Анализ объективных признаков состава ст. 123 УК РФ: проблемные вопросы законодательного подхода и правоприменения

Дядюн Кристина Владимировна, доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Владивостокского филиала Российской таможенной академии, кандидат юридических наук.

К.В. Дядюн анализирует особенности формулирования в законе объективных признаков незаконного производства аборта и его влияние на правоприменение данного состава. Автор обращается к проблеме критериев разграничения убийства и незаконного аборта, рассматривает вопрос о моменте окончания и квалифицирующих признаках преступления. Также в данной статье предлагается авторский вариант редакции нормы ст. 123 УК РФ.

Ключевые слова: незаконный (криминальный) аборт, медицинские условия правомерности аборта, производство аборта, квалифицирующие признаки, объективная сторона преступления.

По числу абортов Россия занимает одно из первых мест в мире: их совершается более 1,6 млн. в год. Внебольничные аборты составляют около 12%. Ежегодно в стране от абортов умирают около 300 женщин, почти 400 тыс. приобретают осложнения, в том числе бесплодие <1>. В то же время, по официальной статистике, в России абортом заканчиваются 57% всех беременностей. При этом количество нелегальных абортов в нашей стране составляет 25%. Показатель смертности от осложнений искусственного прерывания беременности в Российской Федерации составляет 6,3 случая на 100 тыс. абортов, примерно в 10 раз превышая аналогичный показатель, характерный для стран Западной Европы и Северной Америки, и формирует около 25% совокупного показателя материнской смертности в стране <2>. В то же время действующая редакция нормы, предусматривающей ответственность за незаконное производство аборта, несовершенна: содержит спорные, противоречивые моменты, которые вызывают сложности теоретического толкования и практического применения, что, в свою очередь, препятствует реализации задач, обусловивших создание и существование соответствующей нормы в уголовном законе.

На данный момент практически во всех элементах состава незаконного производства аборта присутствуют несовершенства регламентации, однако наиболее очевидными, многочисленными и влекущими негативные последствия являются объективные признаки. В рамках данной статьи предложен анализ недочетов действующего законодательного подхода в исследуемой области с разработкой предложений по их нивелированию (минимизации).

Действующий уголовный закон наказуемым признает производство аборта лицом, не имеющим высшего медицинского образования соответствующего профиля. Квалифицирующими обстоятельствами являются наступление по неосторожности смерти потерпевшей либо причинение тяжкого вреда ее здоровью. Таким образом, сфера применения данной нормы максимально сужена, единственным критерием незаконности уголовно наказуемого аборта выступает отсутствие у осуществляющего его лица соответствующего медицинского образования.

Объект рассматриваемого преступления - общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни и здоровья беременной женщины. Потерпевшей от этого преступления может быть только женщина, находящаяся в состоянии беременности. Эмбрион (зародыш человека) нельзя признать потерпевшим, поскольку это еще не человек. Вместе с тем в некоторых уголовно-правовых доктринах мира объектом аборта признается именно человеческий плод, с момента зачатия до начала отделения его от тела матери, а отнюдь не здоровье самой женщины <3>. В указанном случае более разумной и обоснованной представляется позиция отечественного законодателя. Во-первых, согласно российской уголовно-правовой доктрине объект преступления - явление общественного сознания, не включающее в себя ничего материальное, а потерпевший - материальный субстрат. В то же время эмбрион нельзя признать потерпевшим, им может быть только человек. Во-вторых, придание самостоятельного значения защите человеческого плода как такового влечет определенные проблемы квалификации и разграничения преступных деяний, в частности убийства и незаконного аборта. Наконец, в подходе зарубежного законодателя полностью игнорируются интересы самой беременной женщины, которая, по сути, выступает только "инкубатором", в котором содержится человеческий плод. Физическое и психическое состояние женщины, его модификации вследствие неправомерных действий лица, осуществляющего соответствующую операцию, вообще не подлежат учету.

Если же умерщвляется рождающийся ребенок, тогда он должен признаваться потерпевшим, но не от аборта, а от убийства. Такие ситуации возможны, когда в ходе незаконного аборта начинаются роды и рождающемуся ребенку причиняется смерть в момент появления его на свет из утробы матери. В таких случаях содеянное следует квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных статьями 123 и 105 УК РФ.

В анализируемом вопросе очень важна грань, отделяющая убийство от незаконного аборта. Таковой служит момент начала процесса рождения: появление какой-либо части тела ребенка из утробы матери. До указанного момента умерщвление плода может квалифицироваться только как незаконный аборт. Малообоснованными представляются суждения, согласно которым посягательство на жизнь плода - это посягательство на жизнь человека <4>. При таком подходе незаконное производство аборта во всех случаях должно влечь квалификацию по совокупности преступлений: за криминальный аборт и за убийство неродившегося человека. Более того, даже производство законного аборта в изложенной ситуации представляет собой убийство, должно квалифицироваться по статье 105 УК РФ и влечь назначение соответствующего наказания. Так называемый самоаборт также будет представлять посягательство на жизнь человека, а значит, оцениваться соответствующим образом. Неудавшиеся попытки прерывания беременности должны при таком понимании расцениваться как покушение на убийство. Таким образом, определение начального момента жизни человека периодом внутриутробного развития влечет полное стирание различий между убийством и абортом, необоснованное ужесточение уголовной ответственности, искусственную "криминализацию" вполне правомерного поведения. Даже медицина не переносит начальный момент жизни на столь ранние стадии внутриутробного развития, определяя начальный период существования ребенка с момента рождения <5>. При этом моментом рождения ребенка является момент отделения плода от организма матери посредством родов (п. 1 приложения 1 к Приказу Минздравсоцразвития России от 27 декабря 2011 г. N 1687н "О медицинских критериях рождения, форме документа о регистрации и порядке ее выдачи") <6>. Соответственно, определение начала жизни человека с момента зачатия в уголовно-правовом понимании явно не обоснованно, влечет огромное количество негативных последствий, противоречащих и правовому и общесоциальному восприятию соответствующих явлений.

Наиболее дискуссионным вопросом в свете рассматриваемой темы является действующая диспозиция части 1 ст. 123 УК РФ, согласно которой единственным критерием "незаконности" аборта выступает отсутствие узкопрофильной специализации у лица, его осуществляющего.

Попытки отдельных теоретиков обосновать мысль, что привлечение к уголовной ответственности по статье 123 возможно и при производстве аборта вне соответствующих медицинских учреждений, при наличии у пациенток противопоказаний и др. <7>, представляются неудачными. Подобные факты являют собой нарушение принципа законности, так как основаны на применении уголовного закона по аналогии, искусственном восполнении пробелов в регулировании соответствующей группы отношений. Именно в диспозиции раскрывается и конкретизируется суть уголовно-правового запрета, очерчивается круг действий, которые законодатель и счел незаконными. Так, диспозиции статей 171 (незаконное предпринимательство), 172 (незаконная банковская деятельности) содержат конкретный перечень незаконных форм осуществления определенного вида деятельности.

В то же время незаконность какого-либо деяния понимается как его несоответствие установленным требованиям. Поскольку аборт - термин скорее медицинский, нежели юридический, соответственно, при определении критериев его правомерности следует обратиться к специализированным нормативным правовым актам. В настоящее время наиболее значимыми в исследуемой области являются Основы законодательства РФ "Об охране здоровья граждан" от 22 июля 1993 г., Инструкция Минздрава России от 14 октября 2003 г. "О порядке проведения операций искусственного прерывания беременности". Перечень социальных показаний проведения искусственного аборта содержится в Постановлении Правительства РФ от 11 августа 2003 г. <8>.

В частности, статья 36 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан к условиям правомерности аборта относит:

• проведение данной операции только в медицинских учреждениях, получивших лицензию на это;
• осуществление операции только врачами, имеющими специальную подготовку;
• при сроке беременности до 12 недель; по социальным показаниям - до 22 недель; при наличии медицинских показаний (заражение ВИЧ-инфекцией, активные формы туберкулеза и др.) - независимо от срока беременности.

Общим правилом является согласие женщины на проведение данной операции. Таким образом, незаконным должен признаваться аборт, не отвечающий вышеперечисленным требованиям. Между тем действующая редакция нормы об ответственности за незаконный аборт учитывает только критерий наличия (отсутствия) у лица, совершившего указанное общественно опасное деяние, определенного статуса. Вряд ли такой подход можно признать обоснованным и рациональным.

Так, сужение сферы применения рассматриваемой нормы оставляет за рамками уголовно-правового регулирования весьма распространенные на практике, общественно опасные и вредоносные разновидности соответствующего преступного деяния. Кроме того, диспозицию части 1 ст. 123 УК РФ можно условно отнести к бланкетным, требующим обязательного учета положений специализированного акта. Указание в пределах нормы на образовательный ценз виновного не исключает такое понимание. Например, статья 264 УК РФ также содержит указание на факт управления виновным лицом соответствующим транспортным средством в момент совершения преступления, тем не менее практическое применение указанной нормы требует обращения к Правилам дорожного движения РФ. Более того, отсутствие указания на конкретный пункт нарушенных правил либо ссылка на общие правила предосторожности влекут прекращение дела по статье 264 УК РФ. Однако законодатель фактически полностью игнорирует соответствующие условия правомерности проведения искусственного прерывания беременности, зафиксированные в специализированных нормативных правовых актах медицинского характера. Правоприменитель тоже лишен возможности учета таких требований. Действующая редакция статьи 123 УК РФ не содержит указание на конкретный источник, закрепляющий соответствующие правила, как это сделано в пределах норм, регламентирующих ответственность за транспортные, экологические преступления; следовательно, фактическое применение конкретных медицинских критериев будет являться нарушением принципа законности.

По сравнению с законодательным подходом стран СНГ наименее адекватна в рассматриваемом вопросе позиция российского законодателя. Так, в большинстве случаев дифференцирована ответственность с учетом признаков субъекта: незаконный аборт, произведенный врачом, и незаконный аборт, совершенный лицом, не имеющим соответствующего образования (права) (Азербайджан, Таджикистан, Кыргызстан, Беларусь, Казахстан, Узбекистан, Армения). Законодатель Молдовы подошел еще более скрупулезно к регламентации признаков анализируемого преступления: закрепил в рамках Уголовного кодекса критерии незаконности аборта (вне медицинского учреждения; лицом, не имеющим специального высшего медицинского образования; при наличии медицинских противопоказаний; в антисанитарных условиях; при сроке свыше 12 недель и при отсутствии медицинских показаний). Означенные критерии основаны на требованиях медицинского законодательства и абсолютно обоснованны.

Примечательно также рассмотреть позицию других зарубежных государств, в которых установлена свобода аборта, к регламентации ответственности за незаконное производство данной операции. В большинстве европейских государств криминообразующими признаками анализируемого преступного деяния выступают отсутствие у субъекта полномочий и несоблюдение установленных правил. При этом учтены медицинские аспекты незаконности данной операции: срок беременности; ненадлежащие условия проведения операции; опасность для здоровья женщины; производство аборта вне надлежащего медицинского учреждения. (Австрия, Бельгия, Болгария, Голландия, Франция) <9>. Таким образом, позиция российского законодателя в сфере регламентации ответственности за незаконное производство аборта представляется не совсем адекватной, не учитывающей характер и степень общественной опасности конкретного деяния и специфику его практических разновидностей.

Еще один важный момент в рассматриваемом вопросе - обязательное наличие согласия беременной женщины на производство аборта. Как отмечает ряд исследователей, при отсутствии такого согласия виновные должны отвечать за причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшей (ст. 111 УК РФ) <10>. Изложенная позиция представляется не совсем обоснованной.

Во-первых, при умышленном причинении тяжкого вреда здоровью деяние виновного направлено именно на причинение данного вреда; при незаконном производстве аборта действия виновного направлены на прерывание беременности.

Во-вторых, прерывание беременности предусмотрено в части 1 ст. 111 УК РФ в качестве последствия причинения тяжкого вреда здоровью, а не как содержательный аспект самого деяния применительно к статье 123 Кодекса.

В-третьих, при незаконном производстве аборта умысел виновного направлен именно на прерывание беременности, само по себе не являющееся тяжким вредом здоровью. Следовательно, квалификация действия лица, осуществившего незаконный аборт, по статье 111 УК РФ представляет собой объективное вменение, нарушает принцип вины. Кроме того, как при таком подходе оценивать действия лица, осуществившего незаконное производство аборта без согласия женщины, если при этом прерывание беременности по каким-либо причинам не наступило?

В исследуемой ситуации наиболее рациональной представляется позиция советского законодателя, который предусматривал совершение незаконного аборта без согласия матери в качестве квалифицирующего обстоятельства данного состава преступления (ст. 146 УК РСФСР 1922 г.; ст. 140 УК РСФСР 1926 г.). Такой подход наиболее соответствует и современным медицинским критериям правомерности аборта, обусловлен наличием подобных деяний на практике при невозможности адекватной оценки причиненного вреда. Так, трижды уголовное дело в отношении врача Туймазинского роддома возбуждалось и прекращалось за отсутствием состава преступления. Аборт был произведен вопреки желанию потерпевшей, повлек причинение вреда здоровью, кроме того, прерывание беременности было произведено с грубейшим нарушением ведомственных инструкций <11>.

Одним из спорных аспектов является вопрос о моменте окончания анализируемого преступного деяния. Большая часть теоретиков считает незаконное производство аборта оконченным с момента производства операции, завершившейся изгнанием плода. Вероятно, данное мнение обосновано толкованием термина "аборт" как необратимого прерывания беременности <12>. Отдельные исследователи акцентируют внимание на термине "производство" и признают преступление оконченным с момента осуществления криминального аборта <13>. Сам факт прерывания беременности при таком подходе значения не имеет. Последняя позиция представляется более обоснованной. Так, термин "производство" означает "процесс создания, осуществления чего-либо" <14>. Думается, законодатель не случайно употребил данное понятие, не ограничившись общемедицинским и правовым термином "криминальный (незаконный) аборт". Кроме того, производство аборта с несоблюдением специальных правил, пусть даже не приведшее к прерыванию беременности по каким-либо причинам, все равно чревато весьма негативными последствиями. Причем далеко не всегда такие последствия связаны с состоянием здоровья женщины, что позволило бы расценивать соответствующие деяния с учетом положений части 3 ст. 123 УК РФ. Так, производство аборта, не завершившееся изгнанием плода, может отрицательно отразиться на физическом и психическом состоянии ребенка, который может впоследствии родиться неполноценным, с отклонениями в развитии. Либо последствия неудавшегося аборта могут быть растянуты во времени, проявиться позднее при вынашивании женщиной желанного ребенка <15>. Общественную опасность и вредоносность соответствующих действий нельзя оценить только рамками покушения на совершение деяния, предусмотренного статьей 123 УК РФ. А потому совершенно обоснованно расценивать производство незаконного аборта как оконченное преступление вне зависимости от факта удаления плода из чрева матери.

Позиция, согласно которой "под производством аборта" в статье 123 законодатель имеет в виду свершившийся факт плодоизгнания, а не процесс осуществления этой операции, обоснованная возможностью описания данного преступления в других выражениях ("действия, направленные на производство аборта" <16>), видится безосновательной.

Во-первых, как уже было отмечено, законодатель употребил именно термин "производство", который, по сути, означает процесс, а не результат. Во-вторых, действительно, если бы законодатель имел в виду фактическое прерывание беременности как содержание рассматриваемого преступного деяния, он употребил бы соответствующий термин: незаконный аборт. Предложенное выражение "действия, направленные на производство аборта", по сути, отражает скорее приготовление к соответствующему преступлению (подготовка инструментов, смешение препаратов для инъекции и т.п.), но не сам процесс его осуществления.

Таким образом, признание анализируемого преступного деяния оконченным с момента осуществления обусловливается степенью его общественной опасности и вредоносности, соответствует букве закона и реализации задач, лежащих в основе создания исследуемой нормы. Однако на практике отсутствует единообразное толкование анализируемого вопроса. Например, действия женщины, не приведшие ввиду отсутствия опыта и специальных познаний к искусственному прерыванию беременности, были квалифицированы как покушение на незаконное производство аборта. Ж., не имевшая высшего медицинского образования, по просьбе молодой беременной женщины взялась за производство искусственного прерывания беременности; аборт производился на дому путем введений беременной инъекций сильнодействующих лекарственных препаратов. Однако поскольку женщина не имела опыта и образования соответствующего профиля, ей не были известны имеющиеся у беременной медицинские показания, такие например, как срок беременности, искусственное прерывание беременности не получилось. А "пациентка" с большими осложнениями была госпитализирована в больницу. В отношении гражданки, незаконно пытавшейся прервать беременность у потерпевшей, возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного частью 3 ст. 30, частью 1 ст. 123 УК РФ. В другом случае аналогичные действия были расценены по части 3 ст. 123 УК РФ: аборт был сделан на дому женщине, находившейся на третьем месяце беременности, лицом, не имевшим вообще никакого медицинского образования; в результате прерывание беременности не наступило, однако потерпевшей были причинены тяжкие телесные повреждения <17>. Представляется, для разрешения указанных противоречий целесообразным было бы издание соответствующего постановления Пленума Верховного Суда РФ.

Преступление, предусмотренное частью 1 ст. 123 УК РФ, следует считать оконченным с момента совершения незаконных действий, направленных на прерывание беременности. Предложенный подход обусловлен необходимостью более полной защиты уголовным законом жизни и здоровья женщины, обеспечения возможности назначения справедливого, обоснованного и целесообразного наказания для виновных лиц, а также реализацией требований основополагающих принципов уголовного закона.

Суммируя вышеизложенное, следует отметить: редакция статьи 123 УК РФ представляется несовершенной, иллюстрирует пробел в регулировании и требует изменения. Объективная сторона анализируемого преступления в действующем уголовном законе сформулирована более узко, чем это необходимо, принимая во внимание все обстоятельства, при которых может быть совершено данное преступление. Соответственно, предлагаются следующие рекомендации:

• незаконное производство аборта следует признавать оконченным преступлением с момента осуществления соответствующей операции; во избежание разночтений и для облегчения правоприменения необходимо закрепить данное правило в постановлении Пленума Верховного Суда РФ;
• производство аборта без согласия беременной женщины должно расцениваться в качестве квалифицирующего обстоятельства состава статьи 123 УК РФ и влечь ужесточение наказания;
• видится обоснованным изменить действующую редакцию нормы ст. 123 УК РФ с учетом социальных реалий и медицинских критериев правомерности производства аборта. Предлагается следующий вариант:

"Статья 123. Незаконное производство аборта"

1. Производство аборта вне специализированного медицинского учреждения, либо лицом, не имеющим надлежаще удостоверенной специальной подготовки, либо при наличии противопоказаний для этой операции, а также в ненадлежащих условиях, -

наказывается...

2. То же деяние, совершенное без согласия беременной женщины, -

наказывается...

3. Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, повлекшие по неосторожности смерть потерпевшей либо причинение тяжкого вреда ее здоровью, -

наказывается...".

Предложенная редакция нормы о незаконном производстве аборта, а также выводы и рекомендации, касающиеся спорных вопросов толкования и применения данного состава, изложенные в пределах настоящей статьи, обусловлены необходимостью более полной защиты уголовным законом репродуктивных аспектов, обеспечения возможности назначения справедливого и обоснованного наказания, реализацией задач и принципов уголовного закона.

Библиография

Бородин С.В. Преступления против жизни. М., 1999.

Горелик И.И. Квалификация преступлений, опасных для жизни и здоровья. Минск, 1973.

Козаченко И.Я. Актуальные проблемы борьбы с преступностью. Свердловск, 1989.

Комментарий к УК РФ / Под ред. В.М. Лебедева. М., 2005.

Корнеева А.В. Теоретические основы квалификации преступлений. М., 2006.

Малая медицинская энциклопедия / Под ред. В.И. Покровского. М., 2006.

Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 2007.

Полный курс уголовного права: В 5 т. / Под ред. А.И. Коробеева. Преступления против личности. СПб., 2008. Т. II.

Попов А.Н. Преступление против личности при смягчающих обстоятельствах. СПб., 2001.

Радченко М.В. Ненадлежащее врачевание в репродуктивной сфере: уголовно-правовой аспект: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2002.

Тенденции преступности, ее организованности, закон и опыт борьбы с терроризмом. М., 2012.

Уголовный кодекс Австрии. М., 2001.

Уголовный кодекс Бельгии. СПб., 2004.

УК Республики Болгарии. СПб., 2001.

УК Голландии. СПб., 2001.

Уголовный кодекс Франции. СПб., 2004.

Энциклопедический справочник по медицине. Минск, 2009.