Мудрый Юрист

Конституция РФ 1993 года и развитие полномочий конституционного суда России

Конституция РФ 1993 г. с учетом предшествующего опыта деятельности Конституционного Суда РФ модернизировала объем его полномочий: исключила те из них, которые втягивали суд "в политику" (рассмотрение дел по собственной инициативе, проверка конституционности партий, контроль за действиями институтов власти и т.п.) и дополнила их сугубо правовыми вопросами (толкование Конституции, конкретным нормоконтролем).

Полномочия Конституционного Суда РФ четко определены в статье 125 Конституции РФ и развернуты в статье 3 Федерального конституционного закона 1994 г. "О Конституционном Суде Российской Федерации". Но к этому следует добавить, что в силу части 3 статьи 128 Конституции РФ его полномочия могут устанавливаться и любым другим федеральным конституционным законом. Это позволяет через систему подобного рода законов расширять компетенцию Конституционного Суда РФ за пределы, обозначенные статьей 125 Конституции РФ. Законодатель не преминул этим воспользоваться. Федеральным конституционным законом 1995 г. "О референдуме Российской Федерации" Конституционный Суд РФ был наделен правом проверки соблюдения требований назначения референдума, предусмотренных Конституцией РФ (ст. 12). А по одноименному конституционному закону от 28 июня 2004 года Конституционный Суд РФ по запросу Президента РФ проверяет соответствие Конституции РФ инициативы проведения референдума по предложенным вопросам <*>. Другим федеральным конституционным законом Уполномоченному по правам человека в Российской Федерации предоставляется возможность по результатам рассмотрения жалобы обращаться в Конституционный Суд РФ с жалобой на нарушение конституционных прав и свобод граждан законом, примененным или подлежащим применению в конкретном деле <**>.

<*> См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. N 42. Ст. 3921; Российская газета. 2004. 30 июня.
<**> См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. N 9. Ст. 1011.

На круг полномочий Конституционного Суда РФ косвенным образом может влиять и законодательная реализация части 4 статьи 125 Конституции РФ, устанавливающая, что этот суд по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов проверяет конституционность закона, примененного или подлежащего применению в конкретном деле, В ПОРЯДКЕ, УСТАНОВЛЕННОМ ФЕДЕРАЛЬНЫМ ЗАКОНОМ (выделено мной. - М.М.). Специально такого закона не принято. Можно лишь предполагать, что названный аспект, помимо глав XII и XIII Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде РФ", фактически заменившим упомянутый Федеральный закон, может регламентироваться и в других законах. Это предположение, по крайней мере сейчас, подтверждается статьей 35 Закона РФ от 17 января 1992 г. "О прокуратуре Российской Федерации" (в ред. Федерального закона от 17 ноября 1995 г.), предоставившей право Генеральному прокурору РФ обращаться в Конституционный Суд РФ по вопросу нарушения конституционных прав и свобод граждан законом, примененным или подлежащим применению в конкретном деле <*>. Конечно, можно спорить, насколько эта норма соответствует буквальному смыслу части 4 статьи 125 Конституции РФ, предполагавшей принятие закона, устанавливающего порядок (т.е. процедуры и процессуальные нормы) конкретного нормоконтроля <**>. Однако она в полной мере соответствует принципам и духу Конституции РФ, закрепляющей приоритет основных прав и свобод человека и гражданина.

<*> См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. N 47. Ст. 4472.
<**> См.: Митюков М.А. К истории конституционного правосудия России. М.: АТиСО, 2002. С. 155.

Таким образом, в федеральном конституционном законодательстве проявляют себя две взаимоисключающие тенденции: первая из них, направленная на определенное ограничение и формализацию полномочий Конституционного Суда РФ, а другая, представляющая возможность в соответствии с текущими потребностями жизни и объективным в связи с этим преобразованием Конституции <*> развивать и расширять эти полномочия. Естественно, что эти тенденции находят выражение и в практике Конституционного Суда РФ.

<*> О нашем понимании термина "преобразование Конституции" см.: Митюков М.А. 1) Об оптимальном варианте развития Конституции Российской Федерации // Законодательство в ХХI веке: По материалам научно-практической конференции, посвященной 75-летию Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации. Москва, 17 октября 2000 г. М.: Городец-издат, 2002. С. 17 - 29; 2) Конституция Российской Федерации: направления и способы ее преобразования // Государственная власть и права человека: Материалы науч.-практ. конф., посвящ. 85-летию со дня рождения проф. А.И. Кима, 14 дек. 2000 г. / Отв. ред. В.Ф. Волович. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. С. 11 - 13.

Линия на "ограничение" осуществления своих полномочий Конституционным Судом РФ проводится прежде всего в случаях, когда поставленный перед ним вопрос является не столько решением проблем права, сколько политических задач. Впервые она была сформулирована в определении Конституционного Суда РФ от 20 ноября 1995 года об отказе в принятии к рассмотрению запросов группы депутатов Государственной Думы РФ и Верховного Суда РФ о проверке конституционности ряда положений Федерального закона от 21 июня 1995 года "О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации". Этим актом Конституционный Суд РФ признал недопустимым рассмотрение в ходе избирательной кампании запросов, которые могут "неоправданно осложнить избирательный процесс, отрицательно сказаться на волеизъявлении избирателей и, в конечном счете, повлиять на результаты выборов. Конституционный Суд РФ фактически превратился бы в участника избирательной кампании, что противоречит его предназначению и принципам деятельности".

Воздержался Конституционный Суд РФ от проверки конституционности пункта 1 Указа Президента РФ от 27 сентября 2000 г. "О мерах по совершенствованию управления государственным пенсионным обеспечением в Российской Федерации" по содержанию норм, ссылаясь на то, что это одновременно было бы и проверкой действующих законодательных актов (при том, что заявители их не оспаривают), и предрешением вопроса о том, какой именно вариант организационно-правового обеспечения конституционного права на государственную пенсию будет установлен законом при урегулировании Федеральным Собранием РФ вопроса, временно разрешенного Президентом РФ <*>.

<*> См.: Конституционный Суд Российской Федерации: Постановления. Определения. 1992 - 1996 / Сост. и отв. ред. Т.Г. Морщакова. М.: Юристъ, 2001. С. 171 - 175; Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. N 27. Ст. 2804.

Проводя указанную линию, Конституционный Суд РФ воздержался от признания Федерального закона "О культурных ценностях, перемещенных в Союз ССР в результате второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации" не соответствующим Конституции РФ по порядку принятия Государственной Думой РФ. Это решение было мотивировано тем, что "признание оспариваемого Закона не соответствующим Конституции РФ по порядку принятия в связи с нарушением депутатами Государственной Думы РФ принципа личного участия в голосовании давало бы возможность поставить под сомнение конституционность и других ранее принятых федеральных законов. Такой результат противоречил бы целям конституционного судопроизводства, каковыми являются защита основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обеспечение верховенства и прямого действия Конституции Российской Федерации" <*>.

<*> См.: Конституционный Суд Российской Федерации: Постановления. Определения. 1999 / Отв. ред. Т.Г. Морщакова. М.: Юрист, 2000. С. 141 - 147.

Во многом по указанным основаниям было прекращено и производство по делу о проверке конституционности Федерального конституционного закона "О внесении изменения и дополнения в Федеральный конституционный закон "О референдуме Российской Федерации" в части, касающейся порядка его принятия Государственной Думой, когда голосование за значительное число отсутствующих депутатов производилось по их доверенностям <*>.

<*> См.: Российская газета. 2003. 19 июня.

И наконец, Постановлением от 27 января 2004 г. Конституционный Суд по запросу Правительства воздержался от признания положений пункта 2 части первой статьи 27, частей первой, второй, четвертой статьи 251, частей второй и третьей статьи 253 ГПК Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации по форме правового акта, обратив внимание Федерального Собрания на то, что принятие федерального конституционного закона о полномочиях судов общей юрисдикции неоправданно затянулось.

Мотивами такого решения являлось то, что, закрепив полномочия Верховного Суда Российской Федерации по рассмотрению дел об оспаривании актов Правительства России в федеральном законе, законодатель не выполнил требования статьи 128 (часть 3) Конституции РФ, а также вступил в противоречие с постановлениями Конституционного Суда России, сохраняющими свою силу. Вместе с тем признание вышеупомянутых положений обычного федерального закона - ГПК - в части, определяющей полномочия Верховного Суда по рассмотрению дел об оспаривании нормативных правовых актов Правительства, не соответствующими Конституции по форме правового акта, в котором установлены эти полномочия, предопределило бы и признание неконституционности по тому же основанию указанных положений, закрепляющих в целом полномочия судов общей юрисдикции разрешать дела об оспаривании нормативных правовых актов, а также других положений названного Кодекса, касающихся полномочий судов общей юрисдикции, что привело бы к существенному ограничению деятельности судов по осуществлению правосудия и дало бы возможность поставить под сомнение конституционность других принятых после вступления в силу Конституции Российской Федерации федеральных законов, устанавливающих полномочия судов. Такой результат противоречил бы целям конституционного судопроизводства <*>.

<*> См.: Российская газета. 2004. 3 февр.

Приведенные решения позволяют утверждать, что Конституционный Суд фактически "породил" новое, не предусмотренное законом, процессуальное основание отказа от рассмотрения дел и "самоограничивает" себя в осуществлении принадлежащих ему конституционных полномочий в случаях угрозы превращения его в участника политического процесса <*> (кампании), а также тогда, когда предполагаемый результат его деятельности противоречит целям конституционного судопроизводства либо вторгается в прерогативы законодателя. Вместе с тем в практике Конституционного Суда имеется и аспект "технологического самоограничения" в реализации формально принадлежащих ему полномочий. Его можно объяснить тем, что, возобновив свое функционирование в середине 90-х гг., Суд, вероятно, опасался, что не справится с "валом" дел, и поэтому фактически отказался от проверки нормативных актов на соответствие конституционным нормам-принципам, обеспечивающим иерархию этих актов (статьи 76 (части 3 и 5), 90 (часть 3), 115 (часть 1). Естественно, что эту нишу стремительно заняли суды общей и арбитражной юрисдикции, что нашло отражение в соответствующих разделах новых ГПК и АПК Российской Федерации. Однако данная область до сих пор остается сферой дискуссии, а также юрисдикционных споров, разрешаемых в конечном итоге Конституционным Судом Российской Федерации <**>. И в упоминавшемся только что Постановлении от 27 января 2004 г. этот суд наметил возможность проверки правительственных нормативных правовых актов на соответствие статьям 114 и 115 Конституции РФ, в том числе требованию о том, что они не должны противоречить Конституции, федеральным законам и указам Президента Российской Федерации. Лишь можно предполагать, что такая практика постепенно распространится и на соответствующие части статей 76 и 90 Конституции Российской Федерации.

<*> Очевидно, что по соображениям политического характера Конституционный Суд Российской Федерации в течение почти десяти лет "воздерживается" от осуществления принадлежащего ему конституционного права обращаться с посланием к Федеральному Собранию Российской Федерации.
<**> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 18 июля 2003 г. по делу о проверке конституционности положений статей 115 и 231 ГПК РСФСР, статей 26, 251 и 253 ГПК Российской Федерации, статей 1, 21 и 22 Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации" в связи с запросами Государственного Собрания - Курултая Республики Башкортостан, Государственного Совета Республики Татарстан и Верховного Суда Республики Татарстан // Российская газета. 2003. 29 июля; Чернега Ю. Правительство доверяет только Конституционному Суду // Коммерсант. 2003. 26 ноября; Ильичев Г. Конституционный Суд делит полномочия с Верховным // Известия. 2003. 26 ноября.

Тенденция на расширение (по терминологии Л.В. Лазарева - на конкретизацию) <*> собственных полномочий Конституционного Суда осуществляется на практике в трех направлениях: 1) путем расширения объектов конституционного нормоконтроля; 2) путем расширения круга субъектов инициирования запросов и жалоб в Конституционный Суд; 3) путем конструирования фактически новых полномочий, трансформируя их из прежних либо из института исполнения решений Конституционного Суда.

<*> См.: Лазарев Л.В. Правовые позиции Конституционного Суда России. М., 2003. С. 121.

Расширение объектов конституционной проверки реализуется как по линии абстрактного, так и конкретного нормоконтроля. В этом аспекте Конституционным Судом положительно разрешен дискуссионный вопрос: могут ли проверяться путем абстрактного нормоконтроля федеральные конституционные законы <1>? Причем, рассматривая в подобной процедуре Федеральный конституционный закон "О внесении изменения и дополнения в Федеральный конституционный закон "О референдуме Российской Федерации", Конституционный Суд никоим образом не аргументировал, почему он проверяет нормативный акт, не предусмотренный в перечне части второй статьи 125 Конституции Российской Федерации, проигнорировав возражения Полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде <2> и одного из экспертов - доктора юридических наук Л.Б. Есковой <3>. Косвенно эту проблему Конституционный Суд разрешил в Постановлении по делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса РФ, разъяснив, что термин "федеральный закон" в статье 125 (части 1 и 2) Конституции используется для обозначения всех законов, принимаемых федеральным законодателем, как федеральных, так и федеральных конституционных законов <4>.

<1> См.: Митюков М.А., Барнашов А.М. Очерки конституционного правосудия. Томск, 1999. С. 124 - 125; Лазарев Л.В. Указ. соч. С. 30.
<2> См.: Выступление Полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.А. Митюкова по делу о конституционности Федерального конституционного закона "О внесении изменения и дополнения в Федеральный конституционный закон "О референдуме РФ" // Дайджест официальных материалов и публикаций в периодической печати "Конституционное правосудие в странах СНГ и Балтии". 2003. N 12 (часть 2). С. 50 - 84.
<3> См.: Дайджест "Конституционное правосудие в странах СНГ и Балтии". 2003. N 14 (часть 1). С. 64 - 68.
<4> См.: Российская газета. 2004. 7 июля.

Придавая расширительное значение понятию "закон", Конституционный Суд Российской Федерации счел возможным в порядке конкретного нормоконтроля проверять и другие нормативные акты законодательной и исполнительной власти. Он распространил фактически положение части 4 статьи 125 Конституции Российской Федерации сначала на постановления прежнего Верховного Совета Российской Федерации о порядке введения в действие законов <*>, затем - на постановления Государственной Думы об амнистии <**>, а недавно и на некоторые акты Правительства РФ <***>. При этом первые два случая объяснялись тем, что названные постановления по своему уровню являются актами, равными законам. А в третьем случае указывалось, что Конституционный Суд в силу статьи 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации может признать допустимым запрос суда в связи с рассматриваемым им конкретным делом и жалобу гражданина на нарушение конституционных прав и свобод, в которых оспаривается конституционность как федерального закона, так и нормативного акта Правительства Российской Федерации, если между ними "имеет место прямая нормативная связь" и "если эти акты применены или подлежат применению в конкретном деле в неразрывном единстве".

<*> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 2 февраля 1999 г. по делу о проверке конституционности положений статьи 41 и части третьей статьи 42 УПК РСФСР, пунктов 1 и 2 Постановления Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 года "О порядке введения в действие Закона РФ "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О судоустройстве РСФСР", Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях" в связи с запросом Московского городского суда и жалобами ряда граждан // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. N 6. Ст. 867.
<**> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 июля 2001 г. по делу о проверке конституционности Постановления Государственной Думы от 28 июня 2000 г. "О внесении изменения в Постановление Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации "Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 годов" в связи с запросом Советского районного суда города Челябинска и жалобами ряда граждан // Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. N 29. Ст. 3059.
<***> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 января 2004 г. по делу о проверке отдельных положений ГПК Российской Федерации по запросу Правительства РФ // Российская газета. 2004. 3 февр.

В Конституции Российской Федерации прямо не указывается на то, что постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации могут быть объектом проверки на конституционность. Тем более в результате конституционной реформы 1993 года правоприменительная практика, а точнее, так называемые ее обыкновения, перестали быть непосредственно подконтрольными Конституционному Суду. Однако благодаря широкому прочтению последним требований, предъявляемых к его решениям частью 2 статьи 74 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", "сложившаяся правоприменительная практика", в том числе изложенная в концентрированной форме в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации, стала объектом оценки со стороны Конституционного Суда в мотивировочной части его постановлений.

Это осуществляется с точки зрения оценки конституционного толкования норм законов, упомянутых в названных постановлениях. Таким образом, дезавуированы отдельные положения некоторых из них. В частности, при рассмотрении Конституционным Судом дела о проверке конституционности положений статей 115 и 231 ГПК РСФСР, статей 26, 251 и 253 ГПК Российской Федерации, статей 1, 21 и 22 Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации" в связи с запросами Государственного Собрания - Курултая Республики Башкортостан, Государственного Совета Республики Татарстан и Верховного Суда Республики Татарстан было подвергнуто сомнению положение Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 апреля 1993 г. "О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении дел по заявлениям прокуроров о признании правовых актов противоречащими закону" (в редакции от 24 апреля 2002 г.)" об истолковании указанных положений гражданского процессуального законодательства как не исключающих подведомственность судам общей юрисдикции дел о признании противоречащими федеральному закону конституций и уставов субъектов Российской Федерации, основываясь, в частности, на том, что закон не содержит указания на допустимость проверки конституций и уставов субъектов Российской Федерации только в порядке конституционного судопроизводства <*>.

<*> См.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2003. N 5. С. 20 - 21.

Помимо законодательного расширения круга субъектов обращения в Конституционный Суд в порядке конкретного нормоконтроля, о чем уже указывалось в начале статьи, в практической деятельности суда этот круг давно вышел за рамки, формально обозначенные в части 4 статьи 125 Конституции Российской Федерации и в статье 96 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации". Трактуя смысл этих статей во взаимосвязи со статьями 17 (часть 2), 46, 62 (часть 3) Конституции Российской Федерации, суд обоснованно пришел к выводу, что защита прав и свобод посредством конституционного правосудия должна быть обеспечена каждому, в том числе и прямо не упоминаемым в вышеназванных положениях иностранным гражданам и лицам без гражданства, если законом нарушены их права и свободы, гарантированные российской Конституцией <*>.

<*> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 17 февраля 1998 г. по делу о проверке конституционности положений части второй статьи 31 Закона СССР от 24 июня 1981 г. "О правовом положении иностранных граждан в СССР" в связи с жалобой Яхья Дашти Гафура // Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. N 9. Ст. 1142.

Как отмечает Л.В. Лазарев, Конституционный Суд широко толкует понятие "объединение граждан" как субъекта обращения с конституционной жалобой, не ограничивая их круг только теми общественными объединениями, которые образуются в соответствии со статьей 30 Конституции при реализации одного из политических прав - права на объединение и не преследуют коммерческие цели (политические партии, профсоюзы и т.п.) <1>. Субъектами конституционной жалобы судом признаны: религиозные объединения; объединения - юридические лица, созданные гражданами для совместной реализации таких конституционных прав, как право свободно использовать свои способности и имущество для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности (акционерное общество, товарищество и общество с ограниченной ответственностью) <2>; государственное предприятие - юридическое лицо <3>; муниципальное образование как территориальное объединение граждан, коллективно реализующих на основании Конституции право на осуществление местного самоуправления <4>.

<1> Лазарев Л.В. Указ. соч. С. 33.
<2> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 24 октября 1996 г. по делу о проверке конституционности части первой статьи 2 Федерального закона от 7 марта 1996 г. "О внесении изменений в Закон Российской Федерации "Об акцизах" // Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. N 45. Ст. 5202.
<3> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 12 октября 1998 г. по делу о проверке конституционности пункта 3 статьи 11 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. "Об основах налоговой системы в Российской Федерации" // Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. N 1. Ст. 5211.
<4> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 2 апреля 2002 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений Закона Красноярского края "О порядке отзыва депутата представительного органа местного самоуправления" и Закона Корякского автономного округа "О порядке отзыва депутата представительного органа местного самоуправления, выборного должностного лица местного самоуправления" в связи с жалобами А.Г. Злобина и Ю.А. Хнаева // Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. N 14. Ст. 1374.

Можно согласиться с высказанным в литературе мнением, что многие из названных субъектов существенно отличаются по своим признакам от того понимания объединения граждан, которое вытекает из смысла Конституции (статьи 15 (часть 2), 30, 36 (часть 1)), и поэтому требуется корректировка статьи 96 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" с учетом складывающейся практики <*>.

<*> См.: Лазарев Л.В. Указ. соч. С. 33.

Следует отметить, что тенденция расширения круга субъектов обращения в Конституционный Суд начала касаться и абстрактного нормоконтроля. Недавно Конституционный Суд предоставил возможность Генеральному прокурору Российской Федерации обращаться по вопросу о соответствии Конституции Российской Федерации конституций и уставов субъектов Российской Федерации вне связи с их применением в конкретном деле. Это, по мнению суда, предопределяется закрепленными федеральными законами полномочиями органов прокуратуры осуществлять обеспечение исполнения Конституции Российской Федерации, соответствия ей конституций (уставов), законов и иных правовых актов субъектов Российской Федерации, с одной стороны, и исключительными полномочиями Конституционного Суда Российской Федерации в области судебного конституционного контроля - с другой <*>.

<*> См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 2003. N 30. Ст. 3101.

Очевидно, что Конституционный Суд Российской Федерации, пытаясь в данном случае исходить из смысла и духа Конституции, дал весьма "смелую" интерпретацию конституционным положениям, создав фактически новую норму, расширяющую полномочия Генерального прокурора. Кстати, этот аспект подчеркивается и отдельными конституционными судьями <*>.

<*> См.: Стрекозов В. Неграмотные люди не смогут противостоять беззаконию // Политический журнал. 2003. N 2. С. 70.

И наконец, нельзя игнорировать и то обстоятельство, что в недрах Конституционного Суда фактически родилось и широко применяется письменное производство по основной массе дел. Это принятие на пленарных заседаниях по докладу судьи так называемых определений с позитивным содержанием. Естественно, что рассмотрение этих дел происходит без выслушивания сторон и истребования от них объяснений и отзывов, то есть без соблюдения принципов конституционного судопроизводства: устности и состязательности. Хрупкой правовой основой для этого признаются судебный прецедент, ранее состоявшиеся решения Конституционного Суда и статьи 79 и 87 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" о том, что признание нормативного акта либо отдельных его положений не соответствующими Конституции является основанием отмены в установленном порядке положений других нормативных актов, основанных на нормативном акте, признанном неконституционным, либо воспроизводящих его или содержащих такие же положения, какие были предметом обращения.

Серьезной правовой основы для письменного производства, к сожалению, не имеется. Поэтому еще в 2001 году нами предлагалось внести соответствующие поправки в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации" в целях закрепления рожденного практикой письменного производства по делам, решающимся на основе прецедентов Конституционного Суда <*>. В настоящее время этой идеи придерживается и Председатель Конституционного Суда Российской Федерации В.Д. Зорькин, предлагая таким образом усовершенствовать работу этого органа российского правосудия <**>.

<*> См.: Проблемы исполнения федеральными органами власти и органами государственной власти субъектов Российской Федерации решений Конституционного Суда Российской Федерации и конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации: Материалы Всероссийского совещания / Под ред. М.А. Митюкова, С.В. Кабышева, В.К. Бобровой. М.: Формула права, 2001. С. 39; Несмеянова С.Э. Проблемы развития конституционной юстиции в Российской Федерации // Конституционные чтения. Часть 1. Саратов, 2003. С. 17.
<**> См.: Речук Д. Слушания излишни // Ваше право. 2003. N 46.

В ряде правовых позиций Конституционного Суда признается за ним полномочие подтверждения конституционности закона субъекта РФ, объявленного решением суда общей юрисдикции противоречащим федеральному закону, поскольку оно по своей юридической природе не является подтверждением недействительности закона, его отмены и тем более лишения юридической силы с момента издания, а означает лишь признание его недействующим и, следовательно, с момента вступления решения в силу не подлежащим применению. По мнению Конституционного Суда, у субъекта Российской Федерации, не согласного с таким решением, сохраняется право ходатайствовать перед Конституционным Судом Российской Федерации о подтверждении конституционности своего закона либо о проверке конституционности федерального закона <*>.

<*> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 11 апреля 2000 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений статей 1, 21 и 22 Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации" // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. N 16. Ст. 1774; Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 8 февраля 2001 г. по ходатайству Председателя Правительства Республики Карелия о разъяснении Постановлений Конституционного Суда Российской Федерации от 16 июня 1998 г. и от 11 апреля 2000 г. // Конституционный Суд Российской Федерации: Постановления. Определения. 2001 / Отв. ред. Т.Г. Морщакова. М., 2002. С. 243 - 247; Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 15 декабря 2003 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений Закона Ивановской области "О муниципальной службе Ивановской области" в связи с запросом Законодательного Собрания Ивановской области // Российская газета. 2003. 24 декабря.

Очевидно, что право подтверждения Конституционным Судом конституционности регионального закона является производным от права разрешать дела о соответствии Конституции РФ законов и иных нормативных актов субъектов РФ (статья 125 (часть 2, пункт "б") Конституции Российской Федерации). Вместе с тем возникает ситуация, когда фактически Конституционный Суд в процедуре абстрактного нормоконтроля фактически превращается в апелляционную инстанцию в отношении суда общей юрисдикции. Этот момент придает производному полномочию Конституционного Суда новое, не присущее ему качество, которое требует теоретического осмысления.

Следует отметить, что практика "подтверждения" конституционности недавно распространена и на нормативные акты Правительства Российской Федерации. Решение суда общей юрисдикции о том, что такой акт противоречит федеральному закону и является недействующим, указал Конституционный Суд 27 января 2004 г., не только не препятствует соответствующим органам государственной власти в порядке статьи 125 (часть 2) Конституции Российской Федерации обратиться в этот суд с запросом о проверке конституционности как федерального закона, так и нормативного акта Правительства, но и, напротив, обосновывает допустимость обращения в Конституционный Суд, если заявитель вопреки указанному решению считает правительственный нормативный акт подлежащим действию. При этом Конституционный Суд Российской Федерации выступает в качестве судебной инстанции, окончательно разрешающей такие публично-правовые споры.

В ряде государств конституционным судам предоставлено право давать обязательное толкование законов <*>. Согласно нашему Основному Закону Конституционный Суд дает толкование Конституции РФ. Однако реальная практика органа судебного конституционного контроля нередко ставит перед ним необходимость растолкования федеральных законов, что сейчас признается и судьями Конституционного Суда <**>. Подобная интерпретация, в отличие от разъяснений законов другими судами, имеет свою специфику: Конституционный Суд как в постановлениях, так и в определениях дает "конституционное толкование обычных законов". Это осуществляется, как уже отмечалось, в виде обеспечения конституционного истолкования норм законов в правоприменительной практике с целью избежания различного толкования судами всех юрисдикций, а также другими правоприменителями. Подобное производное от компетенции Конституционного Суда полномочие обусловливается смыслом и целями конституционного судопроизводства в целом. Естественно, что его необходимо тем или иным образом закрепить в Федеральном конституционном законе "О Конституционном Суде Российской Федерации".

<*> Об этом подробнее см.: Митюков М.А. Конституционные суды на постсоветском пространстве. М., 1999. С. 122 - 123.
<**> См.: Гаджиев Г.А. Люди в мантиях дорожат своей монополией (беседовал Ю.Звягин) // Парламентская газета. 2003. 9 дек.

Нетрудно заметить, что решения Конституционного Суда Российской Федерации оказывают влияние на законодательную деятельность Федерального Собрания и региональных парламентов, на законодательные инициативы в них и содержание принимаемых законов. Постановления Конституционного Суда предопределяют необходимость упорядочения регулирования тех или иных общественных отношений либо корректировки законодательных актов и дополнений в них. Основой для этого нередко является порожденное практикой Конституционного Суда полномочие давать рекомендательные предложения в резолютивных частях постановлений, а в последнее время иногда и определений <*>, базирующиеся на соответствующих статьях Конституции и правовых позициях самого Суда. Такие рекомендации содержатся в 30 актах Конституционного Суда 1995 - 2003 годов, т.е. почти по каждому седьмому делу с итоговым решением.

<*> См.: Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 9 апреля 2002 г. по запросу Арбитражного Суда Республики Карелия о проверке конституционности пункта 5 статьи 83 Бюджетного кодекса Российской Федерации, статей 4 и 11 Закона Российской Федерации "О донорстве крови и ее компонентов" // Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. N 29. Ст. 3004; Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 9 апреля 2002 г. по жалобам ряда граждан на нарушение их конституционных прав пунктом 1 статьи 17 Закона Омской области "О Законодательном Собрании Омской области" // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2003. N 1.

По своей юридической природе предложение Конституционного Суда законодательным органам, а в отдельных случаях - Правительству РФ <*>, высказанное в достаточно категорической форме, является, по существу, законодательным предположением, реальность которого обеспечивается непосредственным применением Конституции, а также конституционной ответственностью, установленной новейшим законодательством для субъектов Федерации. С процессуальной точки зрения названные предложения Конституционного Суда представляют собой не что иное, как особенности исполнения решения, которые в соответствии со статьей 75 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" последний устанавливает в своем акте.

<*> См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. N 37. Ст. 2779.

Подводя итог сказанному, можно констатировать, что в конкретизирующей и преобразовательной деятельности Конституционного Суда РФ объективно появляются некоторые новые полномочия, которые во многом обусловлены задачами и целями конституционного судопроизводства. Некоторые из этих полномочий непосредственно производны от тех, что предусмотрены Конституцией РФ, а некоторые фактически порождены нормами, установленными самим Конституционным Судом.