Конституционный суд прекратил действие нормы о "предпринимательском мошенничестве"
Смирнов Георгий Константинович, старший инспектор Следственного комитета РФ, кандидат юридических наук.
23 апреля 2015 г. Верховным Судом Российской Федерации проведена научно-практическая конференция "Проблемы применения судами законодательства об ответственности за мошенничество, присвоение и растрату". В номере публикуются подготовленные участниками конференции материалы, в которых предлагаются решения указанных проблем применения уголовного закона.
Ключевые слова: квалификация преступлений; мошенничество; присвоение; растрата; специальные виды мошенничества.
The Constitutional Court Terminated a Legal Provision on "Entrepreneurial Fraud"
G.K. Smirnov
Smirnov Georgy Konstantinovich, PhD (Law), Senior Inspector, Investigative Committee of the Russian Federation.
On April 23, 2015 The Supreme Court of the Russian Federation held a research-to-practice Conference "The Problems of Application by Courts of Legislation on Liability for Fraud, Misappropriation and Embezzlement". The materials providing solutions of the above problems of application of criminal law prepared by participants of the Conference are published in the issue.
Keywords: classification of crimes; fraud; misappropriation; embezzlement; special types of fraud.
Конституционный Суд РФ принял беспрецедентное решение как с точки зрения отдельных выводов мотивировочной части, так и предписаний резолютивной части. Постановлением от 11 декабря 2014 г. N 32-П "По делу о проверке конституционности положений статьи 159.4 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с запросом Салехардского городского суда Ямало-Ненецкого автономного округа" (далее - Постановление суда) Конституционный Суд РФ признал не соответствующими Конституции РФ ряд положений ст. 159.4 УК РФ (мошенничество в сфере предпринимательской деятельности).
Во-первых, Конституционный Суд РФ в своем решении впервые указал законодателю на срок устранения допущенных нарушений, а также на правовые последствия несоблюдения этого срока <1>. Во-вторых, в целях уяснения воли субъекта права законодательной инициативы, вносившего проект закона, которым в УК РФ была введена ст. 159.4 УК РФ, суд сослался на пояснительную записку (п. п. 3, 3.1 Постановления суда). Однако более примечательной представляется содержательная сторона этого решения.
<1> Несмотря на то, что ст. 80 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" эти положения уже закреплены.Признавая в целом конституционность специального уголовно-правового регулирования правоотношений в сфере предпринимательской деятельности, Конституционный Суд определил условия и пределы такого регулирования. В частности, им указано на недопустимость введения специальных составов мошенничества для установления более мягкого наказания исходя из признаков субъекта преступления в части относимости его к предпринимательскому сообществу, так как это нарушает принцип равенства всех перед законом.
В п. 3 Постановления суда приводится вывод, согласно которому введение специальных составов допустимо для конкретизации общей нормы о хищении чужого имущества в целях отграничения гражданско-правового деликта от уголовно наказуемого деяния с учетом специфики предпринимательских правоотношений. В развитие этих положений в п. 5 Постановления суда содержится вывод о том, что ст. 159.4 УК РФ в целом не противоречит Конституции РФ в той части, в какой прямо указывает на преднамеренный характер неисполнения договорных обязательств как обязательный признак совершения мошенничества в сфере предпринимательской деятельности, конкретизируя тем самым общий состав мошенничества.
Между тем в п. 3.1 Постановления суда содержится вывод о том, что это положение и ранее применялось на практике исходя из актов толкования закона. Даже Конституционный Суд неоднократно указывал на то, что завладение чужим имуществом (правом на чужое имущество) под прикрытием гражданско-правовой сделки в случае, если будет доказано, что лицо действовало умышленно, преследуя цель неисполнения обязательств, вытекающих из такой сделки, надлежит квалифицировать как мошенничество (Определения от 29 января 2009 г. N 61-О-О, от 2 июля 2009 г. N 1037-О-О, от 29 мая 2012 г. N 1049-О и др.).
Кроме того, в абз. 2 п. 3.1 Постановления суда отмечается, что заведомость неисполнения обязательств по договору не является специфическим признаком предпринимательской деятельности, так как преднамеренное неисполнение договорных обязательств, вытекающих из непредпринимательских сделок (например, договора бытового займа), также образует состав мошенничества.
Таким образом, из приведенных положений следует, что выделение в специальной статье УК ответственности за мошенничество по одному лишь признаку преднамеренного неисполнения договорных обязательств хоть и не противоречит Конституции РФ, однако лишено практического смысла. Поскольку соответствующая конкретизация данного уголовно-правового признака уже приведена в актах толкования закона, а кроме того, этот признак не является специфичным для сферы предпринимательской деятельности.
Анализируя вопрос о возможности дифференциации размера (стоимости) похищенного имущества, Конституционный Суд приходит к выводу о том, что такая дифференциация возможна, однако не на основании каких-либо признаков субъекта совершения преступления или сферы предпринимательской деятельности, а лишь по критериям общественной опасности последствий преступления, которые определяются, по мнению суда, вредом, причиненным потерпевшему, и тем, как он его воспринимает. Иными словами, потерпевшему все равно, кем ему причинен имущественный ущерб - предпринимателем или иным лицом. Этот вред, как причиненный посредством неисполнения договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности, так и иным обманным способом, воспринимается им одинаково, а следовательно, представляет равную общественную опасность.
В противном случае, как заключил Конституционный Суд, введение в специальной норме иного размера похищенного, чем тот, который предусмотрен в ст. 159 УК РФ, не будет соответствовать конституционному принципу равной защиты всех форм собственности. Так, согласно п. 4.1 "исходя из того, что Конституцией Российской Федерации равным образом признаются и защищаются частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности (статья 8, часть 2) и что одним из основных признаков, характеризующих преступное посягательство на собственность, является причинение ущерба собственнику или иному владельцу имущества (пункт 1 примечаний к статье 158 УК Российской Федерации), стоимость похищенного путем мошеннических действий имущества не может принципиально по-разному учитываться и оцениваться в качестве критерия определения и разграничения размера ущерба как квалифицирующего признака преступного посягательства на собственность, тем более что речь, по существу, идет о едином роде преступлений (мошенничестве), посягательстве на тот или иной вид собственности (частная, государственная, муниципальная), причинении имущественного ущерба одинаковым (подобным) субъектам договорных отношений, будь то граждане, органы публичной власти, индивидуальные предприниматели или коммерческие организации. Соответственно, при дифференциации уголовной ответственности за хищение чужого имущества в зависимости от его стоимости должна учитываться общественная опасность деяния и порожденных им последствий как с точки зрения размера вреда, причиненного собственнику или иному законному владельцу имущества, который оценивается в уголовном законе исходя из того, кому причинен такой вред - физическому или юридическому лицу, так и с точки зрения размера похищенного".
Кроме того, в п. 4.1 Постановления суда отмечается, что контрагентами по сделкам с предпринимателями могут быть также менее защищенные участники рынка - потребители, что не снижает, а, наоборот, повышает степень общественной опасности содеянного.
Основываясь на критерии определения общественной опасности деяния исходя из последствий преступления и вреда, причиненного потерпевшему, Конституционный Суд пришел к выводу и о неконституционности отсутствия в ст. 159.4 УК РФ таких признаков, как причинение значительного ущерба гражданину (п. 1.1 Постановления суда), группового совершения преступления и совершения его лицом с использованием своего служебного положения (п. 4.2 Постановления суда).
В Постановлении суда также нашло отражение дальнейшее развитие представлений о понятии "преступления в сфере предпринимательской деятельности", что имеет значение не только для применения уголовного закона, поскольку процессуальный закон предусматривает особый, привилегированный по сравнению с общим, порядок участия предпринимателей в уголовном судопроизводстве, в том числе при возбуждении уголовного дела (ч. 3 ст. 20 УПК РФ) и избрании меры пресечения (ч. 1.1 ст. 108 УПК РФ).
Пункт 2 ч. 2 ГК РФ определяет предпринимательскую деятельность как самостоятельную, осуществляемую на свой риск деятельность, направленную на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке. Если исходить из такого определения, то можно прийти к выводу о том, что субъектами преступления в сфере предпринимательской деятельности могут быть только индивидуальные предприниматели, так как только они могут от своего имени в коммерческих целях реализовывать товары, оказывать услуги или пользоваться имуществом и непосредственно регистрируются в этом качестве. Руководители коммерческой и иной организации и другие уполномоченные такой организацией физические лица осуществляют не предпринимательскую деятельность, а лишь управленческие, контрольные, организационно-распорядительные и другие функции в этой организации, на что неоднократно указывали судебные органы.
На начальном этапе правоприменительная практика складывалась преимущественно исходя из подобного сужающего содержание данного понятия подхода. Однако эта практика была существенным образом изменена двумя актами толкования, принятыми органами судебной власти.
Первым из таких актов стало Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2013 г. N 41 "О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога". Согласно п. 8 этого решения преступление совершено в сфере предпринимательской деятельности, если его субъектом является лицо, осуществляющее предпринимательскую деятельность самостоятельно или участвующее в предпринимательской деятельности, осуществляемой юридическим лицом, и эти преступления непосредственно связаны с указанной деятельностью. К таким лицам, в частности, отнесены индивидуальные предприниматели в случае совершения преступления в связи с осуществлением ими предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим им имуществом, используемым в целях предпринимательской деятельности, а также члены органов управления коммерческой организации в связи с осуществлением ими полномочий по управлению организацией либо при осуществлении коммерческой организацией предпринимательской деятельности.
Второе разъяснение дано в Обзоре судебной практики по применению Федерального закона от 29 ноября 2012 г. N 207-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" и Постановления Государственной Думы от 2 июля 2013 г. N 2559-6 ГД "Об объявлении амнистии", утвержденном Президиумом Верховного Суда РФ 4 декабря 2013 года.
В Обзоре вслед за указанным Постановлением Верховный Суд РФ указал на то, что:
- мошенничества следует считать совершенными в сфере предпринимательской деятельности, если они совершены лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность или участвующими в предпринимательской деятельности, и эти преступления непосредственно связаны с указанной деятельностью;
- виновными в мошенничестве в сфере предпринимательской деятельности могут быть признаны лица, являющиеся индивидуальными предпринимателями, в случае совершения преступления в связи с осуществлением ими предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим им имуществом, используемым в целях предпринимательской деятельности, либо члены органов управления коммерческой организации в связи с осуществлением ими полномочий по управлению организацией либо при осуществлении коммерческой организацией предпринимательской деятельности.
Однако в Обзоре суд закрепил еще две новые принципиальные позиции по вопросам, которые ранее неоднозначно решались на практике. Во-первых, для квалификации мошенничества как совершенного в сфере предпринимательской деятельности не имеет значения, кто является другой стороной договора (коммерческая организация, предприниматель или физическое лицо). Во-вторых, согласно п. 1.3.3 Обзора лица, не зарегистрированные в качестве индивидуальных предпринимателей, а также фактически не состоящие в органах управления коммерческих организаций или представляющиеся членами органа управления несуществующих организаций, не могут рассматриваться в качестве субъекта преступления в сфере предпринимательской деятельности. Ранее этот вопрос неоднозначно решался на практике.
Советским районным судом Ставропольского края О. признана виновной в мошенничестве в сфере предпринимательской деятельности в связи с тем, что, являясь генеральным директором коммерческой организации, в период с ноября 2008 по январь 2009 года после заключения договоров о реализации туристического продукта, оформления путевок не осведомленными в ее преступных намерениях сотрудниками общества и получения ею через сотрудников общества денежных средств во исполнение заключенных договоров преднамеренно не исполняла договорные обязательства и похитила денежные средства граждан, переданные во исполнение обязательств по договорам.
Из Определения же Пермского краевого суда от 14 мая 2013 г. по делу N 22-3357, осудившего подсудимого при сходных обстоятельствах совершения преступления, следует, что по смыслу ст. 159 и 159.4 УК РФ преступная деятельность по хищению денежных средств граждан путем обмана и злоупотребления доверием, осуществляемая под видом предпринимательской либо иной легальной деятельности, не может быть квалифицирована как совершенная в сфере предпринимательской деятельности.
Однако отдельные приведенные выше выводы Верховного Суда были поставлены под сомнение Конституционным Судом.
Так, в Постановлении суда указано на то, что при квалификации мошенничества как совершенного в сфере предпринимательской деятельности недопустимо руководствоваться исключительно указанными в приведенных выше судебных актах формальными критериями субъекта преступления, такими как наличие или отсутствие государственной регистрации в качестве индивидуального предпринимателя либо решения об избрании (назначении) лица на должность в орган управления коммерческой организации (п. 3.1 Постановления суда). Более того, в п. 4 данного Постановления Конституционный Суд РФ приводит вывод, согласно которому отсутствие государственной регистрации само по себе не означает, что деятельность не может быть квалифицирована в качестве предпринимательской, если по своей сути она фактически являлась таковой.
Подобный вывод был сделан Конституционным Судом РФ и ранее в Постановлении от 27 декабря 2012 г. N 34-П. В обоснование этой позиции Конституционный Суд РФ сослался также на аналогичный подход к ответственности, закрепленный в ст. 23 ГК РФ, согласно которой при несоблюдении обязанности пройти государственную регистрацию в качестве индивидуального предпринимателя гражданин, осуществляющий предпринимательскую деятельность без образования юридического лица, не вправе ссылаться в отношении заключенных им сделок на то, что он не является предпринимателем.
Исходя из такого подхода, предполагающего приоритет фактического существа деятельности, осуществляемой обвиняемым, а не формального критерия наличия государственной регистрации или участия в органах управления организации, к преступлениям в сфере предпринимательской деятельности можно отнести в том числе преступные деяния, совершенные лицом при отсутствии государственной регистрации в качестве индивидуального предпринимателя, в качестве не зарегистрированного должным образом представителя или члена органа управления коммерческой организации при условии, что осуществляемая деятельность фактически носила характер предпринимательской.
Кроме того, развивая этот подход, можно сделать вывод о том, что к преступлениям в сфере предпринимательской деятельности будут относиться также и те, которые совершены представителями или членами органов управления некоммерческой организации в связи с осуществлением последней предпринимательской деятельности, так как подобные организации вправе заниматься этим видом деятельности. Однако если преступления этими лицами были совершены при осуществлении такой организацией благотворительной или иной некоммерческой деятельности, то преступление однозначно не может быть отнесено к предпринимательскому.
В указанных актах толкования остался не до конца разрешенным вопрос о том, может ли считаться мошенничеством в сфере предпринимательской деятельности деяние, которое изначально задумывалось как хищение и лишь прикрывалось видимостью коммерческой деятельности, когда такая деятельность реально не осуществлялась, например, если лицо собирает денежные средства с граждан якобы за оказание туристических услуг, изначально не желая исполнять свои обязательства. Данный вопрос также неоднозначно решается на практике.
Решением Правобережного районного суда г. Липецка от 16 апреля 2013 г. действия М. переквалифицированы на мошенничество в сфере предпринимательской деятельности с учетом того, что он, являясь учредителем и директором коммерческой организации, умышленно из корыстных побуждений похитил только часть привлеченных для строительства коттеджного поселка денежных средств, принадлежащих участникам долевого строительства. При этом суд исходил из того, что М. совершил хищения указанных денег в процессе осуществления реальной предпринимательской деятельности, связанной с коммерческим строительством.
В других случаях суды не квалифицировали как мошенничество в сфере предпринимательской деятельности действия, которые были направлены исключительно на хищение чужого имущества посредством инсценировки его под сделки в сфере экономической деятельности, и виновный при этом не осуществлял никакой реальной предпринимательской деятельности.
Если при решении данного вопроса взять за основу указанную выше позицию Конституционного Суда РФ (приоритет содержательного, а не формального критерия), то можно прийти к выводу, что преступные деяния, которые лишь имитировали предпринимательскую деятельность, в том числе хищения, совершенные путем сделок, обязательства по которым изначально не предполагалось исполнить, все же будут в дальнейшем квалифицироваться как преступления, не относящиеся к совершенным в сфере предпринимательской деятельности, с вытекающими из этого правовыми последствиями в виде невозможности применения специального режима ряда процессуальных действий в уголовном судопроизводстве.