Мудрый Юрист

Нормы-дефиниции в уголовно-процессуальном праве

Бахта А.С., кандидат юридических наук, доцент, начальник Дальневосточного юридического института МВД России.

В статье рассматриваются нормы-дефиниции в системе уголовно-процессуального права. Автор исследует схемы построения, содержание и назначение правовых норм, закрепляющих понимание уголовно-процессуальных терминов.

Современные научные воззрения о праве как системе, отличающейся чертами органичности, позволяют говорить о том, что образующие его нормы не есть некая однородная безликая масса нормативных положений. На уровне микроструктуры права наглядно видна свойственная ему специализация, суть которой состоит в том, что в праве происходит и притом имеет тенденцию к усилению "разделение труда" между нормами, в результате которого "те или иные нормы и их комплексы все более сосредоточиваются на выполнении определенных операций, конкретизируется содержание норм и одновременно происходит интеграция в регулировании общественных отношений" <1>.

<1> Алексеев С.С. Общая теория права: Учебник. М.: ТК Велби; Изд-во "Проспект", 2008. С. 291.

В связи с этим в общей теории права выделяют самостоятельный вид норм - специализированные предписания, которые в отличие от регулятивных и охранительных имеют дополнительный характер. Иными словами, они не являются самостоятельной нормативной основой для возникновения правоотношений, но при регламентировании последних как бы присоединяются к регулятивным и охранительным предписаниям, образуя в сочетании с ними единый регулятор.

Думается, что к данной группе норм относятся и нормы-дефиниции, играющие специфическую роль в системе уголовно-процессуального права. Их непосредственное назначение состоит в том, чтобы закрепить однозначное понимание тех или иных процессуальных терминов и тем самым исключить возможность конфликтной ситуации, вызванной их неодинаковым толкованием. Назначение норм-дефиниций в конечном счете сводится к тому, чтобы субъекты действовали на основе правильного и единообразного понимания явлений, определение которых дается в законе. Их отсутствие в системе права лишило бы законодательство ясности, а процесс его применения сделало бы невозможным либо крайне затруднительным.

Значительная часть дефиниций расположена непосредственно в тексте статей УПК РФ, и при их формулировании законодатель, как правило, использует стандартную схему: определяемый юридический термин - логическая связка - законодательное определение. В качестве логической связки могут быть использованы слова "является", "признается" и др. В некоторых случаях в качестве такой связки законодатель использует знак пунктуации - тире. Это имеет место, например, в ст. 43 УПК РФ: "Частным обвинителем является лицо, подавшее заявление в суд по уголовному делу частного обвинения..."; в ч. 1 ст. 74 УПК РФ: "Доказательствами по уголовному делу являются любые сведения..."; в ч. 1 ст. 47 УПК РФ: "Обвиняемым признается лицо, в отношении которого..."; в ч. 1 ст. 81 УПК РФ: "Вещественными доказательствами признаются любые предметы...", в ч. 1 ст. 58 УПК РФ: "Специалист - лицо, обладающее специальными знаниями, привлеченное к участию..."; в ст. 76 УПК РФ: "Показания подозреваемого - сведения, сообщенные им на допросе...".

Иногда законодатель использует иную схему построения дефиниций. Например, законодательное определение - логическая связка - определяемый термин. Так, ч. 2 ст. 47 УПК РФ, в которой содержится определение подсудимого, осужденного и оправданного, изложена следующим образом: "Обвиняемый, по уголовному делу которого назначено судебное разбирательство, именуется подсудимым. Обвиняемый, в отношении которого вынесен обвинительный приговор, именуется осужденным. Обвиняемый, в отношении которого вынесен оправдательный приговор, является оправданным".

К числу норм-дефиниций, на наш взгляд, следует отнести и те, в которых не содержится определение как категория, понимаемая в науке. Но такое определение легко формулируется исходя из данного законодательного предписания. Кроме того, оно также выполняет направляющую и ориентирующую функцию в механизме правового регулирования. Например, в ст. 102 УПК РФ указано: "Подписка о невыезде и надлежащем поведении состоит в письменном обязательстве подозреваемого или обвиняемого:

  1. не покидать постоянное или временное место жительства без разрешения дознавателя, следователя или суда;
  2. в назначенный срок являться по вызовам дознавателя, следователя и в суд;
  3. иным путем не препятствовать производству по уголовному делу".

Подобную конструкцию имеют ст. ст. 103, 104, 105, 106, 107 УПК РФ.

Нормы-дефиниции являются специальными. Поэтому, на наш взгляд, было бы ошибочным пытаться отыскать в них элементы логической правовой нормы - гипотезу, диспозицию, санкцию. Хотя есть и исключения. Часть 1 ст. 42 УПК РФ изложена в следующей редакции: "Потерпевшим является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу и деловой репутации. Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя или суда". С одной стороны, в этой формулировке можно увидеть определение потерпевшего. С другой - наличие гипотезы (условия ее действия): наличие вреда, причиненного преступлением физическому или юридическому лицу, и диспозиции (содержание правил поведения) - дознаватель, следователь или суд должны принять решение о признании лица потерпевшим. Представляется, что такие ситуации, хотя они в УПК РФ не распространены, не должны вызывать отрицательной реакции у правоприменителя или ученого. Их надо рассматривать как один из приемов юридической техники. И то, что одна и та же норма имеет признаки как логической, так и специальной, не умаляет ее значения.

На дефинитивный характер нормативного предписания в большинстве случаев указывает наименование статьи закона, в которой оно содержится. Например, ст. 42 УПК РФ, в ч. 1 которой содержится понятие потерпевшего, именуется "Потерпевший", ст. 43 УПК РФ - "Частный обвинитель", ст. 57 УПК РФ - "Эксперт", ст. 74 УПК РФ - "Доказательства" и т.д. Однако это имеет место не всегда. Так, в ст. 40 УПК РФ - "Орган дознания", ст. 41 УПК РФ - "Дознаватель", ст. 98 УПК РФ - "Меры пресечения", ст. 278 УПК РФ "Допрос свидетелей" соответствующих дефиниций не содержится. Некоторые из этих определений (например, "орган дознания", "дознаватель") имеются в иной статье УПК РФ (5). Другие законодателем не сформулированы вообще.

Иногда законодатель разрывает понятие, размещая составляющие его фрагменты в разных статьях УПК. Например, в п. 31 ст. 5 УПК РФ указано: "Прокурор - Генеральный прокурор Российской Федерации и подчиненные ему прокуроры, их заместители и иные должностные лица органов прокуратуры, участвующие в уголовном судопроизводстве и наделенные соответствующими полномочиями федеральным законом о прокуратуре". А ч. 1 ст. 37 УПК РФ имеет следующее содержание: "Прокурор является должностным лицом, уполномоченным в пределах компетенции, предусмотренной настоящим Кодексом, осуществлять от имени государства уголовное преследование в ходе уголовного судопроизводства, а также надзор за процессуальной деятельностью органов дознания и органов предварительного следствия". Представляется, что каждая из этих формулировок в отдельности не дает такого полного представления о понятии прокурора, как их совокупность.

В ряде случаев имеет место дублирование дефиниций. Причем содержание их не всегда однозначно. Для сравнения приведем два понятия, отраженных в разных частях закона. "Следователь - должностное лицо, уполномоченное осуществлять предварительное следствие по уголовному делу, а также иные полномочия, предусмотренные настоящим Кодексом" (п. 41 ст. 5 УПК РФ). "Следователь является должностным лицом, уполномоченным в пределах компетенции, предусмотренной настоящим Кодексом, осуществлять предварительное следствие по уголовному делу" (ч. 1 ст. 38 УПК РФ). Явное несовпадение - налицо.

Еще один пример. Круг лиц, осуществляющих полномочия руководителя следственного органа, определен в ч. 5 ст. 39 УПК РФ. Но это сделано недостаточно четко. Помимо Председателя Следственного комитета при прокуратуре РФ, а также руководителей следственных управлений и отделов центрального и территориальных его органов и руководителей следственных подразделений органов ФСБ, ОВД и ФСКН, а также их заместителей, есть указание на иных руководителей следственных органов и их заместителей. Конечно, речь идет о руководителях и их заместителях специализированных органов. Громоздкость и неточность формулировки ч. 5 ст. 39 УПК, сложность организации следственных органов связаны с определенным противоречием. С одной стороны, выделяются и обособляются в отдельные самостоятельные структуры следственные органы. С другой стороны, вскрывается невозможность отделения соответствующих подразделений от территориальных и специализированных органов прокуратуры (Следственный комитет при прокуратуре РФ), а также территориальных и специализированных следственных подразделений от органов дознания, с которыми они входят в единое ведомство (ФСБ, ФСКН, ОВД). Кроме того, содержание ч. 5 ст. 39 УПК РФ лишь косвенно учитывает организационное построение органов расследования в иных, нежели прокуратура, ведомствах.

Понятие руководителя следственного органа, кроме того, содержится в п. 38.1 ст. 5 УПК РФ. Оно лаконично, но достаточно конкретно: это "должностное лицо, возглавляющее соответствующее следственное подразделение, а также его заместитель". На наш взгляд, такого определения вполне достаточно для реализации уголовно-процессуальных отношений. Руководитель следственного органа - это не наименование должности лица, а название участника уголовного судопроизводства. Структура следственных органов и наименование должностей руководителей следственных аппаратов могут быть урегулированы (и урегулированы) иными нормативными актами, что никак не отражается на уголовном судопроизводстве. В связи с этим логично было бы исключить ч. 5 ст. 39 из текста УПК РФ.

Законодатель определяет далеко не все термины, которые используются в тексте УПК РФ. В этом, наверное, нет необходимости. Во-первых, термин (от лат. terminus - граница, предел) - это словесное обозначение понятия, входящего в систему понятий определенной области профессиональных знаний <2> (в нашем случае - в систему понятий юриспруденции). С помощью юридических терминов в уголовно-процессуальном законе выражается и закрепляется содержание уголовно-правовых предписаний. "Термин выполняет роль стержня, вокруг которого концентрируются все другие языковые единицы" <3>. Вместе с тем в тексте УПК РФ использованы и общеупотребительные слова, которые в специальных пояснениях не нуждаются. Законодатель прибегает к созданию дефиниций в том случае, когда считает необходимым разъяснить адресатам нормативно-правового акта смысл юридического термина (либо терминологического сочетания).

<2> См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1984. С. 706.
<3> Савицкий В.М. Язык процессуального закона (вопросы терминологии). М., 1987. С. 9.

Во-вторых, нет необходимости использовать в законе все те дефиниции, которыми оперирует уголовно-процессуальная наука. Так, дефиниция "предмет доказывания", используемая в теории уголовного процесса (в том числе и в учебной литературе), в уголовно-процессуальном законодательстве не содержится. Но в УПК РФ имеются ст. 73, где закреплены обстоятельства, подлежащие доказыванию по любому уголовному делу, ст. 421 и ст. 434, где данные обстоятельства указаны с учетом особенностей производства по отдельным категориям уголовных дел и, таким образом, обозначена совокупность этих обстоятельств, т.е. то, что в теории уголовного судопроизводства именуется предметом доказывания. Представляется, что рассматриваемая дефиниция ценна в научном и познавательном аспектах, но ее отсутствие в тексте закона отрицательного влияния на правоприменение не оказывает. Это относится и к ряду других понятий. Например, статья 151 УПК РФ именуется "Подследственность". Но понятия данного термина в законе не содержится. В то же время в уголовно-процессуальной науке ему уделено должное внимание: под подследственностью понимается и правовой институт, и совокупность признаков уголовного дела, позволяющих отнести его к ведению того или иного органа расследования, и компетенция органа (должностного лица) расследования <4>. С познавательной точки зрения такой подход вполне оправдан, но правоприменителю важнее, насколько четко определены в законе правила подследственности, а не ее дефиниция.

<4> См., напр.: Григорьев В.М., Селютин А.В. Подследственность в уголовном процессе (понятие, основания и порядок определения), проблемы разграничения подследственности между органами различных ведомств. М., 2002. С. 46 - 53; Мингалин Н.Ш. Процессуальные и организационные основы предварительного расследования: Учебное пособие. Екатеринбург, 2009. С. 47 - 48; Руководство по расследованию преступлений / Под ред. А.В. Гриненко. М., 2008. С. 99 - 115.

Вместе с тем существует потребность в законодательном закреплении ряда понятий, которые на сегодняшний день являются сугубо теоретическими, в том числе и дискуссионными, но без придания им юридической силы правоприменение не может осуществляться должным образом. Не ставя цель обсуждать весь перечень таких дефиниций, остановимся более подробно на одной из них. УПК РФ не содержит легального определения понятия "следственные действия" и их системы. "Именно законодатель, - считает В.В. Кальницкий, - "повинен" в том, что в теории существуют большие расхождения в понимании термина "следственные действия" и их круга" <5>. Вместе с тем законодатель не позволяет осуществлять следственные действия до возбуждения уголовного дела (за некоторым исключением), позволяет следователю давать поручение органу дознания о производстве следственных действий, в иных случаях употребляет этот термин, предполагая наличие его точного значения. Такие законодательные предписания могут быть реализованы при условии, что понятие и перечень следственных действий известны. Иначе, например, следователь может поручить органу дознания предъявить обвинение, избрать меру пресечения и т.п. <6>. Но конкретности в этих вопросах правоприменитель не имеет, а это ведет к ошибкам и нарушениям при осуществлении уголовно-процессуальной деятельности.

<5> Кальницкий В.В. Следственные действия: Учебно-методическое пособие. Омск, 2001. С. 10.
<6> Там же.

В действующем УПК РФ дефиниции располагаются не только непосредственно в соответствующих нормах закона, но и в специально созданной для этого ст. 5 УПК РФ "Основные понятия, используемые в настоящем Кодексе". Следует отметить, что аналогичные статьи имелись и в более ранних законах, что не вызывало ни научных дискуссий, ни проблем в правоприменении. Так, УПК РСФСР 1923 г. содержал ст. 23, которая начиналась словами: "Содержащиеся в настоящем Кодексе термины имеют, если нет особых указаний, следующее значение...". Статья 34 УПК РСФСР 1960 г. имела следующее название: "Разъяснение некоторых наименований, содержащихся в настоящем Кодексе". Отличались они и количеством имеющихся дефиниций. В УПК РСФСР 1923 г. их было 13, в УПК РСФСР 1960 г. - 16, в УПК РФ (по состоянию на июнь 2009 г.) - 65.

Сопоставление текстов упомянутых статей показывает, что ряд дефиниций являются "переходящими", хотя содержание их несколько отличается. К числу таковых относятся: "суд", "судья", "прокурор", "следователь", "законные представители", "близкие родственники", "постановление" и др. Вместе с тем число основных понятий в ст. 5 УПК РФ значительно увеличено, что побуждает оценить данный шаг законодателя.

Представляется, что объем рассматриваемой рубрики должен быть оптимальным. Иначе использование ее будет затруднено. Существующая в нынешней редакции ст. 5 УПК РФ с этой позиции не безупречна. На данное обстоятельство правильно обращает внимание В.В. Николюк, отмечая при анализе ст. 5 УПК РФ, что законодатель не имеет четкого представления как о системе основных понятий, употребляемых в основном источнике уголовно-процессуального права, так и о действительном содержании конкретных ключевых уголовно-процессуальных терминов <7>.

<7> См.: Николюк В.В. О совершенствовании статьи 5 УПК РФ // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе: Сб. материалов XIX международ. науч.-практ. конф. (19 - 20 февраля 2009 г.): В 3 ч. Ч. 2 / Отв. ред. Д.Д. Невирко. Красноярск: Сибирский юрид. ин-т МВД России, 2009. С. 204.

Так, сформулированное в ней понятие "алиби" (п. 1) в тексте закона ни разу не используется. Аналогично можно сказать о дефинициях "близкие лица" (п. 3), "следователь-криминалист" (п. 40.1). Таким образом, наличие этих терминов в ст. 5 УПК РФ явно противоречит ее наименованию: "Основные понятия, используемые в настоящем Кодексе". Некоторые понятия, содержащиеся в данной норме, употребляются в последующем тексте закона крайне редко. Например, "непричастность" - 1 раз, "результаты оперативно-розыскной деятельности" и "свидетельский иммунитет" - 2 раза, "фактическое задержание" и "реплика" - 3 раза.

Анализ содержания рассматриваемой нормы порождает и второй вопрос - о логичности включения (невключения) в нее тех или иных определений. Например, в п. 11 ст. 5 УПК РФ дано понятие одной из мер процессуального принуждения - задержания подозреваемого. Вместе с тем понятия иных мер принуждения не приводятся. Хотя среди них есть не менее значимые - заключение под стражу, залог, подписка о невыезде, привод и др. По значимости, упоминаемости в тексте УПК РФ, применяемости на практике они не уступают задержанию подозреваемого, однако столь пристального внимания законодателя не вызвали <8>.

<8> Полноты ради считаем необходимым указать, что в п. 42 ст. 5 УПК РФ имеется определение "содержание под стражей". Но это не одно и то же, что и заключение под стражу.

Подобное можно отметить и в отношении контроля телефонных и иных переговоров, понятие которого отражено в п. 14.1 ст. 5 УПК РФ. По сути, здесь дано наименование и определение одного из следственных действий. Почему же в рассматриваемой статье не приведены понятия иных действий, относящихся к числу следственных?

Следующее замечание. Законодатель обозначил, что в рассматриваемой статье он поясняет основные понятия. Иными словами, определил специальное значение используемых слов. Не возникает сомнений, что такие определения должны быть весьма точными и иметь одинаковое значение применительно ко всему тексту закона. К сожалению, это не всегда так. Приведем примеры.

В п. 48 ст. 5 УПК РФ указано: "Суд - любой суд общей юрисдикции, рассматривающий уголовное дело по существу и выносящий решения, предусмотренные настоящим Кодексом". В п. 54 исследуемой статьи обозначено: "Судья - должностное лицо, уполномоченное осуществлять правосудие". В последующем тексте УПК РФ эти термины употреблены следующим образом. В ч. 2 ст. 29 УПК РФ закреплено, что только суд, в том числе в ходе досудебного производства, правомочен принимать решения, в частности об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, о проведении обыска и выемки в жилище, о временном отстранении обвиняемого от должности и др. Вместе с тем в правовых нормах, регламентирующих порядок вынесения таких актов (в нашем случае - ст. ст. 108, 114, 165), в качестве субъекта принятия решения упоминается не суд, а судья. Очевидно, что где-то произошел терминологический сбой, которого при наличии специальной нормы, содержащей основные понятия, быть не должно.

Кроме того, не вполне удачным представляется определение судьи через такую категорию, как правосудие. Данный термин достаточно часто употребляется законодателем, но понятия его ни в одном из нормативных актов не сформулировано. Он не имеет однозначного понимания в теории уголовного процесса. К тому же не охватывает все аспекты деятельности судьи.

Касаясь содержания дефиниций, закрепленных в ст. 5 УПК РФ, нельзя не заметить, что, во-первых, в теории уголовного процесса практически нет единства мнений относительно любой дефиниции, во-вторых, мы не являемся сторонниками привнесения громоздких теоретических определений в текст закона. С помощью рассматриваемых дефиниций в уголовно-процессуальном законе должны выражаться и закрепляться соответствующие нормативные предписания. И не более того. Поэтому такие определения должны быть функциональными. Это не означает, что мы умаляем значение понятий и определений, формулируемых в теории уголовного процесса. Теоретические понятия выполняют не регулятивные, а иные функции, например познавательную.

Если попытаться определить общие правила построения данной специальной статьи (ст. 5 УПК РФ), не вдаваясь в обсуждение каждой отдельной дефиниции, включенной в текст закона, то для этого необходимо, на наш взгляд, следующее.

Во-первых, необходимо сформировать перечень терминов, нуждающихся в законодательном определении. Во-вторых, определиться, какие из них следует закрепить в специальной норме, а какие непосредственно в тексте закона. При этом необходимо учитывать, что, с одной стороны, наличие такой нормы позволяет освободиться от размещения дефиниций в тексте статей закона, что упрощает его форму и содержание. Но есть и оборотная сторона - подобный способ может затруднять пользование законом. Приходится постоянно обращаться к началу его текста, что значительно осложняет работу с ним, особенно если этот текст достаточно велик по объему <9>. Для облегчения процедуры нахождения дефиниции в объемных нормативных актах, каким является УПК РФ, она может быть помещена в месте, обусловленном логическим ходом развития нормативных предписаний. Исходя из этого, местонахождение многих дефиниций, ныне содержащихся в ст. 5 УПК РФ, можно было определить иначе.

<9> Подробнее об этом см.: Рабец А.М. Проблемы законодательного закрепления юридических дефиниций // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сб. статей. Т. 1. Н. Новгород, 2001. С. 327.

И, в-третьих, дефиниции должны быть связаны между собой и с иными уголовно-процессуальными нормами. Более того, они являются неотъемлемой частью уголовно-процессуальных предписаний и носят обязательный характер, а поэтому должны быть точны как в своем содержании, так и в использовании.