Мудрый Юрист

Гражданско-правовое значение добросовестности

Груздев Владислав Викторович, доцент кафедры гражданского и предпринимательского права федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования "Новосибирский государственный университет экономики и управления "НИНХ". Кандидат юридических наук. Научная специализация - гражданское право (обязательственное, договорное право, гражданско-правовая защита).

Родился 23 апреля 1973 г. в г. Улан-Удэ. В 1995 г. окончил Иркутский государственный университет.

Автор монографий "Возникновение договорного обязательства по российскому гражданскому праву" (2010), "Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга первая. Общие положения" (2012), "Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга вторая. Отдельные аспекты защиты" (2014), "Гражданско-правовая защита: теория и практика" (2015) и более 80 статей по различным вопросам гражданского права.

В статье на основе теоретических разработок в области злоупотребления правом как часто встречающегося на практике проявления недобросовестности раскрыты основные признаки понятий недобросовестного и добросовестного поведения, дано определение данным понятиям. Выявлено соотношение добросовестности со справедливостью, разумностью, виной. Сделан вывод, что недобросовестность в определенных случаях заменяет собой в целях адекватного применения гражданского законодательства вину в ее публично-правовом понимании. Определено краткое содержание принципа добросовестности в гражданском праве.

Ключевые слова: принцип добросовестности, добросовестность, добросовестное поведение, недобросовестность, недобросовестное поведение, справедливость, разумность, гражданско-правовая вина.

Civil-law good faith value

V.V. Gruzdev

The article on the basis of theoretical developments in the field of violations of the law as manifestations bad faith often occurring in practice describes the main features of the concepts of bad faith and good faith behavior, the definition of these concepts. Revealed its relationship with concepts of integrity, justice, rationality, reason. It is concluded that bad faith in certain cases supersedes in purpose an adequate application of the civil legislation of guilt in its public law understanding. Determined is the summary of principle of the good faith in civil law.

Key words: principle of good faith, good faith, good faith conduct, bad faith, unfair conduct, fairness, rationality, civil guilt.

Обеспечение человеческого сосуществования требует установления определенных правил поведения в целях ограничения эгоистического проявления свободы воли отдельными индивидуумами (их коллективами) и достижения тем самым необходимого баланса интересов всех участников общественных связей. К подобным правилам относятся различные социальные нормы, наиболее действенными из которых признается объективное право, исходящее от государства, а поэтому гарантируемое его авторитетом и силой.

Вместе с тем практически во всех юридических положениях находят известное выражение господствующие в гражданском обществе идеалы, включая представления о добре и зле. По логике вещей, юридические акты, поскольку они являют собой преломление законодательных велений, не должны наносить вреда заслуживающим уважения интересам. Как следствие, субъективно порочные действия, причиняющие зло, даже если они формально не противоречат закону, не могут находить поддержку у государства. Неслучайно в положении п. 4 ст. 1 ГК РФ, предусматривающем вариант проявления принципа добросовестности, понятия "незаконное" и "недобросовестное" поставлены в один ряд и вместе с тем соединены союзом "или", что свидетельствуют как о близости, так и неравнозначности данных понятий. В этой связи требуется тщательное цивилистическое исследование проблем добросовестности, результаты которого могли бы использоваться при разрешении конкретных юридических дел.

Гражданско-правовая наука буквально "пестрит" подходами к объяснению сущности рассматриваемого явления <1>. В частности, добросовестность: признается оценочным понятием, которому невозможно дать точное определение <2>, либо, напротив, подлежащим дефиниции <3>; связывается <4> или не связывается <5> с нравственностью (моралью); разделяется на добросовестность в объективном и субъективном смыслах <6>; сопоставляется с невиновностью <7> и т.д.

<1> О высказанных по данной проблеме научных взглядах, их систематизации и критике см.: Соломин С.К. Теория добросовестности в российском гражданском праве: становление, развитие, перспективы // Вестник Омского ун-та. 2016. N 2. С. 75 - 81.

КонсультантПлюс: примечание.

Статья В.В. Витрянского "Новый Гражданский кодекс и суд" включена в информационный банк согласно публикации - "Хозяин и право", 1997, N 6.

<2> Витрянский В.В. Гражданский кодекс и суд // Вестник ВАС РФ. 1997. N 7. С. 132; Скловский К.И. Применение норм о доброй совести в гражданском праве России // Хозяйство и право. 2002. N 9. С. 79.
<3> Кузнецова О.А. Презумпции в российском гражданском праве: Дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. С. 121.
<4> Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л., 1955. С. 95; Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая: Науч.-практ. комментарий / Отв. ред. Т.Е. Абова, А.Ю. Кабалкин, В.П. Мозолин. М., 1996. С. 28.
<5> Синайский В.И. Русское гражданское право. Киев, 1917. Вып. 1. Общая часть. С. 87; Амфитеатров Г.Н. Вопросы виндикации в советском праве // Советское государство и право. 1941. N 2. С. 47; Скловский К.И. Указ. соч. С. 181.
<6> Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. N 1. С. 124 - 125; Дроздова Т.Ю. Добросовестность в российском гражданском праве. Иркутск, 2006. С. 11. Близка к данному подходу точка зрения, выделяющая в составе добросовестности субъективную и объективную стороны, где субъективная сторона, по существу, отождествляется с невиновностью в свете психологической концепции вины, а объективная - с невинностью, но уже с позиций поведенческого понимания вины (Аверьянова М.В. Защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве: Автореф. ... канд. юрид. наук. М., 2001. С. 24).
<7> "Таким образом, - заключает Т.Ю. Дроздова, - добросовестность в субъективном смысле следует определить как невиновное заблуждение (незнание) субъекта относительно противоправности своего поведения..." (Дроздова Т.Ю. Указ. соч. С. 19). По другому, еще более ясному выражению, "определение добросовестности совпадает, в сущности, с определением невиновности" (Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002. С. 91).

В методологическом аспекте, следуя диалектическим законам отрицания и восхождения от абстрактного к конкретному, для перехода в данной области на качественно новый уровень исследования надлежит в первую очередь использовать накопленные научные знания по проблеме злоупотребления правом как часто встречающегося на практике случая отступления от требований добросовестности. Наиболее значимыми являются мысли о том, что при злоупотреблении правом имеет место нарушение чужого права ("особый тип гражданского правонарушения") внешне соответствующими закону действиями ("дозволенным законом общим типом поведения") вследствие сознательного превышения пределов осуществления права <8>.

<8> Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав // Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 49, 62 - 63.

Действительно, недобросовестность извращает социальную предназначенность юридических явлений, т.к. при ней формально дозволенные (или даже предписанные) действия совершаются с осознанием, что этими действиями с неизбежностью или вероятностью будут нарушены чужие интересы, которые и страдают в реальности.

Недобросовестное поведение, стало быть, обладает следующими чертами.

Во-первых, в объективном аспекте оно имеет место только при нарушении чужих интересов в широком их понимании, а именно субъективных прав, охраняемых законом интересов отдельных лиц, публичных (государственных или общественных) интересов, в том числе интересов в обеспечении законности и правопорядка в стране.

Цивилистической отрасли свойственен общедозволительный тип правового регулирования. Значит, диспозитивные нормы есть общее правило, а императивные - исключение из него. Говоря иначе, в гражданском праве императивными должны признаваться нормы, которые не допускают возможность исключения их применения (отступления от них) именно в целях защиты определенных интересов. Все остальные нормы диспозитивны, независимо от того, содержится в них известная оговорка "если иное не предусмотрено соглашением сторон" или нет. В то же время и допустимое отступление от предусмотренного законом правила поведения (исключение его применения) не должно нарушать охраняемых законом интересов.

Принимая во внимание изложенное, следует заключить: в гражданском праве складывается режим общего императивного запрета нарушения прав и охраняемых законом интересов. При этом нарушение прав или охраняемых законом интересов действиями участников оборота есть всегда результат несоблюдения указанного запрета. Соответственно, действия, лишь внешне соответствующие закону или иным правовым актам, но затрагивающие права или охраняемые законом интересы, по существу своему неправомерны, поскольку нарушают режим общего императивного запрета <9>. При таком подходе незаконные в узком смысле (как прямо противоречащие закону) и недобросовестные действия являются отдельными видами неправомерного (противоправного) поведения. Следует поэтому различать недобросовестность как душевное (психическое) состояние и недобросовестное поведение как самостоятельный вид неправомерного поведения.

<9> Об этом также см.: Груздев В.В. Современный подход к недействительности сделок: толкование законодательных новелл // Юрист. 2014. N 16. С. 33 - 37.

Режим общего императивного запрета, таким образом, определяет пределы юридической деятельности, нарушение которых, наряду с прочим, превращает допустимое по форме поведение в неправомерное по содержанию <10>.

<10> В.П. Грибанов применительно к злоупотреблению правом специально подчеркивал: "Понятие пределов осуществления права значительно шире понятия осуществления права в противоречии с его назначением и не может быть сведено к последнему" (Грибанов В.П. Указ. соч. С. 49). В этой связи выделенные им границы осуществления субъективных гражданских прав (субъектные границы, временные границы, назначение прав, способы и средства осуществления прав) непосредственно касаются пределов именно осуществления прав, в то время как недобросовестность возможна в случаях волевого совершения любых юридических действий. Кроме того, и нарушение пределов осуществления субъективных прав приобретает юридическое значение, если оно сопряжено с причинением вреда правам и охраняемым законом интересам. Следовательно, понятие режима общего императивного запрета шире понятия пределов осуществления субъективных прав, т.к. очерчивает границы любого юридического действия участника имущественного оборота.

Во-вторых, недобросовестное поведение - особое нарушение, скрывающееся под оболочкой (покровом, "вуалью") формальной законности поведения. Ведь недобросовестный, совершая юридически дозволенное или предписанное действие, нарушает режим общего императивного запрета сознательно, намеренно <11>. Например, реализуя правосубъектность посредством совершения сделки с несовершеннолетним в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, интересы которого осуществляются без необходимого участия законных представителей, а поэтому страдают, дееспособная сторона, если она знает или должна знать о недееспособности другой стороны, ведет себя недобросовестно (см. ст. 175 ГК РФ).

<11> "Намерение, желание, стремление - действительно характеризуют поведение управомоченного лица с субъективной стороны. Но понятия эти, строго говоря, не юридические. Ведь преступить закон можно и действуя с самыми лучшими намерениями" (Грибанов В.П. Указ. соч. С. 62).

В субъективном плане недобросовестность, как особое душевное (внутреннее, психическое) состояние, в конечном счете выражается в понимании лицом неизбежности или возможности того нарушения режима общего императивного запрета, которое затем и случается в действительности. Такое понимание вытекает из конкретных обстоятельств, делающих поведение порочным в указанном смысле и о которых недобросовестный знает, или, по крайней мере, должен знать (т.е. просто не может не знать), т.к. для получения соответствующего знания достаточны элементарные меры, которые надлежит принять в подобной ситуации всякому разумному лицу. Несмотря на это, он совершает нужное ему действие, т.е. сознательно (намеренно) нарушает режим общего императивного запрета, причиняя тем самым вред чужим интересам. В связи со сказанным недобросовестность есть проявление "оголтелого" эгоизма, т.е. явное, откровенное, очевидное для всех пренебрежение чужими интересами в угоду собственным.

Наконец, третий признак указывает на единство объективного и субъективного в недобросовестном поведении: недобросовестный не только объективно нарушает режим общего императивного запрета, но и субъективно сознает, что с неизбежностью или вероятностью причинит вред чужим интересам.

Поскольку недобросовестность есть душевное состояние, характеризующееся сознательным нарушением режима общего императивного запрета, т.е. негативное психическое отношение лица к своему поведению и его последствиям, то она реальна при совершении участниками оборота волевых действий, внешне соответствующих закону, но по существу своему противоправных.

Имеются в виду разнообразные действия, которые заключают в себе волю лица, порочно реализующего гражданскую правосубъектность. Причем в тех действиях, которые, не будь рассматриваемого нарушения, признавались бы правомерными юридическими фактами (действиями, влекущими объективированный результат, юридическими поступками или юридическими актами), также должна присутствовать воля недобросовестного, несмотря на то что названные юридические факты различаются как раз в зависимости от связи правовых последствий соответствующих действий с наличием в последних воли и ее направленности на данные последствия.

Учитывая сказанное и тот факт, что действия, совершаемые за пределами дееспособности, являются незаконными, надлежит сделать вывод: недобросовестными могут признаваться лишь действия, допустимые с точки зрения дееспособности недобросовестного. С другой стороны, недобросовестными являются не только действия по осуществлению субъективного права, т.к. они встречаются исключительно при злоупотреблении имеющимся, наличным правом.

Логично полагать, что добросовестное поведение, как антипод недобросовестных действий, должно находить проявление в противоположных признаках.

Во-первых, добросовестное поведение имеет место не только при нарушении, но и при соблюдении режима общего императивного запрета, причем соблюдение режима общего императивного запрета одновременно означает соответствие поведения закону, действующему напрямую или через широко допускаемые гражданским правом средства индивидуального регулирования, и правовым обычаям.

Как видно, понятие добросовестности не может измениться от того, допущено или нет лицом нарушение. Другое дело, что при причинении вреда чужим интересам добросовестность оказывается под сомнением, однако сущность ее остается той же. Следовательно, различать добросовестность в объективном и субъективном смыслах излишне - правильно вести речь о добросовестности, с одной стороны, и недобросовестности как отсутствии добросовестности в конкретном случае нарушения режима общего императивного запрета, с другой.

Во-вторых, добросовестность есть такое душевное состояние, при котором лицо не только сознает недопустимость нарушения режима общего императивного запрета, но и действует с намерением строго соблюдать чужие интересы. В свою очередь, характер и содержание намерения добросовестного определяется назначением действия, совершаемого им как участником конкретной социальной связи. Так, при осуществлении права он хотя и имеет в виду прежде всего собственный интерес (как говорится, "своя рубашка ближе к телу"), но непременно учитывает и чужие интересы, которые могут пострадать от соответствующих действий, при исполнении обязанности - строго следует ее велению в интересах управомоченного, ожидающего от него именно такое поведение, и т.п. <12>.

<12> И.Б. Новицкий в этой связи указывал, что принципом доброй совести выражается связанность, согласованность отдельных частных интересов, а также частного интереса с интересом целого; подчинение каждого равномерно идее общего блага, поскольку она проявляется или отражается на отношении между данными лицами; в этом принципе одна из границ индивидуализма в гражданско-правовых отношениях, здесь сказывается роль социального начала в гражданском праве, приводящего к отрицанию от чистого индивидуализма (Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 131).

Добросовестность, следовательно, достигается всесторонней заботой лица о тех интересах, которые могут оказаться нарушенными вследствие его дозволенного или предписанного поведения и которыми поэтому определяются пределы подобного поведения. Соответственно, при появлении сомнений относительно безвредности своего поведения лицо может действовать только после принятия разумных мер, развеявших эти сомнения; в противном случае, чтобы сохранить добросовестность, оно должно отказаться от совершения действия, ставящего под угрозу чужие интересы.

В-третьих, при добросовестном поведении лицо субъективно сознает, что действует в пределах режима общего императивного запрета, хотя объективно может их нарушить. Причем иногда добросовестность способна исцелять объективный порок действия, превращая такое действие в правомерное, порождающее соответствующий правовой результат (например, когда у добросовестного приобретателя возникает право собственности на имущество, отчужденное неуправомоченным лицом).

Добросовестное лицо имеет основательную уверенность в правильности своих действий, в том числе в случае нарушения ими режима общего императивного запрета. Упрекнуть, пристыдить его не в чем. Ведь субъект всячески стремится не причинить вреда чужим интересам, но в соответствующих случаях допускает их нарушение исключительно вследствие обстоятельств, о которых не знал и не мог знать, т.е. строго объективно.

Следовательно, добросовестное нарушение режима общего императивного запрета образует особый вид неправомерного поведения, если только добросовестность не устраняет неправомерности.

Обобщая изложенное, под добросовестностью в гражданском праве предлагается понимать безупречное состояние психики (души) участника имущественного оборота, заключающееся в его стремлении соблюсти вытекающие из режима общего императивного запрета пределы юридического действия, которое он в конкретной ситуации может или должен совершить.

Для более глубокого понимания добросовестности следует соотнести ее с такими широко используемыми в цивилистике категориями, как справедливость, разумность, вина.

В понятии справедливости находят отражение господствующие в обществе представления о соответствии деяния и воздаяния (принцип "каждому - по его заслугам"). В этом смысле справедливость есть предназначение всего права, обеспечивающего определяемый упомянутыми представлениями идеальный баланс нередко конфликтующих между собой социальных интересов. Она достигается многообразными способами, к числу которых относится требование добросовестности, ставящее преграду на пути эгоистических устремлений субъекта права удовлетворять собственные интересы за счет чужих. В этой связи в добросовестном поведении непременно проявляется и чувство справедливости.

Разумность в праве - категория рационального, научного плана, призванная служить выявлению тех или иных юридически значимых обстоятельств. В частности, разумность приобретает значение не только в случаях, когда она специально упоминается в законе (например, разумный срок), но и при установлении многих гражданско-правовых явлений, включая добросовестность, однако здесь разумность, по существу, поглощается соответствующими явлениями, будучи одним из средств их определения. При этом разумность может характеризовать и поведение того лица, по отношению к которому совершаются искомые действия.

Так, в силу пп. 2 п. 2 ст. 434.1 ГК РФ недобросовестными действиями при проведении переговоров предполагается, наряду с прочим, внезапное и неоправданное прекращение переговоров о заключении договора при таких обстоятельствах, при которых другая сторона переговоров не могла разумно этого ожидать.

Вина как непринятие нарушителем необходимых мер для предотвращения вреда является обстоятельством объективной действительности, влекущим неправомерный результат (объективистская, поведенческая концепция вины). Исходя из этого в гражданском праве вина должна пониматься в качестве причины нарушающего право деяния, которая хотя и имеет субъективное происхождение, но входит в состав самого нарушения, влекущего возникновение соответствующего охранительного обязательства <13>. Вопрос о добросовестности или недобросовестности нарушителя утрачивает здесь практический смысл, поскольку виновное лицо, например делинквент, безусловно, всегда недобросовестно. Но указанный вопрос приобретает самостоятельное значение в случаях, когда нарушение не порождает охранительного правоотношения.

<13> Подробнее об этом см.: Груздев В.В. Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга первая: общие положения. М., 2012. С. 180 - 215.

Недобросовестность есть негативное психическое отношение лица к своему поведению и его последствиям, т.е. вина в ее субъективистском, исторически первом понимании, разработанном публично-правовыми дисциплинами, которое, однако, не может быть полностью воспринято гражданским (частным) правом, имеющим ярко выраженные диспозитивные черты.

Поэтому в цивилистике вина вытесняется недобросовестностью в тех ситуациях нарушения (незаконного поведения, отличного от недобросовестных действий), где исключается возникновение самостоятельной охранительной связи <14>. Данный вывод имеет важное практическое значение, о чем свидетельствуют, например, трудности в распределении бремени доказывания добросовестности приобретателя, встречающиеся при применении положений п. 1 ст. 302 ГК РФ.

<14> Подробнее об охранительных обязательствах и основаниях их возникновения см.: Груздев В.В. Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. С. 159 - 175. У лица, действующего в состоянии крайней необходимости, нет выбора, поэтому постановка вопроса о его вине или недобросовестности была бы явно несправедливой.

Впредь до принятия Пленумом Верховного Суда Российской Федерации Постановления от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" традиционным для российского права признавался подход, в силу которого в споре с собственником отчужденной неуправомоченным лицом вещи приобретатель должен доказать свою добросовестность, т.е. приобретатель предполагался недобросовестным, если обратное не следовало из материалов дела <15>. После принятия указанного Постановления наблюдается иная картина, т.к. соответствующий абзац из п. 38 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22 изъят <16>.

<15> См., напр.: первоначальную редакцию абз. 1 п. 38 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 29.04.2010 N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав" (далее - Постановление Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22), абз. 3 п. 24 утратившего силу с 29.04.2010 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 25.02.1998 N 8 "О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав".
<16> См., напр.: Постановление Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 24.12.2015 по делу N А10-4875/2013, Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 07.07.2016 по делу N А07-8387/2014.

Но зачем законодателю специально упоминать о добросовестности приобретателя, если последний предполагается таковым на основании общих положений п. 5 ст. 10 ГК РФ? Скорее следовало указать, что имущество подлежит истребованию именно от недобросовестного приобретателя (тогда п. 1 ст. 302 ГК РФ мог бы выглядеть следующим образом: "Если имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель знал или должен был знать (недобросовестный приобретатель), то собственник вправе истребовать это имущество от такого приобретателя. Собственник вправе истребовать имущество также в случае, когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли", а п. 3 той же статьи так: "Деньги, а также ценные бумаги на предъявителя могут быть истребованы только от недобросовестного приобретателя"). Если согласиться с "вездесущей" презумпцией добросовестности, неуместными с точки зрения обеспечения качества законодательной техники станут упоминания о добросовестности и в иных случаях нарушения лицом чужих интересов (например, в п. 1 ст. 234 ГК РФ применительно к приобретению по давности владения имуществом, принадлежащем на праве собственности другому лицу).

С другой стороны, вряд ли допустимо использовать для распределения бремени доказывания добросовестности приобретателя известное положение, в силу которого каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений (ч. 1 ст. 56 ГПК РФ, ч. 1 ст. 65 АПК РФ). Ведь речь идет о материально-правовой презумпции, изменяющей общее процессуальное правило.

С учетом сделанного ранее вывода можно предложить следующее решение рассматриваемой проблемы.

В гражданско-правовых отношениях во главу угла должны ставиться интересы потерпевшего, поскольку противостоящий ему в горизонтальной связи нарушитель в силу диспозитивных начал цивилистической отрасли не испытывает тяжести дискреционных полномочий государства. Поэтому во всех ситуациях умаления субъективных прав и охраняемых законом интересов должна применяться единая презумпция - предположение вины или недобросовестности нарушителя. Соответственно, презумпция добросовестности срабатывает только в целях квалификации действий участника имущественного оборота в качестве добросовестного или недобросовестного поведения как самостоятельного вида неправомерного поведения; во всех же случаях нарушения субъективных прав незаконными действиями, когда требуется решить вопрос о добросовестности или недобросовестности нарушителя, надлежит исходить из презумпции его недобросовестности. Иначе наблюдается ничем не оправданное расхождение в юридической оценке схожих по своей сути социальных явлений, которая проявляется прежде всего, в последствиях процессуального свойства, вытекающих из презумпции вины нарушителя, с одной стороны, и презумпции добросовестности аналогичного нарушителя - с другой.

Итак, лицо, нарушившее свою юридическую обязанность, должно предполагаться недобросовестным, поскольку этого требуют интересы управомоченного лица, благо которого пострадало. Интересы нарушителя в достаточной мере гарантированы предоставленной ему возможностью опровергнуть соответствующую презумпцию, доказав свою добросовестность. Например, в целях применения правил ГК РФ о приобретательной давности справедливо исходить из следующих презумпций: если лицо владеет как своей собственной бесхозяйной вещью, его добросовестность предполагается, если вещью, принадлежащей другом лицу, - предполагается недобросовестность.

Изложенное позволяет раскрыть содержание принципа добросовестности, нашедшего легальное закрепление в п. 3 ст. 1 ГК РФ.

Как отмечал в свое время И.А. Покровский, "повинуясь некоторому общему закону человеческого прогресса, право будет идти неуклонно вперед, стремясь к своей конечной цели - солидарности свободных личностей" <17>.

<17> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2003. С. 90.

Добросовестность и является одним из условий обеспечения справедливого общественного сосуществования, т.к. преграждает путь эгоизму. Наибольшее значение она приобретает в гражданском праве, регулирующем дозволительным приемом отношения с широко представленными индивидуальными интересами, зачастую приводящими к непомерным проявлениям свободы воли. Поэтому здесь на первый план и выдвигается требование добросовестности.

Требование добросовестности - элемент законности, указывающий каждому субъекту права на необходимость совершать юридические действия с оглядкой не только на букву, но и на внутренний смысл закона, не допускающего нарушения чужих интересов даже внешне дозволенным или предписанным поведением.

Принцип добросовестности поэтому есть обязательное частноправовое дополнение общеправового принципа законности, без которого (принципа добросовестности) гражданское законодательство допускало бы лазейки для всевозможных эгоистических ухищрений, превращаясь в известное "дышло: куда повернул, туда и вышло".

Таким образом, цивилистический принцип добросовестности в его сжатом виде выражается в адресованном субъектам гражданского права требовании совершать дозволенные или предписанные волевые юридические действия с убеждением, что данными действиями не нарушаются чьи-либо субъективные права или охраняемые законом интересы, т.е. проявлять в юридической деятельности всестороннюю заботу о ближнем, обществе и государстве. Нарушение данного требования ставит действия лица в один ряд с незаконными - недобросовестное поведение признается неправомерным со всеми вытекающими отсюда юридическими последствиями. Кроме того, недобросовестность, будучи антиподом добросовестности, в ряде случаев характеризует незаконное поведение с субъективной стороны, заменяя собой в целях адекватного применения гражданского законодательства вину в ее публично-правовом понимании.

Список литературы

  1. Амфитеатров Г.Н. Вопросы виндикации в советском праве // Советское государство и право. 1941. N 2.

КонсультантПлюс: примечание.

Статья В.В. Витрянского "Новый Гражданский кодекс и суд" включена в информационный банк согласно публикации - "Хозяин и право", 1997, N 6.

  1. Витрянский В.В. Гражданский кодекс и суд // Вестник ВАС РФ. 1997. N 7.
  2. Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая: Науч.-практ. комментарий / Отв. ред. Т.Е. Абова, А.Ю. Кабалкин, В.П. Мозолин. М., 1996.
  3. Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав // Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001.
  4. Груздев В.В. Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга первая: общие положения. М., 2012.
  5. Груздев В.В. Современный подход к недействительности сделок: толкование законодательных новелл // Юрист. 2014. N 16.
  6. Дроздова Т.Ю. Добросовестность в российском гражданском праве. Иркутск, 2006.
  7. Кузнецова О.А. Презумпции в российском гражданском праве: Дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001.
  8. Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. N 1.
  9. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2003.
  10. Синайский В.И. Русское гражданское право. Киев, 1917. Вып. 1. Общая часть.
  11. Скловский К.И. Применение норм о доброй совести в гражданском праве России // Хозяйство и право. 2002. N 9.
  12. Соломин С.К. Теория добросовестности в российском гражданском праве: становление, развитие, перспективы // Вестник Омского ун-та. 2016. N 2.
  13. Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л., 1955.