Мудрый Юрист

Социально-психологические аспекты применения права

Заголовок статьи повторяет название монографии, написанной в 1982 г. профессором Валерием Васильевичем Лазаревым. Автор - доцент кафедры теории и истории государства и права юридического факультета Пермского государственного университета, кандидат юридических наук С.Б. Поляков показывает, что общеизвестные проблемы современной правоприменительной практики являются следствием недооценки названных в этой книге факторов, определяющих правоприменительные решения. Через двадцать восемь лет можно убедиться в заслуженности научных регалий ныне академика РАЕН и в тщетности или притворстве правовых реформ, проводимых без учета его рецептов.

Ключевые слова: правоприменение, мотивы, ответственность.

Social and psychological aspects of law application

C.B. Polyakov

The article title correlates with the monograph, written in 1982 by the professor Lazarev Valery Vasil'evich. The author - associate professor of the state and law theory and history department, law faculty of the Perm State University, Doctor of law C.B. Polyakov (e-mail: psb59@rambler.ru) shows, that well-known problems of modern law enforcement practice are consequence of underestimation of the factors named in this book, which define law enforcement decisions. In twenty eight years it's possible to be convinced in well-deserved scientific regalia nowadays the academician of the Russian Academy of Natural Sciences and of futility or hypocrisy of the legal reforms carried out without regard to his recipes.

Key words: law application, motives, the responsibility.

В книге В.В Лазарева на закате развитого социализма мысли не из прокрустова ложа партийной науки проводились под прикрытием оговорок о нетипичности цитируемых идей зарубежных авторов для продажного буржуазного общества, а пороки советской правоприменительной практики оговаривались по типу "кое-где у нас порой". Маневры эзопова языка сегодня интересны, как для знатоков снукера - серии отыгрышей, а для любителей велосипедного спринта - сюрплясы. Но не исключено, что это искусство придется вспоминать по прямому назначению, чтобы следовать приведенной В.В. Лазаревым в советской книге, конечно же, для капиталистического общества цитате М. Дюверже: "Я считаю, что интеллигент, писатель, преподаватель университета не должен безоговорочно вставать на ту или иную политическую позицию, поскольку их социальная функция состоит в том, чтобы вскрывать пороки, присущие любой системе, даже той, которой они симпатизируют. Интеллигент никогда не должен полностью вставать на сторону того или иного правительства, но всегда хотя бы немного должен быть в оппозиции" <1>.

<1> Лазарев В.В. Социально-психологические аспекты применения права. Казань, 1982. С. 6. Далее ссылки на эту книгу делаются указанием в тексте статьи в скобках страниц, содержащих цитируемые положения.

Одной из главных задач при переходе от тоталитарного советского строя к правовому государству была названа судебная реформа. Суды советского периода клеймились за подчинение телефонному праву, за обвинительный уклон. Процессуальные кодексы наполнились нормами о состязательности судопроизводства и равноправии сторон; о том, что суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты; что стороны обвинения и защиты равноправны перед судом (ст. 15 Уголовно-процессуального кодекса РФ); что определения суда, постановления судьи, прокурора, следователя, дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными (ч. 4 ст. 7 УПК РФ). Вводились конкретные ограничительные условия для применения мер пресечения, а тем более для заключения под стражу (ст. ст. 97, 99, 108 УПК РФ).

Следование этим и многим другим хорошим нормам должно приводить к объективному, беспристрастному, правильному правоприменению. Если только не забывать, что "правоприменители остаются людьми, какие бы должностные роли им ни приходилось исполнять и чем бы эти роли ни обусловливались", и что "в многофакторном воздействии на правоприменяющего субъекта важно различить то, что оказывает влияние вместе и в унисон с правом, а что помимо и даже вопреки праву". Но забывают. Соответственно, факторам воздействия на правоприменяющего субъекта помимо и даже вопреки праву мало что противопоставляется в унисон с правом.

Слепая вера в то, что одно лишь закрепление в законе обязанностей и запретов для правоприменителей обеспечит их неуклонное исполнение и соблюдение, может быть проиллюстрирована, надо полагать, искренним утверждением Е.Б. Мизулиной после внесения изменений в УПК РФ под воздействием решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ): "По новому закону повторение дела Калашникова процессуально невозможно" <2>. Последующие аналогичные делу Калашникова Постановления ЕСПЧ говорят, что еще как возможно <3>.

<2> Мизулина Е. Новый порядок ареста и задержания соответствует Конституции РФ и международным правовым стандартам // Российская юстиция. 2002. N 6. С. 15.
<3> Постановления от 8 ноября 2005 г. по жалобе N 6847/02 (Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2006. N 7; СПС "КонсультантПлюс"); от 25 октября 2007 г. по жалобе N 38971/06 (Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2008. N 4; СПС "КонсультантПлюс"); от 28 июня 2007 г. по жалобе N 65734/01 (Права человека. Практика Европейского суда по правам человека. 2008. N 9 (30). С. 48).

"В области правоприменения взгляд "через юридические очки" порождает иллюзию независимости правоприменителя от каких-либо влияний, кроме закона, а также надежду на повышение эффективности правоприменения исключительно законодательными мерами".

Многие годы ученые и практики пишут о немотивированности судебных актов, об игнорировании доводов сторон, так или иначе неудобных суду <4>. В унисон с этим Председатель Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькин в выступлениях на всероссийских съездах судей говорил о необходимости того, чтобы в судебных решениях каждый вывод детально объяснялся, чтобы высший судебный надзор в постоянном режиме осуществлял скрупулезную проверку всех этих актов по указанным критериям следования букве закона и соблюдения процедуры <5>; о том, что апелляционная и кассационные инстанции должны перестать быть "проходными" <6>.

КонсультантПлюс: примечание.

Статья А. Верещагина "Особые мнения в российских судах" включена в информационный банк согласно публикации - "Сравнительное конституционное обозрение", 2006, N 4.

<4> См.: Способна ли судебная система исправлять свои ошибки? // Российская юстиция. 2003. N 6. С. 41 - 43; Митюшев В. Мотивированное решение // ЭЖ-Юрист. 2005. N 26. С. 6; Султанов А.Р. О проблеме мотивированности судебных актов через призму постановлений Европейского суда по правам человека // Международное публичное и частное право. 2008. N 2. С. 11 - 13; Верещагин А.Н. Особые мнения в российских судах // Государство и право. 2008. N 2. С. 22; Осин В.В. Есть ли в России судебный надзор? // Адвокат. 2008. N 3. С. 42 - 63; Холодный В. Эффективный пересмотр // ЭЖ-Юрист. 2009. N 47. С. 8, 9; Он же. О Дисциплинарном судебном присутствии и защите прав граждан // Адвокат. 2010. N 2. С. 5 - 13.
<5> Зорькин В.Д. Выступление на VI Всероссийском съезде судей // Российская юстиция. 2005. N 1 - 2. С. 13.
<6> Зорькин В.Д. Выступление на VII Всероссийском съезде судей // Российская юстиция. 2009. N 1. С. 7.

Можно, конечно, встретить положительные примеры, когда дело возвращается на повторное кассационное рассмотрение, потому что "на доводы жалобы, как на приведенные, так и на не нашедшие своего отражения в определении Судебной коллегии, ответы не даны, что является нарушением права осужденного на защиту" <7>. Но такие примеры появляются "кое-где у нас порой". Как правило, надзорные инстанции соглашаются с такими нарушениями, ограничиваясь вслед за кассационными инстанциями "ссылкой на то, что выводы суда о виновности осужденных соответствуют фактическим обстоятельствам дела и основаны на проверенных в судебном заседании доказательствах". Хотя "конкретные ответы на доводы жалоб в определении отсутствуют" <8>.

<7> Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 27 августа 2008 г. N 207-П08 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2008. N 11. С. 8.
<8> Там же.

Коррупция, препятствующая реализации прав и законных интересов частных лиц, развитию экономики и общественных отношений, признана национальной проблемой, только растущей с послесоветского периода, врагом "номер один" для свободного, демократического и справедливого общества <9>. Вынесение оперативно-исполнительных правоприменительных актов в пользу заинтересованных субъектов все больше обусловливается подношениями правоприменителям.

<9> Послание Президента РФ Федеральному Собранию от 5 ноября 2008 г. // Российская газета. 2008. 6 нояб.

В постсоветский период появились и разрастаются такие явления, как "заказные" уголовные и административные дела <10>. Причин этих явлений не понять только "через юридические очки": "...мало того, что мы знаем о внешних обстоятельствах и условиях, в которых проводится применение правовых норм, - необходимо проникновение в потребности и интересы правоприменителя". "Социальные нормы, будучи усвоенными правоприменителем, превратившись в фактор его внутреннего мира, становятся собственно личностными средствами регуляции поведения. Последнее обстоятельство тем не менее не всегда заботит создателя норм. Он самонадеянно рассчитывает иногда, что и без такого превращения последует предписываемое им поведение".

<10> См.: Захаров Ю., Скобликов П. В тени закона. Коррупционные технологии при расследовании уголовных дел // Российская юстиция. 2005. N 6. С. 14 - 21; Константинов В.В. Закон в тени беззакония // Российская юстиция. 2005. N 9. С. 3 - 11; N 10. С. 58 - 61; Кадолко К.А. Кто развеет тень беззакония, Или о некоторых вопросах криминологической функции судебной власти // Российская юстиция. 2006. N 8. С. 60 - 63.

Составная, и едва ли не решающая, часть психологического механизма действия правовых норм и влияния юридических фактов - мотивация правоприменительной деятельности. Она мыслится в проявлении тех ее функций, которые связаны с побуждением субъекта к деятельности и оправданием им (для себя и других) совершенных актов.

В теории права выделяют исполнительно-разрешительный и юрисдикционный способы применения права. При первом издаются акты-регламентаторы для правомерно развивающейся человеческой деятельности, при втором - правоохранительные, направленные против правонарушений <11>.

<11> Общая теория государства и права: Академический курс в трех томах / Отв. ред. М.Н. Марченко. М., 2007. Т. 2. С. 716, 717, 725, 726.

Распространенными в России негативными фактами исполнительно-разрешительной правоприменительной деятельности являются нарушение сроков принятия решений, требование правоприменителями для издания правоприменительного акта справок, согласований и иных документов, не предусмотренных законом. Не без оснований волокита называется одним из способов вымогательства взятки. Но борьба с коррупцией фактически сводится к фактам выявления получения чиновником вознаграждения за действие или бездействие. Охота за фактами подношения становится самоцелью. Показатели добычи становятся мотивами деятельности назначенных ответственными за борьбу с коррупцией органов и их должностных лиц, что побуждает к их достижению любыми средствами, в том числе провокациями взяток. Тем более что к ответственности по статье 304 Уголовного кодекса РФ (провокация взятки либо коммерческого подкупа) могут привлечь только борцы со взятками. Этим открыты пути для злоупотребления ими полномочиями для карьерного самоутверждения вопреки законным интересам общества и государства в целях получения личной выгоды, что соответствует признакам коррупции, определенными в подпункте "а" п. 1 ст. 1 Федерального закона от 25 декабря 2008 г. N 273-ФЗ "О противодействии коррупции". То есть борьба с коррупцией в существующих формах сама является коррупциогенным фактором.

Если же обратить взор на мотивы дачи взятки и соответственно обусловленные ею правоприменительные акты, то обнаруживается следующее.

Во-первых, есть сговор взяткодателя и должностного лица о совершении в пользу первого государственных действий без оснований для этого либо с целью первоочередного получения благ (таможенное оформление товаров, регистрация автотранспорта или выдача свидетельства о прохождении техосмотра без соблюдения условий для совершения таких действий и т.п.). Этим нарушаются интересы неопределенного круга лиц. При взаимной заинтересованности в сделке купли-продажи государственного действия почти невозможно обнаружить ее оплату. Против искушения извлечь выгоду от издания незаконных правоприменительных актов нет весомых психологических барьеров и стимулов для отказа в неправомерных просьбах.

Во-вторых, нарушение интересов определенных лиц, что происходит чаще всего в форме невыполнения государственными служащими должного в установленные сроки. Здесь интересы тех, для кого должны быть совершены действия, и обязанных к последним чиновников явно противоречивы. Однако незаконное бездействие чиновника само по себе не влечет для него никаких неблагоприятных последствий. Сегодня против этого есть только нескорые правовосстановительные механизмы (гл. 25 Гражданского процессуального кодекса РФ, гл. 24 Арбитражного процессуального кодекса РФ). Для реализации своих законных целей субъектам права эффективнее дать взятку, чем бороться за право, потому что за время этой борьбы они потеряют и время, и деньги практически без всякого возмещения, в то время как персональная юридическая ответственность нерадивому чиновнику (личный мотив) не грозит даже при судебном признании его бездействия незаконным.

Если бороться не со взяткой как таковой, а с мотивами ее дачи, то в первом случае эффективными были бы меры против выгодополучателей от незаконных правоприменительных актов в виде лишения незаконно полученного. Во втором - дополнение правовосстановительных мер штрафами для чиновников в пользу лиц, чьи права нарушаются. Это превратило бы взятку в ненадежный инструмент, который чаще травмирует взяткодателя, чем приносит результат, либо в роскошное излишество, без которого вполне можно обойтись для достижения результата <12>. В таком качестве взятка - мотив правоприменения вопреки праву - будет мало востребована.

<12> Подробнее см.: Поляков С.Б. Чиновничьи болезни и антикоррупционные рецепты // Государственная служба. 2009. N 2. С. 45 - 47.

Издание правоохранительных актов применения права происходит в более конфликтной среде, чем исполнительно-разрешительных, и потому представляется более сложным, в том числе по психологическому механизму.

Показывая значение мотивов правоприменителя, в названной монографии В.В. Лазарев указывал следующее:

В жизни прослеживаются два подхода правоприменителей к праву. Первый - почтительный, рождающий убеждение: конфликты должны решаться на основе норм материального права в строгом соответствии с нормами процессуального права. Второй - потребительский, сводящий ценность права к средству достижения субъективных целей. При таком подходе право видится лишь как форма принятия нужного решения, маскировка грубой силы.

Первой в структуре мотивации правоприменения В.В. Лазаревым называется "мотивация необходимости правоприменительной деятельности вообще", осознание потребности в предметном, ситуативном контроле за ходом реализации правовых норм непосредственными их адресатами.

Для второго подхода правоприменительная деятельность - осознание тяжкого бремени обосновать, что "нельзя" - все-таки "можно" на пути к тому, что хочется. Очень часто хочется не самому правоприменителю, а тому, воле которого он подчинен больше, чем закону.

"Несмотря на то что правоприменение (закон фиксирует это только в отношении судейской деятельности) должно быть ограждено от вмешательства извне, попытки оказать давление на правоприменителя всегда имели место. Если нет прямого указания решить дело соответствующим образом, есть опосредованное влияние. Во всяком случае, правоприменителю далеко не безразлично, что будет говорить "княгиня Марья Алексеевна". Выявить эту "княгиню", установить допустимые формы ее влияния, найти оптимальные средства контроля над ситуацией - вот практические задачи, которые в значительной мере облегчили бы положение и тех лиц, которые по своему психическому складу, приобретенному опыту и прочим качествам склонны следовать чужой воле (реальной, а не "омертвленной" в законе).

Далее в структуре мотивации правоприменения В.В. Лазарев указывал потребности и мотивы соответственно выделяемым теорией права стадиям правоприменения:

Очевидно, что таких потребностей и мотивов нет у правоприменителя, который "подгоняет" правоприменительный процесс под заранее намеченное решение, сообразное личному интересу или угодное "княгине". Факты не в пользу намеченного результата не замечаются, доказательства, опровергающие голословные выводы, игнорируются.

Поскольку уже нет необходимости объяснять чуждость социализму нарушений законности, можно, конечно, смириться с вышеуказанным, повторив тезис: "В классово-антагонистическом обществе лицемерие правоприменителя становится нормой. Он вынужден, если не хочет расстаться с должностью, "с пуританской строгостью формулировать своекорыстие закона" <13>. На сегодняшний момент в российской правовой системе нет убедительных средств для подавления у правоприменителя соблазна использовать властные полномочия в незаконных целях <14>.

<13> Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 1. С. 158.
<14> Подробнее см.: Поляков С.Б. Условия российской правовой системы для заказных уголовных дел // Адвокат. 2009. N 5. С. 68 - 78.

Если же, может быть наивно, пробовать преодолеть пустопорожние разговоры о законности реальными попытками ее обеспечить, то для начала нужно трезво оценить наличие или отсутствие юридических средств для мотивов правоприменителя в унисон с правом либо, наоборот, вопреки праву.

"Два основных средства использовались всегда для понуждения воли людей к реализации правовых предписаний: это обещание наград и угроза физическим принуждением или лишением каких-то благ" <15>.

<15> Лазарев В.В. Особенности реализации правовых предписаний // Советское государство и право. 1972. N 2. С. 23.

Стимулы (обещание наград) побуждают действия и направлены против противоправного бездействия. Против мотивов обоснования правоприменителем своих личных выгод в ущерб строгой законности это - экономически неэффективное средство. Со ставками платы заинтересованных лиц индивидуального заказа правоприменительного акта бюджету не справиться для оплаты в том же размере работы по каждому правоприменительному акту. "Назначение же материальных благ, в отличие от идеальных, обходится государству слишком дорого... экономически выгоднее использовать этот метод по отношению к сравнительно небольшому кругу лиц, обязанностью которых является принуждение к реализации требований права другими субъектами" <16>. Поэтому против заведомо незаконных правоприменительных актов пригодна только эффективная реализация санкций за противоправные деяния.

<16> Там же.

Незаконные и необоснованные правоприменительные решения могут быть (и существенно чаще бывают) неумышленными.

Правоприменительные ошибки неизбежны. Они могут быть вызваны: 1) личными качествами и условиями работы правоприменителей: уровнем профессиональной подготовки, внимательностью или неряшливостью в правоприменительном процессе, служебной нагрузкой, обусловливающей полноту либо поверхностность установления обстоятельств дела и мотивированность решения; 2) неопределенностью правовых норм, предопределяющих их неединообразное применение.

"Одно и то же действие может быть совершено по причине отсутствия знаний (о законодательстве, о судебной практике, о практике последующего контроля за принятыми решениями и т.д.) и по причине сознательного игнорирования известных обстоятельств; ввиду неумения составлять данный юридический документ и вследствие привычки пренебрежительного отношения к составлению документов и т.п.". В каждом конкретном случае сложно определить, почему правоприменительное решение незаконно и необоснованно, вследствие умысла или ошибки. Презюмироваться должно последнее. В любом случае на первом месте стоит задача исправления правоприменительных ошибок, а уже затем - выявление причин и воздействие на личность правоприменителя, умышленно нарушающего закон.

Отмену правоприменительных актов часто называют применением правовосстановительных мер юридической ответственности, чему находятся заслуживающие внимания аргументы. Поэтому следует полагать, что исправление как правоприменительных ошибок, так и заведомо незаконных правоприменительных актов обеспечивается эффективной реализацией правовосстановительных санкций за нарушение закона, т.е. опять же применением мер юридической ответственности, что само по себе является правоприменительным процессом.

На правоприменительную деятельность по отношению к результатам деятельности правоприменителей влияние вышеназванных факторов правоприменительных ошибок существенно меньше. Предполагается, что образовательный уровень контролирующих правоприменителей выше: судей против должностных лиц административных органов или следователей, судей кассационных и надзорных инстанций против судей первой инстанции. Нагрузка (количество и объем дел) на них существенно меньше, чем у проверяемых ими правоприменителей. Они предназначены для обобщения правоприменительной практики и вынесения правоприменительных актов с толкованием неопределенных норм права, неединообразно применяемых.

Для этого в последние годы (для мотивов в унисон с правом) существенно улучшены материальное положение судей и условия их работы, что сделало привлекательной эту работу. Это расширило возможности отбора образовательно и психологически пригодных юристов для судейской работы.

Однако это не исключает действие мотивов помимо или вопреки праву.

Первым из этих мотивов назвал бы лень. Если есть возможность получать большую зарплату и работать мало, что побуждает работать много: выносить правоприменительные акты в соответствии со статьями 388, 406, 408 УПК РФ, статьями 366, 383 ГПК РФ, статьями 271, 289, 301 АПК РФ по каждому делу, а не в одном случае из десяти? В нашей правовой системе не видно ничего реального, что бы действовало в унисон с правом против такого мотива. Достаточно посмотреть определения Конституционного Суда РФ со стандартной формулировкой: как следует из жалобы, заявитель связывает нарушение своих конституционных прав не с содержанием оспариваемых положений закона, а с правоприменительными решениями, состоявшимися в его деле. Однако проверка действий и решений правоприменительных органов к компетенции Конституционного Суда не относится. За период с 1 января 2009 г. по 22 апреля 2010 г. в СПС "КонсультантПлюс" отказных определений в основном с такой формулировкой 2249 против 32 постановлений и 22 так называемых позитивных определений, в которых отмечалось ошибочное правоприменение норм и указывалось, что дело, в котором норма права была применена вопреки ее конституционному смыслу, подлежит пересмотру.

Сложно определить критерии, по которым Конституционный Суд РФ усматривает: 1) неопределенность содержания правовой нормы, допускающую возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения, неизбежно ведущую к произволу, а значит, к нарушению принципов равенства, а также верховенства закона; 2) смысл правовой нормы, придаваемый ей сложившейся правоприменительной практикой, учитываемый при принятии решения по делу, согласно статье 74 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", отличая от частного правоприменительного решения, правильность которого он проверять не уполномочен. Если определенная правовая позиция по применению той или иной правовой нормы содержится в судебных актах, которые не могут быть изменены после отказа в удовлетворении надзорной жалобы Верховным Судом РФ или Высшим Арбитражным Судом РФ, то что это, кроме как содержание правовой нормы по смыслу, придаваемому ей сложившейся правоприменительной практикой <17>?

<17> Анисимова А. Кредитная неопределенность // ЭЖ-Юрист. 2010. N 15. С. 7.

В отказных определениях Конституционный Суд РФ по жалобам граждан на неопределенность статей 124, 388, 406, 408 УПК РФ, статей 366, 383 ГПК РФ, статей 271, 289, 301 АПК РФ, позволяющую игнорировать их доводы по делу, говорится об обязательности фактического и правового обоснования принимаемых правоприменительных решений, в том числе обоснования отказа в отмене или изменении обжалуемого судебного акта, что невозможно без последовательного рассмотрения и оценки доводов соответствующей жалобы, а также мотивировки своих решений путем указания на конкретные, достаточные с точки зрения принципа разумности, основания, по которым эти доводы отвергаются. При этом указывается, что обжалуемые нормы права не предполагают правоприменительных решений без соблюдения таких требований. Но оценка действительных процессуальных решений на соответствие этим требованиям не входит в компетенцию Конституционного Суда, а относится к ведению судов, правоприменительные решения которых послужили поводом для обращения к нему <18>.

<18> Определения Конституционного Суда РФ от 20 ноября 2003 г. N 449-О, от 8 июля 2004 г. N 237-О, от 18 ноября 2004 г. N 369-О, от 25 января 2005 г. N 42-О, от 12 июля 2005 г. N 307-О, N 316-О, N 335-О, N 336-О, от 16 марта 2006 г. N 66-О, от 18 июля 2006 г. N 282-О, от 16 ноября 2006 г. N 547-О, от 25 января 2007 г. N 135-О-О, от 19 июня 2007 г. N 481-О-О, от 17 декабря 2008 г. N 1091-О-О, от 17 ноября 2009 г. N 1428-О-О, от 3 февраля 2010 г. N 237-О-О, от 25 февраля 2010 г. N 252-О-О, N 306-О-О и др. // СПС "КонсультантПлюс".

Если люди в бессилии преодолеть нежелание рассматривать их доводы обращаются с аналогичными жалобами в Конституционный Суд, который устраняется от защиты прав, нарушенных правоприменителями, то это говорит только о том, что в нашей правовой системе нет эффективных средств против нарушения правоприменителями и прежде всего судами правил правоприменения. Неэффективность предопределена начиная с неопределенности обязанностей судов кассационных и надзорных инстанций, позволяющих избирательно проверять дела, и заканчивая отсутствием средств реального контроля и ответственности за неисполнение даже мало-мальски определенных обязанностей.

Простые люди, недовольные правоприменительными актами, практически не могут доставить неприятности судьям, нарушавшим принципы правосудия. Даже по признанным неправосудными решениям крайне низок процент судей, привлеченных за их вынесение к ответственности <19>. Что уж говорить о латентных для общества нарушениях статей 388, 406, 408 УПК РФ, статей 366, 383 ГПК РФ, статей 271, 289, 301 АПК РФ. Отказ от проверки доводов кассационных и надзорных жалоб (бездействие) Высшей квалификационной коллегией судей РФ обычно квалифицируется как ненаказуемое действие - "выражение мнения при отправлении правосудия".

<19> См.: Осин В.В. О Дисциплинарном судебном присутствии и защите прав граждан // Адвокат. 2010. N 2. С. 5, 6.

Зато заинтересованное облеченное властью лицо может запустить механизм квалификационной коллегии. В работах о проблеме независимости современного российского суда подчеркивается, что она заключается в обеспечении независимости судей от законодательной и исполнительной власти <20>. Воздействие на судей из несудебных источников, как правило, осуществляется через руководство судов. Именно этот канал используется для реализации административного ресурса <21>. Постановление Конституционного Суда РФ от 28 февраля 2008 г. N 3-П подтвердило власть председателей судов над судьями <22>.

<20> См., например: Куделич Е.А. Органы судейского сообщества как механизм обеспечения независимости судебной власти: мировой опыт // Закон. 2010. N 2. С. 36 - 39.
<21> Погодин С.Б., Терехин В.А. Независимость суда при состязательном построении уголовного процесса // Законы России. Опыт. Анализ. Практика. 2010. N 4. С. 102.
<22> СЗ РФ. 2008. N 10 (ч. II). Ст. 976.

Любопытны комментарии руководителей Верховного Суда РФ постановлений Пленума Верховного Суда РФ об обжаловании действий органов власти в порядке гражданского и уголовного судопроизводства. В первом случае говорится об удовлетворении в 2008 г. 59% процентов жалоб из рассмотренных около 59000 дел <23>. Абсолютные цифры по делам об обжаловании решений и действий должностных лиц в порядке статьи 125 УПК РФ не приводятся. Говорится лишь о ежегодном возрастании таких жалоб примерно на 15% "и значительная доля из них судом удовлетворяется" <24>. Но из официальной статистики следует, что эта доля только 18,6% в 2008 г. <25>.

<23> С жалобой на чиновника (интервью с заместителем Председателя Верховного Суда РФ П.П. Серковым) // ЭЖ-Юрист. 2009. N 11. С. 4.
<24> Защита от следователя (интервью с секретарем Пленума Верховного Суда РФ В.В. Дорошковым) // ЭЖ-Юрист. 2009. N 8. С. 6.
<25> Обзор деятельности федеральных судов общей юрисдикции и мировых судей в 2008 году (уголовные дела) // Российская юстиция. 2009. N 7. С. 59.

59% против 18,6 - внушительная разница, говорящая о влиятельности власть имущих в административном и уголовном процессе. При этом сегодня следователи - далеко не "цвет" юридической профессии. Точные цифры получить сложно, но известно, что далеко не все из них имеют высшее юридическое образование, а значительная часть, если не большая, - троечники заочного образования, чье профессиональное правосознание уж никак не выше тех, кто работает в административных органах.

Такая статистика проявляет еще один мотив не вникать в доводы жалоб - корпоративный дух, или пресловутая "честь мундира" (психологические процессы в группах, составляющих коллективы правоприменительных органов, оказывают несомненное влияние на ход правоприменительного процесса и на его итоги. Иногда, возможно, без непосредственного осознания данного влияния субъектами решения дела). Всякая отмена или изменение состоявшегося правоприменительного решения - это признание ошибки своей корпорации, как правило, знакомого коллеги в пользу неизвестного лица. У последнего психологические шансы выше, если подконтрольный правоприменитель лично несимпатичен проверяющему. Если же нет, то отмена правоприменительного акта - малоприятный конфликт для лица, рассматривающего жалобу. А если ошибка аналогична уже "засиленной" ранее, то это конфликт уже не только с подконтрольными членами корпорации, но и с равными себе непосредственными коллегами, а то и с вышестоящими должностными лицами.

Усиление корпоративных связей снижает иммунитет к нарушениям закона, что продемонстрировало введение судебного контроля над предварительным следствием, замышлявшееся в целях укрепления законности, но из-за слепоты к социально-психологическим аспектам применения права превратившее суд в звено машины уголовного преследования, скрывающее допускаемые ею нарушения уголовно-процессуальных норм. Современные строители судебной системы настаивают на том, что жалобы на действия органов дознания, предварительного следствия и прокуроров в ходе расследования уголовных дел должны рассматривать судьи, выносящие в итоге приговоры по этим же делам и привыкшие десятилетиями следовать воле прокурора, предварительно обсуждать с ним сценарий процесса, в то время как адвокат дожидается их договоренностей в коридоре для участия в предстоящем спектакле.

Принятие судом процессуальных решений на стадии предварительного следствия о применении меры пресечения, обыска в жилище и иных действий в порядке статьи 165 УПК РФ включает его в систему отправления функций органов исполнительной власти, хотя это и называют осуществлением контрольной функции суда. О сомнительности выполнения при этом именно контрольной функции и о фактической включенности российского суда в деятельность органов предварительного расследования убедительно говорит судебная статистика. Судами областного суда удовлетворено ходатайство о проведении оперативно-розыскных мероприятий в 2007 г. - 99,7%, в 2008 г. - 99,8%, удовлетворены в 2007 и 2008 гг. все ходатайства о контроле и записи телефонных и иных переговоров. Районными судами удовлетворено ходатайств об избрании меры пресечения в виде лишения свободы в 2007 г. - 90,7%, в 2008 г. - 90,1%, ходатайств о продлении срока содержания под стражей в 2007 г. - 98,5%, в 2008 г. - 98,1%. Проценты удовлетворенных районными судами ходатайств о производстве следственных действий не приводятся <26>. Трудно поверить в реальную обоснованность и мотивированность практически всех процессуальных решений органов дознания и следователей, а проверить независимому исследователю практически невозможно.

<26> Обзор деятельности федеральных судов общей юрисдикции и мировых судей в 2008 году (уголовные дела) // Российская юстиция. 2009. N 7. С. 58 - 60.

Освобождение следователя от обязанности искать истину (ст. 20 УПК РСФСР) быстро привело к тому, что следователь не только не собирает, но игнорирует доказательства защиты. Мотивация нужна для действий, а не для бездействия. Личные побуждения нужны для потребности что-то сделать, в то время как бездействие (отдых) сам по себе является личным побуждением правоприменителя.

Формально избавление следователя от функций защиты должно было быть уравновешено равным ему отношением суда к стороне защиты. Но дух обвинительного уклона от введения в УПК РФ деклараций о состязательности и равноправии сторон без каких-либо санкций из правосознания судей не исчез. Если бы ввели правило, что все дела судей, не имеющих в течение года оправдательных приговоров, подлежали проверке квалификационными коллегиями судей, беспроигрышным было бы пари на то, что оправдательных приговоров будет в течение года не меньше, чем судей, рассматривающих уголовные дела. Поскольку ничего подобного нет, судьи следуют инерции изначально одностороннего (в силу закона!) предварительного следствия, в ходе которого они санкционировали следственные действия, избрание меры пресечения и фактически осуществляли функцию уголовного преследования.

Такой встроенности судов в систему органов исполнительной власти в административной деятельности, рассматривающих жалобы на их решения или бездействие в порядке главы 25 ГПК РФ, главы 24 АПК РФ, нет. Это очевидная причина названного соотношения 59% против 18,6 в пользу личности по спорам с должностными лицами в процессах по правилам гражданского, а не уголовного судопроизводства.

Если добросовестное исполнение функций пересмотра судебных актов с напряжением умственных и физических сил грозит только неприятностями вплоть до потери высокооплачиваемой должности, а необременительное составление отписок по трафарету сохраняет время и нервы без каких-либо угроз для карьеры, сложно ждать иного от кассационных, а тем более от надзорных инстанций. В результате их работа в глазах подателей жалоб выглядит как организованная по принципу лотереи. Сочетание названных мотивов и отсутствие в российской правовой системе социально-психологических механизмов для их подавления предопределяют то, что любые ложь и глупость первоначальных правоприменительных актов по делу имеет куда больше шансов остаться в силе, чем быть отмененными, и говорят в пользу таких наблюдений: "Нарушение обычно допускает самый неквалифицированный и недальновидный из сотрудников правоохранительных органов. По "логике стены" все остальные, т.е. неразделимая прокурорско-судейская машина, бросаются поддерживать и оправдывать самые глупые фальсификации и самые очевидные нарушения. Конечный результат состоит в том, что весь механизм принятия процессуальных решений фактически завязывается на самого тупого из всех, кто мало-мальски причастен к принятию этих самых решений" <27>.

<27> Бубон К.В. О цели уголовного судопроизводства // Адвокат. 2008. N 10. С. 33, 34.

Мотивов для противостояния "логике стены" нет. Есть только угрозы личному благополучию "кому больше всех надо". Поэтому, когда высокий чин, прибыв на место чрезвычайного происшествия для демонстрации народу решительности власти, назначает "виновного", минуя, возможно, неведомые ему стадии правоприменительного процесса по установлению фактических обстоятельств дела и юридической основы дела, правоприменительный процесс, как правило, выстраивается под скоропалительное решение. Все, что не вписывается под него, голословно отклоняется как несостоятельное.

"Логика стены" российского правоприменительного процесса отражена и в обыденном правосознании. Граждане и руководители юридических лиц куда больше верят не в логику юридических аргументов, а ориентируются на поиск влиятельного человека из этой "стены" (или "княгини", по образу В.В. Лазарева). На этом построен хорошо известный способ "околоадвокатского" мошенничества. Люди охотно поддаются на обещания проходимцев, выдающих себя за друзей председателей судов и высоких прокуроров, и отдают немалые деньги якобы для решения дела в их пользу. Если такое решение по делу не состоялось, мошенник обычно возвращает мзду, объясняя, "что не срослось"; а если выносится желательное для лица, полагающего себя взяткодателем, решение, в действительности, как правило, без всякого получения взятки правоприменителем и участия мошенника, последний выдает сей факт как свою заслугу. Но в коррупционном образе правоприменительной системы виноваты прежде всего не проходимцы, а ее руководители, подписывающие отписки на жалобы и тем самым формирующие веру не в закон, а в "княгиню".

Определив цель - мотивы против права, можно формулировать средства их поражения.

Против лени - неисполнения точно определенных обязанностей в установленные сроки - нужны эффективные меры юридической ответственности. Безнаказанность лени глушит мотивы для повышения профессионального уровня, внимательности в правоприменительной деятельности.

"Если в действительности мы не всегда имеем проведение более строгих мер ответственности за ненадлежащее выполнение своей работы правоприменителем, то это происходит, как представляется, по той причине, что, во-первых, весьма распространенным оказывается предрассудок, будто лицо, стоящее на страже права и законности, не расположено к нарушению нормативных установлений, а во-вторых, государству психологически затруднительно признавать путем официального нормотворчества общественно опасную предрасположенность своих служащих к ненадлежащему выполнению возложенных на них обязанностей".

Неотвратимость и ощутимость наказания порождают страх за нарушение закона. Только тогда, когда он перевесит страх правоприменителей перед "княгинями" и "князьками" разного калибра, право осилит произвол власти. Для этого прежде всего необходимо исключить власть, в том числе внутрикорпоративную, из процесса проверки соблюдения правил правоприменения.

Установление фактических обстоятельств по определенной категории уголовных дел доверяется непрофессиональному суду присяжных, что считается правовым достижением. Автор настоящей статьи считает передачу части правоприменительного процесса неюристам унижением юридической профессии. Но нет причин не доверять профессиональным юристам, не входящим на постоянной основе в правоприменительные корпорации, проверку фактов, даны ли в правоприменительных актах ответы по существу доводов сторон, имеющих значение для дела. Отрицательные ответы были бы утверждениями о правонарушениях правоприменителей.

Против корпоративного духа необходимо организационно отделить функции суда, исполняемые наряду с исполнительной властью (решение дел о привлечении к административной ответственности и уголовных дел), и функции суда по контролю над исполнительной властью. Для обоснования организационного обособления долгие годы пребывающие только в проекте административные суды должны иметь свою собственную функцию - защита личности от правонарушений власти и предмет - дела об ответственности (правовосстановительной и штрафной) органов государственной власти и их должностных лиц перед личностью. Судебный контроль над органами дознания, предварительного расследования и прокурорами должен быть изъят из компетенции судебных коллегий по уголовным делам.

Подавление мотивов умышленного неисполнения правоприменительных обязанностей позволит уделять больше внимания мерам против ошибок правоприменения - постоянному процессу, для совершенствования которого время дает новые решения. Так, справочно-информационные системы "КонсультантПлюс", "Гарант" позволяют выявлять неединообразное применение норм права, что должно порождать безусловную обязанность высших судебных инстанций по устранению этого в кратчайшие сроки. С учетом достижений электронных справочно-информационных систем представляется, что для применения норм права возможно создание программ по типу шахматных.

Фундаментальные идеи В.В. Лазарева о социально-психологических аспектах применения права будут постоянно развиваться и наполняться новым содержанием в процессе совершенствования правоприменения, в борьбе против превращения правоприменительной деятельности в ширму для достижения неправовых целей.

Библиография

Анисимова А. Кредитная неопределенность // ЭЖ-Юрист. 2010. N 15.

Бубон К.В. О цели уголовного судопроизводства // Адвокат. 2008. N 10.

КонсультантПлюс: примечание.

Статья А. Верещагина "Особые мнения в российских судах" включена в информационный банк согласно публикации - "Сравнительное конституционное обозрение", 2006, N 4.

Верещагин А.Н. Особые мнения в российских судах // Государство и право. 2008. N 2.

Захаров Ю., Скобликов П. В тени закона. Коррупционные технологии при расследовании уголовных дел // Российская юстиция. 2005. N 6.

Защита от следователя (интервью с секретарем Пленума Верховного Суда РФ В.В. Дорошковым) // ЭЖ-Юрист. 2009. N 8.

Зорькин В.Д. Выступление на VI Всероссийском съезде судей // Российская юстиция. 2005. N 1 - 2.

Зорькин В.Д. Выступление на VII Всероссийском съезде судей // Российская юстиция. 2009. N 1.

Кадолко К.А. Кто развеет тень беззакония, Или о некоторых вопросах криминологической функции судебной власти // Российская юстиция. 2006. N 8.

Константинов В.В. Закон в тени беззакония // Российская юстиция. 2005. N 9.

Куделич Е.А. Органы судейского сообщества как механизм обеспечения независимости судебной власти: мировой опыт // Закон. 2010. N 2.

Лазарев В.В. Особенности реализации правовых предписаний // Советское государство и право. 1972. N 2.

Лазарев В.В. Социально-психологические аспекты применения права. Казань, 1982.

Мизулина Е. Новый порядок ареста и задержания соответствует Конституции РФ и международным правовым стандартам // Российская юстиция. 2002. N 6.

Митюшев В. Мотивированное решение // ЭЖ-Юрист. 2005. N 26.

Осин В.В. Есть ли в России судебный надзор? // Адвокат. 2008. N 3.

Осин В.В. О Дисциплинарном судебном присутствии и защите прав граждан // Адвокат. 2010. N 2.

Погодин С.Б., Терехин В.А. Независимость суда при состязательном построении уголовного процесса // Законы России. Опыт. Анализ. Практика. 2010. N 4.

С жалобой на чиновника (интервью с заместителем Председателя Верховного Суда РФ П.П. Серковым) // ЭЖ-Юрист. 2009. N 11.

Способна ли судебная система исправлять свои ошибки? // Российская юстиция. 2003. N 6.

Султанов А.Р. О проблеме мотивированности судебных актов через призму постановлений Европейского суда по правам человека // Международное публичное и частное право. 2008. N 2.

Холодный В. Эффективный пересмотр // Эж-Юрист. 2009. N 47.