Мудрый Юрист

Об уголовных проступках и категоризации преступлений в свете постановления конституционного суда РФ от 14 февраля 2013 г.

Акутаев Р.М., доктор юридических наук, профессор, заместитель председателя Конституционного суда Республики Дагестан.

Статья содержит предложение возродить в российском уголовном законодательстве институт уголовного проступка, сформулирована новая концептуальная модель категоризации преступлений.

Ключевые слова: преступление, административный проступок, уголовный проступок, категоризация преступлений.

The article contains a proposal to revive in the Russian criminal law Institute of the criminal offense, the new conceptual model of the categorization of crimes.

Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации (далее - КС РФ), содержащиеся в Постановлении от 14 февраля 2013 г. N 4-П по делу о проверке конституционности Федерального закона "О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Федеральный закон "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях", наводят на ряд размышлений. Прежде всего с указанной точки зрения обращает на себя внимание ошибочность и алогичность диспозиции ч. 2 ст. 14 УК РФ, предусматривающей, что малозначительное действие или бездействие, формально содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного Уголовным кодексом РФ, не является преступлением и не представляет общественной опасности.

В рамках исследования вопроса о соотношении и взаимодействии административных проступков и преступлений, который отчасти вытекает из упомянутого Постановления КС РФ, появился дополнительный повод обсудить проблему целесообразности иметь в российском уголовном законодательстве институт уголовного проступка. Считаем, что последний требует к себе самого серьезного внимания, поскольку он давно приобрел дискуссионный характер и не только в силу его исторического прошлого. Напомним, что, начиная с Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., вплоть до 1917 г., институт уголовного проступка был "прописан" в российском уголовном законодательстве и применялся на практике. В настоящее время он содержится в уголовных законодательствах многих государств Западной Европы и в странах СНГ, включен в обсуждаемые проекты УК отдельных стран ближнего зарубежья <1>.

<1> Группа депутатов Верховной Рады еще в начале прошлого года внесла в парламент Украины законопроект, которым предлагалось дополнить УК Украины аналогичным понятием. (Об этом см.: В Украине появится понятие "уголовный проступок"? // http://www.novostimira.com.ua/news_16617.html.) Этот институт содержится и в проекте нового Уголовного кодекса Республики Казахстан, который в настоящее время обсуждается. (См.: Ташкинбаев Ренат. В Минюсте Казахстана разъяснили понятие "уголовный проступок" // http://tengrinews.kz/kazakhstan_news/v-minyuste-kazahstana-razyyasnili-ponyatie-ugolovnyiy-prostupok-229617.)

Категория уголовного проступка содержится и в тексте Концепции уголовно-правовой политики Российской Федерации, где утверждается необходимость "конкретизировать содержание и укрепить юридическое значение нормативной категоризации преступлений, посредством которой установить особые правила для преступлений, не представляющих большой общественной опасности (уголовных проступков), неосторожных преступлений, преступлений исключительной тяжести, преступлений международного и транснационального характера" <2>.

<2> Бабаев Михаил, Пудовочкин Юрий. Концепция уголовно-правовой политики Российской Федерации // Уголовное право. 2012. N 4. С. 8.

Следует признать, что наличие института уголовного проступка не только в памятниках российского уголовного права, но и в современных источниках уголовного права ряда зарубежных стран, в Уголовных кодексах стран СНГ, упоминание о ней в Концепции уголовно-правовой политики Российской Федерации свидетельствует об актуальности проблемы и служит еще одним стимулом к ее изучению.

Надо сказать, что в теоретическом плане обсуждение обозначенных выше вопросов имело место значительно раньше. В частности, высказывалась точка зрения, которая имеет своих сторонников и в наши дни, что среди всех правонарушений исключительно только преступления - общественно опасные деяния, якобы другим правонарушениям это свойство не характерно. Применительно к ним, в частности административным проступкам, не может быть и речи об общественной опасности, в лучшем случае можно утверждать об их общественной вредности <3>. Примерно такой позиции придерживается и уголовное законодательство. Толкование ч. 2 ст. 14 УК РФ приводит к выводу, что малозначительное деяние, формально содержащее признаки какого-либо преступления, не является таковым в силу того, что оно не представляет никакой общественной опасности.

<3> Одним из первых эту точку зрения высказал Д.Н. Бахрах. См.: Советское законодательство об административной ответственности. Пермь, 1969. С. 71; См. также: Магомедов Г.Б. Понятие и виды последствий совершения преступления // Правовая политика: федеральный, региональный и муниципальный уровни: Сборник научный трудов по материалам всероссийского научно-практического круглого стола / Под общ. ред. А.В. Малько и Б.Б. Сулейманова. М., 2013. С. 145, 146.

Указанное законоположение, как и рассуждения отдельных ученых-криминалистов, на наш взгляд, ошибочны. Это связано с тем, что они лишены всякой диалектики, в первую очередь - диалектики мышления. Все правонарушения, в особенности административные проступки, о чем речь пойдет далее, в той или иной степени социально опасны, поскольку они причиняют или создают реальную возможность причинения вреда тем или иным, охраняемым нормами российского законодательства, общественным отношениям и (или) личностным благам. В основе всякой общественной опасности деяния лежит их вредоносность. Всякое правонарушение постольку социально опасно, поскольку оно вредоносно или создает реальную опасность причинения вреда общественным отношениям, конкретной личности, обществу или государству. Как видно, социальная опасность присуща даже так называемым составам опасности, где имеет место лишь реальная угроза наступления общественно вредных последствий. Искусственное размежевание, возведение некой "китайской стены" между преступлением и иными видами правонарушений представляется близорукой и контрпродуктивной идеей <4>. Нельзя же на полном серьезе рассуждать о том, что, скажем, еще вчера, т.е. до декриминализации, обман потребителей представлял общественную опасность, а уже сегодня - после декриминализации, он потерял всякую социальную опасность, не причиняет и не может причинить никакого вреда общественным отношениям, личности, обществу или государству, даже несмотря на то, что он предусмотрен в качестве административного проступка. В этом плане можно вспомнить относительно недавно случившуюся ситуацию законодательной "неразберихи", вызванной декриминализацией клеветы и оскорбления с последующей повторной криминализацией клеветы. Получается, что чуть более чем за полгода - с 07.12.2011 по 28.07.2012 - клевета успела полностью потерять свойство общественной опасности и вновь ее обрести. Думается, признать это - равносильно отстаиванию позиции юридического абсурда.

<4> В этом плане нам импонирует точка зрения Н.Г. Иванова, изложенная им в Модельной Общей части УК РФ, где констатируется, что малозначительное деяние не достигает степени общественной опасности преступления. Оно может влечь применение мер административного или дисциплинарного взыскания. (См.: Модельный уголовный кодекс: Общая часть. Опус N 1. М., 2003. С. 49.)

Вызывает недоумение, когда, по логике законодателя, своеобразным водоразделом между общественной опасностью деяния и его неопасностью могут быть не только отдельные дни, но и разница, исчисляемая в десятых, а то и в тысячных долях грамма наркотического или психотропного вещества (см. ст. ст. 228, 228.1 УК РФ и ст. 6.8 КоАП РФ) <5>; либо несколько рублей, составляющих разницу между мелким хищением (административный проступок) и аналогичным преступлением. И это при всем при том, что сам характер деяний (преступления и проступка), определяемый прежде всего объектом посягательства, а также формой вины лица, во всех приведенных примерах один и тот же. А раз так, то значит, разницу между преступлением (разумеется, прежде всего минимальной категории) и иными правонарушениями, в частности административным проступком, следует искать в степени общественной опасности этих деяний. Именно этой точки зрения придерживается и КС РФ в упомянутом выше решении. Согласно его правовой позиции, "нарушение порядка организации либо проведения публичных мероприятий или организации иных массовых мероприятий, повлекших нарушение общественного порядка, результатом которых стало причинение вреда здоровью человека или имуществу, если они не содержат уголовно наказуемого деяния (ч. ч. 4 и 6 ст. 20.2 и ч. 2 ст. 20.2 КоАП Российской Федерации), а также организация или проведение несанкционированных собрания, митинга, демонстрации, шествия, пикетирования или активное участие в них в непосредственной близости от территории ядерной установки, радиационного источника или пункта хранения ядерных материалов и радиоактивных веществ, если это осложнило выполнение работниками указанных установки, источника или пункта своих служебных обязанностей или создало угрозу безопасности населения и окружающей среды (ч. 7 ст. 20.2 КоАП Российской Федерации)", относятся к числу наиболее серьезных административных правонарушений. "Как посягающие на права, свободы и законные интересы физических и юридических лиц, безопасность окружающей среды, общественный порядок и общественную безопасность, они по степени своей общественной опасности тяготеют к уголовно наказуемым деяниям (выделено мной. - Р.А.) и свидетельствуют об утрате публичным или иным массовым мероприятием мирного характера, являющегося непременным условием реализации права на свободу собраний, митингов и демонстраций, шествий и пикетирования".

<5> См.: Постановление Правительства Российской Федерации от 1 октября 2012 г. N 1002 "Об утверждении значительного, крупного и особо крупного размеров наркотических средств и психотропных веществ, а также значительного, крупного и особо крупного размеров для растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, либо их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, для целей статей 228, 228.1, 229 и 229.1 Уголовного кодекса Российской Федерации" (в ред. Постановления от 23.11.2012 N 1215) // СПС "КонсультантПлюс".

Изложенная правовая позиция позволила сделать следующие выводы: а) административным проступкам присуща определенная степень общественной опасности; б) степень общественной опасности некоторых административных проступков "тяготеет", близка к степени общественной опасности преступлений определенной категории; в) именно характер и степень общественной опасности "роднят" преступление с проступком; г) раз административным проступкам присуща определенная степень общественной опасности, то тем более она должна быть присуща малозначительным деяниям, формально содержащим признаки того или иного деяния, предусмотренного УК РФ, о чем говорится в диспозиции ч. 2 ст. 14 УК РФ <6>.

<6> Следует помнить высказывание Л.С. Явича о том, что "асоциальность, общественная опасность или вредность составляют "материальное" содержание правонарушений (выделено мной. - Р.А.) как особого социального явления. Юридическим выражением опасности или вредности поступка для данного общества является его противоправность". (См.: Общая теория права. Л., 1976. С. 265.) От себя дополним, что конструирование законодателем конкретного вида правонарушения (преступления или проступка) в решающей мере определяется характером и степенью общественной опасности либо вредоносности того или иного асоциального явления.

Высокая степень общественной опасности рассматриваемых административных проступков в сравнении с иными аналогичными проступками, по мнению КС РФ, явилась основанием установления за их совершение максимального размера административного штрафа (для граждан - до трехсот тысяч рублей, для должностных лиц - до шестисот тысяч рублей). Более того, альтернативные меры воздействия на виновных в указанных правонарушениях лиц - обязательные работы, административный арест <7> - также свидетельствуют об относительно высокой степени общественной опасности данных проступков по сравнению с другими административными правонарушениями.

<7> Если исходить из правовой позиции Европейского суда по правам человека, который справедливо, на наш взгляд, рассматривает административный арест как разновидность лишения свободы, а также иметь в виду, что штраф и обязательные работы как административные наказания имеют свои более суровые аналоги в уголовном законодательстве, то степень "родства" некоторых преступлений и административных проступков еще более близка и заметна.

Таким образом, изложенная правовая позиция КС РФ и диалектическая методология, руководствуясь которой все социальные явления рассматриваются нами на основе их взаимосвязи и взаимодействия с учетом степени их асоциальности (вредоносности) применительно к определенному периоду общественного развития, дают нам право утверждать о том, что малозначительное действие (бездействие), формально содержащее признаки того или иного деяния, предусмотренного Уголовным кодексом Российской Федерации, также обладает определенной степенью общественной опасности. Общественная опасность проступков, особенно наиболее тяжких из них, не достигает (не дотягивает) той степени вредоносности, которая позволила бы законодателю отнести их к уголовно наказуемым преступлениям, оставляя за ними "статус" наиболее социально опасных административных проступков.

При этом следует иметь в виду два момента. Первый заключается в том, что планка критерия разграничения преступления и проступка - то, что законодатель понимает под степенью общественной опасности деяния, - весьма хрупка и подвижна. Порой субъективное усмотрение оказывает серьезное, если не решающее, влияние на отнесение определенного деяния к тому или другому виду правонарушения.

Второй момент заключается в том, что характер и степень общественной опасности деяния, наряду с формой вины, лежат в основе категоризации преступлений, которая, на наш взгляд, нуждается в серьезной доработке как с точки зрения понятийных категорий, ее определяющих, так и с содержательной стороны. Например, многим не только рядовым гражданам, но и профессиональным юристам представляется чуть ли не кощунственным, противоречащим здравому смыслу, когда законодатель и неосторожные преступления, но при этом вызвавшие многочисленные человеческие жертвы (вспомним трагедию АПЛ "Курск", преступную халатность отдельных должностных лиц на Саяно-Шушенской ГЭС, в том числе и трагедию вселенского масштаба на Чернобыльской АЭС), относит к преступлениям средней тяжести. Тогда спрашивается, какие преступления следует относить к особо тяжким, не говоря уже о тяжких преступлениях; не искусственно ли законодатель принижается значимость той или иной аварии, катастрофы с множеством человеческих жертв, причисляя их к преступлениям средней тяжести, и не содержится ли здесь подмена характера и степени общественной опасности преступления, что, на наш взгляд, имеет первостепенное значение для категоризации преступлений <8> и определяется тяжестью его последствий <9>, формой вины? Ответы на эти и ряд других подобных вопросов, безусловно, связаны с нашим отношением к той категоризации преступлений, которая содержится в ст. 15 УК РФ. Прямо скажем, мы относимся к ней критически. Это касается как терминологии, используемой для подразделения преступлений на разные категории, так и классификационных групп преступлений, которые отнесены законодателем к той или иной категории.

<8> Об этом можно судить по диспозиции ч. 1 ст. 14 УК РФ, где вовсе отсутствует упоминание о формах вины.
<9> Мы признаем серьезное значение конкретной формы вины и ее влияние на определение степени общественной опасности преступления. Но при этом считаем, что законодатель придает им чрезмерное значение в ущерб другим обстоятельствам, ее определяющим, в частности преступным последствиям. В этой связи мы солидарны с мнением о том, то "последствие преступления... является основным элементом общественной опасности" (см.: Смирнов В.Г. Функции советского уголовного права. Л., 1965. С. 65). Более того, в силу ряда технических и технологических особенностей современного мира, ее, наряду с созидательными, разрушительными, деструктивными возможностями, общественно опасные последствия неосторожных преступлений порой значительно превосходят последствия умышленных преступлений. Это порождает необходимость не только развивать и повышать у граждан чувство позитивно-перспективной ответственности, но и существенно пересмотреть наши взгляды на негативно-ретроспективную ответственность за совершение неосторожных преступлений.

Мы считаем, что, в зависимости от характера и степени общественной опасности, все деяния, предусмотренные Уголовным кодексом Российской Федерации, следует подразделить на четыре категории.

Преступлениями первой категории (уголовные проступки) признаются умышленные и неосторожные деяния, за совершение которых УК РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок не свыше трех лет или иное более мягкое наказание.

Преступлениями второй категории признаются умышленные и неосторожные преступления, за совершение которых максимальное наказание, предусмотренное УК РФ, не превышает пяти лет лишения свободы.

Преступлениями третьей категории признаются умышленные деяния, за совершение которых максимальное наказание, предусмотренное УК РФ, не превышает десяти лет лишения свободы, и неосторожные деяния, за совершение которых максимальное наказание, предусмотренное УК РФ, превышает пять лет лишения свободы.

Преступлениями четвертой категории признаются умышленные деяния, за совершение которых УК РФ предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок свыше десяти лет или иное более строгое наказание.

Как видно, предложенная нами новая концептуальная модель классификации преступлений имеет ряд новшеств. Прежде всего нельзя не заметить отсутствие названий отдельных категорий преступлений, за исключением преступлений, отнесенных к первой категории, - уголовных проступков. Это связано с изложенным выше противоречием между названием соответствующей категории преступлений и его содержанием. В первую очередь это относится к неосторожным преступлениям. Последние, в отличие от действующего законодательства, где они представлены в двух классификационных группах, "прописались" и среди преступлений третьей категории. Думается, подобный подход соответствует отправным принципам уголовного права, в том числе принципам справедливости и гуманизма, особенно если оценивать их с виктимологических позиций.

Как бы ни упражняться или ни ухищряться в совершенствовании названий соответствующих категорий преступлений (преступления небольшой тяжести, средней тяжести или менее тяжкие и т.д.), что образует некую их форму, полагаем, не удастся избежать определенного несоответствия, противоречия этой формы ее содержанию, т.е. тем конкретным преступлениям, которые охвачены определенной категорией. В известной мере это противоречие сохраняется и в действующей системе категоризации преступлений, в ст. 15 УК РФ. Поэтому мы предлагаем заменить названия соответствующих категорий преступлений их цифровым обозначением, что в какой-то мере, хотя бы формально-юридически, стирает противоречие между их формой и содержанием.

Нам представляется, что в российском законодательстве просматривается некая "буферная" зона правонарушений, которая, с одной стороны, включает преступления с наименьшей степенью общественной опасности (уголовные проступки), а с другой - административные проступки, степень общественной опасности которых, как выразился КС РФ, "тяготеет" к уголовно наказуемым деяниям. Совокупность этих деяний, по сути, и есть уголовные проступки в широком смысле этого слова. Однако следует помнить, что административные проступки, какой бы степенью общественной опасности они ни обладали, с позиций формально-юридического подхода не могут быть отнесены к уголовным проступкам по той причине, что они не криминализированы и, соответственно, не образуют соответствующей категории преступлений. Следовательно, для того чтобы административный проступок мог считаться уголовным проступком, необходима самая "малость" - его криминализация. В свою очередь, требуется критически осмыслить, провести своеобразную ревизию и среди норм уголовного законодательства. Постоянный их мониторинг с учетом динамики развития современного российского общества позволит пополнить ряды уголовных проступков из иных категорий преступлений, прежде всего - второй категории, а то и декриминализировать некоторые из них. Вместе с тем эти же процессы оказывают влияние на принятие решения законодателем относительно криминализации общественно опасных деяний, повышенная степень социальной опасности которых позволяет ему пойти на этот шаг.

Как известно, показателем относительно высокого характера и степени общественной опасности деяния является строгость санкции за его совершение, в чем убеждает предложенная законодателем категоризация преступлений (ст. 15 УК РФ). В этой связи нельзя не обратить внимания, что за отдельные административные проступки установлены более строгие санкции в виде отдельных наказаний, чем за некоторые преступления. Например, штраф за вандализм (ч. 1 ст. 214 УК РФ) предусмотрен в размере до сорока тысяч рублей, в то время как за особо квалифицированные виды нарушений установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования (ст. 20.2 КоАП РФ) размеры штрафа заметно выше. Они могут быть назначены вплоть до трехсот тысяч рублей на физическое лицо и до шестисот тысяч рублей - должностное лицо (ч. 7). Этот размер штрафа не только превосходит размер соответствующего вида наказания за преступление небольшой тяжести, каким является вандализм, но и размер штрафа, который может быть назначен за квалифицированный вид кражи (ч. 2 ст. 158 УК РФ), что уже относится ко второй категории преступлений.

Такая алогичность ситуации наводит на мысль: не место ли подобным административным проступкам, которых в КоАП РФ единицы, среди уголовных проступков? К тому же, они посягают не на правомерность деятельности администрации, управленческую деятельность, что как бы имманентно должно быть присуще административным проступкам, а на более важные общественные отношения и личностные блага, на что акцентировано внимание в приведенном Постановлении КС РФ. Включение подобных проступков в перечень уголовных, а не административных деяний, думается, было бы более логично и оправдано. Одновременно это серьезно повысило бы уровень правовой защищенности лица, привлекаемого к ответственности, поскольку на него будут распространяться положения уголовно-процессуального законодательства с обязательным разбирательством дела в суде.

Безусловно, учреждение института уголовного проступка должно повлечь за собой целый ряд изменений в действующем уголовном законодательстве. Предстоит определиться с видами наказаний, которые могли бы быть назначены за их совершение, в том числе и в отношении несовершеннолетних лиц; ответить на ряд вопросов, в частности, может ли осуждение за совершение уголовного проступка породить судимость; следует ли сохранять в уголовном законодательстве институт административной преюдиции, а также решить ряд других, не менее важных, вопросов и проблем. Поскольку новый институт уголовного законодательства и переход на новую модель категоризации преступлений связаны с существенными изменениями и дополнениями российского законодательства, то считали бы целесообразным предварительно обсудить этот вопрос, сделав его предметом широкого научного исследования и ряда теоретических семинаров. В случае положительного решения вопроса, полагаем, необходимо совместить его с принятием новой редакции Уголовного кодекса Российской Федерации. Для многих специалистов необходимость в этом давно уже очевидна.