Мудрый Юрист

Тюремные стрижки унижают достоинство спор болгарского профессора с властями закончился поражением правительства

Процесс гуманизации права неуклонно сужает возможности государств в работе с инакомыслием - почти невинные методы переубеждения несогласных постоянно подвергает оценке Европейский Суд по правам человека. Решение, вынесенное 11 декабря 2003 г. первой секцией по делу "Янков против Болгарии", продолжает наступление на правоприменительную практику участников Конвенции о защите прав человека и основных свобод, весьма убедительно предостерегая их от оказания принудительных парикмахерских услуг заключенным. Особенно это касается Российской Федерации, родной сестры болгарской демократии по части уважения прав человека.

Заявитель, болгарский гражданин Тодор Антимов Янков, со времен царя Бориса мирно проживал в Пловдиве, где служил исполнительным директором сельскохозяйственного инвестиционного фонда, пока не перешел дорогу местной прокуратуре, которая обвинила его в злоупотреблении должностными полномочиями. В 1997 г. дело попало в суд, со временем признавший Янкова виновным в переводе денег за границу в нарушение различных финансовых правил и приговоривший его к 5 годам лишения свободы. Однако 5 июня 2000 г. Пловдивский областной суд отменил приговор и вернул дело на новое расследование (областная прокуратура пыталась опротестовать определение в Верховном суде, но ничего не добилась). До ноября 2002 г., когда от сторон в Европейский Суд поступили последние известия, какое-либо движение по делу отсутствовало, и дальнейшая его судьба непонятна.

12 марта 1996 г. заявитель был арестован, несколько раз жаловался, ссылаясь на состояние здоровья, на то, что он не был должностным лицом, что все доказательства по делу давно собраны, но прокуратура отклоняла жалобы, подозревая его в склонности к побегу и в поддержании деловых и иных связей с заграницей. Когда эти веские доводы в пользу продления до бесконечности срока содержания под стражей перестали удовлетворять даже саму прокуратуру, она прибегла к хорошо известному в России приему - возбуждению против подследственного еще одного уголовного дела по какому-нибудь надуманному поводу - и в дальнейших отказах стала ссылаться на него, упирая на необходимость хорошенько его расследовать. Так, например, 11 марта 1997 г. областной прокурор согласилась, что первоначально возбужденное против Янкова дело N 929/96 уже не требует его содержания под стражей, однако по делу N 300/96 его надо еще подержать за решеткой.

С 1 июля 1997 г. заявитель начал числиться за судом, к которому стал обращать дальнейшие просьбы об освобождении под залог, по состоянию здоровья, в связи с отсутствием серьезных доказательств его вины. Проверив доводы его жалоб, суды отнеслись к ним с таким же пренебрежением, что и прокуратура. В начале 1998 г. заявителя дважды обследовали врачи, которые, ссылаясь на симптомы тромбоза, рекомендовали поместить его в кардиологическую клинику, однако суд с ними не согласился, высказав мнение о том, что здоровье Янкова не станет лучше, будет ли он сидеть у себя дома или в тюрьме (буквально: the health risk for the applicant was the same whether he was in prison or at home). Не захотело отставать от судей и тюремное начальство, которое решило внести самостоятельный и оригинальный вклад в дело защиты прав человека.

10 марта 1998 г. во время традиционного обыска перед встречей с адвокатом у заявителя была обнаружена рукопись книги, содержащая описание его жизни в тюрьме. Несколько страниц из книги правительство представило Суду в качестве обоснования мер, принятых к Янкову. Действительно, труд заявителя изобиловал утверждениями о незаконности действий властей, тюремное начальство именовалось "откормленными болванами", "провинциальными выскочками", приготовленный для заключенных суп - "помоями". В тот же день начальник тюрьмы издал приказ о помещении Янкова за оскорбительные и клеветнические высказывания в отношении должностных лиц и государственных учреждений на 7 суток в штрафной изолятор; в виде дополнительной меры воздействия клеветнику обрили голову наголо.

Адвокаты заявителя пожаловались замминистра юстиции, которая уточнила, что Янков наказан не за написание книги и желание передать ее на свободу, что является его неотъемлемым правом, а за оскорбительные выражения в отношении должностных лиц. Болгарское законодательство действительно допускает наказания за очернительство и оскорбительные выражения в письмах и жалобах заключенных. Однако Янков все же счел себя вправе выразить несогласие с лишением прически в жалобе в Европейский Суд, не без оснований охарактеризовав его как унижающее достоинство обращение, запрещенное ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. По его мнению, принудительное бритье головы не было оправдано гигиеническими соображениями и особенно оскорбительно для пожилого человека и доктора наук.

Разъясняя отличия "бесчеловечного" от "унижающего достоинство" обращения, Суд сослался на ряд дел своей практики, отметив, что последнее посягает на человеческое достоинство или вызывает страх, страдания или чувство неполноценности (решения по делам Tyrer v. the United Kingdom от 25 апреля 1978 г.; V. v. the United Kingdom; Valasinas v. Lithuania - см. "ДА" N 4, 2003). Умысел властей, направленный на унижение достоинства гражданина, конечно, имеет значение, однако нарушение ст. 3 Конвенции может быть установлено даже в его отсутствие (см., например, решения по делам Peers v. Greece; Kalashnikov v. Russia, N 47095/99, параграф 101 - перевод опубликован в "БА" N 15, 2002). Степень суровости обращения оценивается с учетом его продолжительности, а в некоторых случаях с учетом возраста, пола и состояния здоровья потерпевшего (см. решение по делу Ireland v. the United Kingdom от 18 января 1978 г., параграф 162). Такое обращение выходит за рамки неизбежного элемента страданий и унижений, связанного с данной формой законного обращения или наказания. Мера лишения свободы часто включает этот элемент, однако государство должно обеспечить содержание арестованного в условиях, совместимых с человеческим достоинством, не причиняющих ему чрезмерных страданий, учитывающих состояние его здоровья (Kudia v. Poland, параграфы 93 - 94).

Суть жалобы в данном деле, по мнению Суда, сводится к принудительному изменению внешности гражданина помимо его воли, что может вызвать у него чувство унижения. Оно сохраняется в течение определенного времени, т.к. следы его видны администрации, сокамерникам и посетителям публичных мест - в случае, если потерпевший освобождается или доставляется в публичное учреждение.

Суд отверг как необоснованные утверждения ответчика о том, что голову заявителя побрили из гигиенических соображений. Данных о каких-либо заболеваниях в тюрьме Суду не представлены; кроме того, неясно, почему при помещении в штрафной изолятор должны приниматься более строгие гигиенические меры, чем в других помещениях тюрьмы. Суд учел также сделанный по другому поводу вывод Европейского комитета по предупреждению пыток, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, который в докладе от 11 октября 2001 г. счел принудительное бритье головы заключенного унижающим достоинство обращением. Если даже власти специально не ставили перед собой цели унижения заявителя, эта мера, не имеющая разумного обоснования, содержит в себе произвольный карательный элемент и может казаться потерпевшему направленной на его унижение или подчинение, тем более, что в данном случае у заявителя были основания так считать.

С учетом возраста заявителя, а также того обстоятельства, что через 9 дней после бритья головы ему пришлось предстать перед судом, Европейский Суд пришел к выводу, что ничем не оправданные действия администрации представляют собой достаточно серьезное вмешательство в права заявителя, чтобы считаться унижающим достоинство обращением по смыслу ст. 3 Конвенции, и позволяют констатировать нарушение указанной статьи.

Суд занялся проверкой доводов жалобы о нарушении права на свободу выражения мнения. Заявитель полагал, что наказание за написание книги, хотя бы даже очерняющей судебную и пенитенциарную систему страны, является неоправданным. Правительство придерживалось противоположной точки зрения, ссылаясь на то, что принятые к заявителю меры имели целью защиту репутации третьих лиц, допустимую с точки зрения п. 2 ст. 10 Конвенции.

Признавая, что наложенное на заявителя взыскание имело опору в национальном законодательстве, Суд разъяснил, что выражение "необходимо в демократическом обществе", оправдывающее вмешательство в свободу выражения мнения (п. 2 ст. 10 Конвенции), означает "неотложную общественную потребность". Суд отметил, что ни в приказе начальника тюрьмы, ни в письме Министерства юстиции не раскрыто, какие именно высказывания заявителя дали основание для взыскания. В то же время уязвимость заключенных требует обосновывать их наказание за якобы ложные утверждения особо убедительно, для того чтобы оно могло считаться "необходимым в демократическом обществе".

Использование заявителем таких выражений, как "откормленные болваны", несомненно, может быть обидным, однако оно не достигает степени крайней оскорбительности. Суд также отметил, что эти выражения содержатся в рукописи, написанной в стиле мемуаров, где раскрывается критическое отношение заявителя к уголовному расследованию и действиям должностных лиц, которые он считает незаконными (в отличие, например, от дела Janowski v. Poland, параграф 32), поэтому властям следовало проявлять больше сдержанности. Суд особенно поразило, что заявитель наказан за написание книги, которую он на момент ее захвата еще никому не показывал.

Тюремные служащие, захватившие рукопись, могли почувствовать себя оскорбленными, однако это не основание для наказания. Они обязаны руководствоваться исключительно профессиональными соображениями, не позволяя личным чувствам брать верх. Подводя итог, Суд не нашел, что болгарские власти обеспечили справедливый баланс между правом заявителя на свободу выражения и необходимостью поддержания авторитета властей. Вмешательство не могло считаться "необходимым в демократическом обществе", что влечет признание нарушения ст. 10.

Суд также констатировал нарушение п. 3 ст. 5 Конвенции в части права на безотлагательное разбирательство дела судом или освобождение (заявителя продержали в предварительном заключении 2 года 4 месяца), п. 4 ст. 5 (право на судебную проверку законности задержания) и ряда других. Возможно, этим объясняется довольно значительная сумма компенсации - 12000 евро вместе с судебными издержками, которая составляет более высокий, чем обычно, процент от заявленных требований о справедливом удовлетворении (заявитель просил 17000). Можно с уверенностью утверждать, что на подобную стоимость прически заключенного, сопоставимую с количеством волос на голове, тюремное ведомство едва ли рассчитывало.

Интересно отметить, что российское правительство подобный оборот, вероятно, предчувствовало. Согласно параграфу 19 Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений (утв. Приказом Минюста РФ от 30 июля 2001 г. N 224) короткой стрижке осужденный подвергается при поступлении в исправительное учреждение, а обрить его могут разве только в силу удачного стечения медицинских обстоятельств. Для водворенных в штрафной изолятор российское законодательство не поскупилось на целый ряд унизительных ограничений - запрет курения "для обеспечения пожарной безопасности и соблюдения санитарно-гигиенических требований", обязанность сдать имеющиеся продукты питания на склад, где "администрация принимает меры к их сохранности" с предоставлением ей права уничтожить испортившиеся "в силу естественных причин" продукты, полный обыск и т.п., однако посягательств на волосяной покров обитателей ШИЗО оно на сегодняшний день не предусматривает. Соответствуют ли нормам Конвенции действующие нормы уголовно-исполнительного законодательства РФ, российским заключенным, по-видимому, еще предстоит узнать.