него материала), то нет сомнений в том, что переработчик преследует именно корыстную цель. Для этого-то законодателю и пришлось в рамках ст. 220 ГК особо выделить п. 3. Кстати, упоминание об убытках в п. 3 ст. 220 ГК едва ли сделано только для того, чтобы именно в данном пункте лишний раз сказать о возможности их взыскания собственником материала (необходимости возмещения переработчиком): согласно ст. ст. 15 и 393 ГК при наличии соответствующих предпосылок это ясно и так - как без специального упоминания в п. 3, так и за рамками п. 3. Упоминание об убытках в п. 3 ст. 220 ГК прежде всего свидетельствует о том, что изъятие переработчиком материала было безвозмездным (некомпенсированным), а значит, корыстным. Одновременно, поскольку использование чужого материала в ст. 220 ГК осуществляется в связи с последующей его переработкой, из сферы применения п. 3 надлежит исключить все иные (не связанные с переработкой) случаи корыстного изъятия (например, когда лицо изымает чужой материал для последующего его возврата собственнику за выкуп или для продажи третьему лицу).

Некорыстное изъятие чужого имущества противоречит существу и назначению п. 3 ст. 220 ГК. Если при умышленном изъятии виновный не преследовал корыстной цели, его действия могут содержать признаки умышленного уничтожения или повреждения имущества (ст. 7.17 КоАП, ст. 167 УК), хулиганства (ст. 20.1 КоАП, ст. 213 УК), самоуправства (ст. 19.1 КоАП, ст. 330 УК). Действия, предусмотренные ст. 167 УК, могут быть совершены из мести <25>, при этом одни авторы полагают, что корысть здесь следует исключить вообще (на чем, кстати, и основывают противопоставление данного состава хищениям) <26>, другие же не исключают ее в принципе (ссылаясь на заказное уничтожение имущества), но соглашаются с тем, что обогащение здесь не может обеспечиваться за счет того имущества, которое является предметом преступления (т.е. за счет уничтожаемого имущества) <27>.

<25> Личные мотивы (ту же месть) некоторые авторы рассматривают не как низменные, а как общественно нейтральные (см.: Уголовное право России. Общая часть / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. М., 2005. С. 294 (автор - И.М. Тяжкова)). Вообще же мотивы преступлений делят на: a) антисоциальные; b) асоциальные; c) псевдосоциальные; d) протосоциальные (подробнее см.: Уголовное право России. В 2 т. Т. 1 / Под ред. А.Н. Игнатова, Ю.А. Красикова. М., 2005. С. 225 и сл. (автор - Ю.А. Красиков)).
<26> См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.П. Новикова. С. 416 (автор - И.А. Попов).
<27> См.: Бойцов А.И. Указ. соч. С. 762; Российское уголовное право / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. Т. 2. С. 211 (автор - Г.Н. Борзенков).

Как бы там ни было, ст. 167 УК посвящена случаям физического и безвозвратного уничтожения имущества (не случайно в ее п. 2 говорится о поджоге, взрыве и т.п.), поэтому она не касается случаев, когда уничтожение имущества есть акт его потребления; правильнее здесь говорить об истреблении чужого имущества. Напротив, экономическая и гражданско-правовая сущность переработки (ст. 220 ГК) связана с созидательным расходованием чужого материала (производительным его потреблением) для создания результата, при этом в целом ряде случаев вполне возможен обратный переход результата в исходное состояние материала (например, переплавка металлического изделия). Подходя с позиций известной в гражданском праве "триады" правомочий собственника (см. п. 1 ст. 209 ГК), уничтожение имущества в ст. 167 УК связано с актом неосновательного распоряжения, тогда как ст. 220 ГК имеет дело с процессом неосновательного использования материала.

Всякие хулиганские действия (в т.ч. связанные с изъятием имущества) имеют целью ошеломить, подавить, подчинить потерпевшего своей воле путем применения к нему грубого насилия, при этом они совершаются не столько в отношении конкретного лица, сколько неперсонифицированного круга лиц, людей случайных, в лице которых хулиган выражает свое неуважение к обществу <28>.

<28> См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.П. Новикова. С. 588 (автор - В.И. Гладких).

Таким образом, изъятие имущества из мести или хулиганских побуждений в отличие от корыстного изъятия противоречит идее созидания (характерной для всей ст. 220 ГК) и обогащения (характерной для ее п. 3). Осуществлению возмездия (при мести) или нарушению публичного порядка и демонстрации неуважения к обществу (в действиях из хулиганских побуждений) более соответствует повреждение (уничтожение) чужого имущества. Если все же вообразить, что отмщение или нарушение публичного порядка сопряжено с желанием виновного обогатиться за счет изымаемого у потерпевшего имущества, содеянное должно восприниматься и квалифицироваться как корыстное изъятие (а не как изъятие из мести или хулиганских побуждений), причем, как точно пишет А.И. Бойцов (замечая, что плюрализм мотивов в одной голове - шизофрения), в отношении вменяемого виновного исключено одновременное вменение факта изъятия имущества в качестве того же хулиганства (совершаемого по хулиганской мотивации) и хищения (предполагающего, как правило, корыстную мотивацию) <29>.

<29> См.: Бойцов А.И. Указ. соч. С. 286.

Наконец, лицо, самоуправно изымающее материал, сознательно действует самовольно (т.е. без необходимых санкций) в целях реализации своего права - действительного (с теми или иными процедурными нарушениями) или предполагаемого (не существующего на самом деле, при условии что само лицо уверено в обратном), при этом правомерность его действий оспаривается потерпевшим.

  1. При косвенном умысле и неосторожности установление мотива и цели невозможно. "Действуя с косвенным умыслом, - пишет Ю.А. Красиков, - лицо сознательно допускает преступное последствие, но это последствие - не цель, не средство ее достижения, не этап на пути достижения цели. Виновный в этом случае занимает пассивную позицию по отношению к последствиям... Преступное последствие в преступлениях, совершаемых с косвенным умыслом, не обусловлено мотивом. Напротив, оно может быть контрмотивом (слабой психологической силой, которая не останавливает лицо и не заставляет его отказаться от преступных действий). Чаще всего лицо относится к возможным последствиям отрицательно, оно не желает их наступления, поэтому эти последствия и превращаются в контрмотивы. Совершая преступление с косвенным умыслом, лицо МОЖЕТ НАДЕЯТЬСЯ, ЧТО ПОСЛЕДСТВИЯ ПОЧЕМУ-ЛИБО НЕ НАСТУПЯТ (НАДЕЖДА "НА АВОСЬ"), МОЖЕТ НАДЕЯТЬСЯ НА КАКИЕ-ТО ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, ПОЗВОЛЯЮЩИЕ РАССЧИТЫВАТЬ НА ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ ПРЕСТУПНЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ" <30> (выделено мной. - В.Р.). "Обосновать теоретически наличие мотива и цели преступления, совершенного с косвенным умыслом, - подчеркивает И.М. Тяжкова, - чрезвычайно трудно, так как последствия являются ПОБОЧНЫМ РЕЗУЛЬТАТОМ ДЕЯНИЯ; виновный НЕ СТРЕМИЛСЯ К НИМ, ОТНОСИЛСЯ К НАСТУПЛЕНИЮ ИХ БЕЗРАЗЛИЧНО. Постановка цели в таких случаях ОТСУТСТВУЕТ, ибо действия зачастую направляются на достижение ИНОГО РЕЗУЛЬТАТА" <31> (выделено мной. - В.Р.). Именно поэтому: a) правонарушения с косвенным умыслом при прочих равных условиях менее общественно опасны, чем совершенные с прямым умыслом; b) отсутствие мотива и целенаправленности действий исключает то, ради чего в ст. 220 ГК законодатель особо выделил п. 3 (кроме, как указывалось выше, некоторых случаев соучастия в хищении).
<30> Уголовное право России / Под ред. А.Н. Игнатова, Ю.А. Красикова. Т. 1. С. 213.
<31> Уголовное право России. Общая часть / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. С. 294.

При грубой неосторожности (легкомыслии) можно и вовсе говорить разве что о мотиве и цели поведения, но не правонарушения. Цель как представление о желаемом результате никак не вписывается в рамки неосторожной вины; не случайно то, что законодатель не включил мотив и цель в число ни обязательных, ни факультативных признаков составов неосторожных преступлений <32>. Кроме того, при легкомыслии лицо предвидит последствия своих действий, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывает на их предотвращение (п. 2 ст. 26 УК), при этом предвидение при легкомыслии отличается от предвидения при умысле тем, что в первом случае предвидение абстрактно (т.е. предвидение последствий в принципе сопряжено с их исключением в данном случае), а во втором - конкретно. Кстати, поскольку при определении интеллектуального момента легкомыслия законодатель говорит только о предвидении последствий и (в отличие от того, как он делает при определении умысла) не указывает на осознание сути совершаемых действий, не все авторы признают, что при легкомыслии лицо данную суть осознает: некоторые отрицают это или полагают, что данный вопрос лишен уголовно-правового значения <33>.

<32> См.: Там же. С. 294 и сл. (автор - И.М. Тяжкова).
<33> Там же. С. 273 и сл.
  1. Есть, впрочем, и другая причина исключения легкомыслия из квалифицированной недобросовестности (п. 3 ст. 220 ГК). Дело в том, что при недобросовестном изъятии материала право собственника нарушается уже в момент изъятия (говоря иначе, в момент возникновения у недобросовестного лица незаконного владения изъятым имуществом, а значит, и возможности пользоваться и распоряжаться им) и только в тех случаях, когда лицо, которому материал был вверен (передан) собственником, переработало его в период наличия у него владельческих полномочий - в момент несанкционированной его переработки. Соответственно собственник, утративший материал в результате недобросовестного его изъятия, уже с момента изъятия имеет право на иск по поводу данного материала, а если материал был переработан, - на иск по поводу результата переработки, основанный на п. 3 ст. 220 ГК. И не важно, что собственник так и не узнал о совершенном в отношении его правонарушении или не узнал об этом сразу (до инвентаризации имущества, официального оповещения следственными органами и т.д.): одно дело - связываемое с фактом изъятия материала (а в соответствующих случаях - его переработки) объективное нарушение права собственности и сопряженное с этим правомочие собственника на защиту, другое - субъективная осведомленность (информированность) об этом собственника, которая влияет не на самый факт совершенного правонарушения, а на начало течения и погасительное действие исковой давности, а значит, на эффективность защиты нарушенного права (ст. ст. 196, 199, п. 1 ст. 200 ГК). Кстати, даже если предположить, что недобросовестное лицо вернет изъятый материал (до его переработки) или аналог изъятого материала (после его переработки), сути дела это не меняет и не исключает самого факта совершенного правонарушения, а лишь переводит вопрос в плоскость добровольного натурального устранения негативных его последствий (против чего, кстати, сам потерпевший может возражать, в том числе если он уже приобрел другой материал взамен утраченного в результате правонарушения и более не нуждается в получении от нарушителя прежнего материала или его аналога).

В середине XX в. при определении момента окончания хищения принципиальное значение придавали двум фактам: a) изъятию и переходу похищенного имущества из владения одного лица во владение другого (поэтому все действия, совершенные до изъятия или не приведшие к изъятию имущества, рассматривали как приготовление или покушение, а вынос имущества из того места, где оно находилось, и вовсе лежал за рамками состава преступления); b) установлению действительного господства похитителя в отношении похищенного имущества (поэтому случаи, когда похититель утрачивал захваченную вещь в результате преследования, считали покушением). Наиболее последовательной и принципиальной реализация такого подхода была в отношении государственного и общественного имущества, что не мешало его распространению и на хищения личного имущества граждан <34>. Сегодня отмечается, что хищения посредством кражи и грабежа считаются оконченными (а право потерпевшего - нарушенным), "если имущество изъято и виновный имеет реальную возможность им пользоваться или распоряжаться по своему усмотрению" <35>. Поэтому, если виновный не получил соответствующей возможности, т.е. не довел преступление до конца по не зависящим от него причинам, имеет место покушение на кражу (грабеж). Так, хищение с охраняемой территории считают оконченным с момента вывоза (выноса) имущества за ее пределы. Напротив, хищение не окончено, пока имущество не вынесено с охраняемой территории (даже если оно и было для этого обособлено и подготовлено, в том числе если злоумышленник договорился с работником охраны), а также если вынесена только часть имущества при наличии умысла на хищение целого, наконец, если при перебрасывании похищенного через забор соучастник злоумышленника был тут же задержан или сам злоумышленник был задержан на проходной.

<34> См.: Пионтковский А.А., Меньшагин В.Д. Курс советского уголовного права. Особенная часть. Т. 1. М., 1955. С. 708 и сл.
<35> Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое" // Российская газета. 2003. 18 января (см. п. 6 данного Постановления).

Таким образом, и уголовное право связывает момент окончания хищения (и нарушения права собственника) с объективным фактом изъятия имущества и его поступления в незаконное владение правонарушителя, а значит, с потенциальной возможностью пользоваться и распоряжаться похищенным; напротив, не имеют значения ни реальная (фактическая) реализация виновным возможности пользоваться и распоряжаться похищенным, ни знание потерпевшего о происшедшем. Этот тезис справедлив для случаев фактического изъятия чужого имущества, т.е. при краже (ст. 158 УК), мошенничестве-хищении (ст. 159 УК) <36>, грабеже (ст. 161 УК). Исключение из него, специфичное для уголовного права, ничего не меняет в отношении п. 3 ст. 220 ГК, посвященного переработке недобросовестно изъятого материала. Так, разбой (ст. 162 УК) ввиду его общественной опасности является формальным (усеченным) составом и признается оконченным с момента нападения (применения насилия) с целью хищения имущества. Поэтому сам факт изъятия имущества не является обязательным признаком разбоя (что, кстати, и обособляет его от хищений), однако, если насилие при разбое применяется не для изъятия имущества, а для последующего его удержания, то изъятие в таком случае, начавшись как кража (тайно) или грабеж (открыто), с момента нападения (применения насилия) перерастает в разбой. Если такого перерастания не произошло, изъятие остается кражей или грабежом, а если по не зависящим от виновного причинам не произошло и самого изъятия, имеет место покушение на кражу или грабеж (п. 3 ст. 30 УК), однако практически исключено покушение на разбой из-за формальности (усеченности) данного состава. Что же касается противопоставления между присвоением и растратой (ст. 160 УК), которые объединяет признак юридического изъятия имущества, его проводят в том числе и по моменту окончания преступления, подчеркивая, что присвоение окончено в тот момент, когда законное владение виновным вверенным ему имуществом становится незаконным, напротив, растрата - в момент отчуждения или потребления вверенного имущества в любой форме <37>.

<36> Мошенничество-сделка, иррелевантное с точки зрения п. 3 ст. 220 ГК, окончено уже с момента обретения права (в том числе получения правоустанавливающего документа) и независимо от того, удалось ли мошеннику получить соответствующее имущество в натуре или в денежном эквиваленте (почему и именуется хищением с усеченным составом). Не случайно, что мошенничество в виде приобретения права без завладения самим имуществом считают особым видом мошенничества, не отвечающим признакам хищения (см.: Российское уголовное право / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. Т. 2. С. 193 (автор - Г.Н. Борзенков)).
<37> Подробнее см.: Бойцов А.И. Указ. соч. С. 251 и сл., 256 и сл., 266 - 277, 312 - 480, 683 - 725; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.П. Новикова. С. 369 и сл., 378 (автор - Б.Д. Завидов), С. 385 - 388 (авторы - Б.Д. Завидов, М.И. Слюсаренко), С. 397 и сл., 401, 403 и сл. (автор - С.Х. Шамсунов); Российское уголовное право / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. Т. 2. С. 178 и сл., 195, 199 (автор - Г.Н. Борзенков). Приведенное в той или иной части (мере) разделяют не все. Так, С.М. Кочои, исходя из буквального толкования прим. 1 к ст. 158 УК, считает, что момент окончания материальных составов хищений следует связывать не с изъятием имущества, а с причинением ущерба собственнику, он не относит разбой к хищениям и говорит о нем как о корыстном преступлении против собственности, а отграничение присвоения от растраты предлагает проводить не по наличию или отсутствию имущества у виновного в момент окончания хищения, а по характеру его действий в отношении имущества (см.: Кочои С.М. Указ. соч. С. 6 и сл., 10, 33). Замечания, сделанные в контексте разбоя, уместны и применительно к формальному (усеченному) составу вымогательства (ст. 163 УК), который одни авторы считают корыстным насильственным преступлением против собственности, не содержащим признаков хищения, другие - самостоятельной формой хищения (см.: Российское уголовное право / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, В.С. Комиссарова, А.И. Рарога. Т. 2. С. 205 (автор - Г.Н. Борзенков)).

Стоит также заметить, что преступления в сфере экономики (раздел VIII УК) относятся к делам публичного обвинения, т.е. для их возбуждения, расследования и судебного разбирательства согласия потерпевшего не требуется (ст. 20 УПК). Частичное возмещение виновным стоимости изъятого имущества не означает отсутствия состава хищения, но может учитываться при его квалификации и определении размера причиненного ущерба: при наличии необходимых доказательств конечная стоимость похищенного определяется разницей между общей стоимостью похищенного и суммой компенсации. Возврат виновным похищенного или возмещение им причиненного ущерба не устраняют состава преступления, но смягчают вину и должны учитываться судом при индивидуализации ответственности и наказания (п. "к" ч. 1 ст. 61, ст. ст. 62, 64 УК). Согласно ст. ст. 75 и 76 УК (первая посвящена освобождению от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием, вторая - в связи с примирением с потерпевшим) возврат похищенного или возмещение причиненного ущерба может служить основаниями не для исключения уголовной ответственности, а для освобождения от нее по нереабилитирующим основаниям.

Таким образом, тезис о том, что в п. 3 ст. 220 ГК право собственника нарушается уже в момент изъятия материала (и только в случаях его растраты - в момент несанкционированной переработки), сомнений не вызывает. Между тем данный факт сам по себе исключает ту позитивную надежду виновного на благоприятный исход, которая имманентна для грубой неосторожности (легкомыслия) и которая согласно правилам формальной логики должна в таком случае иметь и достаточный для реализации временной промежуток - от момента совершения лицом действий, создающих угрозу праву, до момента фактического нарушения им данного права. Таким образом, грубая неосторожность (легкомыслие) не может использоваться для понимания и характеристики квалифицированной недобросовестности (п. 3 ст. 220 ГК).

  1. При легкой неосторожности (небрежности) лицо и вовсе не предвидит возможности наступления общественно опасных последствий своего поведения, хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предвидеть (п. 3 ст. 26 УК). Следовательно, небрежность характеризуют одновременно два признака - отрицательный (лицо не предвидит) и положительный (лицо должно было и могло предвидеть), а раз лицо не предвидит возможности наступления общественно опасных последствий своего поведения, то оно и не осознает общественной опасности самого поведения. Разумеется, "при небрежности, - как пишет И.М. Тяжкова, - лицо не осознает фактической стороны совершаемых действий, а следовательно, и не предвидит общественно опасных последствий или же сознает фактическую сторону своего поведения, но тем не менее не предвидит наступления общественно опасных последствий". Но как бы то ни было, "при небрежности, в отличие от умысла и легкомыслия, виновный НЕ ОСОЗНАЕТ ОБЩЕСТВЕННОЙ ОПАСНОСТИ СВОЕГО ПОВЕДЕНИЯ (выделено мной. - В.Р.) и поэтому считает его вполне возможным" <38>. Таким образом, необходимость исключения из квалифицированной недобросовестности (п. 3 ст. 220 ГК) небрежности связывается уже с тем, что в отличие от умысла и грубой неосторожности небрежность - единственная разновидность вины, при которой у виновного нет предвидения возможности наступления общественно опасных последствий, а значит, и осознанности общественной опасности самих действий.
<38> Уголовное право России. Общая часть / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. С. 277, 281 (автор - И.М. Тяжкова).

Итак, содержание квалифицированной недобросовестности (п. 3 ст. 220 ГК) характеризуют два связанных между собой признака - прямой умысел и корыстная цель на изъятие материала в связи с последующей его переработкой.

Понимание и характеристика квалифицированной недобросовестности переработчика посредством категорий вины и цели позволяет использовать эти же категории для определения содержания недобросовестности простой: последняя не может и не должна связываться с фактом умышленного корыстного изъятия чужого материала, а значит, при возникновении незаконного владения чужим материалом (и в момент его возникновения) она может быть представлена любыми другими целями и проявлениями вины.

Так, простая недобросовестность имеет место, если в действиях переработчика по завладению чужим материалом есть прямой умысел, но нет корысти (например, лицо умышленно завладело чужим материалом из альтруизма, шутки, желания продемонстрировать свое мастерство, доказать преимущество, любой ценой выиграть спор, пари и т.п., при этом планировало возместить собственнику данного материала причиненные самовольными действиями убытки). Поскольку указанные мотивы и цели не являются низменными, нет сомнений, что отнюдь не ради них в ст. 220 ГК существует п. 3, следовательно, даже при наличии у переработчика прямого умысла на изъятие чужого материала такие мотивы и цели исключают его квалифицированную недобросовестность и обращение к п. 3 ст. 220 ГК.

Простая недобросовестность имеет место и в тех случаях, когда лицо не изъяло чужой материал (умышленно), а завладело им и переработало наряду с собственным, принимая за свой (в условиях грубой или легкой неосторожности, например ошибочно, будучи в состоянии алкогольного опьянения или попросту увлекшись - поддавшись профессиональному азарту, творческому порыву и т.п.).

Наконец, поскольку простая недобросовестность в отличие от квалифицированной может связываться с юридически упречным (виновным) поведением переработчика в любой момент незаконного владения чужим материалом, она имеет место, если переработчик, став случайным владельцем чужого материала (т.е. при отсутствии в этом какой-либо вины), затем совершил умышленные действия (по его удержанию, сокрытию, видоизменению и т.п.), направленные на сохранение незаконного владения. Поскольку такие действия совершаются вне связи с изъятием чужого материала и уже после фактической его утраты собственником, они исключают квалифицированную недобросовестность; в то же время их несомненная юридическая предосудительность (виновность) свидетельствует о недобросовестности простой. Другой пример связан с оккупацией (ст. 225 ГК). Так, если захватчик приобрел право на бесхозяйный материал (в частности, по основаниям ст. ст. 226, 228 ГК, а с учетом правила п. 2 ст. 225 - и ст. 234 ГК), то в последующем он перерабатывает уже собственный (а не "не принадлежащий ему") материал, следовательно, и право на результат переработки у него возникает в силу п. 1 ст. 218 ГК (а не ст. 220 ГК). Однако, если захватчик переработал бесхозяйный материал до (и без) приобретения на него права в установленном законом порядке (а значит, ему не принадлежащий материал), это опять-таки исключает его квалифицированную недобросовестность (так как владение чужим материалом возникло в порядке оккупации, т.е. по разрешенному законом основанию), но не исключает его недобросовестность простую, поскольку всякий средний захватчик должен понимать, что переработка чужого материала вступает в противоречие с установленной законом юридической процедурой возникновения права на бесхозяйную вещь, а в некоторых случаях и в откровенный конфликт с собственником данного материала (в частности, если материал потерян и разыскивается собственником). Таким образом, если захватчик не приобрел согласно закону права на бесхозяйный материал, он, скорее всего, не сможет стать собственником результата его переработки как раз из-за отсутствия добросовестности, необходимой для применения абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК. Данный вывод не касается переработчиков, которые: a) не соответствуют критерию среднего участника гражданского оборота; b) приобрели право на бесхозяйный материал посредством совершения фактических действий (в том числе его переработки), т.е. вне каких-либо юридических процедур; c) добились судебного признания материала бесхозяйным (и тем самым перешедшим в их собственность) уже после его переработки (т.е. post factum). Так, в первом случае речь может идти о малолетних или душевнобольных лицах, а во втором и в третьем имеются в виду два варианта брошенного материала (соотв. абз. 1 и 2 п. 2 ст. 226 ГК).

Предложенное понимание и характеристика недобросовестности (квалифицированной и простой) очерчивают уровень требований, предъявляемых к добросовестному переработчику. Поскольку самостоятельное значение закон связывает только с добросовестностью квалифицированной (которая только и порождает вещный эффект на стороне переработчика, обязанного возместить собственнику материала его стоимость, - абз. 2 п. 1, п. 2 ст. 220 ГК), простая добросовестность по правовым последствиям ничем не отличается от простой недобросовестности (абз. 1 п. 1, п. 2 ст. 220 ГК). А поскольку добросовестность квалифицируют два других сопутствующих ей реквизита (абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК), между простой и квалифицированной добросовестностью есть только формальные (количественные), но не сущностные (качественные) различия.

С учетом сказанного о недобросовестности (квалифицированной и простой) и вывода о сущностном единстве простой и квалифицированной добросовестности содержание всякой добросовестности определяют причины незаконного владения чужим материалом и особенности последующего его течения. Добросовестность переработчика означает юридическую безупречность его поведения в течение всего (срока) незаконного владения чужим материалом от момента возникновения незаконного владения и вплоть до завершения переработки материала (создания результата). Добросовестный переработчик - лицо, невиновное в возникновении у него незаконного владения чужим материалом и последующей его переработке, т.е. по смыслу абз. 2 п. 1 ст. 401 ГК заботливый и осмотрительный участник гражданского оборота, принявший все меры для недопущения незаконного владения чужим материалом и последующей его переработки. Сказанное означает следующее.

  1. Возникновение у добросовестного переработчика незаконного владения чужим материалом должно связываться с объективными факторами (случаем или форс-мажором) или действиями третьих лиц, а само незаконное владение - с его уверенностью в том, что данный материал не является для него чужим (ему не принадлежащим) и что, напротив, он, переработчик, является законным его владельцем и управомоченным на его переработку лицом. Такая уверенность должна сохраняться в течение всего (срока) незаконного владения переработчиком чужим материалом вплоть до его переработки. Любое сомнение переработчика насчет отсутствия у него правомочий на владение и (или) переработку материала в процессе (и до окончания) его переработки колеблет его добросовестность. Любое подобное сомнение требует от переработчика во избежание возможного нарушения прав собственника материала во всяком случае выяснить вопрос о действительной принадлежности сомнительного материала и о своих на него правомочиях (в том числе прекратить начавшуюся переработку).

В то же время продолжительность существования рассматриваемой уверенности переработчика не связана с каким-либо определенным сроком (ср. со ст. 234 ГК). Поэтому чем меньше срок незаконного владения (чем быстрее чужой материал будет переработан), тем более коротким может быть и состояние добросовестности переработчика; напротив, чем больше срок незаконного владения (чем дольше перерабатывается чужой материал), тем более продолжительным должно быть и состояние добросовестности переработчика. Если же переработчик узнал о том, что переработал чужой материал, уже после окончания его переработки, это не имеет юридического значения: на основании абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК и в момент накопления всех указанных в нем реквизитов он становится собственником результата, а его взаимоотношения с собственником материала ограничиваются обязанностью возместить стоимость последнего.

  1. Добросовестность переработчика не колеблют такие собственные его действия, которые не могут быть поставлены ему в вину. Так, в завладении чужим материалом и его переработке нельзя обвинить малолетнего или душевнобольного, а раз так, то и при установлении собственника результата переработки (определении вещно-правового эффекта согласно ст. 220 ГК) нет препятствий к тому, чтобы считать такое лицо добросовестным переработчиком; в то же время обязательственно-правовые вопросы возмещения вреда, причиненного таким гражданином собственнику материала, могут и должны обсуждаться в соответствии со ст. ст. 1073, 1076 или п. 3 ст. 1078 ГК. Как видно из сказанного, состоянию добросовестности (невиновности) и возникающему у переработчика при участии данного реквизита праву на результат переработки может сопутствовать виновность других лиц, которые в силу закона должны нести ответственность за совершенные им действия (обязаны возместить причиненный переработчиком вред).

Для понимания и характеристики добросовестности (переработчика) могут использоваться формулы невиновности, известные в уголовном праве. Так, согласно ст. 28 УК "Невиновное причинение вреда" <39> невиновным следует признать лицо, которое: a) не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать сути своего поведения либо не предвидело и по обстоятельствам дела не должно было или не могло предвидеть общественно опасные последствия (п. 1); b) хотя и предвидело такие последствия, но не могло их предотвратить в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам (п. 2). В первой формуле, как видно, отсутствуют оба элемента вины (интеллектуальный и волевой), во второй - только один из них (волевой). Но именно согласно второй формуле невиновным (а значит, добросовестным) следует считать и того переработчика, который завладел чужим материалом и переработал его, будучи в особых (экстраординарных) условиях (стресс, усталость, переутомление, эмоциональное перевозбуждение, а также нервно-психический срыв, которому, как пишет В.П. Малков, более подвержены холерики и меланхолики <40>).

<39> Формально ст. 28 УК более соответствует гл. 59 ГК, однако в действительности она решает более общий вопрос - формулирует исключающие уголовную ответственность критерии невиновного поведения (поэтому само используемое здесь понятие "причинение вреда" следует понимать широко - с точки зрения общественно опасных последствий вообще).
<40> См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.А. Чекалина, В.Т. Томина, В.В. Сверчкова. М., 2006. С. 97 (автор - В.П. Малков).

III. Презумпции

Поскольку последствия простой недобросовестности и простой добросовестности переработчика регулируются общим правилом абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК, их внутренняя дифференциация, а также характер презумпции, помогающей в условиях дефицита необходимых доказательств определить статус переработчика посредством правила презюмируемого факта, большого значения не имеют. Иное дело - случаи, когда переработчик имеет тот или другой квалифицированный статус. Предусмотренные для таких случаев специфические (в сравнении с общим правилом) правовые последствия требуют особо тщательного выяснения статуса переработчика. Столь же принципиален и характер презумпции, которая: a) помогает определить статус переработчика в условиях сомнений и неопределенности; b) отвечает на вопрос, кто при возникновении спора - он или собственник материала - будет нести бремя ее опровержения.

Правило п. 3 ст. 220 ГК посвящено корыстному правонарушению, за которое переработчик не только претерпевает предусмотренные в данном пункте гражданские санкции, но и привлекается к основанной на началах публичного преследования (обвинения) административной или уголовной ответственности. Если для выяснения характера искомой презумпции ориентироваться на специфическую для гражданского права презумпцию виновности нарушителя обязательства (п. 2 ст. 401, а также п. 2 ст. 1064 ГК), то квалифицированная недобросовестность переработчика, по всей видимости, должна связываться с презумпцией его недобросовестности. В свою очередь, административная (уголовная) ответственность переработчика во всяком случае сопряжена с презумпцией его невиновности <41>.

<41> Общий смысл публично-правовой презумпции невиновности состоит в том, что недоказанная виновность равна доказанной невиновности, а именно: a) лицо подлежит административной (уголовной) ответственности только за те правонарушения (общественно опасные деяния и наступившие последствия), в отношении которых установлена его вина (т.е. отсутствие вины однозначно исключает административную и уголовную ответственность); b) лицо считается невиновным, пока его вина не будет доказана в установленном законом порядке и установлена вступившим в силу правоприменительным актом (постановлением судьи, органа, должностного лица, приговором суда); c) лицо, привлекаемое к административной (уголовной) ответственности, не обязано доказывать свою невиновность; d) неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу этого лица, а предположения исключаются (ст. 1.5 КоАП, ст. 5 УК, ст. 14 УПК).

Таким образом, можно предположить, что недобросовестные действия переработчика по изъятию чужого материала (для последующей его переработки) при оценке их разными отраслями права одновременно связаны с двумя противоположными по смыслу презумпциями - недобросовестности (в связи с применением п. 3 ст. 220 ГК) и невиновности (в связи с привлечением к административной или уголовной ответственности), при этом первую презумпцию должен опровергнуть сам переработчик, а вторую - компетентные органы и должностные лица. Неопровержение (переработчиком) презумпции недобросовестности влечет применение п. 3 ст. 220 ГК, но само по себе не влечет административной (уголовной) ответственности, ибо сам по себе факт применения п. 3 ст. 220 ГК на основании правила презюмируемого факта еще не является достаточным основанием для опровержения презумпции невиновности. В свою очередь, неопровержение (компетентными органами и должностными лицами) презумпции невиновности исключает административную (уголовную) ответственность переработчика, но само по себе не исключает применения п. 3 ст. 220 ГК, ибо сам по себе факт исключения административной (уголовной) ответственности на основании правила презюмируемого факта еще не является достаточным основанием для опровержения презумпции недобросовестности. А поскольку презумпцию невиновности, таким образом, нельзя опровергнуть презумпцией недобросовестности (и наоборот), опровержение той и другой презумпции (а возможно, и всякой презумпции вообще) должно связываться только с предоставлением лицом, на котором лежит бремя ее опровержения, относимых, допустимых и достаточных доказательств; напротив, эффективному опровержению презумпции не может служить другой презюмируемый факт, в противном случае одно предположение опровергалось бы другим предположением. Следовательно, в условиях дуализма в презумпциях и дефицита необходимых доказательств переработчик может одновременно избежать административной (уголовной) ответственности (в силу презумпции невиновности) и претерпеть санкции п. 3 ст. 220 ГК (в силу презумпции недобросовестности).

В связи с применением п. 3 ст. 220 ГК презумпция недобросовестности не зависит от конкретных квалифицированно недобросовестных действий переработчика, в принципе охватываемых п. 3 ст. 220 ГК, а потому является универсальной. Однако при фактическом изъятии чужого материала (для его переработки) на стороне переработчика сначала возникает незаконное владение данным материалом, а затем имеет место и незаконная его переработка. При юридическом же изъятии стадия незаконного владения имеет место, только если вверенный материал по прекращении соответствующего основания его вверения продолжает незаконно удерживаться и затем перерабатывается; если же лицо, которому материал был вверен собственником, осуществляет хотя и несанкционированную его переработку, но в рамках сохраняющегося основания вверения, стадия незаконного владения материалом отсутствует, а потому о незаконности здесь можно говорить только применительно к самим действиям по его переработке. Именно в последнем случае и может возникнуть сомнение: какой презумпции надлежит отдать предпочтение - недобросовестности (коль скоро речь идет о ситуации, охватываемой п. 3 ст. 220 ГК) или добросовестности (коль скоро имеет место незаконность не владения, а самой переработки)? Особенность этого - последнего - случая состоит в том, что здесь нет смысла противопоставлять друг другу утрату материала (собственником) и его переработку, поскольку утрата материала как раз и связывается с самой его переработкой, минуя при этом стадию незаконного владения, однако эта особенность не колеблет ни самого факта утраты материала, ни его изъятия (пусть и юридического). А поскольку для квалифицированной недобросовестности (п. 3 ст. 220 ГК) фактический или юридический характер изъятия материала значения не имеет (т.е. неважно, оказался он у переработчика в результате кражи или грабежа либо был им присвоен или растрачен), отдавая предпочтение презумпции добросовестности, придется признать, что в условиях дефицита необходимых доказательств реализация одной и той же гражданско-правовой нормы п. 3 ст. 220 ГК может связываться с двумя противоположными по смыслу презумпциями в зависимости от особенности квалификации ситуации нормами административного (уголовного) права. Очевидная недопустимость такого внутрицивилистического дуализма в презумпциях (а также зависимости гражданско-правового регулирования от других отраслей права) как раз и доказывает обратное - универсальность презумпции недобросовестности в рамках всех и всяких ситуаций, охватываемых п. 3 ст. 220 ГК.

Эффективное опровержение (переработчиком) презумпции недобросовестности для исключения действия в отношении его п. 3 ст. 220 ГК означает успешное доказывание отсутствия умысла и (или) корысти при возникновении незаконного владения чужим материалом (а в соответствующих случаях - переработки вверенного материала), после чего в пользу переработчика начинает работать противоположная по смыслу презумпция - добросовестности незаконного владения и переработки чужого материала, бремя опровержения которой лежит уже на собственнике материала. Если эта презумпция не будет эффективно опровергнута последним, то при наличии прочих реквизитов, предусмотренных в абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК, переработчик становится собственником результата переработки. Но даже если собственником результата переработки в силу общего правила абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК станет собственник материала (из-за эффективного опровержения презумпции добросовестности переработчика или отсутствия необходимых реквизитов, предусмотренных в абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК), переработчик во всяком случае имеет право на возмещение стоимости переработки (п. 2 ст. 220 ГК).

Одновременно эффективное опровержение переработчиком презумпции недобросовестности (и исключение тем самым п. 3 ст. 220 ГК) не всегда освобождает его от гражданской ответственности в виде возмещения собственнику материала причиненных убытков. Поскольку опровержение презумпции недобросовестности доказывает отсутствие у переработчика умысла и (или) корысти при возникновении незаконного владения чужим материалом (а в соответствующих случаях - переработки вверенного ему материала), тогда как достаточным условием для возмещения собственнику материала убытков является всякая вина переработчика в течение всего незаконного владения чужим материалом, собственник материала вправе взыскать с переработчика также и те убытки, которые были вызваны умышленным некорыстным изъятием материала, неосторожным завладением им, а также убытки, возникшие вне связи с изъятием материала (например, расходы по розыску материала, который оказался у переработчика случайно, но затем был умышленно им спрятан и переработан). Поэтому право на возмещение убытков в ст. 220 ГК собственник материала имеет и за пределами п. 3 <42>; в свою очередь, переработчик для освобождения от их возмещения должен доказать отсутствие в его поведении всякой вины в течение всего незаконного владения чужим материалом - от момента его возникновения и вплоть до переработки материала (п. 2 ст. 401 ГК).

<42> Как уже указывалось выше, упоминание в п. 3 ст. 220 ГК об убытках свидетельствует прежде всего в пользу того, что изъятие материала переработчиком было безвозмездным (некомпенсированным), а значит, корыстным.

При обосновании презумпции добросовестности незаконного владения и переработки чужого материала обычно ограничиваются ссылкой на п. 3 ст. 10 ГК <43>. Однако согласиться с таким формальным обоснованием данной презумпции, правильной по существу, нельзя. Дело в том, что правило п. 3 ст. 10 ГК касается только случаев осуществления и защиты субъективного права, которые закон связывает между собой, обусловливая одно обстоятельство (защиту права) другим (характером его осуществления). Что же касается правила абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК, то оно: a) прежде всего посвящено возникновению субъективного права (а не его осуществлению и защите); b) хотя в конечном счете и обеспечивает защиту возникшего права путем его признания, такая защита находится в связи не с добросовестным осуществлением этого права (как того требует п. 3 ст. 10 ГК), а с предшествующими его возникновению действиями переработчика - добросовестным незаконным владением чужим материалом и его переработкой, а также двумя другими легальными реквизитами, которые и квалифицируют добросовестность. Таким образом, правило п. 3 ст. 10 ГК не формулирует универсальную презумпцию добросовестности, пригодную для всех гражданско-правовых конструкций; презумпция добросовестности в п. 3 ст. 10 ГК, исходя из буквального толкования данного правила и вопреки расхожему мнению, не предрешает характер презумпции в абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК, соответственно презумпция добросовестности переработчика требует иного обоснования.

<43> См.: Научно-практический комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Под ред. В.П. Мозолина, М.Н. Малеиной. С. 467 (автор - С.В. Артеменков).
  1. Поскольку право (собственности) переработчика возникает и защищается в связи с добросовестным незаконным владением и переработкой чужого материала (из которого создается результат - объект данного права), для целей обоснования презумпции добросовестности переработчика можно провести параллель с аналогичным характером презумпции добросовестности приобретателя в п. 1 ст. 302 ГК <44>. Несмотря на проведенную выше дифференциацию правил абз. 2 п. 1 ст. 220 и п. 1 ст. 302 ГК, препятствующую заимствованию формулы добросовестности (и аналогии закона), обе конструкции посвящены сопоставимым владельческим ситуациям - конфликту между собственником и незаконным добросовестным владельцем, в условиях которого вещный эффект возникает на стороне последнего. А поскольку отсутствие сходства в регулируемых отношениях отнюдь не исключает сопоставимости регулируемых ситуаций, невозможность заимствования формулы добросовестности (и аналогии закона) не исключает проведения параллели при установлении характера презумпции.
<44> Подробнее см.: Ровный В.В. Добросовестность ответчика при виндикации // Гражданское законодательство. Вып. 22 / Под ред. А.Г. Диденко. Алматы, 2005. С. 164 и сл.
  1. Назначение ст. 220 ГК состоит в урегулировании случаев переработки одним лицом материала другого лица при отсутствии между этими лицами договора. Поскольку при определении собственника результата переработки явный приоритет имеет собственник материала, интересы которого обеспечивают и п. 3 (lex specialis), и абз. 1 п. 1 (lex generalis), смысл другой lex specialis - абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК - состоит в обратном, а именно в том, чтобы путем создания правового противовеса отдать предпочтение переработчику, поощрить и стимулировать его продуктивную трудовую функцию и обеспечить тем самым баланс интересов участников гражданского оборота. Этому специальному назначению правила абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК соответствует презумпция добросовестности переработчика.

Понятно, что при дефиците доказательств презумпция добросовестности опасна тем, что добросовестным может быть признан недобросовестный переработчик; презумпция же недобросовестности чревата тем, что недобросовестным может быть признан переработчик добросовестный. Одновременно выбор в пользу презумпции добросовестности в данном случае не позволяет считать ее средством, потворствующим недобросовестным участникам гражданского оборота (и на этом основании сомневаться в ее пригодности). Дело в том, что к тому моменту, когда на переработчика начинает работать презумпция добросовестности, уже исключена основанная на противоположной презумпции его квалифицированная недобросовестность, что же касается добросовестности (хотя бы и презюмируемой), то она является юридически релевантной не сама по себе, а только при наличии двух других - квалифицирующих ее - реквизитов (абз. 2 п. 1 ст. 220 ГК). Получается, что чем больше реквизитов (наряду с добросовестностью) образуют фактический состав, порождающий специальные правовые последствия (возникновение у переработчика права собственности), тем меньше опасности таит в себе презумпция (добросовестности). Кроме того, презумпцию недобросовестности переработчика за рамками п. 3 ст. 220 ГК всякий раз пришлось бы опровергать самому переработчику, напротив, презумпция его добросовестности при соответствующей в том заинтересованности может быть опровергнута не только собственником материала, но и другими лицами (в том числе публичными органами). Представляется, что всякая презумпция (в том числе добросовестности) таит в себе тем меньше опасности, чем больший круг лиц способен ее опровергнуть.

IV. Основные выводы

Из всего сказанного выше можно сделать следующие выводы:

  1. используемые в ст. 220 ГК категории добросовестности и недобросовестности являются субъективными и сопоставимыми с традиционными и более понятными категориями невиновности и вины, при этом последствия всех случаев простой добросовестности и недобросовестности одинаково регулирует общее правило абз. 1 п. 1 ст. 220 ГК; напротив, специально-юридическое значение имеют только случаи квалифицированной добросовестности и квалифицированной недобросовестности, с которыми закон связывает последствия sui generis (соотв. абз. 2 п. 1 и п. 3);
  2. квалифицированная и простая недобросовестность имеют разную сущность, временные рамки существования, формулы описания, правовые последствия, покоятся на разных презумпциях. Квалифицированная недобросовестность - "сплав" прямого умысла и корысти при изъятии (хищении) чужого материала, соответственно всякое иное виновное поведение (переработчика) при возникновении и последующем течении незаконного владения чужим материалом вплоть до его переработки свидетельствуют о наличии (в его действиях) недобросовестности простой;
  3. всякая добросовестность имеет единую сущность, временные рамки существования, формулу описания, лежащую в основе презумпцию, при этом квалифицированная добросовестность отличается от простой формальным наличием дополнительных реквизитов и порождаемыми правовыми последствиями. Всякая добросовестность (иначе - невиновность) означает уверенность (переработчика) при возникновении незаконного владения чужим материалом и вплоть до его переработки, что данный материал не является для него чужим и что, напротив, он, переработчик, является законным его владельцем и управомоченным на его переработку лицом.