Мудрый Юрист

Проблема дифференциации гражданского процесса и эффективность судебной защиты прав в исполнительном производстве

Гальперин Михаил Львович, доцент кафедры судебной власти и организации правосудия факультета права НИУ ВШЭ, кандидат юридических наук, LL.M.

В настоящей статье автор предпринимает попытку комплексного анализа традиционной проблемы соотношения искового производства и производства, возникающего из публичных правоотношений, на примере дел, связанных с оспариванием решений, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя и возмещением вреда, причиненного в исполнительном производстве.

Ключевые слова: гражданский процесс, исполнительное производство, защита прав должника, возмещение вреда, судебный пристав.

Важными направлениями совершенствования правовой системы являются повышение эффективности правосудия, его доступности, снижение сроков судопроизводства, создание условий для своевременного исполнения судебных актов.

В 2010 г. впервые в нашей стране появился механизм компенсаций за нарушение права на судопроизводство в разумный срок и права на исполнение судебного акта в разумный срок <1>. Не секрет, что поводом для принятия соответствующего закона (помимо судебной практики Европейского суда по правам человека) стали объективные проблемы несвоевременного исполнения судебных актов по искам против публичных субъектов, недостатки существующего внутригосударственного механизма защиты имущественных и иных прав граждан и организаций в отношениях с государством. К настоящему времени закон, предусматривающий компенсацию за нарушение права на судопроизводство и исполнение судебного акта в разумный срок, достаточно активно применяется и получил позитивные оценки в профессиональной юридической среде в России и за рубежом.

<1> См.: Федеральный закон от 30.04.2010 N 68-ФЗ "О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок".

Вместе с тем, по нашему мнению, ни специальный закон о компенсациях, ни активное внедрение в судопроизводство современных технологий, ни значительное увеличение финансирования судебной системы - несмотря на исключительную необходимость таких мер - сами по себе не могут решить всех проблем, существующих в такой чувствительной сфере, как судопроизводство с участием государства. Очевидно, что, например, судебное решение о присуждении компенсации за нарушение права на исполнение судебного акта в разумный срок само по себе может исполняться неоправданно долго, что повлечет за собой право на новый иск о компенсации. В таком случае предусмотренная законом гарантия реализации права на доступ к правосудию станет фикцией. Процессуальный механизм судебного рассмотрения дел с участием государства, так же как и механизм исполнения соответствующих судебных актов, остается все тем же. Только существенная модернизация этих механизмов способна, наряду с иными мерами, реально улучшить ситуацию, решить застарелые системные проблемы судопроизводства, повысить уважение граждан к закону и суду, на практике обеспечить конституционные гарантии права на судебную защиту против незаконных действий государства и его должностных лиц.

В настоящей статье мы возьмем на себя смелость затронуть традиционную для гражданского процессуального права проблему судопроизводства с участием государства, решение которой, как представляется, способно значительно повысить уровень защиты прав и законных интересов граждан в отношениях с властными субъектами. Это проблема соотношения искового производства и производства, возникающего из публичных правоотношений.

Интересно, что юридическая наука и практика уже несколько десятилетий "совершают круг", пытаясь решить проблемы соотношения искового и публичного <2> судопроизводства, поставленные еще в середине прошлого столетия <3>. Однако отдельные изменения в законодательстве и разъяснения высших судов, как правило, представляющие собой реакцию лишь на конкретные аспекты более общей проблемы, не могут решить ее полностью, а зачастую вызывают к жизни новые противоречия и вопросы.

<2> Под которым для целей настоящей статьи мы понимаем производство, предусмотренное подразделом III ГПК РФ и разделом III АПК РФ.
<3> Вопросы соотношения искового и неисковых производств активно обсуждались в отечественной процессуальной науке с середины прошлого века, однако основные направления дискуссии существенно не изменились до сих пор (см., например: Чечина Н.А. Рассмотрение судами дел, возникающих из административно-правовых отношений (к проекту ГПК РФ) // Правоведение. 1994. N 5 - 6. С. 115 - 120; Чечот Д.М. Неисковые производства. М., 1973). Наиболее актуальные проблемы разграничения искового и публичного производств, в том числе затронутые в настоящей статье, критически анализируются в лекциях М.З. Шварца (www.civilprocess.ru/wiki/Публичное производство).

Поскольку формат статьи, безусловно, не позволяет даже сколько-нибудь полно обозначить вопрос о дифференциации гражданского процесса, рассмотрение предлагается осуществить на примере лишь одной категории дел - дел, связанных с незаконными решениями, действиями (бездействием) судебного пристава-исполнителя. Принудительное исполнение уже давно признано важнейшим этапом правосудия, поэтому надлежащая судебная защита прав субъектов исполнительного производства и иных лиц, вовлеченных в сферу принудительного исполнения, представляется неотъемлемым элементом гарантии конституционного права на судебную защиту. Кроме того, количество находящихся на исполнении исполнительных производств (более 35 млн. в первом полугодии 2012 г.) <4> и, соответственно, осуществляемых судебными приставами-исполнителями исполнительных действий иллюстрирует актуальность и масштаб проблемы.

<4> http://www.fssprus.ru/statistics

Перейдем теперь собственно к сути изложения. Начнем с примера, в качестве которого используем дело, рассмотренное Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ <5>. Компания обратилась в арбитражный суд с иском к отделу судебных приставов управления Федеральной службы судебных приставов по субъекту Российской Федерации о возмещении убытков, причиненных уклонением от перечисления компании денежных средств. В исковом заявлении компания указала на то, что в рамках исполнительного производства, в котором компания выступала взыскателем, денежные средства, взысканные с должника, поступили на депозитный счет службы судебных приставов, однако в течение длительного времени на счет компании не перечислялись. Вступившим в законную силу решением арбитражного суда бездействие судебного пристава-исполнителя, выразившееся в неперечислении денежных средств компании, признано незаконным, на него возложена обязанность перечислить на счет компании находящиеся на депозитном счете службы судебных приставов денежные средства.

<5> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 18.10.2011 N 5558/11.

Во исполнение данного решения выдан исполнительный лист, на основании которого возбуждено исполнительное производство. Однако через определенный промежуток времени исполнительное производство было окончено без фактического исполнения. Соответствующее постановление судебного пристава-исполнителя об окончании исполнительного производства и возвращении исполнительного документа признано арбитражным судом незаконным. Суд вновь обязал судебного пристава-исполнителя предпринять действия, направленные на исполнение требований первоначального исполнительного листа.

В связи с тем что компании указанные денежные средства так и не были перечислены, она обратилась в арбитражный суд с указанным выше иском, содержащим требование о возмещении убытков в связи с невозвратом денежных средств (первоначально заявила требование о взыскании процентов за пользование чужими денежными средствами). Решением арбитражного суда иск был удовлетворен.

Приведенное дело, которое является исключительно точным отражением тех проблем, которые мы бы хотели рассмотреть в статье, с процессуальной точки зрения интересно как минимум в двух аспектах <6>.

<6> Решение Арбитражного суда города Москвы от 18.07.2012 по делу N А40-146928/09-65-760.

Во-первых, компании в целях защиты своих прав в связи с одним и тем же фактом нарушения закона в исполнительном производстве (невозвращение перечисленных денег) пришлось выступить как истцом в исковом производстве против публичного субъекта, так и заявителем в деле об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления, иных органов, организаций, наделенных федеральным законом отдельными государственными или иными публичными полномочиями, должностных лиц (гл. 24 АПК РФ).

Во-вторых, исходя из содержания судебного решения, помимо компании-истца, участниками процесса выступили межрайонный отдел управления Федеральной службы судебных приставов по субъекту Российской Федерации (ответчик), Федеральная служба судебных приставов, управление Федеральной службы судебных приставов по субъекту Российской Федерации, Министерство финансов Российской Федерации в лице управления Федерального казначейства по субъекту Российской Федерации (соответчики).

Возникает целый ряд вопросов. Возможно ли рассмотрение требований об оспаривании решений, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя и о возмещении вреда, причиненного такими решениями, действиями (бездействием), в одном судебном процессе? Если да, в каком виде судопроизводства должны рассматриваться такие требования: в исковом или в производстве, возникающем из публичных правоотношений? Если нет, обязательно ли наличие вступившего в законную силу акта суда о признании незаконными решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя для обращения в суд с иском о возмещении вреда? Каков должен быть надлежащий порядок судопроизводства и состав участников процесса при рассмотрении заявления об оспаривании решений, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя и о возмещении вреда, причиненного такими решениями, действиями (бездействием)? Каковы пределы полномочий суда в определении круга участников процесса в таких делах? Попробуем найти ответы на эти вопросы.

Совершенно очевидно, что последовательное прохождение заявителем двух процедур судопроизводства - искового и публичного, - с учетом возможности обжалований соответствующих судебных актов и сроков их вступления в силу, может занять долгое время (в рассматриваемом деле этот срок составил почти шесть лет!), что нельзя признать допустимым с точки зрения обеспечения права на судебную защиту. Кроме того, в двух процессах заявитель стремится к одной и той же цели - к защите своего нарушенного права, устранению последствий нарушения, в том числе посредством возмещения причиненного государством вреда.

Заметим, что на возможность рассмотрения вопроса о законности решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя в исковом процессе при разрешении гражданско-правового требования о возмещении вреда в соответствии со ст. 1069 ГК РФ обратил внимание Президиум ВАС РФ в п. 4 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел о возмещении вреда, причиненного государственными органами, органами местного самоуправления, а также их должностными лицами (информационное письмо от 31.05.2011 N 145, далее - информационное письмо N 145), указав, что "тот факт, что ненормативный правовой акт не был признан в судебном порядке недействительным, а решение или действия (бездействие) государственного органа - незаконными, сам по себе не является основанием для отказа в иске о возмещении вреда, причиненного таким актом, решением или действиями (бездействием). В названном случае суд оценивает законность соответствующего ненормативного акта, решения или действий (бездействия) государственного или муниципального органа (должностного лица) при рассмотрении иска о возмещении вреда" <7>. Более того, по мнению ряда процессуалистов, даже в том случае, если до подачи иска о возмещении вреда в суд лицо ранее обращалось в порядке публичного производства с заявлением об оспаривании решения, действия (бездействия) судебного пристава-исполнителя, вынесенный судом акт по последнему требованию не всегда обязателен для суда в исковом производстве, который вновь устанавливает соответствующие обстоятельства нарушения закона судебным приставом-исполнителем <8>.

<7> Не вполне ясно, каким образом такое указание соотносится с абз. 2 ст. 13 ГК РФ, в соответствии с которым нарушенное право подлежит восстановлению или защите способами, предусмотренными ст. 12 ГК (в том числе возмещение убытков), только в случае признания соответствующего акта государственного органа недействительным судом. Видимо, в данном случае необходимо принятие промежуточного судебного решения, существование которого в российской процессуальной доктрине традиционно отвергается.
<8> См.: Решетникова И.В. Справочник по доказыванию в гражданском судопроизводстве. М., 2005. В п. 3 информационного письма N 145 излагается противоположная позиция.

Таким образом, не исключается возможность оценки законности актов судебного пристава-исполнителя в исковом производстве в порядке "косвенного нормоконтроля" <9>, при котором целью процесса не является признание самого проверяемого акта незаконным и недействительным, но такое признание служит средством для достижения конечной цели искового производства - применение гражданско-правовых способов защиты нарушенного субъективного права.

<9> Мы применяем по аналогии такой термин к отношениям по проверке судом законности ненормативных актов, решений, действий (бездействия) органов и должностных лиц.

Однако следует также обратить внимание на тот факт, что в соответствии с ч. 1 ст. 258 ГПК РФ суд, признав заявление об оспаривании решения, действий (бездействия) должностного лица обоснованным, принимает решение об обязанности соответствующего должностного лица устранить в полном объеме допущенное нарушение прав и свобод гражданина или препятствие к их осуществлению. Аналогичная норма содержится в п. 3 ч. 5 ст. 201 АПК. Следовательно, буквальное толкование закона предполагает необходимость полной и окончательной защиты прав судом и в публичном производстве, которая теоретически может в себя включать не только действия неимущественного характера (например, обязание должностного лица рассмотреть направленное ему обращение гражданина), но и применение мер имущественного характера (например, возврат незаконно удержанных денежных средств).

Как отметил Верховный Суд РФ, "определение... вида судопроизводства (исковое или по делам, возникающим из публичных правоотношений), в котором подлежат защите права и свободы гражданина или организации, не согласных с решением, действием (бездействием) органа государственной власти, органа местного самоуправления, должностного лица, государственного или муниципального служащего, зависит от характера правоотношений, из которых вытекает требование лица, обратившегося за судебной защитой, а не от избранной им формы обращения в суд (например, подача заявления в порядке, предусмотренном главой 25 ГПК РФ, или подача искового заявления)... судья не вправе отказать в принятии заявления, если установит, что данное заявление подлежит рассмотрению и разрешению в ином виде гражданского судопроизводства..." <10>.

<10> Пункты 9 и 17 Постановления Пленума ВС РФ от 10.02.2009 N 2 "О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих".

Закон (в толковании высших судебных инстанций) позволяет оценить законность решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя как в исковом, так и в публичном судопроизводстве, и заявитель не рискует получить отказ в заявлении (иске), совершив формальную ошибку. Однако простое "механическое" соединение искового и публичного производства по указанным категориям дел не может привести к ожидаемому результату.

Несмотря на то что вопрос о выборе вида судопроизводства, как кажется с первого взгляда, решен, предлагаемое решение не может быть признано вполне удовлетворительным в долгосрочной перспективе и представляет собой косметический ремонт здания, требующего капитальной реконструкции. Как верно заметил Верховный Суд в приведенной выше цитате, указанные виды судопроизводства значительно различаются по самой своей сущности, по характеру правоотношений, являющихся предметом судебного рассмотрения в той или иной ситуации. Подобные сущностные особенности предопределяют и соответствующие особые процессуальные механизмы.

Итак, проведем сравнение двух видов судопроизводства (искового и публичного) с точки зрения их основных характеристик - применительно к делам, связанным с оценкой законности решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя.

Начнем с процессуальных сроков. Законом предусмотрен различный срок подачи двух видов процессуальных документов: иска и заявления об оспаривании решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя. Для иска о возмещении вреда, очевидно, действует общий срок исковой давности, предусмотренный ст. 196 ГК РФ, - три года. В соответствии с ч. 2 ст. 441 ГПК и ст. 122 Федерального закона от 02.10.2007 N 229-ФЗ "Об исполнительном производстве" (далее - Закон об исполнительном производстве) заявление об оспаривании решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя в порядке публичного производства подается в десятидневный срок со дня вынесения постановления, совершения действий либо со дня, когда взыскателю, должнику или лицам, чьи права и интересы нарушены таким постановлением, действиями (бездействием), стало известно о нарушении их прав и интересов. Совершенно очевидно, что возможность оценки законности акта судебного пристава-исполнителя в исковом процессе в течение трех лет после его принятия вряд ли будет способствовать стабильности гражданского оборота и обеспечению своевременности исполнительного производства. Ни должник, ни взыскатель, ни приобретатель имущества должника, ни иные лица не смогут быть уверены в правовом статусе соответствующего имущества в течение длительного периода времени после окончания исполнительного производства. Не создает ли такое регулирование, с учетом приведенных выше разъяснений высших судов относительно возможности выбора вида судопроизводства, возможности для злоупотреблений процессуальным правом?

Заметим также, что согласно ч. 4 ст. 128 Закона об исполнительном производстве рассмотрение заявления судом осуществляется в десятидневный срок. При этом нормативные сроки рассмотрения дел в исковом процессе (ч. 1 ст. 154 ГПК и ч. 1 ст. 152 АПК) исчисляются месяцами.

Теперь обратим внимание на норму ч. 3 ст. 247 ГПК РФ, в соответствии с которой в случае, если при подаче заявления в порядке публичного производства в суд будет установлено, что имеет место спор о праве, подведомственный суду, судья оставляет заявление без движения и разъясняет заявителю необходимость оформления искового заявления. Традиционно в доктрине гражданского процесса выдвигается тезис о том, что спор о праве гражданском может быть разрешен только в исковом процессе <11>. Наличие спора о праве, предполагающего материально-правовое равенство истца и ответчика, традиционно является основным признаком, позволяющим отграничить исковое производство от публичного, притом что субъекты последнего находятся друг с другом в отношениях власти и подчинения. Соединение в одном заявлении требований, основанных на отношениях равенства субъектов (возмещение вреда) и властных отношениях (оспаривание обязательного для заявителя решения должностного лица государства), обусловливает наличие проблем дифференциации гражданского процесса.

<11> См., например: Чечот Д.М. Иск и исковые формы защиты права // Правоведение. 1969. N 4. С. 71 - 79.

Не вдаваясь в многолетнюю дискуссию о сущности и значении спора о праве в гражданском процессе, констатируем лишь, что в ходе судебного контроля над исполнительным производством по целому ряду вопросов существует реальная, объективная необходимость разрешения спора о праве.

Такая необходимость неизбежно возникает, например, при оспаривании результатов оценки имущества должника, передаваемого на реализацию, при обращении взыскания на имущество должника, находящееся у третьих лиц (ст. 77 Закона об исполнительном производстве) <12>, при изменении способа и порядка исполнения судебного акта, установлении невозможности его исполнения и т.п. В этом смысле ч. 3 ст. 247 ГПК, так же как и ч. 2 ст. 442 ГПК, предполагающая рассмотрение в исковом процессе требования третьего лица об освобождении его имущества от ареста, представляется скорее данью традиции. Последним ярким примером неизбежной трансформации искового и публичного производств в сфере принудительного исполнения является следующее дело, рассмотренное Президиумом ВАС РФ <13>.

<12> Заметим, что данная статья предусматривает еще одну - дополнительно к исковому и публичному производству - судебную процедуру в исполнительном производстве: процедуру судебного санкционирования.
<13> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 22.03.2012 N 6136/11.

Согласно фабуле дела общество с ограниченной ответственностью (взыскатель в исполнительном производстве) обратилось в арбитражный суд с заявлением о признании недействительным постановления судебного пристава-исполнителя об отмене актов о наложении ареста (описи имущества). Решениями арбитражных судов трех инстанций в удовлетворении требования было отказано. В заявлении, поданном в ВАС, общество просило эти решения отменить и удовлетворить заявленное требование. По мнению заявителя, суды необоснованно не дали оценку действительности договора купли-продажи, представленного судебному приставу-исполнителю для снятия ареста, на предмет наличия у него признаков мнимой сделки (заявитель полагал, что договор купли-продажи, подтверждающий принадлежность арестованного имущества третьему лицу, а не должнику, был подписан недобросовестным должником и третьим лицом уже после наложения ареста). Высшая судебная инстанция удовлетворила заявление и указала на то, что суды в ходе производства об оспаривании решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя неправомерно не дали правовой оценки доводам общества о недействительности договора купли-продажи, учитывая, что из поведения должника и обстоятельств дела (отсрочка оплаты, отсутствие факта передачи имущества покупателю) следует, что эта сделка имеет признаки мнимой и направлена на сокрытие имущества от кредиторов. Соответственно, поскольку у судебного пристава-исполнителя не было надлежащих правовых оснований для снятия ареста с имущества должника по исполнительному производству по причине мнимости договора купли-продажи, вынесенное им постановление об отмене актов о наложении ареста (описи имущества) признано ВАС незаконным.

Из приведенного акта суда следует, что не только суд в публичном производстве, но и сам судебный пристав при вынесении постановления обязаны определить статус имущества, являющегося предметом исполнительного производства, фактически обеспечить разрешение гражданско-правового спора о принадлежности имущества между взыскателем, должником и третьим лицом в исполнительном производстве. Получается, что теперь взыскателю не требуется подавать иск о применении последствий недействительности ничтожной сделки, совершенной должником со своим имуществом, доказывать обстоятельства, свидетельствующие о ее недействительности в состязательном исковом процессе. Соответствующие вопросы могут быть разрешены судом в "усеченном" публичном производстве, в котором, заметим, бремя доказывания законности постановления, принятого на основании спорной сделки, лежит на судебном приставе-исполнителе. При этом тяжело себе представить, каким образом на практике сложный гражданско-правовой вопрос статуса имущества может быть решен вне процедуры, предусматривающей исследование и оценку доказательств по делу, привлечение третьих лиц, обладающих определенным статусом, и соблюдение процессуального регламента состязательного искового процесса. Процедура судебного оспаривания решения судебного пристава-исполнителя, очевидно, для решения таких вопросов не вполне пригодна. И такая непригодность процесса влечет только одно - нарушение прав и законных интересов его участников.

Приведенный пример в сопоставлении с процитированным выше п. 4 информационного письма N 145, призывающего, напротив, оценивать законность действий судебного пристава-исполнителя в исковом процессе, должен не только проиллюстрировать саму проблему, но и обратить внимание на риски такого ее решения, при котором сложнейший вопрос процессуального права, связанный с защитой конституционных прав граждан, разрешается посредством механической отсылки к той или иной судебной процедуре. Безусловно, проблема необходимости разрешения спора о праве в публичном процессе и оценки законности в процессе исковом давно назрела, однако она требует концептуального решения.

Продолжим рассмотрение характеристик публичного и искового процессов. Как было отмечено выше, в исковом и публичном процессах принципиально различным образом решаются вопросы бремени доказывания. В целях защиты слабой стороны в публичном судопроизводстве бремя доказывания законности принятого публичным субъектом оспариваемого решения традиционно возлагается - как исключение из общего правила - на сам орган, а не на заявителя. Данная концепция нашла свое отражение, например, в ч. 1 ст. 249 ГПК РФ. В исковом процессе о возмещении вреда, причиненного незаконным действием судебного пристава-исполнителя, действует общее правило распределения бремени доказывания, при котором истец доказывает все обстоятельства, на которые ссылается (включая незаконность действий публичного субъекта), а ответчик в соответствии с п. 2 ст. 1064 ГК доказывает лишь свою невиновность в причинении вреда. Не вполне ясно с учетом указанного, каким образом должно распределяться бремя доказывания в "объединенном процессе", предусмотренном п. 4 информационного письма N 145.

Представляется также примечательным п. 5 информационного письма N 145, в котором Президиум ВАС отметил, что, "требуя возмещения вреда, истец обязан представить доказательства, обосновывающие противоправность акта, решения или действий (бездействия) органа (должностного лица), которыми истцу причинен вред. При этом бремя доказывания обстоятельств, послуживших основанием для принятия такого акта или решения либо для совершения таких действий (бездействия), лежит на ответчике... суд оценивает противоправность действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя с учетом обстоятельств, послуживших основанием для таких действий (бездействия), обязанность доказывания которых в силу части 1 статьи 65 АПК РФ лежит на ответчике". В ч. 1 ст. 65 АПК после первого предложения, устанавливающего общее правило распределения бремени доказывания в исковом процессе ("каждый доказывает то, на что ссылается"), во втором предложении указано, что "обязанность доказывания обстоятельств, послуживших основанием для принятия государственными органами, органами местного самоуправления, иными органами, должностными лицами оспариваемых актов, решений, совершения действий (бездействия), возлагается на соответствующие орган или должностное лицо". Исходя из системного толкования АПК процитированное второе предложение ч. 1 ст. 65 Кодекса распространяется на все виды судопроизводства, а не только лишь на публичное (поскольку норма помещена законодателем в раздел I "Общие положения"). Вместе с тем в ГПК РФ аналогичная норма содержится в ст. 249, которая включена в подраздел, посвященный исключительно делам, возникающим из публичных правоотношений <14>.

<14> В ч. 3 ст. 189 АПК РФ в отношении бремени доказывания обстоятельств, послуживших основанием для принятия оспариваемого акта, норма ч. 1 ст. 65 АПК РФ продублирована для публичного производства.

Можно сделать вывод о том, что согласно АПК бремя доказывания обоснованности и de facto законности своих действий возложено на публичного субъекта в любом виде судопроизводства, в том числе при рассмотрении поданного против него иска о возмещении вреда. Согласно ГПК такое бремя возложено лишь в делах публичного производства, тогда как в исковом процессе действует общее правило доказывания. Очевидно, что указанное различие не является оправданным ни с точки зрения единства гражданской процессуальной формы (с учетом того, что иски и заявления в связи с нарушением прав в исполнительном производстве могут рассматриваться и в арбитражных судах, и в судах общей юрисдикции), ни с точки зрения самой сути искового процесса, в котором действуют равноправные с точки зрения материального права субъекты.

Нетрудно также заметить, что по делам об оспаривании решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя и в исковых делах о возмещении вреда, причиненного такими решениями, действиями (бездействием), действуют различные правила территориальной подсудности, что также препятствует даже гипотетическому объективному соединению соответствующих дел. Так, согласно ч. 1 ст. 128 Закона об исполнительном производстве и ч. 2 ст. 441 ГПК Постановления должностного лица службы судебных приставов, его действия (бездействие) по исполнению исполнительного документа могут быть оспорены в арбитражном суде либо суде общей юрисдикции, в районе деятельности которого указанное лицо исполняет свои обязанности. В случае же предъявления гражданско-правового иска о возмещении вреда будут действовать общие положения о подсудности (по месту нахождения ответчика), предусмотренные ст. 28 ГПК и ст. 35 АПК. Также в этом случае могут действовать и правила о подсудности по выбору истца (ч. 5 ст. 29 ГПК) - если, например, в ходе исполнительного производства причинен вред здоровью.

Наконец, соединение рассмотрения двух требований в одном судопроизводстве связано с важнейшей проблемой правильного определения круга субъектов, участвующих в гражданском процессе. Надлежащий состав участников судопроизводства должен быть определен судом в соответствии с законом. Привлечение в процесс "лишних" участников связано не только со значительным затягиванием рассмотрения дела, но и существенно нарушает права и законные интересы всех участников процесса. Кроме того, непривлечение в процесс всех необходимых лиц ставит под сомнение законность вынесенного судебного акта <15>.

<15> См.: ч. 4 ст. 330 ГПК РФ, ч. 4 ст. 288 АПК РФ.

Обратимся к приведенному в начале статьи делу о возмещении убытков в связи с неперечислением отделом судебных приставов денежной суммы в пользу взыскателя. Напомним, что, помимо истца, участниками указанного процесса выступили межрайонный отдел управления Федеральной службы судебных приставов по субъекту Российской Федерации (ответчик), Федеральная служба судебных приставов, управление Федеральной службы судебных приставов по субъекту Российской Федерации, Министерство финансов Российской Федерации в лице управления Федерального казначейства по субъекту Российской Федерации (соответчики). В ходе процесса истец заявил об отказе от исковых требований ко всем соответчикам, кроме межрайонного отдела управления Федеральной службы судебных приставов, который, однако, определением арбитражного суда был заменен надлежащим ответчиком - Российской Федерацией в лице Федеральной службы судебных приставов. Наконец, судом в соответствии со ст. 51 АПК РФ в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора, привлечено управление Федеральной службы судебных приставов (которое ранее выступало одним из соответчиков).

В исковом процессе о возмещении вреда, причиненного незаконными решениями, действиями (бездействием) судебного пристава-исполнителя (впрочем, как и по другим аналогичным делам) в качестве единственного ответчика выступает Российская Федерация как публичный субъект <16>. Указанное однозначно следует из ст. 16 ГК РФ. В этом смысле представляется не вполне корректным разъяснение, содержащееся в п. 12 Постановления Пленумов ВС и ВАС РФ от 01.07.1996 N 6/8 "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации", согласно которому "предъявление гражданином или юридическим лицом иска непосредственно к государственному органу или к органу местного самоуправления, допустившему соответствующее нарушение, не может служить основанием к отказу в принятии искового заявления либо к его возвращению без рассмотрения. В этом случае суд привлекает в качестве ответчика по делу соответствующий финансовый или иной управомоченный орган". Ни орган или должностное лицо, причинившие вред, ни финансовый орган публичного субъекта ответчиками не являются по той причине, что они не являются субъектами соответствующего гражданского правоотношения, выступающего предметом судебного рассмотрения по иску о возмещении вреда. Безусловно, Российская Федерация выступает в материальных и процессуальных правоотношениях не непосредственно, а через органы государственной власти и иных субъектов в соответствии с законом. Согласно п. 3 ст. 158 Бюджетного кодекса РФ в суде от имени Российской Федерации, субъекта Российской Федерации, муниципального образования по искам о возмещении вреда, причиненного незаконными решениями и действиями (бездействием) государственных органов (органов местного самоуправления) либо должностных лиц этих органов, выступает соответствующий главный распорядитель бюджетных средств, понятие которого дано в п. 1 указанной статьи.

<16> Распространены случаи, когда в качестве ответчика по искам о возмещении вреда, причиненного судебным приставом-исполнителем, неправомерно привлекается Минюст России (см., например: Постановление ФАС Дальневосточного округа от 08.12.2010 N Ф03-8562/2010).

Поскольку Федеральная служба судебных приставов обладает полномочиями главного распорядителя бюджетных средств <17>, именно в ее и только ее лице Российская Федерация выступает в судебном процессе по иску о возмещении вреда, причиненного судебным приставом-исполнителем.

<17> Подпункт 8 п. 6 Положения о Федеральной службе судебных приставов, утв. Указом Президента РФ от 13.10.2004 N 1316.

Интересным является вопрос о правовой природе такого процессуального представительства. От решения указанного вопроса будет зависеть как круг полномочий представителя, так и порядок и последствия его допуска в процесс и замены. Процессуальным законодательством предусмотрено несколько видов представительства, в том числе договорное представительство (по доверенности, на основании адвокатского ордера или на основании заявления в суде), представительство органами юридического лица, законное представительство, представительство по назначению суда (ex officio). Представительство органами публичного субъекта не охватывается полностью ни одним из перечисленных видов процессуального представительства <18>, однако, по нашему мнению, наиболее схоже с институтом участия в процессе юридического лица через свои органы в пределах полномочий, предоставленных им федеральным законом, иными правовыми актами или учредительными документами юридического лица (ч. 2 ст. 48 ГПК, ч. 4 ст. 59 АПК) <19>.

<18> Этот факт, очевидно, следует отнести к недостаткам законодательства, которое должно предусматривать исчерпывающее регулирование процессуального статуса всех участников процесса.
<19> Данное заключение отчасти вытекает из нормы п. 2 ст. 124 ГК, предусматривающей возможность применения к участию публичных субъектов в гражданском обороте норм, предназначенных для юридических лиц.

В этой связи привлечение представителя Российской Федерации в процесс осуществляется судом в соответствии с требованиями законодательства, определяющего полномочия соответствующего органа. Истец не обладает правом на привлечение в процесс того или иного представителя ответчика, соответственно, суд не может быть связан указаниями в иске на тот или иной орган, который должен, по мнению истца, представлять Российскую Федерацию. Как верно отметил ВАС, "в силу статей 16, 1069 Гражданского кодекса Российской Федерации ответчиком по иску о возмещении вреда, причиненного государственными или муниципальными органами, а также их должностными лицами, является соответствующее публично-правовое образование. В связи с этим замена органа, уполномоченного представлять публично-правовое образование, не является заменой ответчика в смысле статьи 47 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации" <20>.

<20> Пункт 1 информационного письма N 145.

Таким образом, в качестве ответчика по искам о возмещении вреда, причиненного судебным приставом-исполнителем, не могут выступать территориальные органы Федеральной службы судебных приставов, Министерство юстиции или Министерство финансов. По нашему мнению, суд не может принять отказ истца от иска в отношении таких "ненадлежащих представителей", поскольку отказ от иска предполагает наличие надлежащего ответчика, на которого в соответствии с законом могут распространяться юридические последствия отказа от иска и иных распорядительных действий истца. Установление судом того обстоятельства, что в качестве ответчика по указанным делам выступает какое-либо лицо, кроме Российской Федерации, должно влечь отказ в удовлетворении исковых требований <21>. При этом указание истцом ненадлежащего органа в качестве представителя Российской Федерации совершенно очевидно не влечет таких последствий, поскольку определение надлежащего представителя (как и в случае с законным представителем и органом - представителем юридического лица) является обязанностью суда, но не истца (точно так же суд и никто другой должен установить, к примеру, надлежащего законного представителя малолетнего ответчика) <22>. Следовательно, замена такого органа или лица как представителя Российской Федерации осуществляется судом независимо от согласия истца (в отличие от замены ответчика).

<21> Заметим, что соответствующие органы могут выступать в качестве ответчиков и в собственном лице (например, в трудовых спорах).
<22> См.: п. 1 Постановления Пленума ВАС РФ от 22.06.2006 N 23 "О некоторых вопросах применения арбитражными судами норм Бюджетного кодекса Российской Федерации".

Иные государственные органы и должностные лица, кроме главного распорядителя, не могут привлекаться судом также и в качестве иных лиц, участвующих в деле, в том числе третьих лиц <23>. Статус третьего лица предполагает материально-правовую заинтересованность в исходе дела, распространение на соответствующих лиц законной силы судебного решения. "Ненадлежащие" органы - представители Российской Федерации такой признанной законом материально-правовой заинтересованности не имеют. Пожалуй, единственное исключение - привлечение в исковой процесс о возмещении вреда в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора, самого судебного пристава-исполнителя, причинившего вред, в целях взыскания с него в дальнейшем выплаченных Российской Федерацией сумм в порядке регресса <24>. Кроме того, в исковом процессе в качестве третьих лиц, не заявляющих самостоятельных требований относительно предмета спора, могут привлекаться, например, хранитель, оценщик, реализатор имущества и иные субъекты, чьи материально-правовые интересы могут быть затронуты требованием о возмещении причиненного в исполнительном производстве вреда.

<23> Достаточно часто на практике в таких спорах истцами и судами неправильно определяется состав лиц, участвующих в деле, и к участию в деле привлекаются ненадлежащие субъекты (см., напр.: Постановления Президиума ВАС РФ от 23.11.2010 N 6763/10 (привлечены Минюст России и Минфин России) и от 27.07.2010 N 13466/08 по делу N А04-2952/07-15/125 (привлечены Минфин, отдел судебных приставов управления Федеральной службы судебных приставов); Определение ВАС РФ от 25.02.2010 N ВАС-15135/08 (привлечен Минюст)). В случае привлечения в качестве третьего лица, например, Минюста России сложится парадоксальная ситуация, когда Российская Федерация будет участвовать в деле в двух процессуальных статусах - ответчика (в лице Федеральной службы судебных приставов) и третьего лица (в лице Минюста), что противоречит самой природе гражданского судопроизводства.
<24> В таком случае в связи с преюдициальным значением вступившего в законную силу решения суда по иску о возмещении вреда соответствующие обстоятельства не будут устанавливаться в новом судебном процессе.

Отметим также, что суд не связан указанием в исковом заявлении на тех или иных лиц, участвующих в деле (кроме ответчика). Все иные лица, участвующие в деле, как и все иные участники процесса, допускаются в дело по разрешению суда. Соответственно, в случае подачи искового заявления, в котором в качестве представителей ответчика или в качестве третьих лиц указаны ненадлежащие лица или органы, суд отказывает в привлечении их в дело, на что может быть указано в определении о назначении дела к судебному разбирательству. Правильное определение ответчика, его представителей и статуса иных участников процесса по указанным делам влияет на решение вопросов о перечне распорядительных полномочий участников процесса <25>, порядке и последствиях замены участников процесса и их правопреемства, порядке распределения судебных расходов, субъективных пределах законной силы судебного решения, что напрямую влияет на законность и обоснованность вынесенного судебного акта.

<25> Очевидны различия между перечнями таких полномочий в исковом и публичном производствах. В последнем при оспаривании решения, действий (бездействия) должностного лица недопустимо заключение мирового соглашения (см.: п. 27 Постановления Пленума ВС РФ от 10.02.2009 N 2 "О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих").

В публичном производстве по оспариванию решения, действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя принципиально иной состав участников процесса, нежели в исковом производстве о возмещении вреда, причиненного такими решениями, действиями (бездействием), что является еще одной важной причиной невозможности механического объединения двух видов производств в одном процессе.

В соответствии со ст. 34 ГПК лицами, участвующими в деле, являются стороны, третьи лица, прокурор, лица, обращающиеся в суд за защитой прав, свобод и законных интересов других лиц или вступающие в процесс в целях дачи заключения по основаниям, предусмотренным ст. ст. 4, 46 и 47 ГПК, заявители и другие заинтересованные лица по делам особого производства и по делам, возникающим из публичных правоотношений. В соответствии со ст. 257 ГПК заявление об оспаривании решения, действий (бездействия) должностного лица рассматривается судом с участием гражданина-заявителя, должностного лица, решение, действия (бездействие) которого оспариваются. По смыслу процессуального закона никакие иные лица, кроме заинтересованных лиц, из категории лиц, участвующих в деле, в публичное производство не привлекаются. При этом под заинтересованными лицами законом понимаются заявитель (ч. 1 ст. 247 ГПК) и должностное лицо, чей акт оспаривается <26>. Лицом, участвующим в деле, в таком случае выступает сам судебный пристав-исполнитель, принявший оспариваемое решение, совершивший действия или допустивший бездействие <27>. По смыслу Закона об исполнительном производстве и Федерального закона от 21.07.1997 N 118-ФЗ "О судебных приставах" судебный пристав-исполнитель является самостоятельным должностным лицом, обладающим процессуальными полномочиями в исполнительном производстве. Он от собственного имени выносит юридически значимые постановления, обусловливающие движение исполнительного производства, затрагивающие права и законные интересы граждан и организаций. Выносимые судебным приставом-исполнителем постановления являются актами должностного лица, а не актами территориального органа Федеральной службы судебных приставов или Федеральной службы судебных приставов в целом. Ни отдел судебных приставов, ни Федеральная служба судебных приставов (без участия которой как главного распорядителя средств бюджета невозможно рассмотрение вопроса о возмещении гражданско-правового вреда), ни Минюст России, ни Минфин России, ни иные органы и лица, исходя из буквального толкования процессуального закона, привлекаться к участию в публичном производстве наряду с судебным приставом-исполнителем не могут <28>.

<26> Часть 2 ст. 200 АПК РФ предусматривает необходимость уведомления о времени и месте судебного заседания не только заявителя и должностного лица, принявшего оспариваемое решение, но и "иных заинтересованных лиц", однако не определяет процессуальный статус последних.
<27> В связи с этим неправомерной представляется практика привлечения в дело третьих лиц "на стороне заинтересованных лиц" в публичном производстве (см., например: решение Арбитражного суда Республики Дагестан от 06.04.2011 по делу N А15-2064/2009).
<28> В судебной практике господствует противоположное мнение (см., к примеру: Постановление Президиума ВАС РФ от 22.03.2012 N 6136/11 по делу N А60-29137/2010-С5).

В этой связи обратим внимание на разъяснение Верховного Суда, содержащееся в п. 18 Постановления Пленума ВС РФ от 10.02.2009 N 2 "О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих", в соответствии с которым, помимо лиц, указанных в ч. 1 ст. 247 ГПК, суд в необходимых случаях вправе по своей инициативе привлечь к участию в деле в качестве заинтересованных и иных лиц. Не вполне ясно, каков будет статус таких лиц, поскольку он не установлен процессуальным законом. В частности, Верховный Суд предлагает привлекать в публичное производство соответствующий орган государственной власти или орган местного самоуправления, если оспариваются решение, действия (бездействие) структурного подразделения органа государственной власти или органа местного самоуправления, не являющегося юридическим лицом (видимо, наряду с таким структурным подразделением). Возникает вопрос о том, каким образом вообще структурное подразделение, не являющееся юридическим лицом, может стать участником гражданского процесса, не обладая гражданской процессуальной правоспособностью в соответствии со ст. 36 ГПК.

Подводя итог, можно сделать вывод о том, что эффективное рассмотрение в одном процессе требований о возмещении вреда, причиненного решением, действиями (бездействием) судебного пристава-исполнителя, и заявления об оспаривании такого решения, действий (бездействия) с точки зрения существующего законодательства значительно затруднено, причиной чему являются объективно обусловленные принципиальные различия соответствующих видов судопроизводства, а также ряд противоречий и пробелов в законодательстве (в том числе в отношении участия третьих лиц в публичном производстве).

Мы полагаем, что указанные проблемы восстановления прав, нарушенных действиями судебного пристава-исполнителя, могут быть решены только посредством формирования специализированных полноценных судебных процедур защиты в исполнительном производстве, в которых суд в состязательной процедуре с участием всех заинтересованных лиц, участников исполнительного производства (прежде всего тех, в интересах которых был вынесен оспариваемый акт судебного пристава) сможет не только оценить законность действий судебного пристава-исполнителя, но и применить гражданско-правовые способы защиты нарушенного или оспоренного права. В таких процедурах могут решаться вопросы действительности сделок, совершенных должником со своим имуществом, вопросы правильности оценки имущества и его принадлежности, защиты прав участников торгов в исполнительном производстве, возмещении вреда, причиненного должнику, взыскателю или третьим лицам. Такие судебные процедуры, по всей видимости, должны быть в большей степени приближены к исковому, нежели к публичному производству. В подобной процедуре может быть обеспечена необходимая концентрация процесса (в числе прочего должно быть обеспечено отсутствие противоречащих друг другу актов судов по одному делу), должны рассматриваться все возникающие в исполнительном производстве вопросы независимо от их характера и круга вовлеченных субъектов (как это, например, происходит в делах о несостоятельности). Дифференциация гражданского судопроизводства не должна препятствовать его эффективности, не должна создавать для граждан и организаций неопределенность при выборе форм и способов защиты своего субъективного права.

Более радикальный вариант - законодательное закрепление исключительно исковой формы оспаривания ненормативных правовых актов, решений, действий (бездействия) органов публичной власти и должностных лиц в том случае, если целью такого оспаривания является применение гражданско-правовых способов защиты (признание сделки недействительной, реституция, возмещение вреда, заключение или прекращение договора и т.п.). Одновременно необходима разработка правовых и организационных мер по упорядочиванию в целом процесса представления интересов государства в судах по гражданским и иным делам, созданию условий для повышения профессионального качества представительства, обобщения и анализа всей судебной практики по делам с участием публичных субъектов <29>. Кроме того, эффективность самостоятельного участия судебного пристава-исполнителя в судопроизводстве напрямую зависит от повышения его статуса, привлечения в профессию высококвалифицированных юристов, способных аргументированно отстаивать в суде принятые в исполнительном производстве решения.

<29> В целях реализации указанных задач координация всей деятельности по представлению интересов Российской Федерации в судах может быть, например, возложена на единый государственный орган (по аналогии с Офисом генерального солиситора в США).