Правовой нигилизм как инвариант отечественного правосознания

Сауляк О.П., кандидат юридических наук, доцент, заместитель заведующего кафедрой теории и истории государства и права Российского государственного торгово-экономического университета.

Существующие в российском социуме проблемы и сложности не должны отодвигать решение проблемы правового нигилизма на второй план. Напротив, ее успешное решение должно рассматриваться в качестве стратегической цели проводимой правовой реформы.

Значимой компонентой индивидуального правосознания является уважение к праву, в основе которого лежит осознание социальной ценности и значимости последнего как регулятора общественных отношений, средства их совершенствования и преобразования. Между тем характерной чертой российского правосознания практически всегда являлось не уважительное отношение к праву, а явление ему прямо противоположное - правовой нигилизм. Последний определяется в науке как "психологически отрицательное (негативное) отношение к праву со стороны граждан, должностных лиц, государственных и общественных институтов, а также фактически правонарушающие действия указанных субъектов; данный феномен выступает как элементом сознания (индивидуального, группового, общественного), так и способом, линией поведения индивида либо коллектива" <1>.

Истоки отчуждения российского общества и личности от права следует искать в далеком прошлом. На протяжении многих веков развития политико-правовой мысли в нашей стране правовое регулирование традиционно считалось наименее совершенным способом регламентации социальных отношений <2>. Парадокс заключается в том, что главным проводником идеи правового нигилизма в российском социуме была "самая разумная, образованная, умственно развитая часть жителей" - интеллигенция <3>. В начале XX века Б.А. Кистяковский писал: "Русская интеллигенция состоит из людей, которые ни индивидуально, ни социально не дисциплинированы. И это находится в связи с тем, что русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности; из всех культурных ценностей право находилось у нее в наибольшем загоне. При таких условиях у нашей интеллигенции не могло сформироваться прочного правосознания, напротив, последнее стоит на крайне низком уровне" <4>.

Современник Б.А. Кистяковского, известный отечественный философ С.Л. Франк, кратко и лаконично охарактеризовал умонастроение российской интеллигенции одним словом - морализм. По мнению философа, на рубеже XIX - XX столетий русский интеллигент не знал "никаких абсолютных ценностей, никаких критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме морального разграничения людей, поступков, состояний на хорошие и дурные, добрые и злые" <5>. Нет ничего удивительного в том, что под влиянием этих настроений большая часть населения дореволюционной России воспринимала право как менее значимый и действенный социальный регулятор, нежели мораль.

Ушедший XX век не изменил в общественном сознании порядок субординации моральных и правовых норм как социальных регуляторов. Оно по-прежнему "питается" идеей о приоритете нравственно-этических требований перед юридическими правилами, не желая замечать того, что отсутствие должного уважительного отношения к праву губительно не только для правового порядка, но и для самой нравственности <6>. Современные исследователи феномена отечественного правосознания все чаще говорят и о такой его особенности, как этико-центрический тип правопонимания. По мнению правоведов, это реально находит свое проявление в том, что юридические нормы зачастую воспринимаются индивидуальным, групповым и даже общественным правосознанием как некие формализованные нравственные предписания запретительного характера с карательными санкциями. Для такого вывода есть вполне достаточные основания. Вот лишь одна из иллюстраций, подтверждающих его обоснованность.

В 1993 г. французскими и российскими компаративистами было проведено сравнительно-правовое исследование, касавшееся проблем формирования правосознания подростков в процессе правовой социализации. В частности, в одном из тестов респондентам (школьникам) предлагалось сформулировать свои ассоциации на понятие "закон". Среди французских подростков самым распространенным был ответ, что закон - это "правило, которому надо следовать" или которое надо "уважать". У российских школьников слово "закон" ассоциируется с "правилом, которое не надо нарушать". "Несмотря на внешнее сходство между двумя типами ответов, - отмечает Ш. Курильски-Ожвен, - французская формулировка показывает, что закон наиболее часто считается руководящей силой, в то время как русская формулировка показывает скорее дистанцию, которую надо сохранять, или границу, которую не нужно переходить под угрозой наказания" <7>. Французские респонденты, так же как и русские, скрыто или явно ссылаются на предписания и запреты, только французы одновременно отдают себе отчет в том, что права или возможности действия приписываются индивиду законом ("то, что имею право делать" или "то, что могут делать другие"). Русские подростки в спонтанных ассоциациях на термин "закон" прежде всего упоминают запреты, предписания и обязанности, но никогда не ссылаются на индивидуальные права.

Исследователи также отмечают, что "доминирующей тональностью французских ответов, все более заметной с возрастом, является консенсус по поводу закона, общее соблюдение которого упрощает социальное взаимодействие. Тональность русских ответов совсем другая: закон ... фиксирует границы, разделяющие зерна и плевела, отделяющие простого гражданина от преступника... закон в русских представлениях в основном понимается как уголовный закон" <8>. Конечно, эти первые представления о праве, сформированные в детстве и отрочестве, наполненные аффективным содержанием, по мере взросления человека дополнятся, претерпят изменения, но никогда не исчезнут полностью. Именно в этот период развития человека в его сознании формируется так называемый "образ права".

Годы постсоветских радикальных реформ не изменили ситуацию с уважением к праву в нашей стране в лучшую сторону. Право и сегодня нередко рассматриваются нашими согражданами как набор витиеватых правил и бессмысленных процедур, "факультет" ненужных вещей, мешающих людям нормально жить. Правовой нигилизм в разнообразных формах его проявления всегда был и продолжает оставаться качественной характеристикой, своего рода инвариантом отечественного правосознания <9>.

В настоящее время отрицать значимость права и правового регулирования на теоретико-идеологическом уровне, конечно же, не принято. Поэтому правовой нигилизм в доктринальном плане для современной России неактуален. Однако подпитываемый юридической некомпетентностью правовой нигилизм прочно удерживает свои позиции не только на уровне обыденного, но и профессионального правосознания. Неуважительное отношение к праву сегодня демонстрирует не только "обычный человек с улицы", но и те, кто по долгу службы должен стоять на страже правопорядка. Эксперты все чаще говорят о развитии опасной тенденции, связанной с аберрацией профессионального правосознания, которое нередко генерирует преступные установки и ориентации <10>.

Очевидно, что изменение отношения общества и индивидов к праву - это трудоемкая задача, растянутая во времени. Вполне возможно, что для этого потребуется не одно десятилетие, напряженные усилия нескольких поколений. Передовой зарубежный правовой опыт (Германии, Франции и др. стран) свидетельствует, что отношение к праву поддается позитивной корректировке. Существующие в российском социуме проблемы и сложности не должны отодвигать решение указанной выше задачи на второй план. Напротив, ее успешное решение должно рассматриваться в качестве стратегической цели проводимой в нашей стране правовой реформы. Сегодня как никогда актуальны слова известного русского правоведа П.И. Новгородцева: "Если Россия... не поверит в силу права, ... она никогда не будет иметь успеха ни в каких делах своих, ни внешних, ни внутренних" <11>.