Мудрый Юрист

Наказания, связанные с лишением свободы, в системе государственных мер противодействия преступности в России во второй половине XVII в.: правовое регулирование и применение

Рябченко Александр Григорьевич, доктор исторических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории права и государства Краснодарского университета МВД России.

Гиш Марат Рамазанович, адъюнкт кафедры теории и истории права и государства Краснодарского университета МВД России.

В статье на основании анализа нормативно-правовой базы второй половины XVII в. дана оценка института наказания в виде лишения свободы, что дает возможность более объективного, всестороннего и системного анализа основных направлений дальнейшей эволюции пенитенциарной политики в России.

Ключевые слова: Соборное уложение 1649 г., ужесточение карательной политики, институт лишения свободы, тюремное заключение, смертная казнь.

In article on the grounds of analysis normative-legal base to second half XVII century is given estimation of the institute of the punishment in the manner of deprivations of the liberty that enables more objective, all-round and system analysis of the main trends to further evolution panytantional politicians in Russia.

Key words: Cathedral code of law 1649, tightening punitive politicians, institute of the deprivation of the liberty, imprisonment, capital punishment.

Институт наказания в виде лишения свободы в России впервые был закреплен в Судебнике 1550 г., однако там он лишь упоминался, и тем более ничего не говорилось об исполнении этого наказания. И лишь с середины XVII в. в России начинает происходить выделение специальных органов, ведающих исполнением наказаний, связанных с лишением свободы. Своего рода итоги развития пенитенциарной системы в России в условиях сословно-представительной монархии подвело Соборное уложение 1649 г. [1], представлявшее собой уже не просто сборник правил, касающихся отдельных сфер общественной жизни, притом с довольно нечеткими санкциями за преступления, а весьма объемный, систематизированный (разделенный на главы), охватывающий множество вопросов нормативный документ [2]. Здесь нашло свое закрепление ужесточение карательной политики Российского государства, что выразилось, прежде всего, в усилении уголовных наказаний [3]. Это прямым образом определило основные направления дальнейшей эволюции пенитенциарной политики в России.

Институт лишения свободы в форме тюремного заключения приобрел с этого времени вполне устойчивый характер [4]. Упоминание о нем встречается в Соборном уложении в 41 статье. И все же тюремное заключение по частоте применяемости уступало смертной казни, предусмотренной в более чем шестидесяти статьях Уложения, соответственно, мы полагаем, что в условиях сословно-представительной монархии институт тюрьмы еще не приобрел решающего значения в карательной политике государства. Вместе с тем тюремное заключение в Соборном уложении уже однозначно воспринималось именно как наказание, а не только как мера предварительного заключения.

Об этом же свидетельствует, в частности, закрепление в Уложении цели наказания ("чтоб на то смотря и иным неповадно было"). В этой же связи следует отметить то обстоятельство, что в правовом сознании российского общества того времени, несмотря на усиление жестокости наказаний, появляется мысль о необходимости исправления преступников, что выражается в тех нормах Уложения, где речь идет о покаянии, и для этой цели используется тюремное заключение. Так, согласно ст. 34 гл. XXI Уложения, "...которые тати и разбойники доведутся казнити смертью, и их для покаяния посадить в тюрме в избу на шесть недель, и как им отойдут урочные дни, и таких татей и разбойников казнити". Здесь под "избой" нужно понимать специальное помещение в тюремном хозяйстве. Эта норма, очевидно, дала толчок для развития в более поздний период более широкого института участия церкви в нравственном очищении преступников, когда, в частности, в штат тюрем стали вводить священников. В ст. 4 гл. XXII Уложения (наказание за убийство отцом или матерью сына или дочери) раскаяние регулировалось несколько по-иному: преступнику, отбывшему в тюрьме один год, предписывается "приходити им в церкви божии, и у церкви божии объявляти тут свой грех всем людям в слух".

Нам важно здесь подчеркнуть, что таким образом в России XVII в. уже было известно покаяние посредством помещения в тюрьму. Как известно, в XVIII в. именно эта идея, возникшая в Италии и Англии и впервые реализованная (в более совершенном виде) в США, послужила началом коренных преобразований в пенитенциарной сфере. В связи с последним замечанием укажем, что в период Соборного уложения в формирующейся пенитенциарной политике еще не выделяется направление, связанное с упорядочиванием условий содержания лишенных свободы. Государство в минимальной степени заботилось о внутреннем порядке тюремной жизни. Этот вывод считался общепризнанным уже в дореволюционной историографии. В частности, Н.Д. Сергеевский подчеркивал, что "мы нигде не находим ни малейших следов, например, организации тюремного продовольственного хозяйства; наоборот, и кормовые деньги, и подаяния... выдаются самим тюремным сидельцам на руки; мы не находим, далее, никакого установленного законом порядка в образе жизни арестантов, ни вообще какого бы то ни было тюремного режима, за исключением немногих запретительных определений, касающихся спиртных напитков, опасных орудий, в роде топоров, пил, ножей и т.д. Арестанты внутри стен тюрьмы представлены были самим себе; правительство принимало меры лишь против их "утечки" [5]. Даже тела умерших колодников государство в то время не считало возможным хоронить, и они "просто вывозились на перекрестки дорог - на "крестцы", на улицы или в пустые места, где их поднимали для погребения родственники или благочестивые люди, или они должны были по общему порядку подлежать отвозу в убогие места" [6]. В записках о Московии можно встретить записи о том, что российский монарх лично посещал тюрьмы.

Так, в одном из частных писем С. Коллинс, иностранец, писал о том, что "ежегодно, в великую пятницу, он (Алексей Михайлович. - Прим. авт.) посещает ночью все тюрьмы, разговаривает с колодниками, выкупает некоторых, посаженных за долги, и по произволу прощает некоторых преступников" [7]. Трудно поверить в достоверность того, что монарх посещал все тюрьмы; однако в любом случае такие посещения не меняли отношения государства к местам лишения свободы. Заботы о пропитании заключенных при таком подходе государства ложились на "заинтересованную" сторону. В частности, они могли возлагаться на помещиков (если речь шла о крепостных) [8], семьи колодников, либо же, что было наиболее распространено, непосредственно на арестантов. Чаще всего последние попросту просили милостыню. Вместе с тем естественным занятием для заключенных мог служить и реально выступал производительный труд. Так, по утверждению Н.Д. Сергеевского, в то время они занимались в тюрьме работами на продажу, по своему усмотрению, и заводили ремесла, кто был к тому способен, для чего им не возбранялось даже выходить из тюрьмы для покупки материалов, что подтверждалось им, например, челобитной шуйских тюремных сидельцев 1662 г., жаловавшихся "великому государю" на тюремных сторожей и целовальников: "У которых наших сирот есть ремеслишко - чем сытым быть: и они для товару сами не ходят и нас бедных не выпускают... Затем не выпускают, что дать нечего". При этом Н.Д. Сергеевский однако же подчеркивал, что вряд ли такие ремесла процветали в тюрьмах [9]. На наш взгляд, это очень ценное замечание, поскольку убедительных подтверждений действительного распространения ремесленного производства в тюрьмах середины - второй половины XVII в. чрезвычайно мало.

Значительно более продвинутым было решение проблем организации непосредственного контроля за тюремным режимом, который возлагался на тюремных сторожей и целовальников, которые через присягу (крестное целование) и поруку выбирались сошными людьми, а в Москве они получали жалование от тех, кто их выбрал, т.е. от "московских черных сотен" (ст. ст. 4, 44, 95, 97 гл. XXI Уложения). По сути, вопрос управления местами лишения свободы впервые нашел отражение в Соборном уложении. В ст. 101 гл. XXI говорилось о том, что "в городах тюрмы ведают губные старосты и губным старостам доведется тюрмы и тюремных сидельцев осматривати почасту, чтобы тюрмы были крепки, и у тюремных бы сидельцев в тюрмах ничего не было, чем им из тюрмы вырезатися". В этой же статье называлась и причина такого требования, а именно: "В городах ис тюрем воры уходят губных старост небрежением и недосмотром и за то на губных старостах исцом быти перед губными целовальники вдвое правити".

Эту норму можно, очевидно, считать тем правовым "зерном", из которого впоследствии развился современный институт режима отбывания наказания в уголовно-исполнительном праве России. Данное обстоятельство мы считаем необходимым особо подчеркнуть еще и потому, что указанная норма была заложена именно в Уложении - систематизированном правовом акте, принятом, как известно, при достаточно широком участии представителей различных слоев населения и, следовательно, в максимально возможной (для того времени) степени отвечавшей общественному правовому сознанию.

Помимо Соборного уложения, регулирование пенитенциарной сферы осуществлялось и другими правовыми документами, развивавшими соответствующие положения Уложения. В частности, в Памяти губному старосте 1663 г. указывалось, что в его обязанности входили ремонт тюремных зданий и строительство новых тюрем. А согласно Актам о выборах в тюремные сторожа и поручным записям 1671 г. тюремный сторож должен был "тюремных сидельцев никакими мерами не выпущать, и в мир ходя (за сбором подаяний. - Прим. авт.) их не отпускать, и за город их не выводить, и воровать им не давать, и в тюрме им зернью и карты играть и топоров, и ножей, и пил, и костей, и веревок держать не дати ж, и к тюрме никого не припущать, и на кабак тюремных сидельцев не водить и пить не давать... будучи в сторожах, воровством никаким не воровать, зернью и карты не играть, и корчмы не держать... и самому пьяно не напиватца". Целовальник согласно Поручной грамоте 1688 г. имел практически те же обязанности, в частности, он должен был "из тюрем тюремных сидельцев, татей и разбойников и всяких воровских людей не пускать и пил, и резцов тюремным сидельцам не подносить и от того у них посулов не имать" [10]. Ни в Соборном уложении, ни в других указанных документах разницы между тюремным сторожем и тюремным целовальником не проводится, несмотря на различие терминов.

Можно лишь предположить, что, поскольку в Акте о выборах целовальника уточняется состав преступников, совершивших тяжкие деяния ("тати", "разбойники", "воровские люди"), то ему поручался присмотр именно за этой категорией "сидельцев", имеющих повышенную общественную опасность. В случае побега арестантов сторожа и целовальники должны были нести имущественную ответственность. При невозможности взыскать с них таковую платить должны были те люди, которые выбирали сторожа и целовальника (ст. ст. 4, 101 гл. XX Соборного уложения). Во второй половине XVII в. происходят некоторые изменения в управлении тюрем. Должности губных целовальников и выборных целовальников для тюрем были упразднены. Вместо первых назначались губные дьячки, подчиненные сыщикам, а на место вторых - стрельцы и наемные сторожа для тюрем. Губные дьячки и сторожа приводились к присяге сыщиками [11]. Среди важнейших изменений, осуществленных к началу XVIII в., следует также назвать переход к практике государственного финансирования тюремного строительства.

В соответствии со ст. 94 гл. XXI Уложения тюрьмы в Москве предписывалось строить "государственной казною", а всем этим делом должен был заправлять Разбойный приказ. Судя по ст. 97 гл. XXI, где указывалось "в городах тюрмы строить", эта обязанность возлагалась, очевидно, на местные власти (воевод и наместников). Тем не менее это требование чрезвычайно непросто претворялось в реальной жизни. Похоже, что местные власти не желали отказываться от соответствующих денежных сборов среди населения. Во всяком случае, уже немалое время спустя правительство было вынуждено вновь напоминать о "невзыскании с градских и уездных людей на тюремные строения денежного сбора" [12].

В данной ситуации, с одной стороны, местные власти были вынуждены переориентироваться на государственные средства. С другой стороны, государство с трудом изыскивало средства на содержание тюрем. Поэтому к рубежу XVIII в. наметилось очевидное несовпадение интересов центральной власти и воевод на местах, следствием чего явилось усиление государственного контроля за расходованием соответствующих средств. На места все чаще направлялись, в частности из приказа Сыскных дел, подъячие "в города к воеводам для осмотру тюрем... впрямь ли те тюрьмы худы и мочно ли их починить" [13]. Из приведенного здесь Указа 1687 г. следует, что первопричиной "ревизий" являлись письма воевод о плохом материальном положении тюрем. Соответственно этому, московские подъячие и должны были устанавливать действительно ли существовала потребность в строительстве или ремонте новых тюремных заведений, и если требовалось, то определять соответствующие расходы и доносить результаты в приказ, где и принималось соответствующее решение. Таким образом, параллельно с отработкой местного аппарата, государство было вынуждено уделять все большее внимание централизации тюремного дела.

Требования экономии и эффективности использования выделявшихся на тюрьмы средств получили большую актуальность. С этой целью центральная власть все чаще ставила перед воеводами задачи по проведению всесторонних ревизий тюрем, предписывая им - "чтоб тюремных сидельцев в тюрьме не множилось". Одновременно с этим власть не забывала и о политическом контроле. В частности, в цитируемом наказе боярину, воеводе Черкасскому (1697 г.) Петр I повелел также: "Пересмотрети в Тобольску тюремных сидельцев и переписати накрепко и сделать тому статейный список подлинный, кто именно и в каком деле и сколь давно в тюрьме сидят и пытаны ль и что с пытки... говорил" [14]. И все же экономические аспекты тюремной политики, на наш взгляд, начинают превалировать, что, к примеру, подтверждается практикой переброски колодников из европейской части страны за Урал [15].

Изложенное показывает, что к XVIII в. Московское государство уже имело специальный аппарат по исполнению тюремного заключения, что свидетельствует о придании большего, чем раньше, значения этому виду наказания, что имело важнейшее значение уже в более целенаправленной борьбе государственных структур с преступностью. Вместе с тем, как справедливо отмечает М.П. Шабанов, "попытки обнаружить единое общероссийское законодательство о преступниках ни к чему не приводят... что вело к вопиющему произволу чиновников, которые делали с осужденными все, что хотели" [16]. Здесь еще следует отметить то обстоятельство, что к тому времени сложилась достаточно устойчивая практика назначения наказания бунтовщикам и попавшим в опалу чиновникам - они, как правило, ссылались, а в некоторых, наиболее серьезных случаях, их казнили. В рассматриваемый период истории были обозначены практически все основные компоненты этой политики: использование наказания в виде лишения свободы для колонизации окраинных земель, провозглашение исправления осужденных, минимум внимания условиям содержания арестантов в местах лишения свободы. В дальнейшем эти направления будут усиливаться, облекаться в конкретные государственные решения, закрепляться в законодательных актах.

Литература

  1. Соборное уложение 1649 года. М., 1990.
  2. Исаев И.А. История государства и права России. М., 1990. С. 45.
  3. Попов А. Суд и наказания за преступления против веры и нравственности по русскому праву. Казань, 1904. С. 150 - 155.
  4. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Пг., 1915. С. 258.
  5. Сергеевский Н.Д. Наказание в русском праве XVII века. СПб., 1887. С. 200 - 201.
  6. Там же С. 43.
  7. Коллинс С. Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1846. Кн. 1. С. 37.
  8. ПСЗ-1. N 669.
  9. Сергеевский Н.Д. Указ. соч. С. 201.
  10. ПСЗ-1. N 692, 744, 762.
  11. Котошихин Г.К. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1884. С. 264.
  12. ПСЗ-1. N 780.
  13. ПСЗ-1. N 1271.
  14. ПСЗ-1. N 1594.
  15. ПСЗ-1. N 1534.
  16. Шабанов М.П. Ссылка и каторга в Западной Сибири в конце XVI - конце XIX веков: Дис. ... канд. ист. наук. Кемерово, 1998. С. 36.