К вопросу о внутреннем убеждении адвоката при оказании юридической помощи по уголовным делам 1

Ревина И.В., доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики Юго-Западного государственного университета (г. Курск), кандидат юридических наук, доцент.

Вопрос о внутреннем убеждении адвоката довольно длительное время составлял предмет научных дискуссий и споров и не утрачивает своей актуальности в настоящее время. В юридической литературе по данной проблематике высказаны различные, в большинстве своем противоречащие друг другу, точки зрения. Каждый автор довольно логично аргументировал свою позицию и доказывал несостоятельность противоположной точки зрения. Правильное решение этого вопроса всегда вызывало определенную сложность по той причине, что здесь переплетается множество аспектов: правовых, процессуальных, в том числе и нравственных.

Весьма сомнительна, в частности, обоснованность высказанной в уголовно-процессуальной доктрине точки зрения, в соответствии с которой адвокат - это участник процесса, не имеющий собственного внутреннего убеждения по делу.

Следуя логике данных рассуждений, получается, что адвокат, отстаивая в суде интересы своего доверителя, убеждая присяжных в правдивости своих выводов по делу, в то же время сам далеко не убежден в правильности и обоснованности своих действий.

Процессуалисты, придерживающиеся такой позиции, в обоснование своих выводов относительно участия адвоката в уголовном процессе в качестве защитника ссылаются на односторонний характер его деятельности, предполагающий выяснение исключительно таких обстоятельств, которые полностью или частично оправдывают обвиняемого или смягчают его вину.

Однако односторонность функции защиты вовсе не означает, что защитник игнорирует материалы обвинения, обходит стороной обстоятельства, отягчающие положение подзащитного или усиливающие его ответственность. Он тщательно уясняет и эти материалы, но не иначе как с позиции защиты. Участвуя в процессе исследования и оценки всей совокупности доказательств, он равноправный участник процесса доказывания, для которого обязательны общие правила, установленные уголовно-процессуальным законом.

Кроме того, в пределах той процессуальной функции, которая возложена на адвоката законом, т.е. в защите прав и законных интересов доверителя и оказания юридической помощи при производстве по уголовному делу, его деятельность, по справедливому замечанию М.С. Строговича, осуществляется полно и разносторонне <2>.

Поэтому мы убеждены, что адвокат, подвергая оценке доказательства, излагая свою позицию по вопросу о применении того или иного закона, действует исключительно на основе своего внутреннего убеждения.

Убеждение, сложившееся у адвоката на основе всех имеющихся в его распоряжении данных - изучения материалов дела, конфиденциальных свиданий с доверителем, фактов, проверенных на предварительном, судебном следствии, приводит его к определенной позиции, является основой для подачи заявлений, жалоб и ходатайств и в конечном итоге способствует формированию конкретных выводов по делу.

Убеждение в правильности избранной и отстаиваемой им позиции необходимо потому, что только в этом случае адвокат надлежащим образом сможет выполнить свою процессуальную функцию, свой профессиональный и одновременно нравственный долг перед доверителем.

При этом следует иметь в виду, что соблюдение моральных обязательств перед доверителем, по единодушному мнению всех опрошенных нами адвокатов, подразумевает обязанность адвоката не только информировать подзащитного о своей позиции, но и учитывать его мнения и пожелания, не только согласовывать наиболее важные, имеющие принципиальный характер, действия по делу, но и позицию в целом. В этой связи представляются обоснованными рассуждения М.Б. Смоленского о том, что адвокат не вправе иметь свою позицию защиты, не согласовав ее с клиентом, какой бы правильной она ни была <3>.

Такого же мнения придерживается и Е.А. Снегирев. В своем автореферате он пишет, что "адвокат имеет право на оценку доказательств по своему внутреннему убеждению, но не вправе обосновывать его, если с такой оценкой не согласен его подзащитный" <4>.

Вместе с тем только около 38% опрошенных нами осужденных, отбывающих наказание в одном из исправительных учреждений Курской области, пояснили, что защитник всегда, по всем вопросам согласовывал позицию по делу либо относительно виновности в совершении преступления (28,2%), в то время как свыше 33% указали, что защитник самостоятельно принимал решения по делу <5>.

С учетом изложенного полагаем, что самостоятельное положение адвоката, которого придерживаются около 18% респондентов, не следует понимать в абсолютном значении слова и применительно к деятельности защитника, как отмечает свыше 81% адвокатов, следует говорить лишь об их ограниченной процессуальной самостоятельности <6>. Такого же мнения придерживаются и ученые-процессуалисты. Так, В.М. Лебедев и В.П. Божьев отмечают, что защитник - самостоятельный субъект уголовного судопроизводства. Вместе с тем наличие у защитника значительного объема процессуальных прав, определенная самостоятельность при выборе процессуальных средств и тактики осуществления защиты не исключают производного характера его деятельности, поскольку он связан с обвиняемым (подозреваемым), представляет его процессуальные интересы, в силу чего его процессуальная самостоятельность имеет определенные границы. От воли обвиняемого (подозреваемого) зависят не только выбор защитника (а следовательно, и его участие), но и реализация избранных им средств защиты <7>.

КонсультантПлюс: примечание.

Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (под ред. В.М. Лебедева, В.П. Божьева) включен в информационный банк согласно публикации - Юрайт-Издат, 2007 (3-е издание, переработанное и дополненное).

Эти доводы вызвали возражения. Так, в юридической литературе отмечается, что в уголовном процессе адвокат-защитник имеет самостоятельные процессуальные права, а не производные от прав обвиняемого. Он от своего имени совершает необходимые для защиты обвиняемого процессуальные и иные действия... защитник свободен в выборе методов, форм защиты, в определении тактики, а также процессуальной позиции по делу. Но он обязан поставить об этом в известность своего подзащитного (доверителя) <8>.

В аспекте сказанного представляется обоснованным закрепление в Кодексе профессиональной этики адвоката следующего положения: в своей процессуальной деятельности адвокат должен быть солидарен с доверителем (подзащитным), но солидарность эта не должна вести к отрицанию определенной самостоятельности. Адвокат самостоятелен и независим в выборе тактических и процессуальных средств для выполнения своего профессионального долга. При этом адвокат исходит из конкретных обстоятельств по делу, внутреннего убеждения, закона и нравственных начал.

Не менее важным является следующее, логически вытекающее из предыдущего и развивающее его, положение. В силу особой значимости мы считаем необходимым также облечь его в форму принципа Кодекса профессиональной этики адвоката: при возникновении разногласий между адвокатом и доверителем (подзащитным) адвокат должен, не унижая честь, достоинство последнего, не оказывая психологического давления, принять все возможные меры к их устранению, способствовать выработке единой позиции по делу.

Ввиду того, что данные положения дискуссионны, не считаем возможным ограничиться лишь их констатацией и попытаемся рассмотреть более детально. Позиция законодателя в данном вопросе основывается на превалирующей в уголовно-процессуальной науке точке зрения применительно к институту защиты, согласно которой хотя защитник самостоятельная фигура в уголовном процессе, но он призван только защищать и потому не вправе занимать позицию, отличающуюся от позиции его подзащитного, если это может нанести вред последнему <9>.

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (отв. ред. И.Л. Петрухин) включен в информационный банк согласно публикации - Велби, Проспект, 2008 (6-е издание, переработанное и дополненное).

Мысль эту отстаивают многие авторы. Так, М.О. Баев утверждает, что "деятельность защитника ни в коем случае не должна усугублять положения подзащитного относительно предъявленного ему обвинения (возникшего подозрения) в совершении преступления и влечь усиление его обоснованности; как минимум она должна быть по отношению к этим параметрам нейтральна" <10>.

На наш взгляд, позиция защитника может отличаться от позиции подзащитного исключительно при условии, если выбранное им направление защиты благоприятствует положению последнего. Такую линию защиты следует расценивать как соблюдение профессионального долга адвокатом перед доверителем.

О праве и нравственном долге адвоката поступать, исходя из материалов дела и своего внутреннего убеждения, независимо от позиции, занятой его подзащитным, написано немало. В прошлом это мнение отстаивали Н.Н. Полянский, А.Ф. Кони, И.Д. Перлов, А.Л. Цыпкин. В частности, как утверждал Н.Н. Полянский, "если у адвоката все же сложилось убеждение в виновности обвиняемого, чувство собственного достоинства и достоинства той профессии, которую он выполняет, не должно позволить ему говорить, что он убежден в обратном" <11>.

Сторонники противоположной точки зрения в данном вопросе в качестве аргумента, подтверждающего обоснованность своей позиции, указывают на то, что убеждение адвоката не застраховано от ошибок.

По убеждению, в частности, Ю.П. Гармаева, "выражение в уголовном судопроизводстве позиции вопреки воле доверителя является одним из видов нарушений адвокатов, совершаемых против своего клиента либо из ложно понятых его интересов" <12>.

Не менее категоричен в своих суждениях Б.Т. Безлепкин: даже если из дела явствует, что подзащитный виновен, защитник вправе и обязан делать все от него зависящее, чтобы облегчить его участь. Словом, извлечь из обстоятельств дела все, что может свидетельствовать в пользу подсудимого, избегая категорического вывода по вопросу "виновен - невиновен", лишь настойчиво подчеркивая, что подзащитный виновность отрицает <13>.

Полагаем, если доверитель отрицает свою вину, а адвокат убежден в его виновности, то коллизия (расхождение) позиций подзащитного и защитника в данном вопросе недопустима. В этом случае адвокат не вправе действовать по своему внутреннему убеждению, ведь он фактически станет своеобразным обвинителем и судьей, который решает вопрос о виновности своего подзащитного. Противоположную позицию при такой коллизии интересов следует расценивать не иначе как проявление профессиональной деформации личности адвоката, не осознающего своего профессионального долга и назначения оказываемой им процессуальной функции, поскольку подобное поведение в конечном итоге может привести к ухудшению процессуального положения подзащитного.

Кроме того, адвокат в данном случае совершает дисциплинарный проступок, нарушая требования Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ", а именно адвокат не вправе занимать по делу позицию вопреки воле доверителя, за исключением случаев, когда адвокат убежден в наличии самооговора доверителя (п. 3 ч. 4 ст. 6). Данное положение, - как утверждает Ю.П. Гармаев, - является одним из первичных постулатов, основой основ защитительной деятельности адвоката <14>.

В адвокатской практике возможен и такой конфликт позиций: доверитель настаивает на использовании незаконного средства защиты либо же весьма сомнительного с точки зрения нравственности.

Полагаем, в данном случае адвокату следует руководствоваться таким общим нравственным началом, предъявляемым к адвокатской деятельности, как добросовестное ведение дела.

Использование адвокатом доказательств, в достоверности которых он убежден, истолкование им закона, норм права в точном их смысле, в действительном их содержании, руководствуясь при этом своим правосознанием, свидетельствует о добросовестном исполнении профессиональных обязанностей.

Таким образом, следует признать обоснованным как с этической, так и с правовой точек зрения требование, чтобы адвокат не приводил факта, в ложности которого он сам субъективно убежден. Адвокат, выполняя свои процессуальные обязанности, не связан позицией доверителя (подзащитного), его указаниями и желаниями в том, что касается выбора законных и нравственных средств защиты. М.Ю. Барщевский в этой связи подчеркивает, что "адвокат не идет в услужение к клиенту, не становится его личным "наемным рабочим", но выполняет функцию поверенного, то есть является самостоятельно действующим профессионалом, выполняющим конкретную функцию по защите законных прав и интересов клиента всеми законными способами" <15>.

Осуществляя свой профессиональный долг, адвокат должен постоянно помнить, что "высокие цели правосудного ограждения общества и вместе с тем защиты личности от несправедливого обвинения должны быть достигаемы только нравственными способами и приемами" <16>.

Поэтому, если подзащитный (доверитель) настаивает на использовании морально сомнительного, нравственно небезупречного способа в построении линии защиты либо представительства, к примеру, относительно заявления разного рода ходатайств, адвокат должен указать наиболее правильную позицию с точки зрения закона и в случае, если он не найдет взаимопонимания по данному вопросу, разъяснить последнему принадлежащее ему право самостоятельного совершения подобных процессуальных действий, но само ходатайство, не согласующееся с его, адвоката, убеждениями, не заявляет, поскольку, как гласит Кодекс профессиональной этики, "закон и нравственность в профессии адвоката выше воли доверителя. Никакие пожелания, просьбы или указания доверителя, направленные к несоблюдению закона или нарушению правил, установленных данным Кодексом, не могут быть исполнены адвокатом" (п. 1 ст. 10). Адвокаты должны относиться к интересам своих клиентов, - подчеркивается также в Генеральных принципах этики адвокатов, - как к самому важному, при условии выполнения обязанностей перед судом, соблюдения требований правосудия и профессиональных этических стандартов <17>. Это единственно возможное и правильное решение, соответствующее личной чести адвоката и достоинству представляемой им профессии.

Таким образом, способствование необъективному исследованию обстоятельств дела, хотя и может соответствовать желанию того или иного доверителя (подзащитного), тем не менее следует расценивать не иначе как проявление признаков "деформации совести" адвоката как профессионального участника уголовного судопроизводства. Такое поведение противоречит не только интересам правосудия, но и нормам нравственности.

В заключение хотелось бы отметить следующее: внутреннее убеждение адвоката понимается как формирование собственного взгляда на фактические обстоятельства дела, как необходимость личной оценки доказательств. При этом следует учитывать, что внутреннее убеждение адвоката абсолютно не застраховано от превращения в самоуверенность, бездоказательную и бесконтрольную убежденность, что на практике ведет к нарушению прав доверителя. Именно поэтому "сочетать объективность с односторонностью, а свое убеждение с интересами подзащитного - это одна из величайших сложностей адвокатской профессии. Как справедливо подчеркивает А.Д. Бойков, требуется действительно высокий уровень профессиональной культуры, чтобы эту сложность преодолеть" <18>.