Мудрый Юрист

Российский следователь - исследователь или преследователь?

Шейфер С.А., доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики Самарского государственного университета.

Статья посвящена определению функций российского следователя. Критически оценивается отнесение следователя по УПК РФ к стороне обвинения, поскольку его функция носит исследовательский характер. Отмечая сложность положения, в котором фактически оказался следователь, автор показывает ошибочность попыток отождествления функций уголовного преследования и всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела.

Ключевые слова: уголовный процесс, следователь, уголовное преследование, обвинение.

The article deals with the definition of the procedural functions of Russian criminal investigator. Labelling the investigator as a prosecutor according to the Code of criminal procedure of Russian Federation is critically reviewed by the author because of the investigatory nature of procedural function of the investigator an. Noting that the investigator actually got into a difficult situation, the author indicates that the attempts of the identification of the function of criminal prosecution and the thorough, complete and impartial investigation are erroneous.

Развитие представлений о досудебном производстве в отечественной правовой доктрине всегда порождало оживленные дискуссии о роли и назначении следователя.

Переломным в решении этого вопроса стала судебная реформа середины XIX в. Отрешившись от розыскного (инквизиционного) процесса, в котором предварительное следствие велось полицией, т.е. властью административной, принятое 8 июня 1860 г. Учреждение судебных следователей, а вслед за ним и Устав уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 г. (далее - УУС) утвердили фигуру судебного следователя, как принципиально нового, отличного от полицейского чиновника, участника процесса. Основные положения уголовного судопроизводства от 29 сентября 1862 г. провозгласили, что власть судебная отделяется от власти обвинительной, а последняя, т.е. обнаружение преступлений и преследование виновных, принадлежит прокурорам. Поскольку судебный следователь, оставаясь поднадзорным прокурору, имел статус члена уездного (впоследствии - окружного) суда и даже мог отправлять судейские функции, его прерогативой, по признанию современников, стало осуществление судебной власти. Такое суждение находит подтверждение в нормативном определении власти следователя: в соответствии со ст. 265 УУС он был обязан "с полным беспристрастием приводить в известность как обстоятельства, уличающие обвиняемого, так и обстоятельства, его оправдывающие", т.е. в основе своей делать то же самое, что и судья, рассматривающий уголовное дело по существу. Заметим, что до сего времени в большинстве континентальных стран Европы следователь - следственный судья, осуществляет сходную по своему назначению объективную исследовательскую деятельность.

Однако уже в то время деятельность судебных следователей подвергалась острой критике. Многие ученые-процессуалисты отмечали ее слабые места, в том числе и недостаточное соответствие состязательному построению процесса, лежавшему в основе судебной реформы, поскольку полномочия судебного следователя включали и обвинительные элементы: право самостоятельно устанавливать основания к началу производства по делу, т.е. инициировать уголовное преследование. Но предложения о коренном реформировании досудебного производства, в т.ч. и о замене предварительного следствия полицейским дознанием, властью приняты не были. Судебный следователь остался субъектом процесса, осуществлявшим не обвинительную, а, по выражению В. Случевского, "следственно-судебную" власть.

Негативные законодательные тенденции первых послеоктябрьских лет (Декреты о суде N 1 и 2) все же не привели к полному отказу от демократических постулатов Устава уголовного судопроизводства. Так, УПК РСФСР 1922 г. и 1923 г. сохранили принадлежность следователей к судебному ведомству: "народные следователи" действовали при судах, были им подконтрольны. Будучи поднадзорны прокурору, они в некоторых случаях могли даже оспаривать его действия перед судом.

Однако роль следователя кардинально изменилась в связи с передачей в конце 20-х гг. следственного аппарата в подчинение прокуратуры. В условиях начавшейся коллективизации и перманентной борьбы с "врагами народа" власти не нужен был независимый орган расследования. Это означало упразднение статуса следователя как объективного и непредвзятого исследователя обстоятельств дела. Сложилась, по словам М.А. Чельцова, особая, неизвестная прежде форма предварительного следствия - прокурорское расследование. В литературе того времени появились утверждения, что следователь - помощник прокурора по следствию или, того хуже, - прокурорский порученец.

Но мало что изменилось в положении следователя в конце 50-х гг. прошлого века, когда были приняты законодательные меры к устранению последствий беззаконий и произвола прошлых лет. Укреплению прокурорского надзора не сопутствовало выведение следователя из подчинения обвинительной власти: УПК 1960 г. сохранил следователей в системе органов прокуратуры при наделении прокурора практически неограниченными полномочиями по руководству расследованием. Попытки укрепить процессуальную самостоятельность следователя, предоставив ему право в некоторых ситуациях не соглашаться с требованиями прокурора, оказались тщетными: многочисленные исследования показали, что обращение следователей с возражениями к вышестоящему прокурору практически не имели места, что сами следователи нередко объясняли нежеланием ссориться с начальством.

Казалось бы, что демократические преобразования конца 90-х гг. прошлого века должны были возродить традиционные для правосознания обычных граждан идеальные представления о следователе как объективном, непредвзятом исследователе обстоятельств дела. Однако законодатель пошел по другому пути: придав принципу состязательности универсальный характер, новый УПК РФ причислил следователей прокуратуры, как и следователей других ведомств, к стороне обвинения, обязав их осуществлять уголовное преследование. Одновременно из закона было исключено, как якобы несовместимое с принципом состязательности, адресованное субъектам доказывания требование исследовать обстоятельства дела всесторонне, полно и объективно. Все это отнюдь не укрепляло независимость следователя.

Добавим к этому, что самостоятельность следователя оказалась еще более ущемленной в результате реформы расследования Федеральным законом от 5 июня 2007 г. N 87-ФЗ. Право следователя самостоятельно направлять ход расследования (п. 3 ч. 2 ст. 38 УПК) оказалось существенно ограниченным необходимостью согласовывать многие свои решения с руководителем следственного органа.

Многие ученые-процессуалисты и практики не без оснований считают, что такая конструкция расследования оправдывает и поощряет обвинительный уклон в деятельности следователя.

Но полностью упразднить разумный принцип всесторонности и объективности исследования законодатель все же не смог: в некоторых нормах УПК (ст. ст. 152, 154) требования всесторонности, полноты и объективности исследования все же сохранились. В то же время определенная законом цель доказывания в виде указания на обстоятельства, подлежащие установлению (ст. 73 УПК РФ), ориентирует субъектов процесса на установление действительных, фактических обстоятельств дела, т.е. на реализацию требования всесторонности исследования: наряду с доказыванием события преступления и виновности определенного лица следователь обязан исследовать и обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния.

В каком же положении оказался следователь вследствие этой антиномии, т.е. изначальной противоречивости закона? Он не может не испытывать состояния внутренней раздвоенности, сознавая себя, с одной стороны, субъектом уголовного преследования, обязанным собирать уличающие обвиняемого (подозреваемого) доказательства, а с другой - исследователем, вынужденным опровергать самого себя, устанавливая обстоятельства, несовместимые с обвинением <1>. Способствует ли такое состояние объективному исходу доказывания? Думаем, что нет.

<1> Анализируя такую ситуацию, Л.В. Головко оценивает ее так: "Совершенно фантастическая процессуальная эклектика, смешивающая абсолютно взаимоисключающие вещи и процессуальные стили". См.: Головко Л.В. Новый УПК Российской Федерации в контексте сравнительного уголовно-процессуального права // Государство и право. 2002. N 5. С. 54. С автором трудно не согласиться.

Однако в процессуальной науке предприняты попытки примирить эти противоречия и даже оспорить их наличие.

Так, В.А. Лазарева, не соглашаясь с тем, что доказывание нацелено на установление истины, исходит из того, что суть этой деятельности состоит лишь в обосновании обвинения органами уголовного преследования, вследствие чего обязанность доказывания совпадает с обязанностью уголовного преследования. Автор полагает, что взгляд на функцию следователя как на объективное, беспристрастное и всестороннее исследование обстоятельств дела затрудняет понимание сущности предварительного расследования <2>. Видимо, осознавая крайность такой позиции, несоответствие ее историческим традициям и положениям действующего закона (ст. 85 УПК РФ), В.А. Лазарева далее утверждает, что следователь не сочетает уголовное преследование с всесторонним и полным исследованием, а "полно, всесторонне и объективно исследуя обстоятельства дела, осуществляет уголовное преследование" <3>. Очевидна логическая несостоятельность подобного отождествления, ибо результатом объективного исследования может стать установление как виновности, так и невиновности обвиняемого. И только в первом из этих случаев выявляются основания для уголовного преследования, из чего следует недопустимость сведения деятельности следователя лишь к обоснованию вины.

<2> Лазарева В.А. Предварительное расследование как форма уголовного преследования // Проблемы современного состояния и пути развития органов предварительного следствия: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. М.: Акад. управления МВД России, 2010. Ч. 1. С. 217.
<3> Там же. С. 17.

Выявление двух противоположных тенденций в функции следователя - это отнюдь не риторика, как утверждает автор <4>, а констатация глубинного противоречия, присущего деятельности следователя во все времена. Законодатели всегда пытались смягчить это противоречие, либо придавая деятельности следователя характер судебного исследования (ст. 265 УУС, статус следственного судьи в ряде континентальных стран Европы), либо ослабляя односторонний характер "прокурорского дознания" (ч. 2 § 160 УПК ФРГ). Анализу этих противоречий, а также и поискам разумного компромисса посвящены труды многих известных ученых (А.В. Смирнова, И.Л. Петрухина, А.М. Ларина, Р.Д. Рахунова, С.Д. Шестаковой, Ю.В. Деришева и др.). Отождествление же двух тенденций - это легкомысленная попытка решить сложную теоретическую проблему. Она еще ждет своего решения.

<4> Там же. С. 18.