Мудрый Юрист

Требования об освобождении имущества, обремененного правами третьих лиц, в исполнительном производстве

Утка В., юрист.

Обеспечение реального и своевременного исполнения требований неимущественного характера - актуальный вопрос исполнительного производства, обусловленный не только увеличением числа неимущественных споров, рассматриваемых в судах, но и особой значимостью личного элемента: непосредственного взаимодействия судебного пристава с должником и иными субъектами, правовое положение которых зачастую имеет решающее значение в процессе принудительной реализации судебных актов.

Количество исполнительных производств по соответствующим категориям дел имеет тенденцию к росту, ставя в практическом плане ряд проблем, не находящих прямого разрешения в законодательстве.

Одна из них - применение п. 5 ст. 108 Федерального закона "Об исполнительном производстве" (далее - Закон), согласно которому в случае воспрепятствования проживанию (пребыванию) взыскателя в жилом помещении лицом, проживающим (зарегистрированным) в указанном помещении и не являющимся должником, вопрос о вселении взыскателя решается в судебном порядке.

Следует отметить, что возможность применения данной нормы не ограничена рамками собственно вселения должника в помещение и, по существу, допустима при любых случаях предоставления имущества во владение взыскателю (по удачной формулировке ФАС МО, приведенной в Постановлении от 9 декабря 2010 г. N КА-А40/15304-10: при исполнении судебных актов об истребовании имущества "следует руководствоваться не только предусмотренными ст. 107 Закона об исполнительном производстве правилами о выселении должника, но и предусмотренными ст. 108 правилами о вселении взыскателя... пристав не должен ограничиваться установлением отсутствия должника и его имущества в помещениях, а должен был обеспечить беспрепятственный вход взыскателя в помещение, а также пребывание в нем", - что верно практически для любых случаев передачи взыскателю объектов недвижимого имущества).

Именно обеспечение подобной свободы владения и пользования имуществом является ключевым вопросом исполнительного производства по соответствующим неимущественным требованиям.

Приведенная весьма кратко сформулированная законодателем суть п. 5 ст. 108 Закона выявляет целый ряд аспектов правоприменения, связанных не только с исполнением судебных актов по жилищным спорам, но и в целом с проблематикой обязания должника к совершению действий в сфере вещного права.

Наглядно ее значимость проявляется в исполнительных производствах, связанных с освобождением имущества взыскателя от должника и/или его имущества (вселение, выселение, освобождение земельного участка, снос, демонтаж объектов и иные требования, основывающиеся на проблематике владения), поскольку к моменту совершения соответствующих исполнительных действий, как правило, участником соответствующих процедур становится третье лицо, которое на основании преимущественно обязательственных отношений с должником предъявляет свои правопритязания на подлежащее передаче взыскателю имущество.

"Требования неимущественные, значит, тупиковые" - этот заголовок статьи Т. Ермолинской (ЭЖ-Юрист. 2011. N 14), в которой рассматриваются судебные прецеденты по обозначенной проблеме, вполне может служить эпиграфом к любому исследованию данного вопроса, во всяком случае - к его постановочной части.

Вместе с тем ряд практических решений может быть обозначен уже сейчас. При этом в качестве отправного момента следует отметить, что Закон, при его буквальном толковании, регулирует весьма ограниченный круг правоотношений, связанный с освобождением имущества в ходе исполнительного производства, ограничиваясь, по существу, ст. ст. 107 и 108, посвященными выселению должника и вселению взыскателя в жилые помещения, что, на наш взгляд, является определенным шагом назад по отношению к ранее действовавшей редакции Закона, более широко (не только в части объектов жилого фонда), хотя так же недостаточно (например, без учета специфики объектов земельных правоотношений), освещавшей соответствующие вопросы.

Особо следует отметить, что в данных случаях в качестве должника либо третьего лица могут выступать и субъекты, не являющиеся физическими лицами (по нашему мнению, действующая редакция Закона, как и ст. ст. 75 и 76 предыдущей, не исключает такой возможности), с учетом восполнения выявляемых в ходе исполнительного производства пробелов, по аналогии.

С учетом данных вводных замечаний обратимся к основной проблеме исполнения требований, связанных с переходом права владения имуществом (жилыми/нежилыми помещениями, зданиями, земельными участками и иным) от должника к взыскателю: нахождения имущества, подлежащего передаче взыскателю, во владении третьего лица и влиянии данного обстоятельства на судьбу исполнительного производства, возбужденного в отношении должника.

Как отмечалось ранее, интерес взыскателя в рассматриваемых случаях заключается в получении фактического владения соответствующим имуществом (в отличие от требований, не связанных с решением владельческой проблематики, наиболее общий вариант - признание права на обремененное правами третьих лиц имущество, замена арендодателя в договоре и им подобные).

Очевидно, что далеко не всегда обеспечительные меры способны своевременно и в полном объеме предотвратить ситуации выбытия (реального либо фиктивного) имущества из сферы хозяйственных интересов должника.

Распространенной является ситуация, когда к моменту осуществления исполнительных действий на подлежащее передаче должнику имущество, в т.ч. не являющееся жилыми помещениями, предъявляют свои права (опять-таки реальные либо мнимые) третьи лица: арендаторы, пользователи, новые собственники и иные.

В какой мере в подобных условиях возможно применение п. 5 ст. 108 Закона?

Допустимо ли применение указанной нормы по аналогии к спорам в отношении объектов, не являющихся жилыми помещениями, и в отношении субъектов, которые не могут быть признаны проживающими (зарегистрированными) в них, например занимающих нежилые помещения либо пользующихся земельными участками по основаниям, в т.ч. не подлежащим отражению в реестре?

Нормативно данные вопросы не решены, что неизбежно приводит к проблеме выбора преимущественно из двух возможных вариантов административного усмотрения: необходимости соблюдения предварительных судебных процедур в рамках рассмотрения исковых требований взыскателя, касающихся принадлежности недвижимого имущества на момент совершения исполнительных действий, либо (учитывая буквальное толкование п. 5 ст. 108 Закона, предполагающего распространение его действия на ограниченное число ситуаций) осуществления исполнительных действий в общем режиме, с возможным решением вопроса о законности действий судебного пристава при последующем возможном судебном обжаловании его действий и представлении заинтересованным лицом доказательств нарушения его прав указанными действиями.

Второй вариант хотя и более проблематичный для органов принудительного исполнения, но единственный в полной мере отвечающий целям и задачам исполнительного производства, - правильное и своевременное исполнение судебных актов в целях защиты нарушенных прав, свобод и законных интересов граждан и организаций (ст. 2 Закона) и прежде всего взыскателя как наиболее слабой стороны в сложившейся ситуации.

Именно он нуждается в скорейшем нормативном закреплении (применительно к жилищным правоотношениям с участием граждан, владеющих соответствующими жилыми помещениями, существующий порядок предварительного судебного контроля должен быть сохранен).

Именно механизм последующего судебного контроля является адекватной мерой защиты интересов третьего лица/должника в указанной ситуации. В качестве гарантии от возможных негативных последствий для заинтересованных лиц законодательно может быть предусмотрен механизм, аналогичный описанному в ст. 94 АПК РФ.

Вместе с тем практика преимущественно исходит из того, что независимо от отражения прав третьих лиц на истребуемое взыскателем имущество в ЕГРП (что возможно как по причине отсутствия законной обязанности подобной регистрации, так и по причине неустановления предельных сроков обращения заинтересованных лиц за государственной регистрацией) при нахождении освобождаемого в исполнительном производстве имущества во владении иного, нежели должник, лица его передача взыскателю возможна только после удовлетворения иска последнего, направленного на нивелирование оснований владения третьим лицом предметом притязаний, - о признании недействительной сделки с должником, виндикации и др.

При этом основной вопрос, с которым приходится сталкиваться при рассмотрении подобных ситуаций, следующий: возможна ли квалификация оснований владения третьим лицом соответствующим имуществом: а) как мнимых либо притворных сделок в том случае, если прикрываемая сделка недействительна; б) как механизма вовлечения недобросовестным должником третьего лица в исполнительное производство при фактической передаче имущества должником третьему лицу и предоставлении встречного исполнения последним.

Действительно, практически любой производный способ приобретения права связывает его существование с наличием в ретроспективе некоего личного правоотношения. Доказать соответствующее право (как вещное, так и обязательственное) в большинстве случаев означает подтвердить наличие личного отношения и прежде всего реальность соответствующей сделки.

В практическом плане вопрос сводится к подтверждению фактического исполнения сторонами принятых на себя обязательств.

Согласно устоявшемуся на практике подходу сделка, исполненная сторонами, не может быть признана недействительной по признакам мнимости/притворности (Постановление Президиума ВАС РФ от 1 ноября 2005 г. N 2521/05; Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 25 августа 2011 г. по делу N А41-4009/11).

Вместе с тем, по справедливому замечанию Я.В. Карнакова, "в отличие от мнимых сделок сделки притворные исполняются их сторонами... именно поэтому критерий исполнения/неисполнения сделки не может служить основанием для разграничения недействительных (притворных) и действительных сделок" (см.: Карнаков Я.В. Противоречия судебного толкования норм ГК РФ о притворных сделках // Российский ежегодник предпринимательского (коммерческого) права. 2009. N 3. С. 73).

Представляется, что применительно к случаям вовлечения в исполнительное производство объектов, обремененных правами третьих лиц, исполнение не может являться универсальным критерием для вывода о легитимности сделки, во всяком случае при квалификации сделок, совершенных в период рассмотрения в суде требования, являющегося основанием для возбуждения исполнительного производства, независимо от осведомленности третьего лица, завладевшего имуществом впоследствии, о его наличии.

Конечно же, нахождение имущества в споре не может служить основанием для вывода о недействительности совершенной с ним сделки, но представляется одним из обстоятельств, установление которого существенно повышает вероятность вывода о недобросовестности участников соответствующего правоотношения как основы для совершения преимущественно мнимых/притворных сделок, направленных в обход закона на вывод имущества должника из сферы исполнительного производства.

Представляется, что именно лицо, приобретающее имущество в соответствующий период, должно нести риск неблагоприятных последствий подобного приобретения. Необходимо отметить, что в части защиты прав на недвижимое имущество общая тенденция, не следующая из буквы закона, заключается в обязанности участников гражданского оборота знать об отсутствии права на отчуждение имущества, с учетом наличия обоснованных сомнений в управомоченности отчуждателя, не полагаясь при этом единственно на сведения ЕГРП (см.: Алексеев А.И. Принцип caveatemptor и перспективы применения legal-duediligence при приобретении недвижимости в России // Вестник Федерального арбитражного суда Московского округа. 2010. Июнь).

При рассмотрении требований, основанных на п. 5 ст. 108 Закона об исполнительном производстве, имеются все основания для применения подхода, аналогичного изложенному в п. 38 Постановления Пленумов Верховного Суда и Высшего Арбитражного суда РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав", согласно которому "приобретатель признается добросовестным, если докажет, что при совершении сделки он не знал и не должен был знать о неправомерности отчуждения имущества продавцом, в частности принял все разумные меры для выяснения правомочий продавца на отчуждение имущества.

Приобретатель не может быть признан добросовестным, если на момент совершения сделки по приобретению имущества право собственности в ЕГРП было зарегистрировано не за отчуждателем или в ЕГРП имелась отметка о судебном споре в отношении этого имущества. В то же время запись в ЕГРП о праве собственности отчуждателя не является бесспорным доказательством добросовестности приобретателя".

При этом представляется возможным ориентироваться не только на наличие соответствующей записи о притязании в ЕГРП, но и на наличие фиксации спора в отношении имущества на сайте суда (во всяком случае применительно к арбитражному правосудию), а также любые иные доказательства, подтверждающие осведомленность третьего лица о наличии спора в отношении приобретаемого имущества, например в силу аффилированности с должником.

В отсутствие подобных доказательств (прежде всего записи в ЕГРП, сведений интернет-ресурсов судов) подтверждение соответствующих обстоятельств допустимо с использованием любых средств доказывания, в т.ч. свидетельских показаний.

С учетом изложенного нуждается в уточнении и разъяснение, данное в 2008 г. Высшим Арбитражным Судом РФ применительно к рассмотрению требований о виндикации, согласно которому само по себе принятие судом обеспечительной меры в отношении недвижимости не свидетельствует о том, что приобретатель этого имущества должен был знать о судебных спорах по поводу этого объекта ("принятие обеспечительной меры в виде запрета регистрационной службе осуществлять регистрационные действия с этими помещениями само по себе не свидетельствует о том, что приобретатель должен был знать о таких притязаниях, так как в ЕГРП сведений о принятии указанной обеспечительной меры не содержалось. Кроме того, как установлено судом, в ответ на соответствующий запрос ответчика регистрирующий орган сообщил ему об отсутствии информации о наличии судебного спора в отношении помещений") (п. 7 информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 13 ноября 2008 г. N 126 "Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения"). Наличие либо отсутствие соответствующей записи в ЕГРП должно рассматриваться как одно из доказательств по делу, возможно, создающее опровержимую презумпцию осведомленности третьего лица о порочности (оспариваемости) правового титула имущества в исполнительном производстве.

Процессуальное положение третьего лица в подобных ситуациях следует определять аналогично изложенному в п. 32 Постановления N 10/22 как соответчика либо ответчика.

Целесообразно и нормативное закрепление возможности оспаривания взыскателем соответствующей сделки с недвижимым имуществом до ее государственной регистрации, поскольку "пороки недействительной сделки на момент ее совершения уже присутствуют, поэтому ожидать регистрации для возбуждения спора о недействительности сделки бессмысленно" (см.: Швабауэр А.В. Спорные вопросы государственной регистрации сделок с недвижимостью // Законодательство. 2011. Февраль. N 2. С. 13). Также целесообразно установление для подобных случаев возможности защиты прав взыскателя в административном порядке, аналогично предлагавшейся для случаев защиты владения, - ст. 19.1 КоАП, ст. 330 УК РФ (см.: Жужжалов А.Б. Понятие титульного и законного владения в российском гражданском праве // Закон. 2011. Январь. N 1. С. 85).

Самоуправные действия третьих лиц по завладению имуществом должника (зачастую прикрывающие действия самого должника по созданию видимости невозможности исполнения судебного акта) не должны создавать искусственную ситуацию судебного спора, затягивающего исполнительное производство и ставящего взыскателя в положение заведомо слабой стороны.

Текущая практика складывается разноречиво, но все более часто ориентирует на использование возможности проверки законности освобождения имущества от третьих лиц с использованием механизма последующего судебного контроля (см., например, уже упоминавшееся Постановление ФАС МО от 9 декабря 2010 г. N КА-А40/15304-10).

Данный подход, не соответствующий п. 5 ст. 108 Закона, более соответствует целям его реализации и, по нашему мнению, требует скорейшего отражения в самом Законе.

В настоящее же время судебные приставы ориентированы преимущественно на необходимость прекращения исполнительного производства при препятствовании в освобождении недвижимости лицом, не являющимся должником, поскольку "судебный пристав-исполнитель не вправе применять меры принудительного исполнения в отношении указанного лица... он должен составить акт о невозможности исполнения требования исполнительного документа... окончить исполнительное производство" (см.: Настольная книга судебного пристава-исполнителя. М.: Статут, 2011. С. 577).

Вместе с тем представляется, что в подобных случаях исполнительное производство прекращению не подлежит, поскольку само по себе нахождение имущества во владении третьего лица не влечет невозможности исполнения исполнительного документа, равно как не требуется обязательного участия должника при совершении исполнительных действий по передаче имущества взыскателю.

К моменту совершения исполнительных действий должник, передавший имущество третьему лицу, вообще может прекратить свою деятельность, что также не влияет на возможность продолжения исполнительного производства при исполнении исполнительных документов об освобождении имущества.

Так, исполнительное производство прекращается в случаях:

  1. смерти взыскателя-гражданина (должника-гражданина), объявления его умершим или признания безвестно отсутствующим, если установленные судебным актом, актом другого органа или должностного лица требования или обязанности не могут перейти к правопреемнику и не могут быть реализованы доверительным управляющим, назначенным органом опеки и попечительства;
  2. утраты возможности исполнения исполнительного документа, обязывающего должника совершить определенные действия (воздержаться от совершения определенных действий);
  3. отказа взыскателя от получения вещи, изъятой у должника при исполнении исполнительного документа, содержащего требование о передаче ее взыскателю;
  4. в иных случаях, когда Федеральным законом предусмотрено прекращение исполнительного производства (ст. 43 Федерального закона "Об исполнительном производстве").

Ликвидация организации-должника в указанный перечень не входит, не отмечена она особо и в иных федеральных законах в качестве основания прекращения исполнительного производства.

Вместе с тем, если после передачи имущества третьему лицу должник в исполнительном производстве ликвидирован, а правомерность передачи имущества третьему лицу подтверждена судебным актом (в т.ч. принятым по результатам последующего судебного контроля за действиями судебного пристава-исполнителя), имеются основания для прекращения исполнительного производства на основании п. 2 ч. 1 ст. 43 Закона (с учетом возможности применения по аналогии с ч. 6 ст. 13 АПК РФ, ст. 220 ГПК РФ).

В иных случаях подлежит применению п. 2 ст. 105 Закона, согласно которому если для исполнения требований, содержащихся в исполнительном документе, участие должника не обязательно, то судебный пристав-исполнитель организует исполнение в соответствии с правами, предоставленными ему настоящим Федеральным законом (по нашему мнению, независимо от реализации взыскателем своего права на обращение в суд в порядке, предусмотренном п. 5 ст. 108 Закона).

Обязательное участие должника (как субъекта исполнительного производства по неимущественному взысканию) в осуществлении такого взыскания необходимо только тогда, когда действия, предписанные исполнительным документом, не могут быть совершены кем-либо другим, кроме как самим должником лично.

Передача имущества во владение взыскателя практически во всех случаях не требует личного участия должника (притом что даже указание в исполнительном листе на обязанность должника совершить определенные действия само по себе вовсе не означает необходимости его личного участия в совершении исполнительных действий).

У должника всегда имеется обязанность совершить определенные действия. В контексте же Закона об исполнительном производстве такая обязанность понимается как обязательность исполнения должником требований исполнительного документа без применения к нему принуждения, а при неисполнении им - необходимость принудительного исполнения без участия должника (во всяком случае применительно к рассматриваемому виду неимущественных взысканий).

В том случае, если исполнение неимущественного взыскания возможно без участия должника, судебный пристав-исполнитель организует такое исполнение в соответствии с правами, предоставленными ему Законом об исполнительном производстве и Федеральным законом от 21.07.1997 N 118-ФЗ "О судебных приставах". Для этого судебный пристав-исполнитель вправе поручать иным лицам совершать определенные работы; привлекать для проведения этих работ (оказания услуг) специалистов в соответствующей сфере; совершать иные действия, необходимые для исполнения.

Так, при исполнении требования об освобождении земельного участка, ранее переданного должнику, в отношении которого была завершена процедура ликвидации, было установлено нахождение на участке имущества третьего лица. Несмотря на данное обстоятельство, судебный пристав-исполнитель совершил все необходимые действия по освобождению земельного участка путем разборки находящегося на нем павильона.

В удовлетворении жалобы собственника павильона на действия судебного пристава было отказано, поскольку третье лицо (собственник павильона) не представило документов, подтверждающих предоставление ему собственником (взыскателем) земельного участка для размещения спорных торговых павильонов.

В связи с этим наличие у третьего лица договора купли-продажи павильона в данном случае не свидетельствует о незаконности действий судебного пристава-исполнителя. Третье лицо не представило доказательств наличия законных оснований нахождения его имущества на земельном участке (Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 15 июля 2011 г. по делу N А26-8589/2010).

Не разделяя точку зрения суда о невозможности рассмотрения ликвидации организации-должника как основания прекращения исполнительного производства (в т.ч. по аналогии с соответствующими нормами процессуальных кодексов, что было отмечено ранее), нельзя не согласиться с итоговым выводом судебного акта, но именно потому, что, по существу, в данном случае имеет место последующий судебный контроль действий судебного пристава в порядке, аналогичном требованиям п. 5 ст. 108 Закона. И, по существу, недоказанность в судебном порядке материально-правовых оснований размещения на участке объекта повлекла отказ в удовлетворении соответствующих требований.

Аналогичный подход прослеживается и в практике доверительного управления: наличие договора и фактическая передача имущества управляющему не препятствуют исполнению документа о передаче имущества взыскателю (Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 11 мая 2011 г. по делу N А41-41917/10) с той лишь оговоркой, что доверительное управление как обременение имущества характеризуется существенной особенностью - управляющий действует в правомерных интересах учредителя управления, а интерес учредителя доверительного управления в своевременном исполнении судебного акта, вступившего в законную силу, неопровержим.

Отметим, что и в данном случае суд осуществлял последующий контроль за действиями пристава-исполнителя, рассмотрев спор применительно к ограничениям, установленным п. 5 ст. 108 Закона.