Мудрый Юрист

Развитие деликтной ответственности несовершеннолетних в русском дореволюционном праве

Мостовой Сергей Михайлович, аспирант Армавирского лингвистического социального университета.

В истории права деликт долгое время не был отделен от преступления, а несовершеннолетний часто не выделялся в качестве специального субъекта в праве. Статья рассматривает развитие деликтной ответственности несовершеннолетних в русском дореволюционном праве.

Ключевые слова: деликт, преступление, несовершеннолетний, русское дореволюционное право.

In the history of law "tort" or "delict" long time has not been separated from the crimes, but juveniles were often not distinguished as a special subject in the law. The article considers the development of tort liability of minors in pre-revolutionary Russian law.

Key words: delict or tort, crime, minors, pre-revolutionary Russian law.

Согласно данным дореволюционного исследователя Г.Б. Слиозберга, первая норма об уголовной ответственности несовершеннолетних в России, появившаяся в 1669 г. в качестве дополнения Соборного уложения 1649 г., гласила: "...аще отрок седьми лет убиет, то неповинен, есть смерти" [5, с. 909]. Несовершеннолетний семилетнего возраста освобождался от наказания за убийство. Поскольку в данный период "совершеннолетие определялось путем индивидуального исследования зрелости отдельного лица", а "ответственность по обязательствам не была индивидуальной", представляется, что родители могли нести имущественную ответственность за ущерб, причиненный преступлениями своих детей, но при наличии у детей собственного имущества ущерб мог быть возмещен и за счет этого имущества. В последующий период возникновения абсолютной монархии и развития регулирования общественных отношений правовое положение детей получило большую регламентацию. Например, ст. 195 Артикула воинского, введенного Петром I, предусматривала ответственность "младенцев" за учиненное воровство. Впервые точный возраст, с которого наступала уголовная ответственность детей, был установлен при Екатерине II в 1765 г. С этого времени уголовная ответственность наступала с десяти лет для детей всех сословий.

Разработанная система гражданско-правовой ответственности за вред, причиненный детьми, получила достаточное правовое оформление только с введением Свода Законов Российской империи (Свод Законов).

В правовой науке одновременно были определены понятия правоспособности и дееспособности. Князь Е. Трубецкой в "Энциклопедии права" указывал, что "лицом физическим обыкновенно называется всякий индивид правоспособный, то есть могущий обладать правами" [6; с. 15]. Под дееспособностью понималась "способность действовать с юридическим эффектом, проявлять свою волю в целях достижения юридических последствий волеизъявления. Дееспособными не могли считаться многие лица. Например, дети, сумасшедшие - не могут совершать никаких юридических сделок, ни покупать, ни продавать, ни подписывать векселя. В дееспособности, помимо ограничения в зависимости от возраста лица, первоначально проводились ограничения по иным основаниям, в том числе по сословному состоянию, уровню образования.

Ограничение в дееспособности в зависимости от возраста физического лица остается основным и до настоящего времени. В силу ст. 213 Законов гражданских в "несовершеннолетии полагалось три возраста": малолетними признавались дети в возрасте от рождения до 14 лет и от 14 до 17 лет, несовершеннолетними - лица в возрасте от 17 до 21 года, однако было возможно и отступление от данного правила - "сие различие в именованиях не всегда наблюдается", а согласно ст. 221 Законов гражданских, право на полное распоряжение имуществом и свобода вступать в обязательства приобретались не прежде, как по достижении совершеннолетия, то есть двадцати лет с годом от рождения.

Следует выделить ряд особенностей правового положения несовершеннолетних в обязательствах из причинения вреда, установленных по Своду законов.

  1. В законе отдельно (по мнению ряда исследователей, излишне) регламентировались гражданско-правовая ответственность за вред, причиненный преступлением или проступком малолетних (ст. ст. 653, 654), а также гражданско-правовая ответственность за вред и убытки, последствия которых не признавались преступлениями или проступками (ст. 686). Причем тексты ст. ст. 653, 654 и ст. 686 были почти идентичны. Данное обстоятельство свидетельствует о недостаточном совершенстве норм закона, поскольку нормы деликтного права сохраняли привязку к нормам уголовного и административного права как исторический результат недостаточного отделения деликтного права от уголовного и административного. Повторение норм в законе, очевидно, предназначалось для применения их в рамках гражданского и уголовного процессов, где было возможно взыскание убытков, причиненных преступлением несовершеннолетнего. В дальнейшем предполагалось введение единой статьи.
  2. Деликтоспособными в случаях, определенных ст. ст. 653, 686, считались и малолетние дети, в то время как общая гражданская дееспособность в полном объеме возникала только с 17 лет. Установление пониженного возраста для деликтной ответственности объяснялось тем, что "несовершеннолетние, не достигшие 18-летнего возраста, могут вполне осознавать недозволенность и вредность своих действий". Несовершеннолетние (лица в возрасте 17 - 21 года) несли полностью самостоятельную имущественную ответственность за причиненные вред и убытки.

Статья 653 Законов гражданских предусматривала, что "когда преступление или проступок учинены малолетними, жительствующими у родителей своих, детьми, и по окончательному судебному приговору признано будет: во-первых, что малолетний действовал без разумения, и, во-вторых, что родители, имея все средства предупредить преступление или проступок малолетнего, не приняли надлежащих к тому мер и допустили совершение оного по явной с их стороны небрежности, то вознаграждение за вред и убытки платят из своего имущества родители малолетнего, отец или мать, или оба вместе по усмотрению суда, хотя бы за сим и числилось собственное имение. В противном же случае, то есть, когда родители докажут, что не имели никаких средств к предупреждению преступления или проступка малолетнего, убытки взыскиваются с имения сего последнего". Из текста статьи следует, что малолетние вне зависимости от возраста освобождались от ответственности только в случае, когда родители признавались виновными. Такое толкование статьи подтверждалось и существовавшей судебной практикой (решение Сената 1869, N 292).

Статья 686, регулировавшая ответственность из причинения вреда деянием, не являющимся преступлением, содержала практически аналогичный текст, но не включала положения о "разумении" ребенка. Наличие двух статей, регулирующих сходные отношения, можно объяснить тем, что привлечь к уголовной ответственности за действия "без разумения" было невозможно.

Указанное регулирование правового положения малолетних было нелогичным постольку, поскольку при применении ст. ст. 653, 654, 686 в совокупности малолетний подлежал полностью самостоятельной ответственности, если "действовал с разумением" либо, если даже действовал без разумения, но родители или законные представители не могли быть привлечены к ответственности; при этом не вводилось возраста безусловного освобождения от ответственности - возрастной границы неделиктоспособности, часто устанавливаемой в праве романо-германской правовой семьи.

Представляется, что в русском дореволюционном праве произошло смешение двух различных норм, свойственных праву романо-германской правовой семьи: нормы об ответственности родителей и нормы о возложении обязанности по возмещению вреда в исключительных случаях на недееспособного причинителя при невозможности взыскания с иных лиц (так называемые правила о богатом ребенке). В России правило о взыскании причиненных вреда и убытков полностью с самого ребенка применялось не в исключительных случаях, а в обязательном порядке.

Можно предположить, что поскольку ст. 653 содержала указание на установление юридически значимых фактов "по окончательному судебному приговору", то ребенок, в отношении которого такие факты устанавливались, не мог быть младше десяти лет (возраст наступления уголовной ответственности, когда мог выноситься судебный приговор, по ст. 137 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных). Но дети до 17 лет не подвергались наказанию за преступления, совершенные по неосторожности (ст. ст. 138 и 144). Уложения о наказаниях уголовных и исправительных), а дети, деяние которых не признавалось преступлением или проступком, попадали под действие ст. 686 Гражданского уложения, аналогичной ст. 653, и подлежали ответственности даже без учета условия о разумении. Поэтому по законодательству А.М. Богдановский обосновал настоятельную необходимость введения возрастной границы безусловного освобождения от ответственности за причиненный вред [1, с. 21]. Д.И. Мейер, полагал, что "следовало бы... относительно каждого отдельного лица определять особо, нужно ли считать его способным к гражданской деятельности или нет", отмечая при этом, что "ни одному законодателю не приходило на мысль применить такой способ" [3, с. 113].

В проекте Гражданского уложения предлагалось устранить указанные недостатки: устанавливался возраст безусловного освобождения от ответственности - 10 лет (ст. 2607 проекта), вводилась статья об ответственности в исключительных случаях малолетних, не достигших этого возраста, то есть дельное правило о богатом ребенке (ст. 2609 проекта).

Несмотря на признававшуюся необходимость ответственности третьих лиц за действия несовершеннолетних, закрепление такой ответственности в тот же период окончательно не сформировалось. Толкование ряда норм закона было неоднозначным:

  1. Статьи 653, 654, 686 Законов гражданских предусматривали, что за преступления, проступки малолетних и деяния, не являющиеся преступлениями или проступками, отвечали лица, обязанные иметь надзор за этими малолетними. Помимо родителей, ответственными могли быть признаны и иные лица, на которых была возложена обязанность по надзору, когда малолетний, причинивший вред, не находился при родителях". В законе не был четко закреплен круг ответственных лиц, к их числу законом относились опекуны (раздел третий Законов гражданских "Об опеке и попечительстве в порядке семейственном"), а также лица, отвечавшие за надзор за малолетними в учебных, фабричных, ремесленных и иных заведениях (ст. ст. 12, 37, 38 т. XI ч. 2 Свода законов (Устав торговый), ст. ст. 393, 394 Устава промышленного). Существовали даже ситуации, когда лицо, под чьим надзором находился малолетний в момент причинения вреда, освобождалось от ответственности, ответственность же возлагалась на иных лиц (ст. 2608 проекта).
  2. В теории и на практике не было единого мнения о том, при каких условиях ответственность возлагалась на третьих лиц, в частности на родителей.

Исходя из прямого толкования текста ст. ст. 653 и 686, а также ряда судебных решений, ответственность возлагалась на основании неосторожной вины ("по явной с их стороны небрежности..."), а действия указанных лиц составляли самостоятельное основание "для возникновения обязательства вознаграждения за вред". С.М. Моносзон указывал, что "родители отвечали исключительно за вину несовершеннолетнего, за попустительство его действий, для чего было введено две статьи, регулирующие ответственность ребенка за различные виды правонарушений" [4, с. 34].

От ответственности третьи лица освобождались, если могли доказать, что "не имели никаких средств к предупреждению преступления или проступка малолетнего". Статьи 654, 686 Законов гражданских указывали, что "на сем же основании ответствуют... те, которые по закону обязаны иметь за ним надзор". Некоторые дореволюционные авторы, например А.М. Гуляев, склонялся к мнению, что "ответственность всех третьих лиц за действия несовершеннолетних возникала за упущения в надзоре" [2, с. 66]. Такая позиция представляется нам не совсем верной. Законы гражданские содержали достаточно подробное описание обязанностей родителей по отношению к детям: "Родители обязаны давать несовершеннолетним детям пропитание, одежду и воспитание, доброе и честное, по своему состоянию (ст. 173), "родители должны обращать все свое внимание на нравственное образование своих детей..." (ст. 172). Из текста приведенных статей видно, что в обязанности родителей включалось в первую очередь воспитание детей. Ответственность родители должны были нести за упущения в воспитании, а не только в надзоре.

Проанализировав различные правовые нормы того периода, которыми устанавливался тот или иной надзор в отношении несовершеннолетних, например, отдача малолетних правонарушителей под надзор родителей, надзор учителей за детьми, исследователи подчеркивали, что даже само понятие "надзор за несовершеннолетними" могло толковаться расширительно и включал воспитательные меры. А.М. Богдановский, занимавшийся сравнительно-правовыми исследованиями, подчеркивал, что "родители в таких случаях ответственны именно за неисполнение обязанности по воспитанию и образованию детей" [1, с. 27].

Исходя из рассмотренных положений закона, можно считать, что доказывание неимения никаких средств к предупреждению преступления или проступка малолетнего должно было включать доказывание надлежащего воспитания несовершеннолетнего.

Судебная практика того периода не позволяет определенно ответить на вопрос, в чем заключалась вина родителей по русскому праву - в недостатках, в надзоре или воспитании?

  1. Российское законодательство, в отличие от современного ему французского или немецкого законодательства, четко не устанавливало наличие или отсутствие презумпции виновности третьих лиц за причиненный детьми вред. Гражданское уложение не содержало общей презумпции виновности причинителя вреда. Статьи 653 и 686 содержали текст, который может толковаться различно: с одной стороны, подтверждением отсутствия презумпции являлось то, что родители отвечают, когда "по окончательному судебному приговору признано будет, что родители, имея все средства предотвратить преступление или проступок... не приняли надлежащих мер...", а, с другой стороны, в пользу презумпции вины говорит текст

"38) в противном случае, то есть, когда родители докажут, что не имели никаких средств к предотвращению преступления или проступка...". Вызывает вопросы и общая противоречивая формулировка ст. ст. 653 и 686: родители отвечают за "явную с их стороны небрежность", то есть грубую небрежность, в то же время они не отвечают, когда докажут, что "не имели никаких средств к предотвращению проступка", то есть фактически при наличии форс-мажорных обстоятельств.

С учетом судебной практики Сената, при отсутствии прямого указания, ст. ст. 653, 686 не обязывали ответственных лиц опровергать какую-либо презумпцию, хотя Государственный Совет при рассмотрении проекта указанных статей предлагал установить "предположение вины родителей". Авторы проекта в ст. 2608 проекта предложили правило, аналогичное правилу, содержавшемуся в ст. 1384 ГК Франции 1804 г. и ст. 832 ГГУ: указанные лица отвечают, "если не докажут, что не имели возможности предупредить деяние, причинившее вред". Но такая формулировка также не давала ответа на вопрос о наличии презумпции вины родителей, и вопрос о ней должен был бы быть решен в правоприменительной практике, как это имело место во Франции.

  1. Отечественное дореволюционное законодательство так и не закрепило возможности одновременной (долевой, солидарной либо субсидиарной) ответственности несовершеннолетнего и лица, обязанного нести надзор. В силу ст. ст. 653, 686 ответственность одного исключала ответственность другого. Проект предусмотрел солидарную (совокупную - ст. 2611 проекта) ответственность законных представителей и несовершеннолетних перед потерпевшими, а также возможность полного взыскания законным представителем выплаченного им потерпевшему вознаграждения с несовершеннолетнего. Очевидно, что подобная норма была заимствована из ГГУ.

На территории Российской империи применялись и нормы зарубежного законодательства, а также кодифицированные нормы обычного права. Например, в Польше, Литве ответственность родителей за вред, причиненный их детьми, была абсолютной в силу применения там норм ст. 1384 ГК Франции 1804 г., а на территории Черниговской и Полтавской губерний "по обиде, кому-либо сделанной неотделенными детьми, обязанность возмещения" возлагалась на их родителей, то есть ответственность родителей была абсолютной и не зависела от каких-либо иных условий, как в ст. ст. 653, 686 Законов гражданских.

Таким образом, дореволюционное законодательство в рассматриваемой области часто было несовершенным и не давало ответа на ряд вопросов, которые были разрешены в современном ему зарубежном праве. Проект Гражданского уложения предлагал новые положения об ответственности несовершеннолетних и законных представителей на основании обобщения существовавшей судебной практики, теоретических взглядов авторов проекта, а также обобщения зарубежного и местного законодательства, используемого в различных частях империи.

Проект Гражданского уложения не получил законодательного закрепления в силу начавшейся Первой мировой войны и революции 1917 г. Нормы Свода законов в дальнейшем продолжали применяться в судах на территориях, занимаемых в периоды Гражданской войны белыми войсками. В силу принципа Декрета о суде N 1 о применении прежнего законодательства в случае его непротиворечия революционному правосознанию, данные нормы могли применяться советскими судами в течение нескольких лет.

Литература

  1. Богдановский А.М. Молодые преступники. Вопрос уголовного права и уголовной политики. СПб., 1971. С. 21.
  2. Гуляев А.М. Русское гражданское право. СПб., 1913. С. 66.
  3. Мейер Д.И. Русское гражданское право. М., 2000. С. 113.
  4. Моносзон С.М. О происхождении ст. ст. 644 - 682 и 684 - 689 Свода Законов Гражданских (Закон 21 марта 1851 г.). М., 1913. С. 34.
  5. Слиозберг Г.Б. Возраст в уголовном праве // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 12. М., 1991. С. 909.
  6. Трубецкой Е. Энциклопедия права. М., 1917. 170 с.