Проблема умышленной вины в уголовном кодексе РФ

Дугин А.Т., доцент кафедры УПД юридического факультета Новгородского государственного университета им. Я. Мудрого, кандидат юридических наук.

Автор статьи предлагает внести редакцию в ст. 25 Уголовного кодекса РФ относительно понятий прямого и косвенного умысла.

Изложение умышленной вины в действующем Уголовном кодексе мало соответствует современным представлениям о взаимодействии психического и физического в сознательном поведении, частью которого являются и преступления. Так, в ч. 2 ст. 25 УК РФ "преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо сознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления". Такое определение понуждает к неверному представлению о том, что объективная сторона преступления будто бы совершается независимо, вне или до ее осознания. Она в данном определении возникает как бы сама собой, автоматически, объективно, и только после этого сознание регистрирует факт ее совершения в части общественно опасных действий (бездействия). Это, согласно определению, наделяет лицо предвидением и желанием общественно опасных последствий от указанных, уже свершившихся в наличной действительности, действий (бездействия).

Не трудно заметить, что в таком контексте предвидение и желание утрачивают присущую им функциональность, так как отраженные в их содержании общественно опасные последствия наступают вслед за фактом преступного деяния объективно и независимо от указанных психических феноменов. Сознанию в этом определении также выпадает несвойственная роль пассивного наблюдателя за фактическим совершением общественно опасных деяний, тогда как в умышленной вине оно является двигателем преступного поведения и его непосредственным руководителем.

По меньшей мере странно с указанных позиций выглядит и формулировка в ч. 3 ст. 25 УК РФ косвенного умысла. Лицо в ней сознает факт совершения преступного деяния, но при этом не желает его общественно опасных последствий. Получается, что оно действует вопреки своим желаниям, что с психологической точки зрения невозможно из-за отсутствия мотивации к данному поведению.

В итоге в ст. 25 УК РФ субъективная и объективная стороны преступления функционируют отдельно и независимо друг от друга без всякого взаимного опосредования, что никак не согласуется с психофизическими механизмами поведения вообще и преступных деяний в частности.

На самом деле интеллектуальная часть субъективной стороны умышленных преступлений не только следует за общественно опасными деяниями, но и опережает, предваряет их совершение во внешней среде, посредством соответствующего мысленного моделирования, именуемого предвосхищением или предвидением фактического их воспроизведения в рамках нормативно данной объективной стороны преступлений с последующим осознанием материального ее появления в результате такого воспроизведения. Материализацию или фактическое опредмечивание нормативных признаков объективной стороны преступлений, указанных в диспозициях статей Особенной части УК, нельзя совершить непосредственно, так как диспозиции содержат лишь незначительную часть нормативно типовых, а значит, сходно повторяемых или возобновляемых признаков преступлений, характеризующих их как типовые общественно опасные деяния. Другие, как нормативные, так и особенные, индивидуальные признаки реальных преступлений в них не указываются. Поэтому субъекты, решившие нарушить уголовно-правовой запрет, нуждаются в устранении его радикальной информационной усеченности. Для этого они должны мысленно приспособить его к собственным субъективным особенностям и возможностям, а также к особенностям и возможностям объектов и среды предстоящих реальных преступных деяний. Итогом такого приспособления является конкретный идеальный план, сценарий намеченного преступления. Последний всегда присутствует в психике субъектов умышленных преступлений, хотя и далеко не во всех случаях осознается ими во всех необходимых деталях и подробностях. Данный план, сценарий мысленно дополняет, детализирует и конкретизирует диспозицию уголовной нормы, превращаясь тем самым в идеальный, конкретный образец предстоящего преступления. Последний, дойдя до нужной степени психического возбуждения, инициирует материальный процесс преступного поведения, который копирует, воспроизводит данный образец во внешней среде посредством внешних субъектных органов чувств и органов движения. При этом идеальный образец не только инициирует эти внешние субъектные органы, но и, опережая их функции, целесообразно управляет ими, удерживая в нормативных в рамках объективной стороны преступления, указанной в диспозиции статьи Особенной части Уголовного кодекса.

Адекватно опредмеченные таким способом нормативные и особенные признаки объективной стороны преступления воспринимаются субъектами из внешней среды и преобразуются в соответствующие идеальные образы, осознаваемые как фактическое воплощение в реальной действительности идеальных образцов, планов, сценариев данного преступления. Сравнивая с ними данные образы, субъекты осознают фактический характер совершаемых действий, их противоправность и общественную опасность.

Сопоставляя идеальные отражения фактически содеянного с идеальными планами, сценариями преступлений в целом, субъекты тем самым сознают объективную сторону преступлений, отдают отчет своим действиям, определяя, на какой стадии фактического совершения преступлений они находятся и что еще предстоит сделать для полного материального воплощения преступного умысла в наличной внешней среде. Исходя из этого они руководят своими действиями, корректируя при необходимости как материальную, так и идеальную часть преступного поведения.

Сравнение, сопоставление и отождествление по сходным признакам идеальных отражений фактически совершенных преступных действий с их идеальными, плановыми, сценарными прототипами и руководство на этой основе дальнейшими противоправными действиями может происходить как на интеллектуальном, образном, так и на эмоциональном, чувственном уровнях идеального отражения преступлений. При этом данные уровни могут функционировать как альтернативно, самостоятельно, так и совместно, как одно единое целое.

Сознавая факты нарушений уголовно-правовых запретов, субъекты тем самым ощущают свою вину перед их создателем-государством и предвидят с его стороны возможность применения к ним ответных мер, указанных в санкциях статей Особенной части УК, диспозиции которых они полностью или частично воспроизвели фактически в реальной действительности.

Изложенное свидетельствует, что вина как психический феномен, идеально функционирующий внутри субъектов умышленных преступлений, включает в свой состав осознание нормативно-правовой стороны преступлений, указанных в диспозициях уголовных норм, конкретные субъективно идеальные адаптивные планы, сценарии или образцы их реализации в наличной действительности, а также осознание конкретных общественно опасных материальных результатов фактического их воплощения в этой действительности в форме объективной стороны преступлений, указанных в диспозициях уголовных норм. При этом предвидение предстоящих фактических преступных действий и их общественно опасных последствий, выраженное в виде мысленного приспособления к наличной действительности уголовно-правовых запретов, принявших в результате этого форму конкретных идеальных планов, сценариев, образцов запрещенных действий и их последствий, превращается в психическую причину преступления. В этом качестве предвидение играет в ней двоякую роль. В отношении к потребностям субъектов оно становится мотивом преступления, а в отношении к внешним потребным объектам оно превращается в преступную цель. Мотивы и цели по указанным выше причинам могут представляться субъектам как интеллектуально, образно, так и эмоционально, чувственно, как альтернативно, так и совместно, как одно идеальное целое.

Таким образом, умышленная вина как психическое отношение лица к преступно содеянному содержит все компоненты субъективной стороны преступных деяний. А именно: нормативно данное в уголовно-правовых запретах и мысленно адаптированное к наличной действительности предвидение предстоящих преступных действий и их общественно опасных последствий, осознание фактической реализации данного предвидения в объективной стороне совершаемых преступлений, а также инициирующие психические составляющие данной реализации: мотивы, цели и эмоции преступного поведения. К этим психическим феноменам присоединяются и волевые усилия, удерживающие объективную сторону преступления в нормативных рамках уголовно-правового запрета <1>.

В представленном виде субъективная сторона преступления структурно ничем не отличается от аналогичной стороны любого другого поведения, не запрещенного уголовным правом и, следовательно, не имеющего уголовно-правовой вины. Поэтому в запрещенном в уголовном порядке поведении должны присутствовать и другие психические составляющие, характеризующие вину субъектов в преступно содеянном.

Такими составляющими, в частности, являются актуализированные потребностью альтернативные, не запрещенные уголовным правом нормы социального поведения, с позиций которых субъекты оценивают реализуемое ими преступное поведение и ощущают свою вину за содеянное. В начале преступного поведения мысленная, эмоциональная актуализация преступного поведения превышает актуализацию альтернативных, неуголовно-правовых, социальных норм, вследствие чего субъекты приступают к реализации нормы преступного поведения, подключая к этому и необходимые волевые усилия. По мере реализации актуальность уголовной нормы снижается, а актуальность нереализованных неуголовных альтернативных социальных норм остается на прежнем уровне или даже увеличивается. Изменение соотношения актуальности указанных норм в пользу неуголовно-правовой социальной составляющей может прекратить преступное деяние до его нормативно обусловленного завершения и привести тем самым к добровольному отказу от преступления. В случае же оконченного преступления нереализованное психическое возбуждение, вызванное актуализацией альтернативных неуголовно-правовых социальных норм, будет искать выход в объективной стороне другого поведения и может найти его в такой посткриминальной ее разновидности, как деятельное раскаяние, предусмотренное ст. 75 УК РФ, или в примирении с потерпевшим, предусмотренным ст. 76 УК РФ.

Поскольку в интеллектуальной части умышленной вины мотивы, цели и эмоции являются ее факультативными признаками, то они и не должны включаться в общие определения прямого и косвенного умыслов, так, как это правильно сделано в ст. 25 УК РФ. В остальном же текст данной статьи нуждается в редакционной и смысловой корректировке. Эта непростая задача должна быть решена всесторонним обсуждением ее в научной литературе. В качестве варианта такого обсуждения можно предложить следующие определения умышленной вины.

Преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо сознавало противоправность и общественную опасность предстоящих конкретных действий (бездействия) при имеющихся возможностях альтернативного, непреступного поведения и вопреки этому фактически воспроизвело их в объективной стороне преступления, предусмотренного статьями Особенной части Уголовного кодекса.

Преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо сознавало возможность наступления побочных общественно опасных последствий от предстоящих конкретных действий (бездействия), превращающих его деяние в преступление, предусмотренное статьями Особенной части Уголовного кодекса, и вопреки этому воспроизвело это деяние фактически в виде объективной стороны данного преступления.