Мудрый Юрист

Защита чести, достоинства и деловой репутации в судебной практике

А.М. ЭРДЕЛЕВСКИЙ

Александр Эрделевский, профессор МГЮА, доктор юридических наук.

Пленум Верховного Суда РФ в недавно принятом Постановлении от 24 февраля 2005 г. N 3 "О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц" (далее - Постановление N 3) дал российским судам разъяснения по поводу применения норм, регулирующих отношения, связанные с защитой таких личных неимущественных благ, как честь, достоинство и деловая репутация. Ранее разъяснения по этому вопросу содержались в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 18 августа 1992 г. N 11 "О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц" (далее - Постановление N 11), которое было объявлено утратившим силу в связи с принятием Постановления N 3 (п. 19 Постановления N 3). Постановление N 3 содержит более подробные, по сравнению с Постановлением N 11, разъяснения Верховного Суда РФ по вышеуказанной категории дел, а в подходе к решению некоторых вопросов его позиция претерпела существенные изменения, в связи с чем представляется целесообразным провести подробный анализ некоторых аспектов этого нового и весьма важного судебного акта.

Прежде чем перейти непосредственно к анализу Постановления N 3, следует заметить, что остается не вполне понятным, в связи с чем Верховному Суду потребовалось принимать новое постановление, поскольку, как представляется, было вполне достаточно внести изменения и дополнения в уже существовавшее Постановление N 11, тем более что никаких изменений в нормы ГК, посвященные защите личных неимущественных благ и компенсации морального вреда (ст. 150 - 152, 1099 - 1101 ГК), не вносилось. Как усматривается из преамбулы Постановления N 3, где отмечается в основном правильное соблюдение судами требований ст. 152 ГК, единственным мотивом для его принятия было возникновение в судебной практике неясных вопросов, связанных с ратификацией Российской Федерацией Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней. Между тем различие между вышеуказанными Постановлениями далеко не сводится исключительно к этим вопросам.

В п. 1 Постановления N 3 правильно отмечается тождественность понятия "диффамация", используемого в постановлениях Европейского суда по правам человека, понятию распространения не соответствующих действительности порочащих сведений, содержащемуся в статье 152 ГК. Вместе с тем привлекает внимание, что в этом же пункте Постановления N 3 Верховный Суд отмечает, что право граждан на защиту чести, достоинства и деловой репутации является их конституционным правом, а деловая репутация юридических лиц - одним из условий их успешной деятельности. Из этого тезиса вытекает необходимость различного подхода к защите деловой репутации в зависимости от того, какому виду субъектов гражданского права принадлежит это благо - гражданину или юридическому лицу. Если для гражданина деловая репутация представляет собой неимущественное (нематериальное) благо (п. 1 ст. 150 ГК), то деловая репутация юридического лица к числу неотчуждаемых и непередаваемых иным способом нематериальных благ ни в ст. 150, ни в других нормах ГК не отнесена. Если деловая репутация не относится к числу нематериальных благ, то это благо может быть только имущественным, или материальным (tertium non datur). Поэтому Верховный Суд прав, называя деловую репутацию юридического лица лишь условием его успешной деятельности. В особенности очевидной оказывается квалификация деловой репутации в качестве материального блага для юридического лица, являющегося коммерческой организацией, поскольку основную цель такой организации составляет извлечение прибыли (п. 1 ст. 50 ГК).

В сочетании с высказанной в п. 1 Постановления N 3 правильной позицией относительно квалификации деловой репутации юридического лица абсолютно нелогичным выглядит абзац 1 п. 15 того же Постановления, где со ссылкой на п. 7 ст. 152 ГК указывается, что правила, регулирующие компенсацию морального вреда в связи с распространением сведений, порочащих деловую репутацию гражданина, применяются и в случаях распространения таких сведений в отношении юридического лица. Следует полагать, что это неверное высказывание сделано под влиянием Определения Конституционного Суда РФ от 4 декабря 2003 г. N 508-О и толкования, содержащегося в п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. N 10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда" (подробнее об этом см.: Эрделевский А.М. О подходе Конституционного Суда РФ к защите деловой репутации юридических лиц). Отмеченное противоречие существенно снижает позитивный в целом эффект Постановления N 3.

Важное практическое значение п. 2 Постановления N 3 состоит в приравнивании по правовым последствиям распространения порочащих сведений в сети Интернет к распространению таких сведений в письменной форме. Аналогичное указание есть и в п. 7 Постановления.

С процессуальной точки зрения вносит определенность в вопросы подведомственности споров о защите деловой репутации п. 3 Постановления N 3, где Верховный Суд на основании ст. 33 АПК делает вывод о том, что споры между любыми субъектами гражданских правоотношений, в которых предметом иска является требование о защите деловой репутации в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, подведомственны арбитражным судам, а не судам общей юрисдикции. В то же время если сторонами спора о защите деловой репутации будут юридические лица или индивидуальные предприниматели в сфере, не относящейся к предпринимательской и иной экономической деятельности, то такой спор подведомствен суду общей юрисдикции.

Важное процессуальное значение имеет и п. 5 Постановления, посвященный субъектному составу ответчиков по искам о защите чести, достоинства и деловой репутации: надлежащими ответчиками являются авторы не соответствующих действительности порочащих сведений, а также лица, распространившие эти сведения. Дело в том, что в посвященном аналогичному вопросу п. 6 Постановления N 11 указывалось, в частности, что, если иск содержит требование об опровержении сведений, распространенных в средствах массовой информации, в качестве ответчиков привлекаются автор и редакция соответствующего средства массовой информации. На практике это указание рассматривалось судами как обязательное. Но если все необходимые для предъявления иска с позиций ст. 131 ГПК данные о средстве массовой информации или его учредителе как ответчике истцу известны либо их можно истребовать у органа, осуществляющего регистрацию средств массовой информации, то получение таких сведений об авторе публикации часто оказывалось затруднительным или невозможным, что осложняло судебный процесс.

В п. 5 Постановления N 3, как и в п. 6 Постановления N 11, отмечается, что если оспариваемые сведения были распространены в средствах массовой информации, то надлежащими ответчиками являются автор и редакция соответствующего средства массовой информации. Если эти сведения были распространены в средстве массовой информации с указанием лица, являющегося их источником, то это лицо также является надлежащим ответчиком. Но далее в п. 5 Постановления N 3 со ссылкой на ст. 40 ГПК уточняется, что если истец предъявляет требования к одному из надлежащих ответчиков, которыми совместно были распространены не соответствующие действительности порочащие сведения, суд вправе привлечь к участию в деле соответчика лишь при невозможности рассмотрения дела без его участия. Это уточнение не замедлило положительно сказаться на судебной практике, поскольку суды перестали без достаточных оснований обременять истца и самих себя "раскапыванием" сведений о личности автора.

Особого внимания заслуживает п. 7 Постановления N 3, где даны разъяснения относительно предмета доказывания по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации. В соответствии с п. 1 ст. 152 ГК удовлетворение иска об опровержении сведений возможно лишь при наличии следующего состава юридических фактов: распространение ответчиком сведений об истце, порочащий характер этих сведений и несоответствие их действительности.

По сравнению с п. 2 Постановления N 11 круг действий, квалифицируемых в качестве распространения сведений, расширился в п. 7 Постановления N 3 за счет включения в него, как отмечалось выше, распространения сведений в сети Интернет. Впервые в порядке судебного толкования дано определение не соответствующих действительности сведений. Согласно п. 7 Постановления N 3 таковыми являются утверждения о фактах или событиях, которые не имели места в реальности во время, к которому относятся оспариваемые сведения. Отмечается, что не могут рассматриваться как не соответствующие действительности сведения, содержащиеся в судебных решениях и приговорах, постановлениях органов предварительного следствия и других процессуальных или иных официальных документах, для обжалования и оспаривания которых предусмотрен иной установленный законами судебный порядок. В качестве примера сведений, которые не могут быть опровергнуты в порядке ст. 152 ГК, приводятся сведения, изложенные в приказе об увольнении, поскольку такой приказ может быть оспорен только в порядке, предусмотренном Трудовым кодексом РФ.

Порочащими в п. 7 Постановления N 3 предлагается считать, в частности, сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства, совершении нечестного поступка, неправильном, неэтичном поведении в личной, общественной или политической жизни, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной и предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики или обычаев делового оборота, которые умаляют честь и достоинство гражданина или деловую репутацию гражданина либо юридического лица. Сходное определение порочащих сведений содержалось и в п. 2 Постановления N 11, однако в нем отсутствовали слова "в частности", указывающие на неисчерпывающий характер перечня сведений, которые следует считать порочащими.

Однако, хотя Постановление N 3 действует уже более чем полгода, суды по-прежнему стабильно отказывают в признании порочащими сведений, если их нельзя квалифицировать как утверждения о нарушении требований закона, обычаев делового оборота или морально-этических норм. При этом суды не обращают внимания на то, что в п. 7 Постановления N 3 указывается, что порочащими такие сведения являются лишь "в частности", то есть приведенный в этом пункте Постановления N 3 перечень порочащих сведений не является исчерпывающим и не ограничивается лишь утверждениями о нарушении лицом норм закона или морали. Как следует из п. 1 ст. 152 ГК и п. 7 Постановления, порочащими следует считать любые сведения, которые умаляют честь, достоинство и деловую репутацию гражданина, хотя бы они и не содержали в себе утверждений о нарушении гражданином норм закона и морали и не создавали о нем в связи с этим отрицательного мнения, а лишь понижали его существующий положительный уровень. Каждый вправе поддерживать свои честь, достоинство и деловую репутацию на определенном уровне, и если в результате распространения не соответствующих действительности сведений эти блага умаляются, то такие сведения следует считать порочащими (например, распространено сообщение, в котором утверждается, что гражданин А. иногда употребляет определенный спиртной напиток, в то время как этот гражданин является абсолютным трезвенником, уважает в себе это качество и гордится его общественной оценкой). Именно такое истолкование п. 1 ст. 152 ГК соответствует ч. 1 ст. 21 Конституции РФ, согласно которой ничто не может быть основанием для умаления достоинства личности. Напротив, чрезмерно узкое толкование понятия "порочащие сведения" представляет собой нарушение ч. 1 ст. 21 Конституции РФ.

Необходимо также заметить, что правило п. 1 ст. 152 ГК является специальным способом восстановления чести, достоинства и деловой репутации истца в положение, существовавшее до нарушения права. Необоснованный отказ в применении этого способа правовой защиты представляет собой нарушение ст. 1 Протокола 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г., согласно которой каждое лицо имеет право на уважение своей собственности и никто не может быть лишен своего имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом. Деловая репутация, согласно подходу Европейского суда по правам человека, входит в состав имущества в смысле ст. 1 Протокола 1 к Конвенции, поэтому не основанный на законе отказ в восстановлении умаленной деловой репутации противоречит Конвенции.

С п. 7 Постановления N 3 тесно связан п. 9 того же Постановления, где речь идет о распределении бремени доказывания в судебных спорах о защите чести и достоинства. Как отмечается в п. 9 Постановления N 3, в силу п. 1 ст. 152 ГК обязанность доказывать соответствие действительности распространенных сведений лежит на ответчике, а истец обязан доказать лишь факт распространения ответчиком сведений и их порочащий характер. Для сравнения обратим внимание, что в п. 7 Постановления N 11, также посвященном предмету доказывания по данной категории споров, об обязанности доказывания порочащего характера распространенных сведений не упоминалось, из чего в судебной практике делался вывод, что это обстоятельство не подлежит доказыванию истцом, а устанавливается (оценивается) самим судом.

Конечно, именно подход, сформулированный в п. 9 Постановления N 3, соответствует правилу п. 1 ст. 56 ГПК, согласно которому каждая сторона должна доказать обстоятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений. Однако в судебной практике не замедлили в большом количестве появиться решения, в которых суды отказывали в удовлетворении иска об опровержении порочащих сведений в связи с недоказанностью истцом порочащего характера распространенных сведений. В связи с этим следует вернуться к п. 7 Постановления N 3, который позволяет разделить порочащие сведения на две группы. К первой группе относятся сведения, содержащие утверждения о нарушении истцом норм закона или морали, ко второй - сведения, содержащие утверждения, иным образом умаляющие существующий уровень чести, достоинства и деловой репутации истца. Следует обратить внимание, что ко второй группе сведений относятся именно утверждения, а не выражение ответчиком мнения, ущемляющего права и интересы истца, поскольку в последнем случае защита нарушенных прав осуществляется на основании п. 3, а не п. 1 ст. 152 ГК.

Сведения, относящиеся к первой группе, следует считать порочащими per se (сами по себе), в силу общеизвестности порочащего характера таких сведений. Их порочащий характер должен признаваться судом обстоятельством общеизвестным и в силу этого не нуждающимся в доказывании в соответствии с п. 1 ст. 61 ГПК. Видимо, именно поэтому в п. 7 Постановления N 11 среди обстоятельств, подлежащих доказыванию истцом, не упоминалось об обязанности доказать порочащий характер распространенных сведений. Так как п. 2 Постановления N 11 называл порочащими лишь первую группу сведений, суду оставалось оценить лишь общеизвестность их порочащего характера.

Доказывание порочащего характера сведений, относящихся ко второй группе, должно осуществляться истцом по общим правилам доказывания, поскольку порочащий характер таких сведений не может быть признан общеизвестным обстоятельством.

Вызывает определенные сомнения позиция Верховного Суда, отраженная в п. 10 Постановления N 3 и касающаяся случаев, когда гражданин, реализуя свое право на личное обращение в государственные органы и органы местного самоуправления, обращается к ним с заявлением, в котором приводит те или иные сведения (например, в правоохранительные органы с сообщением о предполагаемом, по его мнению, или совершенном либо готовящемся преступлении), но эти сведения в ходе их проверки не находят подтверждения, данное обстоятельство само по себе не может служить основанием для привлечения этого лица к гражданско-правовой ответственности, предусмотренной статьей 152 ГК. Верховный Суд обосновывает свою позицию доводом о том, что в указанном случае имела место реализация гражданином конституционного права на обращение в органы, которые в силу закона обязаны проверять поступившую информацию, а не распространение не соответствующих действительности порочащих сведений. Эта часть позиции Верховного Суда не вызывает возражений, хотя приводимый в ее обоснование довод не кажется достаточно убедительным. Однако далее Верховный Суд указывает, что такие требования могут быть удовлетворены лишь в случае, если при рассмотрении дела суд установит, что обращение в указанные органы не имело под собой никаких оснований и продиктовано не намерением исполнить свой гражданский долг или защитить права и охраняемые законом интересы, а исключительно намерением причинить вред другому лицу, то есть имело место злоупотребление правом (п. 1 и 2 ст. 10 ГК). Последнее суждение вряд ли можно признать соответствующим п. 2 ст. 10 ГК, поскольку последствием злоупотребления правом является возможность отказа истцу в защите нарушенного права, а не удовлетворение иска вопреки возражению ответчика против предъявленного иска (если, конечно, Верховный Суд не считает возражение против иска одним из способов защиты нарушенного права).

Важное значение имеют указания, содержащиеся в п. 11 Постановления N 3, где соответственно отмечается, что в случае, когда сведения, по поводу которых возник спор, сообщены в ходе рассмотрения другого дела участвовавшими в нем лицами, а также свидетелями в отношении участвовавших в деле лиц, являлись доказательствами по этому делу и были оценены судом при вынесении решения, они не могут быть оспорены в порядке, предусмотренном ст. 152 ГК. Поскольку такое требование может быть удовлетворено лишь в случае несоответствия их действительности, то, если такое несоответствие не было установлено в ходе уже состоявшегося судебного разбирательства, оно, по существу, представляет собой требование о пересмотре судебного решения, для которого процессуальным законодательством установлен специальный порядок. Если же такие сведения были распространены в ходе рассмотрения дела указанными выше лицами в отношении лиц, не являющихся участниками судебного процесса, то эти лица могут защитить свои права в порядке, предусмотренном ст. 152 ГК.

Для целей определения размера компенсации морального вреда, причиненного распространением порочащих сведений в средствах массовой информации, необходимо обратить внимание на п. 15 Постановления N 3, где наряду с перечнем обстоятельств, подлежащих учету при определении размера компенсации (характер и содержание публикации, степень распространения недостоверных сведений), обращается внимание на то, что сумма компенсации морального вреда должна быть соразмерна причиненному вреду и не должна вести к ущемлению свободы массовой информации.