Мудрый Юрист

Решения европейского суда по правам человека и новая практика конституционного суда России

Кузнецов Евгений Николаевич, доцент кафедры гражданского процесса Уральского государственного юридического университета.

В статье рассмотрены вопросы толкования правовых позиций Конституционного Суда России относительно практики Европейского суда по правам человека.

Ключевые слова: Конституционный Суд, Европейский суд по правам человека, ЕСПЧ.

Decisions of the European court of human rights and new practice of the Constitutional Court of Russia

E.N. Kuznetsov

Kuznetsov Evgeniy N., Assistant Professor of the Department of Civil Procedure of the Ural State Law University.

The article covers the issues of interpretation of legal positions of the Constitutional Court of Russia concerning practice of the European Court of Human Rights.

Key words: Constitutional Court, European court of human rights, ECHR.

Как нам всем известно, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если же международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора (ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации) <1>. Следовательно, данной нормой установлен приоритет положений международных договоров перед национальным законодательством России. Давайте посмотрим, что изменилось в последнее время в толковании и применении данных положений, особенно с учетом новых правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации по этому поводу.

<1> СЗ РФ. 2014. N 31. Ст. 4398.

14 июля 2015 г. Конституционным Судом Российской Федерации (далее по тексту - КС, Конституционный Суд) было принято знаковое Постановление N 21-П, которое, как представляется, будет иметь существенные, исключительно важные последствия для дальнейшего развития правовой системы современной России, особенно в общемировом контексте.

Согласно данному Постановлению предметом рассмотрения Конституционного Суда явился ряд нормативных правовых актов в той мере, в какой на их основании подлежал разрешению вопрос об исполнении вынесенного по жалобе против России постановления Европейского суда по правам человека (далее по тексту - ЕСПЧ, Европейский суд), возлагающего на государство обязательства, реализация которых не согласуется с Конституцией Российской Федерации (п. 1.3 Постановления N 21-П).

Не вдаваясь в глубокое юридико-техническое или доктринальное толкование правовой позиции Конституционного Суда, тем не менее проанализируем ряд самых существенных моментов указанного Постановления, заслуживающих особого внимания (правовые позиции КС выделены полужирным шрифтом).

1. Поскольку Постановление ЕСПЧ предполагает принятие государством-ответчиком конкретных мер по его исполнению, лицо, в отношении которого было установлено нарушение Конвенции о защите прав человека и основных свобод <2>, должно иметь возможность обратиться в компетентный российский суд с заявлением о пересмотре судебного акта, являющегося основанием для направления жалобы в ЕСПЧ.

<2> Далее по тексту - Европейская конвенция.

В этой связи относительно доводов КС возникает лишь один вопрос - а с какой целью субъекту, чьи права нарушены в России конкретным актом, после рассмотрения дела в ЕСПЧ, решение которого, по смыслу ряда международных договоров, в том числе и с участием Российской Федерации (и, соответственно, по смыслу ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации), должно безусловно исполняться на территории нашего государства, обращаться с отдельным заявлением о пересмотре судебного акта, послужившего поводом для направления соответствующей жалобы в ЕСПЧ? Тем более что перед обращением в ЕСПЧ данный субъект обязан был исчерпать все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты...

Остается лишь сожалеть о том, что до сих пор проблемы рассогласованности действий различных российских государственных органов (судов, службы судебных приставов как минимум), политический фон данных процессов, нестыковки правовых норм и их толкования соответствующими юрисдикционными органами (особенно в части взаимодействия национальных правовых актов и международно-правовых документов) в очередной раз ложатся непосильным бременем на конкретного участника по делу, на конкретного субъекта тех или иных правоотношений.

2. ЕСПЧ, по логике Конституционного Суда, полагает, что конкретные средства, при помощи которых будет исполняться правовое обязательство исполнения решения ЕСПЧ, выбираются самим государством-ответчиком при условии, что эти средства будут согласовываться с выводами ЕСПЧ в соответствующем постановлении. Решать вопросы толкования и применения национального законодательства должны национальные органы власти, а именно - судебные органы.

Представляется, что данная логика рассуждений необходима Конституционному Суду для оправдания своей относимости к рассматриваемому основному вопросу - введение ограничений исполнимости решений ЕСПЧ в России, вызванных фактически политическими и экономическими причинами. В данной связи интересно наблюдать, как КС высказывается от имени ЕСПЧ, предполагая логику рассуждений последнего, а также за тем, как политическая и экономическая ситуация современной России (как на национальном, так и на внешнем уровне) влияет на правовую позицию органа конституционного контроля.

Применительно же к формулировкам, допускаемым КС, возникает следующий вопрос: почему в Постановлении N 21-П указывается, что толковать национальное законодательство должны исключительно национальные органы власти, безотносительно к деятельности ЕСПЧ? Ведь ЕСПЧ, решая вопросы защиты прав и свобод человека и гражданина, вынужден прибегать к системному и комплексному толкованию как Европейской конвенции, так и национальных норм по тому или иному поводу применительно к конкретной ситуации с учетом общеевропейских ценностей и стандартов (например, правовой защиты), являющихся достижением современной цивилизации, но, по логике Конституционного Суда, для исключения компетенции ЕСПЧ достаточно констатации обратного.

3. Когда самим содержанием постановления ЕСПЧ, в том числе в части обращенных к государству-ответчику предписаний, основанных на положениях Европейской конвенции, интерпретированных ЕСПЧ в рамках конкретного дела, неправомерно - с конституционно-правовой точки зрения - затрагиваются принципы и нормы Конституции Российской Федерации, Россия может в порядке исключения отступить от выполнения возлагаемых на нее обязательств, когда такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих принципов и норм Конституции Российской Федерации.

Безусловно, приоритетом в рамках национального уровня правоприменения обладает Конституция России. Однако в рамках международного аспекта данного вопроса ответ не столь однозначен... Область конституционного контроля принадлежит КС, а "конвенционального" контроля - ЕСПЧ. Это разноуровневые юрисдикции, они не подчинены друг другу, действуют в различных плоскостях. Но если говорить о сфере действия правовых норм, то представляется, что конвенционное толкование тем не менее должно иметь приоритет в применении, как раз в силу участия России в ряде международных соглашений. Следовательно, в этом случае государство-ответчик обязано, а не вправе совершать конкретные действия, направленные на обеспечение прав и свобод человека и гражданина. Иной подход ставит под вопрос смысл существования ЕСПЧ и участия России в ряде международных договоров.

Представляется, что формальный подход, основанный на недопустимости ограничения государственного суверенитета, в данном случае в принципе неприменим, поскольку, во-первых, данным вопросом нужно было задаваться на момент подписания международного договора и его последующей ратификации, с формулированием соответствующих оговорок, а во-вторых, здесь должно задуматься о содержательном аспекте - с какой целью ЕСПЧ выносит против России то или иное решение? С целью защиты прав и свобод конкретного гражданина или же для осуществления политико-правового давления на Россию в текущей международной ситуации?

Вывод, утверждающий примат конституционных норм над международными, во-первых, напрямую противоречит положениям самой Конституции Российской Федерации (п. 4 ст. 15 - если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора). Здесь возникает вопрос, что имел в виду законодатель под законом в данной связи - любые национальные нормы, принятые в соответствующей форме? Включаются ли в данное определение нормы законов, принимаемых на уровне субъектов Российской Федерации? Каково место федеральных конституционных законов? В любом случае, в самом тексте комментируемого положения ст. 15 Конституции Российской Федерации зафиксировано только слово "закон", что может допустить достаточно вольные толкования данной нормы.

Во-вторых, долгие годы (как минимум с 1998 г., когда Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод и Протоколы к ней были ратифицированы в России соответствующим Федеральным законом N 54-ФЗ) <3> российские власти устраивала компетенция ЕСПЧ, но в 2015 г. ситуация кардинально меняется. Чем вызвано такое положение вещей?

<3> Российская газета. 1998. 7 апреля.

Представляется, что российский законодатель и Конституционный Суд как орган конституционного контроля должны искать баланс между соблюдением правил международных договоров, имеющих априори приоритет над внутренним законодательством, и национальными нормами, а не в отказе от выполнения Россией взятых на себя обязательств в силу изменившейся политической ситуации и поиске обоснования данного отказа.

Анализируя те примеры практики ЕСПЧ, которые приводит КС в Постановлении N 21-П в обоснование вышеуказанной возможности ограничения юрисдикции ЕСПЧ, можно явно увидеть - в этих конкретных делах не ставится вопрос об ограничении национального суверенитета России. Речь о том, что в российском законодательстве отсутствуют те или иные правовые институты, что, по мнению ЕСПЧ, препятствует реализации тех или иных прав заявителей. Возьмем, например, Постановление ЕСПЧ от 4 июля 2013 г. по делу "Анчугов и Гладков против России" <4>, в котором он указал, что нарушением Европейской конвенции является ограничение в России избирательного права лиц, осужденных по приговору суда. КС излагает, что это не соответствует Конституции и признание необходимости исправления такого нарушения повлечет за собой необходимость принятия новой Конституции России...

<4> Постановление ЕСПЧ от 4 июля 2013 г. "Дело "Анчугов и Гладков (Anchugov and Gladkov) против Российской Федерации" (жалоба N 11157/04, 15162/05) // Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2014. N 2.

В данной связи крайне сомнительно, что введение в России нового правила, допускающего, например, расширение избирательных прав лиц, осужденных по приговору суда, чего ожидает ЕСПЧ путем исполнения его решения на территории нашего государства, с необходимостью потребует принятия целого нового текста Основного Закона России!

В данной связи неудобство для российского законодателя изменить правовое регулирование тех или иных отношений, реформировать отдельные институты, правила и нормы, чего прямо или косвенно требует ЕСПЧ в своих решениях против России, не должно являться основанием для отказа в признании компетенции ЕСПЧ "в зависимости от ситуации". Напротив, такие решения необходимо учитывать, исполнять их, фактически улучшая уровень защищенности своих граждан, обеспечивая эффективную реализацию их прав и свобод, возможно, вводя с этой целью новые правовые нормы, институты или изменяя уже существующую правовую регламентацию тех или иных общественных отношений.

4. В настоящее время, определяет КС, в Европе высказываются различные мнения о компетенции ЕСПЧ: от недопустимости посягательства на дух и букву Европейской конвенции и полномочий ЕСПЧ до резкой критики этих институтов как устаревших и утративших правовую и социальную легитимность ("тем более, - добавляет КС, - если учесть, что многие актуальные и острые проблемы изначально, при заключении Конвенции и учреждении Европейского суда по правам человека, вообще не входили в сферу его юрисдикции").

Безусловно, с течением времени возникает целесообразность пересмотра подходов к определению роли Европейской конвенции в деятельности различных стран, ее участниц, и компетенции ЕСПЧ в данной связи. Однако тот контекст, в котором находится Конституционный Суд в анализируемом Постановлении, явно свидетельствует о поиске им аргументов и обоснований в пользу непризнания неудобных для России решений Европейского суда. Насколько оправданно подобное усугубление и без того непростой внешнеполитической и внешнеэкономической ситуации? Как данный вывод КС вписывается в стратегию развития России (в мировом масштабе) в долгосрочной перспективе?

Это становится еще более очевидным, когда в тексте Постановления N 21-П мы находим фразы о том, что КС просит рассматривать его выводы как стремление избежать серьезных осложнений в отношениях России не только с ЕСПЧ, но и с Советом Европы в ситуации, при которой постановление ЕСПЧ предполагает внесение в российское законодательство изменений, чреватых нарушением закрепленных Конституцией Российской Федерации прав и свобод человека и гражданина, причем гораздо более существенным, нежели то, против которого возражал ЕСПЧ.

При этом КС призывает ЕСПЧ к тому, чтобы тот придерживался в своей деятельности как межгосударственный субсидиарный судебный орган понимания необходимости диалога между различными правовыми системами, который является основой их надлежащего равновесия, и именно от уважения ЕСПЧ национальной конституционной идентичности государств - участников Европейской конвенции во многом зависит эффективность ее норм во внутригосударственном правопорядке.

В этой связи возникает вопрос - к кому обращается КС в своем Постановлении N 21-П? К Европейскому суду?! Правильно ли выбрана форма такого обращения, учитывая, что Конституционный Суд рассматривал конкретное дело по конкретному поводу?..

Применительно к рассматриваемой проблематике также целесообразно обратиться к доктрине процессуального права. Так, С.Ф. Афанасьев в своем диссертационном исследовании относительно влияния Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод на российское гражданское судопроизводство указывает, что "Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, являясь самоисполнимым и непосредственно действующим региональным международным договором, доминируя над рядовыми отечественными юридическими предписаниями, не должна вступать в противоречие с нормами конституционного характера. При возникновении коллизии международных и конституционных норм, устанавливающих правила гражданского судопроизводства, последние подлежат первоочередному применению судами при рассмотрении и разрешении гражданских дел" <5>.

<5> Афанасьев С.Ф. Право на справедливое судебное разбирательство: теоретико-практическое исследование влияния Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод на российское гражданское судопроизводство: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 2010. С. 14.

В обоснование данного тезиса автор указывает, что Россия, ратифицировав 30 марта 1998 г. Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, вступила в качественно новый виток взаимоотношений с Советом Европы. Изучение различных вариантов монистических и дуалистических учений о соотношении норм международного и национального права приводит к тому, что первые (нормы международного права) не имеют примата над вторыми, носящими национальный характер. Если Россия выразила согласие на обязательность для нее международного договора одним из способов, предусмотренных Федеральным законом от 15 июля 1995 г. N 101-ФЗ "О международных договорах Российской Федерации", то договор должен добросовестно и добровольно соблюдаться (pacta sunt servanda). При этом исходя из ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров (1969 г.) участники соответствующих отношений не полномочны ссылаться на тезы своего внутреннего права для оправдания невыполнения взятых на себя обязательств <6>.

<6> Там же. С. 24 - 25.

Несмотря на то что Россия относится к странам, которые автоматически интегрируют международные договоры в национальный правовой организм, Европейская конвенция как самоисполнимый и непосредственно действующий договор, превалируя над рядовыми национальными юридическими правилами поведения, не может вступать в противоречие с конституционными нормами. При возникновении коллизии Конвенция подлежит первоочередному применению по отношению к положениям любого федерального закона, за исключением документов конституционного уровня <7>.

<7> Там же. С. 25.

Данная позиция профессора С.Ф. Афанасьева заслуживает пристального внимания применительно к рассматриваемой проблематике и, безусловно, занимает достойное место в доктрине процессуального права, однако очевидны некоторые противоречия в такой логике: Россия не вправе ссылаться на свое внутреннее право в обоснование неисполнения взятых на себя международных обязательств, но при этом Европейская конвенция имеет приоритет только над актами на уровне федерального закона (и, соответственно, ниже), а конституционные нормы имеют явный приоритет. Получается, под внутренним правом понимаются только федеральные законы и законы субъектов Российской Федерации? А ФКЗ и Конституция?! Если последние не входят в содержание категории "внутреннее право", то каково тогда их место в правовой системе России?

В заключение следует сделать вывод о том, что российскому законодателю и правоприменителю следовало бы обратить внимание на необходимость соблюдения ранее принятых на себя обязательств в рамках международных договоров.

Скорее всего, институт проверки решений ЕСПЧ на конституционность будет использоваться все чаще и чаще независимо от сути спора. Если проанализировать текущую практику ЕСПЧ, становится очевидным, что она не касается вопросов национального суверенитета или обеспечения национальной безопасности...

Выход для России из искусственно созданной в нашем государстве проблемы взаимоотношений с ЕСПЧ и Евросоюзом (в рассматриваемом контексте) состоит в том, чтобы либо исполнять в нашем государстве решения ЕСПЧ, максимально ограничив возможные случаи непризнания его решений действительно только лишь вопросами государственной и общественной безопасности (что действительно оправдано принципом суверенитета), либо в принципе выходить из сферы действия Европейской конвенции. Пока же приходится констатировать, что мы идем в направлении второго варианта развития событий.

Представляется тем не менее, что точка во взаимоотношениях России (сквозь призму правовых позиций Конституционного Суда, а также ограничения в 2015 г. иммунитетов иностранных государств путем принятия соответствующих федеральных законов) и Европейского суда (и Евросоюза в целом) еще не поставлена, и как будет развиваться ситуация, кто "обыграл" другую сторону в данной партии, кто поступил более дальновидно - покажет время.

Литература

  1. Конституция Российской Федерации // СЗ РФ. 2014. N 31. Ст. 4398.
  2. Федеральный закон от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней" // Российская газета. 1998. 7 апреля.
  3. Постановление ЕСПЧ от 4 июля 2013 г. "Дело "Анчугов и Гладков (Anchugov and Gladkov) против Российской Федерации" (жалоба N 11157/04, 15162/05) // Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2014. N 2.
  4. Афанасьев С.Ф. Право на справедливое судебное разбирательство: теоретико-практическое исследование влияния Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод на российское гражданское судопроизводство: Автореф. дис. ... д-а юрид. наук. Саратов, 2010.