Мудрый Юрист

Место российского права в мировом юридическом пространстве

Батлер Уильям Эллиотт, заслуженный профессор права им. Джона Эдварда Фоулера Школы права Дикинсон Университета штата Пенсильвания, профессор-эмеритус сравнительного правоведения Лондонского университета, иностранный член Национальной академии наук Украины и Российской академии естественных наук.

Автором анализируются изменения в правовой системе России и существующие точки зрения на эту проблематику, высказывается собственное мнение по вопросу о месте российской правовой системы в мировом правовом пространстве.

Ключевые слова: российская правовая система, мировое правовое пространство, сравнительное правоведение.

The place of the russian law in the world legal space

W.E. Butler

The article examines changes in the Russian legal system, the existing viewpoint, as well as the author's position on the place of the Russian legal system in the global legal sphere.

Key words: russian legal system, global legal sphere, comparative law.

Правовые системы стран, входящих или входивших в состав Содружества Независимых Государств (СНГ) <1>, продолжают искать свое место в созвездии мировых правовых систем. В XIX - начале XX в., т.е. в период формирования современного сравнительного правоведения, Российская империя с ее правовой системой была мало изучена за границей и по умолчанию ее относили к правовым системам континентальной Европы.

<1> В настоящей статье все республики (за исключением Балтийских республик) бывшего СССР рассматриваются как часть СНГ вне зависимости от того, являются ли они на сегодняшний день полноправными членами СНГ или нет.

Распад Союза ССР и его правовой системы и появление независимых государств продолжают быть среди юристов-компаративистов источником спора, возникшего после русской революции 1917 г.

Сразу после своего появления советское право, основываясь на идеологических аксиомах, стало претендовать на уникальное положение среди всех существующих и ранее существовавших правовых систем. В то время как большинство советских юристов признавали право частью нового советского общественного порядка независимо от того, вынесет ли оно испытание временем или нет, именно претензия на уникальность стала вызовом для сложившихся классификаций правовых систем или семей правовых систем.

Взгляды западных ученых на советское право. Некоторые западные компаративисты (возможно, только по идеологическим причинам) категорически отвергают претензию советской правовой системы на уникальность. С их точки зрения, она является лишь разновидностью европейской романо-германской гражданской правовой системы, приукрашенной идеологическими вкраплениями. Профессор А. Эйрензвейг отмечал, что, если советская правовая система в мире традиционного частного права может быть названа уникальной, ему придется "отказаться от философской модели двух с половиной тысячелетий и компаративистской идеи, которая насчитывает одну тысячу лет". Он считал, что, даже если советский правовой опыт внес какие-либо новеллы в публичное право, основная гражданская структура права в отношении семьи, имущества, правопреемства, договора и деликта осталась неизменной. Есть только небольшие изменения установленной европейской структуры уголовного права и процесса. Таким образом, для А. Эйрензвейга то, что советская революция считала свершившимся, было в принципе невозможно.

Если согласиться со взглядами А. Эйрензвейга, получается, что и постсоветский период не внес ничего фундаментально нового в науку сравнительного правоведения. В лучшем случае имело место лишь уничтожение некоторых советских правовых форм без каких-либо существенных последствий. Но те, кто действительно имеет представление о советском правовом наследии, сочтут прошедшие два десятилетия удивительно перспективными и интересными, так как попытка демократизировать и перевести на рыночные рельсы советскую правовую систему в Украине, России, Казахстане и других странах СНГ представляет собой больше, чем просто отказ или замену "форм" и заимствование "трансплантатов" из континентальной европейской и англо-американской правовых традиций.

Постсоветские правовые системы в книге Г.П. Гленна "Мировые правовые традиции" <2>. В алфавитном указателе этой книги слово "Россия" снабжено четырьмя страницами ссылок. В первой из них Восточная Европа и Россия упоминаются в разделе "Строительство национального права" в связи с тем, что Россия является частью движения кодификации и регионом, которому необходимо "иметь свои кодексы". Кодификация, по мнению Г.П. Гленна, была "идеей, чье время пришло как кульминация долгой борьбы и давней традиции". Но Россия издавна была частью "мира кодификации" (как и США, до некоторой степени), и поиск порядка и организации, если не полной рациональности, в сборниках законов следует начинать именно с России, что заставляет предположить, что "построение национального права" может стать предметом новой периодизации. Соборное уложение (1649), безусловно, затмевает любые достижения французского права в форме королевских ордонансов как "свидетельство централизованного национального континентального права". Некоторые историки права ссылались на памятник Киевской Руси - Русскую Правду (XI в.) как на первый современный кодекс Европы, существующий в письменной форме.

<2> См.: Glenn H.P. Legal Traditions of the World. 4th ed. Oxford University Press, 2011.

Второе упоминание о России у Г.П. Гленна связано с появлением русскоязычных переводов правовых документов династии Цин, также называемых кодексами.

Третья ссылка на Россию содержится в главе "Азия как центр мира". Россия упоминается в качестве примера части света вместе с Восточной Европой (которая, по мнению ученого, включает Украину), где в настоящее время продолжается борьба за "престиж и влияние западного толкования правового рационализма".

Профессор Гленн делает следующие замечания по сравнительному правоведению, являющиеся квинтэссенцией всего, что он сказал в своей книге о российском праве и других правовых системах СНГ.

Если вы западный юрист и у вас нет опыта работы с советским или социалистическим правом, у вас не возникнет серьезных концептуальных проблем в его понимании. Просто представьте себе гиперинфляционный сектор публичного права в юрисдикции, с которой вы работаете в настоящий момент. Исторические аспекты частного права, такие, как договор, коммерческое право, гражданская ответственность или деликты, банкротство или конкуренция, просто уменьшились, достигнув сравнительно незначительных пропорций, их заменили формами публичного права. Государственные договоры (бесчисленных органов и структурных производственных единиц) в большой степени вытеснили частные договоры; частное коммерческое право и банкротство стали совершенно неприменимы; режим государственной компенсации практически полностью заменил судебную компенсацию; земля находится в государственной собственности или коллективизирована. Существующее частное право не нужно отменять, оно просто не применяется. Режим публичного права опирается на формальное право, которое более заметно, чем в несоциалистическом западном праве. Вместе с тем это формальное право имеет свои особенности, так как его применение полностью находится в руках хранителя социалистической законности - Коммунистической партии, которая осуществляет свою власть посредством целой сети организаций, защищая государственные организации и суды. Судебные решения якобы независимых судей подлежат партийному контролю и пересмотру. Свойственная Западу коррупция вследствие создания огромного могущественного бюрократического аппарата достигает невероятных размеров. Переворачивая коммунистический правовой порядок, вы просто переворачиваете процесс; проблема (хотя и значительная) состоит в реализации, а не в фундаментальной концепции. По мнению Г.П. Гленна, преобладающей характеристикой советского права является "сила" <3>. Необходимо также отметить, что автор уделяет мало внимания России и другим странам СНГ и действительно не выделяет славянский мир как обладающий определенной "правовой традицией" на мировой карте правовых традиций <4>.

<3> "Россия - это интересное место, но нельзя спорить с тем, что российское право повлияло на мир других традиций, описанных в правовых традициях. Вместе с тем моя критика направлена на то, что я считал оксюмороном "советское право" (грубое, циничное и самонадеянное применение политической силы), а не на понятие "российское право". В действительности настоящие попытки России, направленные на кодификацию, рассматриваются в весьма положительном ключе". См.: Glenn H.P. Legal Traditions and "Legal Traditions" // The Journal of Comparative Law. 2007. II. P. 81.
<4> Академик С.С. Алексеев считает советскую правовую систему тоталитарной правовой системой. См., например: Алексеев С.С. Теория права. М., 1993. Споры вокруг значения и природы тоталитаризма освещаются в зарубежной литературе, включая применимость этого термина к Советскому Союзу. Ни Г.П. Гленн, ни С.С. Алексеев не участвуют в этих спорах, но С.С. Алексеев отмечает то, что пропустил Г.П. Гленн: если кто-то использует такие понятия, как "тоталитаризм", для классификации правовых систем, советская правовая система является далеко не единственным кандидатом в истории человечества, прошлой или настоящей, который соответствует этой категории. Гленн не использует понятия "тоталитарный" или "авторитарный" в качестве отличительных черт правовых традиций в своей книге.

Правовые новеллы советского права и иностранные правовые системы. Антиподом Г.П. Гленна с его оценкой вклада советского права в мировые правовые системы в XX веке (который он считает равным нулю) является Дж. Квигли, исследующий советский опыт, который, как он полагает, в целом имел прогрессивное значение <5>. Прежде всего необходимо отметить, что Дж. Квигли относит советское и постсоветское право к романо-германской правовой традиции. Действительно, он мог бы доказать, что советское право оказало влияние на Западный мир именно потому, что являлось частью романо-германской правовой семьи <6>.

<5> См. Quigley J.B. Soviet Legal Innovation and the Law of the Western World. 2007.
<6> "Угроза, которую представляло советское правление, была велика, так как оно не опиралось на исконно российские понятия. Оно основывалось на идеях, появившихся в Европе, главным выразителем которых стал Карл Маркс". См.: Quigley J.B. Op. cit. P. 4. "Несмотря на все новеллы, правовая система Советского Союза придерживалась романской традиции, которую Советское правительство унаследовало от царей... Советское право являлось европейским правом, но развивалось в неизведанных направлениях". Quigley J.B. Op. cit. P. 57 - 58.

По мнению Дж. Квигли, правовые новеллы, которые советское право внесло в иностранные правовые системы, были рождены в конфронтации, соперничестве, конкуренции, тревоге и даже страхе. В XIX в. правовые системы Западной Европы законсервировались и не подвергались глобальным изменениям. Советская экономическая политика бросала вызов нерушимости частной собственности и свободе договора, полагая, что эти принципы "есть уступка экономической несправедливости". Ранняя советская экономическая политика "пронзила самое сердце" западных ценностей: право на работу, социальное обеспечение, страхование здоровья и инвалидности, пособия по безработице, пенсии, 48-часовая рабочая неделя (позже 40-часовая), выборные рабочие Советы, ежегодные отпуска, конституционное закрепление права на образование, включая высшее, право женщин на работу и равенство в браке, правовой статус детей и родителей, отмена запрета абортов, объяснение преступности дефектами самого общества и т.д.

Оказавшись лицом к лицу с вышеуказанными явлениями, Запад не мог не реагировать. Дж. Квигли считает, что холодная война и была такой реакцией. Сразу после событий октября 1917 г. в России с целью "уменьшения привлекательности большевизма в Западной Европе союзники... создали структуру для защиты прав рабочих - Международную организацию труда". Со временем все явления экономической, социальной и культурной сферы, "разработанные советским правом, стали стандартами европейского права". Соединенные Штаты также не оказались в стороне. "Основными побудительными мотивами для Соединенных Штатов в это время стали большевистская революция и послевоенный страх красных". Западные государства ответили социализму "законодательной фиксацией различных экономических прав".

Советский вызов традиционному семейному праву, по мнению Дж. Квигли, "возможно, представлял большую угрозу Западу, чем изменения, касающиеся имущественных прав". Советская новелла семейных отношений была "не чужда драматизма" в своем пересмотре семейного права с акцентом на равенстве полов, что со временем было воспринято западными правовыми системами.

Профессор Г.Дж. Берман рассматривал "государственное планирование экономики посредством права" как один из "основных вкладов русской революции во благо или во зло в западную правовую традицию в долгосрочной перспективе двадцатого века... Практически во всех европейских странах правительственная бюрократия стала контролировать прямо и активно экономику, связь, образование, здравоохранение, условия работы и другие аспекты экономической и социальной жизни" <7>.

<7> Berman H.J. Law and Revolution. 2003. P. 19 - 20.

Наследие советских правовых новелл значительно в данных аналитических рамках и длительно по времени воздействия. Оно затрагивает все отрасли права и человеческих отношений - от личных до семейных, вопросы труда и отдыха, роли государства, включая государственный иммунитет, государственную торговлю, общественный порядок и правоохранительную систему, вопросы границы между муниципальным и международным правом, роли права в обществе. При этом некоторые новеллы имеют такие издержки, как несоблюдение прав личности и коллективных прав, принудительное введение институтов публичного права.

Однако в целях сравнительного правоведения вопрос о том, являются ли советские и постсоветские правовые новеллы неотъемлемой частью и действительным порождением романо-германской правовой традиции или отдельной автономной правовой традицией, которую нужно классифицировать и анализировать, остается открытым. Насколько может судить автор, представители российской науки сравнительного правоведения имеют разные мнения относительно вопроса о том, остается ли Россия (и другие правовые системы СНГ) за пределами романо-германской правовой семьи. Некоторые компаративисты считают, что это так, другие не разделяют этой точки зрения. Многие придерживаются мнения, что российское право относится к категории переходных правовых систем, чье назначение для целей сравнительного правоведения остается неопределенным в силу своей неизученности <8>. Западная наука сравнительного правоведения так и не решила, что делать с Россией. К. Звейгерт и Г. Кец исключили свою главу о социалистических правовых системах из последних изданий. Некоторые ученые признают, что Россия и другие страны СНГ могут стать "гибридными" правовыми системами <9>.

<8> См.: Саидов А.Х. Сравнительное правоведение. М., 2003; Тихомиров Ю.А. Курс сравнительного правоведения. М., 1996; Марченко М.Н. Сравнительное правоведение. М., 2001; Он же. Правовые системы современного мира. 2-е изд. М., 2008.
<9> См.: Cruz P. de. Comparative Law in a Changing World. 3rd. ed. 2007. P. 193.

Профессор В.И. Лафитский, являющийся одним из современных российских юристов, исследующих ренессанс славянского права в рамках христианской традиции как модификацию постсоветского периода, пишет: "В славянском праве сложились самобытные юридические конструкции, обеспечивающие особый баланс общественных и частных интересов, что проявляется прежде всего в регламентации вопросов собственности, недропользования, государственного управления экономикой и социальной сферой" <10>.

<10> Лафитский В.И. Сравнительное правоведение в образах права. М., 2010. Т. I. С. 274.

В.И. Лафитский замечает, что признаки, свойственные славянскому праву, проявляются независимо от того, являются ли эти государства членами определенной региональной группы (СНГ, Европейский Союз) или отличаются отношением к религии, идеологией, политическим курсом. Он пишет: "...мы можем сделать выводы не только о принадлежности славянских правовых систем к обособленной правовой семье, о сохранении ее единства, но и о недопустимости признания "правовой колонизации" славян, которое с неизбежностью вытекает из утверждений об их вхождении в семью романо-германского (континентального) права" <11>.

<11> Лафитский В.И. Указ. соч.

Автор остается при своем мнении: российская правовая система и правовые системы стран СНГ начинают утверждать свое новое присутствие в содружестве мировых правовых систем. Каждая, как и прежде, очень близка континентальной европейской правовой традиции, но не является ее частью, все еще оторвана, все еще не связана, все еще находится в долгу перед общим правовым наследием двадцатого века, все еще в переходном состоянии, когда пункт назначения не определен <12>.

<12> См.: Батлер У.Э. Российское право. 3-е изд. Нью-Йорк, 2009. С. 13.

Выводы. Наука сравнительного правоведения в настоящее время является сферой, где используется большое количество методологий. Часть из них весьма далека от дискуссий, которые занимали мысли поколений компаративистов в период между мировыми войнами и после Второй мировой войны. Для некоторых удобство классификации правовых систем по видам, жанрам, географическому признаку, традициям и прочим признакам ушло в небытие. Помимо педагогических целей такие классификации затрагивают вопросы о том, как анализировать различия и сходства между правовыми системами и идентифицировать факторы, которые могут быть сочтены полезными или даже решающими, какую истину вскроет такое обсуждение, какую практическую ценность, кроме того, что они являются интеллектуально стимулирующими, имеют исследования, важно ли, к какой "семье" отнести правовую систему?

Разумеется, можно найти ссылки на "основные правовые системы мира" как на критерий представительства в международных судебных учреждениях <13> или даже в арбитражных судах. Однако если такие критерии и существуют, не ясно, следуют ли им. Например, если российская правовая система и правовые системы стран СНГ являются частью романо-германской правовой традиции, следует ли из этого, что данные страны должны конкурировать в выборе представителя в Международный суд с другими континентальными европейскими юрисдикциями или с юрисдикциями Латинской Америки, Китая и Японии? Или термин "основные правовые системы" на практике понимается как сочетание географического представительства и статуса великой или влиятельной державы?

<13> Статут Международного суда (ст. 9) требует, чтобы лица, избранные в Суд, в индивидуальном порядке имели необходимые квалификации, и "в органе должно быть обеспечено представительство основных форм цивилизации и основных правовых систем мира". Положение о Международном трибунале по морскому праву (ст. 2) предусматривает, что "в Трибунале в целом должно быть обеспечено представительство основных правовых систем мира и справедливое географическое распределение".

Публичный акт не предполагает, чтобы страны, осуществляющие свое право выбора или назначения представителей в международные суды или организации, проявляли хотя бы малейший интерес к исследованиям или классификациям компаративистов. Однако время от времени классификации правовых систем используются при вынесении приговора суда или арбитражного суда и влияют на исход процесса.

Так, российская нефтегазовая компания в течение нескольких лет продавала всю свою высокоспециализированную продукцию через европейских посредников, которые, в свою очередь, продавали ее британской компании. После нескольких лет такого ведения бизнеса российская компания обратилась к британской компании с предложением продавать продукцию напрямую, без участия посредника и экономить на стоимости его услуг. Переговоры проводились российской и британской компаниями, которые отдавали себе отчет, что российскую компанию до сих пор связывают договорные отношения с посредником. В результате переговоров российская и британская компании заключили двусторонний договор, после чего посредник подал иск в Арбитражный суд Лондона против британской компании, которая якобы совершила экономические правонарушения и должна платить компенсацию. Было достигнуто соглашение о том, что применимым правом будет российское право, так как все переговоры и заключение договора между российской и британской компаниями имели место на территории России. Посредник не подавал иск против российской компании, несмотря на то, что не существовало ни малейшего сомнения в том, что именно российская компания нарушила свой договор на поставку специализированной продукции на иностранный рынок исключительно через посредника.

Иск был подан на основании ст. 1064 ГК РФ, которая предусматривает, что "вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившем вред" <14>.

<14> См.: Butler W.E. Civil Code of the Russian Federation. Oxford University Press, 2010. P. 341.

Общая позиция сторон арбитражного разбирательства состояла в том, что имуществу посредника не был причинен материальный вред и правонарушение, если имело место, было совершено на территории Российской Федерации. Истец доказывал, что ответчик - британская компания - совершил то, что по английскому праву классифицируется как экономический деликт (недобросовестная конкуренция, вмешательство в договорные отношения, заговор с целью вмешательства в договорные отношения) и действие ст. 1064 ГК РФ должно распространяться на такие ситуации.

Ответчик доказывал, что ст. 1064 ГК РФ практически идентична аналогичному положению ГК РСФСР 1964 г. и не включает экономические деликты, как они понимаются в английском праве. Российские научные труды не поддерживают применение ст. 1064 ГК РФ к аналогичным делам об экономическом вреде. Подобный подход также не поддерживается российской судебной и арбитражной практикой. Экономические деликты в значении английского права не существуют в российском праве. Деятельность российской и британской компаний является абсолютно законной по российскому праву. Это была просто попытка российской компании в конкурентной ситуации получить лучшую цену за свою продукцию. Несмотря на то что, возможно, российская компания несет ответственность перед посредником за нарушение договора, это никак не влияет на положение британской компании, которая не имеет отношения к данному договору и не имеет представления о его условиях, хотя и знала о существовании такого договора.

Истец доказывал, что российское право нельзя рассматривать в отрыве от других гражданско-правовых систем, к которым оно относится. Позиция ответчика акцентирована только на форме и структуре, хотя при сравнении различных правовых систем необходимо концентрироваться на функциях различных институтов, понятий, принципов и техник, которые являются предметом сравнения. Истец фактически доказывал, что арбитры должны применить доктрину функциональной эквивалентности, разработанную К. Звейгертом и Г. Кецом <15>.

<15> "Новичок часто быстро делает вывод о том, что иностранной системе "нечего сказать" по конкретной проблеме. Здесь применяется принцип функциональности. Даже опытные компаративисты иногда ищут правило, которое, по их мнению, должно быть именно в определенном месте иностранной системы, там, где опыт их собственной системы заставляет предполагать существование такого правила; они неосознанно смотрят на проблему глазами своей собственной системы" (См.: Zweigert K., Kotz H. An Introduction to Comparative Law. 1997).

Отрицая тот факт, что российское право признает индивидуальные деликты и деликты с побуждающим мотивом и заговором в гражданском праве, юрист британской компании сравнивал только организацию и форму гражданско-правовых деликтных режимов. Все гражданско-правовые системы строят свои деликтные режимы по общему принципу ответственности или обязательства компенсировать нанесенный вред. В договоре англо-американская правовая традиция строит свой деликтный режим в соответствии с индивидуальными деликтами со специальными режимами. Это наблюдение заставляет посредника думать, что именно в силу отсутствия в гражданском праве индивидуализации деликтов не существует ограничений видов поведения, которое причиняет вред и может породить обязательство не компенсировать его, если это не ограничено в законодательстве, а в России таких положений законодательства нет.

В очередной раз цитируя К. Звейгерта и Г. Кеца, юрист посредника заметил: "Если мы оставим историю и обратимся к особенностям деликтного права, то сразу заметим, что под доктринальными положениями группы и виды дел, которые кажутся проблематичными в силу различных обстоятельств, в достаточной степени одинаковы во всех рассматриваемых правовых режимах, даже если с ними работать в разных частях правовых систем и с разными результатами... Например, каждой правовой системе известны дела, когда одно лицо побуждает второе нарушить договор с третьим лицом. В этом случае обычное право предусматривает специальный деликт о побуждении к нарушению договора. Для немецкого юриста такая ситуация подпадает под общее правило ст. 826 Германского гражданского уложения, но когда он переходит к комментариям данного раздела, то сразу смотрит на ключевую фразу "побуждение к нарушению договора" (Verleitung zum Vertragsbruch), чтобы найти подборку судебных решений, и задает вопрос, отвечает ли его дело условиям этих решений. Французские юристы и судьи действуют так же".

Юрист британской компании отвечал, что не существует российских комментариев и судебной практики, аналогичных французским и немецким источникам, упомянутым К. Звейгертом и Г. Кецем. Российская правовая наука также не поддерживает такое применение ст. 1064 ГК РФ, об этом даже нет никакого упоминания. Другими словами, это "молчание" российской науки отрицает возможное применение данной статьи к экономическим деликтам в понимании английского права.

Далее юрист ответчика заметил, что иностранная правовая практика, например немецкая и французская, в отношении побуждения к нарушению договора, как видно из комментариев и судебной практики, не может быть источником российского права. Не существует положений российского законодательства, которые позволили бы российскому суду или арбитру обратиться к иностранным правовым системам за объяснением, как толковать российское законодательство. Истец заметил, что Россия, безусловно, является частью континентальной традиции, даже если российское право входило в социалистическую или постсоциалистическую подгруппу гражданско-правовой семьи.

Юрист истца не согласился с тем, что обращение к немецким и французским комментариям за помощью в толковании ГК РФ означает использование иностранного права в качестве источника российского права. Это просто практическое использование сравнительного правоведения в целях толкования национальных норм. Было отмечено, что суды в англо-американской и гражданско-правовой юрисдикциях "прибегают к помощи сравнительного правоведения открыто и часто". В данной связи были процитированы слова Председателя Кассационного суда Франции Г. Канивета: "Граждане и судьи государств с более или менее сходными культурами и одинаковым уровнем экономического развития все менее склонны принимать ситуации, которые поднимают сходные проблемы, но разрешаются по-разному в силу существования разных правовых норм. Это происходит в области биоэтики, экономического права и ответственности. Во всех этих случаях существует тенденция достижения сходных решений, несмотря на разницу в применимых нормах права".

Считать ли вышеприведенный пример оправданным использованием сравнительного правоведения или злоупотреблением им, зависит от различных факторов. Насколько может утверждать автор, российское гражданское право противится расширительному применению ст. 1064 ГК РФ к таким экономическим деликтам, как побуждение или заговор, ведущий к нарушению договора, среди прочего в силу причин, присущих плановой экономике. Молчание российского закона и правовой доктрины в данном случае должно быть истолковано как отрицание данного вида экономического деликта, а не как безразличие или невежество. Если это верно, в интересах ли России, учитывая ее стремление перейти к рыночной экономике, продолжать отрицать экономические деликты?

В то же время очевидно, что юрист истца предполагает понимание Россией ст. 1064 ГК РФ таким образом именно потому, что она является частью европейской правовой семьи, а члены европейской правовой семьи признают экономические деликты, включая заговор или побуждение к нарушению договора. В действительности присоединение к гражданско-правовой семье правовых систем предопределяет российскую позицию в данном деле.

Находясь под влиянием своей собственной истории, этнического состава России, множественности правовых традиций и систем, наследия правовой теории и правовой формы, своего стиля кодификации, положения в международном сообществе, российское право, с моей точки зрения, продолжает искать свое собственное место. Это переходная пора, и конечный результат, и предназначение остаются неопределенными.

Библиографический список

Butler W.E. Civil Code of the Russian Federation. Oxford University Press, 2010.

Berman H.J. Law and Revolution. 2003.

Glenn H.P. Legal Traditions and "Legal Traditions" // The Journal of Comparative Law. 2007. II.

Glenn H.P. Legal Traditions of the World. 4th ed. Oxford University Press, 2011.

Cruz P. de. Comparative Law in a Changing World. 3rd ed. 2007.

Quigley J.B. Soviet Legal Innovation and the Law of the Western World. 2007.

Zweigert and Kotz. An Introduction to Comparative Law. 1997.

Алексеев С.С. Теория права. М., 1993.

Батлер У.Э. Российское право. 3-е изд. Нью-Йорк, 2009.

Лафитский В.И. Сравнительное правоведение в образах права. Т. I. М., 2010.

Марченко М.Н. Правовые системы современного мира. 2-е изд. М., 2008.

Марченко М.Н. Сравнительное правоведение. М., 2001.

Саидов А.Х. Сравнительное правоведение. М., 2003.

Тихомиров Ю.А. Курс сравнительного правоведения. М., 1996.