Мудрый Юрист

Соглашения в немецком уголовном процессе

Барабанов Павел Кельсеевич, судья Северодвинского городского суда Архангельской области (в отставке), старший преподаватель кафедры юриспруденции Гуманитарного института Северодвинского филиала САФУ, кандидат юридических наук.

В статье рассматривается вопрос появления и развития в уголовном процессе ФРГ практики соглашений, а также анализируется отношение к этому институту со стороны немецких процессуалистов.

Ключевые слова: уголовный процесс ФРГ, соглашения в уголовном процессе, сделка о признании вины.

Agreements in German criminal procedure

P.K. Barabanov

Barabanov Pavel Kel'seevich, judge of the Severodvinsk City Court of the Arkhangel'sk Region (retired), senior teacher of the Chair of Jurisprudence of the Humanitarian Institute of the Severodvinsk Branch of the Northern Arctic Federal University, candidate of juridical sciences.

In article the question of occurrence and development in criminal trial of Germany experts of agreements is considered, and also the relation to this institute from German scientists is analyzed.

Key words: criminal trial of Germany, agreements in criminal trial, plea bargain.

В непрерывно идущих дискуссиях об истине в уголовном процессе сторонники ее обязательного установления, как правило, апеллируют к законодательству ФРГ (абзац 2 § 244 УПК), которое требует от суда в целях установления истины исследовать все факты и обстоятельства, имеющие значение для постановления приговора <1>. Поскольку действующая практика не всегда зеркально отражает буквальное содержание правовой нормы, представляется целесообразным обратить внимание на институт соглашений, который пришел в ФРГ не через усилия законодателя, а путем судебного развития права.

<1> См. подробнее: Барабанов П.К. Справедливо ли утверждение об изгнании истины из российского уголовного процесса // Российский судья. 2009. N 10. С. 21 - 23.

Основные структуры немецкого уголовного процесса, которые определяют его как инквизиционный, в последние десятилетия подверглись значительной коррекции с помощью ранее не присущих ему институтов. Главным образом это отразилось в расширении действия принципа целесообразности, в том числе путем соглашений, при которых за обещание сравнительно мягкого наказания подсудимый соглашается на признание вины.

Немецкое уголовно-процессуальное право не предусматривает формальное заявление суду, как это имеет место в США. Даже если подсудимый признает вину, то суд обязан установить факты, необходимые для осуждения (§ 244 УПК). Однако, как отмечает Т. Вайгенд <2>, если обвиняемый дает суду заслуживающее доверия описание, каким образом он совершил преступное деяние, и если обвинение и защита не просят о принятии новых доказательств, то суд в ФРГ обычно удовлетворяется заявлением обвиняемого, сочтя его достаточным основанием для приговора. Из этой возможности разумного ограничения усилий по "установлению истины" в Германии развился аналог американской сделки о признании вины: в сложных делах защита стала обращаться к судьям с тем, что обвиняемый готов признать вину и воздерживаться от требования принятия новых доказательств, если получены заверения, что наказание не превысит определенный предел; суд выслушивал мнение прокурора и затем делал заявление о максимальном наказании, которое могло бы быть в случае сотрудничества обвиняемого. Такой способ позволял сократить судебный процесс, но условием соглашения был, как правило, отказ от обжалования (поскольку УПК такой механизм принятия решения не предусматривал).

<2> Criminal procedure. A Worldwide Study. Edited by Craig M. Bradley. Carolina Academic Press. Durham, 2007. P. 264 - 265.

Подобная судебная практика соглашений при отсутствии установленных законом оснований (с условием обязательного отказа от обжалования) появилась в ФРГ еще к началу 80-х гг. прошлого века. В 1997 г. 4-я коллегия по уголовным делам ВС ФРГ по конкретному делу указала, что судебное соглашение, предметом которого является признание подсудимых, не является незаконным, если это происходит в открытом судебном разбирательстве и согласован только верхний предел наказания, с сохранением права на обжалование. Однако последнее условие было предметом спора между коллегиями ВС ФРГ, который завершился тем, что в Постановлении от 3 марта 2005 г. Большой Сенат по уголовным делам ВС ФРГ признал отказ от обжалования недопустимым. При этом он подчеркивал ограниченность "ресурсов юстиции" и предлагал законодателю урегулировать практику соглашений. Помимо этого, Большой Сенат высказался за возможность превышения согласованного предела верхнего наказания, если при заключении соглашения были проигнорированы важные фактические или правовые аспекты.

В 2009 г. законодатель внес соответствующие изменения, кодифицировав практику процедурных соглашений (§ 243, 257c, 302 УПК). В настоящее время они стали "буднями" судебной практики и не ограничиваются случаями, когда бы при обычном рассмотрении требовалось продолжительное время (налоговые и экономические дела, а также преступления в сфере незаконного оборота наркотиков).

В силу § 257c УПК в подходящих случаях суд может заключить с участниками процесса соглашение о дальнейшем ходе и результате процесса. Предметом этого не может быть вопрос о виновности, т.е. факт совершения преступного деяния и его правовая квалификация. Обсуждать допускается лишь правовые последствия, которые могут содержаться в приговоре или в связанных с ним решениях (например, об условной отсрочке исполнения наказания), иные процессуальные меры в том же деле (например, обязательство о возмещении вреда), а также процессуальные действия участников процесса.

Мотивация таких соглашений очевидна: для обвиняемого она позволяет избежать максимального исследования сведений о нем в рамках рассмотрения дела, сократив как само производство, так и последующее уголовное наказание; прокуратура (как и суд) путем быстрого рассмотрения дела получает возможность использовать высвободившееся время для других дел; свидетели избегают необходимости являться в судебное заседание, так как участники, как правило, договариваются о сокращении исследования доказательств либо об оглашении протоколов допроса, поскольку составной частью любого соглашения должно выступать признание подсудимого.

Проблема состоит лишь в том, что законодатель в ФРГ не создал специального механизма для такой категории дел, сохранив традиционные принципы немецкого уголовного судопроизводства, в то время как институт соглашения явно не соответствует обычной модели немецкого уголовного процесса. В связи с этим возникают противоречия между законом и практикой. Так, соглашение не освобождает суд от обязанности в рамках судебного разбирательства проверять достоверность признания вины подсудимым, поскольку и в этих случаях суд подчинен принципу выявления "материальной истины" в силу должности. Но это не означает проведения судебного разбирательства в полном объеме, т.е. исследуются основные доказательства. Как полагают Х. Шредер и Т. Феррель, поскольку целью соглашения является экономия времени путем избегания собирания доказательств, положение о сохранении требования к суду об установлении истины поддерживается только "фиговым листком" <3>. М. Хегер отмечает, что прокуратура и суд при наличии возможности заключения сделки часто отказываются от выяснения обстоятельств дела, концентрируясь на условиях соглашения <4>. Не в последнюю очередь такая практика приводит к тому, что основное направление критики соглашений состоит в том, что в силу отказа на практике от установления истины происходит торговля справедливостью.

<3> Schroeder F., Verrel T. Strafprozessrecht. : Verlag C.H. Beck. 2011. S. 132 - 133.
<4> Heger M. Strafprozessrecht. Stuttgart. 2013. S. 84.

Против такого механизма также приводится довод: обещание льгот приводит к тому, что обвиняемый соглашается с признанием вины и в случаях, когда не уверен в исходе дела. Особенно подвергаются критике случаи, когда сильно широки "ножницы санкций", т.е. в случае признания обещается условное осуждение, а обвинительный приговор грозит длительным реальным сроком лишения свободы. Однако в настоящее время существует требование ВС ФРГ о предложении наказания соразмерно вине в случае соглашения, т.е. недопустимо принуждение к признанию за счет чрезмерного расхождения в наказании при признании вины от непризнания ее. Соглашение об определенном наказании недопустимо, поскольку оно должно быть соразмерным деянию и вине. С учетом свободной оценки всех обстоятельств дела, а также общих правил назначения наказания суд вправе установить лишь нижние и верхние границы наказания. Участникам процесса предоставляется при этом возможность высказаться.

Меры исправления и безопасности не могут являться предметом соглашения, что объясняется тем, что эти правовые последствия соединены с опасностью преступника. Также не допускается включение в соглашение отказа от обжалования приговора и вопросов, связанных с порядком исполнения приговора. В то же время возможно обсуждение дополнительных последствий (например, о запрете управления транспортным средством (§ 44 УК), конфискации (§ 73 УК)), о поведении участников, под которым понимается набор процессуальных действий (например, отказ от дальнейших ходатайств о допуске доказательств). Эта часть соглашений также подвергается критике в литературе со ссылкой на то, что участник фактически принуждается ограничить свою активность в силу ее прямой зависимости с размером последующего наказания.

Центральным элементом соглашения является достоверное признание вины подсудимым. Как отмечает У. Киндхойзер, это было бы абсурдно - предлагать подсудимому, оспаривающему обвинение, определенные границы наказания в обмен на отказ от дальнейших возможностей по осуществлению защиты <5>.

<5> U. Strafprozessrecht. Baden-Baden, 2010. S. 220.

Соглашение считается заключенным, если подсудимый и прокурор поддерживают предложение суда. Субсидиарный обвинитель, а также защитник также могут участвовать в обсуждении соглашения, но их мнение не способно воспрепятствовать его заключению. Обязательства, принятые судом в рамках соглашения, расторгаются, если не были учтены или возникли впервые важные правовые или фактические обстоятельства и суд на этом основании приходит к убеждению, что установленные в соглашении рамки наказания более не соответствуют вине подсудимого и тяжести содеянного. Это положение действует также, если дальнейшие процессуальные действия подсудимого не соответствуют поведению, предусмотренному в соглашении (например, вопреки ему, он отказывает в согласии на оглашение протокола или использование видеозаписи допроса свидетеля, настаивая на их непосредственном допросе). Вводя такие правила, законодатель обеспечивал возможности вынесения судом справедливого приговора.

По мнению В. Бойльке, условия отмены настолько неопределенны, что подрывают доверие подсудимого к соглашению. Вместе с тем и последний не связан договоренностями, потому при невыполнении им условий также выпадает обязательство суда <6>. Однако законодатель в целях защиты подсудимого установил, что в таких случаях, т.е. при отказе от соглашения, признание подсудимого не может быть использовано судом. Отклонения от соглашения подлежат незамедлительному оглашению судом с разъяснением предпосылок и последствий подсудимому. При неправомочном отклонении суда от соглашения возможна ревизия в силу § 337 УПК (в связи с нарушением § 257c УПК).

<6> Beulke W. Strafprozessrecht. Heidelberg, , Landsberg, Frechen, Hamburg: C.F. eine Marke der Verlagsgruppe Jehle Rehm GmbH. 2010. S. 253 - 254.

Согласно § 243 УПК в судебном разбирательстве после оглашения прокурором обвинения председательствующий сообщает, состоялось ли обсуждение с участниками процесса о возможностях ускорения рассмотрения дела (§ 202a, § 212 УПК), если его предмет представлял собой возможность заключения судебного соглашения, и если да, то сообщает его основное содержание. Эта обязанность сохраняется и при дальнейшем разбирательстве в том объеме, в котором происходит изменение в отношении этого сообщения. Хотя § 257c УПК не предусматривает запрета его применения при рассмотрении дел в отношении несовершеннолетних, соглашение в этих производствах расценивается как неподходящее в силу того, что законодатель, выделяя такую категорию дел в особую группу, мотивировал это идеей необходимости воспитательной цели в таком судопроизводстве.

Как отмечено выше, несмотря на поддержку среди практиков и значительной части ученых, введение соглашений в немецком уголовном процессе подвергается критике. Особенно тщательно она аргументирована К. Роксиным и Б. Шюнеманном <7>, в связи с чем целесообразно раскрыть их позиции более подробно. Эти авторы исходят из того, что инквизиционное устное и открытое судебное разбирательство, в котором суд собирал в служебном порядке все необходимые доказательства для нахождения материальной истины, в частности, не довольствовался протоколами предыдущих допросов, а допрашивал сам свидетелей и основывал приговор на "сущности судебного разбирательства", составлял фундамент немецкого уголовного судопроизводства.

<7> Roxin C., B. Strafverfahrensrecht. : Verlag C.H. Beck. 2012. S. 362 - 367.

Суды, начиная с 70-х гг., мотивируя свои действия возрастающим объемом работы, особенно по экономическим делам, тайно, не обращая внимания на действующий УПК, развили практику соглашений по приговору. При этом не было какой-либо теоретической проработки, а первые попытки создать определенные правила были предприняты 4-й коллегией по уголовным делам лишь в 1997 г., после 20-летней практики применения таких соглашений. Эти действия были узаконены ВС ФРГ под видом развития УПК в связи с потребностями надлежащего отправления правосудия, несмотря на то, что изменение установленного законодателем порядка судопроизводства затрагивает конституционные права граждан, т.е. действия немецких судов явно выходили за пределы конституционно допустимого судебного развития права.

В силу отсутствия тех механизмов, что присущи англо-американской сделке о признании вины, модель соглашения по приговору в Германии нарушила баланс между уголовным преследованием и защитой, а именно судебное разбирательство как стержень немецкого уголовного процесса заменено обязанностью проверять достоверность признания путем изучения следственных дел, что подчиняет подсудимых результатам дознания. Размер скидки наказания зависит, согласно сложившейся практике, от объема предложенного защитником сокращения процедуры, а также от силы защиты в переговорной позиции, т.е. размер наказания зависит не от основных положений его назначения, а от степени осуществления процессуальных прав.

Ограничение судебного согласия верхним пределом наказания ничего, по существу, не меняет, игнорируя при этом принципы переговорной справедливости. Предписание нижних границ учитывает лишь интересы прокуратуры. Принцип гласности соблюдается только для видимости, так как сами договоренности достигаются при их обсуждении, а общественности в заседании лишь церемониально представляют результат. То, что подсудимый сохраняет право на обжалование, приносит для него мало пользы, поскольку отказ от содержательного судебного разбирательства не дает ему поводов для ревизии.

Как полагают К. Роксин и Б. Шюнеманн, практика соглашений в ФРГ содержит недостатки, влекущие нарушение требования справедливого судебного разбирательства: 1) признание вины подсудимым обосновано не действительным его внутренним убеждением, а опасением более строгого наказания; 2) подчинение результатам дознания принципов корректности и материальной истины возможно лишь в случае, когда защите предоставлены уже в дознании достаточные возможности, чтобы воспрепятствовать неправильным выводам или их исправлять. В предварительном производстве, как оно задумано создателями германского УПК, это не было нужно, поскольку результаты дознания проверял суд в судебном разбирательстве. Потому необходимо было при введении судебных соглашений создание механизма, который обеспечивал бы достоверность результатов дознания.

Следующим недостатком, по мнению указанных авторов, является то, что, в отличие от англо-американской модели, суд в Германии - субъект переговоров, потому подсудимый чувствует свое безвыходное положение в силу потери судом в этом качестве своего нейтрального положения, тем более в ситуации, когда у подсудимого нет защитника, что имеет место в основной массе процессов в участковом суде. Подводя итог, К. Роксин и Б. Шюнеманн констатируют, что законодатель при узаконивании судебных соглашений ограничился регулированием процедурных формальностей и не побеспокоился об уравновешивании процесса после разрушения классических процессуальных принципов, с помощью которых создатели УПК достигли такого равновесия.

Литература

  1. Барабанов П.К. Справедливо ли утверждение об изгнании истины из российского уголовного процесса / П.К. Барабанов // Российский судья. 2009. N 10. С. 21 - 23.
  2. Бойльке В. Уголовно-процессуальное право / В. Бойльке. Гейдельберг, Мюнхен, Ландсберг, Фрехен, Гамбург, 2010. 407 с.
  3. Киндхойзер У. Уголовно-процессуальное право / У. Киндхойзер. Баден-Баден, 2010. 420 с.
  4. Роксин К., Шюнеманн Б. Уголовно-процессуальное право / К. Роксин, Б. Шюнеманн. Мюнхен, 2012. 568 с.
  5. Уголовная процедура (международное исследование) / Под ред. М. Бредли. Дарем, 2007. 553 с.
  6. Хегер М. Уголовно-процессуальное право / М. Хегер. Штутгарт, 2013. 188 с.
  7. Шредер Х., Феррель Т. Уголовно-процессуальное право / Х. Шредер, Т. Феррель. Мюнхен, 2011. 273 с.