Мудрый Юрист

Сравнительно-правовой анализ действия конституционных прав и свобод человека и гражданина в частном праве германии и России

Бергер Анастасия Юрьевна - научный сотрудник кафедры конституционного права Мюнхенского университета имени Людвига-Максимилиана, юрист при земельном суде г. Мюнхена.

В настоящей статье автор рассматривает вопрос о действии конституционных прав и свобод человека в частноправовых отношениях в соответствии с конституциями Германии и России. С одной стороны, рассматривается устоявшаяся в Германии теория действия конституционных прав и свобод в частном праве и судебная практика немецких судов по вопросу применения конституционных прав и свобод при решении частноправовых споров; с другой стороны, положения российской Конституции, а также судебное правоприменение с данной точки зрения. Анализируя положения Конституции РФ, автор приходит к выводу о принципиальной исторически сложившейся разнице в концепциях конституционализма обеих стран и вытекающей отсюда невозможности применения немецкой теории в России.

Адресаты и субъекты конституционных прав; функции конституционных прав; прямое действие конституции; непосредственное действие конституционных прав; опосредованное "влияние конституционных прав на третьих лиц"; горизонтальное действие конституционных прав.

Comparative legal analysis of the effect of constitutional rights and freedoms of the person and citizen in private law in Germany and Russia

A.Y. Berger

Berger Anastasia Y. - Research Associate, Department of Constitutional Law of the Ludwig Maximilian University of Munich, lawyer at Land Court of Munich.

In this article the author analyses the effects of constitutional rights and freedoms in civil law relations under the German and Russian constitutions. On the one hand, the well-established theory of the effects of constitutional rights in civil law as well as the legal practice of German courts in applying constitutional rights and freedom is considered when deciding civil law matters; on the other hand, the Russian Constitution as well as its judicial enforcement are considered from this point of view. Analyzing the provisions of the Constitution of the Russian Federation the author comes to the conclusion that there are fundamental historical differences in the concepts of constitutionalism in both countries and that there is a consequent inability to apply the German theory in Russia.

Key words: addressees and subjects of constitutional rights; functions of constitutional rights; direct effect of constitution; direct effect of constitutional rights; indirect "effect of the constitutional rights to a third party"; horizontal effect of constitutional rights.

Одной из самых известных и до сих пор нерешенных теоретических проблем государственного права Германии является вопрос о распространении действия конституции на так называемые "горизонтальные", то есть частные <1>, отношения между гражданами - проблема "Drittwirkung" <2>. За последние десятилетия она приобрела широкую известность и в странах Европы <3>. Пути ее решения, однако, в различных странах сильно разнятся в зависимости от роли и места конституционных прав в конституции той или иной отдельной страны.

<1> Понятие "частного права" употребляется здесь как всеобъемлющее по отношению ко всем правовым актам и действиям непубличного характера, то есть в первую очередь всем нормативно-правовым актам и юридическим действиям между гражданами как частными субъектами.
<2> См.: Рюфнер В. Действие основных прав в сфере частного права // Государственное право Германии: Сокращенный перевод немецкого семитомного издания: В 2 т. / Под ред. Б.Н. Топорнина. М.: Институт государства и права РАН, 1994. Т. 2. С. 230 - 233; Ледях И.А. Права граждан: буржуазные теории и практика ФРГ / Отв. ред. В.М. Чхиквадзе. М.: Наука, 1986. С. 53 - 62; Маунц Т. Государственное право Германии (ФРГ и ГДР) / Пер. с нем. Ю.П. Урьяса; Под ред. и со вступит. ст. Г.С. Гурвича. М.: Изд-во иностранной литературы, 1959. С. 146 - 167; Хессе К. Основы конституционного права ФРГ. М.: Юридическая литература, 1981. С. 182 - 186. Данное понятие было введено Г. Дюригом, ставшим основателем теории опосредованного действия конституционных прав в противоречие теории непосредственного действия К.Х. Ниппердея (см. далее).
<3> Подробно к большинству стран Европы см.: Iliopoulus-Strangas J. Soziale Grundrechte in Europa nach Lissabon. Eine rechtsvergleichende Untersuchung der Nationalen Rechtsordnungen und des europaischen Rechts. Baden-Baden: Nomos, 2010.

Необходимо отметить, что Основной Закон ФРГ, во-первых, не дает определенного ответа на данный вопрос, а, во-вторых, сама жизнь все же заставляет искать ответы на некоторые частноправовые вопросы в конституции. Это привело немецких правоведов уже в 1950-х годах к необходимости распространения действия конституционных прав и свобод человека и гражданина на некоторые частноправовые отношения <4>. Теории обоснования такого распространения также разнятся в зависимости от того, насколько тот или иной автор считает нужным и возможным констатировать наличие действия конституционных прав и свобод человека между самими гражданами. На развиваемые научные подходы при этом оказывает влияние то или иное представление о функциях самих конституционных прав человека, роли государства в жизни граждан, а также соотношение частного и конституционного права или даже роль конституционного суда.

<4> См.: Рюфнер В. Указ. соч.

Конституции России и Германии исходят из верховенства конституционных прав человека и необходимости следования этому принципу всех ветвей власти с целью построения правового социального государства. Что означает данное конституционное требование применительно к действию конституционных прав в отношениях между самими гражданами? Несмотря на то что Конституция РФ в части 2 статьи 15 обязывает граждан и их объединения соблюдать ее нормы, статья 18 говорит о непосредственном действии прав и свобод человека и гражданина (в отличие от "прямого" действия Конституции в соответствии с частью 1 статьи 15), а в части 3 статьи 17 о том, что их осуществление не должно нарушать права и свободы других лиц, вопрос о действии конституционных прав "по горизонтали" в России еще недостаточно полно освещен <5>. Так как немецкая государственно-правовая доктрина вот уже больше 60 лет занимается данным вопросом, для российских исследователей был бы интересен немецкий опыт: это помогло бы не только избежать заблуждений и ошибок, допущенных в свое время в Германии, но и глубже понять своеобразие самой Конституции России.

<5> См.: Королев С.В. Действие основных прав по горизонтали и отказ от основных прав // Труды Института государства и права Российской академии наук. Конституция: сравнительно-правовое исследование / Отв. ред. В.А. Туманов. М.: Институт государства и права РАН, 2008. N 6. С. 78 - 87; Экштайн К.А. Адресаты основных прав // Лейбо Ю.И. Научно-практический комментарий к главе 2 Конституции Российской Федерации "Права и свободы человека и гражданина" / Ю.И. Лейбо, Г.П. Толстопятенко, К.А. Экштайн; Под ред. К.А. Экштайна; МГИМО(У) МИД РФ. 2-е изд., перераб. и доп. М.: ЭКОМ, 2000. С. 60 - 63.

В приводимом ниже сравнительном анализе действия конституционных прав и свобод человека в конституциях и судебных решениях высших судов Германии и России рассматриваются конституционно-правовые предпосылки адекватного понимания конституционных прав и свобод человека и гражданина, а также структура их действия и применения в каждой из этих стран. В заключении приводятся некоторые выводы, вытекающие из данного анализа.

А. Горизонтальное действие конституционных прав человека в теории и практике судов ФРГ I. Введение в проблему

С понятием "Drittwirkung" в немецком правоведении связана многоаспектная проблематика обязательств граждан ФРГ, вытекающих из конституционных прав. Основным является, конечно же, вопрос о возможности прямого действия такого рода обязательств граждан в отношениях граждан друг к другу <6>. Для того чтобы дать полный ответ на этот вопрос, нужно, однако, не только рассмотреть саму конституцию и ее влияние на немецкого законодателя и судебные решения, функции, которые выполняют конституционные права человека, но и соотношение областей конституционного и частного права и компетенцию Федерального конституционного суда ФРГ.

<6> Данный вопрос в современной литературе уже не является спорным. См.: Canaris C.-W. Grundrechte und Privatrecht, eine Zwischenbilanz; stark erweiterte Fassung des Vortrags gehalten vor der juristischen Gesellschaft zu Berlin am 10. Juni 1998. Berlin: De Gruyter, 1999. S. 27 ff.; Manssen G. Staatsrecht II: Grundrechte. 8. Aufl. Munchen: C.H. Beck, 2011. S. 31 ff.; Maurer H. Staatsrecht I: Grundlagen, Verfassungsorgane, Staatsfunktionen. 6. Aufl. Munchen: C.H. Beck, 2010. S. 267; Papier H.-J. Drittwirkung der Grundrecht // Handbuch der Grundrechte in Deutschland und Europa. Bd. II: Grundrechte in Deutschland: Allgemeine Lehren 1 / D. Merten, H.-J. Papier (Hrsg.). Speyer; Munchen; Karlsruhe: C.F. Muller, 2006. § 55: Drittwirkung der Grundrechte. S. 1332.

Основной Закон ФРГ, разработанный после Второй мировой войны и вступивший в силу в 1949 году, не создавался как так называемый закон абсолютного действия, то есть действующий как в отношениях между гражданами и государством, так и между самими гражданами. Такое "абсолютное" его понимание уходит своими корнями не только в ужасы преступлений Третьего рейха, но и в историю становления немецкого конституционализма вообще. Этот последний прошел тернистый путь от абсолютистского видения монархии до осознания необходимости ограничения его власти конституцией и парламентом. Монарх рассматривался при этом на всем пути как отец нации, дарованный ей богом <7>, чья власть восходит, соответственно, к божественной. Исходя из этого, и ответственность он нес перед богом и мог лишь соблаговолить дать своим подданным возможность частичного участия в государственных делах. Государственная власть могла быть поэтому хорошей или плохой, однако не нуждалась в собственном оправдании.

<7> Нем.: "Fon Gottes Gnaden".

Под влиянием такого опыта принижения человеческого достоинства авторы Основного Закона стремились в первую очередь к ограничению права государства на вмешательство в частную жизнь человека. Конституционные права создавались как негативные, "оборонительные права" по отношению к государству <8>. Такая "оборона" конституционных свобод человека от посягательств государства составляет поэтому по сегодняшний день основную и главенствующую функцию конституционных прав в ФРГ.

<8> "Grundrechte als Abwehrrechte gegen des Staat". Beschluss des Zweiten Senats vom 8. Juli 1982, 2 BvR 1187/80 [Sasbach] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1982. Bd. 61. S. 82, 101; Dreier H. Vorbemerkung zu Art. 1 // Grund-gesetz: Kommentar. Bd. I: Praambel, Artikel 1 - 19 / H. Dreier (Hrsg.). 2. Aufl. Tubingen: Mohr Siebeck, 2004. S. 89, 91; Maurer H. Op. cit. S. 247, 260; Изензее Й. Основное право как право самообороны и государственная обязанность защиты // Государственное право Германии / Под ред. Б.Н. Топорнина. Т. 2. С. 188 - 195; Маунц Т. Указ. соч. С. 146 - 167.

Эту позицию "невмешательства" конституционного права в частноправовые отношения пламенно поддерживали и послевоенные цивилисты, рассматривавшие частное право как абсолютно не связанную с конституционной отраслью область права <9>. Такое представление, однако, как будет показано ниже, не имеет под собой ни малейшего научного обоснования, а происходит лишь из исторического развития обеих областей права в Германии (да и в Европе в целом).

<9> См.: Diederichsen H.U. Die Rangverhaltnisse zwischen den Grundrechten und dem Privatrecht // Rangordnung der Gesetze. 7. Symposium der Kommission "Die Funktion des Gesetzes in Geschichte und Gegenwart" am 22. und 23. April 1994 / C. Starck (Hrsg.). Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1995. S. 39, 45.

Частное и конституционное право развивались по ходу европейской истории в совершенно разных ипостасях, которые лишь редко пересекались. При этом можно сказать, что частное право во многом руководствовалось и руководствуется до сих пор идеями, известными еще со времен римского права, в то время как конституционное право и его идеи претерпевали множественные глубокие изменения. Одновременно с этим следует обратить внимание еще и на то, что Германское гражданское уложение (далее - ГГУ) практически на полвека старше Основного Закона ФРГ. В течение этих пятидесяти лет ГГУ стояло как бы в стороне от конституционного развития страны, как это произошло до того и с другими нормами частного права. Таким образом, конституции менялись, а частное право оставалось неизменным. Такое историческое развитие не могло не привести к укоренению представления цивилистов о том, что обе эти области права никак не связаны друг с другом, а так как новая конституция провозгласила принципиальное невмешательство государства в частные отношения граждан, основанные на их свободе действий, самовыражения и собственности (частной автономии) и, как следствие, свободе заключения договора, такой подход еще больше убедил их в правильности своих представлений.

Основной Закон, однако, ввел, в определенной степени незаметно даже для своих авторов, новые "правила игры": он построил четкую иерархию норм права, в которой больше не было места такому параллельному сосуществованию <10>. Так, в соответствии с абзацем 3 статьи 1 Основного Закона "нижеследующие основные права обязательны для законодательной, исполнительной и судебной власти как непосредственно действующее право", а в соответствии с абзацем 3 его статьи 20 "законодательная власть связана конституционным строем, исполнительная и судебная власть - законом и правом". Обе данные нормы говорят, с одной стороны, о главенстве конституции как нормы права высшей юридической силы, а с другой стороны, составляют наряду с абзацем 3 статьи 9 <11> Основного Закона основную аргументацию против расширительного толкования действия конституционных прав человека. Ориентируясь на буквальное толкование, противники горизонтального действия указывают на то, что сама Конституция говорит об обязательности конституционных прав лишь для государственной власти и лишь один раз, а именно в абзаце 3 статьи 9 Основного Закона. Данное обстоятельство используется как контраргумент для подтверждения той идеи, что конституция действует лишь в "вертикальном" отношении между государством и человеком, а между самими гражданами только в исключительном случае нарушения свободы коалиции в соответствии с абзацем 3 статьи 9 <12>. Такое видение подкрепляется аргументом исторического толкования: как уже было сказано, авторы Основного Закона не ставили перед собой цели создания закона абсолютного действия (см. выше) <13>. По мнению большинства немецких правоведов, данные выводы достаточны для отрицания "горизонтального" действия.

<10> См.: Штерн К. Воздействие на общий правопорядок // Государственное право Германии / Под ред. Б.Н. Топорнина. Т. 2. С. 182 - 184.
<11> Абзац 3 статьи 9 Основного Закона: "Право создавать объединения для охраны и улучшения условий труда и экономических условий гарантируется каждому и для всех профессий. Соглашения в целях ограничения этого права или воспрепятствования его осуществлению недействительны, а направленные на это меры противоправны. Меры, предусмотренные статьей 12a, абзацами 2 и 3 статьи 35, абзацем 4 статьи 87a и статьей 91, не могут приниматься против выступлений трудящихся, организуемых указанными в предложении 1 настоящего абзаца объединениями в интересах охраны и улучшения условий труда и экономических условий".
<12> См. сноску 9, а также: Рюфнер В. Указ. соч.
<13> См.: Pieroth B., Schlink B. Grundrechte. Staatsrecht II. 28. Aufl. Heidelberg: C.F. Muller, 2012. S. 47.

Но что делать в тех ситуациях, когда невозможно однозначное толкование норм отраслевого законодательства? Когда нарушение права гражданина другим гражданином хоть и не находит запрета в гражданском праве, однако же настолько существенно, что не может быть оставлено судом без внимания? Что если нарушающий это право экономически так силен, что может масштабом своего влияния на жизнь простого человека сравниться с государством? И разве же это не задача государства - защитить своих граждан от посягательства на их права? От последнего вопроса немецкая наука уходит, в соответствии с представлением об исключительно вертикальном действии конституции, аргументируя это тем, что теоретическая категория конституционных прав попросту не существует в отношении между гражданами: между ними могут возникать лишь гражданско-правовые отношения, основанные на гражданских правах; между гражданами и государством, напротив, практически всегда возникают <14> конституционно-правовые отношения, основанные на конституционных правах и обязанностях. Ввиду отказа от теории действия конституции в отношениях между гражданами и учитывая актуальность перечисленных вопросов, для их решения немецкими учеными и судами предлагаются различные пути.

<14> Подробнее см. ниже: Б. VI.

Здесь нужно обратить внимание на следующие моменты:

<15> В случае абзаца 3 статьи 20 Основного Закона конституционные права являются неотъемлемой составляющей конституционного строя. Такое сужение связано, конечно, с тем, что законодатель не может быть связан законом, так как в этом случае он не мог бы его менять. Canaris C.-W. Op. cit. S. 11 ff.; Hager J. Grundrechte im Privatrecht // Juristenzeitung. 1994. S. 373 - 383, 374.
<16> ГГУ, несмотря на его доконституционность, также должно соответствовать Основному Закону, абзацу 1 статьи 123. При этом доконституционные законы могут быть признаны противоречащими конституции любым судом, в то время как право такого признания в отношении послеконституционных законов принадлежит только Федеральному конституционному суду для федеральных законов и земельным конституционным судам для земельных законов.
<17> По этому вопросу довольно долго не было единства мнений - в соответствии с господствующей теорией было предложено считать суд связанным лишь процессуальными конституционными правами. Данное видение предпосылает, однако, обоснование серьезного телеологического сужения дословного текста обеих норм. Вследствие того, что ни одному из поборников такого видения не удалось убедительно аргументировать данную позицию, такое видение на сегодняшний день практически никто уже не представляет. См.: Canaris C.-W. Op. cit. S. 11 ff.; Hager J. Op. cit. S. 373, 376 ff.<18> "Superrevisionsinstanz". Urteil des Ersten Senats vom 15. Januar 1958, 1 BvR 400/51 [Luth] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1958. Bd. 7. S. 198, 206.
<19> Для решения этой проблемы Федеральный конституционный суд развил теорию об "ущемлении специфического конституционного права" (Verletzung spezifischen Verfassungsrechts). В соответствии с этой теорией конституционная жалоба допустима только в том случае, если суды особо грубым образом ущемили конституционные права человека при разрешении гражданско-правового спора. См.: Beschluss des Ersten Senats vom 10. Juni 1964, 1 BvR 37/63 [Spezifisches Verfassungsrecht] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1964. Bd. 18. S. 85, 93; Urteil des Ersten Senats vom 12. Dezember 2000 aufgrund der mundlichen Verhandlung vom 8. November 2000, 1 BvR 1762/95, 1 BvR 1787/95 [Schockwerbung I] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 2000. Bd. 102. S. 347, 362; Schlaich K., Korioth S. Das Bundesverfassungsgericht: Stellung, Verfahren, Entscheidungen: ein Studienbuch. 9. Aufl. Munchen: C.H. Beck, 2012. S. 196. Думается, не стоит упоминать о том, что такая расплывчатость формулировки во многом оставляет решение о принятии жалобы за самим Федеральным конституционным судом.

II. Ранние теории

Все обозначенные выше проблемы были очевидны уже в период вступления в силу новой конституции. В связи с этим спор о "Drittwirkung" в научной литературе разгорелся уже в 1940-х годах.

1. Теория непосредственного действия конституционных прав

Одним из первопроходцев нашей дискуссии был Х.К. Ниппердей, профессор трудового права и первый председатель Федерального трудового суда. Ему, как никому другому, было очевидно отсутствие равновесия в правовых отношениях между простым работником и работодателем, в роли которого мог выступать огромный концерн, диктующий своим подчиненным условия трудового договора и исполнения их обязанностей. В данной ситуации Ниппердей сравнивал власть работодателя над работником с властью государства над своими подданными и приходил к выводу о схожести отношений, если даже не о превосходстве власти работодателя. Частная автономия, являющаяся основой гражданского права, разбивается здесь об экономическое превосходство концернов <20>. В такой ситуации пробелы гражданского права должны быть, по мнению Ниппердея, заполнены прямым применением конституционных прав. К данному выводу он приходит, исходя из идеи конституционных прав как основы гражданского права <21>, что в свою очередь следует из абсолютной неприкосновенности достоинства человека <22>, а также из абзаца 2 статьи 1 Основного Закона <23> и принципа социального государства в соответствии с абзацем 1 статьи 20 Основного Закона <24>. Конституция - не просто список прав, имеющий целью оградить гражданина от посягательств государственной власти, но и "система объективных ценностей", то есть настолько "общее выражение принципов, что ее действие не может быть ограничено отношениями между гражданином и государством" <25>.

<20> Такое видение, конечно же, не может быть один к одному переложено на Россию. В связи с тем, что в СССР долгие годы практически только государство могло быть работодателем, а также ввиду различия в понимании теории конституционных прав и свобод человека в западно- и восточноевропейской государственно-правовой доктрине, этот вопрос не мог быть в России раньше актуальным. Что, однако же, не умаляет значения данного аргумента на сегодняшний день: во-первых, работодатель большого предприятия имеет широкий спектр возможностей влияния на трудовые отношения со своими работниками, а во-вторых, этот пример является лишь исходным пунктом для развития мысли о мнимости во многих случаях частной автономии и необходимости общих, абстрактных и абсолютных рычагов регулирования частного права в случаях пробелов.
<21> Nipperdey H.C. Grundrechte und Privatrecht // Festschrift fur Erich Molitor zum 75. Geburtstag / H.C. Nipperdey (Hrsg.). Munchen; Berlin: C.H. Beck, 1962. S. 19.
<22> Абзац 1 статьи 1 Основного Закона: "Достоинство человека неприкосновенно. Уважать и защищать его - обязанность всей государственной власти". Вне зависимости от теоретического признания человеческого достоинства основным правом наука признает распространение действия этой нормы как на государство, так и на граждан. Как для тех, так и для других эта норма представляет собой, таким образом, абсолютное правило.
<23> "Немецкий народ поэтому признает неприкосновенные и неотчуждаемые права человека в качестве основы всякого человеческого сообщества, мира и справедливости на земле".
<24> "Федеративная Республика Германия является демократическим и социальным федеративным государством".
<25> Nipperdey H.C. Op. cit. S. 26.

"Непосредственность" действия конституционных прав может при этом выражаться в различных формах: с одной стороны, один гражданин может требовать от другого прекращения ущемления его конституционных прав и возмещения возникшего в связи с этим ущерба в соответствии с нормами гражданского права; с другой стороны, из самого конституционного права может следовать право требования по отношению к другому частному лицу. Наконец, конституционное право может служить запретом, "установленным законом", в соответствии со статьей 134 Германского гражданского уложения и вести, таким образом, к недействительности частноправовой сделки <26>. Для Ниппердея, однако, было очевидным, что далеко не все конституционные права могут иметь неограниченное действие. Какие права действуют в "горизонтальных" правовых отношениях, должно быть определено в каждом отдельном случае путем толкования <27>.

<26> Статья 134 ГГУ: "Сделка, нарушающая установленный законом запрет, недействительна, если законом не установлено иное".
<27> См.: Nipperdey H.C. Op. cit. S. 28 ff.

2. Теория опосредованного действия конституционных прав

Непримиримым оппонентом Ниппердея стал известный конституционалист Г. Дюриг. Как уже указывалось, основным аргументом против теории Ниппердея является буквальное толкование текста Конституции, где нет указания о возможности распространении действия ее прав на отношения между гражданами <28>. С другой стороны, Дюриг аргументирует свою позицию телеологически: непосредственное действие конституционных прав будет, по его мнению, не расширением, а, напротив, сужением области их действия, так как заменит свободу договора действием принципа равенства. Последнее исключит в этом случае возможность выбора контрагента по своему усмотрению <29>. Слабость данного аргумента состоит в уже упомянутом верховенстве Конституции, из которого следует, что частная автономия существует лишь постольку, поскольку предполагается самой Конституцией и в пределах установленных ею рамок. Но такими рамками является и принцип равенства. Применение данной правовой гарантии в области гражданско-правовых отношений не должно и не может быть идентичным его применению в отношениях государства и гражданина.

<28> Исключением является так называемая свобода коалиций в соответствии с частью 3 статьи 9 Основного Закона. Данный факт, однако, используется противниками теории непосредственного действия как аргумент e contrario: по их мнению, часть 3 статьи 9 Основного Закона доказывает от противного, что Основной Закон исходит из опосредованного действия, как общего правила. См.: Manssen G. Op. cit. S. 34; Maurer H. Op. cit. S. 268.
<29> См.: Durig G. Grundrechte und Zivilrechtsprechung // Festschrift zum 75. Geburtstag von Hans Nawiasky / T. Maunz (Hrsg.). Munchen: Isar, 1956. S. 157, 158 ff.; Papier H.-J. Op. cit. S. 1339.

Более сильным аргументом против теории непосредственного действия является аргумент неопределенности, который исходит из опасения того, что в таком случае любой частноправовой спор в итоге будет сводиться к проверке судами общей юрисдикции правомерности по (конституционному) принципу пропорциональности, что будет, в свою очередь, вести к неопределенности права и его применения <30>.

<30> См.: Papier H.-J. Op. cit. S. 1339.

В конечном счете, Дюриг хоть и соглашается с Ниппердеем в том, что неприкосновенность человеческого достоинства является в соответствии с абзацем 1 статьи 1 Основного Закона абсолютно действующим правом, однако требует, исходя из изложенных аргументов, коррекции действия конституционных прав в гражданско-правовых отношениях принципом частной автономии: конституционные права действуют, по его мнению, не напрямую, а лишь опосредованно, а именно через призму так называемых "генеральных клаузул" <31> гражданского права. Конституционные права являются здесь аргументом при толковании гражданских прав <32>.

<31> Немецкое "Generalklauseln" соответствует русскому понятию так называемых "каучуковых норм".
<32> Особенно важную роль вопрос о распространении действия конституционных прав играет в праве о недозволенных действиях, а именно в случае нарушения личных нематериальных прав в соответствии с частью 1 статьи 823 ГГУ, которая не защищает данные блага напрямую, однако предполагает толкование понятия "другие права".

Этот последний пункт не заслуживает поддержки. Даже если признать, что конституционные права являются лишь одним из инструментов толкования, остается неясным, почему только в отношении "генеральных клаузул". Данный пункт теории непосредственного действия поэтому на сегодняшний день уже не поддерживается в науке <33>.

<33> См.: Bleckmann A. Staatsrecht II: Die Grundrechte. 3. Aufl. Koln; Berlin; Bonn; Munchen: C. Heymann, 1989; Canaris C.-W. Op. cit. S. 16 ff.; Dolderer M. Objektive Grundrechtsgehalte. Berlin: Duncker & Humblot, 2000. S. 205; Hager J. Op. cit. S. 376.

В остальном же теория опосредованного действия завоевала в немецком правоведении господствующее положение на долгие годы. Именно она ввела понятие "Drittwirkung" <34>.

<34> Данное понятие переводится дословно как "действие на третьих лиц" и предполагает уже своим буквальным значением прямое действие Конституции, в первую очередь между государством и человеком. Лишь исходя из такого представления, другие граждане могут стать "третьими лицами". Именно поэтому данное понятие не нужно теории "непосредственного действия".

III. Судебная практика

Спустя десятилетие и у Федерального конституционного суда в ходе решения по делу Люта появилась возможность разрешить этот спор. В основе данного решения лежали следующие обстоятельства. Директор гамбургского Сената Ерих Лют публично призвал к бойкоту фильма "Бессмертная возлюбленная" режиссера Файта Харлана. Причиной этому послужило то, что во времена Третьего рейха Харлан был одним из ведущих режиссеров и снял, наряду с другими, по словам Геббельса, самый антисемитский фильм - "Еврей Зюсс". Продюсеры "Бессмертной возлюбленной" попытались в судебном порядке добиться прекращения таких высказываний Люта и добились временного постановления земельного суда Гамбурга о прекращении призывов к бойкоту. Против этого решения Лют подал жалобу в Федеральный конституционный суд, обосновывая ее нарушением его свободы слова в соответствии с абзацем 1 статьи 5 Основного Закона.

В своем решении <35> Федеральный конституционный суд не только подчеркнул особенную важность свободы слова в демократическом государстве, но и подтвердил факт нарушения этого конституционного права судом при решении гражданско-правового спора. При этом Суд подтверждает, что, с одной стороны, конституционные права человека и гражданина рассчитаны в первую очередь на их ограждение от противоправных действий государственной власти, а с другой стороны, они представляют собой "систему объективных ценностей" <36>, которая распространяется и на частное право <37>, что выражается в толковании законов в соответствии с конституционными ценностями, а равно с конституционными правами и свободами человека и гражданина.

<35> Urteil des Ersten Senats vom 15. Januar 1958, 1 BvR 400/51 [Luth] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1958. Bd. 7. S. 198.
<36> Нем.: "objektive Werteordnung". См.: Штерн К. Объективное содержание основных прав // Государственное право Германии / Под ред. Б.Н. Топорнина. Т. 2. С. 180 - 181.
<37> Нем.: "Ausstrahlungswirkung". См.: Там же. С. 182 - 184.

Данное решение Федерального конституционного суда обосновало новую теорию в науке конституционного права - теорию "распространения объективного ценностного порядка". В отсутствие стройного логического обоснования и она не привела к примирению противоборствующих теорий. Ввиду того, что Суд в этом, как и в своих последующих решениях, выражался в данном отношении весьма расплывчато, каждый мог считать именно свою позицию подтвержденной <38>. Конституционалист Ю. Швабе даже сравнил анализ решений Федерального конституционного суда в этом отношении с "погоней за фантомом" <39>.

<38> См.: Hager J. Op. cit. S. 373; Nipperdey H.C. Op. cit. S. 24 - 25.
<39> Так называется его работа, также посвященная рассматриваемой проблеме. См.: Schwabe J. Phantomjagd. Die Grundrechts-Drittwirkung in der neueren Rechtsprechung des Bundesverfassungsgerichts // Staat, Wirtschaft, Finanzverfassung: Festschrift fur Peter Selmer zum 70. Geburtstag / L. Osterloh, K. Schmidt, H. Weber (Hrsg.). Berlin: Duncker & Humblot, 2004. S. 247 ff.

Решение по делу Люта в конечном итоге привнесло ясность лишь в отношении того факта, что конституционные права вообще распространяют свое действие на гражданско-правовые отношения. Как данная конструкция должна выглядеть теоретически, при этом осталось неясным. Позже Федеральный конституционный суд уточнил свою позицию такими не менее двусмысленными определениями, как "конституционные права, как объективные нормы права, устанавливающие систему объективных ценностей" <40> или "объективно-правовое содержание" <41>. В дальнейших решениях он все чаще и чаще аргументирует толкование норм в соответствии с конституционно-правовыми обязанностями государства, а именно законодателя и суда, защищать эти позиции <42>.

<40> Urteil des Ersten Senats vom 18. Juli 1972 auf die mundliche Verhandlung vom 3. Mai 1972, 1 BvL 32/70 und 25/71 [Numerus clausus] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1972. Bd. 33. S. 303, 330.
<41> Beschluss des Ersten Senats vom 20. Dezember 1979, 1 BvR 385/77 [Mulheim-Kahrlich] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts Bd. 53. S. 30, 57.
<42> См.: Beschluss des Ersten Senats vom 26. Februar 1969, 1 BvR 619/63 [Blinkfuer] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1969. Bd. 25. S. 256; Beschluss des Ersten Senats vom 7. Februar 1990, 1 BvR 26/84 [Handelsvertreter] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1990. Bd. 81. S. 242; Beschluss des Ersten Senats vom 19. Oktober 1993, 1 BvR 567, 1044/89 [Burgschaftsvertrage] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1993. Bd. 89. S. 214.

Так, например, в своем решении о поручительстве <43> Суд признает конкретный договор о поручительстве противоречащим конституционной свободе саморазвития и частной автономии (абз. 1 ст. 2 Основного Закона) и обязывает суды общей юрисдикции контролировать содержание таких договоров в соответствии со статьями 242 <44> и 138 <45> ГГУ в тех случаях, когда обязательства из такого договора ведут к сильному ущемлению гражданско-правовых позиций одной стороны и одновременно являются результатом несравнимо большей возможности влияния другой стороны в фазе договорных переговоров.

<43> Beschluss des Ersten Senats vom 19. Oktober 1993, 1 BvR 567, 1044/89 [Burgschaftsvertrage].
<44> "Должник обязан исполнить свои обязательства из договора, как от него этого требует добрая совесть с учетом обычаев оборота".
<45> "Сделка, противоречащая добрым нравам, недействительна".

Несмотря на критику, Федеральный конституционный суд по сегодняшний день не пересмотрел свою теорию "системы объективных ценностей". Вне зависимости от того, обосновывает ли он распространение действия данной теорией или обязанностью государства защищать конституционные права человека, Суд уже не возвращается к его обоснованию, а исходит из распространения действия конституции на частное право как данности.

IV. Современные теории: функции конституционных прав и свобод человека

Современные теории обоснования распространения действия конституционных прав человека и гражданина на частноправовые отношения все больше уходят от термина "Drittwirkung" и пытаются найти новые пути обоснования действия, тем самым признавая его принципиальную необходимость.

Авторы этих теорий пытаются в соответствии с правовой действительностью уйти от "особенностей" этого феномена и стараются объяснить его функциями, которые выполняют конституционные права человека. В соответствии с этим на сегодняшний день существуют два основных направления: либо распространение действия вытекает из негативной (оборонительной) функции конституционных прав по отношению к государству <46>, либо из обязанности государства по защите этих прав <47>. Немецкая наука конституционного права строго разграничивает обе эти функции. Как уже было сказано, основной считается негативная (оборонительная) функция, содержание которой заключается в праве человека "быть оставленным государством в покое" <48>. Исходя из этого, государственная власть должна стремиться к невмешательству в частную жизнь своих граждан. Принимаемые ею законы и судебные решения должны как можно меньше затрагивать их свободу. Любое неправильное решение означает умаление конституционных прав, что требует исправления данного положения, вытекающего из указанной негативной функции по отношению к неправомерным действиям государства.

<46> См., например: Koch T. Der Grundrechtsschutz des Drittbetroffenen: Zur Rekonstruktion der Grundrechte als Abwehrrechte. Tubingen: Mohr Siebeck, 2000. S. 304 ff., 503; Poscher R. Grundrechte als Abwehrrechte: reflexive Regelung rechtlich geordneter Freiheit. Tubingen: Mohr Siebeck, 2003. S. 317 ff.; Schwabe J. Die sogenannte Drittwirkung der Grundrechte: Zur Einwirkung der Grundrechte auf den Privatrechtsverkehr. Munchen: W. Goldmann, 1971.
<47> См., например: Canaris C.-W. Op. cit. S. 23; Dolderer M. Op. cit. S. 205 ff.; Floren D. Grundrechtsdogmatik im Vertragsrecht. Spezifische Mechanismen des Grundrechtsschutzes gegenuber der gerichtlichen Anwendung von Zivilvertragsrecht. Berlin: Duncker & Humblot, 1999. S. 19 ff.
<48> Beschluss des Ersten Senats vom 16. Juli 1969, 1 BvL 19/63 [Mikrozensus] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1969. Bd. 27. S. 1, 6.

Однако и неизданный закон или непринятое решение (бездействие) могут оказаться ущемлением конституционных прав. Но, поскольку основная функция государства заключается как раз в защите конституционных прав человека <49>, именно она оправдывает само существование государства как централизованной возможности ограничения прав граждан законом. Бездействуя, государство нарушает свою самую естественную обязанность и пренебрегает своей единственной легитимацией. Поэтому у гражданина есть не только право "быть оставленным в покое", но и право требовать вмешательства как законодательной, так и судебной власти, если его права ущемляются третьими лицами.

<49> О функциях конституционных прав и их соотношении в ФРГ см.: Изензее Й. Указ. соч.; Маунц Т. Указ. соч. С. 146 - 167; Хессе К. Указ. соч. С. 147 - 158. В немецкой конституционно-правовой доктрине исторически превалирует первая функция. Российскому правоприменителю здесь должно быть ясно, что именно эта функция является гарантией свободы гражданина. Лишь когда она будет обеспечена и воспринята обществом и властью, можно будет вообще задумываться о защитной обязанности последней - государство не может в действительности защитить своих граждан от третьих лиц, если оно само не научилось уважать права граждан; с другой стороны, лишь самостоятельный гражданин, способный осознанно воспринимать свои и, в первую очередь, чужие права и свободы, может требовать того же от государства. Сказанное усугубляется в демократическом государстве, чья идея заключается в народовластии, а значит, ротации представителей власти.

Обе эти функции конституционных прав для решения рассматриваемой проблемы представляют собой две стороны одной медали <50>. Наряду с ними, не стоит также забывать и об усилении названных функций принципом социального государства, а также абзацами 1 и 2 статьи 1 Основного Закона, то есть абсолютным действием достоинства человека и идеей универсальных прав <51>. Из такого видения непременно вытекает влияние конституционных прав и свобод человека на частное право. Законодатель должен издавать правомерные законы, чтобы обеспечить право на защиту не переступив при этом порог дозволенного. Создание постоянного баланса между защитной и оборонительной функциями - есть естественное состояние, неизменная и единственная задача государства.

<50> См.: Hager J. Op. cit. S. 381 f.; Wahl J., Masing R. Schutz durch Eingriff // Juristenzeitung. 1990. S. 553 - 563.
<51> Последняя, по мнению большинства ученых, имеет лишь свойство программы действий государства, но не права, что, однако, не противоречит использованию ее как инструмента толкования.

Б. Действие конституционных прав и свобод по горизонтали в Конституции и гражданском праве Российской Федерации

Как уже упоминалось, в России на сегодняшний день рассматриваемая тема еще недостаточно изучена. Существующие публикации <52>, даже если и занимают определенную позицию в этом вопросе, не обосновывают ее в полной мере детальным анализом отдельных конституционных норм.

<52> См.: Королев С.В. Указ. соч. С. 78 - 87; Экштайн К.А. Указ. соч. С. 60 - 63.

I. Прямое действие Конституции

В соответствии с частью 1 статьи 15 Конституции РФ Конституция имеет прямое действие, при этом права человека действуют непосредственно (ст. 18).

Под прямым действием Конституции в литературе понимается в первую очередь ее действие вообще, а именно тот факт, что для этого она, в принципе, не нуждается в конкретизирующих ее нормы законах, но сама по себе является нормативным актом <53>, Конституция - не "декоративное украшение" общества, а работающая норма права <54>. В таком понимании она становится нормой, чьи положения могут быть напрямую приведены в действие <55>. Это, однако, не означает, что конкретизирующие нормы не нужны вовсе - напротив, Конституция сама многими своими положениями, например частью 4 статьи 29, обязывает законодателя к изданию законов. В то же время из этого не следует, что прямая сила действия тем самым ущемляется <56>: Конституция, как основополагающий государственный устав, не может и не хочет регулировать все отдельные случаи сама - ее задача не в этом <57>. Ее задача заключается в создании основных линий дальнейшего правового развития конкретного общества и его границ. Для этого ее нормы должны оставаться абстрактно сформулированными, чем должна быть обеспечена возможность ее толкования в динамике общественного развития. Но и тот факт, что конкретизирующие нормы уже существуют, не означает окончания такого действия. Напротив, правоприменители обязаны толковать существующие нормы в соответствии с ней. Конституция как бы должна проглядывать через текст обычного закона, как если бы он был написан на кальке. Таким образом, Конституция является в своей основе объективным правом <58>. Поэтому, анализируя Постановление Пленума Верховного Суда РФ <59>, следует заключить, что принцип прямого действия состоит прежде всего в обязанности судов толковать нормы права в соответствии с положениями Основного Закона, который является их единственным масштабом.

<53> См.: Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. М.: Юристъ, 2001. С. 176; Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. М.: Норма, 2011. С. 280 и следующая. В контексте налогового права см.: Постановление Конституционного Суда РФ от 27 мая 2003 года N 9-П по делу о проверке конституционности положения статьи 199 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан П.Н. Белецкого, Г.А. Никовой, Р.В. Рукавишникова, В.Л. Соколовского и Н.И. Таланова // Собрание законодательства Российской Федерации. 2003. N 24. Ст. 243. П. 2.
<54> Авакьян С.А. Конституционное право России. Учебный курс: Учебное пособие: В 2 т. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Норма; ИНФРА-М, 2011. С. 161, 334; Лукашева Е.А. Права человека: Учебник / Отв. ред. Е.А. Лукашева. 2-е изд., перераб. М.: Норма; ИНФРА-М, 2011. С. 210; Ряховская Т.И. К вопросу о роли Конституционного Суда в сфере обеспечения прямого действия Конституции Российской Федерации // Вестник Томского государственного университета. 2008. N 309. С. 127 - 130; Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. С. 277.
<55> Так называемая норма "self-executive". См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 года N 8 (в ред. от 6 февраля 2007 года) "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия" // Российская газета. N 247. 1995. 28 декабря. П. 2.
<56> Такого мнения придерживаются Г.А. Гаджиев, В.И. Анишина. См.: Самостоятельность и независимость судебной власти Российской Федерации / Под ред. В.В. Ершова. М.: Юристъ, 2006. С. 103.
<57> См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 176.
<58> См.: Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. С. 277.
<59> Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 года N 8 (в ред. от 6 февраля 2007 года) "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия": "Закрепленное в Конституции Российской Федерации положение о высшей юридической силе и прямом действии Конституции означает, что все конституционные нормы имеют верховенство над законами и подзаконными актами, в силу чего суды при разбирательстве конкретных судебных дел должны руководствоваться Конституцией Российской Федерации".

II. Непосредственное действие конституционных прав человека

В то время как часть 1 статьи 15 Конституции РФ регламентирует действие Конституции в общем, статья 18, говоря о действии конституционных прав, являющихся ее частью, может лишь уточнять первую норму относительно этих последних, если не хочет идти вразрез с ней (что исключается частью 2 статьи 16) <60>. Это значит, что непосредственное действие должно быть какой-то особой формой действия прямого <61>. При этом синтаксический анализ нормы позволяет сделать вывод, что второе предложение необязательно должно быть полным разъяснением первого, что приводит к мысли о том, что непосредственность действия конституционных прав человека необязательно должна ограничиваться сказанным там. Однако следует обратить внимание на тот момент, что в соответствии с названной нормой права и свободы человека "определяют смысл, содержание и применение законов" и "обеспечиваются правосудием". Уже один этот факт говорит нам о том, что суды при разрешении гражданско-правовых споров обязаны толковать законы, на основании которых они должны разрешить спор, в соответствии с известными конституционными правами <62>, но это, как уже было показано выше, лишь один из аспектов прямого действия Конституции.

<60> См.: Бондарь Н.С., Крусс В.И. Статья 18 // Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. В.Д. Зорькина. 2-е изд., пересмотр. М.: Норма; ИНФРА-М, 2011. С. 174.
<61> См.: Права человека / Отв. ред. Е.А. Лукашева. С. 210.
<62> См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 года N 8 (в ред. от 6 февраля 2007 года) "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия".

Но что же тогда означает "непосредственность" действия конституционных прав человека? Исходя из сказанного, можно, во всяком случае, сделать вывод, что прямое действие может быть как "непосредственным", так и "опосредованным" <63>. Очевидно, в тех случаях, когда Конституция молчит на этот счет, ее нормы имеют прямое опосредованное действие, в противном случае она сама указывает на иное.

<63> См.: Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. С. 281 - 282.

В отличие от остальных норм Конституции, права и свободы человека и гражданина имеют субъективный характер, даже в момент отсутствия конкретизирующих норм <64>, именно это следует, по мнению Верховного Суда и российских конституционалистов, из статьи 18 Конституции РФ о непосредственном их действии. В уже названном Постановлении Пленума Верховный Суд ясно указывает случаи, в которых суды должны руководствоваться конституционными правами человека непосредственно, а значит, ими самими <65> (в отличие от нормативного содержания конкретизирующих норм). Такое мнение заслуживает поддержки позиции. Оно, например, было высказано Б.С. Эбзеевым, который отметил, что непосредственность действия прав и свобод человека заключается в том, что они непосредственно, то есть сами по себе, уже вне конкретизирующих норм обязывают законодателя, исполнительную власть и правосудие <66>. Сказанное выше не должно, однако, вводить в заблуждение относительно применяемых судом норм. Следует при этом заметить, что до тех пор пока существует конкретизирующая конституционные права норма, соответствующая самой Конституции, именно ею должны руководствоваться суды, не забывая при этом о прямом действии Конституции. Напротив, лишь если такая норма отсутствует или противоречит Конституции, тогда и сам гражданин может опираться на положения Конституции в своем иске, и суд обязан положить их в основу своего решения.

<64> Наиболее ярким примером стало в этом отношении Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 23 ноября 1999 года N 16-П по делу о проверке конституционности абзацев третьего и четвертого пункта 3 статьи 27 Федерального закона от 26 сентября 1997 года "О свободе совести и о религиозных объединениях" в связи с жалобами Религиозного общества Свидетелей Иеговы в городе Ярославле и религиозного объединения "Христианская церковь прославления" // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. N 51. Ст. 6363. См. также: Права человека / Отв. ред. Е.А. Лукашева. С. 210 и след.
<65> Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 года N 8 (в ред. от 6 февраля 2007 года) "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия". См. также, например: Определение Конституционного Суда РФ от 22 мая 1996 года N 63-О об отказе в принятии к рассмотрению запроса Беловского городского народного суда Кемеровской области как не соответствующего требованиям Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" // Конституционный Суд Российской Федерации: Постановления. Определения. 1992 - 1996 / Сост. и отв. ред. Т.Г. Морщакова. М.: Новый юрист, 1997.
<66> Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. С. 284. Ему следует Кутафин. См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 177 - 178. Такого же мнения Лукашева. См.: Права человека / Отв. ред. Е.А. Лукашева. С. 210.

Таким образом, можно сказать, что непосредственность действия конституционных прав человека содержит в себе два компонента: их действие вне существования конкретизирующих законов и гарантия их субъективного права. Такой вывод, однако, еще не позволяет говорить о возможности "горизонтального" действия. Ответ на этот вопрос лежит в русле вопроса о круге субъектов конституционно-правовых отношений, а конкретнее, адресатов конституционных прав, иными словами, кого обязывают конституционные права.

III. Субъекты конституционно-правовых отношений: обязанность граждан и их объединений соблюдать Конституцию

Ответ на вопрос о круге субъектов конституционных прав содержится в части 2 статьи 15 Конституции РФ, в соответствии с которой граждане и их объединения обязаны наряду с государственными органами соблюдать Конституцию. При этом текст Конституции не делает разницы между государственными органами и гражданами, а ставит их в один ряд. Положение данной нормы в первой главе, устанавливающей основы конституционного строя, закрепляет при этом обязанность всех перечисленных субъектов соблюдать права и свободы, регламентированные во второй главе, независимо от вида их конкретной деятельности, поскольку любая деятельность государственных органов или граждан должна иметь своим масштабом нормы Конституции РФ и законов <67>. Данная обязанность тем самым становится универсальной <68>. Этим дополнительно подчеркивается функция Конституции как объективной и универсальной правовой нормы высшей юридической силы.

<67> При этом последние, в соответствии с частью 1 статьи 15 Конституции РФ, не должны противоречить первой.
<68> Эбзеев Б.С. Статья 15 // Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. В.Д. Зорькина. С. 156.

Уже в одном из своих первых решений, которое касалось еще Конституции РСФСР, Конституционный Суд РФ разъяснил, что общеправовые принципы "справедливости, юридического равенства, гарантированности государством прав и свобод человека и гражданина, возмещения государством всякого ущерба, причиненного личности незаконными действиями государственных органов и должностных лиц", закрепленные в Конституции РФ, "обладают высшей степенью нормативной обобщенности, предопределяют содержание конституционных прав человека, отраслевых прав граждан, носят универсальный характер и в связи с этим оказывают регулирующее воздействие на все сферы общественных отношений. Общеобязательность таких принципов состоит как в приоритетности перед иными правовыми установлениями, так и в распространении их действия на все субъекты права" <69>.

<69> Постановление Конституционного Суда РФ от 27 января 1993 года N 1-П по делу о проверке конституционности правоприменительной практики ограничения времени оплаты вынужденного прогула при незаконном увольнении, сложившейся на основе применения законодательства о труде и Постановлений Пленумов Верховного Суда СССР, Верховного Суда Российской Федерации, регулирующих данные вопросы // Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации. 1993. N 14. Ст. 508.

Интерес представляет в этом контексте также и Определение от 21 декабря 2006 года <70>, в котором Конституционный Суд РФ, рассматривая статью 168 Гражданского кодекса РФ (далее - ГК РФ) на предмет ее соответствия Конституции РФ, разъяснил, что статья 168 ГК РФ о недействительности сделки, не соответствующей закону или иным правовым актам, развивает положения части 2 статьи 15 Конституции РФ, закрепляющей "обязанность граждан и их объединений соблюдать Конституцию Российской Федерации и законы, является способом защиты прав заинтересованных лиц". При этом он ссылается на принятое ранее в отношении пунктов 1 и 2 статьи 167 ГК РФ решение <71>, в котором он определил, что такие основные принципы гражданского права, как "свобода экономической деятельности, право каждого иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами, а также признание и защита собственности, ее охрана законом" гарантируются и реализуются на основе "общеправовых принципов юридического равенства, неприкосновенности собственности и свободы договора, предполагающих равенство, автономию воли и имущественную самостоятельность участников гражданско-правовых отношений, недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, необходимость беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечения восстановления нарушенных прав, их судебной защиты, которые провозглашаются и в числе основных начал гражданского законодательства". Тем самым Конституционный Суд проводит четкую линию от конституционных принципов и прав к частноправовым принципам и правам. Конституционный Суд РФ выводит гражданско-правовые принципы, а также границы и содержание прав до определенной степени из норм Конституции.

<70> Определение Конституционного Суда РФ от 21 декабря 2006 года N 554-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Аленцевой Светланы Александровны на нарушение ее конституционных прав статьями 168 и 302 Гражданского кодекса Российской Федерации // СПС "КонсультантПлюс".
<71> Постановление Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 года N 6-П по делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О.М. Мариничевой, З.А. Скляновой, Р.М. Скляновой, А.В. Немировской и В.М. Ширяева // Собрание законодательства Российской Федерации. 2003. N 17. Ст. 1657.

Оба названных решения, таким образом, подтверждают выводы, вытекающие из проведенного анализа конституционных положений: как и остальные субъекты, граждане обязываются конституционными принципами и конституционными правами, конкретизированными законодателем в частноправовых нормах.

IV. Порядок осуществления прав и свобод

Сделанный вывод подкрепляется частью 3 статьи 17 Конституции РФ, в соответствии с которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц.

Ввиду абстрактности понятия "осуществление" в ходе толкования данной нормы встает вопрос и о круге ее адресатов. Можно было бы в соответствии с частью 2 статьи 15 Конституции РФ предположить, что она напрямую обязывает (также и) государство и его органы соблюдать конституционные права, становясь тем самым основным носителем принципа пропорциональности их действий по отношению к гражданам. Такой вывод, однако, не подтверждается систематическим и телеологическим толкованием: все дело в том, что государство не может напрямую осуществлять права и свободы человека и гражданина, так как не является их носителем, но является их гарантом в соответствии со статьей 2 Конституции РФ. Носителями прав являются лишь сами люди и в некоторых случаях их объединения, что следует из статей 2, 17 - 63 Конституции РФ <72>. Задача же (как и единственная легитимация) государства заключается в признании, соблюдении и защите этих прав (ст. 2). Из этого следует далее, что принцип пропорциональности должен соблюдаться самими гражданами по отношению друг к другу, из чего следует опосредованность обязанности государственных органов соблюдать его в своих решениях и действиях. Именно поэтому можно также заключить, что этот принцип имеет прямое действие в соответствии с частью 1 статьи 15 и статьей 2 Конституции РФ.

<72> К такому же выводу приходит и Б.С. Эбзеев. См.: Эбзеев Б.С. Статья 17 // Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. В.Д. Зорькина. С. 173.

Важный содержательный момент принципа пропорциональности заключается не только в обязывании государственных органов и граждан, но и в том, что конституционные права и свободы являются, в первую очередь, конституционными ограничениями по отношению друг к другу <73>. Однако данные ограничения могут быть претворены законодателем в жизнь лишь до проведенной частью 2 статьи 55 и частью 1 статьи 20 Конституции РФ грани. Одновременно и сами граждане должны не выходить за рамки, очерченные в части 1 статьи 20. Из этого следует далее, что понятие нарушения означает противоправное ограничение возможности другого человека пользоваться тем или иным основным правом или свободой. Основным понятием при этом здесь является противоправность действий (или бездействий). Исходя из того, что Конституция предопределяет рамки и возможности ограничения конституционных прав и свобод, например в части 3 статьи 55 и статье 56, Конституцией может быть запрещено только такое ограничение, которое не отвечает ее принципам и требованиям.

<73> Также и Эбзеев приходит к выводу о двойственности содержания нормы, которое заключается как в регулировании правомерности действий граждан, так и в принципе правотворчества и правоприменения. См.: Там же.

V. Обязанности государства в соответствии со статьей 2 Конституции Российской Федерации

Сделанные выводы подтверждаются в конечном итоге взглядом на уже неоднократно упоминавшуюся статью 2 Конституции РФ и ее толкованием российским конституционным правоведением.

Как уже указывалось, одним из основных аргументов в пользу лишь "опосредованного" действия конституционных прав человека в Германии считается их исторически сложившаяся "оборонительная" функция, закрепленная в Основном Законе ФРГ: именно он выдвигает эту функцию конституционных прав (в отличие от охранительной <74>, в качестве функции участия в политической жизни государства <75> и функции права требования выполнения социальных обязанностей государства <76>) на первый план. Такое видение, однако, в принципе не соответствует представлению о демократическом правовом государстве: оно приводит нас в конечном итоге к некоему заколдованному кругу: если исходить из понимания демократии как (представительного или прямого) народовластия, то нужно рассматривать себя как часть власти, что привело бы к тому, что конституционные права защищают граждан от самих себя. Но смысл конституционных прав человека не может исчерпываться таким вот парадоксом. Задача "оборонительной" функции в условиях демократии заключается в создании четких границ действия представителей государственной власти, призванных охранять конституционные права граждан и создавать соответствующие условия для их применения и укрепления. Только эта цель и эта функция вообще могут оправдать существование демократической власти. Оборонительная функция, напротив, "расчерчивает дороги", по которым государство может реализовать свое основное предназначение.

<74> Нем.: "Schutzfunktion".
<75> Нем.: "Teilhabefunktion".
<76> Нем.: "Leistungsfunktion". О различных функциях см.: Королев С.В. Указ. соч. С. 83.

Именно такие представления реализованы в Конституции РФ, в содержании которой коллективные и социальные компоненты оставили глубокий отпечаток <77>. Ее главная идея - не идея монархии или либерального государства - ночного сторожа, но общества, чьей целью является собственное благоденствие, путь к которому лежит лишь через благоденствие его отдельных членов; общество, выбирающее представителей власти из своих рядов, которые, в свою очередь, руководят им только с целью обеспечения такого благоденствия. Исходя из этого, видение государства Конституцией РФ можно сравнить с societas - обществом, где его граждане являются учредителями, а правительство - лишь выбранными ими исполнительными органами. Таким образом, государство и человек не должны восприниматься как антагонизм, но как modus vivendi, необходимый обществу для собственного развития. При этом и сама Конституция не направлена единственно на регулирование отношений между гражданами и властью, но регулирует, устанавливая общие направления и границы, развитие общества, в котором все субъекты взаимосвязаны. В этом смысле и Конституция Российской Федерации (даже в большей степени, чем Основной Закон ФРГ) устанавливает "общую систему объективных ценностей".

<77> См.: Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционные обязанности. С. 62.

Исходя из сказанного, единственным оправданием государственной власти в России являются ее обязанности по отношению к каждому отдельному человеку и обществу как множеству людей <78>. Эта позиция находит свое отражение уже в самом начале Конституции РФ - в статье 2 и далее во втором предложении статьи 18, а также в частях 2 и 3 статьи 55. "Оборонительная" и "охранительная" функции конституционных прав человека ставятся при этом, в отличие от Основного Закона ФРГ, статьей 2 Конституции РФ на один уровень друг с другом, как первичные обязанности государства. Исполняя свою охранительную функцию, государственная власть обязана действовать опять же в рамках, указанных этими правами. По отношению к законодателю этот принцип выражается в статье 18, части 1 статьи 15, частях 2 и 3 статьи 55 и статье 56 Конституции РФ, а по отношению к исполнительной власти - в статье 18 и части 1 статьи 15. Но и правосудие связано конституционными правами при их обеспечении, что следует не только из статьи 18 и части 1 статьи 15, но также из статьи 2 Конституции РФ, ведь решение суда тоже является "правовым актом" в соответствии с частью 1 статьи 15, а сами суды - частью государственной власти в соответствии со статьей 2.

<78> Кажется, именно тут существует некая проблема в восприятии российской властью своих граждан: общество, к сожалению, очень часто используется как понятие "в себе", но не как множество отдельных индивидуумов, каждый из которых имеет право на признание и защиту своих личных интересов, что выражается в факте ограничения его прав и свобод, оправдываемого защитой интересов общества как такового. Однако и тут замкнутый круг: статья 2 Конституции РФ говорит, что человек как индивид, но не как член общества, а также его права и свободы являются высшей ценностью. Таким образом, патернализм чужд и ей. Это значит, что, исходя из текста Конституции, достижение общественных целей возможно лишь через обеспечение прав отдельных лиц. И каждый при этом равен перед ее лицом. Данное умозаключение приводит к выводу, что ограничения могут быть оправданы только защитой прав других таких же (отдельных) личностей - слишком опасным является оправдание интересами общества, когда они подменяют его собственное разнообразие, которое принципиально важно для сохранения плюрализма.

Таким образом, и общее видение самой Конституцией прав и свобод человека и гражданина в системе государственного общежития и их функций не противоречит сделанным выводам об их действии в отношениях между отдельными гражданами. Исходя из установления ею основных путей возможного развития российского общества, это видение не может не влиять и на гражданско-правовые отношения, как их часть.

VI. Отражение непосредственного действия конституционных прав и свобод человека в нормах частного права

Все сделанные выводы были бы, однако, до определенной степени бесполезными, если бы нормы частного права напрямую шли вразрез со сказанным. Хотя Конституция и занимает главенствующее положение в иерархии норм (ч. 1 ст. 15), в связи с чем остальные законы должны ей соответствовать, все же частное право может претендовать на относительно независимое положение. Но рассмотрим общую часть ГК РФ внимательнее, хотя надо сразу оговориться, что придется ограничиться лишь беглым рассмотрением известных норм и отсылкой к другим источникам, поскольку проведение детального анализа невозможно в связи с ограниченным объемом данной статьи.

В своих статьях 3, 5 и 7 Гражданский кодекс называет источники гражданского права. В соответствии с этими положениями к ним относятся: нормативно-правовые акты в соответствии со статьей 3, обычаи делового оборота (ст. 5) и определенные нормы и принципы международного права, а также международные договоры (ст. 7). Конституция при этом не упоминается. Значит ли это, что она не является источником гражданского права? Отнюдь. Все три указанные положения регулируют различные правоотношения, стоящие в иерархии ниже конституционных. Тем самым само верховенство Конституции над гражданским правом не отрицается: напротив, сам Гражданский кодекс ссылается в этих положениях несколько раз на ее нормы. Поэтому Конституцию здесь можно назвать "надзаконодательным актом", служащим критерием для содержательной проверки гражданского права <79>. В случае если вся совокупность норм гражданского права не решает определенного вопроса гражданско-правовых отношений или решает его вразрез с нормами Конституции, как уже было сказано, эти последние должны быть применены судом напрямую, что следует из части 1 статьи 15 и статьи 18 Конституции РФ. Таким образом, Конституция является высшим (субсидиарным) источником гражданского права <80>. Наконец, данный факт находит свое отражение и в "основных началах гражданского законодательства" (ст. 1 ГК РФ), как в норме-принципе гражданского права.

<79> Белов В.А. Гражданское право. Т. I: Общая часть. Введение в частное право: Учебник. М.: Юрайт, 2011. С. 158.
<80> См.: Там же; Диденко А.А. Система источников гражданского права Российской Федерации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2008. С. 18; Османов О.А. Принципы и судебные прецеденты как источники российского гражданского права и их конституционная основа: Дис. ... канд. юрид. наук. Ростов-на-Дону, 2005. С. 32 - 35; Родионова О.М. Источники гражданского права России: история и современность. М.: Юрлитинформ, 2009. С. 161.

Далее встает вопрос, насколько конституционные права могут быть объектами, регулируемыми частным правом. Не вдаваясь в спор о понятии "защиты" (п. 2 ст. 2 ГК РФ) по отношению к "регулированию" (п. 1 ст. 2 ГК РФ) <81>, отметим лишь, что частное право воспринимает неотчуждаемые права и свободы человека как нематериальные блага, которые оно обязано защищать. Такими неотчуждаемыми правами и свободами являются лишь конституционные права (ч. 2 ст. 17 Конституции РФ) в соответствии с пунктом 2 статьи 2 ГК РФ, а также права человека (ч. 2 ст. 17 Конституции РФ, п. 1 ст. 7 ГК РФ).

<81> См. подробнее: Малеина М.Н. Личные неимущественные права граждан (понятие, осуществление и защита). 2-е изд., испр. и доп. М.: МЗ Пресс, 2001. С. 9; Ровный В.В. Статья 2 // Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть первая / Под ред. А.П. Сергеева. М.: Проспект, 2010. С. 25. Проблема защиты нематериальных благ является вообще самой очевидной точкой соприкосновения конституционной и гражданской областей права, в которой влияние конституционных прав находит свое самое яркое выражение и признается в той или иной форме практически во всех странах Европы. См.: Papier H.-J. Op. cit. § 55: Drittwirkung der Grundrechte. S. 1351.

С точки зрения сравнительного правоведения интересен и тот факт, что само государство и его органы могут быть участниками, а равно субъектами гражданских правоотношений (п. 1 ст. 2 ГК РФ). В Германии такая возможность исключается (так называемое "бегство в частный сектор" <82>). Все договоры (за исключением мелких сделок, например покупки канцтоваров), заключаемые с гражданами, регулируются в первую очередь административным правом. Обосновывается такая ситуация как раз тем, что государство и его органы, становясь на путь частного права, должны восприниматься равными частному лицу, а значит, снимают с себя ответственность соблюдать конституционные права граждан, что, в соответствии с абзацем 3 статьи 1 Основного Закона ФРГ, невозможно и противоречило бы Основному Закону <83>. Исключения составляют те случаи, когда государство действует как частноправовое лицо, например организует свою деятельность в форме частного общества (АО, ООО и т.д.). В таких случаях литература и судебная практика, несмотря на частную форму организации, исходят из обязательности конституционных прав для таких объединений в зависимости от размера участия государства в нем (50 %, как частая граница), что, конечно, ведет к противоречию с конституционными правами частных держателей долей. Очевидно, что, сравнивая такое видение с российским правом, нужно согласиться с его принципиальной правильностью: в соответствии с частями 1 и 2 статьи 15, а также статьей 18 Конституции РФ государство во всех своих ипостасях не может снять с себя обязанности соблюдения конституционных прав и свобод человека, становясь субъектом частноправовых отношений, вне зависимости от своего особенного статуса в оных <84>. Из этого следует, что конституционные права должны действовать и в рамках частноправовых отношений, что опять же соответствует части 2 статьи 15 Конституции РФ.

<82> Нем.: "Flucht ins Private".
<83> См., например: Beschluss des Ersten Senats vom 2. Mai 1967 - 1 BvR 578/63 - [Sozialversicerungstrager] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1967. Bd. 21. S. 362, 369; Beschlufi des Zweiten Senats vom 8. Juli 1982 gemass § 24 BVerfGG - 2 BvR 1187/80 - [Sasbach] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1982. Bd. 61. S. 82, 100 f.; Beschlufi des Ersten Senats vom 31. Oktober 1984 - 1 BvR 35, 356, 794/82 - [Zahntechniker-Innungen] // Entscheidungen des Bundesverfassungsgerichts. 1984. Bd. 68. S. 193, 206.
<84> См.: Статьи 124 - 127. Подробнее: Сергеев А.П. Статья 124 // Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть первая / Под ред. А.П. Сергеева. С. 366.

VII. Противоположные мнения в литературе

Представленная здесь позиция, однако, далеко не единогласно поддерживается в научной литературе. Рассмотрим противоположные мнения.

Так, например, Н.В. Румянцев отрицает непосредственную взаимосвязь целей гражданского процесса с защитой и обеспечением конституционных прав человека. По его мнению, частное право обеспечивает только функционирование частных прав и свобод <85>. Свою позицию он обосновывает статьей 2 Гражданско-процессуального кодекса РФ (далее - ГПК РФ), раскрывающей цели и задачи гражданского процесса. Уже данный аргумент вызывает сомнения: во-первых, в статье 2 ГПК РФ не говорится о том, что конституционные права человека не защищаются, статья говорит лишь о том, что задачей гражданского судопроизводства является защита прав и интересов субъектов гражданско-правовых отношений, которые, как было указано, в отношении граждан могут опираться и на конституционные права; во-вторых, такое умозаключение является логически ошибочным, так как, с одной стороны, не различает "существующее" и "должное", а с другой стороны, оставляет полностью без внимания положения о приоритете и прямом действии Конституции: даже если статья 2 ГПК РФ и не предусматривала бы (что еще следует доказать перед лицом принципа толкования законов в соответствии с Конституцией) возможность защищать конституционные права нормами гражданского процесса, это еще не значило бы, что сама Конституция смотрит на этот вопрос аналогично. Для подтверждения такого видения автор прибегает, по существу, к приведенной в этой и других его статьях аргументации с позиции негативного статуса личности ("оборонительной функции") и почему-то цитирует комментарий к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, ссылаясь на отсутствие процедуры рассмотрения дел о нарушении конституционных прав человека <86>. В заключение цитируемый автор утверждает, что частные права не имеют абсолютно никакой связи с конституционными, так как существуют исключительно в рамках частных правоотношений, тогда как конституционные права существуют исключительно в рамках конституционных правоотношений. Такая позиция, как было указано выше, противоречит положениям самой Конституции.

<85> См.: Румянцев Н.В. Обеспечение прав и свобод человека правоохранительными органами Российской Федерации: Учебное пособие / Под ред. Н.В. Румянцева. М.: ЮНИТИ-ДАНА; Закон и право, 2010. С. 113.
<86> См.: Там же. С. 114 - 115.

Что касается процедуры, то и тут находим ту же самую логическую ошибку: отсутствие процедуры еще не означает, что, во-первых, ее в принципе быть не должно, а во-вторых, что она вообще нужна. Отметим, что и последний аргумент не соответствует действительности: в силу непосредственного действия конституционных прав, хотя бы даже исходя из их объективного действия и обязанности законодателя соблюдать их (негативный статус!), они являются основным источником гражданского права. В связи с этим следует заключить, что гражданские права являются производными от конституционных.

Позиции Румянцева близка и точка зрения Экштайна, который утверждает, что частные лица, вступая в отношения между собой, не являются субъектами конституционных прав, так как эти последние произрастают из частной автономии <87>. Как было указано в ходе рассмотрения немецкой доктрины, и там приводится этот аргумент, сформировавшийся исторически и не находящий себе сегодня более сторонников. Он был сопряжен с исторически обусловленным самостоятельным развитием частного и государственного права. В России же эта предпосылка отсутствовала: Конституция и Гражданский кодекс принимались практически одновременно, и первая открыто утверждает свое верховенство в части 1 статьи 15. Однако и право на эту частную автономию произрастает не из чего другого, как из самой Конституции <88>. Только лишь собственной волей человек не может создать права - условия его возникновения должны быть в известной форме нормированы высшей властью. Право не существует без общественно признанной нормы и механизма ее обеспечения. Такой нормой в России является Конституция. При принятии норм, регулирующих гражданские правоотношения, законодатель руководствуется, наряду с другими правами, именно правом граждан на частную автономию. Уже сам факт обязанности законодателя и судов соблюдать конституционные права в соответствии со статьей 18 Конституции РФ приводит к их влиянию на частное право. В соответствии с абсолютным свойством конституционных прав человек всегда и везде является их субъектом, в силу этого частное право, если оно хочет соответствовать Конституции, не может отнять у него этого свойства. Другое дело, что гражданские права являются производными от конституционных, а равно гражданско-правовые отношения являются производными от конституционно-правовых. Это говорит о том, что они существуют не автономно друг от друга, но первое является продолжением (конкретизацией) второго, если понимать Конституцию как некое главенствующее общественное соглашение. При этом Конституция должна применяться судами напрямую, если такая конкретизирующая норма отсутствует <89>. В связи со сказанным, нельзя согласиться и с мнением Экштайна.

<87> См.: Экштайн К.А. Указ. соч. С. 61.
<88> См., например: Постановление Конституционного Суда РФ от 23 февраля 1999 года N 4-П по делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 года "О банках и банковской деятельности" в связи с жалобами граждан О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазаренко // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1999. N 3. П. 4; Постановление Конституционного Суда РФ от 25 июля 2001 года N 12-П по делу о проверке конституционности пункта 7 статьи 21 Федерального закона "О приватизации государственного имущества и об основах приватизации муниципального имущества в Российской Федерации" в связи с запросом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации, 2001. N 6. П. 4; Постановление Конституционного Суда РФ от 26 мая 2011 года N 10-П по делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 11 Гражданского кодекса Российской Федерации, пункта 2 статьи 1 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации", статьи 28 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", пункта 1 статьи 33 и статьи 51 Федерального закона "Об ипотеке (залоге недвижимости)" в связи с запросом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. N 23. Ст. 3356. П. 3.1.
<89> См. об этом выше, а также: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 года N 8 (в ред. от 6 февраля 2007 года) "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия".

В. Заключение

После решения Федерального конституционного суда ФРГ по делу Люта споры в немецкой теории права ведутся уже не о том, действуют ли конституционные права в гражданском праве, а лишь о том, как обосновать это действие логически. В данный момент в немецкой науке конституционного права уже не существует господствующей теории в этом вопросе, что само по себе говорит о малом значении его для практики. Несмотря на это, вопрос о "Drittwirkung" является по сегодняшний день классическим и одним из самых сложных в теории немецкого конституционного права. Причина этого отчасти в том, что корни данного спора уходят в дискуссию о правомерности естественного права перед лицом позитивного и об определенности права и его применения.

Как указывалось в начале статьи, Конституция РФ также дает немалый повод задуматься о действии конституционных прав и свобод человека и гражданина "по горизонтали". Что касается негативной (оборонительной) функции конституционных прав человека, обязанности всех трех ветвей власти соблюдать их, а также принципа правового и социального государства, то здесь можно говорить о соответствии принципов обеих Конституций. При этом вопрос о роли Конституционного Суда РФ как высшей инстанции для обжалования судебных решений не играет в России такой роли, как в Германии, что обусловливается тем обстоятельством, что в соответствии с частью 4 статьи 125 Конституции РФ компетенция Конституционного Суда ограничивается рассмотрением конституционных жалоб на несоответствие законодательных актов нормам Конституции. При этом проблематика перемещается на уровень судов высшей (надзорной) инстанции, в чью задачу входит контроль на предмет соответствия судебной практики конституционным нормам, а равно толкование судами норм права в соответствии с их конституционно-правовым смыслом.

В отличие от Основного Закона ФРГ, Конституция РФ не замалчивает темы "горизонтального" действия, причем тут необходимо принимать во внимание не только различие в формулировке "непосредственного" и "прямого" действия конституционных прав человека и Конституции соответственно, но и рассматривать в совокупности с этим часть 3 статьи 17 и часть 2 статьи 15 Конституции РФ перед лицом исторических предпосылок, отраженных в основной задаче российского государства в соответствии со статьей 2, где охранительная и защитная функции государства (наряду с признанием конституционных прав и свобод человека и гражданина) ставятся на один уровень как условие исполнения закрепленной в первом предложении гарантии отношения к правам и свободам человека как к высшей ценности.

Подводя итог, отметим, что российская система правовой иерархии является органичной в своей логике. Во главе ее стоит Конституция, имеющая прямое действие во всех отраслях права, причем все правовые субъекты обязаны соблюдать ее. Все остальные правовые акты легитимны лишь настолько, насколько они соответствуют Основному Закону. Тем самым он предопределяет пути всевозможного развития правовых отношений в стране.

Основной нормой, закрепляющей горизонтальное действие конституционных прав человека в российской правовой системе, является часть 2 статьи 15 Конституции РФ. В соответствии с частью 3 статьи 17 Конституции РФ права и свободы человека и гражданина являются при этом ограничениями и носителями принципа пропорциональности по отношению друг к другу и между гражданами. Гражданский кодекс РФ лишь конкретизирует их, приводя к балансу. Таким образом, Конституция - основной источник и регулятор частного права и, соответственно, частных правоотношений. Данный вывод подтверждается, с одной стороны, самой Конституцией, а с другой - нормами Гражданского кодекса, одной из задач которого является защита конституционных прав и свобод как нематериальных благ.

Вопрос распространения действия конституционных прав и свобод человека на гражданские правоотношения может быть также перенесен и на следующую за конституционным правом ступень - на Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод <90>. Здесь решение поставленного нами вопроса в первую очередь будет зависеть от места Конвенции в иерархии правовых норм конкретного государства, а также от интерпретации ее самой национальным правопорядком. При этом не стоит забывать о том, что и Конвенция создавалась под влиянием исторических событий Второй мировой войны и имеет своей основной целью защиту универсальных прав человека от посягательств государственной власти.

<90> См.: Clapham A. Human Rights Obligations of Non-State Actors. Oxford; New York: Oxford University Press, 2006. P. 521.