Введение судебных уставов 1864 г. В пермской губернии

Смирнов Владимир Николаевич, заслуженный юрист РФ, кандидат юридических наук, доцент кафедры истории государства и права Уральской государственной юридической академии (Екатеринбург).

По архивным документам исследуется реализация на Урале демократической Судебной реформы 1864 г. Рассматриваются суд присяжных, институт профессиональной защиты.

Ключевые слова: Судебные уставы, Пермская губерния, окружные суды, судебная палата, Правительствующий сенат, суд присяжных, присяжный поверенный, помощник присяжного поверенного, частный поверенный.

Introduction of Judicial charters of 1864 in Perm Gubernia

V.N. Smirnov

Using archival papers the author explores the implementation of democratic judicial reform of 1864 in the Urals. The jury and the institute of professional defence are considered.

Key words: Judicial charters, Perm Gubernia, district courts, trial chamber, Administrative Senate, jury, attorney, assistant attorney, private attorney.

29 сентября 1862 г. Александр II утвердил Основные положения преобразования судебной части в России, а 20 ноября 1864 г. - Судебные уставы. Цель последних, как писал император в указе Правительствующему сенату, заключалась в том, чтобы "водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе то уважение к закону, без которого невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем действий всех и каждого: от высшего до низшего".

Судебные уставы вполне соответствовали этой великой цели: они даровали полную самостоятельность судебной власти, отделив ее от административной; создали стройную и прочную систему судебных инстанций, способствовавшую быстрому и единообразному отправлению правосудия; обеспечили надлежащий состав судебного персонала, определили его интеллектуальный и нравственный цензы, установили нормы о материальном положении судей и их несменяемости. Кроме того, согласно Судебным уставам к участию в отправлении правосудия привлекались представители народа в качестве присяжных заседателей, сословных представителей и мировых судей. Наконец, было преобразовано судопроизводство, его обратили из тайного, следственного и письменного в гласное, состязательное и устное, был создан официальный институт судебной защиты - институт присяжных поверенных.

Судебными уставами 1864 г. создавалась оригинальная и эффективная система правосудия. Высший судебный орган - Правительствующий сенат - объединял две ветви судебной системы: общие суды и мировые суды. Кроме того, существовали суды особой юрисдикции: военные, волостные, коммерческие и иные, создание которых предусматривалось законодательными актами.

Административно-территориальное и судебно-территориальное деление империи после реформы не совпадало. Уезды и города были разделены на участки мировых судей. Территория, подведомственная окружным судам, охватывала несколько уездов, судебным палатам - несколько губерний. Окружные суды были общими судами первой инстанции, судебные палаты - судами второй, апелляционной инстанции. В начале XX в. в империи существовало 106 окружных судов и 14 судебных палат. При такой структуре уездное начальство не только по табели о рангах, но и по фактическому статусу было лишено возможности оказывать на судей какое-либо влияние. Судьи второй инстанции также избавлялись от давления со стороны губернской бюрократии <1>.

Еще более значительной гарантией независимости судей стал принцип их несменяемости, закрепленный в ст. 243 Учреждения судебных установлений. Согласно этой статье председатели и члены окружных судов и судебных палат не могли быть уволены или переведены с одной должности на другую без их согласия, кроме как по приговору суда. Все постоянные, профессиональные члены окружного суда и судебной палаты, так называемые коронные судьи, назначались императором по представлению Министра юстиции. Для назначения на должность члена окружного суда необходимо было иметь высшее юридическое образование и стаж работы в суде или прокуратуре не менее трех лет (в звании присяжного поверенного - 10 лет). Для более высоких должностей стаж увеличивался.

Окружные суды состояли из одного или нескольких отделений по уголовным и гражданским делам. В этих судах рассматривалось большинство дел, причем все гражданские и значительная часть уголовных разбирались коронными судьями. Для рассмотрения дел о преступлениях, за которые могло быть назначено наказание в виде лишения прав состояния, привлекались присяжные заседатели. Как правило, лишение прав состояния сопровождалось другими наказаниями (каторжными работами, ссылкой, тюрьмой) и назначалось за тяжкие преступления. Таким образом, суд присяжных являлся не самостоятельным учреждением, а особым присутствием окружного суда.

Новое судоустройство в Пермской губернии стало развиваться с 1873 г. Сначала на основании царского указа были закрыты уездные суды и введены мировые судебные учреждения. Тогда же образована из губернских гражданской и уголовной палат палата соединенная, в которую переданы для разрешения по первой инстанции дела из бывших уездных судов. Было велено "в течение первой половины 1873 г. приступить к введению мировых судебных установлений в губернии Пермской и в уездах Вологодском, Грязовецком, Кадниковском, Вельском и Тотемском Вологодской губернии... При сем предоставить Министру юстиции сделать распоряжение о закрытии уездных судов не позже 2-х месяцев со дня открытия мировых судебных установлений" <1>. Проведение судебных преобразований в Пермской губернии было поручено первым председателям Екатеринбургского и Пермского окружных судов: А.Г. Бутакову и С.С. Лебедеву.

А.Г. Бутакову "повелено быть Председателем Екатеринбургского окружного суда с производством в действительные статские советники высочайшим указом, данным Правительствующему Сенату" 21 февраля 1874 г. До этого А.Г. Бутаков служил товарищем председателя Саратовского окружного суда. Сообщая ему письмом о новом назначении, Министр юстиции указывал: "Руководствуясь высочайше утвержденным 8 мая 1873 г. мнением Государственного Совета о введении Судебных уставов в Пермской губернии, я признал нужным предоставить Вашему Превосходительству совместно с председателем Пермского окружного суда, статским советником Лебедевым, произвести подробнейшую ревизию делопроизводства Пермской палаты уголовного и гражданского суда и принять меры к возможно успешному упразднению оной, на точном основании правил о закрытии судных мест прежнего устройства, приведении в действие Уставов 1864 г.

Независимо от сего наблюдение за занятиями имеющих образоваться по усмотрению С.С. Лебедева отделений Пермской Соединенной палаты возлагается на Вас и на Председателя Пермского окружного суда с тем, чтобы по мере возможности как Вы, так и сей последний приняли на себя председательствование в означенных отделениях по взаимному Вашему соглашению" <1>.

А.Г. Бутаков находился в Перми с апреля по июль 1874 г., ревизовал Палату уголовных дел, а С.С. Лебедев - гражданское отделение. 16 июля А.Г. Бутаков докладывал Министру юстиции о расстройстве прежнего делопроизводства и о том, что "в мае - июне 1874 г. Палатой рассмотрено 1268 дел, поступивших по упразднении Екатеринбургского, Ирбитского уездных судов. По ним послано более 1 тысячи исполнительных бумаг... Наведен порядок в канцелярии и документах, показывающих положение дел в Палате и необходимых при ее закрытии и передаче дел по принадлежности" <1>.

Первый председатель Пермского окружного суда С.С. Лебедев высоко оценил деятельность соединенной палаты в деле "успешного перехода в Пермской губернии от старого к новому суду", отмечая в числе ее достижений более быстрое и качественное рассмотрение дел, аккуратность в производстве.

Примером может служить дело крестьянина Ф. Киселева о неосторожном убийстве выстрелом из ружья крестьянской девицы Матрены Сафоновой. Происшествие случилось на Сысертском заводе 12 апреля 1874 г. В три дня по нему проведено дознание, а следствие - за неделю, включая допрос Киселева в качестве обвиняемого, допрос трех свидетелей-очевидцев, "повальный спрос" восьми свидетелей о поведении Киселева в быту, очную ставку обвиняемого со свидетелем Колобовым, осмотр места происшествия при сельском старосте, полицейском и самом Киселеве, осмотр орудия преступления при старосте и понятых, вскрытие специалистом трупа потерпевшей. Через месяц, 12 мая 1874 г., товарищ прокурора составил обвинительный акт, а 11 июня Киселев уже был осужден по ст. ст. 110 и 1468 Уложения о наказании за неосторожное убийство, подвергнут аресту на три недели, с передачей церковному покаянию. Всего дело с дознанием, предварительным и судебным следствием закончено за два месяца, хотя при этом подвергалось неоднократной пересылке на немалые расстояния: Сысерть, Екатеринбург, Пермь. В судебном рассмотрении дела участвовал барон Александр Альфонсович Медем <1>, ставший через 21 год председателем Екатеринбургского окружного суда.

Соединенная палата просуществовала недолго. Уже 2 августа 1874 г. вышел Указ Его Императорского Величества и Правительствующего сената об открытии Пермского и Екатеринбургского окружных судов 1 сентября 1874 г. Пермский губернатор писал председателю суда Лебедеву: "Г. Министр Юстиции... уведомил меня, что введение в действие судебных уставов в полном их объеме в Пермской губернии назначено 1-го сентября сего года и что открытие Пермского Окружного Суда возлагается на Ваше Высокородие. Об этом имею честь сообщить Вашему Высокородию" <1>.

Торжественное открытие Пермского и Екатеринбургского окружных судов состоялось в назначенный день. В Перми "представители городского общества и управления поднесли в дар суду икону Спасителя в серебряной позлащенной ризе", а в зале Благородного собрания был дан обед, во время которого пел хор певчих. В Екатеринбурге была совершена литургия, затем последовал крестный ход к зданию окружного суда <1>. В ходе торжественного заседания провозглашены были акты об открытии суда, о назначении чинов суда и прокуратуры, состоялись привод их к присяге, молебствие, освящение здания суда. Протокол об открытии суда подписали епископ Екатеринбургский Вассиан, главный начальник уральских заводов, городской голова, полицмейстер, председатель земской управы и др. Городская дума принесла в дар суду два Евангелия, два креста и два аналоя для гражданского и уголовного отделений суда <2>.

Надзор за деятельностью системы судопроизводства осуществляло Министерство юстиции. В декабре 1900 г. Министр юстиции направил всем председателям и прокурорам судебных округов циркуляр, в котором обращал внимание на недостатки, негативно сказывавшиеся на результатах судебной деятельности.

"Обобщая известные судебным чинам многочисленные указания, следует неизменно иметь в виду:

- председательствующему - что он направляет дело единственно к раскрытию правды и торжеству закона, а потому несет наибольшую ответственность за все происшедшее на суде;

- прокурору - что он не только государственный обвинитель, но и должностной блюститель законности, а потому заинтересован не столько в признании и успехе, сколько в правильности и основательности обвинения;

- защитнику - что он обязан содействовать, а не препятствовать суду в достижении целей правосудия;

- присяжным заседателям - что в силу высокого доверия к ним законодателя, они, согласно приносимой ими присяге, призваны отправлять суд "по сущей правде и убеждению, не оправдывая виновного и не осуждая невиновного".

Каждому уважающему себя деятелю суда должно быть всегда присуще сознание, что обвиняемый еще не подсудимый, подсудимый еще не осужденный, а осужденный - тот же человек и притом уже начавший искупление своей вины" <1>.

Краеугольным камнем судебной реформы и одним из главных гарантов исполнения демократических принципов судоустройства и судопроизводства стал суд присяжных, обеспечивший реальное и непосредственное участие населения в отправлении правосудия.

Как и другие демократические институты, введенные Судебными уставами, суд присяжных был заимствован у европейских государств. Вместе с тем российский суд присяжных стал новым шагом в развитии европейской правовой культуры. В нем "несравненно менее заметна подражаемость предписаниям французского законодательства... напротив того, он гораздо больше держится английского образца, хотя и с этой стороны далек от слепого подражания" <1>. Создатели российского суда присяжных подчеркивали, что его отличие от европейских аналогов состоит в аполитичности <2>.

Еще одним изобретением отечественного законодателя стало введение служебного ценза. Независимо от уровня дохода или жалованья в списки присяжных заседателей включались все гражданские чиновники с V по XIV класс, все выборные служащие городских и дворянских учреждений и крестьяне, занимавшие не менее трех лет выборные должности сельских старост, старшин и др.

Вообще же присяжными заседателями могли быть только мужчины в возрасте от 25 до 70 лет, русские подданные. Для них были установлены ценз оседлости (два года) и имущественный ценз. Не могли быть присяжными заседателями лица, находившиеся под судом и следствием, слепые, глухие, умалишенные, объявленные несостоятельными должниками, впавшие в крайнюю бедность, домашняя прислуга. Кроме того, не подлежали включению в списки присяжных священнослужители и монашествующие, лица, занимавшие генеральские должности (первые четыре класса по табели о рангах), работники суда и прокуратуры, чиновники полиции, военнослужащие, учителя и некоторые другие.

Все лица, соответствовавшие требованиям, включались в общие списки присяжных заседателей. Система общих списков - одно из главных достоинств суда присяжных. Противники суда присяжных называли его "суд улицы", "суд толпы". Эту характеристику удачно обыграл адвокат С.А. Андреевский в речи по делу Кронштадтского банка: "Еще недавно один публицист дерзнул назвать суд присяжных "улицей". Но, вопреки намерениям автора, я вижу в этом слове не унижение или поругание суда присяжных, а такую характеристику его, в которой метко соединены едва ли не самые дорогие черты этого суда. И правда: пусть вы - улица! Мы этому рады... На улице свежий воздух; мы бываем там все, без различия, именитые и ничтожные; там мы все равны, потому что на глазах народа чувствуем свою безопасность; перед улицей никто не позволит себе бесстыдства - вспомним и похороны, о которых говорил вчера прокурор: когда вы по улице провожаете близкого покойника, незнакомые люди снимут шапку и перекрестятся. На улице помогут заболевшему, подадут милостыню нищему, остановят обидчика, задержат бегущего вора! Когда у вас в доме беда - грабеж, убийство, пожар, - куда вы бежите за помощью? На улицу. Потому что там всегда найдутся люди, готовые служить началам общечеловеческой справедливости. Вносите к нам, в наши суды, эти начала... Приходите судить с улицы, потому что сам законодатель пожелал брать своих судей именно оттуда, а не из кабинетов и салонов..." <1>.

Противники присяжных обвиняли их в неуважении к закону, излишней впечатлительности, которая превращала суд в лотерею, когда за одно и то же преступление одних оправдывали, а других - осуждали. Но такого рода обвинения лишь подчеркивали, что суд присяжных - это не машина правосудия, это живые люди, которые во имя справедливости пользуются своим правом пренебречь законом, если он представляется им слишком суровым или неясным <1>.

Характеризуя коронный суд, современник писал: "Судьи, как и другие должностные чины, смотрят на все сквозь свои профессиональные очки и оттого утратили способность понимать вещи в настоящем их виде; уголовный суд оттого и ужасен, что исполняет обряды и статьи, не видя за этим живого человека" <1>.

Суд присяжных был свободен от таких пороков. Один из присяжных заседателей оставил такие впечатления о процессе, где защитником был присяжный поверенный П.А. Потехин <1>: "Обвинялся в нанесении оскорбления какому-то должностному лицу рабочий, потерявший место, худой, бедный, приниженный. Во мне этот человек по многим причинам возбудил сомнения... И я был твердо уверен, что его обвинят. Но вот после перекрестных допросов, превосходно веденных со стороны Потехина, встал этот замечательный златоуст и начал свою защитительную речь. Он нарисовал яркими красками потрясающую картину жизни несчастного рабочего, с удивительным знанием быта, нравов, положения этого сословия, психологически верно привел моменты душевного состояния рабочего, у которого после потери места впереди безотрадно, туманно, ни одной светлой точки на мрачном, зловещем фоне... Оратор с таким волнением говорил, глаза его горели таким блеском, в голосе звучали такие страстные, покоряющие ноты, что у многих из нас, присяжных, навертывались слезы на глаза, и судьи низко опустили головы... Я моментально прозрел и бранил себя внутренне за мое недавнее сомнение. А у рабочего впалые щеки были мокры от слез, и он истово крестился... Разумеется, несчастного оправдали..." <2>. Газета "Екатеринбургская неделя" в 1884 г. вывела такое заключение: "Теперь на приговор влияют нравственные качества подсудимого, и если присяжные видят чистосердечное раскаяние человека и убеждаются, что большинство членов общества, при тех же условиях, не сумели бы удержаться от совершения преступления, присяжные не рискуют вынести обвинение" <3>.

В 1889 - 1891 гг. в России число оправдательных приговоров, вынесенных судами присяжных, составляло 35% <1>.

Вот мнение председателя Екатеринбургского окружного суда барона Медема о деятельности суда присяжных: "Присяжные заседатели... основной камень судебного строя и лучшее украшение гласного суда. У них выработалось серьезное, внимательное, добросовестное отношение к своим обязанностям и полная солидарность с коронным судом" <1>.

В Екатеринбургском окружном суде за 25 лет его деятельности было оправдано 9526 мужчин и 1370 женщин. Меньше всего оправданных было в 1877 г. (21%), больше всего - в 1897 г. (42%). В среднем за год оправдывались 32% подсудимых <1>.

Обширной была и практика оправданий в Пермском окружном суде. Так, 10 сентября 1879 г. слушалось дело по обвинению бывшего пермского купца Василия Алексеевича Кротова в растрате денег. Защиту Кротова по соглашению осуществлял присяжный поверенный статский советник А.И. Пономарев. Обвинение заключалось в следующем. Общее собрание членов Пермского общества взаимного страхования от огня, произведя проверку счетов и состояния кассы со дня открытия общества (5 апреля 1864 г.) на день сдачи кассы (22 сентября 1876 г.) бывшим распорядителем-кассиром правления общества Василием Кротовым, обнаружило, что в течение последних пяти лет растрачено из сумм общества 16383 руб. 52 коп. Денежными суммами заведовал лично Кротов. На следствии с привлечением эксперта-контролера и бухгалтера были проверены приходно-расходные книги страхового общества и книги Мариинского банка, в котором хранились денежные суммы общества, в результате чего выявлено: растрачено с 5 апреля 1872 г. по 5 апреля 1873 г. 1400 руб., в следующие годы - от 3 до 4 тыс. руб. и не записано на приход 16 руб. 44 коп.

Сам Кротов недостаток суммы объяснил тем, что выдавал иногда страхователям квитанции об уплате премий, не получив от них денег, но надеясь, что они деньги внесут, между тем они денег не вносили. Годовые отчеты и книги Кротов проверял и находил их правильными.

Вердиктом присяжных заседателей Кротов был оправдан <1>.

Случалось, что к уголовной ответственности привлекались и полицейские чины. В ноябре 1881 г. коллежский регистратор Д.И. Протопопов обвинялся в том, что, состоя столоначальником Пермского городского полицейского управления, 18 мая 1874 г. из корыстных или иных личных целей похитил представленное в означенное управление заявление мещанки Ауденовой об отказе от иска денег с Разумовской и затем в июле того же года возвратил его в полицейское управление, причем в заявлении оказались переправки. Данное деяние было квалифицировано как подлог по службе <1>. Защиту вел помощник присяжного поверенного А.А. Токарев. Присяжные оправдали Д.И. Протопопова <2>.

Интерес представляет уголовное дело об изнасиловании малолетней крестьянской девицы. Поводом к делу явилось сообщение крестьянки Е.Н. Гвоздковой полиции о том, что 25 февраля 1891 г. крестьянка Марья Токарева пригласила ее дочь Анну, 13 лет, к Прасковье Ягуткиной, но увела Анну в дом Евдокии Чагиной. По приходе их к Чагиной последняя, переговорив о чем-то с Токаревой, тотчас вышла из дома и возвратилась уже спустя некоторое время вместе с волостным писарем Павлом Густокашиным. Они принесли с собой две бутылки водки, которую стали употреблять. Токарева и Чагина принудили Анну выпить две рюмки, от чего у нее сделалась головная боль, и она легла на кровать. Вскоре Токарева и Чагина вышли из избы, и Густокашин, воспользовавшись их отсутствием, лег на кровать к Анне и изнасиловал ее. Обвиняемые виновными себя не признали, однако в ходе предварительного следствия свидетели изобличили их в совершенном преступлении <1>. Защитником подсудимого Густокашина был частный поверенный А.Г. Червинский. И хотя в судебном заседании потерпевшая и свидетели подтвердили данные в ходе предварительного следствия показания, присяжные заседатели постановили оправдательный вердикт <2>.

В 1905 г. обвинялся крестьянин Вятской губернии А.К. Варанкин, 24 лет, в том, "что он в г. Перми, вечером 29 октября 1904 г., тайно похитил железную кружку с деньгами, на сумму менее 300 руб., из каменного столба ограды при Рождество-Богородицкой церкви, причем для совершения означенного преступления сломал большой висячий замок, при помощи которого были замкнуты две железные связи, прикреплявшие кружку к столбу". Похищенная кружка была обнаружена пустой на берегу реки Камы, под береговым откосом. Подозрение на подсудимого пало ввиду того, что в указанное время, как было установлено полицией, подсудимый в Перми в квартире мещанина Садова играл в карты, причем проиграл все бывшие при нем деньги в количестве до 6 руб. и почти все мелкой медной монетой, за исключением небольшой суммы серебра до одного рубля. Кроме того, подсудимый навлек на себя подозрение тем, что на другой день после карточной игры на вопрос присутствовавшего при игре мещанина в. Мосягина, откуда у подсудимого столько медной монеты, которую он проиграл в карты, ответил: "Скоро все это будет известно из газет".

Ни на предварительном следствии, ни в судебном заседании подсудимый виновным себя не признал. По существу предъявленного обвинения пояснил, что "проигранные им в карты в квартире Садова деньги были его собственные, частью привезенные им с домашней стороны, частью заработанные им в Перми на пароходной пристани бр. Каменских, где он работал в качестве чернорабочего, что же касается того обстоятельства, что проигранные им деньги состояли по большей части из мелкой медной монеты, то он получил их при разных сдачах в торговых лавках, чайных и т.п.".

В судебном заседании оглашались справки о прежних судимостях Варанкина, из которых выяснилось, что подсудимый два раза прежде судился за кражи в Казани и отбывал наказание в виде лишения свободы.

Защитник подсудимого, присяжный поверенный Белоруссов, считал совершение подсудимым преступления недоказанным, объяснял кражу кружки и нахождение у подсудимого в данное время мелкой медной монеты в большом количестве лишь случайной последовательностью событий.

Присяжные заседатели оправдали подсудимого <1>.

Примечательно, что число оправданий профессиональными составами судебных палат - особыми присутствиями с участием сословных представителей - не сильно отличалось от показателей суда присяжных. Это можно объяснить принципиальными положениями Судебных уставов. Согласно ст. ст. 681 и 682 Устава уголовного судопроизводства признание подсудимым вины не имело решающего значения. Только в случае, если признание не вызывало никакого сомнения, суд, не проводя дальнейшего исследования, мог перейти к заключительным прениям.

Однако суд сам или по требованию сторон мог приступить к рассмотрению и проверке доказательств независимо от признания вины подсудимым. Если виновность отрицалась, то законодатель не обязывал допрашивать подсудимого. По мнению Государственного совета, "допрашивать подсудимого о подробностях преступления, в котором он не сознается, для того чтобы ловить его на словах, приводит в смущение... несообразно с назначением суда" <1>.

Результатом таких правил и была высокая статистика оправданий даже при полном или частичном признании обвиняемых или подсудимых. За три года (1890 - 1892 гг.) - в Екатеринбургском окружном суде было оправдано 59 таких лиц <1>.

В Перми примером подобной практики может служить дело, рассмотренное окружным судом 18 января 1906 г., в отношении мещанина В. Бубнова и крестьянина С.К. Бабурина, обвинявшихся "в том, что они в Перми, на углу Екатерининской и Осинской улиц, в ограде дома Заозерского, в ночь на 13 апреля 1905 г. похитили у вятского мещанина Емельянова кошелек с деньгами, в сумме 17 руб. 10 коп., причем для совершения этого преступления сшибли потерпевшего с ног, нанесли ему побои и сдавили горло". В ходе предварительного следствия потерпевший подтверждал предъявленное обвинение. Обвиняемые в ограблении сознались, возместили потерпевшему всю похищенную сумму денег. В суде потерпевший новыми показаниями стремился смягчить преступление, а подсудимые категорически отрицали свою виновность. Защитник подсудимых, присяжный поверенный Попов, старался доказать, что "в данном случае не было грабежа, а было если не тайное похищение, то простое озорничество и самоуправство". Присяжные заседатели вынесли подсудимым оправдательный вердикт <1>.

Особенно мягкой видится практика Пермского окружного суда по обвинению в детоубийствах. Связано это было, по нашему мнению, с тем, что женщина, прижившая ребенка вне брака, обрекалась обществом на позор и всеобщее порицание. В апреле 1906 г. Пермский окружной суд рассмотрел два дела о детоубийствах. Первое - по обвинению крестьянской девицы С.Л. Поповой, 17 лет, в том, "что, проживая в 1904 г. в городе Перми в качестве кухарки в квартире чиновника Конюхова, в декабре того же года разрешившись от беременности прижитым ею вне брака живым младенцем женского пола, она из стыда и страха скрыла его, бросив в яму отхожего места при квартире Конюхова" <1>. На предварительном следствии подсудимая в совершенном преступлении созналась. Защитник подсудимой по назначению от суда, присяжный поверенный Наговицын, "ввиду сознания подсудимой ходатайствовал о снисхождении к ней". Окружной суд, признав подсудимую виновной, приговорил подвергнуть ее аресту при полиции на три дня.

Второе дело - по обвинению крестьянки Соликамского уезда М.М. Волосатых, 29 лет, в таком же преступлении. Подсудимая в совершенном преступлении созналась. Защитник Наговицын ходатайствовал о снисхождении к ней. Окружной суд приговорил подвергнуть подсудимую аналогичному наказанию <1>.

Конечно, присяжные заседатели, которые принадлежали преимущественно к крестьянскому и мещанскому сословиям, часто оказывались неграмотными и при вынесении многих вердиктов руководствовались не представленными доказательствами, а обыденным сознанием, поддавались эмоциям. Однако заседатели обращали внимание и на качество расследования, культуру и полноту судебных процессов, материально помогали тем из оправданных подсудимых, кто в этом нуждался.

Так, в июле 1904 г. в Екатеринбургском окружном суде слушалось дело Кучеровой, обвиняемой в краже паспорта. Присяжные заседатели вынесли оправдательный вердикт и обратились к председателю суда барону А.А. Медему с просьбой выдать Кучеровой 10 руб. из кружки, поставленной по просьбе присяжных заседателей одной из предыдущих сессий в их комнате для оказания помощи оправданным подсудимым. Председатель суда, в распоряжение которого по желанию присяжных заседателей поступали денежные пожертвования, удовлетворил просьбу присяжных <1>.

В Екатеринбурге после июньской сессии 1909 г. присяжные заседатели сделали председателю окружного суда заявление о замеченном ими небрежном ведении предварительного следствия, в частности по делу супругов Морозовых и Астахова, безвинно просидевших в предварительном заключении 15 месяцев, причем Морозов заразился в тюрьме тифом и умер. В заявлении говорилось "...о чрезмерной медлительности предварительного следствия и продолжительном напрасном томлении в тюрьмах подсудимых" <1>.

В 1913 г. присяжные заседатели по окончании очередной сессии выразили председательствовавшим на судебных заседаниях Вознесенскому и Егорьеву благодарность за умелое и беспристрастное ведение дел. "Стороны - обвинение и защита, а также потерпевшие, обвиняемые и свидетели благодаря тактичности и корректности гг. председательствующих рисовали нам ясные картины прошедших на суде дел. Все это, вместе взятое, давало нам возможность выносить обвинительные и оправдательные вердикты со спокойной совестью". Спустя некоторое время председатель окружного суда А.А. де Кампо-Сципион перед открытием новой сессии в Екатеринбурге разъяснил присяжным заседателям, что "...в права и обязанности присяжных не входит ни порицание, ни одобрение действий чиновников суда, т.к. то и другое является прерогативой монаршей власти" <1>.

Первые шаги новых судов, в особенности суда присяжных, были встречены одобрением и правительства, и печати. Во Всеподданнейшем отчете за 1866 г. Министр юстиции Д.Н. Замятнин отмечал: "Присяжные заседатели, состоящие преимущественно из крестьян, вполне оправдали возложенные на них надежды" <1>. Но очень быстро эйфория консервативных кругов по поводу присяжных прошла. На смену ей появилось столь же эмоциональное возмущение, серьезным катализатором которого стал процесс по делу В. Засулич <2>. Этот процесс, как никакой другой, продемонстрировал независимость российского суда присяжных от давления не только министров, но даже и самого императора. Однако после этого процесса Указом 9 мая 1878 г. из подсудности присяжных были изъяты дела террористов, а также все преступления против должностных лиц и все должностные преступления.

Консервативный публицист М.Н. Катков призывал обновить судебные учреждения, "рабски скопированные с чужих образцов", и требовал, чтобы "Министр юстиции был поистине министром своего государя, а не казался бы дипломатическим при нем агентом самодержавной судебной республики" <1>. Тех же взглядов придерживались и лица, приближенные к императору. В 1885 г. глава консерваторов К.П. Победоносцев передал царю записку "о необходимости судебных реформ", где, в частности, предлагал от института присяжных "отделаться, чтобы восстановить значение суда в России" <2>. Однако до Октябрьской революции 1917 г. попытки ликвидировать суд присяжных не увенчивались успехом.

References

Ekaterinburgskaya nedelya. 1884. N 50.

GAPK. F. 1. Op. 1. D. 1.

GAPK. F. 1. Op. 1. D. 1521.

GAPK. F. 1. Op. 1. D. 1561.

GAPK. F. 1. Op. 1. D. 2037.

GAPK. F. 11. Op. 1. D. 136.

GASO. F. 11. Op. 1. D. 1.

GASO. F. 11. Op. 1. D. 10.

GASO. F. 11. Op. 11. D. 7.

GASO. F. 11. Op. 9. D. 38.

Koni A.F. Sobr. soch.: V 8 t. M., 1966. T. 8.

Kroxmalyuk A.V., Malysheva A.Zh. Korifei prisyazhnoj advokatury. M., 2007.

Mittermajer K. Novyj proekt russkogo ugolovnogo sudoproizvodstva // Zhurnal. Ministerstva yusticii. 1864. T. 22.

NART. F. 51. Op. 1. D. 73.

Pavlova L.A. 12 sfinksov. Ekaterinburg, 2006.

Pavlova L.A. Tvorit' sud po zakonu i chistoj sovesti. Iz istorii sudebnoj vlasti na Srednem Urale 1722 - 2004. Ekaterinburg, 2004.

Permskie gubernskie vedomosti. 1905.

Permskie gubernskie vedomosti. 1906. 18 yanv.

Permskie gubernskie vedomosti. 1906. 29 apr.

Pravo. 1904. N 34.

Pravo. 1909. N 29.

Pravo. 1913. N 45.

Russkie sudebnye oratory v izvestnyx ugolovnyx processax XIX veka. Tula, 1997.

Smirnov V.N., Usmanov R.R. Istoriya advokatury Srednego Urala. Ekaterinburg, 1999.

Sud prisyazhnyx v Rossii: Gromkie ugolovnye processy 1864 - 1917 gg. / Sost. S.M. Kazancev. L., 1991.

Troickij N.A. Carizm pod sudom progressivnoj obshhestvennosti. M., 1979.

Vilenskij B.V. Sudebnaya reforma i kontrreforma v Rossii. Saratov, 1969.

Zhurnal Ministerstva yusticii. 1867. N 2.