Мудрый Юрист

Сущность и специфика конституционных конфликтов на современном этапе развития российского государства

Москаленко Михаил Николаевич, нотариус, нотариальный округ города Волоколамска, кандидат юридических наук, Россия, Волоколамск.

Конституционный конфликт, являющийся разновидностью социального конфликта, охарактеризован в статье как реально существующие (конфликт между различными частями народа в его конституционно-правовом понимании) либо значительно чаще искусственно формируемые и представляемые обществу (в интересах группы лиц, партий, блоков и т.п.) противоречия, которые в первом случае могут быть разрешены на основе использования институтов, предусмотренных Конституцией Российской Федерации (референдум и свободные выборы), а во втором - требуют применения норм, закрепляющих соответствующий вид юридической ответственности.

Ключевые слова: конституция, право, государство, конфликт, революция, власть, конфликтология.

The nature and specificity of the constitutional conflict at the present stage of development of the Russian state

M.N. Moskalenko

Michael N. Moskalenko, Notary, PhD the faculty of law Sciences, Russia, Volokolamsk City.

The constitutional conflict, which is the kind of social conflict described in the article as really existing (conflict between different parts of the "people" in its constitutional - legal sense), or more often artificially generated and presented to the society (in the interests of a group of persons, parties, blocks, etc.) of the contradictions that in the first case can be resolved through the use of institutions envisaged in the Constitution of the Russian Federation (the referendum and free elections) and the second would require the application of standards that recognize the appropriate type of legal liability.

Keywords: The Constitution, law, government, conflict, revolution, power, conflict.

В теории конституционного права, как правило, не оспаривается тот факт, что конституционно-правовая сфера демонстрирует многообразие конституционных конфликтов. Так, например, "федеративные отношения, сталкивающиеся публичные и частные интересы, отношения между органами публичной власти в системе разделения властей и в системе "государство - местное самоуправление", взаимоотношения между государством (властью) и личностью буквально пронизаны противоречиями. Конечно, конфликтность изначально присуща всем общественным отношениям: развитие любого общества представляет собой сложный процесс, который совершается на основе зарождения, развертывания и разрешения объективных противоречий, конфликтов. Однако в сфере общественных отношений, составляющих предмет конституционного права, такие конфликты проявляются наиболее остро, поскольку затрагивают основополагающие конституционно защищаемые ценности" [1, 12].

Мы полагаем, что использование термина "конфликт" позволяет исследовать всю совокупность разнообразных факторов, явлений, процессов, которые нашли свое воплощение в источниках конституционного права и в практике российского конституционализма. Так, согласно ч. 1 ст. 85 Конституции Российской Федерации, Президент Российской Федерации может использовать согласительные процедуры для разрешения разногласий [здесь и далее - выд. М.М.] между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, а также между органами государственной власти субъектов Российской Федерации. В случае недостижения согласованного решения он может передать разрешение спора на рассмотрение соответствующего суда.

В соответствии с ч. 2 ст. 125 Конституции Российской Федерации Конституционный Суд Российской Федерации разрешает споры о компетенции: а) между федеральными органами государственной власти; б) между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации; в) между высшими государственными органами субъектов Российской Федерации. И наконец, ст. 126 Конституции Российской Федерации определяет Верховный Суд Российской Федерации как высший судебный орган по гражданским делам, разрешению экономических споров.

Обращение к этим нормам позволяет конституционалистам утверждать, что "Конституция исходит из необходимости взаимодействия федеральных органов и органов субъектов Российской Федерации, поручая Президенту Российской Федерации обеспечение их согласованного функционирования, разрешение разногласий и предусматривая подключение судебных органов, в том числе и Конституционного Суда Российской Федерации, к разрешению конфликтов власти Российской Федерации и субъектов Российской Федерации" [2, 12]. Имеет место и утверждение о том, что "одна из точек если не конфликта, то напряжения между законодательной и судебной властью - это собственно осуществление судами конституционного контроля, т.е. особого вида правоохранительной деятельности, направленной на проверку различных нормативных правовых актов, в т.ч. законов, на предмет соответствия Конституции" [3, 212].

В конституционном законодательстве можно обнаружить и иные термины, в том числе "конфликт интересов" и т.п. [4] Слово "конфликт" (от лат. conflictus - "столкновение") в научной литературе используется в различных контекстах [5, 23]. Одни исследователи понимают под конфликтом "форму проявления и разрешения межличностных и внутриличностных диалектических противоречий" [6, 12], другие - ситуацию, вызванную "столкновением каких-либо антагонистических тенденций (действий, позиций, взглядов, установок и т.п.)" [7, 51].

В.Н. Кудрявцев определяет конфликт как проявление объективных или субъективных противоречий, выражающееся в противоборстве сторон [8, 5]. По мнению Д.В. Богданова, конфликт есть "противоборство, взаимодействие противостоящих сил. Наиболее общий подход к определению конфликта состоит в определении его "через противоречие как более общее понятие, и прежде всего - через социальное противоречие. Социальный конфликт в своей сущности порождается природой общественной жизни. Социальный конфликт - своего рода способ взаимодействия социальных субъектов (людей, групп, обществ, государств и др.), который можно рассматривать как некую совокупность действий и их последствий" [5, 24].

Под социальным конфликтом А.В. Дмитриев понимает процесс, в котором два (или более) индивида или группы активно ищут возможность помешать друг другу достичь определенной цели, предотвратить удовлетворение интересов соперника или изменить его взгляды и социальные позиции [9, 55]. А.К. Саркисов определяет социальный конфликт как явление общественной жизни; это "особая подсистема в системе общественных отношений, устанавливающая прямые и обратные связи между элементами общества и обществом в целом на всех его уровнях; способ взаимодействия социальных субъектов (индивидов, социальных групп, общностей, обществ и государств) при несовпадении, полном или частичном, их интересов, желаний и потребностей, взглядов, целей или средств их достижения, обусловленном различием их социальных статусов (рангов) и ролей; процесс столкновения (инцидента) и возникающего после столкновения противоборства двух или более указанных субъектов, завершающийся определенными последствиями, как для субъектов, так и для общества (его части)" [10, 38].

"Отметим, - пишет Д.В. Богданов, что для социального конфликта всегда необходимы по меньшей мере две противодействующие стороны. Их поступки обычно направлены на достижение взаимоисключающих интересов и, следовательно, сталкиваются. Поэтому социальный конфликт - это противоборство сторон с противоречивыми интересами. Именно противоборство, т.е. когда обе стороны совершают определенные действия, направленные друг против друга, надо понимать под конфликтом, который важно отличать от односторонних действий, хотя и способных носить насильственный, агрессивный или какой-либо иной неприемлемый для другой стороны характер, но не всегда перерастающих в противоборство. Следовательно, социальный конфликт можно определить как способ взаимодействия социальных субъектов при несовпадении их интересов и как процесс, выражающийся в противоборстве сторон и завершающийся определенными последствиями, как для субъектов, так и для общества" [5, 24. 11, 25].

Нам представляется, что наиболее целесообразно использовать термин "конституционный конфликт" как наиболее универсальную, обобщающую категорию. Так, именно этот термин наиболее часто используется при научном анализе сложной геополитической ситуации, сложившейся в настоящее время. Например, характеризуя принятое Европейским судом по правам человека 4 июля 2013 г. Постановление по делу "Анчугов и Гладков против России", исследователи отмечали, что "в данном деле Европейский суд по правам человека признал нарушение со стороны России статьи 3 Протокола N 1 к Конвенции, гарантирующей право на свободные выборы, вследствие прямого запрета на участие в голосовании для лиц, осужденных к лишению свободы. Этот запрет вытекает из части 3 статьи 32 Конституции Российской Федерации, и, соответственно, вопрос о последствиях конфликта между национальными конституционными и наднациональными нормами (или их толкованием) из теоретического превратился в практический, требующий конкретного правового решения" [12, 94. 13, 6].

Важно отметить, что конституционный конфликт имеет своеобразный характер, что выделят его из совокупности социальных конфликтов. Так, ученые пишут, что "своеобразие нормативно-юридического конфликта в конституционной сфере заключается в том, что он "прорывает" конституционную, правовую ткань государства и общества. Конфликт наносит удар прежде всего по Конституции, а также по конституционному законодательству. Это объясняется характером объекта юридического конфликта, который касается преимущественно вопросов власти и управления" [8, 6].

Социальный конфликт наиболее часто определяют как способ взаимодействия социальных субъектов (индивидов, социальных групп и общностей, обществ и государств) при несовпадении, полном или частичном, их интересов, желаний и потребностей, взглядов, целей или средств их достижения, обусловленном различием их социальных статусов и ролей и основанном на автономии воль, в процессе столкновения (инцидента) и противоборства участников конфликта, завершающегося определенными последствиями как для этих субъектов, так и для общества или его части [14, 12]. При этом отмечается, что социальный конфликт выполняет две наиболее значительные функции: 1) выявления противоречий и 2) разрешения противоречий [15, 257]. В числе функций социального конфликта конфликтологи выделяют как негативные, так и позитивные функции [16, 22]. Так, В.И. Курбатов перечисляет функции: 1) образования социальных групп; 2) установления и поддержания нормативных и физических границ социальных групп; 3) установления и поддержания относительно стабильной структуры внутригрупповых отношений; 4) социализации и адаптации индивидов; 5) социализации и адаптации социальных групп; 6) создания и поддержания баланса сил; 7) оформления власти; 8) получения информации об окружающей среде; 9) стимулирования нормотворчества; 10) создания и укрепления социального контроля; 11) создания новых социальных институтов [17, 54].

"Социальный конфликт, - пишет С.А. Параскевова, - не одномоментный акт, а процесс, протекающий в определенных границах и имеющий ряд характеристик. При описании конфликта в конфликтологии используются две модели - структурная и процессуальная. Первая из них фокусирует внимание на анализе условий, лежащих в основе конфликта, а также на установлении параметров, влияющих на конфликтное поведение. Вторая - делает акцент на процессе протекания конфликта, т.е. на его возникновении, течении и конечном исходе" [16, 23]. Возможно и совмещение данных моделей с целью отобразить особенности структуры и динамики того или иного конфликта [18, 101].

Термин "конституционная конфликтология" не нашел свое широкого применения в теории конституционного права. Во многом это объяснимо и тем обстоятельством, что и юридическая конфликтология как таковая "в России находится в стадии зарождения, и многие ее положения еще не устоялись, не приобрели четких правовых характеристик. Поэтому изучение социального конфликта... требует анализа положений, разработанных как в юридической, так и в общей конфликтологии" [19, 21].

Тем не менее представляется целесообразным использовать этот термин при характеристике сущности и специфики процесса реализации основных функций Конституции Российской Федерации. Можно разделить мнение о том, что "Конституция как Основной Закон государства призвана отражать на правовом уровне соответствующие противоречия и по мере возможности способствовать их разрешению с помощью специфического, юридико-правового конституционного инструментария воздействия на различные сферы общественных отношений... эффективность конституционного регулирования, степень реальности провозглашаемых Конституцией демократических принципов во многом определяется глубиной ее проникновения в противоречия между властью и свободой, в природу других социальных конфликтов современного общества и государства" [20, 19].

Необходимо вспомнить, что один из наиболее значимых в истории России масштабных социальных конфликтов, который имел место в девяностых годах прошлого века и создавал угрозы революционных событий, гражданской войны, удалось разрешить во многом на основе принятия Конституции 1993 г., которая, как точно отмечает В.Д. Зорькин, "предотвратила срыв России в анархию и хаос, предъявив стране новые фундаментальные правила жизни" [21, 2].

На данное обстоятельство обращают внимание многие авторы, когда пишут: "В современных конституциях и других, равных им, государственных актах содержится запрет на разжигание социальной, в том числе и классовой, розни, а следовательно, революционизм объявлен вне закона. В частности, в проекте Конституции России, опубликованном накануне референдума 1993 г., содержался запрет на разжигание именно классовой розни, хотя в текст Конституции не вошел, так как ее разработчики, видимо, решили, что он поглощается запретом социальной розни. С научных позиций это означает, что реставрация образа революции в современных условиях равнозначна государственному преступлению, так как направлена на подрыв конституционных основ демократического общества. Существует лишь один выход из данной ситуации, применимый для сторонников революции, - перенести центр революционной борьбы из классовой области в юридическую, так как все остальные способы трансформации конституционной власти запрещены законом. В ст. 13 Конституции России содержится запрет фактически на любую оппозиционную деятельность, так как под ее расплывчатые понятия можно подогнать любую доктрину как возбуждающую социальную рознь или подрывающую конституционные основы государства" [22, 2].

Небезынтересно отметить, что, используя термин "прецедентная революция", Г.А. Гаджиев пишет: "Революции в России, как известно, всегда происходили спонтанно. Страна бросается в омут изменений, не очень-то понимая, а что из этого получится, поскольку людей греет надежда, что уж в этот раз все будет не так. Хочется как лучше, получается как всегда" [23, 5]. Заметим, что термин "прецедентная революция используют многие авторы [24, 9].

"Конституционный конфликт" может носить, таким образом, и надуманный характер. Так, реально предотвращенный конфликт, сопровождавшийся угрозой распада России, сменился этапам стабильного развития Российского государства. Даже в условиях политического и экономического давления, "санкционного воздействия" на Российскую Федерацию, инициированного в 2014 г., уровень доверия россиян к власти остается, как свидетельствуют социологические исследования, очень высоким. Тем не менее отдельные политики пытаются спровоцировать "видимость" нового конфликта; по их мнению, "в настоящий момент наблюдается увеличение дистанции между органами власти и населением. На международной научно-практической конференции "Народовластие и права человека", проходившей в 2012 г. в г. Москве, отмечалось, что современная государственная власть не учитывает, а подчас прямо игнорирует общественное мнение и обоснованную критику" [25, 103].

Впрочем, потенциал негативного варианта развития событий, с учетом исторического опыта России, изобилующего государственными переворотами и революциями, принимается органами государственной власти Российской Федерации во внимание. Так, Российская Федерация на встрече глав Министерств иностранных дел ОБСЕ в г. Базеле предложила принять документ о запрете антиконституционных государственных переворотов [26]. В 2015 г. появилась официальная информация о подготовке Министерством обороны Российской Федерации специальных подразделений, способных противостоять силам, пытающимся спровоцировать конфликтные ситуации, инициировать "сценарий цветной революции" в стране [27].

Недооценивать эти угрозы, действительно, опасно. Так, еще в 2006 г. конституционалист Л.А. Нудненко отмечала, что "происходящая в настоящее время экспансия идеологии прав человека в ее западной трактовке в современную правовую реальность Украины и России ведет скорее к противостоянию цивилизаций, нежели к универсализации прав человека" [28, 34]. К сожалению, менее чем через десять лет этот прогноз частично оправдался.

Некоторые авторы полагают, что "революционные перевороты, безусловно, ломали законность и беззакония старого строя и закладывали основы новой законности и нового беззакония. Так было во всех странах мира, где происходили революции. Если они увенчивались успехом, если бунт, мятеж, переворот приобретали статус революции, их результаты и их "законность" со временем признавалась и народами соответствующих стран, и всем миром" [29, 86]. Мы не можем разделить такую позицию, ибо она, пусть и с оговорками, оправдывает революционные события. Фактически ее логическим продолжением может стать утверждение о том, что "назрела необходимость гарантировать народу легальные политические средства воздействия на власть; к ним относятся различные формы прямой демократии, в том числе массового протеста против политики, не соответствующей воле и интересам народа либо его части" [30, 16]. Имеют место призывы закрепить в главе 1 Конституции России положение о праве и обязанности народа противостоять нарушениям основ конституционного строя России и т.п. [31, 129].

Спорный характер этих утверждений не всем конституционалистам представляется очевидным, хотя, например, "изменить" первую главу Конституции Российской Федерации невозможно, необходимо принятие новой Конституции, и, стало быть, будет иметь место нарушение принципа стабильности конституционного строя и режима. Актуальность этих тенденций отмечается В.Д. Зорькиным: "Нарастающий конфликт между лежащими в основе права моральными нормами, массово укорененными в обществе, и тенденциями пропагандируемых и наблюдаемых изменений в российской реальности является одним из важнейших факторов растущего социокультурного раскола. Именно из-за обострения этого конфликта многие эксперты считают нынешнюю относительную российскую стабильность хрупкой и неустойчивой" [21, 3].

Автор солидарен с теми исследователями, которые пишут: "И все-таки полагаем, что наилучший способ борьбы с безответственностью субъектов конституционных правоотношений... это не "великие потрясения", а эволюционный путь развития, путь воспитания правовой и гражданской культуры как народа в целом, так и его представителей, которые, кроме того, являются еще и представителями власти" [30, 17]. А.И. Солженицын в этом плане отмечал, что "для сложных вопросов государственной жизни члены народного представительства должны обладать жизненным опытом и глубоким миросозерцанием. Чем менее просвещен человек умственно и духовно, тем с большей самоуверенностью и легкомыслием он готов разрешать самые сложные проблемы жизни; чем большим развитием ума и духа обладает человек, тем осторожнее и осмотрительнее относится он к устроению жизни общественной и частной. Чем менее опытен человек в жизни и государственном деле, тем более он склонен к восприятию самых крайних политических и социальных увлечений" [32, 198].

К числу попыток создать условия "искусственных" конституционных конфликтов мы относим и дискуссии о том, "могут ли сосуществовать конституционализм и сильное государство одновременно в одной стране? И если это государство - Россия, как в рамках действующей Конституции согласовать и обеспечить неэфемерное осуществление принципов российского конституционализма и сильного государства, ответственного за социальную и экономическую политику, способного преодолевать проблемы злоупотребления правами и противодействовать коррупции в публично-правовой сфере" [33, 4]. На наш взгляд, правовое государство и представляет собой "сильное" государство, ибо в противном случае неизбежно умаление его суверенитета и, соответственно, профанация конституционного принципа народовластия. В этом контексте можно отметить, что "прямое участие государства происходит в социальных конфликтах (где оно выступает в качестве суверенного субъекта системы общественных отношений) или при участии его в конфликтах посредством органов государственной власти и управления (правоохранительных, судебных, налоговых и т.д.). Появление государства на какой-либо стадии конфликта, когда определились первоначальные участники конфликта, не делает государство неким "третьим лицом", так как государство обязательно либо встает на сторону одного из первоначальных участников, либо объявляет действия всех участников неправомерными и по-своему определяет течение и завершение конфликта. Потенциальное участие государства определяется системой установленных им правовых норм. Если участники конфликта нарушают или неправильно применяют нормы права, система норм предполагает обязательное вмешательство государства в конфликт" [14, 12].

Под конституционным конфликтом понимают и "политический тип социальных конфликтов, который посредством конституционных процедур может быть трансформирован в юридически значимые, порождающие правовые последствия" [34, 95]. Вместе с тем ряд авторов отмечает, что "во-первых, конституционные конфликты являются политическими конфликтами, т.е. возникают в той или иной степени по поводу государственной власти. Именно политическая природа основания конституционно-правового принуждения не позволяет сводить его исключительно к правонарушению. Во-вторых, наличие особого властного конституционно-правового статуса у одного из участников конфликта. В-третьих, конституционным конфликтам не обязательно присущи свойства противоправности и виновности. Например, отрешение от должности Президентом Российской Федерации высшего должностного лица субъекта Российской Федерации в связи с утратой доверия Президента Российской Федерации не обязательно связано с противоправным либо виновным поведением высшего должностного лица субъекта Российской Федерации, - причиной тому может служить политическая целесообразность, иначе - возникший конституционный конфликт между федеральной и региональной властью" [35, 7]. При этом отмечается, что "правонарушение является наиболее общественно опасным видом конфликта... родовая связь правонарушения (конституционного деликта) с конституционным конфликтом проявляется в том, что даже тогда, когда явно нарушены интересы одной из сторон правоотношения, закрепленные в правовых нормах, такая ситуация не может быть охарактеризована исключительно как правонарушение, - здесь речь идет о конфликте, основанном на противостоянии сторон, где преобладающим, как правило, является какой-либо один фактор (политический в конституционно-правовом принуждении). В дополнение к этому действующая Конституция Российской Федерации в целом ряде статей содержит конфликтный тип взаимоотношений субъектов конституционных правоотношений (ст. 10, 13, 76, 105 и др.)" [35, 8].

Нам представляется, что при таком подходе имеет место определенное смешение понятий "конституционный конфликт" и "конституционная ответственность". Так, И.А. Володько отмечает, что "наличие конституционных конфликтов означает, что в рамках общественных отношений, представляющих ценность для конституционного права, возникли определенные аномалии, от разрешения которых зависит стабильность фактической конституции. И в силу того, что эти отношения суть конституционно-правовые, необходимо и оправданно для разрешения конституционного конфликта применение мер государственно-правового принуждения, степень принудительности которых варьируется. Данное обстоятельство подтверждается также тем фактом, что в научных работах по теории права сделан вывод о том, что применение государственно-правового принуждения желательно за поведение, которое хотя и не противоречит правовым предписаниям, но граничит с противоправным поведением. Вышеизложенное позволяет сделать вывод, что наличествует особое основание для применения государственно-правового принуждения в конституционном праве - конституционный конфликт" [35, 8 - 9].

В этом плане более обоснованной представляется позиция Т.М. Пряхиной, которая под конституционными конфликтами понимает "имеющие политико-правовую природу формы взаимодействия субъектов конституционных отношений, обусловленные необходимостью разрешения разногласий по вопросам признания, реализации, защиты интересов субъектов, представляющих ценность с точки зрения их социальной значимости" [36, 20].

Итак, на наш взгляд, конституционный конфликт, являющийся разновидностью социального конфликта, может быть охарактеризован как реально существующие (конфликт между различными частями народа в его конституционно-правовом понимании) либо значительно чаще искусственно формируемые и представляемые обществу (в интересах группы лиц, партий, блоков и т.п.) противоречия, которые в первом случае могут быть разрешены на основе использования институтов, предусмотренных Конституцией Российской Федерации (референдум и свободные выборы), а во втором - требуют применения норм, закрепляющих соответствующий вид юридической ответственности.

Список литературы

  1. Никитина А.В. Понятие и сущность конституционно-правовых споров // Юридический мир. 2014. N 8. С. 12 - 16.
  2. Организация государственной власти в России и зарубежных странах: Учебно-методический комплекс / С.А. Авакьян, А.М. Арбузкин, И.П. Кененова и др. / Рук. авт. кол. и отв. ред. С.А. Авакьян. М.: Юстицинформ, 2014. 692 с. С. 12.
  3. Современные проблемы организации публичной власти: монография / С.А. Авакьян, А.М. Арбузкин, И.П. Кененова и др. / Рук. авт. кол. и отв. ред. С.А. Авакьян. М.: Юстицинформ, 2014. 596 с. С. 212.
  4. Федеральный конституционный закон от 17 декабря 1997 г. N 2-ФКЗ (ред. от 23.05.2015) "О Правительстве Российской Федерации" // Российская газета. N 245. 23.12.1997.
  5. Богданов Д.В. Соотношение категорий "социальный конфликт", "юридический конфликт", "правовой конфликт", "налоговый конфликт" // Финансовое право. 2012. N 3. С. 23.
  6. Баев О.Я. Конфликтные ситуации на предварительном следствии: Основы предупреждения и разрешения. Воронеж, 1984. С. 12.
  7. Панасюк А. Разрешение конфликтных ситуаций: стратегия и тактика судьи // Российская юстиция. 1997. N 5. С. 51.
  8. Юридическая конфликтология / Под ред. В.Н. Кудрявцева. М., 1995. С. 5.
  9. Дмитриев А.В. Конфликтология: Учеб. пособие. М., 2002. С. 54 - 55.
  10. Саркисов А.К. Юридическая конфликтология: Краткий курс лекций. М.: ВГНА, 2006. С. 38.
  11. Баранов В.М., Худойкина Т.В. Теория юридического конфликта: философские и социолого-правовые аспекты // Юрист-правовед. 2000. N 1. С. 24 - 25.
  12. Филатова М.А. Конфликты конституционных и наднациональных норм: способы преодоления (на примере Европейского союза и правовых систем государств - членов ЕС) // Международное правосудие. 2013. N 4. С. 94 - 106.
  13. Ковлер А.И. Избирательное право и его избирательное толкование // Права человека. Практика Европейского суда по правам человека. 2013. N 10. С. 6.
  14. Саркисов А.К. Судебная оценка социального конфликта в сфере налоговых отношений // Российский судья. 2005. N 7. С. 12.
  15. Кудрявцев В.Н. Юридическая конфликтология / Кудрявцев В.Н. Избранные труды по социальным наукам. В 3-х т. Т. 2: Криминология, социология, конфликтология. М., 2002. С. 257.
  16. Параскевова С.А. О функциях социального конфликта и правовых средствах его диагностики // Юрист. 2006. N 10. С. 22.
  17. Конфликтология / Ю.Г. Запрудский, В.Н. Коновалов и др. Ростов-на-Дону, 2000. С. 54.
  18. Кибанов А.Я., Ворожейкин И.Е., Захаров Д.К., Коновалова В.Г. Конфликтология / Под ред. А.Я. Кибанова. М., 2006. С. 101.
  19. Параскевова С.А. Гражданское правонарушение в характеристике социального конфликта // Социальное и пенсионное право. 2006. N 3. С. 21.
  20. Бондарь Н.С. Власть и свобода на весах конституционного правосудия: защита прав человека Конституционным Судом Российской Федерации. М.: ЗАО "Юстицинформ", 2005 С. 19.
  21. Зорькин В.Д. Проблемы конституционно-правового развития России (к 20-летию Конституции Российской Федерации) // Журнал конституционного правосудия. 2014. N 2. С. 1 - 9.
  22. Андреева О.А. Феномен революции в истории государства и права // История государства и права. 2010. N 19. С. 2 - 5.
  23. Гаджиев Г.А. Методологические проблемы "прецедентной революции" в России // Журнал конституционного правосудия. 2013. N 4. С. 5 - 8.
  24. Антонов М.В. О некоторых теоретических вопросах "прецедентной революции" в России // Журнал конституционного правосудия. 2013. N 4. С. 9 - 14.
  25. Лукьянчикова Л.В. Институт всенародных обсуждений в России: историко-правовой аспект // Государство и право. 2014. N 10. С. 103.
  26. http://news.meta.ua/archive.
  27. http://archive.kremlin.ru/text.
  28. Нижник Н.С., Румянцева В.Г., Карчевская Н.И. Обзор Международной научно-практической конференции "Правовые механизмы предотвращения и преодоления социальных конфликтов", Севастополь, 29 - 30 сентября 2006 г. // История государства и права. 2006. N 12. С. 34.
  29. Мартышин О.В. Революция и развитие российской государственности // Государство и право. 2007. N 11. С. 86.
  30. Добрынин Н.М. О сущности конституционно-правовой ответственности // Государство и право. 2014 N 11. С. 16.
  31. Бутусова Н.В. Проблема конституционно-правовой ответственности Российского государства // Конституционно-правовая ответственность: проблемы России, опыт зарубежных стран / Ред. С.А. Авакьян. М.: МГУ, 2001. С. 129.
  32. Солженицын А.И. Красное колесо ("Узел второй"). В 10 томах. М., 1993. С. 198.
  33. Кравец И.А. Два гаранта Конституции в российском конституционализме и концепция сильного государства // Конституционное и муниципальное право. 2014. N 1. С. 4 - 7.
  34. Астахов П.А. Юридические конфликты и современные формы их разрешения (теоретико-правовое исследование): дисс. ... докт. юрид. наук. М., 2006. С. 95 - 96.
  35. Володько И.А. К вопросу о понятии конституционно-правового принуждения // Конституционное и муниципальное право. 2014. N 4. С. 7 - 8.
  36. Пряхина Т.М. Конституционные конфликты // Государство и право. 2004. N 11. С. 20.

References

Nikitin V.A. the Concept and essence of the constitutional legal disputes / Legal world. 2014. No. 8. P. 12 - 16.

The organization of state power in Russia and foreign countries: educational-methodical complex / S.A. Avakyan, A.M. Roboskin, I.P. Cinenova etc / Hands. Aut. stake. and resp. edited by S.A. Avakyan. M.: Justicing, 2014. 692 S. S. 12.

Modern problems of organization of public authority: monograph / S.A. Avakyan, A.M. Roboskin, I.P. Cinenova etc / Hands. Aut. stake. and resp. edited by S.A. Avakyan. M.: Justicing, 2014. 596 S. P. 212.

Federal constitutional law from December 17, 1997 N 2-FKZ (edited on 23.05.2015) "About the government of the Russian Federation" // Rossiyskaya Gazeta. No. 245. 23.12.1997.

Bogdanov D.V. the Ratio of the categories of "social conflict", "legal conflict", "legal conflict", "tax conflict" // Financial law. 2012. No. 3. S. 23.

Bayev O.J. Conflict situation during the preliminary investigation: the basics of prevention and resolution. Voronezh, 1984. P. 12.

Panasyuk A. Conflict Resolution: strategy and tactics of the judge // Russian justice. 1997. No. 5. S. 51.

Legal conflictology // Under the editorship of V.N. Kudryavtseva. M., 1995. S. 5.

Dmitriev A.V. Conflict: Proc. allowance. M., 2002. P. 54 - 55.

Sarkisov A.K. Legal conflict: a Short course of lectures. M.: WGNA, 2006. S. 38.

Baranov V.M., Chudaykina T.V. Theory of legal conflict: philosophical and sociological and legal aspects // The Lawyer. 2000. No. 1. P. 24 - 25.

Filatov M.A. Conflicts of constitutional and supranational norms: how to overcome (on the example of the European Union and the legal systems of the member States of the EU) // International justice. 2013. No. 4. Pp. 94 - 106.

Kovler A.I. Electoral law and its interpretation // Human Rights. The practice of the European court of human rights. 2013. No. 10. S. 6.

Sarkisov A.K. Judicial assessment of social conflict in the sphere of tax relations // The Russian judge. 2005. No. 7. P. 12.

Kudryavtsev V.N. Legal conflictology // Kudryavtsev V.N. Selected papers on the social Sciences. In 3 t. T. 2: Criminology, sociology, conflictology. M., 2002. S. 257.

Parashkevova S.A. The functions of social conflict and legal means of diagnosis / Lawyer. 2006. No. 10. S. 22.

Conflict Studies / J.G. Zaprudsky, V.N. Konovalov et Rostov-on-Don, 2000. P. 54.

Kibanov A.J., Vorojeikin I.E., Zakharov D.K., Konovalov V.G. Conflictology / edited by prof. M., 2006. S. 101.

Parashkevova S.A. Civil offence in the characteristics of social conflict // Social and pension law. 2006. No. 3. S. 21.

Bondar N. With. Authority and freedom in the balance of constitutional justice: the protection of human rights by the Constitutional Court of the Russian Federation. M.: ZAO "Justicing", 2005, P. 19.

Zorkin V.D. Problems of constitutional and legal development of Russia (the 20th anniversary of the Constitution of the Russian Federation) // Journal of constitutional justice. 2014. No. 2. S. 1 - 9.

Andreev O.A. The Phenomenon of revolution in the history of state and law // History of state and law. 2010. No. 19. Pp. 2 - 5.

Gadzhiev G.A. Methodological problems "precedent revolution in Russia" // Journal of constitutional justice. 2013. No. 4. S. 5 - 8.

Antonov M.V. Some theoretical issues "precedent revolution in Russia" // Journal of constitutional justice. 2013. No. 4. P. 9 - 14.

Lukyanchikova L.V. The national Institute of discussions in Russia: historical and legal aspect // State and law. 2014. No. 10. S. 103.

http://news.meta.ua/archive.

http://archive.kremlin.ru/text.

Nizhnik N.S., Rumyantsev V.G., Karchevska M.I. Review international scientific-practical Conference "Legal mechanisms to prevent and overcome social conflicts", Sevastopol, 29 - 30 September 2006 // History of State and law. 2006. No. 12. S. 34.

Martyin O.V. Revolution and the development of the Russian state // State and law. 2007. No. 11. S. 86.

Dobrynin N.M. The essence of constitutional and legal responsibility // State and law. 2014 No. 11. S. 16.

Butusov N.I. The problem of constitutional and legal responsibility of the Russian state // Constitutional-legal responsibility: problems of Russia, the experience of foreign countries / Ed. S.A. Avakyan. M.: Moscow state University, 2001. S. 129.

Aleksandr Solzhenitsyn's the Red wheel ("second Node"). In 10 volumes. M., 1993. S. 198.

Kravets I. Two guarantors of the Constitution of the Russian constitutionalism and the concept of a strong state // Constitutional and municipal law. 2014. No. 1. S. 4 - 7.

Astakhov P.A. Legal modern conflicts and their resolution forms (theoretical and legal research): Diss. ... dokt. the faculty of law. Sciences. M., 2006. P. 95 - 96.

Volodko I.A. To the question about the notion of constitutional-legal coercion // Constitutional and municipal law. 2014. No. 4. P. 7 - 8.

Pryakhina T.M. Constitutional conflicts // State and law. 2004. No. 11. S. 20.