Мудрый Юрист

Анатолий федорович кони о судебном красноречии и ораторском искусстве

Смолькова Ираида Вячеславовна, заведующая кафедрой уголовного процесса и прокурорского надзора Байкальского государственного университета экономики и права, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации.

В историю юридической мысли Анатолий Федорович Кони вошел как выдающийся судебный оратор. В свое время Санкт-Петербургское юридическое общество выпустило плакат, озаглавленный "Гиганты и чародеи слова", на нем были размещены фотографии выдающихся юристов того времени: вверху справа и слева - А.И. Урусова и Ф.Н. Плевако, внизу - К.К. Арсеньева и В.Д. Спасовича, а в центре - А.Ф. Кони. Такое размещение фотографий однозначно свидетельствует о том, что среди гигантов и чародеев слова современники отводили А.Ф. Кони первое место.

Судебные речи А.Ф. Кони по уголовным делам отличались ясностью изложения, точностью аргументации и, что, наверное, самое главное - богатством и глубиной психологических характеристик тех житейских драм, которые разворачивались перед судом. С особой тщательностью он останавливался на выяснении характера обвиняемого. В обыденной житейской обстановке он находил лучший материал для верного суждения о деле, замечая при этом, что краски, которые накладывает сама жизнь, всегда верны и не стираются никогда. Владимир Данилович Спасович, защищавший подсудимого по делу об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем, сказал А.Ф. Кони: "Вы, конечно, откажетесь от обвинения: дело не дает Вам никаких красок". На что А.Ф. Кони ответил: "Нет, краски есть: они на палитре самой жизни и в роковом стечении на одной узкой тропинке подсудимого, его жены и его любовницы" <1>.

<1> Кони А.Ф. Собрание сочинений. В 8 т. М., 1966. Т. 3. С. 490 - 491.

В 1888 г. вышло первое большое произведение А.Ф. Кони - "Судебные речи". Посылая свою книгу Л.Н. Толстому, он писал: "она является результатом деятельности в той области общественного строя, где его прирожденный грех - делить людей на плачущих и заставляющих плакать - чувствуется с особой силой" <2>. А.Ф. Кони исходил из того, что перед судом преступник предстает не как отвлеченное правовое понятие, а как живой человек, мыслящий и страдающий, пусть и опустившийся, озлобленный, вконец испорченный нечеловеческими условиями жизни, но все же человек.

<2> Памяти Анатолия Федоровича Кони: Труды Пушкинского дома АН СССР. М. - Л., 1929. С. 109.

Ключевые слова: Анатолий Федорович Кони, красноречие, ораторское искусство.

Anatolij Fedorovich Koni on judicial eloquence and oratory

I.V. Smol'kova

Anatolij Fedorovich Koni is known as a distinguished court orator. In his days St. Petersburg law society issued a poster with an inscription "Giants and magicians of the word" where photos of distinguished lawyers of the time were placed: on the top - A.I. Urusov and F.N. Plevako, at the bottom - K.K. Arsen'ev and V.D. Spasovich and A.F. Koni - in the centre. Such placement proves that contemporaries considered A.F. Koni to the first amid giants and magicians.

Judicial speeches of A.F. Koni on criminal cases were clear, contained precise arguments and what is the most important were rich in psychological characteristics of life dramas which were faced by the court. The special attention was drawn to specification of character of the accused person. He considered a common life situation to be the best material for a correct understanding of the case, noting that colors of life are always correct and will never fade. Vladimir Danilovich Spasovich, who defended the accused in the case on drowning of peasant woman Emel'yanova by her husband, told A.F. Koni: "No doubt, you will refuse from accusation: the case is absolutely devoid of colors". A.F. Koni answered: "No, the colors exist: they are on the palette of life itself and in the fatal set of circumstances when on a narrow road met the accused person, his wife and his mistress".

The first big work of A.F. Koni "Court Speeches" was published in 1888. On sending this book to L.N. Tolstoj he wrote: "It is a result of activities in the sphere of the social system where its inborn sin to divide people into those who cry and those who make cry is very obvious". A.F. Koni believed that the criminal faces the court not as an abstract legal concept, but as a human being, thinking and suffering, though degenerate, evil and corrupted by inhuman conditions of life, but still a human being.

Key words: Anatolij Fedorovich Koni, eloquence, oratory.

Можно и даже должно говорить об этической подкладке судебного красноречия, для истинной ценности которого недостаточно одного знания обстоятельств дела, знания родного языка и умения владеть им и, наконец, следования формальным указаниям или ограничениям оберегающего честь и добрые права закона. Все главные приемы судоговорения следовало бы подвергнуть своего рода критическому пересмотру с точки зрения нравственной дозволенности их. Мерилом этой дозволенности могло бы служить то соображение, что цель не может оправдывать средства и что высокие цели правосудия... должны быть достигаемы только нравственными средствами. Кроме того, деятелям судебного состязания не следует забывать, что суд в известном отношении есть школа для народов, из которой, помимо уважения к закону, должны выноситься уроки служения правде и уважения к человеческому достоинству.

Кони. А.Ф. Краткий конспект курса уголовного

судопроизводства, читанного воспитанникам 1 класса

Императорского Александровского лицея // Кони А.Ф.

Собрание сочинений: В 8 т. М., 1966. Т. 1. С. 6.

Не обвиняя во что бы то ни стало, не стремясь непременно добиться... тяжелого приговора, обвинитель шаг за шагом идет по пути, пройденному преступлением, поверяет вам свои наблюдения и выводы и, придя к убеждению в виновности подсудимого, обязывается высказать вам это убеждение. Если защита найдет светлые стороны в деле, которые иным, более отрадным светом озарят его обстоятельства и заставят вас не поверить виновности подсудимых или сильно усомниться в ней, то вы их должны оправдать, а у обвинения останется сознание, что оно сделало все, что было нужно для выполнения своей трудной и подчас тяжелой задачи. Но если факты, молчаливые, но многозначительные факты, не будут опровергнуты, если вы не почувствуете в своем сердце невинности подсудимых, если в вашем уме не возникнет серьезных сомнений в их виновности, то вы, спокойно исполняя свою высокую задачу быть защитниками общества и судьями, согласитесь с обвинением и произнесете обвинительный приговор.

Кони. А.Ф. Речь по делу об убийстве отставного рядового

Белова // Кони А.Ф. Судебные речи. 1868 - 1888.

СПб., 1888. С. 425.

Основные черты слагавшегося русского типа обвинителя были, за исключением редких, но печальных уклонений в область бездушной риторики, спокойствие, отсутствие личного озлобления против подсудимого, опрятность приемов обвинения, чуждая и возбуждению страстей, и искажению данных дела, и, наконец, что весьма важно, полное отсутствие лицедейства в голосе, в жесте и в способе держать себя на суде. К этому надо прибавить простоту языка, свободного, в большинстве случаев, от вычурности или от громких и "жалких" слов. Лучшие из наших судебных ораторов поняли, что в стремлении к истине всегда самые глубокие мысли сливаются с простейшим словом. Слово - одно из величайших орудий человека. Бессильное само по себе, оно становится могучим и неотразимым, сказанное умело, искренно и вовремя. Оно способно увлекать за собою самого говорящего и ослеплять его и окружающих своим блеском. Поэтому нравственный долг судебного оратора - обращаться осторожно и умеренно с этим оружием и делать свое слово лишь слугою глубокого убеждения, не поддаваясь соблазну красивой формы или видимой логичности своих построений и не заботясь о способах увлечь кого-либо своею речью. Он должен не забывать совета Фауста Вагнеру: "Говори с убеждением, слова и влияние на слушателей придут сами собою"...

...в речи своей он не должен ни представлять дел в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значение доказательств и улик или важности преступления. Таким образом, в силу этих этических требований, прокурор приглашается сказать свое слово даже в опровержение обстоятельств, казавшихся при предании суду сложившимися против подсудимого, причем в оценке и взвешивании доказательств он вовсе не стеснен целями обвинения. Иными словами... он говорящий публично судья. На обязанности его лежит сгруппировать и проверить все, изобличающее подсудимого, и, если подведенный им итог с необходимым и обязательным учетом всего говорящего в пользу обвиняемого, создаст в нем убеждение в виновности последнего, заявить о том суду. Сделать это надо в связном и последовательном изложении, со спокойным достоинством исполняемого долга, без пафоса, негодования и преследования какой-либо иной цели, кроме правосудия, которое достигается не непременным согласием суда с доводами обвинителя, а непременным выслушиванием их...

...через 48 лет по оставлении мною прокурорской деятельности я спокойно вспоминаю свой труд обвинителя и думаю, что едва ли между моими подсудимыми были люди, уносившие с собою, будучи поражены судебным приговором, чувство злобы, негодования или озлобления против меня лично. В речах моих я не мог, конечно, оправдывать их преступного дела и разделять взгляд, по которому tout comprendre - c'est tout pardonner <3>, или безразлично зреть на правых и виновных. Но я старался понять, как дошел подсудимый до своего злого дела, и в анализ совершенного им пути избегал вносить надменное самодовольство официальной безупречности. Я не забывал русской поговорки: "Чужими грехами свят не будешь" или слышанного мною однажды на улице возгласа "святым-то кулаком да по окаянной шее", и мне часто приходили на память глубокие слова Альфонса Карра: "Я не могу удержаться, - говорил он, - от упрека некоторым судебным ораторам в том, что они иногда забираются на нравственную высоту, недоступную для большинства обыкновенных смертных. Мне хочется чувствовать человека в моем судье и обвинителе и знать, что если высокая добродетель и оградила его от пропасти, в которую я упал, то по крайней мере он измерил взором ее глубину и знает по собственным наблюдениям, как легко в нее оступиться. Если бы мне приходилось быть судимым ангелами, то я предпочел бы быть осужденным заочно". Я всегда находил, что наряду со служебным долгом судебного деятеля вырастает его нравственный долг. Он предписывает никогда не забывать, что объектом действий этого деятеля является прежде всего человек, имеющий право на уважение к своему человеческому достоинству....

<3> Все понять - все простить (франц.). - Примечание автора.

...Увлекаясь чувствительностью в отношении к виновному, нельзя становиться жестоким к потерпевшему, к пострадавшему - и к нравственному и материальному ущербу, причиненному преступлением, присоединять еще и обидное сознание, что это ничего не значит, что за это ни кары, ни порицания не следует и что закон, который грозит спасительным страхом слабому и колеблющемуся, есть мертвая буква, лишенная практического значения. Но там, где наряду со строгим словом осуждения уместно было слово милости и снисхождения, я ему давал звучать в своей речи.

Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры // Кони А.Ф.

Собрание сочинений. М., 1966. Т. 4. С. 124 - 125, 159, 161.

Оценивая окончательно выработанные на судебном следствии доказательства, стороны высказывают свое мнение о вине и невиновности подсудимого, но т.к. сделал и виновен суть разные понятия, не всегда сливающиеся воедино, то в прениях весьма часто могут быть сделаны указания на житейскую сторону дела, на практические условия общежития, на господствующие в обществе взгляды, на влияние среды, примеров, печати и т.п. Точно так же иногда могут оказаться необходимыми указания на физические и психические свойства пола и возраста обвиняемого лица, на особенности его служебного или общественного положения, которые сами по себе доказательством служить не могут и никакой проверке на судебном следствии обыкновенно не подлежат. Кроме того, целый ряд обстоятельств, увеличивающих или уменьшающих вину, согласно действующему Уложению не имеет характера доказательств и тем не менее не может быть обойден в заключительных прениях, если участники их стремятся выяснить не одну формальную, но и жизненную правду дела. Наконец, из прений нельзя исключить ссылок на предметы общеизвестные, так называемые facta notoria <4>, удостоверение которых на судебном следствии обычными приемами - допросом свидетелей и официальными справками подтверждено быть не может. Таковыми являются научные данные, обратившиеся в аксиому, исторические события, не подлежащие сомнению, явления природы или такие условия общежития, которые всеми признаны общеобязательными, и т.д. Невозможно требовать судебных доказательств того, что признается всем человечеством или значительною его частью... Сюда надо отнести также и цитаты из... общепризнанных классических произведений всемирной литературы, а также ставшие историческими афоризмы. Такие ссылки и цитаты иногда необходимы как освобождающие речь от напрасного многословия или выпукло рисующие мысль говорящего под условием, конечно, что эти ссылки будут сделаны правдиво и с полной точностью.

<4> В пер. с лат. означает общеизвестные факты См. например: Бабичев Н.Т., Боровский Я.М. Словарь латинских крылатых слов. М., 1999. С. 219. - Примечание составителя.

Способ прений... должен быть словесный... Допущение чтения речей не только подрывало бы впечатление, которое они должны производить, и ослабляло бы непосредственность восприятия их содержания, сосредоточивая на себе гораздо менее внимания, чем изустные объяснения, но неизбежно придавало им свойство заранее написанных до судебного заседания.

Кони А.Ф. Заключительные прения сторон

в уголовном процессе // Кони А.Ф.

Собрание сочинений. М., 1967. Т. 4. С. 367 - 368.

Встречаются случаи, когда с председательского места раздаются властные замечания и заявления, нежелательные даже в устах представителей состязующихся сторон; когда государственные обвинители, забывая начертанную уставами роль говорящего судьи, заменяют спокойствие доводов нервной страстностью и, искажая свою задачу, не брезгуют недостойными своего звания выходками против подсудимых и свидетелей, обращая обвинение не в служение самодовлеющей цели правосудия, а в средство посторонних последнему соображений. Не менее печальные явления замечаются и в адвокатуре, где встречаются случаи, когда нравственное чувство лучшей части общества со справедливой тревогой вынуждено осуждать приемы уголовной защиты, направленные к тому, чтобы защиту преступника обратить в защиту преступления, причем потерпевшего и виновного, искусно извращая нравственную перспективу дела, заставляют поменяться ролями. Такую тревогу и сопряженное с нею уже несправедливое обобщение вызывают и те случаи, когда широко оплаченная ораторская помощь отдается в пользование притеснителю беззащитных, развратителю невинных и расхитителю чужих сбережений или когда действительные интересы обвиняемого приносятся в жертву эгоистическому желанию возбудить шумное внимание к своему имени.

Кони А.Ф. Отцы и дети судебной реформы. М., 1914. С. 17.

В обвинительной форме процесса несомненную роль играют судебные прения... На представителях сторон в суде вообще, а на суде присяжных - в особенности лежит нравственная обязанность охранять суд от искажения его исключительной - и достаточно высокой, чтобы быть исключительной - цели: служить отправлению уголовного правосудия. Исполнение этой обязанности особенно важно по отношению к присяжным заседателям, для которых судебные речи не представляют, как для судей коронных, обычного и привычного в течение многих лет явления и перед которыми блестящая и энергическая оболочка сказанного, может при неблагоприятном стечении обстоятельств и бездействии председателям заслонить нездоровое существо сказанного. Это случается, например, при извращении уголовной перспективы, благодаря которому в искусственно подогретой речи почти совершенно исчезает обвиняемый и дурное дело, им совершенное, а на скамье подсудимых оказываются отвлеченные подсудимые, не подлежащие каре закона и называемые обыкновенно средой, порядком вещей, темпераментом, страстью, увлечением, а иногда и сами потерпевшие, забывшие пословицу: "Не клади плохо, не вводи вора в грех". Таково возбуждение в присяжных - преимущественно со стороны обвинителей - племенной вражды или религиозной нетерпимости, застилающих перед их глазами истинные очертания разбирающегося дела. Таковы указания присяжным на вред, могущий последовать от оправдательного приговора; умышленная односторонность в освещении преступной стороны дела с целью возбудить в судьях ту нездоровую чувствительность в отношении к подсудимому, которая не имеет ничего общего ни с деятельной любовью к людям, ни с христианским милосердием; таковы язвительные насмешки и неуместная ирония по адресу противника и, наконец, истолкование задачи присяжных, а также значения цели закона в смысле, противоречащем общественному порядку и намерениям законодателя. Все это не может не иметь влияния на присяжных и не отражаться в их решении. Не надо забывать, что присяжный заседатель, вырванный из обыденной обстановки в торжественную непривычную обстановку судебного заседания, не может быть так мало впечатлителен, как дьяк, в приказах поседелый, и что тяжкий млат обвинения в устах представителя государственной власти - прокурора - и пафос защитника не могут не оставлять следа в его душе в тех случаях, когда председатель не исполняет или не умеет исполнить свою обязанность устранять девиации <5> сторон. Нужно помнить, что присяжные заседатели представляют собой восприимчивый организм. Превратное толкование им общих вопросов права или извращение перед ними закона, оставленное без авторитетного опровержения, может быть принято ими с тем доверием, которое всегда невольно внушает к себе энергичное слово, и может пустить в их взгляде на дело неправильные корни и вредные ростки.

<5> В пер. с лат. (deviatio) означает "отклонение". См. например: Современный словарь иностранных слов. СПб., 1994. С. 181). - Примечание составителя.

Кони А.Ф. Присяжные заседатели // Кони А.Ф.

Собрание сочинений. М., 1966. Т. 1. С. 350 - 351.

Показная сторона в работе обвинителей и защитников всегда меня отталкивала, и, несмотря на неизбежные ошибки в моей судебной службе, я со спокойной совестью могу сказать, что в ней не нарушил сознательно ни одного из основных правил кантовской этики, т.е. не смотрел на человека как на средство для достижения каких-либо, даже возвышенных, целей.

Кони А.Ф. Письмо Л.Н. Толстому // Памяти Анатолия Федоровича

Кони. Труды Пушкинского дома АН СССР М. - Л., 1929. С. 109.

Я 50 лет работал на сцене уголовного суда и правосудия, и мне приходилось участвовать в драмах, трагедиях и комедиях жизни. Скажу больше, я исполнял все старинные амплуа - был злодеем как прокурор в глазах обвиняемого; был благородным отцом, руководя присяжными и оберегая их от ошибок; был резонером, ибо как обер-прокурор должен был разъяснить закон старикам-сенаторам, и, наконец, был и состою первым любовником богини Фемиды, присутствуя при ее появлении на Руси... любил ее всей душой и приносил ей жертвы.

Кони А.Ф. Письмо к М.Н. Ермоловой

от 15 октября 1925 г. // Известия вузов.

Правоведение. 1978. N 4. С. 50.

А вот так писали современники об ораторском таланте и мастерстве А.Ф. Кони

...никогда, ни после одной речи, не выходил я из заседания суда с таким удовлетворенным чувством, с таким уважением к представителю судебной власти, как после речи Кони. Я считаю ее образцовою и по форме, и по содержанию... Превосходный критический разбор преступления, темного, запутанного, все нити которого прерваны временем.

Суворин А.С. Недельные очерки и картинки //

Санкт-Петербургские Ведомости. 1872. N 57. С. 24.

Кто слышал Кони, тот знает, что отличительное свойство его живой речи - полнейшая гармония между содержанием и формой.

Арсеньев К.К. Заметки о русской

адвокатуре. СПб., 1875. С. 190.

Если я взялся за перо, чтобы охарактеризовать деятельность Кони, то не для того, чтобы описывать его крупный ораторский талант. Каждому, следившему, даже в качестве постороннего наблюдателя, за развитием нашей судебной реформы, известно, что Кони - даровитейший судебный оратор, который занял бы весьма видное положение не только у нас, но и в государствах, где ораторское искусство имеет длинную и богатую историю, в Англии и Франции. Когда читаете обвинительную речь Кони, вы ясно видите, что это один из сильнейших судебных обвинителей, каких только приходилось в наше время читать или слышать. Кони всегда глубоко знает дело; он весь проникнут индивидуальными особенностями случая; если он прибегает к какому-нибудь отвлеченному положению, то он сумеет его отыскать, раскрыть в этом отдельном случае и воплотить в живую, бытовую форму. Как обвинитель, изобличающий подсудимого, Кони громит, но не унижает; разит, но не истязует. Это настоящий государственный обвинитель, стоящий на высоте своей задачи - во имя правосудия ограждать общество от преступных и опасных деяний. Сам подсудимый в глубине своей души, кажется, не может не признать, что пред ним не бесцеремонный адвокат в мундире судебного ведомства, а обвиняющий судья, око царское, умеющее и желающее отличить преступление от несчастия, навет - от правдивого свидетельского показания, бессовестную и ловкую интригу - от подавляющего стечения дышащих истиною доказательств, установляющих несомнительно существование факта преступления и виновности... Кони указывает... прокурору его задачу быть беспристрастным и спокойным исследователем виновности. Предостерегая его от односторонности, он предписывает ему не извлекать из дела только обстоятельства, уличающие подсудимого, и не преувеличивать значение доказательств. Не требуя осуждения во что бы то ни стало, закон обязывает прокурора заявлять суду по совести об отказе от обвинения в случае уважительности оправданий подсудимого. Одним словом, не ослепленного односторонностью своего положения обвинителя, а говорящего судью создает закон из прокурора.

Я уже не говорю о достоинствах устной речи г. Кони. Она очаровывает своею ясностью, изяществом оборотов и тою искренностью тона, которая служит верным признаком ораторского таланта. Эта художественная форма у Кони обыкновенно прикрывает богатое внутреннее содержание. Раз в деле есть какое-нибудь обстоятельство, для объяснения которого нужны научные сведения, Кони изучит соответствующую русскую и иностранную литературу и в обвинительной речи, вы будете иметь правильное освещение темного и неясного пункта в деле...

В томе речей Кони можно найти немало сжатых положений, составляющих результат большой научной работы мысли. Любое из них могло бы составить благодарную основную мысль для целой монографии.

Владимиров Л.Е. Русский судебный оратор

А.Ф. Кони // Владимиров Л.Е.

Защитительные речи и публичные лекции.

М., 1892. С. 476, 477, 478, 479.

Кони первый внес в судебные прения литературно-психологические приемы в широких размерах.

Андреевский С.А. Об уголовной защите // Андреевский С.А.

Избранные труды. Тула, 2000. С. 288.

В судебную деятельность А.Ф. Кони внес творчество учителя: учителя правосудия, учителя глубокого психологического анализа, без которого немыслимо понимание поступков человека, учителя человеколюбия, без которого немыслим правый суд, учителя того искреннего красноречия, которое находит простые, но настоящие слова, проникающие в сердце и в ум человека.

Из поздравительного адреса Императорской академии наук

в связи с 50-летием служебной и общественной деятельности

А.Ф. Кони (адрес подписан 32 видными учеными) См.

Смолярчук В.И. Анатолий Федорович Кони

(1844 - 1927). М., 1982. С. 71.

Природа дала Вам особенную способность строить речи красиво и сильно, а широкое, исключительно широкое образование обогащало эту речь образами поэзии и искрами философской мысли, можно сказать, всего мира. Но от этого нарядного убора не пострадала внутренняя сила скрытого в Вашем слове воспитательного назидания, а только нарастало то умственное наслаждение, какое выносили люди от общения с Вами.

Из речи академика С.Ф. Платонова по случаю 80-летия

А.Ф. Кони // Анатолий Федорович Кони. 1844 - 1924.

Юбилейный сборник. Л., 1925. С. 10.

А.Ф. Кони всегда держал свое художественное дарование в узде, всецело подчиняя его задаче правосудия - борьбе за справедливость и правду. В этой борьбе большую службу сослужили ему и его широкая образованность, и сильный аналитический ум, и дотошное, кропотливое знание каждой подробности каждого судебного дела, в котором ему предстояло участвовать, и чуткая, всегда беспокойная совесть. И все же наиболее надежным подспорьем во всей его юридической практике была словесная живопись, образность.

Чуковский К.И. Анатолий Федорович

Кони // Кони А.Ф. Собрание сочинений. Т. 8. С. 20.

Вы - создатель русского судебного слова и в то же время творец таких форм его, что немногим удалось не то что сравниться, но даже близко подойти к ним.

Грузенберг О.О. Из письма А.Ф. Кони от 30 декабря 1923 г.

// Кони А.Ф. Собрание сочинений. Т. 3. С. 5.

А.Ф. Кони является одним из достойнейших деятелей судебных учреждений, талантливым писателем и первоклассным оратором. Личность его чрезвычайно популярна среди российской интеллигенции... Но нельзя забывать, что главным трудом его жизни была работа на пользу российского правосудия.

Его речи, произнесенные в суде присяжных, считались и считаются образцовыми; к его заключениям, данным в качестве обер-прокурора, прислушивалась вся мыслящая Россия, а его книги и статьи читаются далеко за пределами судейской семьи.

Левенстим А.А. Речь во время торжественного заседания

Харьковского юридического общества 8 марта 1903 г. по

выдвижению кандидатуры А.Ф. Кони в почетные члены общества

// Харьковские губернские ведомости. 13 марта. 1903.

На судебной эстраде за своим красным столом, в мундире с новеньким золотым шитьем на воротнике и обшлагах, когда он поднимался с высокого кожаного кресла и, опираясь на книгу уставов, обращался к суду с каким-нибудь требованием или толкованием закона, он казался трогательным стражем чистой и неустрашимой правды.

Он говорил ровной, естественной дикцией, не сильным, но внятным голосом; иногда - тем же мягким голосом острил, вставлял живой образ и вообще, выделялся тем, что умел поэтически морализировать, почти не отступая от официального тона.

Андреевский С.А. Книга о смерти

(мысли и воспоминания). Л., 1924. С. 119 - 120.

Интересный факт из жизни А.Ф. Кони

В июне 1891 г. А.Ф. Кони был назначен сенатором в Правительствующий сенат, информация об этом была напечатана в газетах. Это назначение было встречено в консервативных кругах с негодованием. Журналист из газеты "Новое время" В.П. Буренин откликнулся на это событие ядовитой эпиграммой:

В Сенат коня Калигула привел,

Стоит он убранный и в бархате, и в злате.

Но я скажу: у нас -

такой же произвол:

В газетах я прочел,

что Кони есть в Сенате.

А.Ф. Кони ответил на выпад в свой адрес таким блестящим ироничным четверостишием:

Я не люблю таких ироний.

Как люди непомерно злы!

Ведь то прогресс, что нынче Кони,

Где прежде были лишь ослы!

Ф.В. Булгарин, поддерживая А.Ф. Кони, отреагировал на выпад В.П. Буренина такими словами:

И где уж только Кони в деле,

Там верно славно повезут <6>.

<6> Кони А.Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 319.

Литература

  1. Кони А.Ф. Собрание сочинений. В 8 т. М., 1966. Т. 3. С. 490 - 491.