Мудрый Юрист

О некоторых направлениях совершенствования законодательства об ответственности за преступления против правосудия, связанные с сокрытием и фальсификацией доказательств

Дегтярева Н.И., соискатель кафедры уголовного права Краснодарского университета МВД России.

В настоящей статье автор анализирует некоторые направления совершенствования российского уголовного законодательства, предусматривающего ответственность за преступления против правосудия, связанные с сокрытием и фальсификацией доказательств (ст. ст. 303, 304, 306, 307, 308, 309, 316 УК РФ).

Проанализировав законодательные положения, регламентирующие ответственность за преступления против правосудия, связанные с сокрытием и фальсификацией доказательств, к числу которых мы относим посягательства, предусмотренные ст. ст. 303, 304, 306, 307, 308, 309 и 316 УК, мы пришли к выводу о необходимости совершенствования и уточнения ряда из них.

При характеристике предмета преступления, предусмотренного ст. 307 УК, обращает на себя внимание следующее. В соответствии с ч. 2 ст. 74 УПК в качестве доказательства допускается заключение специалиста. Соответственно, специалист по тем или иным причинам может дать заведомо ложное заключение. Но если при этом данное лицо не дает ложных показаний, оно не может быть привлечено к уголовной ответственности по ст. 307 УК, поскольку ложное заключение специалиста не названо в качестве предмета данного преступления. Несомненно, речь идет о пробеле в уголовном законе и о несоответствии положений УК и УПК. Безусловно, заключение специалиста должно быть указано в ст. 307 УК как компонент предмета посягательства. Кстати, следует отметить, что в ст. 309 УК "Подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показаний либо к неправильному переводу" ложное заключение специалиста названо в содержании нормы.

В специальной литературе практически единодушно решено, что заведомо ложный донос может быть двух видов. Во-первых, донос о факте совершения преступления, о событии преступления (без указания лица). Во-вторых, донос не только о преступлении, но и конкретном лице, его совершившем. Такой подход представляется вполне обоснованным. Причем подобное решение представляется справедливым и с точки зрения толкования содержания уголовного закона, и с точки зрения оценки общественной опасности деяния. Как справедливо отмечается в специальной литературе, в любом случае заведомо ложный донос "нарушает нормальную работу органов предварительного следствия, которые впустую тратят силы и средства на проверку или расследование преступления, вообще никем не совершенного" <1>, заставляет осуществлять процессуальную деятельность без законных в действительности поводов и оснований, в связи с чем подрывает авторитет правосудия в целом <2>. Именно с этой позиции оценки общественной опасности рассматриваемого деяния, т.е. с точки зрения нарушения нормальной деятельности соответствующих государственных органов и должностных лиц, обе разновидности заведомо ложного доноса в равной степени вредоносны. Но, с другой стороны, степень общественной опасности названного преступления в случае, если донос является "именным", все-таки несколько выше, поскольку в этой ситуации затрагиваются еще и интересы конкретного лица, оговариваемого виновным. Например, в Уголовном уложении 1903 г. ответственность за заведомо ложный донос дифференцировалась в зависимости от его содержания. Статья 156 предусматривала ответственность за заведомо ложное сообщение о факте совершения преступного деяния без указания на лицо, его совершившее, ст. 157 - о доносе в отношении лица. Такая дифференциация представляется вполне обоснованной, на что обращается внимание и современными авторами <3>. Разумеется, донос в отношении конкретного лица обладает большей степенью общественной опасности и должен влечь при прочих равных условиях более строгое наказание. Поэтому считаем целесообразным в ч. 2 ст. 306 УК РФ предусмотреть усиленную ответственность за заведомо ложный донос о совершении преступления в отношении определенного лица. Квалифицирующие признаки доноса будут предусмотрены соответственно в ч. ч. 3 и 4 ст. 306.

<1> Горелик А.С., Лобанова Л.В. Преступления против правосудия. СПб., 2005. С. 242.
<2> См.: Наумов А.В. Российское уголовное право: Курс лекций. Т. 2. Особенная часть. М., 2007. С. 707.
<3> См.: Горелик А.С., Лобанова Л.В. Указ. соч. С. 244.

Преступление, предусмотренное ст. 316 УК РФ "Укрывательство преступлений", на наш взгляд, преступление с предметом. Однако компоненты последнего в законе не перечислены. Но их можно выявить, анализируя содержание деяния, а также обратившись к положениям, касающимся укрывательства, которые содержались в ст. 18 УК 1960 г. Она гласила: "Заранее не обещанное укрывательство преступника, а равно орудий и средств совершения преступления, следов преступления либо предметов, добытых преступным путем, влечет ответственность лишь в случаях, специально предусмотренных Особенной частью настоящего Кодекса". Впрочем, определению предмета укрывательства может поспособствовать и содержание ч. 5 ст. 33 УК РФ, предусматривающей такую разновидность пособнических деяний, как заранее обещанное сокрытие преступника, средств или орудий совершения преступления, следов преступления, предметов, добытых преступным путем. Итак, и ст. 18 УК 1960 г., и ч. 5 ст. 33 УК 1996 г. определяют, что укрывать можно, во-первых, преступника; во-вторых, орудия и средства совершения преступления; в-третьих, следы преступления; в-четвертых, предметы, добытые преступным путем. Ориентируясь на эти законодательные положения, и следует определять компоненты содержания предмета названного преступления: это орудия совершения преступления; средства совершения преступления; следы преступления; предметы, добытые преступным путем. Из названных в законе объектов мы не включили в содержание предмета преступника. В теории российского уголовного права считается некорректным относить человека к предмету, поэтому не будем нарушать традиций, но помнить, что объектом воздействия при укрывательстве преступлений может быть и он. В этом качестве выступает лицо, совершившее как оконченное, так и неоконченное особо тяжкое преступление, выступившее в роли исполнителя (соисполнителя) либо иного соучастника. Однако в специальной литературе к компонентам предмета данного преступления относят и преступника, высказывая совершенно справедливое предложение (с ним мы вполне солидарны) о том, что в диспозиции ст. 316 УК предмет укрывательства необходимо конкретно указать <4>, внеся в нее соответствующие дополнения.

<4> См.: Зарубин А.В. Уголовно-правовое регулирование прикосновенности к преступлению: Дис. ... канд. юрид. наук. Тюмень, 2004. С. 123; Макаров А.Д. Уголовная ответственность за прикосновенность к преступлению: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004. С. 93.

Внесения определенных корректив требует, на наш взгляд, и текст ст. 303 УК, который при нынешнем своем содержании порождает неоднозначные подходы к решению ряда вопросов при квалификации фальсификации доказательств. Так, в литературе возникли дискуссии относительно того, можно ли считать те или иные действия проявлениями фальсификации. Речь, в частности, идет об изъятии, уничтожении, сокрытии доказательств, отказе соответствующих должностных лиц от приобщения доказательств к делу. Эта проблема поднималась рядом авторов. Так, А.С. Горелик и Л.В. Лобанова справедливо отмечают, что термином "фальсификация" не охватываются такие способы изменения фактических данных, имеющихся в деле, как уничтожение или изъятие доказательств, хотя подобные действия способны привести к не менее опасным последствиям, нежели все остальные, связанные с подделкой или подменой доказательств <5>. Уничтожение доказательства вообще обладает крайне высокой степенью общественной опасности, поскольку приводит к невосполнимой утрате соответствующей, порой весьма важной информации. Возможны и такие ситуации, когда уничтоженное доказательство являлось единственным свидетельством наличия того или иного обстоятельства, подлежащего установлению по уголовному делу. Не вполне понятна ситуация и с такими деяниями, как отказ либо уклонение от процессуального закрепления соответствующим должностным лицом полученных фактических данных или от приобщения к делу существующих и имеющих доказательственное значение документов. Например, следователь намеренно не обращает внимания на какие-то обстоятельства, следы и пр. и не заносит в протокол (скажем, осмотра места происшествия) информацию, имеющую доказательственное значение.

<5> См.: Горелик А.С., Лобанова Л.В. Указ. соч. С. 219 - 220.

Возникает вопрос, можно ли толковать фальсификацию расширительно и все названные ситуации квалифицировать по ст. 303 УК? Представляется, что вряд ли, поскольку подобным образом мы чересчур раздвигаем границы толкуемого понятия. В связи с этим названные авторы высказывают предложение о необходимости расширения объективной стороны преступления, предусмотренного ст. 303 УК <6>. Теоретическую возможность совершения фальсификации доказательств путем бездействия в форме отказа или уклонения следователя от приобщения к делу определенной доказательственной информации допускает и В.В. Сверчков <7>.

<6> См.: Лобанова Л.В. Преступления против правосудия: теоретические проблемы классификации и законодательной регламентации. Волгоград, 1999. С. 139.
<7> См.: Сверчков В. Фальсификация доказательств // Законность. 2001. N 11. С. 11.

В.А. Майборода выступает против охвата деянием "фальсификация" таких проявлений, как уничтожение или изъятие доказательств, а также отказ компетентного должностного лица в приобщении к делу имеющих значение данных. Свою позицию он объясняет тем, что "фальсификация доказательств подразумевает не просто их физическое существование, а наличие фальсифицированного доказательства в уголовном или гражданском деле" <8>. Автор, несомненно, прав в том, что перечисленные деяния нельзя относить к способам фальсификации. Но ведь указанные выше исследователи и не делают этого. Они предлагают расширить диспозицию ст. 303 УК путем указания в ней не только на фальсификацию доказательств, но и на иные деяния, близкие по сути своей к фальсификации и приводящие в конечном итоге к аналогичным или по крайней мере сходным последствиям. Конечно, ныне поведение соответствующих субъектов в рассматриваемых ситуациях подлежит уголовно-правовой оценке с применением иных статей УК. В одних из них можно говорить о злоупотреблении должностными полномочиями, в других - о подделке документов и т.д. Но целесообразно ли это? Названные деяния совершаются именно в сфере осуществления правосудия, непосредственно связаны с процессом доказывания, в УК наличествует норма, описывающая сходное с ними по существу, по "духу" преступление. Не правильнее ли усовершенствовать ее содержание и применять, не создавая сложностей для следственной и судебной практики и оснований для дискуссий в уголовно-правовой науке.

<8> Майборода В.А. Уголовная ответственность за фальсификацию доказательств: Дис. ... канд. юрид. наук. Ставрополь, 2004. С. 85.

Таким образом, мы присоединяемся к мнению о необходимости расширения объективной стороны преступления, предусмотренного ст. 303 УК, путем указания в диспозиции нормы, наряду с фальсификацией доказательств, таких деяний, как уничтожение или повреждение доказательств; отказ или уклонение соответствующего должностного лица от процессуального закрепления или приобщения доказательств к делу, а равно сокрытие ими доказательств. Сокрытие доказательств предполагается квалифицировать по ст. 303 УК в случае совершения деяния специальным субъектом. Если же оно совершается общим субъектом, то содеянное оценивается по ст. 316 УК.

Установление ответственности за уничтожение и сокрытие доказательств, наряду с их фальсификацией, характерно и для ряда зарубежных государств. Подобным образом поступили, в частности, законодатели Франции и Швейцарии. Интерес представляет подход, отраженный в УК Польши, который в § 1 ст. 236 УК устанавливает ответственность за сокрытие доказательств невиновности лица, подозреваемого в совершении преступления. Представляется, такая форма сокрытия доказательств может рассматриваться как преступление, характеризующееся более высокой степенью общественной опасности, нежели сокрытие доказательств виновности. Ее можно предусмотреть в качестве квалифицированного вида сокрытия доказательств.