Конституционно обусловленные требования, предъявляемые к уголовному закону (практика конституционного суда России)

Елинский А.В., кандидат юридических наук, главный консультант Управления конституционных основ уголовной юстиции Конституционного Суда Российской Федерации.

В статье представлен анализ правовых позиций Конституционного Суда РФ, в которых на основании положений Конституции РФ были сформулированы основополагающие требования, предъявляемые к качеству уголовного закона. Автор делает вывод о том, что норма уголовного закона не будет противоречить Конституции РФ в том случае, если: данная норма не является произвольной, то есть ее введение либо существование обусловлено действительной жизненной необходимостью; если норма отвечает требованиям справедливости, соразмерности и индивидуализации (дифференциации) уголовной ответственности и наказания; и, наконец, если норма является формально определенной, что исключает ее произвольное применение.

Ключевые слова: Конституционный Суд РФ, уголовный закон, уголовная ответственность, наказание, недопустимость произвольности, справедливость, соразмерность, пропорциональность, индивидуализация, дифференциация, формальная определенность.

The article presents an analysis of the legal positions of the Constitutional Court, which under the provisions of the Constitution of the Russian Federation have been formulated the basic requirements for the quality of the criminal law. The author concludes that the rule of criminal law will not contradict the Russian Constitution in the event that: This rule is not arbitrary, that is, its existence is due to the introduction of a real life necessity, if the rate meets the requirements of fairness, proportionality and individualization (differentiation) criminal liability and punishment, and finally, if the rule is formally defined, which excludes its arbitrary application.

В научной литературе можно встретить мнение, согласно которому Конституция РФ, устанавливая в ч. 3 ст. 17 пределы осуществления прав и свобод человека и гражданина, фактически не ограничивает уголовно-правовое вмешательство в общественные отношения <1>. Едва ли можно полностью согласиться с этим тезисом: практика Конституционного Суда РФ свидетельствует о том, что из положений Конституции РФ могут быть выведены несколько основополагающих требований, которые предъявляются к содержанию уголовного закона.

Уголовно-правовая норма не должна быть произвольной.

О конституционных основах и социальной обусловленности уголовного закона.

В Постановлении от 20 декабря 1995 г. N 17-П Конституционный Суд РФ указал: гарантируя права и свободы человека и гражданина и обеспечивая их защиту, государство одновременно вправе устанавливать в федеральном законе ограничения прав и свобод в целях обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ), в том числе предусматривать уголовную ответственность за деяния, умышленно совершенные в ущерб основным ценностям конституционного строя.

Этим решением Конституционный Суд РФ впервые в своей практике закрепил вывод о том, что использование государством мер уголовной ответственности и наказания легитимируется положением ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, в силу которого права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

В Постановлении от 25 апреля 2001 г. N 6-П Конституционный Суд РФ несколько изменил названную позицию. Так, Суд признал, что Конституция РФ, обладающая высшей юридической силой и прямым действием (ч. 1 ст. 15), закрепляет основные начала взаимоотношений государства и личности, в том числе в уголовно-правовой сфере (ст. ст. 18, 49, 50, 51 и 54), при соблюдении которых государство вправе устанавливать уголовную ответственность за общественно опасные деяния, которые в силу своей распространенности причиняют существенный вред и не могут быть предотвращены с помощью иных правовых средств. Ссылка же на ч. 3 ст. 55 Конституции РФ была использована в названном решении в качестве дополнительного аргумента.

В последующих решениях Конституционный Суд РФ последовательно придерживается позиции, дающей системное толкование конституционных положений: исходя из сформулированных в Конституции РФ (ст. ст. 1, 2, 18, 49, 50, 51, 52 и 54) основных начал взаимоотношений государства и личности в сфере уголовного права и процесса, федеральный законодатель реализует принадлежащие ему в силу п. п. "в", "о" ст. 71, п. "б" ч. 1 ст. 72 и ч. ч. 1 и 2 ст. 76 Конституции РФ полномочия по регулированию и защите прав и свобод человека и гражданина, обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности и в предусмотренных Конституцией РФ пределах (ч. 3 ст. 55) определяет содержание положений уголовного закона, в том числе устанавливает преступность тех или иных общественно опасных деяний, их наказуемость и иные уголовно-правовые последствия совершения лицом преступления (Постановления от 19 марта 2003 г. N 3-П и от 27 июня 2005 г. N 7-П).

Позднее Конституционный Суд РФ конкретизировал эту правовую позицию, применив ее к случаям, когда те или иные общественно опасные деяния не являются предметом уголовно-правового запрета. Так, в Определении от 29 мая 2007 г. N 515-О-О Суд отклонил доводы заявителя о том, что ст. 293 УК РФ не защищает интересы лиц, которым в результате халатности был нанесен ущерб на меньшую сумму, нежели указана в диспозиции этой статьи, либо если причинен иной, не материальный вред. Конституционный Суд РФ указал, что исходя из п. "о" ст. 71 и ч. 1 ст. 76 Конституции РФ, согласно которым уголовное законодательство относится к ведению Российской Федерации и в силу этого федеральный законодатель в установленных Конституцией РФ пределах уполномочен самостоятельно определять содержание положений уголовного закона, объективные и субъективные признаки составов преступлений, виды и размеры наказаний за их совершение. В этой связи само по себе неустановление федеральным законодательством уголовной ответственности за те или иные деяния не нарушает конституционные права граждан, в отношении которых эти деяния совершены, и не препятствует использованию гражданами в целях защиты своих прав и законных интересов иных правовых средств.

Важный вывод содержится в Определении от 16 апреля 2009 г. N 390-О-О, в котором Конституционный Суд РФ указал, что ни нормы Конституции РФ, ни международно-правовые акты, ни Уголовный кодекс РФ не предполагают наличие потерпевшего в качестве обязательного признака преступления или условия привлечения к уголовной ответственности. Иными словами, Конституционный Суд признал, что не существует конституционно значимых правовых актов, возлагающих на федерального законодателя обязанность осуществлять криминализацию только тех общественно опасных деяний, вред от которых причиняется конкретному потерпевшему.

В некоторых случаях Конституционный Суд РФ при рассмотрении вопроса допустимости установления в уголовном законе тех или иных норм прямо обращается к ратифицированным Российской Федерацией международно-правовым актам. Так, в Определении от 26 января 2010 г. N 132-О-О Конституционный Суд РФ отклонил доводы заявителя о том, что ст. 50 УК РФ, предусматривающая наказание в виде исправительных работ, не соответствует конституционному запрету на принудительный труд (ч. ч. 1 и 2 ст. 37 Конституции РФ). Конституционный Суд РФ указал, что согласно Конвенции Международной организации труда от 28 июня 1930 г. N 29 относительно принудительного или обязательного труда работа, требуемая от лица вследствие приговора суда и проводимая под надзором и контролем государственных органов, не подпадает под понятие принудительного труда (подп. "с" п. 2 ст. 2). Исправительные работы, будучи видом уголовного наказания, назначаются по приговору суда осужденному, не имеющему основного места работы, отбываются в местах, определяемых органом местного самоуправления по согласованию с органом, исполняющим наказания (ч. 1 ст. 50 УК РФ), и исполняются государственным органом - уголовно-исполнительной инспекцией (ч. 5 ст. 16 УИК РФ). Соответственно, заключил Суд, такие работы не могут рассматриваться как принудительный труд.

Ссылки на международно-правовые акты используются Конституционным Судом РФ и при рассмотрении вопроса об основаниях легитимации уголовной ответственности за то или иное общественно опасное деяние. Так, в Определениях от 8 февраля 2007 г. N 290-О-П и N 292-О-П Суд, исходя из положений Единой конвенции о наркотических средствах 1961 г. и Конвенции о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ 1988 г., сделал вывод о допустимости криминализации деяний, описанных в ст. ст. 228 и 228.1 УК РФ. В частности, Суд указал, что Российская Федерация, ратифицировав названные Конвенции, тем самым взяла на себя обязательство принимать в пределах своей территории любые специальные меры контроля, которые, по ее мнению, необходимы, в отношении какого бы то ни было наркотического средства, включенного в Список I Единой конвенции о наркотических средствах, учитывая его особо опасные свойства, а также - если существующие в стране условия делают это наиболее подходящим способом охраны здоровья и благополучия - вводить законодательные и административные меры, какие могут быть необходимы для того, чтобы выполнять принятые на себя обязательства (подп. "а", "б" п. 5 ст. 2, п. "а" ст. 4 Единой конвенции о наркотических средствах).

Аналогичной логики придерживался Конституционный Суд РФ и в Определении от 26 января 2010 г. N 77-О-О. Заявитель по данному делу утверждал, что ч. 1 ст. 228 и ч. 1 ст. 232 УК РФ позволяют привлекать к уголовной ответственности за изготовление и хранение наркотических средств, предназначенных исключительно для личного потребления, то есть деяния, не представляющие общественной опасности. В этом решении Конституционный Суд РФ, отклоняя доводы заявителя, сослался на положения Единой конвенции о наркотических средствах 1961 года и Конвенции о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ 1988 года.

Что касается криминализации как таковой, то в Определении от 10 июля 2003 г. N 270-О Конституционный Суд РФ указал, что уголовный закон, будучи в силу своей правовой природы крайним средством, с помощью которого государство осуществляет реагирование на факты правонарушающего поведения, распространяет свое действие лишь на те сферы общественных отношений, регулирование которых с помощью правовых норм иной отраслевой принадлежности, в том числе норм, устанавливающих административную ответственность, оказывается недостаточным.

Справедливость, соразмерность (пропорциональность) и индивидуализация (дифференциация) уголовной ответственности и наказания.

Одним из первых решений Конституционного Суда РФ, в котором было сформулировано общее требование о том, что меры юридической ответственности должны быть соразмерны степени совершенного правонарушения и значимости защищаемых интересов, является Определение от 14 января 1999 г. N 37-О.

Ранее в Постановлении от 11 марта 1998 г. N 8-П Суд указывал на справедливость и соразмерность как конституционно обусловленные требования (ч. 3 ст. 55, Конституции РФ) применительно к ответственности, которая устанавливается за административный проступок (таможенное правонарушение). Кроме того, в Постановлении от 12 мая 1998 г. N 14-П Суд признал, что установление законодателем недифференцированного по размеру штрафа за такое административное правонарушение, как неприменение контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением, невозможность его снижения не позволяют применять эту меру взыскания с учетом характера совершенного правонарушения, размера причиненного вреда, степени вины правонарушителя, его имущественного положения и иных существенных обстоятельств деяния, что нарушает принципы справедливости наказания, его индивидуализации и соразмерности.

В Постановлении от 15 июля 1999 г. N 11-П Конституционный Суд РФ подтвердил, что принцип соразмерности, выражающий требования справедливости, предполагает установление публично-правовой ответственности лишь за виновное деяние и ее дифференциацию в зависимости от тяжести содеянного, размера и характера причиненного ущерба, степени вины правонарушителя и иных существенных обстоятельств, обусловливающих индивидуализацию при применении взыскания.

В Постановлении от 14 мая 1999 г. N 8-П необходимость соблюдения требования справедливости и соразмерности была подтверждена применительно к конфискации как виду административной меры принудительного характера за таможенные правонарушения.

Применительно к отношениям уголовно-правового характера Суд в Постановлении от 19 марта 2003 г. N 3-П указал, что уголовно-правовые институты защиты личности, общества и государства, а также предупреждения преступлений должны основываться на конституционных принципах справедливости и соразмерности уголовной ответственности защищаемым уголовным законодательством ценностям при безусловном соблюдении конституционных гарантий личности в этой области публично-правовых отношений (преамбула, ст. 18, ч. ч. 1 и 2 ст. 19; ч. 1 ст. 49; ч. 1 ст. 50; ст. 54 и ч. 3 ст. 55 Конституции РФ).

В Постановлении от 20 апреля 2006 г. N 4-П Суд подчеркнул, что в случаях, когда предусматриваемые уголовным законом меры перестают соответствовать социальным реалиям, приводя к ослаблению защиты конституционно значимых ценностей или, напротив, к избыточному применению государственного принуждения, законодатель, исходя из конституционных принципов, обязан привести уголовно-правовые предписания в соответствие с новыми социальными реалиями.

В Постановлении от 8 декабря 2009 г. N 19-П Конституционный Суд РФ фактически синтезировал изложенные в ранее вынесенных решениях правовые позиции, признав, что назначение и исполнение уголовного наказания предполагают, с одной стороны, использование средств уголовного закона для целей предупреждения преступлений, защиты личности, общества и государств от преступных посягательств, а с другой - недопущение избыточного ограничения прав и свобод при применении мер уголовно-правового принуждения. Соответственно, характер и содержание устанавливаемых уголовным законом и связанными с ним иными законодательными актами мер должны определяться исходя не только из их обусловленности целями защиты конституционно значимых ценностей, но и из требования адекватности порождаемых ими последствий (в том числе для лица, в отношении которого эти меры применяются) тому вреду, который был причинен в результате преступных деяний.

Таким образом, не будет отвечать конституционно значимым целям и предназначению уголовного закона как чрезмерная суровость, так и неоправданная мягкость его предписаний. Например, сложно было бы назвать справедливым и конституционно обусловленным уголовный закон в той части, в какой он за убийство в качестве основного наказания предусматривал бы штраф, либо если клевету в отношении лица, не являющегося представителем власти, карал бы лишением свободы.

Можно также с достаточной уверенностью утверждать, что не будет отвечать критерию справедливости и индивидуализации наказания установление в уголовном законе недифференцированных по размеру и сроку санкций за совершение того или иного преступления. Этот вывод с очевидностью следует из правовой позиции, сформулированной в упоминавшемся Постановлении от 12 мая 1998 г. N 14-П.

В конечном итоге, если мы примем во внимание уже рассмотренное требование о недопустимости произвольности уголовно-правовой нормы, то закономерно придем к выводу о том, что всякое ужесточение норм об уголовной ответственности должно вызываться не импульсивными порывами и конъюнктурными соображениями, не желанием лишь показать особенное рвение в борьбе с теми или иными преступлениями, в том числе при давлении общественных и политических сил, нетерпимо настроенных к известной категории преступников, но вызываться действительной жизненной необходимостью, обосновываться достойными научными разработками и, разумеется, согласовываться с соответствующими правовыми позициями, сформулированными в практике конституционного правосудия <2>.

Уголовно-правовая норма должна быть формально определенной.

Ни Конституция РФ, ни конституции европейских государств, ни Конвенция о защите прав и свобод не содержат такого требования к качеству закона, как его формальная определенность. Вместе с тем сначала Европейский суд по правам человека, а впоследствии и органы судебного конституционного контроля обосновали и ввели в практику понятие формальной неопределенности нормы закона как критерия (основания) для признания его неконституционным (ничтожным).

В Постановлении 25 апреля 1995 г. N 3-П Конституционный Суд РФ впервые указал на критерий определенности правовой нормы как конституционное требование, обращенное к законодателю.

Впоследствии Конституционный Суд РФ уточнил, что общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (ч. 1 ст. 19 Конституции РФ), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Неопределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит, к нарушению принципов равенства, а также верховенства закона (Постановление от 15 июля 1999 г. N 11-П).

В последующих решениях Конституционного Суда РФ используется термин "формальная определенность". Так, впервые на принцип формальной определенности как основной элемент верховенства права Конституционным Судом РФ было указано в Постановлении от 28 марта 2000 г. N 5-П <3>, в котором рассматривались вопросы законодательного регулирования налога на добавленную стоимость. Применительно же к вопросам уголовной юстиции названный принцип получил отражение в Постановлении от 22 марта 2005 г. N 4-П, в котором разрешался вопрос конституционности ряда норм, регламентирующих порядок и сроки применения в качестве меры пресечения заключения под стражу.

В Постановлении от 27 мая 2008 г. N 8-П Конституционный Суд РФ обратился к принципу формальной определенности при оценке нормы уголовного закона. В частности, Суд указал, что принцип формальной определенности, предполагающий точность и ясность законодательных предписаний, будучи неотъемлемым элементом верховенства права, выступает как в законотворческой, так и в правоприменительной деятельности в качестве необходимой гарантии обеспечения эффективной защиты от произвольных преследования, осуждения и наказания. Уголовная ответственность может считаться законно установленной и отвечающей требованиям ч. 3 ст. 55 Конституции РФ лишь при условии, что она адекватна общественной опасности преступления и что уголовный закон ясно и четко определяет признаки этого преступления, отграничивая его от иных противоправных и тем более от законных деяний.

При оценке степени определенности уголовно-правовой нормы не следует забывать также и о разъяснениях Верховного Суда РФ по вопросам судебной практики, которые даются им на основании ст. 126 Конституции РФ. Так, доводы заявителей о наличии неопределенности в конкретной уголовно-правовой норме последовательно отклоняются Конституционным Судом РФ, если данная неопределенность устраняется путем обращения к названным разъяснениям.

В частности, в Определении от 25 февраля 2010 г. N 252-О-О Конституционный Суд РФ, отклоняя довод заявителя о том, что ст. 290 УК РФ в силу своей неопределенности не позволяет установить момент окончания преступления в виде получения взятки, указал, что данное преступление, согласно п. 11 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 г. N 6, считается оконченным с момента получения должностным лицом хотя бы части передаваемых ценностей. В Определении от 23 марта 2010 г. N 368-О-О Конституционный Суд РФ признал несостоятельным утверждение заявителя о том, что ч. 1 ст. 286 УК РФ является неопределенной, поскольку не содержит критериев определения существенного вреда интересам государства. Мотивируя свое решение, Конституционный Суд РФ указал на Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. N 19, согласно которому по таким делам судам надлежит, наряду с другими обстоятельствами дела, выяснять и указывать в приговоре, какие именно права и законные интересы граждан или организаций либо охраняемые законом интересы общества или государства были нарушены и находится ли причиненный этим правам и интересам вред в причинной связи с допущенным должностным лицом нарушением своих служебных полномочий; при оценке существенности вреда надо учитывать степень отрицательного влияния противоправного деяния на нормальную работу организации, характер и размер понесенного ею материального ущерба, число потерпевших граждан, тяжесть причиненного им физического, морального или имущественного вреда и т.п. (п. 18). На основании этого Конституционный Суд РФ пришел к выводу о том, что ч. 1 ст. 286 УК РФ не содержит такую неопределенность, в результате которой лицо лишено возможности осознать противоправность своих действий и предвидеть наступление ответственности за их совершение. В Определении от 22 апреля 2010 г. N 577-О-О Конституционный Суд РФ отклонил довод заявителя о том, что ст. 186 УК РФ является неопределенной, поскольку не дифференцирует уголовную ответственность за действия, выразившиеся в изготовлении или сбыте поддельных денег, по степени качества подделки как предмета преступления, что воспрепятствовало квалификации совершенного им деяния как мошенничества (ст. 159 УК РФ). Аргументируя свое решение, Конституционный Суд РФ указал на п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 апреля 1994 г. N 2, согласно которому в тех случаях, когда явное несоответствие фальшивой купюры подлинной, исключающее ее участие в денежном обращении, а также иные обстоятельства дела свидетельствуют о направленности умысла виновного на грубый обман ограниченного числа лиц, такие действия могут быть квалифицированы как мошенничество.

Исходя из изложенного можно сделать вывод о том, что требованию формальной определенности не будет отвечать та уголовно-правовая норма, которая, например: не позволяет отграничить описанное в ней деяние от административного правонарушения и тем более от законных действий <4>; не позволяет лицу предвидеть с достаточной степенью разумности и осмотрительности возможные уголовно-правовые последствия своего поведения, а органам предварительного расследования и суду - достоверно установить существенные признаки состава соответствующего преступления и, соответственно, квалифицировать инкриминируемое деяние, в том числе, при обращении к положениям иных отраслей права (если уголовно-правовая норма является бланкетной); отсылает к таким актам иных отраслей права, между которыми имеются взаимные противоречия или коллизии, чем допускается произвольное ее применение, и др.

Таким образом, основополагающими конституционно обусловленными требованиями, предъявляемыми к уголовному закону, являются: недопустимость произвольности уголовно-правовой нормы; справедливость, соразмерность и индивидуализация (дифференциация) уголовной ответственности и наказания; формальная определенность уголовно-правовой нормы.