Интервью с заведующим кафедрой гражданского права российской академии правосудия заслуженным деятелем науки Российской Федерации, доктором юридических наук, профессором владимиром константиновичем андреевым

- Владимир Константинович, в 2013 году была опубликована Ваша статья "О сочетании частных и публичных начал в правовом регулировании предпринимательской деятельности". Каким образом возможно достигнуть оптимального баланса между публичным и частным правом в области правового регулирования предпринимательской деятельности?

• Проблема оптимального сочетания частных и публичных начал в правовом регулировании предпринимательской деятельности довольно сложная, и она не решается принятием Предпринимательского кодекса Российской Федерации как одноотраслевого закона. Гражданский кодекс Российской Федерации в процессе своей модернизации включил в себя ряд положений, которые характеризуются как управленческие, в частности корпоративные, отношения, включающие не только участие, но и управление корпоративными организациями. Определение предпринимательской деятельности, данное в п. 1 ст. 2 главы 1 ГК РФ, не отражает всего богатства права каждого на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской деятельности (п. 1 ст. 34 Конституции Российской Федерации). Это понятие используется в Уголовном кодексе Российской Федерации (глава 22 "Преступления в сфере экономической деятельности"), Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях (глава 14 "Административные правонарушения в области предпринимательской деятельности") для разграничения компетенции арбитражных судов и судов общей юрисдикции и т.д. Парадокс российского предпринимательского законодательства состоит в том, что образованные управленческие структуры "Уполномоченные при Президенте Российской Федерации по защите прав предпринимателей" наделены полномочиями по защите прав предпринимателей в субъектах Российской Федерации, и Федеральным законом от 2 ноября 2013 г. N 294-ФЗ (СЗ РФ. 2013. N 44. Ст. 5633) им предоставлены широкие процессуальные права по защите субъектов предпринимательской деятельности, а четких правил о понятии предпринимательской деятельности и формах ее осуществления, о субъектах предпринимательского права, компетенции и ответственности как коммерческих организаций и индивидуальных предпринимателей, а также органов государственной власти и местного самоуправления за причиняемые убытки нет. Крайне актуальным является установление имущественной ответственности органов исполнительной власти за акты управления, которые привели к неэффективному расходованию бюджетных средств, ущербу окружающей среде. По этим соображениям следовало бы разработать и принять обобщающий Закон "Об основах государственного управления предпринимательской деятельностью", структура которого мной изложена в "Журнале российского права" N 1 за 2013 год.

Я в названной Вами статье ставлю проблему о сочетании частных и публичных начал в правовом регулировании предпринимательской деятельности, а не об оптимальном балансе между публичным и частным правом. Соотношение частного и публичного права - это вопрос не законодательства, а философии права. Отрасли права следует строить только по одному критерию - предмету правового регулирования, виду деятельности, отношениям, которые в связи с этим возникают, что предполагает, что этим отношениям могут соответствовать разные методы регулирования.

Право каждого на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской деятельности является неотчуждаемым и принадлежит каждому от рождения. В силу п. 3 ст. 56 Конституции Российской Федерации оно не подлежит ограничению даже в условиях чрезвычайного положения. Данное конституционное право не может быть помещено в содержание гражданской правоспособности, равно как и право гражданина создавать юридические лица самостоятельно или совместно с другими гражданами и юридическими лицами (ст. 18 ГК РФ). Это произошло потому, что включение в предмет гражданско-правового регулирования предпринимательской деятельности (п. 1 ст. 2 ГК РФ) произошло под влиянием ст. 34 Конституции Российской Федерации, и оказалось, что ГК РФ регулирует не только традиционные имущественные отношения, но и предпринимательскую деятельность.

Применительно к гражданскому обороту и с учетом того, что ГК РФ регулирует отношения, связанные с предпринимательской деятельностью, самостоятельной и на свой риск, право заниматься предпринимательской деятельностью должно быть включено в качестве элемента гражданской дееспособности, т.е. положения ст. 23 ГК РФ должны были быть включены в ст. 21 ГК РФ.

В связи с этим § 1 главы X "Банкротство гражданина" Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" не может быть общим по отношению к банкротству индивидуальных предпринимателей и крестьянского (фермерского) хозяйства, поскольку нельзя говорить о банкротстве гражданина как субъекта гражданского права.

Участие гражданина в хозяйственном обществе, включая управление последним путем голосования на общем собрании участников, отвечает всем принципам, изложенным в п. 1 ст. 2 ГК РФ, и может рассматриваться как предпринимательская деятельность. В обоснование такого утверждения можно использовать и п. 4 ст. 23 ГК РФ о том, что гражданин не может сослаться на то, что он не зарегистрирован в качестве индивидуального предпринимателя. В противном случае как объяснить, что участник хозяйственного общества выражает свою волю на заключение крупной сделки или сделки с заинтересованностью?

- Как Вы считаете, "насколько соответствует Конституции Российской Федерации применение правила ст. 302 ГК об ограничении виндикации при защите права собственности на недвижимое имущество"? <1>

• Конституция Российской Федерации предельно ясно разграничивает имущество и землю (другие природные ресурсы) (ст. 8 и 9, ст. 35 и 36). Исходя из того что земля и другие природные ресурсы используются и охраняются как основа жизни и деятельности народов, проживающих на соответствующей территории, в ст. 36 Конституции нет нормы, аналогичной п. 3 ст. 35 Конституции о том, что принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения. Названная конституционная норма позволяет утверждать, что владение, пользование и распоряжение землей и другими природными ресурсами осуществляется на основании специального федерального закона о земле.

К недвижимым вещам относятся земельные участки, участки недр и все, что прочно связано с землей (п. 1 ст. 130 ГК РФ), вещные права на которые подлежат государственной регистрации в соответствии с Законом о регистрации прав на недвижимое имущество (п. 6 ст. 131 ГК РФ). Анализ ст. 302 ГК РФ приводит меня к выводу, что предметом виндикации могут быть движимые вещи, которые можно утерять, либо каким-то другим образом они могут выбыть из владения собственника. В этих условиях ставить вопрос о несоответствии Конституции Российской Федерации применения правила ст. 302 ГК РФ об ограничении виндикации при защите права собственности на недвижимое имущество представляется необоснованным.

- В Постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации <2> от 30 июля 2013 г. N 62 отмечено, что "удовлетворение требования о взыскании с директора убытков не зависит от того, имелась ли возможность возмещения имущественных потерь юридического лица с помощью иных способов защиты гражданских прав". Как Вы оцениваете данную правовую позицию?

• Я считаю, что если будет доказана недобросовестность и неразумность действий (бездействия) директора, повлекших причинение убытков юридическому лицу, именно с директора они должны быть взысканы. Такая правовая позиция, выраженная в п. 8 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 30 июля 2013 г. N 62, объясняется не только тем, что требование о взыскании убытков заявлено директору, но и тем, что другие способы защиты гражданских прав, например истребование имущества юридического лица из чужого незаконного владения, никак не связаны с недобросовестностью и неразумностью директора в причинении убытков юридическому лицу. Второе же предложение п. 8 указанного Постановления Пленума ВАС РФ не совсем согласуется с вышеизложенным положением; по крайней мере оно не должно быть в п. 8. В тех случаях, когда возмещаются имущественные потери юридического лица посредством взыскания убытков с работника, могут быть случаи, когда последний исполнял неразумные и недобросовестные указания директора.

- В чем должна заключаться добросовестность и разумность при исполнении возложенных на директора обязанностей, на Ваш взгляд?

• Мной в статье "Защита прав участников (акционеров) хозяйственного общества от недобросовестных и неразумных действий его органов" (Хозяйство и право. 2013. N 8. С. 118 - 121) было отмечено, что директор хозяйственного общества, выступая от имени последнего, действует не как должник, на котором лежит презумпция виновности в причинении в результате своих действий убытков, а как лицо, организующее предпринимательскую деятельность, положительный результат которой неизвестен. Следовательно, может быть причинение убытков хозяйственному обществу и в том случае, если директор действовал разумно и добросовестно, в рамках своей компетенции. Поэтому здесь должна быть доказана недобросовестность или неразумность действий (бездействия) директора (п. 2 и п. 3 Постановления Пленума ВАС РФ от 30 июля 2013 г. N 62). Добросовестность и разумность действий директора в интересах юридического лица предполагают принятие решений по управлению юридическим лицом в рамках обычного предпринимательского риска. Нормы, которые изложены в п. 3 ст. 53 ГК РФ, а также в ст. 53 проекта изменений ГК РФ, принятого в первой редакции 27 апреля 2012 г., имеют приоритет по сравнению с нормами ст. 273, 277 Трудового кодекса Российской Федерации, поскольку в последних не придается правовое значение добросовестности и разумности действий руководителя организации, а все ограничивается пределами действия законов, иных правовых актов, учредительных документов организации и локальных нормативных актов. Руководитель организации несет полную материальную ответственность за прямой действительный ущерб, причиненный организации, а в случаях, предусмотренных федеральными законами, возмещает организации убытки, причиненные его виновными действиями.

- В соответствии с правовой позицией Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации <3> в случаях, когда вместо требования о ликвидации регистрирующий орган предъявляет требования о признании недействительными государственной регистрации юридического лица либо акта о внесении изменений в сведения ЕГРЮЛ об адресе юридического лица по мотиву недостоверности таких сведений, суд отказывает в их удовлетворении. Согласны ли Вы с данной правовой позицией? Почему?

• Предложенный для комментария абз. 6 п. 6 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 30 июля 2013 г. N 61 "О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с достоверностью адреса юридического лица" предусматривает решение о ликвидации юридического лица, когда предпринятые ранее судом меры по устранению нарушений при регистрации юридического лица оказались невыполненными или не достигли результата в установлении достоверности адреса юридического лица (абз. 4 п. 6 Постановления Пленума ВАС РФ). По этим соображениям на основании п. 2 ст. 61 ГК РФ суд отказывает в удовлетворении требования регистрирующего органа о признании недействительными государственной регистрации юридического лица либо акта о внесении изменений в сведения ЕГРЮЛ об адресе юридического лица по мотиву недостоверности таких сведений.

- В 2013 году опубликована Ваша статья "Представительство. Доверенность" <4>, в которой Вы отметили, что "нормы ГК РФ исходят из того, что стороны в своих взаимоотношениях должны довольно точно определять, являются ли действия одной из сторон передачей юридически значимого сообщения или передачей лицом воли другого лица, выраженной в надлежащей форме, или это действия представителя, полномочия которого могут явствовать из соответствующей обстановки". Каким образом можно осуществить подобную дифференциацию в правоприменительной практике?

• Действительно, включение в § 1 "Понятие, виды и формы сделок" главы 9 "Сделки" ГК РФ юридически значимых сообщений (ст. 165.1 ГК РФ) и отграничение их от действий представителя лица, лишь передающего выраженную в надлежащей форме волю другого лица (п. 2 ст. 182 ГК РФ), а также установление, за исключением определенных законом случаев, нормы, что сделка, нарушающая требование закона или иного правового акта, является оспоримой (п. 1 ст. 168 ГК РФ), поставили перед правоприменительной практикой задачу разграничения названных смежных правовых явлений. В этом ряду находится и согласие на совершение сделки (ст. 157.1 ГК РФ). Данные новеллы гражданского законодательства с неизбежностью приводят к изменению понимания сделки, ее состава. Сделка не может характеризоваться как правомерное действие, поскольку по основаниям, предусмотренным в законе, она может быть признана недействительной. При совершении сделки существует момент возможной ее недействительности. Далее при анализе правовых последствий сделки ее следует характеризовать как двусторонний договор, который в обязательном порядке имеет три стадии развития обязательственного правоотношения: заключение, исполнение и прекращение (ответственность в случае неисполнения договора). Юридически значимое сообщение - это действие лица, с которыми закон или сделка (правильнее было здесь сказать - соглашение) связывает гражданско-правовые последствия, которые влияют на ту или иную стадию обязательственного отношения, т.е. это юридический факт, воздействующий на развитие договора. В такой же роли выступает и согласие на совершение сделки третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления. В случае неполучения такого согласия сделка является оспоримой, если из закона не следует, что она ничтожна (ст. 173.1 ГК РФ). Названные нормы ГК РФ требуют глубокого изучения механизма возникновения, изменения и прекращения прав и обязанностей сторон, имея в виду, что на развитие обязательственного соглашения сторона может повлиять самостоятельно, а не только в случаях, предусмотренных законом.

- Что Вы думаете о перспективах развития предпринимательского права как отрасли права и учебной дисциплины?

• По моему мнению, несостоятельны попытки отрицать самостоятельность отрасли предпринимательского права, разграничивая отрасль права и отрасль законодательства. При таком подходе предпринимательское законодательство есть, а отрасли предпринимательского права нет. Включение правового регулирования предпринимательской деятельности в ГК РФ и наличие многочисленных законов и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы предпринимательства, скорее свидетельствуют о необходимости их систематизации и кодификации, чем об отсутствии отрасли, регулирующей предпринимательскую деятельность, о чем я уже говорил ранее. Самостоятельность отрасли предпринимательского права надо устанавливать в развитие теории предпринимательского права, которая в принципе должна сократить и упорядочить обширное законодательство о предпринимательской деятельности. Достаточно сказать, что когда в соответствии с Федеральным законом от 23 июля 2008 г. N 160-ФЗ уполномоченным Правительством Российской Федерации федеральным органам исполнительной власти было предоставлено полномочие издавать правила, обязательные для сторон при заключении и исполнении публичных договоров (типовые договоры, положения и т.п.) (что вряд ли соответствует п. 7 ст. 3 ГК РФ), то были внесены изменения в ст. 132 Федерального закона, что, по существу, привело к трактовке публичных договоров договорами присоединения.

Самостоятельность отрасли предпринимательского права должна сопровождаться установлением четких границ предпринимательского права как учебной дисциплины. Нередко эта учебная дисциплина представляется как совокупность частного (гражданского) и публичного (административного) права, а ключевые институты предпринимательского права (приватизация государственного и муниципального имущества, ценные бумаги, конкурентное право, корпоративное право, несостоятельность (банкротство)) в полном объеме изучаются в других учебных дисциплинах или в спецкурсах.

- Вы являетесь заведующим кафедрой гражданского права Российской академии правосудия, поэтому важно узнать Ваше мнение о том, что Вы думаете по поводу реформирования судебной системы России. В частности, как Вы оцениваете правотворческую деятельность высших судебных инстанций?

• В процессе обсуждения Закона о поправках к Конституции Российской Федерации, предусматривающего реформирование судебной системы, я высказывал мнение о дальнейших направлениях ее совершенствования. Мои предложения основывались на ст. 10 и 18 Конституции Российской Федерации, которые признают разделение государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную и провозглашают, что права и свободы человека и гражданина, их непосредственное действие обеспечиваются правосудием.

Президент Российской Федерации является гарантом Конституции Российской Федерации, прав и свобод человека и гражданина (п. 2 ст. 80 Конституции). На мой взгляд, п. 4 ст. 125 Конституции Российской Федерации о том, что Конституционный Суд по запросам судов проверяет конституционность закона, примененного или подлежащего применению в конкретном деле, подрывает независимость судей и подчинение их только Конституции Российской Федерации и Федеральному закону (п. 1 ст. 120 Конституции). Тем более что п. 2 ст. 125 уже предусматривает разрешение дел о соответствии Конституции Российской Федерации федеральных законов, нормативных актов Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации по запросам Верховного Суда Российской Федерации. Оценка конституционности закона, примененного или подлежащего применению в конкретном деле по запросам судов различных инстанций, не способствует единству судебной практики, что послужило одним из оснований для принятия поправок к Конституции РФ. Практика Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в ряде случаев основывалась не на смысле и содержании закона, а на научном понимании правового явления и тенденции его развития, позиция Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации по конкретному делу рассматривалась как судебный прецедент, которому необходимо следовать нижестоящим судам. Возможное применение аналогии закона или права подменялось толкованием закона, которое не соответствовало его смыслу и содержанию.

Единство судебной практики должно обеспечиваться дачей судом разъяснений по соответствующим вопросам с учетом конкретных обстоятельств категорий дел, учитывая, что ими могут и не подвергаться обобщению определенные детали дел и применение к ним соответствующих норм законов.

Принятие предложенных поправок в Конституцию РФ должно создать условия для единой судебной практики вне зависимости от того, рассматриваются ли дела судами общей юрисдикции или арбитражными судами, а также должно привести к усилению роли высшего суда и его значения в судебной системе Российской Федерации, прежде всего в даче разъяснений по вопросам судебной практики.

- В сентябре 2013 года вступил в действие новый Федеральный закон "Об образовании в Российской Федерации". Как Вы считаете, чего не хватает российскому юридическому образованию?

• Юридическому образованию, на мой взгляд, недостает четких образовательных стандартов и составленных на их основе учебных программ. Учебные программы нередко не учитывают достижения науки конституционного права, общей теории государства и права, отраслевых наук, сформированы под интересы отдельных преподавателей, не учитывают в подготовке студентов профиль соответствующего учебного заведения. На примере предпринимательского права я уже показывал, как этого можно достичь. Министерство образования и науки России опубликовало образовательные стандарты для подготовки бакалавров-юристов <5>. В этом документе предусматриваются две категории студентов: академические и прикладные. В соответствии с этими стандартами и следует составлять учебные программы.

- Владимир Константинович, благодарю Вас за интервью!

• Спасибо.

Беседу вела

заместитель главного редактора

журнала "Юрист"

кандидат юридических наук, доцент

М.А.Егорова