Мудрый Юрист

Свобода совести и правовое государство в контексте реформ государственно-конфессиональных отношений в позднеимперской России

Сафонов Александр Александрович, профессор кафедры теории и истории права Национального исследовательского университета Высшей школы экономики, доктор юридических наук, профессор.

В статье рассматриваются отдельные аспекты реформы государственно-конфессиональных отношений в Российской империи начала XX века, связанные с проблемой реализации конституционного принципа свободы совести в российском законодательстве. Выявляется взаимосвязь религиозной реформы с процессами становления в России институтов правового государства.

Ключевые слова: свобода совести, правовое государство, государственно-конфессиональные отношения, религиозная реформа.

Freedom of conscience and legal state in the context of reforms of state-confessional relations in the late period of the Russian Empire

A.A. Safonov

Safonov Aleksandr A., professor, Chair of Theory and History of Law, National Research University "Higher School of Economics", doctor of juridical sciences, professor.

The author describes some aspects of the reform of the relations between the state and confessions in the Russian Empire of the early XX-th century, connected with the problem of realization of the constitutional principle of freedom of conscience in the Russian legislation. He shows the relationship between the religious reform and the formation the rule of law institutions in Russia.

Key words: freedom of religions, rule of law, relations between state and confessions, religious reform.

Концепция правового государства, сформулированная в философии права и сочинениях немецких юристов XIX в., получила развитие в российской либеральной политико-правовой мысли XIX - начала XX в., став основанием отечественного конституционализма. В разное время к разработке концепции правового государства в России были причастны Б.Н. Чичерин, К.Д. Кавелин, А.Д. Градовский, С.А. Муромцев, Ф.Ф. Кокошкин, М.Я. Острогорский, В.М. Гессен, П.Н. Милюков, Б.А. Кистяковский и т.д. <1>.

<1> Медушевский А.Н. Правовое государство // Общественная мысль России XVIII - начала XX века: Энциклопедия. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005. С. 425; Он же. Диалог со временем. Российские конституционалисты конца XIX - начала XX века. М.: Новый хронограф, 2010. С. 429 - 431.

Либеральная концепция правового государства включала два важнейших принципа, воплощение которых могло существенно повлиять на систему государственно-конфессиональных отношений в империи: разделение гражданского общества и государства; обеспечение основных прав граждан как области, автономной или полностью независимой от государственного вмешательства и административно-полицейского контроля. Обеспечение прав граждан с неизбежностью ставило проблему перехода от традиционной имперской политики веротерпимости к реализации в российском законодательстве принципов свободы совести. Представление о государстве и обществе как отдельных, взаимодействующих между собой сферах человеческой жизнедеятельности, порождали дискуссии об их соотношении, в том числе об автономии религиозных организаций в сфере управления.

Подобная постановка проблемы была актуальной не только для многочисленных этноконфессиональных групп населения империи, не принадлежавших к "господствующему" православному исповеданию, но, в первую очередь, и для Русской Православной Церкви (далее - РПЦ). В связи с этим целью настоящей статьи является выяснение теоретических и практических оснований реформы системы государственно-конфессиональных отношений в Российской империи в начале XX в., нацеленной, с одной стороны, на приведение ее в соответствие с принципами правового государства и западными стандартами обеспечения религиозной свободы, а с другой - с российскими традициями духовной жизни, национальной и конфессиональной политики <2>.

<2> Подробнее об историографических, источниковедческих и методологических подходах к изучению проблемы см.: Сафонов А.А. Правовое регулирование функционирования религиозных объединений в России в начале XX века: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М.: Академия права и управления МВД России, 2008.

Отношения государства и РПЦ во второй половине XIX - начале XX в. нередко становились предметом оживленных дискуссий в научной среде. Так, в 1880 - 1890-е гг. произошла острая полемика по поводу роли государственной власти в церковном законодательстве, которая развернулась между авторитетными специалистами в области церковного права - профессором Московского университета Н.С. Суворовым и профессором Казанской духовной академии И.С. Бердниковым. Н.С. Суворов признавал за государством право издавать законы, определяющие церковную жизнь и деятельность ее членов. И.С. Бердников, напротив, отстаивал невмешательство государственной власти в эти вопросы, трактуемые им как ее внутренние дела. Он, в частности, писал: "Государство имеет право законодательства относительно Церкви, только это законодательство касается внешних отношений Церкви к государству и обществу, именно государственного положения Церкви, монастырей, гражданских прав и имущества клира" <3>.

<3> Бердников И.С. Церковное право Православной Церкви по воззрениям канониста-западника (по поводу рецензии Н.С. Суворова) // Православный собеседник. 1889. Август; 1890. Февраль; Он же. Основные начала церковного права в Православной Церкви. Казань, 1902. С. 30.

Высоко оценивая теоретическую значимость научных дискуссий правоведов-канонистов, нужно признать, что рассуждения специалистов церковного и государственного права о разделе "сфер влияния" между верховной властью и РПЦ не подтверждались действующей практикой государственно-церковных отношений, когда даже сугубо внутренние дела РПЦ нередко подлежали рассмотрению государственной власти. В Российской империи сфера вероисповеданий регулировалась государством, в зависимости от которого находилась и "господствующая" православная церковь. В отношении церкви верховная власть обладала значительными прерогативами законодательной (правом инициативы разработки и утверждения законов), исполнительной (избирала и утверждала церковных иерархов и др.), а отчасти - и судебной (была итоговой судебной инстанцией для духовных иерархов) власти.

Анализируя установленные в российском законодательстве прерогативы императора как обладателя высшей церковной власти, дореволюционные правоведы справедливо отмечали, что эти прерогативы не были каноническими, не являлись результатом "органического развития внутреннего церковного права", а были следствием привнесенного в церковь извне понимания задач государства и его правомочий по отношению к церкви. В том обстоятельстве, что статус императора как главы РПЦ был установлен не внутренним правом церкви, а правом для нее внешним, государственным, им виделось одно из главных противоречий государственно-церковных отношений в Российской империи <4>.

<4> См., например: Темниковский Е. Положение Императора Всероссийского в Русской православной церкви в связи с общим учением о церковной власти. Ярославль, 1909; Л.А. Тихомиров в изданной им в 1903 г. книге указывал на неканоничность института обер-прокуратуры (Тихомиров Л.А. Запросы жизни и наше церковное управление. М., 1903. С. 36). К тому же выводу пришел его однофамилец профессор П.В. Тихомиров в своем исследовании, опубликованном в 1904 г. (Тихомиров П.В. Каноническое достоинство реформы Петра Великого по церковному правлению // Богословский вестник. 1904. Январь. С. 75 - 107; Февраль. С. 217 - 247).

Цезарепапизм как основа отношений государства и РПЦ не признавался законным и значительной частью церковных иерархов, ратовавших за восстановление прежнего соборного начала в церковном управлении РПЦ <5>. Под влиянием революционных событий начала XX в. включенность церкви в систему государственного управления все более воспринималась как тяжелая опека. Лозунгом дня становилось требование "возвращения к каноническим нормам" в церковной жизни. Так, митрополит С.-Петербургский Антоний (Вадковский) призывал в феврале 1905 г. "предоставить Православной Церкви больше свободы в управлении ее внутренними делами, где бы она могла руководиться, главным образом, церковными канонами и нравственно-религиозными потребностями своих членов и, освобожденная от прямой государственной или политической миссии, могла бы своим возрожденным нравственным авторитетом быть незаменимой опорой православного государства" <6>.

<5> Подробнее об отношении церковных, общественных и политических деятелей к сложившейся системе государственно-церковных отношений см.: Сафонов А.А. Свобода совести и модернизация вероисповедного законодательства Российской империи в начале XX в. Тамбов, 2007.
<6> А.Р. Историческая переписка о судьбах Православной Церкви. М., 1912. С. 28.

Отношения российского государства с инославными и иноверными исповеданиями также являлись предметом острой критики со стороны религиозных и общественных деятелей. Формально утверждая принцип веротерпимости и свободы отправления культа, государство стремилось ограничить распространение неправославных вероисповеданий рамками отдельных национальных единиц, установив целую систему религиозных ограничений, обеспеченных в том числе и мерами уголовно-правового характера <7>.

<7> Об изменениях в сфере уголовного законодательства в связи с религиозными реформами начала XX в. см.: Андрощук В.В. Расширение сферы свободы вероисповеданий в Уголовном уложении Российской империи 1903 г. // Гражданское общество в России и за рубежом. 2014. N 4.

Для Российской империи была характерна модель государственно-конфессиональных отношений, элементами которой являлись: законом установленная государственная религия; правовое неравенство конфессий, однако признание их прав на публичное отправление культа <8>. Российское вероисповедное законодательство выстраивало систему иерархии религий и религиозных объединений, среди которых выделялись более и менее терпимые. Поскольку оно имело национальную основу, степень привилегированности того или иного вероучения определялась политическим значением национальной группы, которая его исповедовала.

<8> Красножен М.Е. Собрание сочинений. Юрьев, 1909. Т. 2. С. 131.

В управление инославными и иноверными исповеданиями российское законодательство, как и в случае с православным исповеданием, внесло ряд элементов государственной церковности. Управление делами инославных и иноверных исповеданий было сосредоточено в Министерстве внутренних дел, по Департаменту духовных дел иностранных исповеданий. Деятельность терпимых вероисповеданий регламентировалась посредством издаваемых им нормативно-правовых актов - уставов. Перед этим ведомством ставилась задача следовать принципу "полной терпимости" в той мере, в какой она "может согласовываться с интересами государственного порядка" <9>.

<9> Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ)-2. Т. 7. N 5126. См. также: Нойтатц Д. Департамент духовных дел иностранных исповеданий // Немцы России: Энциклопедия / Ред. В. Кареев и др. Т. I. М., 1999. С. 694.

Необходимо отметить, что основной тенденцией в развитии религиозного законодательства в период империи стало расширение веротерпимости. К началу XX в. повышение уровня социально-экономической жизни, развитие буржуазного права, утверждавшего идею религиозной свободы личности, рост правового сознания и политической культуры российского общества стали предпосылками реформирования религиозного законодательства. Все эти факторы входили в противоречие с архаичным действующим законодательством о религиях, базировавшимся на установленной на государственном уровне системе принуждения в делах веры и уголовной охране чистоты "господствующего" исповедания <10>.

<10> Сафонов А.А. Генезис вероисповедной политики Российского государства, XVIII - начало XX в. // История государства и права. 2007. N 2. С. 20 - 23.

Требование введения свободы совести стало одним из популярных лозунгов религиозно-общественного движения накануне Первой русской революции (миссионерский съезд в Орле 1901 г., Религиозно-философские собрания в Петербурге 1901 - 1903 гг.). Принципы действующего вероисповедного права трактовались обществом как фактор, ослаблявший политический режим и ухудшавший национальную и конфессиональную ситуации в империи.

Отсталость вероисповедного законодательства России была признана и представителями правящей элиты страны, входившими в январе - мае 1905 г. в состав ведомств и совещаний (Комитет министров, совещание А.П. Игнатьева и др.) по подготовке вероисповедной реформы. Своей первоочередной задачей бюрократия считала улучшение религиозного быта неправославных подданных империи (представителей инославных и иноверных конфессий, старообрядцев), расширение их прав, ослабление административного произвола по отношению к ним.

Заметное влияние на подготовку реформы оказала отечественная государственно-правовая мысль. Важно отметить определяющую роль в этом либерального направления отечественной юридической науки. Труды ученых-юристов М.А. Рейснера, С.В. Познышева, С.А. Котляревского и др. способствовали формированию теоретической базы для законодательного обеспечения за русским обществом права свободы совести и его реализации в правоприменительной практике государства. Они разработали правовое содержание понятия "свобода совести", сформулировали перечень норм, обеспечивавших населению право на свободный мировоззренческий выбор и определение своего отношения к религии. Полноценную религиозную свободу ученые признавали возможной лишь в государстве, признающем паритет религий и обеспечивающем условия для свободного религиозного выбора личности.

Лейтмотивом трудов правоведов служила мысль, высказанная М.А. Рейснером в 1905 г. в работе "Государство и верующая личность", что принцип терпимости, положенный в основу российского религиозного законодательства, не отвечал потребностям развития отечественной государственности и церковности и подлежал замене принципом свободы совести. Так, характеризуя перечень неотъемлемых прав и свобод человека и гражданина, он указывал на конституционную природу права свободы совести, начертанного "почти во всех конституциях западноевропейских народов" и признанного отдельными государствами до установления конституционного строя <11>. Схожей с Рейснером точки зрения придерживался и С.П. Мельгунов, писавший, что "среди "естественных прав человека и гражданина", неотъемлемых прав политической свободы, личной неприкосновенности, свободы слова, печати, собраний и т.д., право свободы религиозного исповедания, затрагивая область, которая по своему существу не может быть регламентируема никакими административными предписаниями, несомненно, занимает первое место" <12>.

<11> Рейснер М.А. Государство и верующая личность. СПб., 1905. С. 2.
<12> Мельгунов С.П. Церковь и государство в России (к вопросу о свободе совести). М., 1907. Вып. 1. С. 25.

Схожей с Рейснером точки зрения придерживался С.А. Котляревский, отмечавший в своей работе "Власть и право. Проблема правового государства" (СПб., 2001. С. 296) следующее: "Современному правосознанию народов, причастных к европейской культуре, представляется аксиоматичной необходимость известной личной свободы, выраженной в личной неприкосновенности, свободе совести, свободе общения с себе подобными. В настоящее время необходимая предпосылка какого-либо осуществления правового государства есть признание этих элементарных благ и наличие гарантий против их нарушения" <13>.

<13> Цит. по: Корнев В.Н. Проблемы теории государства в либеральной правовой мысли России конца XIX - начала XX века. М.: Юрлитинформ, 2005. С. 212 - 213.

Российские правоведы-либералы связывали провозглашение права свободы совести, как правило, с переходом европейских государств от абсолютизма к демократическому политическому режиму, начавшимся в XVIII столетии <14>. В связи с этим необходимо признать особое влияние на российскую правовую мысль исторического опыта и правовой традиции стран Западной Европы и США, осуществлявших переход от конфессионального государства к светскому, начиная с конца XVII в. На Западе движение в пользу установления свободы совести являлось составной частью более широкого процесса перехода к демократии. Большинство конституционных актов, гарантировавших свободу вероисповедания, устанавливавших равенство прав граждан вне зависимости от их религиозной принадлежности и даже отделявших церковь от государства, принимались либо в ходе буржуазных революций (Великой французской, Бельгийской революции 1830 г., европейских революций 1848 - 1849 гг.), либо в комплексе с мерами, обеспечивавшими демократизацию общества и государства.

<14> См., например: Рейснер М.А. Указ. соч. С. 3 - 4.

Осуществление свободы совести в России рассматривалось правоведами в контексте становления правового государства, формировавшего свободную нравственную личность как в ее внешних, так и во внутренних проявлениях, и признававшего за гражданами свободу вероисповедания их фундаментальным и природным правом <15>. Важным принципом правового государства, по мысли профессора И.С. Бердникова, являлся принцип неконфессиональности государства и верховенства церкви в устроении религиозной жизни <16>. С.П. Мельгунов указывал, что в правовом государстве "ни одна церковь не пользуется никакими прерогативами и особой поддержкой со стороны государственной власти. Равно охраняя религиозную свободу представителей всех без исключения вероисповедных групп, признавая и атеизм, государство отделяет себя от вероисповедных интересов и окончательно сбрасывает с себя старую оболочку" <17>. М.А. Рейснером обеспечение полной свободы вероисповеданий связывалось с определенным этапом развития правового государства, а именно с установлением представительной формы правления <18>.

<15> Рейснер М.А. Указ. соч. С. 413; Бердников И.С. Краткий курс церковного права Православной церкви // Справка по вопросу об отношении церковного законодательства к государственному. СПб., 1914. С. 158.
<16> Бердников И.С. Краткий курс церковного права Православной церкви. С. 158.
<17> Мельгунов С.П. Церковь и государство в России в переходное время. М., 1909. С. 7.
<18> Рейснер М.А. Указ. соч. С. 423.

Религиозная свобода как "свобода проявления творческой деятельности духа" применительно к правовому государству трактовалась весьма широко. Она должна была быть равной для всех религиозных учений. Государству не следовало брать на себя роль судьи в вопросе о превосходстве одной веры над другой, поскольку у каждого его гражданина могла быть своя вера. Его функция должна была сводиться к тому, чтобы не стеснять религиозную свободу, не стремиться изменить естественное течение религиозной жизни народа принудительными мерами, предписывая или запрещая какие-либо религиозные верования, а охранять каждое из них <19>.

<19> Познышев С.В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. К реформе нашего законодательства о религиозных преступлениях. М., 1906. С. 104 - 105, 116; Рейснер М.А. Указ. соч. С. 192.

Несостоятельным в условиях правового государства признавался также осуществляемый в условиях полицейского государства тип государственной охраны религий, предписывавший либо запрещавший гражданам их верования и каравший за отступление от своих предписаний мерами уголовно-правового характера. С.В. Познышев утверждал, что наказание - "плохое средство борьбы с верованиями; оно не в силах изгнать их из души", "отрицательные последствия от уголовного преследования религиозных учений значительно серьезнее и достигаются они гораздо чаще и легче, чем позитивные результаты" <20>.

<20> Познышев С.В. Указ. соч. С. 96 - 134, 143.

Часть ученых и общественных деятелей связывали реформирование государственно-церковных отношений с созданием светского государства. Так, С.П. Мельгунов, развивая тезис, что веротерпимость предполагает существование конфессионального государства, которое поддерживает определенный культ, утверждал, что "только отделение церкви от государства, уничтожение самой идеи господствующей церкви может в действительности обеспечить полную свободу совести для инакомыслящих" <21>. Последовательное проведение в жизнь свободы совести, по мнению Мельгунова, было достижимо лишь при условии "полного невмешательства государственной власти в область религиозного самосознания масс" <22>.

<21> Мельгунов С.П. Церковь и государство в России (к вопросу о свободе совести). М., 1907. Вып. 1. С. 169.
<22> Мельгунов С.П. Церковь и государство в России в переходное время. С. 7.

Сходную позицию занимал и С.А. Котляревский, считавший, что "осуществление полной свободы совести... требует отделения церкви от государства, причем все гражданские отношения, в которых до сих пор принимала участие церковь - как регистрация рождений, заключение браков и т.п., - становятся чисто светскими" <23>.

<23> Котляревский С.А. Конституционное государство. Опыт политико-морфологического обзора. СПб., 1907. С. 90.

Между тем в среде либеральных правоведов отсутствовало полное единство по целому ряду принципиальных вопросов, относящихся к проблеме реализации в России религиозной свободы. Так, в отличие от вышеприведенных точек зрения, А.Д. Градовский, определяя "невмешательство светской власти в дело "веры и богослужения", "неприкосновенность догматической и обрядовой стороны каждого вероисповедания" важными условиями осуществления свободы вероисповедания, тем не менее был убежден в нереальности перспективы полного отделения церкви от государства в России <24>.

<24> Градовский А.Д. Начала русского государственного права. Ч. 1. СПб., 1901 // Справка по вопросу об отношении церковного законодательства к государственному. СПб., 1914. С. 203.

Разделялись правоведы в своих суждениях и по вопросу о границах религиозной свободы. Одна группа авторов полагала, что религиозная свобода должна быть полной и неограниченной для всех вероисповеданий, имея своим пределом "лишь требования общественного и государственного самосохранения, понимаемые в буквальном, а не в расширенном смысле". Такую точку зрения высказал профессор Спасович в своем докладе в Санкт-Петербургском юридическом обществе в 1881 г. <25>, профессор В.К. Соколов в журнале "Вестник права" в 1905 г. <26>, а также С.А. Котляревский в сборнике "Свободная совесть" в 1906 г. <27>.

<25> Журнал гражданского и уголовного права. 1882. N 5.
<26> Вестник права. СПб., 1905. N 5.
<27> Котляревский С. Свобода совести // Свободная совесть. Литературно-философский сборник. М., 1906. С. 193.

Другая группа правоведов занимала более осторожную позицию, небезосновательно утверждая, что как не бывает неограниченного права (всякое право разграничивает интересы), так не бывает и никакой абсолютной свободы совести. Ограничения эти сводились к признанию за государством права не допускать религиозных учений, противных общественной нравственности и опасных для правопорядка <28>. Так, например, М.А. Рейснер выступал за установление запрета на публичную проповедь атеизма и открытой безнравственности <29>.

<28> Цит. по: Познышев С.В. Указ. соч. С. 98; Свободная совесть. Литературно-философский сборник. М., 1906. С. 55.
<29> Рейснер М.А. Указ. соч. С. 11, 12, 15.

Рубежной вехой реформ государственно-конфессиональных отношений в России начала XX в. явились Указы 17 апреля 1905 г. "Об укреплении начал веротерпимости" и 17 октября 1905 г. "Об усовершенствовании государственного порядка", а также 17 октября 1906 г. "О порядке образования и действия старообрядческих и сектантских общин". Указ 17 апреля 1905 г. ввел ограниченную свободу вероисповедания, легализовал переход из православия в другие христианские конфессии, а также в нехристианство (для лиц, являвшихся православными не по внутреннему убеждению, а только формально-юридически), уравнял в правах старообрядцев и сектантов, исключая последователей "вредных" сект, приблизил их по правовому статусу к инославным. Манифест 17 октября 1905 г. провозгласил свободу совести. Указ 17 октября 1906 г. уравнял старообрядцев и вышедших из лона Русской Православной Церкви сектантов, исключая последователей "изуверных" сект, в правах с инославными, предоставил им право открыто исповедовать свою религию и объединяться в религиозные общества. Однако до полной реализации принципов свободы совести в российском законодательстве на этом этапе дело не дошло.

Таким образом, реформирование государственно-конфессиональных отношений в имперской России обусловливалось либеральными правоведами изменением формы государственного правления, преобразованием самодержавия в правовое конституционное государство. Между тем связь реформы государственно-церковных отношений с задачами демократизации политического режима, становившаяся все более очевидной для правоведов и политических деятелей в начале XX в., ставила под сомнение перспективу реализации в стране широкой свободы вероисповедания и особенно - свободы совести. Данное противоречие с особой силой проявилось в ходе дальнейшей разработки законопроектов, направленных на реализацию свободы совести в Министерстве внутренних дел и Государственной Думе после завершения Первой русской революции.

Литература:

  1. Андрощук В.В. Расширение сферы свободы вероисповеданий в Уголовном уложении Российской империи 1903 г. // Гражданское общество в России и за рубежом. 2014. N 4.
  2. А.Р. Историческая переписка о судьбах Православной Церкви. М., 1912.
  3. Бердников И.С. Церковное право Православной церкви по воззрениям канониста-западника (по поводу рецензии Н.С. Суворова) // Православный собеседник. 1889. Август; 1890. Февраль.
  4. Бердников И.С. Основные начала церковного права в Православной Церкви. Казань, 1902.
  5. Вестник права. 1905. N 5.
  6. Журнал гражданского и уголовного права. 1882. N 5.
  7. Корнев В.Н. Проблемы теории государства в либеральной правовой мысли России конца XIX - начала XX века. М.: Юрлитинформ, 2005.
  8. Котляревский С. Свобода совести // Свободная совесть. Литературно-философский сборник. М., 1906.
  9. Котляревский С.А. Конституционное государство. Опыт политико-морфологического обзора. СПб., 1907.
  10. Красножен М.Е. Собрание сочинений. Юрьев, 1909. Т. 2.
  11. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ)-2. Т. 7. N 5126.
  12. Медушевский А.Н. Правовое государство // Общественная мысль России XVIII - начала XX века: Энциклопедия. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005.
  13. Медушевский А.Н. Диалог со временем. Российские конституционалисты конца XIX - начала XX века. М.: Новый хронограф, 2010.
  14. Мельгунов С.П. Церковь и государство в России (к вопросу о свободе совести). М., 1907. Вып. 1.
  15. Мельгунов С.П. Церковь и государство в России в переходное время. М., 1909.
  16. Нойтатц Д. Департамент духовных дел иностранных исповеданий // Немцы России: энциклопедия / Ред. В. Кареев и др. Т. I. М., 1999.
  17. Познышев С.В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. К реформе нашего законодательства о религиозных преступлениях. М., 1906.
  18. Рейснер М.А. Государство и верующая личность. СПб., 1905.
  19. Сафонов А.А. Правовое регулирование функционирования религиозных объединений в России в начале XX века: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М.: Академия права и управления МВД России, 2008.
  20. Сафонов А.А. Свобода совести и модернизация вероисповедного законодательства Российской империи в начале XX в. Тамбов, 2007.
  21. Сафонов А.А. Генезис вероисповедной политики Российского государства, XVIII - начало XX в. // История государства и права. 2007. N 2. С. 20 - 23.
  22. Собрание законов Российской империи. 1857. Т. XIV.
  23. Собрание законов Российской империи. 1896. Т. XI. Ч. I.
  24. Собрание законов Российской империи. 1892. Т. XV. Ч. I.
  25. Темниковский Е. Положение Императора Всероссийского в Русской православной церкви в связи с общим учением о церковной власти. Ярославль, 1909.
  26. Тихомиров Л.А. Запросы жизни и наше церковное управление. М., 1903.
  27. Тихомиров П.В. Каноническое достоинство реформы Петра Великого по церковному правлению // Богословский вестник. 1904. Январь, февраль.
  28. Фирсов С.Л. Русская церковь накануне перемен (конец 1890-х - 1918 гг.). М., 2002.