Единообразное понимание терминологии как условие правильного толкования норм (на примере федерального закона "об исполнительном производстве") *

Афанасьев Сергей Федорович, профессор кафедры гражданского процесса ФГБОУ ВПО "Саратовская государственная юридическая академия", судья в отставке, доктор юридических наук.

Филимонова Маргарита Владимировна, доцент кафедры гражданского процесса ФГБОУ ВПО "Саратовская государственная юридическая академия", кандидат юридических наук.

В статье на примере Федерального закона "Об исполнительном производстве" рассматривается проблема единообразного понимания правовой терминологии как необходимого условия правильного толкования и уяснения смысла юридических норм.

Ключевые слова: гражданский процесс, исполнительное производство, способы толкования, норма права, судебная практика, арбитражный суд.

In article on a law example the problem of uniform understanding of legal terminology as necessary condition of correct interpretation and explanation of sense of legal norms is considered (on an example Federal Law "On enforcement proceedings").

Key words: civil procedure, executory proceeding, means of interpretation, norms of law, judicial practice, arbitrazh court.

Проблема толкования в праве всегда привлекала к себе пристальное внимание, что объяснялось не столько сугубо научным и отвлеченным стремлением исследовать механизм постижения содержания писаных и неписаных норм права, сколько потребностями практического характера, связанными с разрешением споров (в том числе судами). В частности, после наполеоновской и позднее немецкой кодификации, отчасти направленной на преодоление национального правового изоляционизма, возродилась школа официального комментирования и комментаторов, столкнувшаяся с необходимостью поиска методов и способов толкования действующего закона. Последние прошли в своем развитии длительный эволюционный путь: от формальной интерпретации буквы lex lata до трактовки нормативного акта через историческую призму с учетом его общественного предназначения и социальной цели <1>.

Итак, говоря о "толковании-уяснении" правовых норм, нужно четко представлять себе, что есть методы или способы толкования. Общепринято, что в континентальной системе права способы толкования - это заранее определенные приемы, правила и средства познания правовых норм, используемые субъектом для уяснения их подлинного смысла <2>. Как писал Е.В. Васьковский, "деятельность юриста походит в этом отношении на деятельность анатома: изучив наружный покров, он принимается за исследование внутреннего строения" <3>. Вместе с тем это не означает полного отождествления способов и приемов, которые в теории права принято различать. Способ толкования - суть понятие более емкое, включающее в себя специальные технические средства, а именно особые познавательные приемы. При этом, как правильно отмечает Н.Н. Вопленко, способы толкования права заранее обусловливаются основными сферами правовой деятельности. К ним относятся правовые отношения, правосознание, основные виды правовых предписаний, специфика языка права и т.д. <4>.

Таким образом, выбор способа толкования зависит от конкретизированной цели интерпретатора и специфики правовой деятельности (например, познание текста закона, правоотношения и др.). В связи с этим выделяют основные способы толкования правовых норм: грамматико-логический, систематический, функциональный и историко-политический. Принято полагать, что юридическую интерпретацию целесообразно начинать с грамматического (лингвистического или филологического) способа толкования, коль скоро любая правовая норма оформляется в письменном виде посредством языка как некой достаточной статичной знаковой системы, корреспондирующей понятийному содержанию, типовому написанию и звучанию. Отсюда потребность грамматического уяснения смысла правовой нормы стала почти аксиоматичной, особенно перед применением в отдельном казусе.

Качественные характеристики законодательства находятся за пределами анализа настоящей статьи, поэтому на примере Федерального закона "Об исполнительном производстве" (далее - Закон) укажем на необходимость единообразной интерпретации слов и словосочетаний, которые зачастую приобретают антагонистический смысл при правоприменении.

В частности, известно, что ст. 65 Закона регламентирует основания и процедуру розыска должника, его имущества, а также ребенка. Первая часть статьи напрямую закрепляет право судебного пристава-исполнителя объявить подобный розыск. В свою очередь, ч. 5 ст. 65, корреспондируя ч. 1, содержит правомочие судебного пристава-исполнителя на объявление розыска должника, его имущества, исходя из специфики требований. Однако ч. 3 ст. 65 Закона прямо предписывает, что "судебный пристав-исполнитель объявляет (выделено нами. - Авт.) розыск должника или его имущества" по заявлению взыскателя, а также по своей инициативе, но по строго определенному кругу требований.

Несложные рассуждения приводят к следующему выводу: если отсутствует заявление взыскателя или инициатива самого судебного пристава-исполнителя, то розыск должника, его имущества или ребенка может не осуществляться (ч. 1 ст. 65 Закона). А posteriori приведенная часть является общей для последующих, содержащихся в норме, тем не менее ее смысл от этого не становится более отчетливым и однозначным. С одной стороны, не вызывает сомнений, что розыск должника нужен и потому возможен, если отсутствуют сведения о местонахождении должника, его имущества или ребенка. С другой - не совсем понятно, в чем заключается рациональность дифференциации ч. ч. 3, 4, 5 ст. 65 Закона, если судебный пристав-исполнитель в любом случае наделен правом, а не обязанностью объявлять розыск должника, его имущества или ребенка.

Кроме того, имеются вопросы, связанные с употреблением различных словосочетаний, содержащихся в статье: в ч. ч. 1, 5 - "вправе объявить розыск", а в ч. ч. 3 и 4 - "объявляет розыск", если в общем речь идет о правомочиях судебного пристава-исполнителя <5>. Например, свидетельствует ли форма глагола "объявляет" в контексте исследуемой нормы о наличии у судебного пристава-исполнителя диспозитивного права или же обязанности объявить розыск?

По нашему мнению, действующее законодательство императивно закрепляет объявление розыска должника, его имущества или ребенка (ч. ч. 3, 4 ст. 65 Закона), поскольку глагол "объявляет" употребляется в третьем лице единственного числа настоящего времени, обладая особой морфологической спецификой и оттенком в нормах права. По общему правилу этот глагол означает действие, совпадающее с моментом речи, так как употребляется именно в настоящем времени. Для сравнения: такие глаголы широко используются авторами в ходе создания литературных произведений с целью "оживления" героя в момент прочтения повести, рассказа или романа. Но допустима ли экстраполяция литературных приемов при написании и толковании норм права? Видимо, нет. Нужно отдавать себе отчет в том, что по своей социальной природе и телеологическому назначению правовая норма выполняет несколько иные задачи: она декларирует абстрактную возможность или общеобязательность ситуации, а от ее имманентного структурирования зависит то, насколько эффективным регулятором общественных отношений выступает сама норма. С.С. Алексеев совершенно верно отмечает, что "призванная регулировать общественные отношения, юридическая норма... по самой своей внутренней логике должна отличаться строгой определенностью содержания" <6>.

Отталкиваясь от сказанного, обратим внимание на ч. 3 ст. 65 Закона, в силу которой судебный пристав-исполнитель объявляет розыск должника или его имущества по своей инициативе или по заявлению взыскателя (диспозиция нормы), если к нему на исполнение поступили исполнительные документы, в которых имеются требования о защите интересов Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований; об уплате алиментов; возмещении вреда, причиненного здоровью или в связи со смертью кормильца (гипотеза). Стало быть, при наличии оснований, перечисленных в гипотезе ч. 3, а также ч. 4 ст. 65 федерального закона, судебный пристав-исполнитель обязан объявить розыск должника, его имущества или розыск ребенка, не имея альтернативы.

Но, как показывает судебная практика, далеко не все так однозначно. Комплексное изучение актов окружных арбитражных судов позволило выявить несовпадающие подходы при разрешении проблемы вынесения судебным приставом-исполнителем постановления об объявлении розыска имущества должника по разным категориям дел. В одних случаях суды, отвечая на вопрос о необходимости вынесения такого постановления, консервативно исходили из того, что перечень исполнительных документов, по которым осуществляется розыск, является исчерпывающим (Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 24 марта 2009 г. N А03-7262/2008), в других - мнение судов было прямо противоположным, ведь из ст. 65 Закона не следует, что постановление о розыске имущества должника выносится лишь по перечню исполнительных документов. Поэтому розыск совершается на основании заявления взыскателя (Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 8 ноября 2010 г. N А45-9557/2010, Постановление ФАС Московского округа от 16 декабря 2010 г. N А40-88395/10-111-511).

Президиум ВАС РФ с целью унификации правоприменения и устранения возникших интерпретационных противоречий вынес Постановление от 24 января 2012 г. N 11498/11, в котором разъяснил, что по смыслу ст. 65 Федерального закона "Об исполнительном производстве" розыск имущества должника осуществляется по инициативе судебного пристава-исполнителя либо по заявлению взыскателя. При этом положения Закона не содержат ограничений по осуществлению розыска в зависимости от категории спора. Другими словами, судебный пристав-исполнитель обязан вынести постановление о розыске имущества должника независимо от характера требований, присутствующих в исполнительном документе. Одновременно в Постановлении Президиума ВАС РФ указано, что вступившие в законную силу судебные акты арбитражных судов по делам со схожими фактами, принятые на основании соответствующей нормы Федерального закона "Об исполнительном производстве" в ином истолковании, могут быть пересмотрены, если для этого нет объективных препятствий.

Тем самым ВАС РФ запустил действие механизма п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ, предписывающего пересматривать по новым обстоятельствам вынесенные судебные акты при определении или изменении в постановлении Президиума ВАС РФ практики применения правовой нормы. Последняя сентенция весьма спорна <7>, в целом она не отвечает принципу lex prospicit non respicit и отчасти усложняет ситуацию с разрешением правовых казусов <8> (тем более, что уполномоченный орган ВАС РФ истолковал Федеральный закон "Об исполнительном производстве" в ред. от 2 октября 2007 г., тогда как последние изменения в ст. 65 были внесены федеральным законодателем 3 декабря 2011 г.). Следовательно, новая версия нормативного правового акта (ст. ст. 64, 65 Закона), регулирующего правоотношения в сфере принудительного исполнения судебных решений, по-прежнему остается малопонятной и нуждающейся в официальном истолковании.

Сомнения в применении и толковании правовой нормы сигнализируют о наличии в ней пробелов, как следствие - возникает потребность в прецеденте, что сегодня и наблюдается в сфере прикладной деятельности. Правильно замечает Д.А. Туманов, "рождение прецедента - всегда процесс восполнения пробела в праве" <9>. В нашем случае это означает, что до сих пор нет твердой уверенности в том, что правоприменитель придет к категоричному выводу о праве или обязанности судебного пристава-исполнителя объявлять розыск должника, его имущества или ребенка, опираясь на ч. ч. 3, 4 ст. 65 Закона (Апелляционное определение Рязанского областного суда от 13 июня 2012 г. N 33-1018). По результатам интерпретации наличествует два противоположных мнения: либо смысл закона полисемантичен, либо один из субъектов толкования ошибается.

Не будем окончательно выяснять, какой из двух вариантов имеет место быть, а лишь еще раз отметим, что дальнейшая работа органов судебной власти, как и прежде, будет связана с трудностями уяснения смысловой нагрузки отдельных норм Федерального закона "Об исполнительном производстве". Поэтому представляется целесообразным издание акта официального судебного толкования (например, совместного постановления Пленума ВС РФ и ВАС РФ) или аутентичной трактовки, в которых следует пояснить, что соответствующий глагол в третьем лице единственного числа настоящего времени содержит императивно установленное правило поведения субъекта. Тем более что в указанном выше Постановлении Президиума ВАС РФ нет ответа на вопрос о том, где все же находятся границы возникновения у судебного пристава-исполнителя обязанности по розыску, которая должна быть тесно сопряжена со средствами ее реализации. Ведь не могут же исполнительные действия совершаться им исключительно по его желанию или усмотрению, что порождает неизбежные злоупотребления при пользовании делегированной законодателем дискреционной властью.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ "Судебная политика в современной России" (проект 11-03-00349а).