Подсудность - это субъективное право на рассмотрение дела в суде в соответствии с установленной подсудностью или гарантия суда, произвольно установленного законодателем?

Султанов А.Р., начальник юридического управления ОАО "Нижнекамскнефтехим".

В данной статье автор анализирует, связан ли законодатель какими-либо принципами, правами граждан при установлении подсудности, и приходит к выводу, что законодатель также должен учитывать требование "законно установленного, а не произвольно выбранного суда". Законодатель, устанавливая подсудность, должен осознавать, что, устанавливая исключительную или специальную подсудность, он вмешивается в уже существующее у ответчика право на суд по месту его нахождения (общая подсудность). Автор отмечает, что необходимость определения законом надлежащего суда для каждого дела исключает нечеткое или расширительное определение судебной компетенции, допускающее ее произвольное истолкование правоприменителем; в противном случае подсудность дел не может считаться законно установленной. Зачастую не только процессуалисты, но и современный правоприменитель в рассмотрении дела с искусственно измененной подсудностью не видят порой нарушения прав ответчика. Автор полагает, что основной причиной установления общей подсудности по месту жительства ответчика являлось, в частности, то, что суд должен иметь возможность рассмотреть спор, возможность выслушать обе стороны. Подсудность по месту нахождения ответчика - это "естественная подсудность", в определенной степени исключающая злоупотребление правом на судебную защиту со стороны истца.

Ключевые слова: подсудность; суд; гражданский процесс; право на законный суд; справедливое правосудие.

Is jurisdiction a subjective right to consideration of the case in court according to the established jurisdiction or a guarantee of court currently established by the legislator?

A.R. Sultanov

Sultanov A.R., Head of Legal Department JSC "Nizhnekamskneftekhim".

Whether in this article the author analyzes the legislator in connection of the principles, the rights of citizens at establishment of jurisdiction and comes to a conclusion that the legislator also has to consider the requirements of "lawfully established, instead of randomly chosen court". The legislator by establishing jurisdiction has to realize the establishing exclusive jurisdiction or special jurisdiction, he interferes with the right that have been already existing at the respondent to court in the location (the general jurisdiction). The author notes that need of definition by the law of appropriate court for each cases excludes the indistinct or broad determination of judicial competence allowing it in any interpretation by a subject of law; otherwise jurisdiction of affairs can't be considered as the lawfully established. Often not only specialist in procedural law, but also a modern subject of law in consideration of the case with artificially changed jurisdiction doesn't see time of violation of the rights of the respondent. The author believes that the main reason was establishment of the general jurisdiction in a residence of the respondent, in particular, because the court has to have opportunity to consider dispute, opportunity to listen to both parties. Jurisdiction in the location of the respondent is "natural jurisdiction", in a certain degree excluding abuse of the right to judicial protection of the claimant.

Key words: jurisdiction; court; civil process; right to lawful court; fair justice.

Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь,

то перестань верить тому, что говорят и пишут,

а наблюдай сам и вникай.

А.П.Чехов

Ранее, столкнувшись с проблемами подсудности, мы рассматривали подсудность прежде всего как заранее известный способ определения суда, наделенного компетенцией рассматривать спор <1>. Для нас было очевидно, что предназначением института подсудности и подведомственности является распределение дел между судами, что очень похоже на разрешение только публично-правовых судоустройственных проблем. По всей видимости, эта очевидность - всего лишь следствие полученного образования, которое в определенной степени сузило наш кругозор лишь изучением норм права и их толкованием.

Действительно, восприятие некоторых данных в качестве правильных без их должной оценки создает в последующем проблемы. Когда же мы начинаем внимательно рассматривать проблему, то порой видим, что за фасадом общего представления о том или ином вопросе нет ничего, кроме общего согласия, основанного на содержании норм закона.

Для нас было очевидно, что дело, рассмотренное с нарушением подсудности, является незаконным. И мы не особо вдавались в то, почему оно является незаконным: либо потому, что суд вышел за пределы своей компетенции, либо потому, что суд вмешался в субъективное право сторон на рассмотрение дела по подсудности, установленной законом.

Надо отметить, что ст. 47 Конституции РФ право на рассмотрение дела по подсудности, установленной законом, формулирует как субъективное право: "Никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом".

Ссылаясь на данную статью Конституцию РФ, мы настаивали на том, что рассмотрение дела в суде, к подсудности которого оно отнесено законом, - это реализация субъективного права, но, к сожалению, не развивали эту идею и не задумывались над тем, обусловлено ли это субъективное право чем-либо иным, нежели законом. Мы не задумывались о справедливости подсудности, установленной законом, - нам было достаточно добиться хотя бы того, что было установлено законом.

Однако, наверное, настала пора задуматься над тем, является ли любая подсудность, установленная законом, соответствующей требованиям справедливого правосудия. На первый взгляд формулировка ст. 47 Конституции РФ может создать такое впечатление, что любая подсудность, установленная законом, будет правильной, что субъективное право на рассмотрение дела по подсудности, установленной законом, если таковое и существует, зависит в полной мере от произвола законодателя.

Надо отметить, что борьба за правый суд или за правильную подсудность доводила некоторых лиц до КС РФ, который сформулировал правовые позиции, определяющие требования к закону, в котором устанавливается подсудность.

В частности, в соответствии с правовыми позициями КС РФ надлежащим судом для рассмотрения дела (ст. 47, 118, 120 и 128 Конституции РФ) признается суд, компетенция которого определена законом, обосновывающим как разграничение видов судебной юрисдикции, так и определение предметной, территориальной и инстанционной подсудности. Необходимость определения законом надлежащего суда для каждого дела исключает нечеткое или расширительное определение судебной компетенции, допускающее ее произвольное истолкование правоприменителем; в противном случае подсудность дел не может считаться законно установленной; в силу требований ст. 47 Конституции РФ подсудность дел должна определяться законом, закрепляющим критерии, которые в нормативной форме (в виде общего правила) предопределяли бы, в каком конкретно суде подлежит рассмотрению то или иное дело, с тем чтобы избежать неопределенности в данном вопросе, которую в противном случае приходилось бы устранять посредством правоприменительного решения, используя дискреционное полномочие правоприменительного органа или должностного лица, т.е. определять подсудность дела не на основании закона, что не отвечает конституционным требованиям независимого, объективного и беспристрастного суда (ст. 18, 46, 47, 120 и 123 Конституции РФ) <1>.

В дальнейшем КС РФ указал, что, поскольку право каждого на судебную защиту может быть обеспечено лишь законным, независимым и беспристрастным судом, несоблюдение правил подсудности влечет нарушение не только ч. 1 ст. 47, но и ч. 1 ст. 46 Конституции РФ. Решение, принятое с нарушением правил подсудности, не может быть признано правильным, поскольку оно - вопреки ч. 1 ст. 47 Конституции РФ, закрепляющей право каждого на рассмотрение дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, и ч. 3 ст. 56 Конституции РФ, не допускающей ограничение этого права ни при каких обстоятельствах, - принимается судом, не уполномоченным в силу закона на рассмотрение данного дела, что является существенным (фундаментальным) нарушением, влияющим на исход дела и искажающим саму суть правосудия.

Разрешение дела с нарушением правил подсудности не отвечает и требованию справедливого правосудия, поскольку суд, не уполномоченный на рассмотрение того или иного конкретного дела, не является по смыслу ст. 46 и 47 Конституции РФ и соответствующих общепризнанных принципов и норм международного права законным судом, а принятые в результате такого рассмотрения судебные акты не обеспечивают гарантии прав и свобод в сфере правосудия <1>.

В другом Постановлении КС РФ вновь указал, что "сформулированное как субъективное право каждого требование Конституции Российской Федерации об определении подсудности дел законом означает, что в таком законе должны быть закреплены критерии, которые в нормативной форме (в виде общего правила) заранее, т.е. до возникновения спора или иного правового конфликта, предопределяли бы, в каком суде подлежит рассмотрению то или иное дело. Иное не позволяло бы суду, сторонам и другим участникам процесса избежать неопределенности в этом вопросе, приводило бы к необходимости устранять ее посредством правоприменительного решения, т.е. дискреционным полномочием правоприменительного органа или должностного лица, и тем самым определять подсудность дела уже не на основании закона" <1>.

Однако эти, безусловно, важные правовые позиции КС РФ, раскрывающие содержание конституционного права на законный суд, сводятся лишь к тому, чтобы подсудность была сформулирована точно и определенно, с тем чтобы она не определялась или изменялась произвольно решением правоприменительного органа и была заранее известна всем заинтересованным лицам.

Соответственно, из данных правовых позиций можно сделать вывод, что если законодателем подсудность сформулирована хотя и произвольно, но достаточно определенно и ясно, то право на суд по подсудности, установленной на основании закона, вроде как не нарушено.

В качестве примера рассмотрим отношение КС РФ к подсудности, установленной в ч. 2 ст. 13 Федерального закона от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" (далее - Федеральный закон о противодействии экстремистской деятельности). Напомним, что в данной статье "информационные материалы признаются экстремистскими федеральным судом по месту их обнаружения, распространения или нахождения организации, осуществившей производство таких материалов, на основании представления прокурора или при производстве по соответствующему делу об административном правонарушении, гражданскому или уголовному делу".

Как пишут процессуалисты, правила подсудности в Федеральный закон о противодействии экстремистской деятельности сформулированы таким образом, что фактически в любом субъекте РФ местная прокуратура может обратиться в суд с заявлениями о признании материалов экстремистскими. В этом случае владелец ресурса, а также и автор спорного материала будут просто вынуждены подчиниться юрисдикции соответствующего суда по месту нахождения прокуратуры, т.е. по месту обнаружения спорных материалов <1>.

Но бывает, что иногда производство о признании одних и тех же книг в качестве экстремистских материалов идет в разных регионах. На наш взгляд, это противоречит требованиям процессуального законодательства, не допускающим одновременное рассмотрение тождественных споров. На наш взгляд, здесь можно утверждать о тождественности, поскольку сам факт возбуждения дела в суде разными прокурорами не делает их нетождественными по кругу субъектов: прокурор - всего лишь представитель государства и действует от его имени. В Постановлении от 12 января 2006 г. по делу "Кехайа и другие против Болгарии" (жалобы N 47797/99 и 68698/01) Европейский суд по правам человека пришел к выводу о том, что требование тождественности сторон двух судебных разбирательств соблюдается в ситуации, когда в судебных разбирательствах участвуют различные государственные органы, поскольку все они представляют собой "проявление" (emanation) одного лица - государства <1>.

Но это всего лишь наша точка зрения, которая, к сожалению, не исключает существования правоприменительной практики, ей противоречащей. Так, ООО "Издатель Эжаев А.К." столкнулось с ситуацией, когда прокурор городского округа Тольятти Самарской области и прокурор Центрального округа г. Тюмени обратились соответственно в Центральный районный суд городского округа Тольятти Самарской области и Центральный районный суд г. Тюмени с представлениями о признании информационных материалов - книги, изданной ООО "Издатель Эжаев А.К.", - экстремистскими. Определениями указанных судов отказано в удовлетворении ходатайств ООО "Издатель Эжаев А.К." о передаче дела по подсудности в суд по месту нахождения организации, осуществившей производство спорных материалов.

ООО "Издатель Эжаев А.К." сочло, что указанная норма позволяет суду произвольно принимать решение о рассмотрении дела по месту обнаружения информационных материалов и отказывать в передаче дела в суд по месту нахождения организации, осуществившей производство таких материалов, и обратилось в КС РФ.

Определением КС РФ от 22 марта 2011 г. N 384-О-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы общества с ограниченной ответственностью "Издатель Эжаев А.К." на нарушение конституционных прав и свобод частью второй статьи 13 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности" было отказано по следующим мотивам: "В соответствии со статьей 47 (часть 1) Конституции Российской Федерации никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом. Применительно к рассмотрению дел о признании информационных материалов экстремистскими таким законом является Федеральный закон "О противодействии экстремистской деятельности", в части второй статьи 13 которого установлено, что информационные материалы признаются экстремистскими федеральным судом по месту их обнаружения, распространения или нахождения организации, осуществившей производство таких материалов. Данная норма не может рассматриваться как допускающая произвольное (не основанное на законе) решение вопроса о подсудности указанной категории дел и, следовательно, как нарушающая конституционные права и свободы заявителя".

То есть КС РФ полагает, что произвол законодателя при определении подсудности, при условии что данный произвол определяет подсудность определенно и точно, не является произволом...

Что ж, как отмечал Лон Фуллер, "если эти законы будут написаны с достаточной хитростью, они смогут оставаться в рамках конституции и одновременно подрывать те институты, которые она предназначена устанавливать" <1>. По меткому выражению Г. Радбруха, этот произвол в правовых одеждах может быть оформлен на самом высоком уровне - законом <2>. Государство, располагая силой, всегда способно в большей или меньшей степени "испортить" право, придать ему антиправовые черты <3>.

Неудивительно, что мнения ученых, затрагивавших проблему подсудности в Федеральном законе о противодействии экстремистской деятельности, трудно назвать столь же благожелательными по отношению к произволу законодателя. Так, А.В. Незнамов в уже упомянутой монографии дипломатично отмечает, что "...их формулировка в то же время с юридической точки зрения реализована недостаточно корректно. Нельзя не заметить, что благодаря этому был закреплен наиболее грубый подход к решению проблемы, позволяющий любому суду распространить свою юрисдикцию на данную категорию дел" <1>.

В статье Ю.Л. Ершова "Закон о противодействии экстремизму ломает каноны подсудности гражданских дел" <1> содержится более развернутая и открытая критика подхода законодателя, которая сопровождается анализом современных способов определения подсудности и практических проблем, порожденных несправедливым правовым регулированием, противоречащим доктрине гражданского процесса.

Мы согласны с критикой Ю.Л. Ершовым с точки зрения доктрины и современной юридической техники подхода, использованного законодателем, но и в данной статье мы не увидели для себя исчерпывающего ответа на вопрос о том, является ли произвольное установление подсудности законодателем вмешательством в субъективное право на рассмотрение судом дела по подсудности, установленной законом, либо это субъективное право существует лишь тогда, когда законодатель установил эту подсудность.

В отношении данного конкретного случая мы полагаем, что можно говорить о вмешательстве в право на рассмотрение судом дела по подсудности, установленной законом. Этот вывод мы основываем на том, что все же такое правовое регулирование не было изначальным: ранее закон определял подсудность таких споров по месту нахождения организации, которая осуществила производство материалов, т.е. в соответствии с "обычным" правилом подсудности - по месту нахождения ответчика.

Лишь Федеральным законом от 10 мая 2007 г. N 71-ФЗ "О внесении изменения в статью 13 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности" ч. 2 ст. 13 Федерального закона о противодействии экстремистской деятельности изложили в новой редакции: "Установление наличия в информационных материалах признаков, предусмотренных пунктами "а" - "в" части первой настоящей статьи, осуществляется федеральным судом по месту обнаружения и распространения таких материалов или по месту нахождения организации, осуществившей их издание, на основании представления прокурора".

Можно утверждать, что данным Федеральным законом было осуществлено вмешательство в конституционное право, защищаемое ст. 47 Конституции РФ, поскольку здесь имело место не установление подсудности, а ее изменение, которым, собственно говоря, и было ограничено ранее существовавшее право на рассмотрение дела по месту нахождения ответчика.

Нас заинтересовала причина такого вмешательства законодателя, т.е. то, какую законную цель преследовал законодатель, изменяя подсудность. Как оказалось, в 2004 г. Народное собрание Республики Дагестан постановило обратиться с законодательной инициативой по изменению подсудности для случаев, когда в оспариваемой литературе не указаны выходные данные книги либо данные недостоверны и не представляется возможным установить заказчика, тираж и место издания, что препятствует возможности прокурора обращаться в суд <1>.

Однако заявленная цель все же оказалась несколько не соответствующей произведенному правовому регулированию. Данной цели можно было бы достичь другими средствами: для этого было бы достаточно указать, что в том случае, когда у информационных материалов отсутствуют выходные данные издателя, дело может быть рассмотрено по месту обнаружения данных информационных материалов.

В мировом сообществе уже давно выработан способ идентификации изданий, в том числе для судебных целей, через применение Международного стандартного книжного номера (International Standard Book Number (ISBN)); этот способ также применяется в России <1>. Номер издания (публикации) идентифицирует конкретное издание (публикацию) издателя, производителя документов в предоставленном ISBN.

Надо отметить, что еще в Приказе Мининформпечати РФ от 28 июня 1993 г. N 127 "Об утверждении Перечня выходных сведений, размещаемых в непериодических печатных изданиях" было обращено внимание на то, что выпуск книг и брошюр без лицензий на издательскую деятельность, без проставления международных стандартных номеров книг (ISBN) является правонарушением, ущемляющим права авторов, художников, переводчиков, наследников, потребителей. Согласно ст. 13.22 КоАП РФ выпуск (изготовление) или распространение продукции средства массовой информации без указания в установленном порядке выходных данных, а равно с неполными или заведомо ложными выходными данными влекут предупреждение или наложение административного штрафа.

Соответственно, издатель, нарушающий требования об указаниях выходных данных, фактически сам отказывается от того, чтобы иск был подан к нему по месту его нахождения, и в этом случае ограничение права такого недобросовестного издателя на рассмотрение дела по месту его жительства является обоснованным.

Надо отметить, что прояснение цели законодателя вызвало идею <1>, что, возможно, в данном случае имела место просто неудачная юридическая техника и законодатель пытался установить не альтернативную, а условную подсудность, что в случае осуществления производства оспариваемых материалов организацией <2> прокурор должен обращаться в суд по месту нахождения такой организации, что соответствует общему подходу законодателя к определению подсудности (ст. 28 ГПК РФ, ст. 35, 208 АПК РФ). Но это всего лишь предположение, которое не возрождает ранее существовавшего права на рассмотрение дела по месту нахождения издателя.

Рассмотренный выше случай мы оценивали как необоснованное ограничение - нарушение ранее существовавшего права на рассмотрение дела по месту нахождения добросовестного издателя - права, ранее установленного законом.

Такой подход, быть может, и достаточен для оценки данной ситуации, но нас заинтересовал вопрос: существовало бы такое право, если бы оно не было установлено законом, действительно ли оно находится в полной власти законодателя, ничем не ограниченного в вопросе установления подсудности? Или же все-таки есть что-то, что лежит в основе определения подсудности? Какие принципы лежат в основе определения подсудности?

Это тем более важно, что даже уважаемые нами ученые порой видят право на рассмотрение дела в суде по подсудности, установленной на основании закона, как право, обеспечивающее истцу доступ к суду и имеющее отношение к истцу <1>. На это можно было бы легко возразить, что в ст. 47 Конституции РФ при установлении запрета на лишение права на суд и судью в соответствии с подсудностью, установленной законом, для обозначения лица, в пользу которого установлен запрет, использован термин "никто", а не термин "истец" или "заявитель".

Однако надо признать, что зачастую не только процессуалисты, но и современный правоприменитель в рассмотрении дела с искусственно измененной подсудностью не видят порой нарушения прав ответчика. Одним из судей г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области специфически было высказано возражение представителю ответчика, настаивавшему в деле, где был применен грубейший вариант изменения подсудности, на реализации права на рассмотрение дела тем судом, к подсудности которого оно отнесено законом: какая-де разница, в каком суде рассматривать дело, - везде закон-то одинаков. Мой коллега прокомментировал данное высказывание следующим образом: "Эта псевдонаивная логика предполагает, что не будет найдено контраргументов, приемлемых и способных быть облеченными в язык юридических выкладок" <1>, - и указал на то, что вынесение решения суда за пределами компетенции является незаконным: "Производящему суд за пределами своей территории можно безнаказанно не повиноваться" (Павел в 1-й книге Комментариев к эдикту) <2>. Такой подход мы также находим в книге судьи КС РФ Г.А. Жилина: "Неправильное определение судьей компетенции суда при обращении заинтересованного лица за судебной защитой приводит к нарушению права участвующих в деле лиц на законный суд или необоснованному отказу в правосудии" <3>.

Нам же все-таки интересен вопрос: а что же лежит в основе установления подсудности? Быть может, ответ на него дал бы дополнительный материал для понимания ст. 47 Конституции РФ, поскольку "Конституционный Суд РФ должен учитывать, что в корпусе конституционных норм, являющихся результатом по их кодификации, есть место и для кодификации невидимых норм, образующих дух Конституции, - и это кодификация норм, которые сложились объективно в ходе исторического развития" <1>.

Если мы обратимся к дореволюционной процессуальной литературе, описывающей вопросы подсудности, то у профессора Е.А. Нефедьева найдем, что "основное правило ее то, что подсудность определяется по месту жительства ответчика. Это есть так называемое место общей подсудности (ст. 32, 203, 1339 Устава гражданского судопроизводства). Она основывается на том, что каждый имеет право и обязанность отвечать перед тем судом, в округе которого он имеет постоянное место жительства" <1>. Российское гражданское судопроизводство, существовавшее еще до Устава гражданского судопроизводства (далее - УГС), предполагало, что "тяжбы и иски должны быть начинаемы в том суде, коему подведом ответчик" <2>.

Профессор А.Х. Гольмстен писал, что подсудность по месту жительства ответчика оправдывается соображениями справедливости: нельзя позволить истцу привлекать ответчика к суду, который ему более нравится. Тем самым закон давал бы ему средство вымещать свою злобу на ответчике: истец заставил бы ответчика ездить за собой из одного города в другой <1>. Профессор А.И. Загоровский также исходил из того, что общая подсудность установлена для обеспечения справедливости: "Было бы несправедливо сразу ставить в процессе ответчика в невыгодное положение, привлекая его к суду чужому, суду другой местности... тем более, что, быть может, претензия истца окажется неосновательной. Если же она, наоборот, окажется основательной, то и в таком случае определение подсудности по месту жительства имеет за себя оправдание: в месте жительства ответчика скорее и вернее можно проверить его неправоту" <2>.

У другого известного процессуалиста К. Малышева в его Курсе гражданского судопроизводства мы читаем, что "каждое лицо обязано и имеет право отвечать перед судом того места или округа, где оно имеет место жительства. Если ответчик живет, например, в Казани, а истец - в Одессе или в Варшаве, то истец не вправе вызывать ответчика по суду в свой город и таким образом отвлечь его от естественной подсудности тем судам, коим он подчиняется по месту жительства" <1> (выделено мной. - А.С.).

То есть до Октябрьского переворота правила общей подсудности (forum generale) были основаны на праве и обязанности отвечать перед судом по месту жительства; такая подсудность именовалась естественной подсудностью, основанной на требованиях справедливости <1>.

Особые же основания подсудности (forum speciale) для некоторых дел, которые подлежат ведению не того суда, в округе которого ответчик имеет постоянное место жительства или временное пребывание, являлись изъятием из общего правила.

Надо отметить, что УГС устанавливал правило, согласно которому если ответчик по роду своих занятий или промыслов не живет постоянно в одном месте, но имеет оседлость или обзаведение в разных местах, то истцу предоставляется выбрать из этих мест то, где он может застигнуть ответчика <1>.

То есть право на рассмотрение дела по месту нахождения было естественным правом ответчика, законным правом, которое было закреплено в законе, затем правом, установленным законом, а потом правом, зависящим от усмотрения законодателя... Весьма любопытная трансформация.

Полагаем уместным процитировать также профессора Е.В. Васьковского, писавшего, что если установление функций каждого суда обусловливается соображениями публично-правового характера относительно наилучшей организации судебной деятельности, то приурочение деятельности однородных судов к определенным частям территории имеет в виду преимущественно удобство тяжущихся и сделано для удобства тяжущихся <1>.

При этом Е.В. Васьковский также указывал, что "нарушение пространственной компетенции дает одному только ответчику право заявить отвод о неподсудности дела - и то в самом начале процесса (ст. 571, п. 1, 574, 584 Устава гражданского судопроизводства)" <1>. Кстати, профессор Е.А. Нефедьев называл территориальную подсудность относительной и личной подсудностью <2>.

Е.В. Васьковский отмечал, что при определении подсудности предпочтение должно быть отдано интересам ответчика (при отсутствии соглашения о подсудности), т.е. подсудности по месту нахождения ответчика (actor sequitur forum rei). Это он обосновывает тем, что, во-первых, ответчику удобнее защищаться от притязаний истца в месте своего постоянного жительства, где ему легче собрать доказательства и найти свидетелей в свою пользу. Во-вторых, первоначальные издержки по ведению дела, как-то: уплата судебной пошлины и других сборов, а равным образом и расходы, связанные с производством дела в суде другого округа, должны падать на истца, так как от него зависит предъявление иска и он должен нести последствия неосновательности или недоказанности своего иска. Наконец, в-третьих, если дать истцам возможность предъявлять иск не по месту жительства ответчиков, то это привело бы к тому, что предъявлялись бы нередко совершенно неосновательные иски с целью причинить ответчикам беспокойство и вовлечь их в излишние расходы, которые не всегда можно возместить с истцов <1>.

То есть в основе установления подсудности по месту нахождения ответчика лежат довольно-таки весомые аргументы, которые вполне могут быть приведены и в настоящее время. Взвесить все обстоятельства, прежде чем обращаться с иском, и оценить все возможные риски, вызванные подачей необоснованного иска, - это и сейчас желательное действие, но похоже, что зачастую в настоящее время это действие не совершается, хотя оно обусловлено не только требованиями добросовестности, но и требованием уважения личности ответчика.

Конечно же, нравы меняются, и если ранее обращение к суду по месту ответчика происходило не только потому, что "призыв ответчика осуществлялся без всякого участия органов власти" <1>, но также потому, что "доверие к обвинению, которое произносит потерпевший против любого, ничем не уличенного человека, составляло характерную особенность старого времени" <2> и защищаться от необоснованного обвинения было легче там, где ответчика знали. Точнее, доверие к обвинению уравновешивалось доверием к обвиняемому только в месте его жительства, если, конечно же, такое доверие существовало...

Можно и далее искать причины установления общей подсудности по месту нахождения ответчика, но мы полагаем, что основной причиной являлось, в частности, то, что суд должен иметь возможность рассмотреть спор, возможность выслушать обе стороны. Как отмечали российские ученые, "вечна и непреложна истина, что никакой спор, возникший между двумя лицами, не может быть разрешен правильно без выслушивания объяснений обеих сторон. Audiatur et altera pars - еще у римлян было основой гражданского правосудия, и с тех пор нет законов о судопроизводстве гражданском, в коих не заключалось бы такого правила... Оно и есть краеугольный камень каждого устава гражданского судопроизводства" <1>.

Безусловно, возбуждение судебного дела по месту нахождения ответчика создает условия для того, чтобы не только ему было удобно защищаться от нападающего, но и у суда была реальная возможность заслушать обе стороны и выполнить функцию правосудия. То есть для суда важна возможность быть в общении со спорящими сторонами, непосредственно воспринимать объяснения сторон и исследовать доказательства.

Учет места нахождения большинства доказательств по делу или объекта спора для установления исключительной подсудности также вызван целью обеспечения именно этой возможности и является исключением из общей подсудности.

Надо отметить, что разработанные Правила трансграничного гражданского процесса относительно территориальной подсудности содержат следующее правило: "Когда только возможно, территориальная подсудность устанавливается изначально или путем передачи дела по подсудности в таком месте в государстве суда, которое является разумно удобным для ответчика" <1>. То есть те естественные основы, которые служили ранее для установления общей подсудности по месту нахождения, учитываются в международном сообществе процессуалистов, разработавших вышеуказанные Правила трансграничного процесса.

Как мы уже отмечали ранее, функция правосудия состоит в устранении конфликтов и водворении спокойствия в правоотношениях граждан <1>. Кстати, в пользу этого также говорит и этимология слова "суд", которое ранее означало "договор" <2>, "сделанное вместе" <3>.

Добиться выигрыша в суде, когда другая сторона не может явиться на суд, возможно, но это не устранит существующий конфликт - скорее вызовет новый, в том числе с судом, - конфликт, который подрывает доверие в обществе к суду и тем самым к государству.

Достичь этой цели можно только тогда, когда у суда есть возможность непосредственного исследования обстоятельств, а у ответчика - реальная возможность участвовать в судебном заседании, предстать перед судом и встретиться со своим "обвинителем".

На наш взгляд, другое видение функции правосудия, а именно защита нарушенных прав, не исключает вышеуказанных выводов. Не можем не процитировать известного процессуалиста В.А. Рязановского, писавшего, что, "если суд должен установить право, если установление права и охрана его в борьбе с неправдой и составляет задачу правосудия, в соответствии с этой задачей целью (постулатом) процесса, всякого процесса, является достижение материальной истины, т.е. соответствие решения норме права (правомерность) и действительным обстоятельствам дела (материальная правда в узком смысле). И суд должен быть поставлен в такое положение, чтобы он мог достичь этой цели, т.е. процесс должен быть организован соответствующим для достижения материальной истины образом, сохраняя при этом, конечно, важнейшее приобретение современного правового государства - права личности" <1>.

Хотя требование достижения материальной истины теперь перестало быть основным постулатом российского гражданского процесса, но в настоящее время требование уважения прав и свобод человека в гражданском процессе поднято на небывалую высоту. Россия провозгласила себя правовым государством, в котором "человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства" (ст. 2 Конституции РФ), в котором любое ограничение прав и свобод человека и гражданина может быть осуществлено только на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ).

Соответственно, положения ст. 47 Конституции РФ о том, что никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, не означают, что подсудность, установленная законом, может быть произвольной. Наоборот, установление подсудности и ее изменение всегда есть вмешательство в право человека на рассмотрение дела по месту его жительства. Такое вмешательство может иметь место, но оно должно быть обоснованным и соразмерным и не нарушать само существо права на справедливый суд. Такое вмешательство не есть "отъятие", скорее, наоборот, признание права, но признание в определенной части <1>.

В качестве подтверждения своего вывода считаем возможным привести правовые позиции КС РФ, хотя и высказанные относительно третейских судов, но по большей части применимые и к обсуждаемой в данной статье теме: "...не затрагивается право федерального законодателя в рамках предоставленной ему дискреции в регулировании данного вопроса (пункты "в", "о" статьи 71 Конституции Российской Федерации) определять - исходя из необходимости обеспечения баланса частных и публичных интересов - перечень видов споров, которые могут быть переданы на рассмотрение третейского суда, в зависимости от их социальной значимости, конкретных условий развития гражданского оборота и социально-экономической системы в целом, укоренения правовых начал рыночного хозяйства, правовой культуры и других факторов и вносить в этот перечень изменения. Такие изменения, однако, не могут осуществляться путем произвольного снижения уже достигнутого уровня гарантированности права участников гражданского оборота на использование для защиты своих прав третейского разбирательства, без учета сложившегося правового регулирования, призванного обеспечивать стабильность и динамизм гражданского оборота и предсказуемость в использовании процессуальных возможностей для его участников" <1> (выделено мной. - А.С.).

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Конституции Российской Федерации (под ред. В.Д. Зорькина) включен в информационный банк согласно публикации - Норма, Инфра-М, 2011 (2-е издание, пересмотренное).

В комментарии к ст. 47 Конституции РФ говорится, что одной из гарантий правосудия, отвечающего требованиям справедливости, является право на рассмотрение дела компетентным, независимым и беспристрастным судом, что предполагает законно установленный, а не произвольно выбранный суд, осуществляющий судопроизводство без предубеждения, полно, всесторонне и объективно <1>.

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Конституции Российской Федерации (под ред. В.Д. Зорькина) включен в информационный банк согласно публикации - Норма, Инфра-М, 2011 (2-е издание, пересмотренное).

Полностью соглашаясь с этим подходом, лишь добавим, что требование "законно установленного, а не произвольно выбранного суда" в полной мере относится и к законодателю. Законодатель, устанавливая подсудность, должен осознавать, что, устанавливая исключительную или специальную подсудность, он вмешивается в уже существующее у ответчика право на суд по месту его нахождения (общая подсудность).

К сожалению, это в полной мере разработчиками законов не осознается, что порождает новые и новые эксперименты с установлением подсудности <1>, которые основаны, к сожалению, лишь "на благих намерениях", известно куда ведущих, а не на аксиомах и принципах правосудия.

Безусловно, правы те ученые, которые говорят, что "в ходе правотворчества должна быть учтена система критериев установления подсудности...", и считают, что на доктринальном уровне должна быть разработана система основных положений, позволяющих упорядочить решение вопроса о разграничении подсудности, что позволяло бы конкретизировать и соблюдать конституционные положения <1>.

Полагаем, что и практики не должны остаться в стороне от разрешения проблем с определением подсудности.

Ведь критерии, разработанные американской правовой системой, для определения подсудности, такие, как разумность, где под разумностью понимается соблюдение традиционных понятий честной игры и справедливого правосудия (traditional notions of fair play and substantial justice) <1>, родились не в кабинетной тиши ученых, а в ходе судебных баталий.

Как писал Рудольф фон Иеринг, "всякое право в мире является результатом борьбы, каждое важное правовое положение должно сначала победить те, которые сопротивляются ему, и каждое право - право народа, как и право отдельного человека, - предполагает постоянную готовность к его отстаиванию" <1>. И если мы хотим справедливости в установлении подсудности, то мы обречены на борьбу за эту справедливость. Если же мы перестанем бороться за справедливое правосудие, то очень скоро нам, возможно, останется лишь искать следы справедливого правосудия в старых книгах или в других странах.

Только отстаивая свои идеалы, можно сделать их реальностью.

References

Sultanov A.R. Protivodejstvie manipulyaciyam s podsudnost'yu [Opposition to the manipulation with jurisdiction] (in Russian) // Corporate Disputes. 2007. No. 6.

Sultanov A.R. Manipulyacii s podsudnost'yu [Manipulation with jurisdiction] (in Russian) // Law. 2008. No. 9.

Sultanov A.R. Problema sudebnyh aktov, vynesennyh s narusheniem podsudnosti i podvedomstvennosti [The problem of judicial decisions made in violation of the jurisdiction] (in Russian) // Bulletin of the Federal Arbitration Court of the North Caucasus District. 2010. No. 1.

Sultanov A.R. O problemah podvedomstvennosti i o konfliktah otritsatel'noj kompetencii [On the problems of jurisdiction and the conflicts of the negative competence] (in Russian) // Law. 2008. No. 7.

Neznamov A.V. Osobennosti kompetencii po rassmotreniyu internet-sporov [Features of jurisdiction to review the on-line-disputes] (in Russian): Abstract of Dissertation. Candidate of Legal Sciences. M., 2011.

Sultanov A.R. Vosstanovlenie narushennyh prav i svobod cheloveka i problemy pravopreemstva gosudarstvennyh organov cherez prizmu evropejskih standartov [Restoration of violated rights and freedoms of the individual and the problem of succession of government in the light of European standards] (in Russian) // Law. 2011. No. 2. P. 103 - 113.

Fuller L. Pozitivizm i vernost' pravu [Positivism and fidelity to law] (in Russian) // Jurisprudence. 2005. No. 11. P. 134.

Radbruh G. Filosofiya prava [Philosophy of law] (in Russian) / Transl. from German Yu.M. Yumashev. M., 2004.

Chernichenko S.V. Ocherki po filosofii i mezhdunarodnomu pravu [Essays on philosophy and international law] (in Russian). M., 2009. P. 624.

Ershov Yu.L. Zakon o protivodejstvii jekstremizmu lomaet kanony podsudnosti grazhdanskih del [The law on crossing extremism breaks the canons of jurisdiction of civil cases] (in Russian) // Herald of Civil Procedure. 2013. No. 3. P. 109 - 113.

Sultanov A.R. Jekstremistskie materialy [Extremist materials] (in Russian) // EJ-Lawyer. 2010. No. 25.

Yarkov V.V. Yuridicheskie fakty v civilisticheskom processe [Legal facts in the civil process] (in Russian). M., 2012. P. 336.

Gataullin Je.A. Marginal'naya yurisprudenciya. Postanovka problemy na primere manipulyacij s podsudnost'yu [Marginal law. Statement of the problem by the example of manipulation with jurisdiction] (in Russian) // Corporate Disputes. 2005. No. A. P. 99.

Digesty Yustiniana [The Digest of Justinian] (in Russian) / Transl. from Latin; Ed. by L.L. Kofanov. Vol. 2. M., 2002. Second book, tit. I. P. 20.

Zhilin G.A. Pravosudie po grazhdanskim delam: aktual'nye voprosy [Justice in civil matters: actual issues] (in Russian). M., 2010. P. 385.

Gadzhiev G.A. Ontologiya prava [Ontology of law] (in Russian). M., 2013. P. 259.

Nefed'ev E.A. Uchebnik russkogo grazhdanskogo sudoproizvodstva [Textbook of Russian civil proceedings] (in Russian). Krasnodar, 2005. P. 127.

Nefed'ev E.A. Uchenie ob iske [The doctrine of claim] (in Russian). Kazan', 1895. P. 8 - 9.

Degaj P.I. Uchebnaya kniga rossijskogo grazhdanskogo sudoproizvodstva gubernij i oblastej, na obshhih pravah sostoyashhih, sostavlennaya dlya Imperatorskogo uchilishha pravovedeniya [Textbook of Russian civil proceedings provinces and regions where the general rule was drawn up for the Imperial School of Jurisprudence] (in Russian). St. Petersburg, 1840. P. 17.

Kukol'nik V. Rossijskoe chastnoe grazhdanskoe pravo. Chast' II: Obryad grazhdanskogo sudebnogo deloproizvodstva [Russian private civil law. Part II: Rite of the civil court proceedings] (in Russian). St. Petersburg, 1815. P. 145.

Gol'msten A.H. Uchebnik russkogo grazhdanskogo sudoproizvodstva [Textbook of Russian civil procedure] (in Russian). 5th ed., rev. and exp. St. Petersburg, 1913. P. 74.

Zagorovsky A.I. Ocherki grazhdanskogo sudoproizvodstva v novyh administrativno-sudebnyh i sudebnyh uchrezhdeniyah [Sketches of civil proceedings in the new administrative-judicial and judicial institutions] (in Russian). Odessa, 1892. P. 56.

Malyshev K. Kurs grazhdanskogo sudoproizvodstva [The course of civil proceedings] (in Russian). Vol. 1. 2nd ed., rev. and exp. St. Petersburg, 1876. P. 165.

Yudel'son K.S. Sovetsky grazhdansky process [Soviet civil procedure] (in Russian). M., 1956. P. 189.

Vas'kovsky E.V. Kurs grazhdanskogo processa [The course of civil proceedings] (in Russian). M., 1913. P. 580.

Vas'kovsky E.V. Uchebnik grazhdanskogo processa [Textbook of civil procedure] (in Russian). M., 2003. P. 149.

Dyuvernua N. Istochniki prava i sud v drevnej Rossii [Sources of law and justice in the ancient Russia]. M., 2004. P. 182.

Shheglovitov I.G. Vliyanie inostrannyh zakonodatel'stv na sostavlenie Sudebnyh ustavov 20 noyabrya 1864 goda [The influence of foreign laws on drafting legal regulations dated November 20, 1864] (in Russian). Petrograd, 1915. P. 56.

Principy transgranichnogo grazhdanskogo processa [The principles of cross-border civil proceedings] (in Russian) / Transl. from English E.A. Vinogradova and M.A. Filatova. M., 2011. P. 90.

Sultanov A.R. Process dlya mira ili mir dlya processa? [Process for the peace or the peace for process?] (in Russian) // Herald of Civil Procedure. 2012. No. 4. P. 100 - 109.

Sultanov A.R. Process dlya mira! [Process for peace!] (in Russian) // Herald of Civil Procedure. 2012. No. 6. P. 76 - 83.

Chernyh P.Ya. Istoriko-jetimologichesky slovar' sovremennogo russkogo yazyka [Historical and etymological dictionary of the modern Russian language] (in Russian). M., 2004. P. 21.

Fasmer M. Jetimologicheskij slovar' russkogo yazyka [Etymological dictionary of the Russian language] (in Russian): In 4 vols. M., 2004.

Shansky N.M., Bobrova T.A. Shkol'ny jetimologichesky slovar' russkogo yazyka [School etymological dictionary of the Russian language] (in Russian). M., 2000. P. 307.

Uspensky L.V. Slovo o slovah. Pochemu ne inache [A word about words. Why not otherwise] (in Russian). Leningrad, 1971. P. 664.

Ryazanovsky V.A. Edinstvo processa [The unity of the process] (in Russian). M., 2005. P. 34.

Lazarev V.V. "Ot'emlemye" i "neot'emlemye" prava i svobody cheloveka i grazhdanina ["Separable" and "inalienable" rights and freedoms of man and citizen] (in Russian) // Constitutional rights and freedoms of the individual in the context of the interaction between civil society and the rule of law. M., 2010. P. 64.

КонсультантПлюс: примечание.

Комментарий к Конституции Российской Федерации (под ред. В.Д. Зорькина) включен в информационный банк согласно публикации - Норма, Инфра-М, 2011 (2-е издание, пересмотренное).

Kommentary k Konstitucii RF [Commentary on the Constitution of the Russian Federation] (in Russian) / Ed. by V.D. Zor'kin, L.V. Lazarev. M., 2010 (author of the commentary on art. 47 - G.A. Zhilin).

Kuznetsova E.V. Institut podsudnosti v grazhdanskom processual'nom prave Rossijskoj Federacii [Institute of jurisdiction in civil procedural law of the Russian Federation] (in Russian): Dissertation. Candidate of Legal Sciences. M., 2004.

Ihering R. Bor'ba za pravo [Fight for the right] (in Russian). St. Petersburg, 2006. P. 36.