Нужна ли России смертная казнь?

Сауляк Олег Петрович, заместитель заведующего кафедрой теории и истории государства и права РГТЭУ, кандидат юридических наук.

Последние десять лет Россия живет в условиях так называемого моратория на смертную казнь. Основанием для этого послужило Постановление Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1999 г. N 3-П, которым был установлен запрет на назначение судами общей юрисдикции высшей меры наказания до того момента, пока во всех регионах страны не будут введены суды присяжных.

Однако на протяжении всего этого времени споры относительно будущего смертной казни в России никогда не утихали. Российский социум раскололся на два противоборствующих лагеря: противников высшей меры наказания (аболиционистов) и ее сторонников. По разные стороны "баррикады" оказались и представители юридического сообщества. Полярность точек зрения, отстаиваемых правоведами и специалистами-практиками, выступает в качестве своеобразного катализатора дискуссий о смертной казни, вследствие чего они отличаются особой остротой, порой выходя за рамки привычного этикета.

Проблематика смертной казни сложна и многогранна, поскольку затрагивает различные, в том числе политико-правовые и нравственно-религиозные, стороны общественной жизни. Именно этими обстоятельствами продиктована необходимость еще раз проанализировать аргументы сторон.

Аргумент первый. Аболиционисты убеждены в том, что государство не должно мстить преступнику, тем более превращаться в орудие мщения. Некоторые противники смертной казни исходят из того, что захваченный преступник слишком слаб и ничтожен по своим силам в сравнении с государством, само преступление, как бы тяжко оно ни было, не ставит в опасность существование государства <1>. Другие обосновывают свою позицию тем, что каждый преступник - продукт общества и, косвенно, деятельности государства. Человек встает на путь нарушения закона отчасти и потому, что в отношении его государство и общество не исполнили должным образом свои обязательства. Многие преступники, полагают аболиционисты, отнюдь не закоренелые злодеи, а ситуативные нарушители, подталкиваемые к преступлению неблагоприятными жизненными ситуациями. Потому "государство, общество в целом и каждый его член в отдельности, а не только те, кто предстает перед судом, должны нести ответственность за происходящие преступления" <2>. Насколько рационально выверены подобные утверждения? Для ответа на этот вопрос прежде всего следует разобраться в том, что такое лишение преступника жизни по приговору суда.

Смертная казнь - не месть со стороны государства или общества, а наказание, предусмотренное Конституцией страны, нормами международного права и уголовным законом. В Уголовном кодексе Российской Федерации всего пять составов преступлений, за которые в качестве возможного наказания предусматривается столь исключительная мера. Все эти преступления отнесены к категории "особо тяжкие".

Утверждение, что преступник, который предстал перед судом, более не представляет угрозу для государства и общества, далеко не всегда отвечает реалиям сегодняшнего дня. С того момента, когда автор этого тезиса А. Кистяковский защитил свою магистерскую диссертацию "Исследование о смертной казни", прошло более 140 лет. За это время и основы общественного устройства, и механизм государства подверглись серьезной трансформации. Весьма существенные изменения претерпели также структура, формы и методы деятельности преступного мира. В современных условиях государству приходится иметь дело не только с бандитами-одиночками и небольшими криминальными группами (как это было в прошлом), но и с организованной преступностью, представленной национальными и даже транснациональными криминальными сообществами. Многие их преступления (терроризм, наркобизнес, отмывание преступных доходов, коррупция и др.) сегодня представляют реальную угрозу правопорядку, государственной и общественной безопасности.

Преступность, конечно же, имеет социальные корни. Однако это не основание для перекладывания ответственности за совершенные злодеяния на плечи законопослушных граждан, общества и государства. Подобные теоретические пассажи противников смертной казни фактически развязывают руки убийцам для оправдания своего преступного поведения. Неблагоприятные ситуации (бедность, нищета, болезнь, отсутствие необходимого контроля и др.) иногда действительно создают объективные условия, подталкивающие человека к нарушению закона, но не более того. В конечном итоге преступный мотив формируется под влиянием сознания самого человека. Именно субъективный фактор становится определяющим при выборе окончательной модели противоправного поведения.

"...Есть глупое учение, что во всем виновато устройство общества, - справедливо утверждал Ф.М. Достоевский, - ...человек непременно должен отвечать за себя" <3>. Он должен контролировать свои эмоции, уметь противостоять порыву низменных страстей (таких как зависть, ревность, мщение, корысть и т.д.). Если владеть собой человек не в состоянии, то он как минимум нуждается во внешнем контроле. Если же несдерживаемый внутренне никакой нормой, никакой законностью преступник превращается в кусок "мяса с зубами и желудком, с неутолимой жаждой наигрубейших, самых зверских телесных наслаждений, за удовлетворение которых способен хладнокровнейшим образом убить, зарезать" <4>, то такой нравственно-правовой "квазимодо" подлежит безжалостному "выкорчевыванию" из общества.

Чем выше ценится человеческая жизнь, тем суровее должно быть и наказание за ее отнятие. Как справедливо утверждал Б. Чичерин: "Если мы скажем, что жизнь есть такое благо, которое не имеет цены, то отнятие такого блага у другого влечет за собой отнятие того же блага у преступника. Это - закон, который он сам себе положил... Есть такие ужасные преступления, за которые единственным достойным наказанием может быть только отнятие жизни" <5>. Так, в одной из колоний особого режима, расположенной в мордовском поселке Сосновка, отбывают наказание 162 заключенных - убийцы, насильники, маньяки, хладнокровно оборвавшие около 400 человеческих жизней. На дверях каждой камеры аккуратно наклеены небольшие карточки с фотографиями осужденных и краткой справкой, чтение которых заставляет содрогнуться: "убил двух стариков и изнасиловал женщину", "изнасиловал и убил двенадцатилетнюю девочку", "убил и ограбил трех женщин", "убил с особой жестокостью, намотал кишки, сделал контрольный выстрел". Как все это совместить с нормальной человеческой психикой <6>? Вряд ли этих преступников можно назвать людьми, от человека там осталась только телесная оболочка. Смертная казнь по отношению к таким "нелюдям" - это "чистое требование правды", которое государство имеет полное право предъявлять к преступникам <7>, справедливое возмездие за совершенные злодеяния, необходимая, хотя и чрезвычайная мера социальной защиты.

Аргумент второй. Многие аболиционисты часто цитируют известное высказывание В. Соловьева о том, что смертная казнь - это "последняя важная позиция, которую варварское уголовное право... еще отстаивает в современной жизни" <8>. Они убеждены, что отмена высшей меры наказания сегодня необходима российскому обществу для перевода его "из дикого в цивилизованное состояние". По их мнению, современная Россия, по существу, стоит перед выбором: или мы будем по-прежнему воспринимать свою страну как полудикую и оставаться в числе тех стран, где смертная казнь существует (Иран, Пакистан), или нам следует ориентироваться на те страны, которые связаны с нами общей культурой (Германия, Франция, Британия) <9>.

Странно, что в логике подобных рассуждений понятие цивилизованности (дикости, полудикости) государственно-организованного общества увязывается лишь с фактом отсутствия (либо наличия) в уголовном законодательстве страны смертной казни как одного из видов наказания за совершенные преступления. Надо полагать, это весьма сомнительный критерий. Если взять названный показатель за основу, то получается, что к числу "полудиких" стран следует отнести Японию, уголовный кодекс которой предусматривает смертную казнь как возможное наказание за 13 составов преступлений. "Дикой" страной является Китай, где высшая мера наказания может быть назначена за 68 преступлений. Не менее "дикое" государство - США, поскольку в 38 штатах федерации допускается смертная казнь. Да и Франция, которую аболиционисты предлагают рассматривать в качестве ориентира, достигла цивилизованного состояния не так давно. Гильотина в этой стране в последний раз была применена в 1977 г., а мораторий на смертную казнь был введен в 1981 г. Только в феврале 2007 г. Франция ввела конституционный запрет на смертную казнь.

Для определения цивилизованности общества, вероятно, есть более объективные социальные критерии, например индекс развития человеческого потенциала, уровень восходящей социальной мобильности, качество жизни в целом. Хорошо известны и индикаторы юридической цивилизованности: качество законов, уважение к праву, уровень развития правосознания и правовой культуры индивидов, социальных групп, общества в целом, эффективность работы правоохранительных органов государства и др. К сожалению, современное российское общество пока не может похвастаться особыми достижениями ни по одному из этих показателей.

Аргумент третий. Результаты многочисленных социологических опросов свидетельствуют о том, что подавляющее большинство россиян (от 75 до 85%) высказываются за сохранение смертной казни в системе уголовных наказаний. Ее противники дают этому факту весьма простое объяснение: правосознание и психология уже нескольких поколений людей в России несут на себе печать насилия и жестокости классовой борьбы, разрушительных войн и тоталитарной идеологии, многолетних периодов массового террора, карательной направленности государственной политики <10>, деформирующего воздействия социалистического права <11>. Именно совокупное воздействие этих факторов генерирует так называемую репрессивность массового сознания современного российского общества.

Однако подобные утверждения аболиционистов едва ли выглядят убедительно. Анализ международных правовых документов, мирового опыта реализации уголовной политики в зарубежных странах позволяет сделать однозначный вывод, что смертная казнь отнюдь не порождение тоталитарных или деспотических режимов. Противники высшей меры забывают (а может быть, и сознательно игнорируют) тот факт, что данное наказание предусмотрено международным правом, в частности ст. 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ст. 6 Международного пакта о гражданских и политических правах.

Как известно, многие европейские страны отменили смертную казнь сравнительно недавно: Швейцария - в 1992 г., Греция - в 1993 г., Италия - в 1994 г., Испания - в 1995 г., Бельгия - в 1996 г., Польша - в 1997 г., Великобритания - в 1998 г. Однако и в этих странах вопрос об исключительной мере наказания является предметом подчас весьма острых общественных и политических дискуссий. Например, в Великобритании периодически проводится свободное голосование по вопросу восстановления смертной казни за убийство. В 2008 г. подавляющее большинство опрошенных британцев (95% из 100 тысяч респондентов) высказались за ее восстановление. В последние годы английский парламент также неоднократно обсуждал этот вопрос. По мнению британского правительства, сформулированному в докладе ООН в 1998 г., вопрос об отмене смертной казни является исключительной компетенцией каждого правительства и парламента, которые при его рассмотрении должны учитывать международные обязательства, соответствующие положения международного права и принятые в стране нормы <12>. Позиция правительства Великобритании представляется довольно взвешенной, поскольку при решении вопроса - сохранять или отменять смертную казнь в какой-либо отдельной стране - не следует руководствоваться лишь трафаретными лозунгами (пусть и демократического содержания). Нельзя игнорировать уровень преступности в стране, интересы жертв преступлений, всего общества жить в мире и безопасности, настроения самого населения.

Необходимость сохранения в общественном сознании смертной казни объясняется вовсе не пороками тоталитарного прошлого и социалистического права. С момента крушения тоталитарной системы в нашей стране прошло уже немало времени, за которое выросли несколько поколений наших сограждан, не знавших ужасов массового террора и жестокости классовой борьбы. Факторы, обуславливающие "репрессивность" массового сознания, коренятся скорее в специфике переживаемого российским обществом периода реформирования. Характерными чертами последнего являются отсутствие должной степени правового порядка и стабильности во многих сферах общественной жизни, снижение уровня индивидуальной и общественной безопасности, рост преступности в стране и другие негативные тенденции.

Представляется, что в этих условиях задача юридической науки заключается не в том, чтобы заниматься стигматизацией, наклеивая ярлыки на историческое прошлое своей страны. Российское общество и государство ждут от правоведов не спекуляций по поводу неких абстрактных общечеловеческих ценностей, а разработки научно обоснованных рекомендаций, практическая реализация которых позволила бы поставить надежный заслон развитию негативных процессов в общественной жизни.

Аргумент четвертый. Аболиционисты полагают, что смертная казнь - бессмысленное и неоправданно жестокое наказание. Это "опасный институт, подрывающий нравственные и правовые устои общества" <13>. На этой основе не может быть выстроен справедливый социальный порядок, включая моральный и юридический компоненты, поскольку жестокость не порождает ничего, кроме жестокости.

Верно, что право не должно тиражировать жестокость, поскольку призвано творить добро и справедливость. Однако возможность практического осуществления этой очень привлекательной формулы сопряжена с очевидными сложностями: не трудно быть добрым, трудно быть справедливым.

Не так давно в России состоялся суд над Н. Кулаевым, единственным захваченным в Беслане террористом. Накануне и во время судебного разбирательства со стороны общественности звучало требование приговорить убийцу детей к высшей мере наказания. Однако некоторые правоведы считали, что вынесение смертного приговора в данном случае было бы неправильным решением, в том числе исходя из моральных соображений и интересов следствия. Аргументируя свою позицию, П. Крашенинников пояснил, что это "единственный выживший бандит, все остальные погибли и никогда не расскажут правды о том, что произошло не только в самой школе, но и задолго до совершения этого злодеяния. Возможно, даже кто-то из власть предержащих хотел бы, чтобы его расстреляли и он замолчал навеки. Это сейчас он пока еще чувствует себя героем и предпочитает держать язык за зубами, но пройдет несколько лет, и он расскажет нам еще много чего. Вот тогда-то мы узнаем больше правды о Беслане" <14>.

Откровения известного правоведа, как ни странно, порождают больше вопросов, чем вносят ясность в расследование трагедии. Во-первых, знает ли общество сегодня правду о Беслане? Если в ближайшем будущем нам предстоит узнать "больше правды", то получается, что сейчас мы ее знаем меньше? Во-вторых, на чем основана уверенность П. Крашенинникова, что бандит, который сегодня "предпочитает держать язык за зубами", через несколько лет вдруг "расскажет нам еще много чего"? В-третьих, хотим ли мы, чтобы преступник, безжалостно убивавший ни в чем не повинных детей и их родителей, чувствовал себя (сейчас и на протяжении еще нескольких лет, прежде чем заговорит) героем?

Вопросы эти отнюдь не риторические. Обществу, безусловно, нужно знать правду о трагедии в Беслане. Однако каждый, кто зовется человеком, должен, видимо, задуматься над тем, а не возвратить ли свой "билет на вход" в мир разумности и гуманизма, если он оплачен такой страшной ценой, как оборвавшиеся жизни 344 человек, в том числе 186 детей. Противники смертной казни вправе простить злодеям-убийцам лишь свои собственные страдания. Но никто не наделял их правом (ни моральным, ни юридическим, ни политическим) прощать страдания невинно убиенных людей (тем более детей), их родителей и родственников. Подобный гуманизм, оплаченный за чужой счет, едва ли можно считать проявлением высокой нравственности.

Аргумент пятый. В качестве альтернативы смертной казни многие ее противники рассматривают пожизненное лишение свободы. Сторонников этого вида уголовного наказания можно условно разделить на две группы. Представители первой искренне убеждены в том, что преимуществом пожизненного лишения свободы является более гуманный характер в сравнении с высшей мерой наказания. Однако на практике оказывается, что подобное утверждение не более чем красивый миф. Условия содержания лиц, осужденных на пожизненное лишение свободы, отличаются (по понятным причинам) крайней строгостью: жесткий распорядок дня, почти полная изоляция от внешнего мира, недостаток информации и впечатлений, бедность и ограниченность жизненного пространства, специфические формы общения с охраной. В этих условиях, как утверждают психологи, участь большинства осужденных - психический регресс <15>. Преступники обречены на постоянное переживание комплекса возникших психологических проблем, связанных с осознанием тяжести преступления и ужасом содеянного, страданий родственников жертв, собственных близких. Стрессовое состояние осужденных еще более обостряется, если потеряны чувство реальности и интерес к жизни, следствием чего является умственная и физическая деградация личности. Специалисты также отмечают более высокий уровень заболеваемости и смертности данного спецконтингента в сравнении с другими лицами, отбывающими наказания в местах лишения свободы, обусловленный резким ослаблением иммунной системы организма. Получается, что под благовидным предлогом с легкой руки радетелей за права человека лиц, осужденных на пожизненное лишение свободы, подвергают изощренной, мучительной, медленной казни.

Если представители первой группы сторонников пожизненного лишения свободы добросовестно заблуждаются относительно гуманности этого вида наказания, то представители второй группы таких иллюзий не питают. В одном из своих интервью В. Лукин (специально в "утешение... для тех, кто радеет о жесткости наказания") пояснил, что "пожизненное заключение, особенно в условиях нашей пенитенциарной системы... является более жестоким наказанием, нежели смертная казнь" <16>. В своих рассуждениях Уполномоченный по правам человека в России далеко не одинок. Однако логику подобных рассуждений трудно назвать гуманной. Становится ясно, что главный омбудсмен страны и его сторонники фактически призывают общество отказаться от меньшего зла в пользу большего. Неужели это и есть путь к возрождению нравственности в современной России?

Аргумент шестой. Противники смертной казни нередко пытаются подкрепить свою "гуманистическую" позицию ссылкой на постулаты христианской доктрины. Аболиционисты уверены, что один из главных доводов, подтверждающих их правоту, - это заповедь Христа из Нагорной проповеди "не убий". Сама же смертная казнь при такой аргументации - "преступление против человека с точки зрения христианской морали... Христианин не может не признавать, что жизнь - дар Божий, она дана Богом и отнята может быть только им. Человек не вправе этим распоряжаться. Наказание должно осуществляться в рамках человеческого понимания того, что может и чего не может человек" <17>.

Однако подобная точка зрения противников высшей меры наказания резко расходится с официальными догмами христианского учения. Из российской истории хорошо известен случай, когда протоиерей Тимофей Буткевич, выступая на заседании Государственного совета 27 июня 1906 г., произнес обширную речь в защиту смертной казни. Обращаясь к оценке доводов против смертной казни, которые приводятся из Священного Писания противниками этого наказания, отец Тимофей говорил: "Слишком смелы те комментаторы новозаветного учения, которые утверждают, будто бы в Евангелии есть прямое осуждение смертной казни... Такого осуждения я не нахожу" <18>.

До сегодняшнего дня официальная позиция Русской Православной Церкви не претерпела существенных изменений. В таком программном документе, как Основы социальной концепции Русской Православной Церкви (принятой Архиерейским Собором в августе 2000 г.), указывается буквально следующее: "Особая мера наказания - смертная казнь признавалась в Ветхом Завете. Указаний на необходимость ее отмены нет ни в Священном Писании Нового Завета, ни в Предании и историческом наследии Православной Церкви...". Призывая "милость к падшим", Православная Церковь исходит из того, что "вопрос об отмене или неприменении смертной казни должен решаться обществом свободно, с учетом состояния в нем преступности, правоохранительной и судебной систем, а наипаче соображений охраны жизни благонамеренных членов общества" <19>.

Официальные представители других религиозных конфессий в нашей стране также не разделяют доводов противников исключительной меры наказания. Например, не так давно Верховный муфтий России и европейских стран СНГ назвал отмену смертной казни извращенным пониманием гуманизма <20>.

Изложенные выше аргументы составляют далеко не полный арсенал доводов, которые используют при ведении научной полемики противники и сторонники высшей меры наказания. Вместе с тем проведенный анализ свидетельствует, что проблема смертной казни не окрашена лишь в белые и черные цвета, а имеет множество оттенков. Очевидно, что при решении вопроса относительно будущего смертной казни в России недопустима поспешность, требуются скрупулезный, системный учет всех "за" и "против", разумная политическая воля и правовая мудрость.