Мудрый Юрист

Система наказаний на северо-западе руси по летописным известиям XI - XIII вв.

Оспенников Ю.В., доцент кафедры государственно-правовых дисциплин Самарского филиала ГОУ ВПО "Саратовский юридический институт МВД России", кандидат исторических наук.

Историко-правовые исследования последних лет, посвященные развитию русского права периода X - XV вв., преимущественно строятся на рассмотрении узко ограниченного круга источников; авторы сознательно избегают основательного анализа правовых памятников небольшого объема, суживая тем самым источниковую базу собственного исследования, сосредотачивая свое внимание на нескольких крупных и досконально изученных источниках. Еще меньше внимания уделяется текстам, которые не носят нормативный или правоприменительный характер, но в которых тем не менее содержится значительное количество фактов, раскрывающих эволюцию средневекового русского права, а также особенности его применения.

Среди таких текстов особое значение имеют русские летописи. К сожалению, исследовательские работы, посвященные этому виду источников, появляются в других отраслях знания и напрямую не преследуют историко-правовые цели <1>.

<1> Зиборов В.К. История русского летописания XI - XVIII вв.: Учеб. пособие. СПб., 2002; Гудзь-Марков А.В. Домонгольская Русь в летописных сводах V - XIII вв. М., 2008 и др.

Летописные тексты, будучи предметом историко-правового анализа, представляют самостоятельную картину развития древнерусского права. Уточнение этой картины и последующее ее сопоставление с эволюцией древнерусского права по законодательным источникам является плодотворной и практически не разработанной научной задачей. В данной статье прослеживается эволюция видов наказаний, использовавшихся в древнерусском праве в период XI - XIII вв. по летописям северо-западных русских земель (новгородским, белорусским, литовским).

Известно, что в законодательных источниках права средневековой Руси вплоть до Двинской уставной грамоты смертная казнь не встречается. Тем не менее многие историки права полагали возможным заявлять, что смертная казнь на практике существовала, ссылаясь при этом на многочисленные летописные свидетельства.

Действительно, в летописях нередко упоминается о фактах "убийства" того или другого князя, политического деятеля или иного лица. В новгородской летописи под 1079 г. говорится об убийстве князя Глеба и князя Романа: "Убиша за Волокомъ князя Глеба, месяця маия въ 30. Въ то же лето убиша Половчи Романа" <2>. В обоих случаях невозможно предположить факт смертной казни в отношении этих князей - речь, несомненно, идет об убийстве, причем, очевидно, в ходе военных действий, т.е. о гибели в бою. Этот же термин - "убить" - используется летописью и для описания собственно убийства, например при рассказе об удавшемся покушении на Андрея Боголюбского <3>.

<2> Новгородская первая летопись старшего извода. Синодальный список. Л. 5. Под 6587 (1079) г.
<3> Там же. Л. 39. Под 6682 (1164) г.

Показательно, что тот же термин использовался для обозначения физической расправы с политическими противниками при описании событий в самом Новгороде: "Почаша мълъвити о Сужьдальстеи воине ноъгородци и убиша мужь свои и съвьргоша и съ моста въ субботу Пянтикостьную" <4>. Сбрасывание с моста является характерной чертой новгородского варианта "потока и разграбления", применявшегося за перевет, т.е. за измену интересам городской общины - реальную или предполагаемую <5>. Наиболее очевидно этот институт предстает перед нами в летописном рассказе о расправе над посадником Якуном <6>. Расправа над Якуном, очевидно несущая на себе отпечаток политического действия, находит массу аналогий в более поздних записях. Во многих случаях летописец прямо указывает, что жертвы политических расправ являлись "переветниками", т.е. их политическая позиция противоречила позиции городской общины <7>.

<4> Там же. Л. 14 об. - 15. Под 6642 (1134) г.
<5> Подробнее см. в моей работе: Правовая традиция Северо-Западной Руси XII - XV вв. М., 2007. С. 463 - 470.
<6> Новгородская четвертая летопись. Л. 21 об. Под 6649 (1141) г.
<7> Новгородская первая летопись старшего извода. Синодальный список. Л. 34 об. Под 6675 (1167) г.; Л. 47. Под 6694 (1186) г.; Л. 81 об. Под 6723 (1215) г.

Таким образом, в большинстве случаев упоминаемые в летописях случаи "убийства" не носят характер публично-правового наказания, смертной казни. При этом некоторые случаи все же можно рассматривать именно как смертную казнь, постепенно вырастающую из института "потока и разграбления" и предусматривавшуюся преимущественно за перевет. Казнь за перевет осуществлялась обычно в форме утопления или повешения.

Упоминается в летописи и такая форма смертной казни, как сожжение. Широко цитируется летописное сообщение 1227 г. о сожжении волхвов на Ярославовом дворе <8>, в Слуцкой летописи упоминается о сожжении митрополита Герасима в Витебске <9>. Распространенное в исследовательской литературе мнение, что сожжением наказывались поджигатели, никак не подтверждается летописными сведениями: "...а Волоса Блуткиниця на вечи убиша; рече посадник: "...ты еси мои дворъ хотелъ зажечи" <10>. Если бы казнь обвиненного в поджоге осуществлялась в виде сожжения, в летописном рассказе использовалась бы иная терминология. Это известие существенно опережает аналогичную норму ст. 7 Псковской судной грамоты о смертной казни для поджигателя, но опровергает предположения исследователей, что, по грамоте, смертная казнь осуществлялась путем сожжения.

<8> Там же. Л. 103-103 об. Под 6735 (1227) г.
<9> Слуцкая летопись. Л. 64.
<10> Новгородская первая летопись старшего извода. Синодальный список. Л. 111. Под 6738 (1230) г.

В летописях встречаются виды наказаний, которые в течение всего периода Средневековья были чужды отечественному законодательству, но широко применялись в византийском праве. Прежде всего, к этим видам наказаний следует отнести ослепление. Ослепление нередко применялось к политическим противникам в междоусобной княжеской борьбе. Например, жертвой этой борьбы стал князь Василько, ослепленный в 1097 г. <11>.

<11> Там же. Л. 6. Под 6605 (1097) г.

Характерно, что новые, нетипичные для обычного древнерусского права виды наказаний связываются по тексту летописей исключительно с княжеской властью. Широко известны хрестоматийные примеры расправ с использованием ослепления в южнорусских землях <12>. В новгородских летописях также есть упоминания о похожих ситуациях. Например, под 1257 г. рассказывается о конфликте князя Александра Ярославича Невского и его сына Василия, в ходе которого князь Александр подверг наказанию советников своего опального сына: "...а князь Олександръ выгна сына своего изъ Пльскова и посла в Низъ, а Александра и дружину его казни: овому носа урезаша, а иному очи выимаша, кто Василья на зло повелъ..." <13>. Здесь упоминается еще один вид наказаний, широко известный по византийским правовым источникам, но до тех пор ни разу не упоминавшийся в новгородской летописи, - урезание носа. Особый интерес вызывает краткое замечание летописца по поводу этой расправы: "...всякъ бо злыи зле да погыбнеть" <14>. Летописец не осуждает действия князя, но при этом в его словах видно восприятие этих видов наказания, "злых" казней как чрезвычайно суровых для новгородского права, более жестких, нежели существующая система наказаний, принятая в вечевом суде. Урезание носа в рассматриваемый период в северо-западных русских землях встречается чрезвычайно редко и в исключительных ситуациях <15>.

<12> См., напр.: расправу Изяслава Ярославича над киевлянами в 1069 г. // Повесть временных лет. Ч. 1. М.-Л., 1950. С. 116.
<13> Новгородская первая летопись старшего извода. Синодальный список. Л. 136 об. Под 6765 (1257) г.
<14> Там же. Л. 136 об. Под 6765 (1257) г.
<15> Кройника литовская и жмойтская. Л. 458. Под 1272 г.

Таким образом, в рассматриваемый период в деятельности князей намечается тенденция использования видов и форм наказаний, заимствованных из инокультурных правовых систем, не связанных генетически с обычно правовой древнерусской традицией. К ним следует отнести ослепление и урезание носа.

Уже в XI в. упоминается такой вид наказания, как заключение в темницу, в "поруб" <16>. Не только князья оказывались жертвами политической борьбы и попадали в темницу, под 1118 г. описывается, как в Киеве были подвергнуты заключению новгородские бояре <17>, в 1140 г. несколько видных политических фигур Новгорода были отправлены в оковах в Киев <18>, в 1216 г. князь Ярослав посадил в "погреб" множество новгородцев в Переяславле <19> и т.п. Во всех этих событиях очевиден произвол княжеской власти, которая расправляется с политическими противниками, опираясь не на право, а на силу.

<16> См.: Новгородская первая летопись старшего извода. Синодальный список. Л. 3 об. Под 6567 (1059) г.; Л. 4. Под 6576 (1068) г.
<17> Там же. Л. 9 об. Под 6626 (1118) г.
<18> Там же. Л. 21. Под 6648 (1140) г.
<19> Там же. Л. 86 об. Под 6724 (1216) г.

Следует отметить, что новгородское вече могло воспрепятствовать княжескому произволу и вышеуказанные действия князя могли иметь место только при наличии определенных оснований <20>. В своем противодействии князю вече ссылалось на известную по договорным грамотам с князьями формулу: "А мужа ти без вины волости не лишати" <21>.

<20> Там же. Л. 91 об. - 92. Под 6726 (1218) г.
<21> Договорная грамота Новгорода с тверским великим князем Ярославом Ярославичем // Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949. N 1. С. 9. См.: Там же. Грамоты N 2, 3, 6, 7 - 8, 9 и др.

Сама процедура заключения в темницу описана в летописи: "...новгородьци призваша пльсковиче и ладожаны и сдумаша, яко изгонити князя своего Всеволода, и въсадиша въ епископль дворъ, съ женою и съ детьми и съ тыцею, месяця маия въ 28; и стражье стрежаху день и нощь съ оружиемь, 30 мужь на день. И седее 2 месяця, и пустиша из города июля въ 15, а Володимера, сына его, прияша" <22>. Как видно из приведенного отрывка, заключение князя в темницу являлось экстраординарным случаем, способом ограничения контактов и свободы действия определенного политического деятеля. В Новгороде не было для этих целей специального помещения и князя стерегли на территории епископского двора специально выбранные для этой цели граждане Новгорода, регулярно сменявшиеся.

<22> Новгородская первая летопись старшего извода. Синодальный список. Л. 17. Под 6644 (1136) г.

Археологические раскопки 2008 г. представили новые данные относительно мест ограничения свободы в древнем Новгороде. Был открыт, видимо, типичный древнерусский "поруб" - деревянный сруб, зарытый в землю на глубину 2,5 м, в котором находились две лавки и отхожее место. Иными словами, это яма, погреб, приспособленный для содержания одного-двух человек.

Заключение сопровождалось сковыванием, наложением оков. Эта процедура и с внешней стороны сближает заключение в погреб, или "поруб", с властью кредитора над личностью должника в частноправовых отношениях. Показательно, что именно в этом смысле упоминается заключение в "погреб" в проекте договорной грамоты Новгорода с Любеком и Готским берегом о торговле и суде от 1269 г.: "А задолжает новгородец на Готском берегу, то в погреб его не сажать; также не делать этого и в Новгороде с немцем или готом..." <23>.

<23> Проект договорной грамоты Новгорода с Любеком и Готским берегом о торговле и суде // Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949. N 31. С. 60.

Видимо, из потока и разграбления вырастает еще один вид наказания, окончательно оформившийся уже в более позднее время, - конфискация имущества. При описании борьбы в Новгороде в 1137 г. сторонников и противников князя Всеволода летописец упоминает о "разграблении" имущества проигравшей партии <24>. В других случаях летописец дополнительно указывает, что разграбление имущества производилось на основе решения вечевого собрания, т.е. органа власти, уполномоченного вершить суд по наиболее значимым делам <25>. Прежде всего обращает на себя внимание терминология - летописец называет факт конфискации имущества преступников "грабежом", подобно тому как смертная казнь именуется убийством. Лишение жизни как уголовно-правовое деяние и как мера публично-правового воздействия на преступника не разграничены четко в общественном сознании, которое видит непосредственную природу этих действий, существенно меньше внимания уделяя их юридической природе. Точно так же общественное сознание смотрит и на разграничение грабежа и конфискации.

<24> Новгородская первая летопись старшего извода. Синодальный список. Л. 18 об. Под 6645 (1137) г.
<25> Там же. Л. 74 об. - 75 об. Под 6717 (1209) г.

Во-вторых, большое значение имеет подробное описание процедуры "конфискации-грабежа": она явно является составной частью потока и разграбления. Именно для этого вида наказания в Новгородской земле характерно растаскивание имущества преступников "всем миром" или распродажа с публичных торгов и распределение дохода между гражданами городской общины. В данном случае имели место и распродажа имущества с торгов, и прямой грабеж, растаскивание имущества со дворов осужденных на вече лиц. Сближение с потоком и разграблением очевидно и в попытке уничтожения дворов преступников - "а Мирошкинъ дворъ и Дмитровъ зажьгоша". Таким образом, конфискация имущества в рассматриваемый период постепенно выделялась из состава потока и разграбления.

Историко-правовой анализ летописных текстов Северо-Западной Руси позволяет выявить несколько важных тенденций развития системы наказаний в период XI - XIII вв. В это время соотношение двух источников власти - народного собрания и княжеской власти - существенно изменяется в пользу князя. На основе этой общей тенденции прослеживаются и все остальные. На основе усиления княжеской власти в древнерусское право проникают чуждые ему виды и формы наказаний, прежде всего ослепление и урезание носа.

Поток и разграбление - элементы более ранней системы видов наказания - послужили источником для появления новых видов наказаний. Из потока и разграбления появилась смертная казнь, которая какое-то время на уровне общественного правосознания еще воспринималась в своем непосредственном значении лишения жизни человека, а не юридическом значении публично-правового воздействия на преступника. Убийство человека, такого же члена городской общины, санкционируется вечевым собранием и именно поэтому обретает иное значение, постепенно вырастая в смертную казнь. В этом смысле вечевые решения о присуждении к смерти коренным образом отличаются от института кровной мести, который в этот период всячески ограничивается как княжеской властью, так и вечевыми структурами. Из этого же института постепенно оформляется в рассматриваемый период такой вид наказания, как конфискация имущества.

Все шире применяемое заключение в погреб является элементом как обычно-правового общинного, так и княжеского суда. Само наказание носит свежий отпечаток частноправовых отношений - погреб как место лишения свободы находится на территории двора какого-нибудь представителя власти или частного лица, по своему происхождению само наказание тесно связано с отношениями кредитора и должника.