Противодействие преступности в российском законодательстве, практике его применения и науке в первой трети XIX в. *

Гончаров Денис Юрьевич, профессор кафедры уголовного права Екатеринбургского филиала Института повышения квалификации Следственного комитета РФ, доцент Российского государственного профессионально-педагогического университета, соискатель при докторантуре Уральской государственной юридической академии, кандидат юридических наук, доцент.

Статья посвящена исследованию противодействия преступности в период первой трети XIX в. Описаны законодательная деятельность, практика применения законодательства, развитие юридической науки и образования как фактор последующего влияния на правовую регламентацию в данной сфере.

Ключевые слова: противодействие преступности, законодательство, первая треть XIX в.

The article is devoted to study of counteraction of criminality during the period of the first third of the XIX century. The author describes legislative activity, practice of allocation of legislation, development of juridical science and education as a factor of further impact on legal regulation in the is sphere.

Key words: counteraction of criminality, legislation, first third of the XIX century.

Первая треть XIX в. и последующие годы характеризуются формированием предпосылок либеральных преобразований в российском обществе. Усложняется общественная жизнь, накапливаются элементы новых социально-экономических укладов. Совершается промышленный переворот, возникают новые социально-классовые группы, усиливается оппозиция самодержавию.

Во времена, начавшиеся после первых лет XIX в., до появления Свода законов Российской империи длится, по мнению Г.С. Фельдштейна, третий этап дореволюционного периода истории российской уголовно-правовой науки. Созревают условия для обособления уголовно-правовой теории из общей теоретической системы юриспруденции <1>.

Работа О.И. Горегляда "Опыт начертания российского уголовного права" рассматривается специалистами как первый труд в области русской науки уголовного права, первая попытка систематизировать русское законодательство и дать ему научное освещение <2>. Г.И. Солнцев в работе "Российское уголовное право" различает уголовное законодательство и уголовное право ("систематическое начертание истин, из самих (уголовных) законов извлеченных") <3>. Автор рассуждает, в частности, о смысле уголовной ответственности и наказания; предлагает свое видение целей - называет среди них, выражаясь современным языком, исправление осужденного и профилактику преступлений <4>.

Эмпирическим взглядам некоторых ученых первой половины XIX в. не была свойственна научная абстракция, позволяющая разграничить вопросы процессуальные и материально-правовые <5>.

Не прекращается и законодательная деятельность. В области уголовного права наиболее известным и успешным результатом деятельности Комиссии для составления законов, учрежденной в начале века, является проект Уголовного уложения 1813 г. В нем "впервые в отечественном законодательстве была сделана попытка разработки общих положений уголовного права именно применительно к России, обобщения и подчинения общим началам положений, выработанных практикой и закрепленных в законодательстве" <6>.

Впервые структурно выделялся прообраз Общей части - "Основания уголовного права".

Пенитенциарная политика государства в этот период обнаруживает проявление гуманных начал в деле обращения с осужденными. В первые годы царствования Александра I, в 1801 г. вышел указ об отмене пытки. Указ 1803 г. запретил употреблять в приговорах выражения "наказать жестоко" или "наказать нещадно", когда суд назначал битье кнутом. В 1812 г. было предписано в приговоре точно обозначать число ударов <7>. Изувечивающие наказания вышли из употребления к концу XVIII в., кроме рвания ноздрей, отмененного в 1817 г. <8>.

Фактические условия отбывания наказания в тюрьмах не позволяют говорить о нравственном исправлении арестантов. Антисанитарные условия, теснота, соседство "величайшего преступника и несчастного мальчика, потерявшего паспорт" <9>, отсутствие дневного света, организация одновременного посещения туалетов лицами обоего пола - все это не позволяет говорить об эффективности наказания с точки зрения цели исправления.

Рассматриваемый период характеризуется и отсутствием централизации в правовом регулировании и условиях содержания лишенных свободы. Многочисленные указы местных (губернских) властей лишь усложняли, утяжеляли и запутывали государственное управление российской пенитенциарной системой. Так, например, в 1799 г. была разработана инструкция для офицера военного караула Петербургской тюрьмы <10>; в 1804 г. было составлено Положение о должности смотрителя тюремного замка в Москве и о должности караульного офицера в тюремном замке <11>. Петербургским губернатором для столичной тюрьмы в 1819 г. разработана новая инструкция <12>, появление которой говорит о том, что предыдущий документ оказался недолговечным. То есть источники пенитенциарного права отличались не просто многообразием, но и отсутствием привычной для современной России монополии государственного центра на их принятие. В различных регионах страны условия содержания существенно отличались.

В 1819 г. с разрешения и под покровительством Александра I в Петербурге было образовано Попечительное о тюрьмах общество. И.В. Упоров расценивает Правила для Общества, преобразованные впоследствии в Устав, в качестве одного из первых более или менее цельных действующих юридических документов, где определялись цели наказания в виде лишения свободы, раскрывались средства исправления, обозначались основные режимные требования в соответствии с передовыми достижениями мировой пенитенциарной мысли того времени <13>.

Устав общества предусматривал содействие нравственному исправлению преступников и улучшение быта заключенных. А.С. Смыкалин считает, что Попечительное о тюрьмах общество явилось первым шагом на пути формирования пенитенциарной системы, а точнее, пенитенциарного права России <14>. Очевидно, автор имеет в виду не само Общество, а документ, регулировавший его деятельность. Но не стоит забывать о том, что уголовно-исполнительные нормы содержались и в источниках, принятых ранее, поэтому Правила (позднее - Устав) Общества вернее было бы назвать не первым, а очередным, хотя и крупным, шагом на пути формирования пенитенциарного права.

Филантропический период в истории пенитенциарной политики подошел к такому рубежу, когда соответствие юридических отношений юридическим нормам с точки зрения закономерной внутриправовой связи стало необходимым. Поэтому закономерный характер стала приобретать тесная связь между элементами тюремного режима. Введение Общества попечительного о тюрьмах обеспечивало выполнение функций, направленных на динамичное развитие тюремной системы, улучшение участи заключенных.

Попечение об арестантах - элемент, вводимый в систему пенитенциарного воздействия на осужденных, имеет по крайней мере три важные функции: во-первых, в соответствии с Указом о введении Общества устанавливаются средства пенитенциарного воздействия на осужденных; во-вторых, Указ индивидуализирует правила изоляции арестантов, охраны, надзора за ними; в-третьих, комплексное применение средств пенитенциарного воздействия на осужденных. Так, в соединении различных элементов воспитательного воздействия на арестантов формируется юридическая конструкция - пенитенциарно-педагогическая деятельность в местах лишения свободы <15>.

На основании изложенного следует подчеркнуть, что в российской пенитенциарной системе помимо карательных элементов тюремного режима возникают и исправительные. При постановке проблемы исследования элементов тюремного режима периода пенитенциарной политики методологическая нагрузка падает на обнаружение противоречий и их разрешение. Они сосредоточены главным образом между целями уголовного наказания преступников и средствами их достижения. Недооценка применения пенитенциарных средств в местах лишения свободы со стороны тюремной администрации привела к возникновению субкультурных отношений, распущенности арестантов. Между тем принудительные меры как карательная часть наказания, признанные правом, должны исполняться всеми и без всякого различия.

Особенность этого периода пенитенциарной политики состоит в том, что он мало проявлял заботы об исправлении арестантов путем привлечения их к труду, применения к ним тюремного режима. Благотворительность без применения принуждения, с одной стороны, и произвол тюремной администрации - с другой, не достигали пенитенциарного результата, не разрешали противоречий в пенитенциарной политике. Так, например, исполнение вступившего в силу судебного приговора о наказании до середины XIX в. означало направление осужденного к лишению свободы в то или иное исправительное учреждение и изоляцию его там от общества в течение установленного судом срока, что осуществлялось в форме возмездия и устрашения. Первичная форма восстановления и защиты права была грубой, жестокой, безжалостной по отношению к осужденному. Для изменения порядка и условий отбывания наказания необходимо позитивное обязывание осужденных. Как известно, период возмездия и устрашения в пенитенциарной политике государства в прошлом в условиях "кулачного права" исключал такую возможность, поскольку преднамеренное и демонстративное причинение кому-либо вреда было целью пенитенциарной политики.

В литературе первой четверти XIX в. практически не затрагивались вопросы исполнения наказаний, связанных с лишением свободы. Заметное оживление в этой связи наблюдается в сфере уголовного права. Соответственно научно-литературные источники касались пенитенциарной системы, как правило, в контексте анализа уголовно-правовых категорий, обычно в привязке к институту наказания, имея в виду аспекты его реализации.

Вообще работ российских исследователей тюремной системы в этот период было немного. Формирование уголовной и пенитенциарной политики России XIX столетия происходило в основном под влиянием сочинений Ч. Беккариа, И. Бентама и других известных зарубежных ученых, хотя свой вклад внесли и российские гуманисты Радищев, Новиков, Ушаков, Мордвинов, Лопухин.

Среди первых трудов, в которых так или иначе с профессионально-пенитенциарных позиций затрагивались вопросы исполнения наказаний, можно назвать такие, как "Начальные основания уголовного права" С. Неймана (1814 г.), "Опыт начертания российского уголовного права" В.Н. Горегляда (1815 г.), "Начертания теории уголовных законов" Д. Цветаева, "Русское уголовное право" В.С. Гуляева (1826 г.), "О мере наказания" С.И. Баршева (1840 г.) и др. Представители российской интеллигенции в процессе разработки тюремной реформы ознакомились с устройством тюрем Англии (Свиньин - 1815 г.), Америки (Дашков - 1819 г.). Широко использовалась и переводная литература.

Министерство внутренних дел в 1821 г. представило царю записку об устройстве уездных тюремных зданий. Двадцать пятого апреля 1821 г. впервые был утвержден общий проект плана устройства тюрем по всей империи <16>.

В первой четверти XIX в. расширилось юридическое образование, созданы новые университеты, где преподается право: Дерпт (Юрьев) - 1802 г.; Вильно - 1803 г.; Казань, Харьков - 1804 г.; Демидовское училище в Ярославле - 1805 г.; Царскосельский лицей - 1810 г.; Санкт-Петербург - 1819 г. Это, безусловно, явилось одним из факторов дальнейшего развития юриспруденции в целом и законодательства криминального цикла в частности.

Эпоха Николая I, по мнению историков российского уголовного права, характеризуется наступлением реакции, усилением цензурного гнета, запретом критики существующего порядка, ограничением самостоятельности университетов, определяющими особенности развития уголовно-правовой науки в этот период <17>.

Особый этап в истории дореволюционной науки уголовного права в России открывается появлением Свода законов Российской империи 1832 г. - акта инкорпорации права, сыгравшего важную роль в формировании отраслей законодательства криминального цикла. На этом этапе, в тридцатых годах XIX столетия, проводится в жизнь реформа университетов. Согласно Общему уставу императорских российских университетов, утвержденному 26 июля 1835 г., все университеты страны имели три факультета, в том числе юридический. В соответствии с его требованиями на юридических факультетах преподавались такие дисциплины, как российское уголовное право; российское уголовное и гражданское судопроизводство (объединенные в одну дисциплину). Пенитенциарное право не выделялось в самостоятельную дисциплину <18>.

Хотя в эту эпоху уголовное право впервые становится самостоятельным предметом преподавания, по мнению Г.С. Фельдштейна, этот период - один из самых бесплодных для развития криминалистики <19>.

Дискуссионным является вопрос об отнесении Свода законов к кодифицированным актам и, по сути, о появлении первого российского кодекса. Н.П. Ерошкин замечает, что "кодификацией законов не вполне точно именовалось в первую половину XIX в. составление различных сборников законов царской России. Фактически эти сборники представляли собой механическое соединение ("инкорпорацию") законов <20>. Спустя полтора века отдельные авторы ошибочно считают Свод законов 1832 г. первым российским Уголовным кодексом <21>.

В 15-м томе Свода содержалось соизмеримое количество материальных и процессуальных норм (765 статей уголовных и 829 статей судопроизводственных) <22>. Вторая книга тома "О судопроизводстве по преступлениям" начинается со ст. 766, другими словами, в ней продолжается нумерация статей 1-й книги "О преступлениях и наказаниях вообще". Название 15-го тома "Свод законов Уголовных" служит общим названием, объединяющим обе книги. Законы об уголовном процессе составляют прямое продолжение норм о преступлениях и наказаниях. Этот факт игнорируется С.В. Бородиным, утверждающим о существовании в 15-м томе Свода двух кодексов: уголовного ("О преступлениях и наказаниях вообще") и уголовно-процессуального ("О судопроизводстве по преступлениям") <23>. При составлении 15-го тома "Свода законов Уголовных" 1832 г. предпринималась попытка отделить уголовно-правовые нормы от уголовно-процессуальных норм, и в значительной мере это удалось уже потому, что нормы этих отраслей законодательства помещены в разные книги тома. Вместе с тем Свод представляет собой не уголовный кодекс, а акт инкорпорации.

Н.С. Таганцев достаточно критически оценивал "Свод законов Уголовных" за его неполноту, отсутствие строго определенной лестницы наказаний и точной характеристики отдельных наказаний, неопределенность некоторых уголовных санкций, неверность и ненужность многих определений как Общей, так и Особенной части <24>.

Однако современные исследователи отмечают большое значение "Свода законов Уголовных" в развитии законодательства, поскольку он "консолидировал действующее в России уголовное законодательство и стал действующим источником уголовного права. Он впервые в истории страны представил для правоприменительных органов государства (суда, следствия, полиции) свод уголовных законов, имеющих достаточно четкую и продуманную теоретическую и практическую основу, снабженный указателями и вспомогательными материалами и т.п. Переход от бессистемности и противоречивости уголовного законодательства к четкой системе изложения уголовных законов следует рассматривать как важнейший этап и существенный прорыв в истории развития отечественного уголовного права" <25>.

Первым специальным, единым для всего государства законодательным памятником о лишении свободы в дореволюционной России явился Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей и о ссыльных.

И.В. Упоров называет Свод первым специальным и официальным изданием пенитенциарных правовых актов <26>, "первым и единым для всей страны правовым актом, регулирующим исполнение всех видов (выделено мной. - Д.Г.) лишения свободы, а не только тюремного заключения <27>. Однако у Свода были и предшественники, регулировавшие деятельность учреждений, исполнявших отдельные наказания. Например, "первым, единым для всего государства нормативным актом общего характера о местах заключения" (выделено мной. - Д.Г.) была Инструкция смотрителю губернского тюремного замка 1831 г. <28>, положения которой "в значительной части перешли в Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей" <29>.

В Своде учреждений и уставов о содержащихся под стражей получает свое развитие устоявшееся к тому времени разделение содержания осужденных по сословному и половому признакам, оно дополняется разделением взрослых и несовершеннолетних. Предписывалось по возможности отдельно размещать и "по роду проступков".

Появляются прообразы норм о подчинении производственно-хозяйственной деятельности задаче исправления и перевоспитания осужденных (ст. 495 Свода учреждений и уставов о содержащихся под стражей и о ссыльных; впоследствии - ст. 37 ИТК РСФСР 1970 г.), о "листах поведения" (ст. ст. 530 - 532), "потомками" которых стали впоследствии тетради индивидуальной воспитательной работы <30>. Подробную регламентацию получают вопросы трудовой деятельности осужденных.

Количество статей о ссыльных в Своде учреждений и уставов о содержащихся под стражей в четыре раза превысило число статей о содержащихся под стражей, что вполне соответствовало исторической роли ссылки и тюрьмы в России до первой четверти XIX в. <31>. Одной из причин активного использования государством ссылки была необходимость освоения сибирских просторов, задачей ссылки была прежде всего экономическая составляющая <32>.

Исполнение наказания в прошлом имело форму репрессивности. Осужденные должны почувствовать, испытать на себе определенные страдания, как моральный, так и физический дискомфорт. Исследование историко-генетических связей элементов тюремного режима позволяет сделать вывод, что применяемые телесные наказания к ссыльным арестантам свидетельствуют о его репрессивном характере. Так, например, осужденного в ссылку лишали всех прав (сословных, семейных и имущественных).

Анализ прежней тюремной системы привел законодателя к мысли, что новый период в исполнении наказаний может быть исключительно пенитенциарным. Пенитенциарно-педагогический характер исполнения наказания есть важнейшая черта уголовно-политического периода в истории тюремного заключения. Его цель состояла в обеспечении безопасности общества, ресоциализации преступников, подготовке их к жизни в свободном обществе. Правовое регулирование исполнения наказания направлено на юридическое и нравственное исправление преступника, на достижение целей уголовного наказания. Как известно, наказание прежде всего носило характер мести - сначала частной, затем публичной, государственной.

Поскольку Свод законов Российской империи 1832 г. представлял собой акт инкорпорации права, говорить о появлении самостоятельных отраслей права, оформленных в кодифицированные источники, еще нельзя. Так, например, уголовно-исполнительное право дополняется в те годы нормами о гауптвахтах и крепостях, закреплявшихся в специальных военных постановлениях. В 1839 г. был создан Военно-уголовный устав, в котором нашла закрепление сложившаяся к тому времени система мест лишения свободы для содержания в них военнослужащих <33>. В то же время нормы Свода учреждений и уставов о содержащихся под стражей касались гражданских лиц <34>. Вопросы лишения свободы в виде содержания в монастырях регулировались церковными постановлениями.

Однако именно Свод 1832 г., в числе иных факторов, обусловит в дальнейшем сильный импульс к созданию самостоятельных крупных нормативных актов, которые будут приняты в разное время и завершат кодификацию законодательства криминального цикла.

Законодательная мысль того времени уже старается отграничить материальные, процессуальные и исполнительные нормы. Логика, в соответствии с которой сначала необходимо установить, за что наступает уголовная ответственность, затем - как устанавливается виновность лица и после этого - в каком порядке исполняется назначенное наказание, является для современного исследователя-юриста привычной. Именно так и складывается, например, учебный процесс в большинстве российских вузов сегодня: сначала изучается уголовное, затем уголовно-процессуальное и впоследствии уголовно-исполнительное право.

Но Свод законов 1832 г. позволяет утверждать, что во времена его составления такая последовательность не являлась строго обязательной, например, для структуры описываемого акта инкорпорации. В частности, Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей вошел в XIV том Свода законов 1832 г., в то время как уголовные и уголовно-процессуальные нормы содержались в томе XV Свода. Таким образом, уголовным материальным установлениям не отдано "первенство" в Своде законов 1832 г. Очевидно отсутствие оснований для утверждений о приоритете в то время уголовного права (пусть еще и не оформленного до конца) над другими совокупностями норм криминального цикла.

Появление в Своде 1832 г. трех обособленных разделов, сосредоточивших в себе материальные, процессуальные и исполнительные нормы, свидетельствует о сформированных возможностях, позволивших впоследствии появиться первым кодексам не друг из друга, а на основе собственной базы. То есть генетически уголовно-процессуальное право не появлялось из уголовного как отделившаяся его часть. То же можно сказать и об уголовно-исполнительном праве. Появление впоследствии первых кодексов в разное время может только означать, что одна из отраслей "старше" двух других, остальные - "моложе". Но только на этом основании первая отрасль не может быть "главнее" остальных, например, в случае возникновения противоречий между ними.

Список использованной литературы

1. Алексеев В.И., Попов В.И. Историко-генетические связи элементов тюремного режима в контексте российской пенитенциарной политики в дореволюционный период // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2009. N 2.
2. Андрусенко О.В., Кодан С.В. От Свода законов уголовных - к Уложению о наказаниях уголовных и исправительных. Екатеринбург, 2000.
3. Бородин С.В. О соотношении норм уголовного и уголовно-процессуального права при предварительном расследовании и судебном разбирательстве / Научно-практическая конференция "Правовая и криминологическая оценка нового УПК РФ" // Государство и право. 2002. N 9.
4. Бородин С.В. О теоретической модели Уголовного кодекса Российской Федерации в новых условиях (на базе действующего УК) / Уголовное право в XXI веке: Мат-лы межд. науч. конф. (юрид. фак-т МГУ им. М.В. Ломоносова, 31 мая - 1 июня 2001 г.). М., 2002.
5. Вяземский П.А. Записные книжки (1813 - 1848). М., 1963.
6. Гернет М.Н. История царской тюрьмы: В 5 т. М., 1951. Т. 1.
7. Гернет М.Н. История царской тюрьмы: В 5 т. М., 1951. Т. 2.
8. Ерошкин Н.П. Крепостническое самодержавие и его политические институты (1-я половина XIX в.). М., 1981.
9. Зайченко А.В. Политические и правовые взгляды И.Т. Посошкова // Политико-правовые идеи и институты в их историческом развитии. М.: ИГПАН СССР, 1980.
10. Копшева К.О. Уголовное законодательство Российской Федерации и его основания: теоретический аспект: Дис. ... к.ю.н. Саратов, 2004.
11. Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб., 1871.
12. Максимов С.В. Ссыльные и тюрьмы. СПб., 1862.
13. Общий устав императорских российских университетов. 26 июля 1835 г. // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Определение первое. 1825 - 1839. 2-е изд. СПб., 1875. Т. 2.
14. Ошерович Б.С. Очерки по истории русской уголовно-правовой мысли (вторая половина XVIII в. - первая четверть XIX в.). М., 1946.
15. Российское законодательство X - XX веков. М., 1988. Т. 6.
16. Российское уголовное право, изложенное Гавриилом Солнцевым. Казань, 1820.
17. Смыкалин А.С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург: УрГЮА, 1997.
18. Сочинения Ивана Посошкова. М., 1842.
19. Сундуров Ф.Р., Емельянова И.А. Два столетия научной школы уголовного права Казанского университета // Два века юридической науки и образования в Казанском университете.
20. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть общая. Тула: Автограф, 2001. Т. 1.
21. Толкаченко Анат., Толкаченко Андр. Из истории военных тюрем в России // Уголовное право. 1999. N 3.
22. Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. В.Д. Меньшагина. М., 1948.
23. Упоров И.В. Пенитенциарная политика России в XVIII - XX вв.: Историко-правовой анализ тенденций развития. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004.
24. Фельдштейн Г.С. Главные течения в истории науки уголовного права в России. М., 2003.
25. Энциклопедия уголовного права. Понятие уголовного права. СПб., 2008. Т. 1.