Мудрый Юрист

Принцип тесной связи в международном частном праве

В.В. КУДАШКИН

Кудашкин Владимир Васильевич - руководитель Группы законодательного обеспечения деятельности федерального государственного унитарного предприятия "Рособоронэкспорт", доктор юридических наук, академик Академии военных наук.

Принцип тесной связи является новеллой современной кодификации российского международного частного права (МЧП). Законодательно он закреплен в п. 2 ст. 1186 ГК РФ, которым определено, что если невозможно определить право, подлежащее применению на основании международных договоров Российской Федерации, настоящего Кодекса, других законов (пункт 2 статьи 3) и обычаев, признаваемых в Российской Федерации, то применяется право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано (так называемый принцип тесной связи - Proper Law).

В литературе было высказано мнение о вспомогательном характере указанного принципа. Так, М.М. Богуславский отмечает: "...коллизионное правило, содержащееся в п. 2 ст. 1186... является резервным, вспомогательным" <*>.

<*> См.: П. 9 комментария к ст. 1186 // Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации. М.: Юрист, 2002.

Вместе с тем даже беглый взгляд на раздел VI ГК РФ показывает его особую роль в регулировании международных частных отношений в целом. Указанный принцип регулирования гражданско-правовых отношений используется в ст. 1188, если невозможно определить применимое право в соответствии с правом страны, в которой действует несколько правовых систем; в ст. 1211, определяющей в качестве ключевого принципа коллизионной привязки в случае отсутствия соглашения сторон о выбранном праве применение права страны, с которой договор тесно связан; в ст. 1213. Следует учитывать, что на этом принципе основано правовое регулирование в целом, а не только коллизионное, как договорных, так и вещных правоотношений с иностранным элементом. При этом законодательно определены критерии тесной связи: для договорных правоотношений с иностранным элементом в целом они основаны на связи правоотношения с правом страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора; в отношении договорных отношений, связанных с недвижимостью, содержание критерия тесной связи определено иное: наиболее тесной является связь с правом страны, где находится недвижимое имущество.

Из приведенных примеров, можно, по крайней мере, сделать вывод об особой роли принципа тесной связи для регулирования гражданско-правовых отношений с иностранным элементом. Однако изучение указанного правового явления раскрывает не только его коллизионную природу, но и общий принцип правового регулирования международных частных отношений.

Наукой международного частного права принцип тесной связи изучен недостаточно <*>. В многочисленных исследованиях высказывались лишь отдельные мнения о его природе, сущности и содержании, основанные больше на априорных аргументах, чем на применении адекватной методологии для изучения этого правового явления <**>.

<*> См.: Международное частное право: Учебник / Под ред. Г.К. Дмитриевой. М.: Проспект, 2000. С. 114 - 115; Розенберг М.Г. Международный договор и иностранное право в практике Международного коммерческого арбитражного суда. 2-е изд. М.: Статут, 2000. С. 67; Розенберг М.Г. Международная купля-продажа товаров. М.: Юридическая литература, 1995. С. 12; Комаров А.С. Правовые вопросы товарообменных сделок. М.: ТЕИС, 1994. С. 173; Ануфриева Л.П. Международное частное право: В 3-х т. Том 1. Общая часть: Учебник. М.: Бек, 2000. С. 194 - 195; Международное частное право: Учебник для вузов / Под ред. Н.И. Марышевой. М.: Контракт; Инфра-М, 2000. С. 64 - 65; Ермолаев В.Г., Сиваков О.В. Международное частное право: Курс лекций. М.: Былина, 1998. С. 66 - 67; Звеков В.П. Международное частное право: Курс лекций. М.: Норма-Инфра-М, 1999. С. 123 - 124; Проблемы гражданского и предпринимательского права Германии. М.: БЕК, 2001. С. 237 - 238; Ерпылева Н.Ю. Международное частное право. М.: NOTA BENE, 1999. С. 87; Международное частное право: современные проблемы. В 2 кн. Кн. 1. М.: Наука, 1993. С. 149.
<**> Одной из немногочисленных работ, в которой предпринята попытка специального исследования принципа тесной связи, является статья Р.М. Ходыкина: Ходыкин Р.М. Критерий наиболее тесной связи в международном частном праве.

Так, Н.Ю. Ерпылева подчеркивает: "Закон, с которым правоотношение наиболее тесно связано, выступает как дополнительная формула прикрепления по сравнению с законом автономии воли и регулирует круг договорных правоотношений" <*>. По мнению М.М. Богуславского и В.П. Звекова, введение для правового регулирования международных частных отношений неоднозначно сформулированных принципов и норм, не содержащих привязку к конкретной национальной правовой системе, приводит к непредсказуемости в определении применимого права <**>.

<*> Ерпылева Н.Ю. Международное частное право. С. 87.
<**> См.: Международное частное право: современные проблемы / Под ред. М.М. Богуславского. С. 47; Звеков В.П. Международное частное право. С. 123.

1. Исторические предпосылки формирования принципа тесной связи

Принцип тесной связи обусловлен природой и сущностью регулируемых международных частных отношений и объективной необходимостью определения той правовой системы, которая имеет с ним более тесную связь, чем другие. Исходя из международной природы указанных общественных отношений, а также взаимодействия национальных правовых систем и, как следствие, их функционирования, осуществление иностранного права не может рассматриваться как исключение из правила. Общим правилом здесь должно являться то, что в силу международного характера регулируемых общественных отношений объективно должен состояться выбор применимого права в порядке и на условиях, определенных своей национальной правовой системой.

Теоретически важно ответить на вопрос: каким образом осуществляется правовое регулирование международных частных отношений при взаимодействии систем внутригосударственных отношений и соответственно национальных правовых систем?

Особенность правового регулирования международных частных отношений состоит в том, что оно осуществляется не непосредственно материальными нормами, а опосредованно, т.е. выбор применимого права, являясь коллизионным правоотношением, в то же время входит в фактический состав гражданского правоотношения с иностранным элементом, призванного регулировать международное частное отношение <*>.

<*> См. более подробно: Кудашкин В.В. Правовое регулирование международных частных отношений. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 121 - 122.

Даже беглый взгляд на более чем восьмивековую историю международного частного права показывает, что основные усилия ученых были сосредоточены на поисках принципа разрешения коллизий иностранных законов при регулировании международных частных отношений, основанного на объективности связи правоотношения с иностранным элементом с национальной правовой системой.

Ответ на данный вопрос может быть найден только при применении средств, адекватных предмету правового исследования, т.е. прежде всего системно-правового подхода. Исходная методологическая посылка для такого исследования сформулирована А.А. Рубановым: "В условиях отражения каждой правовой системой всех других правовых систем при решении вопроса, какая иностранная система подлежит подключению к механизму регулирования, должен использоваться критерий, сформулированный столь абстрактно, чтобы в принципе он мог указать на любую иностранную правовую систему" <*>.

<*> См.: Рубанов А.А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 99.

Подходы в поисках объективного критерия для определения применимого права впервые были обозначены Савиньи, метод которого заключался в отыскании для каждого юридического отношения той правовой сферы, к которой это отношение принадлежит по самой своей природе <*>. Вместе с тем "формула Савиньи не разрешила вопроса, чем определяется оседлость правоотношения в том, а не другом правопорядке, и все ее значение состояло только в указании пути, на котором следует искать решения конфликта между разноместными законами" <**>.

<*> См.: Мандельштам А.Н. Гаагские конференции о кодификации международного частного права. 1900. Т. 1. С. 158.
<**> Брун М.И. Введение в международное частное право. Петроград, 1915. С. 24.

В российской науке международного частного права такой путь был указан Б.Э. Нольде, который писал: "Всякая коллизионная норма является ответом на вопрос о том, какой из разноместных гражданских материальных законов применяется к данной категории правоотношений, заключающих в себе международные (или межобластные) элементы; ответ этот дается признанием обязательной силы за тем из этих законов, с которым данная категория правоотношения одним из своих международных (или межобластных) элементов, по мнению данной коллизионной системы, всего теснее связана" <*>.

<*> Нольде Б.Э. Очерк международного частного права // Лист Ф. Международное право в систематическом изложении. Юрьев, 1909. С. 470.

Указав путь - "принцип тесной связи правоотношения с правом", - Б.Э. Нольде не развил свою теорию для объяснения, на чем основывается тесная связь. Свое слово в науке по этому вопросу сказал М.И. Брун, который считал, что "выбор между разноместными законами материального права в случае их коллизии предполагает не только оценку содержания этих законов (их социальной цели), но и испытание крепости привязок. Содержание законов материального права оценивается для того, чтобы конфликтный законодатель мог сказать, может ли он допустить действие иностранного закона, буде образовалась какая-либо из четырех привязок правоотношения с иностранным элементом к его материальному законодательству; для начертания самой конфликтной нормы необходима дальнейшая оценка, - к какому из двух законодательств правоотношение тянется сильнее" <*>. Вместе с тем в основании выбора того или иного вида коллизионных привязок лежит характер материальных норм, регулирующих правоотношение с иностранным элементом. Но в определенной мере эти правовые нормы являются субъективным выражением объективной потребности в регулировании конкретных общественных отношений порядком, прямо установленным этими нормами. В основании юридической силы привязки должно лежать не содержание материальной нормы, а характер и природа регулируемого этой нормой общественного отношения. Применение указанной нормы возможно в результате анализа, насколько в ней и каким образом реализуется государственный интерес.

<*> Брун М.И. Публичный порядок в международном частном праве. Петроград: Сенатская типография, 1916. С. 56.

Поиск позитивных форм связей между правовой системой и правоотношением с иностранным элементом был продолжен советскими учеными. Советская доктрина международного частного права исходила из применения классических "жестких" коллизионных привязок. А.А. Рубанов попытался дать им научное обоснование: "Теоретическое достоинство этой категории норм состоит в том, что в основе употребляемых ими понятий лежат объективно существующие характеристики регулируемых социальных отношений. Конечно, эти характеристики отражаются в правовой норме в опосредованном виде, причем в некоторых правовых системах такое опосредование довольно сложно, а частично имеет искусственный характер... Тем не менее такая связь все же существует и может быть прослежена, хотя бы и в искаженном виде. Поэтому, не преувеличивая четкости решения вопроса об определении иностранной правовой системы, которая может быть достигнута с помощью использования таких понятий, следует все же признать, что нормы этого рода предпочтительнее предположения "отыскивать право, с которым данное отношение имеет наиболее тесную связь" <*>. Однако ученый не замечает, что те или иные коллизионные принципы как раз и отражают принцип наиболее тесной связи правоотношения с иностранным элементом с конкретной правовой системой с точки зрения этой правовой системы. Каждый коллизионный принцип по своей сути является юридической формой этой связи. Многие из них были выработаны в результате многовекового взаимодействия национальных правовых систем и поисков юристами наиболее объективных связей, связывающих международное частное отношение с конкретной правовой системой. Некоторые принципы очевидны и предопределены объектами правового регулирования. Например, если рассматривать отношения, связанные с оборотом вещей, то наиболее объективной будет их связь с той правовой системой, которая действует в месте нахождения вещи. Весьма трудно представить, что такая связь будет существовать между вещью, находящейся в Англии, и правовой системой Франции. Эта объективная связь и отражена в lex rei sitae.

<*> Рубанов А.А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 100.

Такой четкости и конкретности связи мы не видим при определении применимого права в отношениях, связанных с лицами. Личный закон может определяться либо lex domicilii, либо lex patriae. В отношениях, связанных с юридическими лицами, вариантов еще больше. В этом случае мы имеем как раз пример, когда связь такого элемента общественного отношения, как его субъект, с правовой системой не столь очевидна, вследствие чего не существует единого выработанного принципа, отражающего существо такой связи.

Еще более разнообразна картина в отношении обязательственного статута. Эволюция доктрины международного частного права претерпела значительные изменения в поисках наиболее оптимального критерия. Международному частному праву знакомы такие коллизионные привязки экономических отношений и основанных на них обязательственных правоотношений, как lex loci contractus и lex loci solutionis. Еще недавно связь внешнеэкономического общественного отношения с конкретной правовой системой была опосредована в советском праве законом места заключения сделки. Но судебная практика и развитие доктрины подсказали, что данный принцип не отражает объективной связи между международным частным отношением и правовой системой. В результате мы получили диверсифицированную систему принципов (презумпций), отражающих принцип применения права, тесно связанного с правоотношением (ст. 1211 ГК РФ).

Последующее развитие российской доктрины показало безосновательность отказа от гибких коллизионных привязок, существование которых предопределено глобализацией мирохозяйственных отношений и интеграционными процессами в мировой экономике. Именно на эту тенденцию в развитии международного частного права обращают внимание А.И. Муранов и А.Н. Жильцов <*>.

<*> Жильцов А.Н., Муранов А.И. Национальные кодификации в современном международном частном праве. Тенденции и противоречия в его развитии на пороге третьего тысячелетия // Международное частное право: Иностранное законодательство. М.: Статут, 2001. С. 39 - 40.

2. Роль принципа тесной связи в международном правовом регулировании международных частных отношений

Международным сообществом были предприняты значительные усилия по нормативному закреплению принципа тесной связи в международном праве.

Одним из первых международных договоров, в котором закреплялся принцип тесной связи, стала Конвенция об юрисдикции, применимом праве и признании решений об усыновлении (Гаага, 1965 г.).

В настоящее время указанный принцип закреплен более чем в двух десятках международных договоров, регулирующих различные аспекты международных частных отношений.

Анализ указанных договоров позволяет отметить следующие особенности международно-правового регулирования этого института.

До 1980 г. речь шла только о самом принципе тесной связи без нормативного закрепления его критериев, что в целом позволяло делать вывод о его расплывчатости и размытости. Так, в Конвенции о кодексе поведения линейных конференций (Женева, 1974 г.) определено, что при отсутствии договоренности сторон применяется право, которое, по мнению примирителей, наиболее тесно связано с данным спором. Конвенцией о праве, применимом к режимам собственности супругов (1978 г.), в отношении режима собственности супругов закреплен подход в применении права, с которым, принимая во внимание все обстоятельства, она наиболее тесно связана. Однако такие неконкретные формулировки не могли удовлетворять практику правоприменения.

Мощное развитие принцип тесной связи получил в Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам 1980 г. (Римская конвенция 1980 г.). Поиски наиболее объективного критерия связи спорного правоотношения с имманентной ему национальной правовой системой привели к нормативному закреплению в этом качестве генеральной презумпции принципа, содержанием которой является тесная связь договора со страной, в которой сторона, осуществляющая исполнение, являющееся характерным для данного договора, имеет в момент заключения договора свое обычное местожительство или где находится административный центр корпоративной или единоличной организации. При этом Конвенция уточняет указанный принцип, сформулированный хотя и достаточно конкретно, но в общем виде, рядом частных презумпций (критериев) относительно определения страны, к которой принадлежит сторона договора, осуществляющая исполнение, характерное для договора. Так, применительно к сфере профессиональной предпринимательской деятельности страной, с которой договор наиболее тесно связан, будет страна местонахождения ее основного коммерческого предприятия. Однако Конвенцией установлен приоритет норм договора в вопросе определения исполнения, являющегося характерным: если по условиям договора его исполнение должно осуществляться в ином месте, нежели местонахождение основного коммерческого предприятия стороны исполнения, договор тесно связан со страной местонахождения такого иного места (п. 2 ст. 4). В последующих пунктах ст. 4 Конвенции установлены критерии тесной связи для договоров, предметами которых являются: недвижимость (местонахождение недвижимости); перевозка товаров (договор наиболее тесно связан со страной, в которой в момент заключения договора перевозчик имел свое основное коммерческое предприятие, или которая является также страной местонахождения места погрузки или разгрузки, или страной местонахождения коммерческого предприятия грузоотправителя).

Определяя принцип тесной связи и наиболее характерные презумпции этой связи, Конвенция закрепляет гибкий подход, который наиболее ярко раскрывает суть принципа тесной связи - если из обстоятельств дела в целом явствует, что договор имеет наиболее тесную связь с иной страной, чем вышеизложенные правила, то эти правила не применяются (п. 5 ст. 2). Иными словами, сколь бы ни объективны были закрепленные нормативно критерии принципа тесной связи, они всегда будут "страдать" определенной негибкостью и неадекватностью самому принципу. Именно поэтому в Конвенции закреплен самый гибкий принцип тесной связи - в случае невозможности применить нормативно закрепленные презумпции принципа тесной связи применяется право страны, определимое из обстоятельств дела в целом.

Римская конвенция 1980 г. дала новый мощный толчок развитию принципа тесной связи, обусловленный интенсификацией международного коммерческого оборота и процессами глобализации. Начиная с 1980 г. усилия международного сообщества были сконцентрированы на поиске и детальном определении критериев тесной связи спорного правоотношения с правовой системой в конкретных сферах правовой действительности.

Были выработаны следующие виды генеральных презумпций, закрепляющих критерии определения применимого права на основе принципа тесной связи:

деловые отношения между сторонами (ст. 8 Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров 1986 г.);

обстоятельства, известные сторонам или предполагаемые ими в тот или иной момент до заключения или при заключении договора о финансовом лизинге и факторинге (ст. 3 Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге и ст. 2 Конвенции УНИДРУА о международном факторинге);

любые субъективные и объективные элементы контракта (ст. 9 Межамериканской конвенции о праве, применимом к международным контрактам).

Особенностью международно-правового регулирования принципа тесной связи является определенная ограниченность в нормативном закреплении конкретных презумпций, отражающих существо тесной связи. Это обусловлено трудностями согласования единой позиции при подготовке конкретных норм, регулирующих этот институт, в силу противоречивости интересов различных государств, их политических, культурных и экономических обычаев, вековых традиций правопонимания в регулировании тех или иных аспектов социальной действительности.

Именно поэтому дальнейшее мощное развитие данный принцип получил в национальных законодательствах по МЧП, которые принимались после вступления в силу Римской конвенции 1980 г.

3. Роль принципа тесной связи во внутригосударственном правовом регулировании международных частных отношений

В более ранних кодификациях МЧП данный принцип был сформулирован именно как принцип без законодательного закрепления презумпций, раскрывающих содержание критериев тесной связи. К ним относятся Гражданский кодекс Португалии 1966 г. (ст. 41), Федеральный закон Австрии 1978 г. "О международном частном праве" (§ 1).

В национальных кодификациях МЧП, принятых после 1980 г., закреплены генеральные презумпции и системы частных презумпций, отражающих существо тесной связи с учетом национальных традиций (ст. 117).

Так, в Федеральном законе Швейцарии 1987 г. "О международном частном праве" в качестве генеральной презумпции определена тесная связь договора с государством, в котором сторона, обязанная совершить предоставление, определяющее существо обязательства, имеет место обычного пребывания. В последующем законом определены частные презумпции для отдельных видов договоров: в договорах об отчуждении имущества - предоставление отчуждателя; в договорах поручения, подряда и других договорах об оказании услуг - предоставление услугодателя; в договоре хранения - предоставление хранителя и т.д.

Аналогичный подход, заключающийся в создании развитой системы частных презумпций, определяющих существо тесной связи, закреплен Законом Лихтенштейна 1996 г. "О международном частном праве", Гражданским кодексом Квебека 1991 г., Законом Румынии 1992 г. N 105 применительно к регулированию отношений международного частного права.

Вместе с тем отдельные европейские страны - члены Европейского Союза пошли не по пути создания системы частных презумпций, отражающих существо принципа тесной связи, а сделали отсылку к нормам Римской конвенции 1980 г., что, по всей видимости, является следствием полного их согласия с подходами этого международного договора. К ним, например, относится Италия.

Значение Римской конвенции 1980 г. для развития принципа тесной связи не ограничено рамками Европейского Союза и уже не носит региональный характер. Формирование системы презумпций, отражающих суть тесной связи, характерно для стран всех частей мира и относящихся к различным правовым семьям.

Указанный подход нашел серьезную поддержку в рамках кодификации МЧП в Австралии. В законопроекте Австралии о выборе права содержатся подходы, весьма близкие к Римской конвенции 1980 г., в определенных частях даже их повторяя, а также дополнительные аспекты, отражающие особенности национально-правовой системы Австралии, относящейся к англо-американской правовой семье (ст. 9, п. 5). Так, используя презумпцию характерного исполнения для определения тесной связи, закрепленную в Римской конвенции 1980 г., законопроект, учитывая англо-американскую природу правовой системы Австралии, на основе доктрины локализации устанавливает, что указанная презумпция должна определить право, свойственное договору, в случае, если стороны договора прямо или ясным предположением не избрали право, свойственное договору.

Принцип тесной связи прочно вошел в правовую систему Китая. Указание на применение права страны, с которой договор тесно связан, мы находим в Общих положениях Гражданского кодекса 1986 г. (ст. 145), Законе 1999 г. "О договорах" (ст. 126), Законе 1992 г. "О морской торговле" (ст. 269). Однако система презумпций, отражающих существо тесной связи, закреплена не в законодательных актах, а в Пояснениях Верховного народного суда по некоторым вопросам применения Закона о внешнеэкономическом договоре, имеющим нормативный характер.

Заметно влияние института тесной связи Римской конвенции 1980 г. и в странах СНГ. Вместе с тем абсолютного однообразия в вопросах правового регулирования определения применимого права на основе принципа тесной связи в этих странах нет.

Модель части третьей Гражданского кодекса для стран СНГ закрепила принцип тесной связи для определения применимого права. Однако Модельный закон в отличие от Римской конвенции не определяет критерии тесной связи. Система коллизионных привязок, закрепленная в ст. 1205, не указана в качестве системы презумпций, отражающих существо генеральной презумпции, как это сделано в Римской конвенции, определившей в этом качестве тесную связь со страной, в которой осуществляется исполнение, характерное для конкретного договора. Именно поэтому принцип тесной связи не нашел должного развития и закреплен в качестве субсидиарной презумпции на случай, если невозможно определить применимое право на основе закрепленных коллизионных привязок для различных видов договоров.

Вследствие этого в части стран СНГ, которые пошли по пути, предложенному Модельным законом, принцип тесной связи также не нашел должного развития. К ним относятся: Гражданский кодекс 1998 г. Армении, Гражданский кодекс 1998 г. Белоруссии, Гражданский кодекс 1999 г. Казахстана, Гражданский кодекс Киргизии 1998 г., Гражданский кодекс Узбекистана 1996 г.

Вместе с тем не все страны бывшего СССР пошли по данному пути. Явное влияние Римской конвенции 1980 г. чувствуется в МЧП Грузии. Особый подход проявился уже в том, что в отличие от других стран СНГ она не включила нормы МЧП в Гражданский кодекс, а приняла специальный Закон 1998 г. N 1362-II "О международном частном праве", определив в качестве сферы его применения не только гражданско-правовые отношения, но и семейные, а также связанные с ними нормы процессуального права. Это обусловило восприятие Грузией и подходов Римской конвенции 1980 г. в отношении принципа тесной связи, которая практически повторила соответствующие нормы Конвенции. Однако, восприняв указанный подход, Грузия не пошла по пути дальнейшего развития принципа тесной связи через формирование системы частных презумпций.

Краткий анализ показывает, что Россия в развитии принципа тесной связи среди бывших стран СНГ пошла дальше всех. Взяв за концептуальную основу правового регулирования гражданско-правовых отношений с иностранным элементом указанный принцип, Россия сформулировала его генеральную презумпцию как связь договора с правом страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. В последующем генеральная презумпция развернута в национальную систему частных презумпций, отражающую существо тесной связи различных видов договоров. Таким образом, можно констатировать, что на постсоветском пространстве Россия продвинулась дальше всех в поиске и законодательном закреплении наиболее объективного метода правового регулирования международных частных отношений, являющегося отражением соответствующей закономерности правового опосредования взаимодействия национальных правовых систем в условиях глобализации <*>.

<*> Кудашкин В.В. Правовое регулирование международных частных отношений. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 107 - 121.

Законодательное закрепление принципа тесной связи нашло активное применение в арбитражной и судебной практике как государственных, так и международных коммерческих арбитражных судов.

Так, между российской организацией (истец) и алжирской фирмой (ответчик) был заключен контракт на поставку из Алжира определенных товаров. Поставка этих товаров ответчиком произведена не была. Рассматривая возникший спор, МКАС при ТПП РФ признал применимым алжирское право, которое имеет с договором наиболее тесную связь в силу того, что продавцом является фирма, учрежденная и действующая на территории Алжира, обязательства по контракту подлежали исполнению также в Алжире (дело N 76/1997, решение от 26.01.98 <*>).

<*> Арбитражная практика Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ за 1998 г. / Сост. М.Г. Розенберг. М.: Статут, 1999. С. 38 - 42.

В контракте между продавцом (индийская фирма) и покупателем (российская организация) стороны не указали применимое право. В возникшем споре, рассмотренном МКАС при ТПП РФ (дело N 265/1997, решение от 23.03.99), определяя применимое право, суд указал, что индийское право имеет наиболее тесную связь с контрактом: продавцом является фирма, учрежденная и действующая на территории Индии; передача товара по контракту осуществлялась также в Индии <*>.

<*> Практика Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ за 1999 - 2000 гг. М.: Статут, 2002. С. 61 - 66.

4. Основные виды генеральных презумпций принципа тесной связи

Теоретический и практический интерес представляет анализ основных генеральных презумпций принципа тесной связи, нашедших самое значительное развитие в Римской конвенции 1980 г., Федеральном законе Швейцарии 1987 г. "О международном частном праве" и VI разделе ГК РФ.

Как ранее было отмечено, Римской конвенцией 1980 г. закреплена генеральная презумпция принципа тесной связи, определяющая в качестве таковой связь со страной, в которой сторона, осуществляющая исполнение, являющееся характерным для данного договора, имеет в момент заключения договора свое обычное местожительство или находится административный центр корпоративной или единоличной организации.

В изложенной презумпции можно выделить три основных условия (частные презумпции): 1) содержательное условие презумпции определяет в качестве квалифицирующего признака осуществление исполнения, являющегося характерным для данного договора; 2) субъектное условие презумпции состоит в связи со страной стороны, осуществляющей исполнение; 3) временное условие включает связь с той страной, в которой сторона имеет в момент заключения договора свое обычное местожительство или находится административный центр корпоративной или единоличной организации.

Все три условия существенно изменены в швейцарском Законе о МЧП (1987 г.) и VI разделе ГК РФ за исключением, пожалуй, того, что все они в совокупности определяют принцип тесной связи национального законодательства.

Содержательным условием принципа в швейцарском Законе установлено совершение предоставления, определяющее существо обязательства, а в российском - осуществление исполнения, имеющее решающее значение для содержания договора.

Следует отметить определенную близость в подходах Римской конвенции и швейцарского права к формулированию данной презумпции.

Как было отмечено, в основание презумпции принципа тесной связи в швейцарском законодательстве положена связь существа обязательства с его стороной, которая совершает предоставление. Правовая доктрина исходит из того, что существо обязательства сводится к тому, что конкретные лица юридически связываются между собой, его цель - установить определенное поведение должника в интересах кредитора <*>. "Существо обязательства сводится к обязанию конкретных лиц к определенному поведению в рамках имущественного (гражданского) оборота, т.е. к тем или иным формам товарообмена" <**>.

<*> См.: Рожкова М.А. К вопросу об обязательствах и основаниях их возникновения // Вестник ВАС РФ. 2001. N 6.
<**> Гражданское право. В 2-х т. Том II. Полутом 1: Учебник / Отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Бек, 2000. С. 14.

Подход в определении существа обязательства через поведение обязанного лица совершить в интересах кредитора конкретно-определенные действия с целью удовлетворения его имущественных интересов как субъекта товарообмена представляется оправданным. Речь идет о совершении не любых, а конкретно-определенных действий, характерных именно для этого вида обязательств. В таком подходе не существенно, что в относительных обязательствах каждая из сторон является и кредитором, и должником и соответственно действия должна совершить каждая из сторон. Критерием здесь является не абстрактная обязательность совершения каких-либо действий, а именно характерных, свойственных, обусловленных причинно-следственной связью для существа данного обязательства.

Указанный в Римской конвенции подход характерного исполнения в более глубокой и объективной форме был развит в швейцарском законодательстве.

Российское законодательство пошло по несколько иному пути. В основание содержательного условия презумпции был положен не объективный критерий существа обязательства, а исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Формальная разница в терминах "существо обязательства" и "содержание договора" имеет в то же время существенное значение. Речь о том, что первичнее и объективнее в предлагаемых подходах. Следует учитывать, что содержание договора не определяет существа обязательства, именно не определяет. Оно может отражать существо обязательства, но не определять. Как правовое явление существо обязательства характеризуется определенной объективностью, т.е. независимостью от субъекта правоотношения. Действия, совершаемые субъектом, конечно же, зависят от воли субъекта, именно их совокупность, закрепленная по воле субъекта в договоре, определяет его содержание. Однако характеристика этих действий, закрепляемых и совершаемых по воле субъекта, обладает объективными признаками, определяющими существо возникшего на основе указанных действий обязательства. И в этом смысле категория "существо обязательства" отражает его объективные характеристики, т.е. носит независимый от воли субъекта характер. В то же время категория "содержание договора" носит субъективистский характер, определяется по воле субъекта обязательства. Иными словами, существо обязательства в целом должно определять содержание договора, в то время как содержание договора не определяет, а отражает существо лежащего в его основании обязательства.

Изложенное непосредственно касается и проблемы содержательного условия принципа тесной связи. Представляется, что в его основание должны быть положены явления объективные, не зависящие от воли субъекта правоотношения, отражающие закономерности правового регулирования международных частных отношений. В этих целях использование для определения существа тесной связи, возникающей между гражданско-правовым отношением с иностранным элементом и национальной правовой системой, существа обязательства является объективным и закономерным. В то же время в этом качестве едва ли может выступать содержание договора, т.к. оно не определяет, а всего лишь отражает в определенной части существо обязательства. В остальных частях содержание договора включает множество иных условий, связанных с существом обязательства опосредованно в силу его наличия, например условия поставки товара, расчетов, требования к приемке, качеству, упаковке и т.д. Каждое из них в конкретной ситуации может иметь решающее значение для исполнения договора. Соответственно закреплять поиск тесной связи на этой основе представляется в определенной мере уязвимым. В такой ситуации многое зависит от судебной и арбитражной практики в тех случаях, когда существо принципа тесной связи не определено в системе презумпций, определенных в п. 3 ст. 1211 ГК РФ, либо суд не обязан ими руководствоваться в силу полномочия, предусматривающего самостоятельный выбор применимого права, например МКАС при ТПП РФ (ст. 28 Закона РФ от 7 июля 1993 г. N 5338-I "О международном коммерческом арбитраже" <*>). Указанная ситуация также возникает в договоре, содержащем элементы различных договоров, когда необходимо определить право страны, с которой такой договор, рассматриваемый в целом, наиболее тесно связан, если иное не вытекает из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела (п. 5 ст. 1211 ГК РФ).

<*> Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1993. N 32. Ст. 1240.

В Обзоре судебной практики Федерального арбитражного суда Московского округа по рассмотрению дел с участием иностранных лиц отмечается, что арбитражный суд вправе самостоятельно выбрать правовую систему того государства, право которого, по его мнению, наиболее тесно связано с существом спорного правоотношения, в случае, когда стороны во внешнеэкономическом контракте в качестве применимого права указали на законодательство двух государств (дело N КГ-А40/1344-99 (А40-44291/98-10-700)).

При рассмотрении спора в кассационной инстанции между страховым обществом, которое заявило иск о признании сделки (договора о продаже) недействительной и применении последствий ее недействительности к российскому акционерному обществу, действовавшему по доверенности от имени иностранной компании (Багамские острова), судом при определении применимого права было отмечено следующее.

Заключенный договор является не договором поручения, а агентским соглашением, как и было определено сторонами в соответствии с условиями договора. При этом ответчик выступал не в качестве поверенного, а в качестве маркетингового агента. В соответствии с соглашением применимым к отношениям сторон правом является право Англии и России.

В российском праве на момент заключения договора (1992 год) отсутствовало понятие агента. Однако институт агентирования подробно урегулирован английским правом, стороны предусмотрели возможность применения норм права обеих правовых систем.

В связи с этим суду первой инстанции следовало применить право Англии как правовой системы, подробно регламентирующей деятельность маркетингового агента, и установить, может ли агент, в соответствии с английским правом, нести ответственность за совершенные действия от имени назначившего его юридического лица <*>.

<*> Обзор судебной практики Федерального арбитражного суда Московского округа по рассмотрению дел с участием иностранных лиц // Вопросы правоприменения. Судебно-арбитражная практика Московского региона. 2000. N 2.

Следует также учитывать, что закрепление в российском праве в содержательной презумпции принципа тесной связи осуществления исполнения, имеющего решающее значение для содержания договора, не имеет абсолютного значения. Пунктом 2 ст. 1211 установлено, что он применяется, если иное не вытекает из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела. Применение данной оговорки, особенно в части учета существа договора, сближает подход российского права с Римской конвенцией 1980 г. и швейцарским Законом 1980 г.

Практика МКАС придерживается именно такого подхода, когда при определении применимого права учитывается совокупность обстоятельств дела, а не генеральная презумпция осуществления исполнения, имеющего решающее значение для содержания договора. Так, в споре между бельгийской (ответчик) и российской (истец) сторонами, определяя применимым российское право, хотя по общему правилу должно было быть применимо бельгийское право, МКАС учитывал следующие обстоятельства: 1) коммерческое предприятие бельгийской стороны (филиал) находится на территории России; 2) ответчик, оспаривая действительность контракта, ссылался исключительно на нормы ГК РФ, а не бельгийского права <*>.

<*> См.: Практика Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ за 1999 - 2000 гг. / Сост. М.Г. Розенберг. М.: Статут, 2002. С. 199 - 203.

В отношении субъектного условия принципа тесной связи Римской конвенцией 1980 г. определены самостоятельные частные презумпции для сторон обязательства, находящихся в двух ситуациях: 1) не участвующих в профессиональной деятельности и 2) занимающихся профессиональной деятельностью (п. 2 ст. 4).

Для первой категории сторон установлены следующие условия: 1) для стороны, в качестве которой выступают граждане, физические лица и лица без гражданства, применен критерий места жительства; 2) для стороны, выступающей в качестве юридического лица либо таковой не являющейся, но относящейся по праву отдельных государств к субъектам права, применен критерий места нахождения административного центра корпоративной или единоличной организации.

Для сторон, занимающихся профессиональной (обычной торговой) деятельностью, установлены два специальных правила: 1) общим правилом является характерное исполнение обязательства стороной, принадлежность которой к стране определяется местонахождением ее основного коммерческого предприятия в этой стране; 2) однако, если согласно условиям договора его исполнение должно осуществляться в ином месте, нежели местонахождение ее основного коммерческого предприятия, то для определения презумпции тесной связи использован иной критерий - страны местонахождения такого иного места.

Швейцарский Закон о МЧП в целом воспринял подходы Римской конвенции в установлении самостоятельных правил для осуществления профессиональной и непрофессиональной деятельности сторонами обязательства, однако с определенными, весьма существенными, отличиями. В качестве общего критерия определено место обычного пребывания стороны обязательства (ст. 117). С учетом норм ст. 20 для физических лиц место обычного пребывания находится в том государстве, в котором оно проживает в течение некоторого срока, даже если этот срок заранее ограничен. Так как Римской конвенцией не установлены специальные правила, что считать обычным местонахождением физического лица, в этом случае могут быть применены указанные правила швейцарского Закона о МЧП. Противоречия в данном случае между нормами Римской конвенции и швейцарского Закона не существует.

Иная ситуация с определением территориальной принадлежности стороны обязательства при осуществлении профессиональной деятельности.

В отличие от Римской конвенции (местонахождение основного коммерческого предприятия) швейцарский Закон определяет в этом качестве место, указанное в уставе или в договоре товарищества (ст. 21), а при отсутствии такого указания таковым считается место осуществления фактического управления товариществом. Если учитывать, что существо обязательства в целом определяет конкретно-определенное поведение должника, осуществляющего характерное исполнение, то в этом случае определение применимого права может не совпасть с правом такого исполнителя. То есть по договору купли-продажи товара, стороной которой является швейцарская сторона, если применимым будет определен швейцарский Закон о МЧП, по общему правилу в качестве применимого может быть определено не швейцарское материальное право, а право страны местонахождения товарищества, которое указано в его уставе. При применении Римской конвенции в этом случае будет использован иной критерий - местонахождение основного коммерческого предприятия швейцарской стороны.

Однако Римская конвенция в правовом регулировании этого вопроса не ставит точку, а устанавливает гибкое правило, что если по условиям договора его исполнение должно осуществляться в ином месте, чем местонахождение стороны обязательства, то для определения тесной связи учитывается страна местонахождения такого исполнения. Иными словами, не определяя в качестве основания презумпции тесной связи осуществление исполнения, определяющее существо обязательства, именно Римская конвенция наиболее последовательна в реализации этого подхода.

В целом же разница по этому вопросу состоит в том, что Римская конвенция придерживается фактического подхода, т.е. действительного местонахождения стороны, осуществляющей характерное исполнение, а швейцарский Закон - формального подхода, т.е. формально-юридического определения местонахождения в уставе или договоре товарищества.

Выше уже говорилось, что содержательная презумпция принципа тесной связи, закрепленная в п. 2 ст. 1211 ГК РФ, не в полной мере отражает объективное основание принципа тесной связи, т.е. связь между существом обязательства и соответствующей национальной правовой системой. Аналогичная ситуация и с субъектной презумпцией данного принципа. Российское законодательство не устанавливает специальных правил для случаев осуществления профессиональной и непрофессиональной деятельности. Используемый критерий "основное место деятельности стороны" в случае, не предусмотренном системой презумпций п. 3 ст. 1211 ГК РФ, не позволяет в достаточно определенной мере установить территориальную привязку принципа тесной связи. Наиболее наглядно такую неопределенность можно ощутить на примере договора простого товарищества, в отношении которого установлена территориальная привязка принципа к месту осуществления деятельности такого товарищества. Однако не редкость, что в равной мере такая деятельность осуществляется в различных странах. Например, для достижения единой цели объединяются усилия научно-исследовательской организации, осуществляющей основную деятельность на территории России, и организации, внедряющей результаты исследовательской деятельности в производства, осуществляющей деятельность на территории иностранного государства. В котором из указанных мест осуществляется основная деятельность? Критерии, выработанные Римской конвенцией и швейцарским законодательством, в этом случае создают больше предпосылок для определенности в этом вопросе, чем отечественное законодательство.

Вместе с тем применение презумпции места деятельности стороны, осуществляющей исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора, активно используется в арбитражной практике. В деле N 278/1998 МКАС при ТПП РФ (решение от 08.04.99) между истцом (китайской организацией) и ответчиком (российской организацией) не было определено применимое право. При его определении МКАС исходил из того, что контракт между сторонами был заключен на территории Российской Федерации и его исполнение тесно связано с местом нахождения представительства истца, также расположенного на территории России. Применимым было выбрано российское право <*>. К такому выбору привело применение именно принципа тесной связи, т.к. использование императивной презумпции lex venditoris в действовавших на тот момент Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. должно было привести к выбору права страны продавца, т.е. китайского права.

<*> См.: Практика Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ за 1999 - 2000 гг. / Сост. М.Г. Розенберг. М.: Статут, 2002. С. 73 - 75.

В деле N 305/1998 МКАС при ТПП РФ (решение от 31.01.2000) между российской организацией (истцом) и бельгийской организацией (ответчиком) суд при определении применимого права также исходил из презумпции основного места деятельности сторон договора, а не lex venditoris, применимого в силу Основ гражданского законодательства 1991 г. При этом во внимание было принято, что иностранный участник спорного правоотношения имеет бельгийскую принадлежность, однако его основное коммерческое предприятие, участвующее в исполнении договора, в данном случае филиал, находилось на территории России. То есть был использован подход, закрепленный в субъектной презумпции принципа тесной связи ст. 4 Римской конвенции 1980 г. (при осуществлении профессиональной деятельности страной стороны договора, осуществляющей характерное исполнение, будет являться страна местонахождения ее коммерческого предприятия <*>).

<*> См.: Практика Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ за 1999 - 2000 гг. С. 199 - 203.

Следует также отметить, что, не являясь участницей Римской конвенции 1980 г., российская правовая система содержит норму, близкую к ней в части субъектной презумпции принципа тесной связи. Указанная близость обусловлена включением в нее Венской конвенции о международной купле-продаже товаров 1980 г. Согласно ст. 10 Конвенции в случае, если сторона имеет более одного коммерческого предприятия, ее коммерческим предприятием считается то, которое с учетом обстоятельств, известных сторонам или предполагавшихся ими в любое время до или в момент заключения договора, имеет наиболее тесную связь с договором и его исполнением. В Римской конвенции по этому вопросу определено, что договор, заключаемый в рамках профессиональной деятельности, имеет более тесную связь со страной, в которой находится местонахождение основного коммерческого предприятия стороны, осуществляющей характерное исполнение.

В споре между английской фирмой (истцом) и российской организацией (ответчиком) при определении применимого права МКАС при ТПП РФ (дело N 2/1995, решение от 05.11.97) установил, что наиболее тесную связь с контрактом имело коммерческое предприятие истца (английской фирмы), находящееся в Швейцарии. Английская компания заключала договор с ответчиком через свою контору или представительство в Швейцарии. В то время как Англия не является участницей Венской конвенции 1980 г., Швейцария участвует в ней с 1 марта 1991 г. По обстоятельствам дела представляется оправданным считать, что в контексте контракта наиболее тесную связь с ним имело коммерческое предприятие истца в Швейцарии, швейцарский адрес которого был обозначен на печати, скреплявшей контракт, и через которое должно было осуществляться (и фактически осуществлялось) исполнение договорных обязательств, а именно оплата товара, т.к. и Швейцария, и Россия являются участницами Венской конвенции 1980 г. <*>.

<*> Арбитражная практика за 1996 - 1997 гг. М.: Статут, 1998. С. 244 - 254.

Временная презумпция принципа тесной связи также имеет определенные отличия. Римская конвенция устанавливает правило, что территориальная привязка принципа определяется в момент заключения договора (п. 2 ст. 4). То есть если в последующем сторона договора поменяла свое место жительства, либо административный центр корпоративной или единоличной организации, или местонахождение ее основного коммерческого предприятия при осуществлении профессиональной деятельности, то это не влияет на определение применимого права.

Данный подход не был воспринят швейцарским Законом о МЧП. Временная презумпция в нем четко не выделена, однако анализ п. 2 ст. 117 показывает, что речь идет о месте обычного пребывания или делового обзаведения во время совершения предоставления, а не заключения договора, как в Римской конвенции.

Статья 1186 ГК исходит из аналогичного подхода с той лишь только разницей, что временная презумпция в ГК РФ сформулирована более определенно и прямо указывает на место жительства или основное место деятельности стороны договора в момент осуществления исполнения.

5. Теоретические основания принципа тесной связи гражданского правоотношения с имманентной ему национальной правовой системой

Следует отметить, что существование принципа тесной связи для разрешения коллизий законов в международном частном праве имеет теоретическое обоснование.

Указанный принцип отражает системный характер международного взаимодействия национальных правовых систем. Национальная правовая система, будучи надстройкой системы внутригосударственных отношений, опосредует не только связи и отношения внутри системы, но и вовне, при взаимодействии самой системы и составляющих ее элементов с другими системами. Правовая надстройка обеспечивает как взаимодействие системы внутригосударственных отношений, тем самым объективно предполагая, что при правовом опосредовании общественных отношений, в которых присутствует иностранный элемент, возможна его связь не с национальной, а иностранной правовой системой, так и целостность системы. Возникающие при этом связи не должны произвести возмущающее воздействие на систему внутригосударственных отношений, которое может произойти, если разорвать объективно существующую связь международного частного отношения и правоотношения с иностранным элементом с национальной правовой системой.

Таким образом, исключительный характер должно носить исключение применения и осуществления иностранного права. Именно исключению из общего правила служит ряд правовых институтов в любой национальной правовой системе, как, например, оговорка о публичном порядке, императивные нормы, имеющие особое значение, обход закона. С этой точки зрения принцип отыскания права, с которым данное правоотношение наиболее тесно связано, является объективной закономерностью взаимодействия различных национальных правовых систем.

В силу того что принцип тесной связи отражает закономерности функционирования (взаимодействия) систем внутригосударственных отношений и правового опосредования взаимодействия национальных правовых систем, исследуя эволюцию международного частного права, можно говорить о противоречии между содержанием такого правового опосредования, т.е. тесной связи применимого права с существом регулируемых отношений, и правовой формой такого опосредования, т.е. использованием традиционных жестких коллизионных привязок, отличающихся однозначностью и определенностью.

Указанное противоречие было отмечено А.Н. Жильцовым и А.И. Мурановым, которые пишут: "...на современном этапе развития международного частного права одним из основных противоречий в нем является напряженность между стремлением к правовой определенности, предсказуемости регулирования и потребности в гибком регулировании" <*>.

<*> Жильцов А.Н., Муранов А.И. Национальные кодификации в современном международном частном праве. Тенденции и противоречия в его развитии на пороге третьего тысячелетия // Международное частное право: Иностранное законодательство. С. 44.

6. Содержание принципа тесной связи

Содержание принципа тесной связи - теоретически важный вопрос. Речь идет о том, что указанный принцип выступает лишь юридической формой объективно существующей связи международного частного отношения, гражданско-правового отношения с иностранным элементом и национальной правовой системой. Однако любая форма содержательна. И это содержание далеко не однозначно в правовых системах и доктринах различных государств. Так, Е.В. Кабатова отмечает: "Если сравнивать структуру обычной коллизионной нормы с привязкой "тесная связь", то мы вынуждены будем признать, что "тесная связь" очень мало на нее похожа. Коллизионная норма, вернее, привязка коллизионной нормы всегда указывает на конкретную правовую систему, подлежащую применению" <*>.

<*> Кабатова Е.В. Изменение роли коллизионных норм в международном частном праве // Международное частное право: современная практика / Под ред. М.М. Богуславского, А.Г. Светланова. М.: ТОН-Остожье, 2001. С. 9.

В английской доктрине принцип тесной связи выражен в двух теориях: теории намерения и теории локализации. Теория намерения означает, что правом, свойственным договору, является право, применение которого входило в намерение сторон. Доктрина локализации исходит из того, что таковым является право, в котором в большей степени группируются элементы договора. Различие между этими двумя теориями является различием между субъективностью и объективностью <*>.

<*> См.: Чешир Д., Норт П. Международное частное право. М.: Прогресс, 1982. С. 246 - 247.

Германская доктрина исходит из того, что правом, свойственным договору, является право, выбранное сторонами. Возможен также молчаливый выбор, когда применимое право определяется из норм договора или обстоятельств дела по таким признакам, как выбранная валюта, язык, место заключения договора, по юрисдикции суда или арбитража. В целом германская доктрина основана на определении права страны, которое имеет объективную и наиболее тесную связь с договором. В случае если выбор применимого права не был сделан сторонами, применяется право, обеспечивающее исполнение договора, наиболее характерное для его сути (ст. 28 Вводного закона ГГУ) <*>.

<*> Кох Х., Магнус У., Винклер фон Моренфельс П. Международное частное право и сравнительное правоведение. М.: Международные отношения, 2001. С. 141 - 145.

Закономерность правового регулирования, заключающаяся в том, что правом, свойственным гражданско-правовому отношению с иностранным элементом, является право, имеющее с ним наиболее тесную связь, институализирована в правовой системе в виде принципа тесной связи. Указанный принцип имеет не только и даже не столько коллизионный характер в чистом виде, т.е. обусловливает применение соответствующей коллизионной нормы. В правовой действительности он имеет фундаментальное значение для регулирования международных частных отношений в целом, определяя соотношение коллизионного и материального регулирования в этой сфере. Оба указанных метода являются проявлениями указанной закономерности, так как опосредованное (коллизионное) либо прямое (материальное) регулирование является проявлением сущностных свойств принципа тесной связи. Определенные свойства международного частного отношения, обусловленные материальным содержанием и волевым опосредованием, предопределяют характер и существо воздействия на них национальной правовой системы для достижения результата, адекватного национальным интересам. Именно этим определяется значение указанной закономерности и для регулирования международных частных отношений, характеризующихся доминированием государственного интереса. Государственный интерес предопределяет необходимость установления прямых устойчивых связей между гражданско-правовым отношением с иностранным элементом и российской правовой системой, проявляющийся в непосредственном регулировании наиболее существенных аспектов этих отношений. Императивными материальными нормами соответствующего законодательства прямо регулируются субъектный и объектный составы указанных правоотношений, а также некоторые субъективные права и обязанности при совершении сделок и исполнении обязательств по ним <*>.

КонсультантПлюс: примечание.

Научно-практический комментарий к Федеральному закону "О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами" (В.В. Кудашкин) включен в информационный банк.

<*> См.: Кудашкин В.В. Научно-практический комментарий к Федеральному закону "О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами". М.: Международные отношения, 2002. С. 79 - 83; Кудашкин В.В. Государственное регулирование торговли продукцией военного назначения с иностранными государствами: теория и практика. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. С. 174 - 184.

Вместе с тем даже в указанных областях государственный интерес не является настолько абсолютным, чтобы исключать применение к правоотношениям с иностранными элементами иностранного права. В этом нет объективной необходимости. Именно поэтому отдельные аспекты обязательственных правоотношений в этих сферах социальных отношений не требуют для их регулирования применения исключительно российского права, и соответственно объективно тесной связью для них является не односторонняя связь с материальными нормами российского права, а диверсифицированная потенциальная связь с множеством национальных правовых систем, имеющая коллизионный характер.

7. Природа принципа тесной связи

В правовой литературе указывается на коллизионную природу принципа тесной связи. Так, В.П. Звеков подчеркивает: "Следует заметить, что значение "гибкой" коллизионной нормы, отсылающей к праву страны, с которым отношение наиболее тесно связано, переросло рамки "рядового" коллизионного правила". И далее: "Указанный принцип приобрел "статус" одного из основных коллизионных начал" <*>.

<*> Звеков В.П. Указ. соч. С. 124.

Однако проведенное выше исследование принципа тесной связи позволяет сделать вывод, что он имеет не столько коллизионную природу, т.е. локализованную исключительно рамками коллизионного права, сколько международно-частноправовую природу, отражая сущность и природу международного частного права в целом. Указанный принцип стоит над коллизионным и материальными методами правового регулирования международных частных отношений, отражающими только отдельные стороны правового регулирования в этой области.

Таким образом, принцип тесной связи является общим принципом международного частного права, определяющим основополагающие начала в правовом регулировании международных частных отношений. В то же время, коллизионный и материально-правовой методы являются частными принципами международного частного права, применимость которых обусловлена действием принципа тесной связи (особенно наглядно это проявляется в действии императивных норм, имеющих особое значение <*>).

<*> См. более подробно: Кудашкин В.В. Актуальные вопросы международного частного права. М.: Волтерс Клувер, 2004. С. 28 - 46.

Необходимо подчеркнуть, что изменение позитивного правового регулирования международных частных отношений в настоящее время и выдвижение на первое место принципа тесной связи является результатом процессов глобализации, происходящих в мировом сообществе, и прежде всего интернационализации социально-экономических отношений между государствами.