Почему обвинение проигрывает в суде присяжных?

Маслов И., старший референт отдела профессионального развития (учебный центр) следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по г. Москве, кандидат юридических наук.

В последнее время суды присяжных все чаще и чаще выносят оправдательные вердикты в отношении лиц, обвиняемых в совершении преступлений, вызвавших общественный резонанс в связи с их повышенной общественной опасностью, что расценивается прессой, общественными деятелями как профессиональная несостоятельность стороны обвинения. Следователи не могут собрать доказательства, достаточные для изобличения виновных; государственные обвинители не в состоянии представить их в доходчивой, убедительной и понятной присяжным форме.

Так почему же обвинение столь часто проигрывает в суде присяжных? Является ли вынесение оправдательных вердиктов результатом системных пороков расследования преступлений и поддержания государственного обвинения?

Выскажем свои соображения по данному вопросу, начав с краткого исторического экскурса. Постановление Верховного Совета РФ от 16 июля 1993 г. "О порядке введения в действие Закона Российской Федерации "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О судоустройстве РСФСР", Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях" <1>, учредило суд присяжных в пяти, а затем еще в четырех регионах <2>. В то время подчеркивалось, что суд присяжных в этих регионах вводится в качестве эксперимента.

До начала эксперимента следовало определить цель его проведения, хотя она вроде бы и ясна - необходимость и целесообразность введения суда присяжных в России, но и эта самоочевидная цель так и не была продекларирована. Более того, не определялись конкретные и непосредственные задачи эксперимента; формы получения, обобщения и систематизации получаемой информации; сроки его проведения; средства оценки эффективности деятельности суда присяжных.

Каковы итоги проведенного эксперимента? А итогов без определения конкретных целей, непосредственных задач, используемых методов не бывает. То, что суд присяжных вводился в нескольких регионах именно для эксперимента, вспоминать не принято, а поэтапность его введения в настоящее время объясняется недостаточностью средств для его единовременного и повсеместного учреждения.

Несмотря на результаты эксперимента, УПК РФ 2001 г. вводит суд присяжных уже на всей территории Российской Федерации.

В специальной литературе, посвященной рассматриваемому вопросу, утверждается, что суд присяжных - это самый передовой, самый демократический суд, самый совершенный способ отправления правосудия, изобретенный человечеством. Конечно же, имеющий и свои недостатки, но лучшего пока ничего не придумано. Только в этом суде возможно постановление приговоров не только законных, обоснованных, но и справедливых.

Широкая пропаганда этого суда шла на центральных каналах телевидения. В различных шоу суд телевизионных присяжных рассматривал не только инсценированные уголовные дела, но и различные социальные вопросы. Мое внимание привлекла не суть рассматриваемых проблем, а форма обсуждения, проводимая присяжными в совещательной комнате, тайна которой не сохранялась авторами шоу. Характерно, что практически никогда предметом этих дискуссий не являлось исследование и оценка доказательств (аргументов), изложенных сторонами в обоснование своей позиции.

Присяжные в совещательной комнате всегда и во всех случаях разрешали одну-единственную задачу: в "шкуре" какой из спорящих сторон они, их родственники, друзья, иные близкие люди в принципе и гипотетически могут оказаться. Если истцом, потерпевшим, то, соответственно, ответчик, подсудимый виновны. Если же в позиции иной стороны, то требования истца, обвинителя не доказаны и не обоснованы.

В концепции отправления правосудия судом присяжных заложен принцип, что свободные граждане (присяжные) решают вопрос о виновности или невиновности равного им свободного гражданина. Таким образом, население государства представляется как единая и однородная масса свободных граждан, равных друг другу, что является ошибкой. Общество не однородно и делится на различные группы. Наиболее устойчивыми, большими и, скажем так, наиболее очевидными группами являются классы и национальности (этносы).

Под классами В. Ленин понимал большие группы людей, различающиеся по их отношению к средствам производства, роли в общественной организации труда и способу распределения общественного богатства <3>. Предполагая, что не все согласятся с мнением о существовании классов в современном (индустриальном и постиндустриальном) обществе, призову на свою сторону Н. Бердяева, который в работе "Истоки и смысл русского коммунизма" обосновал существование классов, соответствующих ленинскому определению, в СССР, указав, что современные классы не имеют сословной основы, базирующейся на праве рождения, и поэтому динамично изменчивы, а границы между ними не столь очевидны и конкретны.

В этнологии не существует устойчиво сформированного понятия этноса, различающегося в специфических деталях, которые в нашем уголовно-процессуальном исследовании являются незначительными. Различные этнологи дают понятие этноса по антропогенным, языковым, территориальным (ареалу проживания) признакам. Л. Гумилев понимал под этносом группу людей, имеющих "свой неповторимый стереотип поведения", который разделяет биологический вид homo sapiens по принципу "мы - не мы" <4>.

Кроме классовых и национальных различий современное общество делится на группы по профессиональным, религиозным и целому ряду иных цеховых и корпоративных признаков, где действует все тот же принцип определения и само определение "мы - не мы" <5>.

Это отступление необходимо для того, чтобы указать на неоднородность общества, которая не только влияет на мнение присяжных, но и определяет его. В свою очередь, мнение о виновности или невиновности формируется в сознании присяжных не на основе качества и количества представленных доказательств, а на основе субъективных данных о личности, состязающихся сторонах, которые вызывают бессознательную симпатию и сострадание или антипатию и неприязнь. Достаточность и убедительность доказательств, представленных стороной обвинения, имеет второстепенную, вспомогательную роль при доминанте "мы - не мы" сидим на скамье подсудимого или скамье потерпевшего, а возможно вообще не играет никакой роли. Для подтверждения приведем несколько конкретных примеров.

Во-первых, уже ставшее азбучным дело О'Джея Симпсона. Напомним, что чернокожий спортсмен обвинялся в двойном убийстве. Адвокатам удалось сформировать скамью присяжных в основном из афроамериканцев, которые по ходу всего процесса последовательно убеждались в том, что О'Джей Симпсон сидит на скамье подсудимых из-за цвета своей кожи. Общеизвестно, что присяжными вынесен оправдательный вердикт, а доказательства обвинения, указывающие на то, что Симпсон виновен в совершении преступления, проигнорированы. При этом вторая часть этой эпопеи почему-то не освещалась так широко. Родственники погибших обратились в гражданский суд с иском о возмещении вреда, причиненного убийством. Отметим, что в США правила преюдиции, т.е. принятия без дополнительной проверки фактов, ранее установленных вступившим в силу судебным решением, не действуют. Гражданский суд удовлетворил заявленный иск, взыскав с Симпсона многомиллионную компенсацию. В основу судебного решения легли сведения, указывающие на то, что именно умышленные действия Симпсона повлекли за собой наступление смерти потерпевших.

Капитан Эдуард Ульман, командир разведгруппы ГРУ Генерального штаба, и его подчиненные оправданы ростовскими присяжными. Группа под командованием Ульмана проводила спецоперацию по ликвидации Хаттаба. Хаттаб не ликвидирован, но жестоко, беспричинно и бессмысленно расстреляны мирные жители. Когда оправданные покидали зал судебного заседания, 7 из 12 присяжных рукоплескали им <6>.

Также присяжными заседателями в Ростове-на-Дону оправдан командир 160-го танкового полка Юрий Буданов, обвинявшийся в убийстве чеченской девушки.

Почему вынесены оправдательные вердикты? Обвинение не смогло собрать достаточных доказательств и представить их в доходчивой и убедительной форме? Или здесь вопрос в другом? Представляется, что оба вердикта обосновывались следующим: наши всего лишь "немножко" (извините за цинизм) постреляли и поубивали не наших. Так в чем же виноваты наши? Да ни в чем они не виноваты, потому что они наши.

Не поэтому ли обвиняемые в убийстве таджикской девочки, еще одном громком преступлении, признаны санкт-петербургскими присяжными виновными лишь в хулиганстве? Представляется, что и в этом процессе свою роль сыграл принцип "мы - не мы", "наши - не наши".

Может быть, стоило при проведении эксперимента с судом присяжных сначала в 5-ти, а потом в 9-ти регионах анализировать состоявшиеся вердикты (как обвинительные, так и оправдательные), не все огульно списывать на непрофессионализм прокуратуры?

Хочется привести и иной пример, аналогичный по сути, но имеющий другой вектор направленности.

23 августа 1921 г. на электрическом стуле в штате Массачусетс по приговору присяжных за убийство кассира и двух охранников обувной фабрики казнены Никола Сакко и Бартоломее Ванцетти. О деле Сакко и Ванцетти сняты фильмы и написаны книги. Советской пропагандой они возведены в статус героев, лидеров рабочего движения, борцов с американским империализмом. Возможно, роль Сакко и Ванцетти в мировом рабочем движении сильно преувеличена, но спустя практически 100 лет с момента провозглашения приговора не отрицается, что доказательств их вины не было. Обвинитель смог убедить присяжных, что Сакко и Ванцетти - представители мафии. Ведь в то время в США слова "итальянец" и "мафиози" были синонимами. Вот и лег в основу вердикта о виновности постулат, ошибочный даже с точки зрения формальной логики: итальянец - значит, мафиози, а потому и виновен в убийстве.

А суд над Верой Засулич, оправданной присяжными? Практически любую публикацию на эту тему можно свести к тезису: покушалась на жизнь петербургского градоначальника генерал-адъютанта Трепова, но оправдана присяжными. Почему же постановлен оправдательный вердикт, а ликующая толпа вынесла ее на руках на улицу? Ответ кажется очень простым. Оправдана потому, что Трепов - нехороший человек, а Засулич - "наш" человек и человек хороший, а Трепову так и надо.

В суде присяжных есть вещи и поважней доказательств. Возможно, именно поэтому в настоящее время муссируется идея внести изменения в УПК РФ, исключающие возможность рассмотрения с участием присяжных уголовных дел о терроризме и преступлениях против общественной безопасности. Особенно это касается республик Северного Кавказа, где присяжные в силу местных обычаев, сохранившихся со времен общинного строя, не будут оценивать доказательства.

Следующая актуальная проблема института суда присяжных в России - грибоедовский вопрос "а судьи кто?". По данным Фонда "Общественное мнение", лишь 22% опрошенных согласились бы стать присяжными заседателями, но и те не смогли четко сформулировать свою позицию относительно того, почему они хотят принять участие в отправлении правосудия. Думается, что при откровенности респондентов отсутствие мотива указывает лишь на негативность их устремлений.

Как правило, по вызову для участия в отправлении правосудия являются лица, скажем так, не ведущие активного образа жизни и располагающие массой свободного времени: пенсионеры, безработные, среди которых есть и принципиальные безработные, домохозяйки.

Следует оговориться, что автор не ставил перед собой цели унизить, запятнать или опорочить облик абстрактного российского присяжного, просто с развитием науки и техники деятельность по раскрытию и расследованию преступлений все более усложняется и становится доступной для понимания лишь тех, кто имеет пусть не профессиональное образование, но обязательно специальную подготовку.

Если 50 и более лет назад основная масса доказательств фиксировалась следователями с помощью допросов, очных ставок, предъявлений на опознание, а восприятие и понимание таких доказательств не требовало ни специальных познаний, ни определенной подготовки, то теперь ситуация резко изменилась. Ключевые доказательства по уголовным делам содержатся в заключениях экспертов; специалистов, участвующих в осмотре компьютерной техники; справках операторов мобильной связи о телефонных соединениях абонентов; справках о снятии информации с иных электронных носителей и списках сведений, для восприятия которых требуется специальная подготовка или приравнивающийся к ней богатый личный опыт.

Да, можно сказать, что основная вина за то, что присяжные не смогли понять суть того или иного предъявляемого доказательства, полностью ложится на государственного обвинителя. Но так ли это в действительности? Можно ли возлагать на университетского профессора ответственность за то, что его лекция была непонятна нерадивому студенту или случайному слушателю. Присяжные также могут попросту прослушать то, что пытался донести до них прокурор, и ключевое доказательство обвинения "выбрасывается в корзину".

В частности, присяжные при рассмотрении дела об убийстве (потерпевшего сначала зарезали, потом труп вывезли в лес, положили в яму, подожгли, а затем закопали) на вопрос, имело ли место событие преступления, ответили, что нет <7>. Рассуждая от противного, получается, что потерпевший сам себе причинил несколько колото-резаных ранений, в том числе смертельных. Потом, будучи уже мертвым, как-то смог добраться до леса. Сам себя сжег в яме, а затем забросал свой труп землей. Скорее всего, протокол осмотра места происшествия, изложенный тяжелым, малопонятным и трудночитаемым языком, и заключение судебно-медицинской экспертизы, изобилующее специфическими, а потому и трудно воспринимаемыми терминами, оказались недоступными для сознания присяжных. Возможен и другой вариант: не захотели вникать и разбираться в хитросплетениях дискуссий обвинителя и защитника, попросту проспав или прослушав процесс доказывания. Вот и получилось, что унтер-офицерская вдова сама себя высекла, а потерпевший сам себя убил и после этого еще и похоронил.

Приведем конкретный пример, который, как представляется, в полной мере развенчивает миф о том, что многие недостатки данной формы отправления правосудия компенсируются справедливостью решения.

Итак, некий О. (организатор), С. (стрелок) и В. (водитель) обвинялись в совершении убийства П. (потерпевшего). Согласно фабуле предъявленного обвинения, О. предложил С., имеющему навыки обращения с огнестрельным оружием, и профессиональному водителю В., хорошо знающему организацию движения в городе, убить П. за вознаграждение.

О., С. и В. в течение определенного периода времени следили за П., установили его ежедневный график, наиболее часто посещаемые места, место жительства и работы. В автомобиле под управлением В. соучастники прибыли к месту, где намеревались совершить преступление. В. остался в автомобиле, а О. и С. направились во двор дома, в котором проживал П. Увидев П., О. передал пистолет С. и приказал произвести выстрел в П., но С. стал вести себя неадекватно, у него тряслись руки. С. пояснил О., что он не намерен отказываться от задуманного, но, несмотря на наличие навыков в стрельбе, он никогда не стрелял в человека и в настоящее время не уверен, что сможет поразить цель. Тогда О. забрал у С. пистолет и, когда П. приблизился к ним, произвел выстрел в упор, причинив смертельное огнестрельное ранение грудной клетки с повреждением сердца. После чего О. передал пистолет С. и приказал произвести контрольный выстрел в голову П., что С. и выполнил. Соучастники скрылись с места совершения преступления на автомобиле под управлением В.

Присяжные признали С. и В. виновными в совершении убийства П., они приговорены к длительным срокам лишения свободы. При этом О. вердиктом присяжных признан невиновным. Скорее всего, в основу такого решения были положены показания свидетеля защиты некой Л., не допрашивавшейся на предварительном следствии, поведавшей суду, что в момент совершения преступления О. находился вместе с ней в нескольких сотнях километров от места совершения преступления.

Так в чем же заключается мудрость и справедливость этого вердикта? Если О., по мнению присяжных, не организовывал совершение преступления, как утверждало обвинение, не производил смертельного выстрела в П., так в чем же тогда вина С. и В.?

Что происходило и происходит в душах осужденных, их близких после провозглашения вердикта? Тех, кому доподлинно известно, что О., организовавший совершение преступления, втянувший в него С. и игравший наиболее активную роль в его совершении, разгуливает на свободе, а С. и В. "тянут" срок. Маловероятно, что это раскаяние, ломка преступного мировоззрения и формирование позитивных взглядов. Скорее, наоборот, воспитательное значение подобного вердикта направлено на формирование негативного мировоззрения и преступно-криминального менталитета - позволено все, если сумеешь выкрутиться, а еще лучше, если сумеешь переложить вину на другого, позаботившись о своем алиби заранее.

Я попытался найти в Интернете хоть какие-то сведения о том, как обсуждаются присяжными вопросы, изложенные в опросном листе. Удалось найти несколько таких заметок.

В. Ступницкий делится опытом, как он был старшиной коллегии присяжных заседателей в Пермском областном суде <8>. Полные цитаты диалогов присяжных, изложенные в публикации, любопытны и поучительны, но, исходя из их большого объема, попытаюсь передать лишь их суть.

Диалог первый.

• Подсудимого надо оправдать, а то вдруг он не виновен.
• Да вы что? Его надо осудить, а то вдруг он виновен.

Диалог второй. Обозначим, что первый присяжный находится под влиянием авторитета второго.

• Я думаю, что подсудимого надо оправдывать. Он невиновен.
• Да как вы можете такое говорить? Он же убийца!
• Ой, тогда, конечно же, он виновен.

Диалог третий <9>.

• Прокурор производит впечатление знающего человека (имидж прокурора портил только форменный галстук, воспринятый присяжными как тряпка).
• Да, конечно, подсудимый виновен.
• Ну да, конечно, виновен, а на руках татуировки.

Вот так оцениваются доказательства независимыми и беспристрастными присяжными. Кроме того, из вышеизложенных публикаций следует вывод о несоответствии формы фиксации доказательств в ходе предварительного расследования их бытовому восприятию присяжными.

Действительно, обвинение, которое бытовым языком умещается в одно предложение, исходя из действующих требований УПК РФ расписывается следователем на несколько листов, и при его оглашении присяжные "засыпают", а иногда засыпают и в прямом смысле этого слова, так и не поняв, в чем же конкретно обвиняется подсудимый. То же самое можно сказать и про протоколы осмотров, заключения экспертов, исследование документов.

Говорить о необходимости отмены суда присяжных в настоящее время, как представляется, не своевременно, слишком уж разрекламирован этот суд, но проведение определенного мониторинга оценки присяжными предъявленного обвинения, изложения доказательств крайне необходимо.

Кроме того, суд присяжных, как одна из форм отправления правосудия, не является самоцелью. Суд присяжных - не атрибут цивилизованного, демократического государства. Наличие или отсутствие суда присяжных не свидетельствует о наличии или отсутствии развитого гражданского общества. Суд присяжных всего лишь средство или инструмент, с помощью которого достигается справедливость разрешения уголовно-правовых правоотношений, но эта цель может быть достигнута и иными путями и средствами.

Если, опять же по нашему мнению, процедура досудебного производства, регламентированная в УПК РФ, прокурорский надзор за законностью расследования преступлений, право председательствующего распустить коллегию присяжных при вынесении обвинительного вердикта полностью нивелируют возможность вынесения обвинительных приговоров при отсутствии достаточных доказательств, то каких-либо гарантий оправдания присяжными лиц, в полной мере изобличенных в совершении преступлений, в настоящее время нет.

Спорным является вопрос об авторстве фразы, что позитивная критика без конкретных предложений негативна, а, обозначив проблему, необходимо предложить и пути ее решения.

Государственному обвинителю по делам, рассматриваемым судом присяжных, на наш взгляд, необходимо особо готовиться к судебному следствию, представляя доказательства в форме детективного жанра, который в любом случае будет понят присяжными.

Во-первых, в соответствии с требованиями ч. 1 ст. 273 УПК изложить предъявленное подсудимому обвинение в доходчивой форме, сократив юридическую терминологию до минимума.

Во-вторых, при оглашении протоколов следственных действий и иных документов (письменных материалов дела) также следует излагать их суть, указывая присяжным на непосредственные результаты того или иного следственного действия. Иными словами, представлять не "голые" сведения, а делать выводы, исходя из совокупности представляемых и ранее представленных доказательств.

В-третьих, присяжные крайне негативно относятся к откровенному давлению на их сознание как со стороны защиты, так и обвинения - когда им длинно и нудно втолковывают очевидные и уже понятные вещи или представление доказательств подменяется опорочиванием личности подсудимого.

В-четвертых, многие американские юристы, в том числе профессор права Сент-Луисского университета (США) Стивен Тайман, называют суд присяжных не иначе как шоу-процессом <10>, указывая на то, что в США атторнеи и адвокаты до судебного разбирательства предварительно репетируют показания своих свидетелей. Свидетель должен не просто отговорить свои показания, а преподнести их артистично, а значит, убедительно: вот здесь пауза, чтобы смахнуть набежавшую слезу; здесь голос должен дрогнуть, а в глазах блеснуть сталь и т.д. В усеченном виде это можно использовать и в России. Государственному обвинителю следует предварительно узнать у следователя, кто из потерпевших, свидетелей может "опорочить" позицию обвинения неподобающим видом, неприятной манерой речи и т.д., и, по возможности, избежать их вызова в суд, во всяком случае, не настаивать на этом. До того, как допрашивать свидетелей, потерпевших в судебном заседании, предварительно побеседовать с ними и, исходя из стиля говорить, держаться на публике, определить тактику допроса: свободный рассказ, а потом уточняющие вопросы, или тактика "вопрос - ответ".

Общую рекомендацию государственным обвинителям можно свести к следующему: поскольку негативное восприятие присяжными прокурора может влечь за собой оправдательный вердикт, следует, что называется, держать аудиторию, чувствовать, как воспринимают присяжные представляемые сведения, постоянно корректируя тактику представления доказательств.