Мудрый Юрист

Выйти из тумана метафор, или ответственность контролирующего лица перед кредиторами компании

Цепов Георгий Викторович, адвокат, кандидат юридических наук.

В статье анализируются теоретические и практические проблемы прокалывания корпоративной вуали и предпринимательской ответственности. Автор приходит к выводу, что принцип ограниченной ответственности должен соблюдаться, а контролирующие участники могут привлекаться к субсидиарной ответственности по обязательствам компании только при наличии их вины. В обоснование предложенного подхода автор приводит принцип максимизации ценности производства и рассматривает компанию как инструмент уменьшения неопределенности будущего.

Ключевые слова: ограниченная ответственность, субсидиарная ответственность, предпринимательская ответственность, контролирующий участник, прокалывание корпоративной вуали, предпринимательский риск, права кредитора.

Getting out of the methaphorical mist, or liability of controlling person to creditors of a company

G.V. Tsepov

Tsepov Georgy V., attorney, PhD in law.

The article is devoted to theoretical and practical issues of veil piercing and enterprise liability. The author concludes that limited liability principle is to be respected and controlling shareholders are to be subsidiary liable for the company's debts only in case of their fault. To support this thesis the author refers to the principle of value maximisation of production and considers company as a tool for decreasing uncertainty of the future.

Key words: limited liability, subsidiary liability, enterprise liability, controlling shareholder, piercing the corporate veil, entrepreneurial risk, creditor's rights.

Одним из важнейших принципов гражданского права является принцип полного восстановления нарушенного положения потерпевшего <1>, которому противостоит принцип ограниченной ответственности. Отсутствие возможности удовлетворить требования кредиторов компании приводит к радикальному предложению по устранению корпоративного щита <2>.

<1> См.: Толстой Ю.К. Принципы гражданского права // Правоведение. 1992. N 2. С. 49 - 53.
<2> См.: Федчук В.Д. De facto зависимость de jure независимых юридических лиц: проникновение за корпоративный занавес в праве ведущих зарубежных стран. М., 2008; Hansmann H., Kraakman R. Toward Unlimited Shareholder Liability for Corporate Torts // The Yale Law Journal. 1991. Vol. 100. N 7. P. 1879.

Особенно остро данный вопрос стоит применительно к кредиторам, экономическое положение которых не соответствует их формальному юридическому статусу и которые не могут при заключении договора требовать от контрагента предоставления им соразмерного обеспечения (мелкие коммерческие кредиторы, граждане-потребители), а также к деликтным кредиторам, лишенным такой возможности в принципе. Считается особенно несправедливым загребать жар чужими руками, перенося негативные экстерналии на деликтных кредиторов. Повышенное общественное внимание привлекают случаи причинения массового вреда, в частности при техногенных катастрофах, нарушениях прав человека, и на этом фоне совершенно естественными выглядят призывы публики предать суду контролирующих лиц. Поэтому вполне закономерен вопрос: кто же в итоге должен платить за издержки предпринимательской активности <3>?

<3> Antunes J.E. The Liability of Parent Corporations and Their Directors. Paper to be presented at the Universidade de Madrid (Preliminary draft). Madrid, 2004. P. 3.

По указанным причинам значительное влияние приобрели концепции прокалывания корпоративной вуали (снятия корпоративного занавеса, корпоративных покровов и т.п.), субстанционального банкротства, предпринимательской ответственности, которые в той или иной степени позволяют привлекать к ответственности по обязательствам компаний контролирующих лиц, материнские и сестринские компании и т.д. <4>.

<4> См., напр.: Easterbrook F.H., Fischel D.R. The Economic Structure of Corporate Law. Cambridge, 1996; Mevorach I. Insolvency within Multinational Enterprise Groups. N.Y., 2009; Bainbridge S.M. Corporate Law. N.Y., 2009; Idem. Abolishing Veil Piercing // Journal of Corporate Law. 2001. N 26. URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=236967 (дата обращения: 12.04.2015); Dearborn M. Enterprise Liability: Reviewing and Revitalizing Liability for Corporate Groups // California Law Review. 2009. Vol. 97. N 1. P. 195.

Не избежала данных проблем и Россия, о чем свидетельствуют недавние изменения в ГК РФ (абз. 2 п. 2 ст. 67.3), а также последние тенденции в судебной и судебно-арбитражной практике в том числе к осознанному или неосознанному применению российскими судами концепций прокалывания корпоративной вуали и предпринимательской ответственности. Так, например, к уголовной и гражданской ответственности привлекаются фактические владельцы компании как соучастники преступления и причинения вреда <5>. Тема снятия корпоративных покровов активно обсуждается на страницах российских юридических изданий, делаются высказывания о возможности имплементации принципов данной концепции в российское право <6>.

<5> Показательны судебные акты по делу "Хромой лошади". См.: Определение судебной коллегии по уголовным делам Пермского краевого суда от 26.11.2013 по делу N 22-8036.
<6> О дискуссиях на тему прокалывания корпоративной вуали в России см.: Быканов Д.Д. Снятие корпоративной вуали по праву США, Нидерландов и России // Закон. 2014. N 7. С. 71; Егоров А.В., Усачева К.А. Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства - неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративного покрова // Вестник ВАС РФ. 2013. N 12. С. 6; Ломакин Д.В. Концепция снятия корпоративного покрова: реализация ее основных положений в действующем законодательстве и проекте изменений Гражданского кодекса РФ // Вестник ВАС РФ. 2012. N 9. С. 6; Будылин С.Л., Иванец Ю.Л. Срывая покровы. Доктрина снятия корпоративной вуали в зарубежных странах и в России // Вестник ВАС РФ. 2013. N 7. С. 80.

Изложенное заставляет обратить особое внимание на проблему предела действия принципа ограниченной ответственности, поскольку некритическое заимствование иностранных конструкций дорого обходится российской экономике. При этом "в основу научной систематизации и классификации хозяйственных прав должен быть положен экономический признак" <7>, а не абстрактные представления о морали и нравственности <8>, которые при их реализации нередко превращаются в свою противоположность.

<7> Райхер В.К. Абсолютные и относительные права // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института. 1928. Вып. XXV. С. 305.
<8> См.: Цепов Г.В. Размышления по вопросам сравнительного корпоративного права // Государство и право. 2014. N 12. С. 63 - 68.

Принцип ограничения ответственности обычно связывают с юридическими лицами. Напомним, что традиционно под юридическим лицом понимается организация, являющаяся собственником своего имущества. Наиболее последовательно данную точку зрения в российской цивилистике отстаивает проф. Е.А. Суханов, полагая, что "конструкция юридического лица рождена потребностями имущественного (гражданского) оборота и представляет собой не межотраслевую... а гражданско-правовую категорию. Ее назначение состоит в уменьшении риска имущественных потерь для учредителей (участников) юридического лица путем переложения возможной ответственности за результаты своей деятельности на созданного ими нового субъекта права - юридическое лицо и ограничения этой ответственности имеющимся у него имуществом.

Обособление имущества юридического лица от имущества его учредителей свидетельствует о появлении нового частного собственника - полноценного субъекта экономических отношений товарообмена и соответствующих им отношений гражданского (имущественного) оборота. Поэтому принцип отделения имущества корпорации (юридического лица) от имущества учредителей/участников (Trennungsprinzip) является основополагающим принципом корпоративного права... Отсюда и императивно сформулированные требования о наличии у корпорации определенного имущества, принадлежащего ей на праве собственности, поскольку лицо, не являющееся собственником, не должно быть и участником имущественного (гражданского) оборота, основанного на товарно-денежном обмене между частными собственниками - товаровладельцами. Этим объясняется соответствующее положение легального определения юридического лица, содержащегося в п. 1 ст. 48 ГК РФ" <9>.

<9> Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. М., 2014. С. 11, 15.

Однако концепция юридического лица - автономного образования и собственника имущества противоречива и не содержит достаточного обоснования применения или отказа от применения принципа ограниченной ответственности.

Во-первых, признание организации субъектом права не тождественно наличию или отсутствию ограниченной ответственности ее участников: существовали и продолжают действовать организации, участники которых несут дополнительную ответственность.

Ограничение гражданской ответственности происходит и без образования юридического лица. Неограниченная имущественная ответственность была присуща докапиталистическим формам организации общества и вела к кабале. В настоящее время ответственность гражданина ограничивается определенным имуществом, на которое не может быть обращено взыскание (ст. 446 ГПК РФ). Признание лица несостоятельным (банкротом) - также типичный способ ограничения ответственности. Имеются и иные случаи, например ответственность наследников ограничивается стоимостью перешедшего к ним наследственного имущества (ст. 1175 ГК РФ). Кроме того, ответственность может быть ограничена договором как по размеру (ст. 400 ГК РФ), так и по основаниям наступления (п. 1 ст. 401 ГК РФ).

Во-вторых, абсолютизирование права собственности не учитывает особенности компании как субъекта права, что отчетливо проявляется при анализе правового положения и деятельности компаний, входящих в группу, а также компаний одного лица, получивших широкое распространение.

По образному высказыванию Х.Е. Антунеса, обнаруживается шизофреническое противоречие в понимании корпорации как автономного субъекта и как зависимого и контролируемого лица. "Поликорпоративные предприятия, странные бизнес-образования, рожденные в лоне внутренних противоречий, обусловленных эволюцией корпоративного права. Причины, которые позволили им существовать, - те же самые причины, которые повлекли провалы и тупики в их правовом регулировании... Как ни удивительно это было бы слышать юристам, занимающимся сегодня корпоративным правом, контроль одной корпорацией другой был единогласно запрещен отцами-основателями корпоративного права и либо понимался как несовместимый с основной идеей корпоративной автономии (Клейн, 1914), либо отрицался как аномальная ситуация (Кемпим, 1883) или незначительное явление (Мензель, 1911)" <10>.

<10> Antunes J.E. Op. cit. P. 33 - 34.

Право собственности компании отличается от права собственности физического лица.

Физическое лицо осуществляет право собственности своей волей и в своих интересах и относится к находящемуся в собственности имуществу как к своему. Напротив, право собственности компании ограничено целями использования имущества и порядком распоряжения. Компания призвана извлекать прибыль и действовать в интересах своих участников - бенефициаров, носителей "остаточных требований", хотя высказываются суждения и о том, что в определенных границах компания должна также действовать в интересах иных лиц, в том числе ее работников, кредиторов и общества в целом. Право собственности компании осуществляется ее органами по специальным процедурам, определенным законом, уставом и внутренними документами компании.

При совпадении состава органов или при выполнении органами компании указаний контролирующего участника право собственности компании приобретает формальный характер, не отражающий фактического распоряжения имущественными благами. Это становится особенно очевидным при совершении входящими в группу компаниями сделок между собой. Поскольку такие сделки совершаются под прямым или косвенным воздействием контролирующего участника или контролирующей группы участников, то они не могут считаться взаимосогласованными, соответствующими принципам юридического равенства и автономии воли <11>. Несмотря на наличие формального права собственности у каждой из компаний и формально существующих органов юридического лица, такие сделки напоминают перекладывание имущества из одного кармана в другой <12>.

<11> См.: Кулагин М.И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо // Кулагин М.И. Избранные труды. М., 1997. С. 28 - 29.
<12> См.: Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность // Избранные труды по гражданскому праву. М., 2004. Т. 2. С. 32, 406 - 407; Кулагин М.И. Указ. соч. С. 25, 27.

В-третьих, нет никакой возможности для определения достаточности капитала. Размер кредиторской задолженности и риски неплатежа меняются во времени. В условиях неопределенности будущего нельзя установить наперед даже приблизительную стоимость имущества, гарантирующую интересы кредиторов. Поэтому требования о наличии единых, раз и навсегда установленных норм о достаточности капитала как средства удовлетворения интересов кредиторов - очевидная фикция.

Предложенные пути устранения противоречия между принципами полного восстановления нарушенного права и ограниченной ответственности далеки от совершенства, хотя вопрос о том, когда "корпоративная структура должна легитимироваться, а когда ее следует разрушать", считается одной из основных проблем корпоративного права <13>.

<13> В общем виде данная проблема формулируется так: при каких обстоятельствах экстерналии должны аннулировать исполнение контрактов? См.: Schwarcz S.L. Collapsing Corporate Structures: Resolving the Tension Between Form and Substance // The Business Lawyer. 2004. Vol. 60. P. 109, 111.

Так, концепция прокалывания корпоративной вуали, созданная судами, "окутана дымкой метафор" (Б. Кардозо) <14>, применяется ad hoc, что раз за разом порождает правовую неопределенность и неэффективность <15>. Достаточно трудно даже определить, что именно скрывается под самим термином "прокалывание корпоративной вуали" ("концепции alter ego, корпоративной куклы", "инструментальная теория" и др.), не говоря уже о формулировании четких тестов для судей <16>. Можно сказать, что данная концепция и используемые ею тесты являются не чем иным как последующей рационализацией отдельных судебных решений <17>, которыми судьи взыскивали возмещение с тех лиц, у кого можно было получить деньги.

<14> См.: Berkey v. Third Ave. Ry. 155 N.E. 58, 61 (N.Y. 1926).
<15> См.: Schwarcz S.L. Op. cit. P. 48.
<16> О том, что же юрист должен сказать своему клиенту, желающему создать подконтрольную компанию, чтобы его не привлекли к ответственности путем прокалывания корпоративной вуали, задается вопросом проф. С. Бейнбридж: "Сказать, чтобы клиент не использовал компанию как alter ego, марионетку или инструмент, не очень полезно, хотя именно этих пресловутых вещей, как говорит суд, нужно избегать. Вы вынуждены оперировать этими смутными стандартами". Bainbridge S.M. Abolishing Veil Piercing. P. 45.
<17> Ibid. P. 45.

Проведенные эмпирические исследования показали, что прокалывание происходит редко и не производится в отношении публичных акционерных компаний: для снятия корпоративных покровов необходимо осуществление корпоративного контроля, и пассивные акционеры к ответственности не привлекаются <18>. Кроме того, для прокалывания обычно требуется отсутствие достаточного капитала у подконтрольной компании, обман (fraud) или несправедливость (injustice) со стороны контролирующего лица.

<18> Thompson R.B. The Limits of Liability in the New Limited Liability Entities // Wake Forest Law Review. 1997. Vol. 32; Idem. Piercing the Corporate Veil: An Empirical Study // 76 Cornell Law Review. 1991. N 76. P. 1036.

Остальные критерии, используемые судами, весьма туманны: смешение активов, распоряжение активами подконтрольной компании как своими, наличие единого менеджмента, использование одного офиса, отсутствие формализованных процедур при работе органов компаний, использование общего персонала и поверенного и т.д. Нередко в качестве одного из оснований для прокалывания выступает субъективный фактор: обман контрагента относительно того, с какой именно организацией он вступает в юридические отношения, относительно качества активов компании и т.п. При этом нет четкого понимания того, какие из приведенных критериев являются достаточными, как они должны ранжироваться и пр.

Критику вызывает применение формальных критериев, таких как выполнение или невыполнение корпоративных процедур, наличие единого офиса и др., поскольку они никак не связаны с целью прокалывания корпоративной вуали - компенсацией негативных экстерналий <19>.

<19> Bainbridge S.M. Abolishing Veil Piercing. P. 42 - 43.

В качестве побудительного мотива применения концепции прокалывания вуали называют оппортунизм судей, стремящихся облегчить себе (а заодно и истцам) жизнь: проще усмотреть alter ego или агентские отношения и снять корпоративный занавес, чем скрупулезно изучать хитросплетения отдельных контрактов и устанавливать вину <20>.

<20> Ibid. P. 57.

По вышеуказанным причинам высказываются предложения об отказе от концепции прокалывания корпоративной вуали и о применении принципов предпринимательской ответственности <21>, которая рассматривается как попытка "поженить юридическую и экономическую реальности" <22>.

<21> См.: Bainbridge S.M. Corporate Law. P. 68 - 71.
<22> Dearborn M. Op. cit. P. 210.

Теории предпринимательской ответственности можно разделить на две группы: концепции контроля и единого экономического предприятия. Это разделение весьма условно, а некоторые разновидности названных теорий сходятся. Отмечается близость отдельных вариантов доктрине прокалывания корпоративной вуали, хотя концепции прокалывания и предпринимательской ответственности не являются тождественными и рассматриваются как яблоки и апельсины <23>.

<23> См.: Bainbridge S.M. Abolishing Veil Piercing. P. 63.

В основе концепции контроля лежит презумпция, что контроль за деятельностью контролируемой компании, объединенный с предпринимательским интересом контролирующей стороны, причиняет вред контролируемой организации и ее кредиторам <24>. Также считается, что имеется тесная связь между контролем (властью) и ответственностью: тот, кто обладает или осуществляет контроль за экономической деятельностью, должен нести ответственность за ее результаты <25>.

<24> См.: Alting C. Piercing the Corporate Veil in American and German Law - Liability of Individuals and Entities: A Comparative View // Tulsa Journal of Comparative and International Law. 1994. N 187. P. 235.
<25> Antunes J.E. Op. cit.

Главным недостатком указанной концепции является порождаемая ею неопределенность при ведении экономической деятельности, которая затрудняет планирование, не дает возможности эффективно перераспределять экономические риски и, как следствие, уменьшает инвестиционную активность. Это чрезвычайно опасно, поскольку без планирования и определения границ ответственности человеческая деятельность невозможна.

Ни в академических дискуссиях, ни на практике не наблюдается консенсуса по таким вопросам, как объем и критерии контроля, наличие или осуществление контроля как основание ответственности, презумпции и распределение бремени доказывания, возможность и основания предъявления кредитором прямого иска к материнской компании, отсутствие достаточной капитализации как условие для привлечения к ответственности и т.д.

В рамках группы концепций контроля можно выделить следующие основные подгруппы:

а) ответственность за наличие контроля (ответственность за "архитектуру").

Смысл данного подхода, характеризуемого как применение наиболее чистого вида предпринимательской ответственности, заключается в том, что для привлечения материнской компании к ответственности по обязательствам дочернего общества достаточно наличия контроля, осуществление контроля значения не имеет.

Его основным недостатком, помимо вышеуказанных общих уязвимых мест предпринимательской ответственности, считается формализм, поскольку им не учитывается ситуация, когда материнская компания хотя номинально и контролирует деятельность дочернего общества, но остается пассивным инвестором и осуществляет отношения с дочерним обществом на принципах вытянутой руки, типичным примером которых служат отношения в горизонтальных поликорпоративных группах, объединяющих различные бизнесы;

б) ответственность за осуществление постоянного проникающего контроля.

Для устранения недостатков предыдущего подхода наличие контроля может рассматриваться как опровержимая презумпция, а для привлечения материнской компании к ответственности требоваться не наличие, а осуществление постоянного проникающего контроля.

Так, согласно доктрине квалифицированного фактического концерна (qualifizierterfaktischer Konzern), созданной немецкими судами применительно к дочерним обществам с ограниченной ответственностью (GmbH), концерн такого рода характеризуется тем, что материнская компания осуществляет в отношении дочернего GmbH продолжительный проникающий контроль, т.е. постоянно и широко вовлечена в управление дочерними обществом и не уважает его самостоятельные бизнес-интересы и автономию. Если материнская компания оказывается неспособной опровергнуть данную презумпцию в суде, то она становится персонально обязанной в отношении кредиторов дочернего общества по обязательствам последнего.

Применение данного подхода также порождает неопределенность, поскольку участие материнской компании в органах управления дочернего общества с ограниченной ответственностью уже само по себе может служить основанием для привлечения материнской компании к ответственности. Получается, что учреждение стопроцентного дочернего общества и участие в его органах управления влечет для материнской компании ответственность по всем обязательствам дочерней компании, что противоречит самой идее создания компании с ограниченной ответственностью с одним участником;

в) ответственность при причинении вреда дочернему обществу при такой степени контроля, когда происходит деградация корпоративной формы последнего.

Попытка избавиться от недостатков предыдущих моделей привела к разработке концепции, в рамках которой материнская компания может быть привлечена к прямой ответственности только в тех случаях, когда в результате ее вмешательства фактически рушится целостное, автономное существование дочернего общества (existenzvernichtender Eingriff).

Такое вмешательство связывается с невыполнением обязанности материнской компании по поддержанию необходимого уровня капитала дочернего общества, причем в тех случаях, когда дочернее общество в результате "родительского" вмешательства немедленно становится несостоятельным или оказывается в непредотвратимом кризисе <26>.

<26> См.: Reich-Graefe R. Changing Paradigms: The Liability of Corporate Groups in Germany // Connecticut Law Review. 2005. Vol. 37. P. 785.

Данный подход вызвал критику за то, что он не охватывает те случаи, когда материнская компания создает ситуацию, которая хотя немедленно и не приводит к несостоятельности дочернего общества, но порождает значительные риски для такой несостоятельности в будущем.

Отмечается также, что привлечение к ответственности за действия, при которых происходит деградация корпоративной формы, близко к концепции прокалывания корпоративной вуали со всеми недостатками последней;

г) ответственность за причинение вреда при совершении контролирующим лицом отдельных действий.

Материнская компания отвечает за вред, причиненный дочернему обществу в результате прямого вмешательства в его деятельность. При этом имеется в виду не общее руководство, а отдельные действия контролирующего лица, вследствие чего кредитору требуется доказать как осуществление таких действий материнской компанией, так и прямую причинно-следственную связь между вмешательством в деятельность дочернего общества и наличием ущерба. По мнению критиков данной концепции, такое распределение бремени доказывания ущемляет интересы кредиторов.

Кроме того, трудно решаем и вопрос о том, следует ли наделять кредитора правом предъявления прямого иска к материнской компании или же восстановление его имущественных интересов должно осуществляться управляющим в рамках несостоятельности (банкротства) дочернего общества.

Альтернативой концепции контроля выступает концепция предпринимательской ответственности, основанная на экономических критериях, согласно которой к ответственности следует привлекать контролирующее лицо при наличии единого экономического предприятия. При этом рассматривается возможность привлечения к ответственности не только материнской, но и сестринских компаний.

В качестве теста для определения наличия такого единого предприятия (общего интереса) предлагаются следующие вопросы: 1) существует ли дочернее общество для содействия достижению целей материнской компании? 2) позиционирует ли себя группа публично как единое предприятие, например через общий логотип, политику, руководящие принципы? 3) сохранится ли единый бизнес при отсутствии самостоятельных юридических личностей? 4) (что более важно) является ли экстернализация рисков материнской компании истинной целью создания, поглощения или использования компании <27>? Рекомендуется ограничить применение предпринимательской ответственности случаями причинения дочерним обществом массового вреда: экологического ущерба и несоблюдения прав человека <28>.

<27> См.: Dearborn M. Op. cit. P. 253.
<28> Ibid. P. 211, 251, 256.

Однако привлечение к ответственности материнской, а тем более сестринских компаний на принципах единого экономического предприятия затруднено отсутствием четких критериев для выявления наличия такого предприятия, что видно невооруженным глазом при изучении вышеприведенных тестовых вопросов.

Кроме того, введение предпринимательской ответственности, равно как и активное прокалывание вуали, скорее, изменит деловую практику, чем принесет реальную пользу, а во многих случаях причинит вред. Во-первых, инвесторы перестроятся и будут осуществлять рискованную деятельность через специально созданные псевдонезависимые операционные компании или найдут иные обходные пути, дабы избежать предпринимательской ответственности. Во-вторых, вместо вложений в капитал компаний финансирование будет осуществляться через кредиты и займы, которые также будут служить механизмами экономического контроля. В-третьих, могут пострадать добросовестные участники (акционеры) контролирующего инвестора, особенно если им является публичная компания. В-четвертых, могут пострадать члены трудового коллектива как контролирующего участника, так и его дочерних обществ, а также их кредиторы и т.д.

К тому же следует учитывать, что повышение уровня ответственности контролирующих инвесторов призвано способствовать образованию компаний с дисперсным капиталом. Однако компании с дисперсным капиталом могут существовать лишь в благоприятной для них институциональной среде. В условиях закрытой системы финансирования и преобладания особенностей национального менталитета такая правовая политика, скорее, даст отрицательный эффект: существующие бизнес-группы будут разрушены или деформированы, управление ухудшится, трансакционные издержки возрастут, уровень инвестиций снизится, а значительного количества компаний с дисперсным капиталом все равно не появится.

Советская юридическая теория изучала указанные проблемы при анализе правовых систем зарубежных государств. В условиях господства государственной собственности на средства производства и запрета обращения взыскания на основные средства, находящиеся в государственной собственности (ст. 98 ГК РСФСР 1964 г.), данная тема внутри страны не была актуальна. Основным вопросом, волновавшим советских теоретиков и практиков, была степень автономии предприятий и объединений, соотношение планового и договорного начала при формировании горизонтальных экономических связей <29>. В результате наша страна оказалась ни теоретически, ни практически не подготовленной к решению этой проблемы, что привело к противоречиям в законодательстве и судебно-арбитражной практике и, как следствие, к многочисленным конфликтам.

<29> См.: Иоффе О.С. Развитие цивилистической мысли в СССР // Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву. М., 2000. С. 315 - 321.

Как видно из приведенного анализа, в основе решения проблемы привлечения контролирующего лица к ответственности лежит вопрос, должно ли такое лицо отвечать за риск или за вину.

Полагаем, что для выработки адекватных критериев привлечения контролирующего лица к ответственности необходимо провести вскрытие компании как "черного ящика" и проанализировать суть возникающих экономических отношений. Иными словами, компанию следует рассматривать не как монолит, а как искусственный субъект права <30>, связанный сетью контрактов с остальными участниками гражданского оборота, а группу компаний - как поле контрактов, объединяющих в себе локальные сети <31>.

<30> См.: Цепов Г.В. Акционерные общества. Теория и практика. М., 2008. С. 58 - 64.
<31> См., напр.: Easterbrook F.H., Fischel D.R. The Economic Structure of Corporate Law; Fama E.F. Agency Problems and the Theory of the Firm // The Journal of Political Economy. 1980. Vol. 88. N 2. P. 288; Fama E.F., Jensen M.C. Separation of Ownership and Control // Journal of Law and Economics. 1983. Vol. 26. N 2. P. 301; Butler H.N. The contractual theory of the corporation // George Mason Law Review. 1989. Vol. 11. N 4. P. 99; Klausner M. The Contractarian Theory of Corporate Law: A Generation Later // Journal of Corporation Law. 2006. Vol. 31. Iss. 3. P. 779.

Понимание компании как инструмента для управления имуществом и перераспределения рисков ведет к тому, что к компании невозможно применять те критерии, которые годятся для физического лица.

Любая компания изначально зависима, поскольку у искусственного субъекта права нет и не может быть собственной воли. Корпоративный контроль всегда должен кем-то осуществляться: или менеджментом, или контролирующим участником, или группой участников, либо делиться между ними. Так, в публичных компаниях с дисперсным уставным капиталом происходит отделение собственности от управления, наблюдается появление всесильного класса управляющих <32>. В непубличных компаниях, напротив, значительные полномочия концентрируются у контролирующего участника. В последние десятилетия наметилась тенденция по усилению влияния институциональных инвесторов, которые хотя и могут иметь контрольный пакет акций, но стараются не вмешиваться в операционную деятельность компании (финансовый капитализм).

<32> См.: Berle A.A., Gardiner C. Means. The Modern Corporation and Private Property. N.Y., 1967.

Изначальное разграничение прав "влияет на эффективность действия экономической системы. При одном распределении прав ценность производства может оказаться большей, чем при каком-либо другом... экономическая политика состоит в выборе таких правовых норм, процедур и административных структур, которые обеспечат максимизацию ценности производства" <33>.

<33> Коуз Р. Фирма, рынок, право. М., 2007. С. 7, 33, 109.

Уровень экономического развития общества определяется количеством и качеством капитальных благ <34>. "Сбережение и происходящее в результате этого накопление капитальных благ находятся у истока любой попытки улучшения материальных условий существования человека. Они - основа человеческой цивилизации. Без сбережения и накопления капитала не может существовать никакой устремленности к нематериальным благам" <35>. Общество нуждается в расширенном воспроизводстве, для чего необходимо стимулировать инвестиционную деятельность, поощрять творческую и предпринимательскую инициативу.

<34> Хайек Ф. Цены и производство. Челябинск, 2008. С. 45; Хесус Уэрта де Сото. Деньги, банковский кредит и экономические циклы. Челябинск, 2008. С. 209.
<35> Мизес Л. фон. Человеческая деятельность. Челябинск, 2004. С. 246.

Поэтому в качестве основной цели государственно-правовой политики в данной сфере необходимо определить именно максимизацию ценности производства.

Основные производственные фонды в современном мире сосредоточены у компаний. Корпорация становится неэффективной тогда, когда затраты на ее управление превышают затраты, возникающие при организации трансакций посредством ценового механизма на рынке <36>.

<36> См.: Coase R. The Nature of the Firm // Economica. New Series. 1937. Vol. 4. Iss. 16. P. 386 - 405.

Образование групп компаний связано с намерением минимизировать экономические риски путем создания корпоративных щитов для отдельных хозяйственных элементов при наличии общего управления (координации) деятельностью, направленного на минимизацию транзакционных издержек.

Устранение (ограничение) ответственности участников является не метафизическим принципом, а имеет твердые экономические основания, связанные со снижением издержек.

В результате развития экономической деятельности сначала опытным путем, а затем и теоретически было доказано, что экономически эффективно обособлять имущество и по умолчанию перелагать часть рисков на кредиторов <37>. Очевидно, что разумный кредитор, вступая в договорные отношения и предоставляя кредит, будет требовать обеспечения. Если он этого не делает, то, по-видимому, у него имеются на то причины, и он ответственен за свои поступки. Почему за ошибки кредиторов в оценке риска должны расплачиваться инвесторы?

<37> Опираясь на контрактную теорию корпорации, Ф. Истербрук и Д. Фисчел дали следующее объяснение положительному влиянию принципа ограниченной ответственности на экономику. Во-первых, ограниченная ответственность уменьшает расходы, связанные с необходимостью акционеров осуществлять мониторинг корпорации. Во-вторых, она позволяет не осуществлять контроль за имущественным положением остальных акционеров. В-третьих, она позволяет свободно приобретать акции, что стимулирует менеджмент корпорации вести свою деятельность более эффективно, чтобы тем самым предотвратить недружественное поглощение и следующую за этим смену менеджмента. В-четвертых, ограниченная ответственность обеспечивает рациональную рыночную оценку ценных бумаг корпорации. В-пятых, она позволяет индивидуальным инвесторам диверсифицировать свои инвестиционные портфели. Пока ограниченная ответственность ограждает персональные активы инвестора, последний может инвестировать средства в различные активы, таким образом уменьшая инвестиционные риски. Наконец, в-шестых, ограниченная ответственность позволяет инвесторам вкладывать средства в любой проект с положительным чистым доходом, не опасаясь риска потерять личные активы, что, в свою очередь, дает возможность фирмам увеличивать капитал для наиболее прибыльных проектов. См.: Easterbrook F.H., Fischel D.R. Limited Liability and the Corporation // University of Chicago Law Review. 1985. Vol. 52. По данной теме см. также: Schwarcz S.L. Op. cit. P. 109.

Считается, что корпоративный щит - это наиболее дешевый для общества способ перераспределения экономических рисков. Наличие ограниченной ответственности рассматривается как условие гипотетического стандартного контракта, утвержденное государством в качестве диспозитивной нормы. Поэтому любой призыв к отказу от данного принципа должен иметь обоснование, очевидно доказывающее превышение полезного эффекта при таком отказе по сравнению с тем, когда ограниченная ответственность применяется.

Приводимые аргументы в защиту принципа ограниченной ответственности можно дополнить доводом о понимании компании как специального инструмента по уменьшению неопределенности будущего, который позволяет обосновать случаи ограничения ответственности применительно к (а) публичным и непубличным обществам, б) договорным и деликтным кредиторам. Последнее особенно важно, поскольку обоснование принципа ограниченной ответственности применительно к деликтным кредиторам оказалось крепким орешком.

Так, неопределенность будущего уменьшается посредством заключения форвардных контрактов, которые детерминированы по своей природе: праву кредитора противостоит конкретная обязанность должника. Обе стороны моделируют планируемые и возможные последствия, в том числе договариваются о цене передаваемого в будущем блага, которая является определимой, плата за риск включается в цену товара. В случае неисполнения обязанности по договору другая сторона вправе обратиться с требованием о принудительном исполнении или компенсации убытков.

Напротив, инвестиционные (корпоративные) отношения не являются детерминированными. На момент их возникновения невозможно определить ни будущий финансовый результат, ни риски, ни цену: будущее неопределенно из-за сильной зависимости экономической системы от начальных условий <38>. В рамках корпоративных отношений у общества нет конкретной обязанности ни выплачивать дивиденды, ни предоставить конкретное имущество при ликвидации. Руководству компании предоставлено право делового суждения. Поэтому корпоративные отношения рассматриваются как неполный (открытый) контракт, а инструментом уменьшения неопределенности будущего для инвесторов выступает их ограниченная ответственность. В случае если контролирующий участник сам осуществляет руководство компанией, инвестиционные отношения между ними компанией не прекращаются, но снижаются трансакционные издержки для такого участника.

<38> См.: Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986; Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. М., 1990; Рюэль Д. Случайность и хаос. М., Ижевск, 2001.

Изложенное позволяет заключить, что корпорацию можно считать механизмом долгосрочного управления имуществом в условиях неопределенности будущего, который появился вследствие невозможности заключения долгосрочных форвардных контрактов из-за сильной зависимости системы от начальных условий <39>.

<39> См.: Цепов Г.В. Размышления по вопросам сравнительного корпоративного права.

Отсутствие возможности предвидения и планирования означает невозможность инвестирования. Следовательно, само по себе стремление инвестора (в том числе материнской компании) уменьшить неопределенность и ограничить экономические риски путем образования компании с ограниченной ответственностью не может и не должно считаться противозаконной целью и влечь неблагоприятные последствия. В противном случае инвесторы оказались бы в неравном положении с кредиторами, которые могут заключать с компанией обычные детерминированные контракты, в том числе определять процент и добиваться обеспечения, сужая границы неопределенности.

Кроме того, нужно учитывать, что коммерсанты-инвесторы, используя корпоративный щит, глобально находятся в равном положении: в одних случаях они выступают как инвесторы, а в других - как кредиторы.

Иная ситуация с деликтными кредиторами. Они находятся в положении, аналогичном положению инвесторов: до причинения им вреда неизвестно, наступит вред или нет. В лучшем случае есть возможность определить вероятность причинения вреда и примерный масштаб, хотя и это нередко невозможно. Следовательно, задачей государственно-правовой политики в данной сфере должно быть достижение баланса между интересами класса инвесторов и класса потенциальных потерпевших с учетом общей социально-экономической цели: максимизации ценности производства.

Для применения принципа ограниченной ответственности обществу в целом необходимо, чтобы совокупный полезный эффект от той предпринимательской деятельности, которая несет потенциальную опасность, превышал бы совокупный вред. Оценить данные величины можно применительно к отдельным видам деятельности. Чтобы покрыть потенциальный ущерб добросовестных субъектов от осуществления ими общественно полезной, но потенциально опасной деятельности, логично создавать специальные страховые фонды, которые могут пополняться за счет средств всех бенефициаров от такой деятельности, а не только инвесторов (например, это достигается путем взимания специальных сборов). Кроме того, в рамках отдельных видов деятельности целесообразно утверждать имущественные нормативы, осуществлять лицензирование, применять обязательные стандартные договорные условия, что активно практикуется <40>. Для предотвращения неоправданной рискованной деятельности устанавливается административная и уголовная ответственность.

<40> См: Smith D.G. Piercing the Corporate Veil in Regulated Industries // Brigham Young University Law Review. 2008. N 4. P. 1165.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что с политико-правовой точки зрения само по себе создание дочернего общества, в том числе со стопроцентным участием, не является достаточным основанием для привлечения контролирующего участника к ответственности по обязательствам дочернего общества.

Очевидно, что при отсутствии осознания лицом своего поведения и планирования будущего право утрачивает свой регулятивный характер. Поэтому ответственность контролирующего лица должна строиться не на началах риска, а на принципе вины. Утверждая данный тезис, мы возвращаемся из лондонского тумана в чистую атмосферу классической юриспруденции.

Напомним, что отечественная цивилистика определяла в качестве базового принципа привлечения к ответственности виновность причинителя <41>. Это было основано на понимании гражданско-правовых отношений как волевых, а воли как "единого, комплексного процесса психического регулирования поведения (действий, поступков) субъекта". Подчеркивалось, что "сознательный человек отдает отчет в последствиях осуществления цели" <42> и что осознание лицом противообщественного характера своего поведения необходимо для привлечения такого лица к ответственности <43>.

<41> См.: Иоффе О.С. Развитие цивилистической мысли в СССР // Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву. С. 460; Он же: Ответственность по советскому гражданскому праву. Л., 1955; Красавчиков О.А. Возмещение вреда, причиненного источником повышенной опасности. М., 1966; Смирнов В.Т., Собчак А.А. Общее учение о деликтных обязательствах в советском гражданском праве. Л., 1983.
<42> Ойгензихт В.А. Воля и волеизъявление (очерки теории, философии и психологии права). Душанбе, 1983. С. 23 - 24.
<43> Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. С. 119.

Случай рассматривался как антипод вины и характеризовался "субъективной непредотвратимостью: если бы лицо знало о возможности наступления результата, он мог быть предотвращен" <44>. Указывалось, что "...в определении индивидуальной виновности решающее значение приобретает не осознанная необходимость, а избирательный характер поведения человека, опирающийся на общую способность к познанию необходимости, а следовательно, и на способность к отказу от совершения... неправомерных действий... Вина для гражданско-правовой ответственности уже потому имеет принципиальное, а не формальное значение, что объем ответственности не может выходить за пределы того, что предвидел или мог и должен был предвидеть правонарушитель" <45>.

<44> Иоффе О.С. Обязательственное право. М., 1975. С. 152.
<45> Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. С. 112, 243.

Применительно к компенсации вреда владельцем источника повышенной опасности отмечалось, что при "субъективно-случайном причинении возмещение вреда также возлагается на владельца источника повышенной опасности как носителя специального риска" <46>, что связано с опасным для общества характером деятельности (источником повышенной опасности). При этом "владелец источника повышенной опасности отвечает не за "поведение" машины, а за свое собственное поведение или действия своих представителей (лиц, им управомоченных), но так или иначе, - за действие человека, но не машины" <47>.

<46> Красавчиков О.А. Указ. соч. С. 149.
<47> Там же. С. 161.

Таким образом, контролирующего инвестора следует привлекать к субсидиарной ответственности за совершение им противоправных действий (бездействия) при осуществлении корпоративного управления, вредоносный результат которых он мог или должен был предвидеть, а компенсацию за невиновный вред, причиненный в результате осуществления деятельности, являющейся источником повышенной опасности, осуществлять через систему страхования.

У контролирующего лица должны быть полномочия и субъективная обязанность выполнять определенные действия, последствия выполнения или невыполнения которых могут негативным образом отразиться на кредиторах компании <48>. При этом данные обязанности могут быть не только частного, но и общего характера и напрямую не касаться отдельных сделок (например, полномочия и обязанность поддерживать определенный уровень капитала или выполнять иные нормативы для осуществления отдельных видов деятельности, страховать риски и т.п.). Важно то, чтобы правовые нормы недвусмысленно определяли, какие именно обязанности имеются у контролирующего лица перед третьими лицами и какими критериями при осуществлении деятельности компании в отношении третьих лиц должно руководствоваться контролирующее лицо, чтобы не быть привлеченным к ответственности.

<48> См.: Bainbridge S.M. Abolishing Veil Piercing. P. 72.

Очевидно, что при осуществлении своих прав контролирующее лицо должно действовать добросовестно, в определенных пределах заботиться об интересах кредиторов. Однако применение принципа добросовестности не должно походить на "измерение справедливости размером стопы лорда-канцлера". Нужно помнить, что "признание принципа доброй совести в качестве руководящего мерила при решении спорных вопросов само по себе не исключает возможности эгоистического отстаивания каждым своих интересов. Экономическая борьба на почве конкуренции между отдельными членами государства не только допускается, но и поощряется. Вместе с тем правовой порядок не может потерпеть, чтобы в этой борьбе интересов осуществлялась полная свобода в выборе средств борьбы..." <49>.

<49> Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. N 1. Т. 6. С. 141.

Полагаем полезным привести по данному поводу высказывание проф. И.А. Покровского: "Намерение причинить зло... является поэтому непременным и единственно надежным критерием шиканы. Мы сплошь и рядом своими действиями причиняем невольно другим вред... возложить на меня обязанность каждый раз сообразовываться со сравнительным положением тех лиц, интересы которых могут быть моими действиями затронуты, "взвешивать" интересы мои и чужие, предвидеть их, - это значит в действительности совершенно парализовать возможность всякой человеческой деятельности. Мы можем приветствовать, с нравственной точки зрения, поступки подобного рода, но не можем возвести их в юридическую норму, влекущую за собой обязанность имущественной ответственности" <50>.

<50> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 118.

Нельзя забывать и о наличии права делового суждения. Поскольку основанием для привлечения контролирующего инвестора к ответственности в рассматриваемом случае является его деятельность в качестве органа компании ("теневого директора"), то на контролирующее лицо должны распространяться все те защитные механизмы, которые предоставлены менеджменту, включая право делового суждения. В противном случае контролирующий инвестор будет поставлен в неравное положение с директором.

Подводя итог, полагаем, что для решения поставленной в настоящей статье задачи необходимо отграничить объективные экономические риски (например, объективную невозможность оценить потенциальный рынок сбыта продукции или цены) от тех неблагоприятных последствий, которые возникают в результате волевых действий участников гражданского оборота.

Ответственность контролирующего лица за объективные экономические риски наступать не должна. Ответственность контролирующего лица за совершаемые им действия (бездействие) должна наступать по общим принципам привлечения к ответственности, т.е. при наличии его вины.

Итак, целесообразно придерживаться следующего подхода для привлечения к ответственности контролирующего лица по требованиям кредиторов.

Во-первых, у компании должно быть недостаточно имущества для удовлетворения требований кредиторов. То есть по общему правилу привлечение к ответственности контролирующего лица должно осуществляться в рамках несостоятельности (банкротства), и ответственность контролирующего лица должна быть субсидиарной. Полученное возмещение должно попадать в общий котел, а не в руки отдельных кредиторов.

Во-вторых, необходимо отличать действия компании от действий контролирующего лица. Контролирующее лицо должно отвечать за собственные действия (бездействие) при осуществлении своих прав и обязанностей по корпоративному управлению, которые выходят за пределы права делового суждения и причинили вред кредиторам компании.

Например, у контролирующего лица должны быть полномочия и субъективная обязанность выполнить определенные предусмотренные законом или обычаем действия (например, поддерживать достаточный уровень капитала для осуществления отдельных видов деятельности или соблюдать иные нормативы, подать заявление о банкротстве, информировать кредиторов о финансовом состоянии компании и т.п.), последствия выполнения или невыполнения (ненадлежащего выполнения) которых могут негативным образом отразиться на кредиторах компании.

В-третьих, необходимо наличие убытков (вреда) у кредиторов компании (договорных или внедоговорных).

В-четвертых, должна быть юридически достаточная причинно-следственная связь между действиями (бездействием) контролирующего лица и убытками (вредом) у кредитора.

Наконец, в-пятых, у контролирующего лица должна быть вина.

Как мы указали ранее, привлечение контролирующего участника к ответственности без наличия вины (за риск) противоречит целям ограниченной ответственности. Форма вины может отличаться в зависимости от степени общественной опасности содеянного и статуса потерпевшего.

Так, мы полагаем, что в отношениях с предпринимателями контролирующее лицо может быть привлечено к ответственности только при наличии умысла: во-первых, предполагается, что предприниматель профессионально подготовлен, а во-вторых, это условие подразумеваемого стандартного контракта между всеми предпринимателями.

Что касается внедоговорных кредиторов и отдельных видов договорных кредиторов, не являющихся предпринимателями, то в зависимости от вида деятельности (степени общественной опасности) можно допустить возможность привлечения контролирующего лица к ответственности как при его грубой неосторожности, так, в определенных случаях, и при его легкой небрежности.

Кроме того, в российское право целесообразно ввести понятие предвидимых убытков, поскольку без данного понятия существенно возрастает неопределенность, что создает препятствия при осуществлении экономического планирования.

По общему правилу вина должна презюмироваться и бремя доказывания ее отсутствия должно возлагаться на должника.

К ответственности должно привлекаться не только номинальное, но и фактически контролирующее лицо. Очевидно, что между фактическим контролером и формальным менеджментом складываются правовые отношения, которые могут не носить формальный характер, в том числе быть незаконными (преступный сговор).

Возвращаясь к позитивному российскому праву, отметим, что норму абз. 2 п. 2 ст. 67.3 ГК РФ необходимо как можно скорее исключить. Логичнее производить тонкую настройку привлечения контролирующего лица к ответственности в рамках процедуры банкротства, основываясь на принципах нормы абз. 3 п. 2 той же статьи.

References

Alting C. Piercing the Corporate Veil in American and German Law - Liability of Individuals and Entities: A Comparative View // Tulsa Journal of Comparative and International Law. 1994. N 187. P. 187 - 251.

Antunes J.E. The Liability of Parent Corporations and Their Directors: Paper to be presented at the Universidade de Madrid (Preliminary draft). Madrid, 2004. P. 1 - 38.

Will and Expression of the Will. Studies on Theory, Philosophy and Psychology of Law (Volya i voleiz"yavlenie (ocherki teorii, filosofii i psikhologii prava) (in Russian). Dushanbe, 1983. P. 256.

Bainbridge S.M. Abolishing Veil Piercing // Journal of Corporate Law. 2001. N 26. P. 470 - 535.

Bainbridge S.M. Corporate Law. New York, 2009. P. 508.

Berle A.A. and Gardiner C. Means. The Modern Corporation and Private Property. New York, 1967. P. 380.

Budylin S.L. and Ivanets Yu.L. Piercing the Veils. Doctrine of Piercing the Corporate Veil in Russia and Abroad (Sryvaya pokrovy. Doktrina snyatiya korporativnoy vuali v zarubezhnykh stranakh i v Rossii (in Russian)). Herald of the Supreme Arbitrazh Court of the Russian Federation // Vestnik VAS RF. 2013. N 7. P. 80 - 125.

Butler H.N. The Contractual Theory of the Corporation. George Mason Law Review. 1989. Vol. 11. N 4. P. 99 - 123.

Bykanov D.D. Piercing the Corporate Veil in the Laws of the USA, Netherlands and Russia (Snyatie korporativnoy vuali po pravu SShA, Niderlandov i Rossii (in Russian)). Statute, Zakon. 2014. N 7. P. 71 - 80.

Coase R. The Nature of the Firm // Economica. New Series. 1937. Vol. 4. Iss. 16. P. 386 - 405.

Coase R.H. The Firm, the Market, and the Law (Firma, rynok, pravo (in Russian)). Moscow, 2007. P. 224.

Dearborn M. Enterprise Liability: Reviewing and Revitalizing Liability for Corporate Groups // California Law Review. 2009. Vol. 97. N 1. P. 195 - 261.

Easterbrook F.H. and Fischel D.R. Limited Liability and the Corporation // University of Chicago Law Review. 1985. Vol. 52. P. 89 - 117.

Easterbrook F.H. and Fischel D.R. The Economic Structure of Corporate Law. Cambridge, 1996. P. 370.

Egorov A.V. and Usacheva K.A. Subsidiary Responsibility for Causing to Become Bankrupt - a Fault Equivalent to the Western Doctrine of Piercing the Corporate Veil (Subsidiarnaya otvetstvennost' za dovedenie do bankrotstva - neudachnyy ekvivalent zapadnoy doktriny snyatiya korporativnogo pokrova (in Russian)). Herald of the Supreme Arbitrazh Court of the Russian Federation // Vestnik VAS RF. 2013. N 12. P. 6 - 61.

Fama E.F. Agency Problems and the Theory of the Firm // The Journal of Political Economy. 1980. Vol. 88. N 2. P. 288 - 307.

Fama E.F. and Jensen M.C. Separation of Ownership and Control // Journal of Law and Economics. 1983. Vol. 26. N 2. P. 301 - 325.

Fedchyuk V.D. De Facto Dependence of the De Jure Independent Legal Entities: Piercing the Corporate Veil in Laws of the Leading Foreign Countries (De facto zavisimost' de jure nezavisimykh yuridicheskikh lits: proniknovenie za korporativnyy zanaves v prave vedushchikh zarubezhnykh stran (in Russian)). Moscow, 2008. P. 400.

Hansmann H. and Kraakman R. Toward Unlimited Shareholder Liability for Corporate Torts // The Yale Law Journal. 1991. Vol. 100. N 7. P. 1879 - 1934.

Hayek F. Prices and Production (Tseny i proizvodstvo (in Russian)). Chelyabinsk, 2008. P. 199.

Ioffe O.S. Liabilities in the Soviet Civil Law (Otvetstvennost' po sovetskomu grazhdanskomu pravu (in Russian)). Leningrad, 1955. P. 310.

Ioffe O.S. Liability Law (Obyazatel'stvennoe pravo (in Russian)). Moscow, 1975. P. 872.

Ioffe O.S. Selected Works on Civil Law (Izbrannye trudy po grazhdanskomu pravu (in Russian)). Moscow, 2000. P. 777.

de Soto Ballester. Money, Bank Credit, and Economic Cycles (Den'gi, bankovskiy kredit i ekonomicheskie tsikly (in Russian)). Chelyabinsk, 2008. P. 663.

Klausner M. The Contractarian Theory of Corporate Law: A Generation Later // Journal of Corporation Law. 2006. P. 779 - 797.

Krasavchikov O.A. Indemnification in Cases Caused by the Sources of Increased Danger (Vozmeshchenie vreda, prichinennogo istochnikom povyshennoy opasnosti (in Russian)). Moscow, 1966. P. 200.

Kulagin M.I. Selected Works (Izbrannye trudy (in Russian)). Moscow, 1997. P. 330.

Lomakin D.V. Concept of Piercing the Corporate Veil: Implementation of Its Main Provisions in the Current Law and in the Project of Changes to the Civil Code of the Russian Federation (Kontseptsiya snyatiya korporativnogo pokrova: realizatsiya ee osnovnykh polozheniy v deystvuyushchem zakonodatel'stve i proekte izmeneniy Grazhdanskogo kodeksa RF (in Russian)) // Herald of the Supreme Arbitrazh Court of the Russian Federation (Vestnik VAS RF). 2012. N 9. P. 6 - 33.

Mevorach I. Insolvency within Multinational Enterprise Groups. New York, 2009. P. 360.

Mises L. von. Human Action (Chelovecheskaya deyatel'nost' (in Russian)). Chelyabinsk, 2004. P. 878.

Nikolis G. and Progozhin I. Cognition of the Compound (Poznanie slozhnogo (in Russian)). Moscow, 1990. P. 344.

Novitskiy I.B. Principle of Good Faith in the Project of Liability Right (Printsip dobroy sovesti v proekte obyazatel'stvennogo prava (in Russian)). Civil Law Review (Vestnik grazhdanskogo prava). 2006. N 1. Vol. 6. P. 124 - 181.

Pokrovski I.A. Main Problems of Civil Law (Osnovnye problemy grazhdanskogo prava (in Russian)). Moscow, 1998. P. 353.

Prigozhin I. and Stengers I. Order out of the Chaos (Poryadok iz khaosa (in Russian)). Moscow, 1986. P. 432.

Raycher V.K. Absolute and Relative Rights (Absolyutnye i otnositel'nye prava (in Russian)) // Bulletin of the Faculty of Economics at the Leningrad Polytechnic Institute (Izvestiya ekonomicheskogo fakul'teta Leningradskogo politekhnicheskogo instituta). 1928. Iss. XXV. P. 273 - 306.

Reich-Graefe R. Changing Paradigms: The Liability of Corporate Groups in Germany // Connecticut Law Review. 2005. Vol. 37. P. 785 - 817.

Ruelle D. Chance and Chaos (Sluchaynost' i khaos (in Russian)). Moscow; Izhevsk, 2001. P. 192.

Schwarcz S.L. Collapsing Corporate Structures: Resolving the Tension Between Form and Substance // The Business Lawyer. 2004. Vol. 60. P. 109 - 145.

Smirnov V.T. and Sobchak A.A. The Generals of Tort Liabilities in the Soviet Civil Law (Obshchee uchenie o deliktnykh obyazatel'stvakh v sovetskom grazhdanskom prave (in Russian)). Leningrad, 1983. P. 152.

Smith D.G. Piercing the Corporate Veil in Regulated Industries // Brigham Young University Law Review. 2008. N 4. P. 1165 - 1211.

Sukhanov E.A. Relative Corporate Law (Sravnitel'noe korporativnoe pravo (in Russian)). Moscow, 2014. P. 456.

Thompson R.B. Piercing the Corporate Veil: An Empirical Study // Cornell Law Review. 1991. N 76. P. 1036 - 1074.

Thompson R.B. The Limits of Liability in the New Limited Liability Entities // Wake Forest Law Review. 1997. Vol. 32. P. 7 - 26.

Tolstoy Yu.K. The Principles of Civil Law (Printsipy grazhdanskogo prava (in Russian)) // Jurisprudence (Pravovedeniye). 1992. N 2. P. 49 - 53.

Tsepov G.V. Joint Stock Companies. Theory and Practice (Aktsionernye obshchestva. Teoriya i praktika (in Russian)). Moscow, 2008. P. 200.

Tsepov G.V. Considerations About the Issues of Relative Corporate Law (Razmyshleniya po voprosam sravnitel'nogo korporativnogoprava (in Russian)) // State and Law (Gosudarstvo i pravo). 2014. N 12. P. 63 - 68.

Venediktov A.V. State Socialist Property (Gosudarstvennaya sotsialisticheskaya sobstvennost' (in Russian)), in: Venediktov A.V. Selected Works on Civil Law (Izbrannye trudy po grazhdanskomu pravu (in Russian)). Moscow, Vol. 2. 2004. P. 557.