Мудрый Юрист

Правовая определенность через призму законодательных ошибок уголовно-процессуального права России

Сидоренко Мария Васильевна, консультант Московского института государственного управления и права, кандидат юридических наук.

Статья посвящена проблемам правовой определенности как в сути самих юридических ошибок, так и в вызываемых ими последствиях. Автором рассматриваются имеющиеся пробелы и избыточная нормативность в правовом регулировании, фактографические ошибки, содержащиеся в нормах российского уголовно-процессуального законодательства. Повышенное внимание уделено выявлению правотворческих ошибок логического характера и их характеристике.

Ключевые слова: уголовно-процессуальное право, правовая определенность, юридические ошибки, фактографические ошибки, правотворческие ошибки логического характера.

Legal definiteness through the prism of legislative mistakes of the criminal procedure law of Russia

M.V. Sidorenko

Sidorenko Maria V., Adviser to the Moscow Institute of State Management and Law, Candidate of Legal Sciences.

The article is devoted to issues of legal definiteness, both in essence of legal mistakes and in their aftereffects. The author considers current gaps and superfluous standardization in the legal regulation, factual mistakes containing in the provisions of the Russian criminal procedure legislation. Special attention is paid to revealing law making mistakes of logic nature and their characteristics.

Key words: Criminal procedure law, legal definiteness, legal mistakes, factual mistakes, law making mistakes of logic nature.

К слову сказать, в контексте данной статьи категории "правотворческая ошибка" и "законотворческая ошибка" толкуются как тождественные. И напротив, как однородные не могут и не должны быть восприняты термины "конкуренция" и "коллизия" норм. Конкуренция норм имеет место, когда регулируемое правовое отношение охватывается признаками двух или более не противоречащих друг другу норм, претендующих на применение. Результатом указанной конкуренции выступает привилегия одной нормы перед другой, которая в данном случае и подлежит применению, создавая комплекс дополнительных процессуальных или материальных гарантий. В отличие от конкуренции, коллизия не процесс сравнения (в итоге) и выбора оптимальной для применения нормы, а негативные практические последствия применения противоречащих норм.

Правотворческие ошибки различны по содержанию и степени вызываемых ими последствий. Юридическая доктрина в целом определилась в этих моментах, предлагая в качестве инструментария различные классификации этих ошибок. Выделяя, в частности, в качестве самостоятельных групп гносеологические и собственно юридические ошибки, доктрина формулирует основания их дальнейшей дифференциации, что также позволяет более точно определиться в сути законотворческой ошибки и свойствах вызываемой ею (практической) коллизии. Поэтому прежде всего необходима определенность как в сути самих юридических ошибок, так и в вызываемых ими последствиях, которые либо легко минимизируются опытом и правосознанием участников правовых отношений, либо реально порождают такие последствия, которые объективируют необходимость коррекционной законодательной деятельности <1>.

<1> См.: Ковтун Н.Н. Правовая определенность российского уголовно-процессуального права // Государство и право. 2015. N 8. С. 32 - 42; Судебная практика как источник права. М., 2000. 160 с.

Доктрине и практике достаточно известны правотворческие ошибки юридического, логического или грамматического характера, связанные с неоднозначностью имеющихся в УПК РФ предписаний <2>. Приведем некоторые из них: правотворческие ошибки юридического характера, к которым прежде всего следует относить пробелы в правовом регулировании, избыточную нормативность, противоречия между однородными нормативными актами, фактографические ошибки и ошибки в выборе необходимых средств правового регулирования.

<2> См.: Козявин А.А. Взгляд на категориальный аппарат науки уголовного судопроизводства через призму правовых позиций Конституционного Суда РФ // Российский следователь. 2013. N 19. С. 23 - 26.

Наиболее распространенными являются пробелы в правовом регулировании. К примеру, нормы ст. 6 УПК РФ не охватывают своим регулированием необходимость уголовно-процессуальной защиты от преступных посягательств интересов государства и общества. Между тем ряд преступлений, предусмотренных нормами Особенной части УК РФ, посягает исключительно на эти публичные интересы. Порождает ли данный пробел коллизию в практическом уголовном процессе? Полагаем, что нет, ибо в силу публичных начал уголовного судопроизводства России посягательства на указанные интересы ex officio влекут инициацию и развитие уголовного процесса, а названный пробел - легко минимизируется сформировавшимся правосознанием участников правовых отношений и наработанной практикой.

Не всегда порождает коллизию и избыточная нормативность в правовом регулировании. К примеру, регулируя процессуальную форму допроса, законодатель в ч. 1 ст. 189 УПК РФ дополнительно указывает на то, что перед началом допроса следователь обязан выполнить положения ч. 5 ст. 164 или ст. 164 УПК РФ в целом. Между тем, являясь, по сути, общим условием производства всех, а не отдельных следственных действий (допрос - в нашем случае), нормы ст. 164 УПК РФ не нуждаются в дублировании в ч. 1 ст. 189 УПК РФ. Негативных последствий в правоприменительном процессе это также не вызывает.

Налицо в нормах УПК РФ и фактографические ошибки. К примеру, закон отсылает субъектов правовых отношений к несуществующим нормативным актам. В пункте 1 ч. 2 ст. 37 УПК РФ указано, что прокурор, реализуя надзорную функцию, вправе: проверять исполнение требований федерального закона при приеме, регистрации и разрешении сообщений о преступлениях. Между тем, система требований к регистрации и разрешению сообщений о преступлении (повода к возбуждению дела) определена не декларируемым федеральным законом, а ведомственными подзаконными актами, которыми, собственно, и руководствуются органы и должностные лица в стадии возбуждения уголовного дела, а равно прокурор, осуществляющий исследуемый нами надзор.

Не всегда порождают коллизии и правотворческие ошибки логического характера. Среди них в большинстве своем тавтология, нарушение соразмерности понятий, использование понятий не в соответствии с их общепринятым значением, определение неизвестного через неизвестное. К примеру, законодатель не совсем точен в определении уголовного судопроизводства как деятельности. По смыслу п. 56 ст. 5 УПК РФ - это досудебное и судебное производство по уголовному делу. Но в систему стадий российского уголовного процесса, как известно, включена и стадия возбуждения уголовного дела (ст. ст. 140 - 149 УПК). По смыслу п. 56 ст. 5 УПК РФ - это не уголовное судопроизводство, ибо уголовного дела (как такового) в наличии еще не имеется. Однако приведенное определение противоречит как процессуальной доктрине, так и позициям законодателя, изложенным в п. 9 ст. 56 УПК РФ, где к уголовному судопроизводству правомерно отнесена деятельность с момента появления повода к возбуждению дела. Эта же ошибка повторяет себя в нормах ч. 1 ст. 3, ст. 4, п. 52 ст. 5, ч. 2 ст. 7, ч. 2 ст. 18, ч. 9 ст. 31, ч. 2 ст. 37, ч. 1 ст. 66, ч. 1 ст. 73 УПК РФ, где законодатель вновь апеллирует лишь к производству по уголовному делу, хотя по контексту регулирования необходимо указание на уголовное судопроизводство в целом.

К числу правотворческих ошибок грамматического характера, также не порождающих особых коллизий в практической деятельности, можно отнести нормы, изложенные с использованием терминов, не уместных в нормативном контексте. К примеру, в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 211 УПК РФ предварительное следствие возобновляется на основании постановления следователя, если "...отпали основания его приостановления"; в соответствии с ч. 3 ст. 346 УПК РФ присяжные заседатели после провозглашения вынесенного ими вердикта вправе остаться в зале судебного заседания "...на отведенных для публики местах". Каждый из названных терминов с позиций лингвистики и грамматики русского языка, а равно понимания истинной воли закона, полагаем, легко может быть заменен более подходящим по смыслу контекстом.

Однако в УПК РФ включены и такие нормы, которые явно порождают коллизии, требующие безотлагательного внимания законодателя. Рассмотрим некоторые из них. Наиболее острые проблемы вызывает пробельность нормативного регулирования. Для примера: по смыслу ч. 3 ст. 386 УПК РФ приговор, постановленный на основании вердикта присяжных заседателей и противоречащий ему, подлежит отмене с передачей уголовного дела на новое рассмотрение в суд первой инстанции. Новое рассмотрение дела при этом начинается с момента, следующего за провозглашением вердикта присяжных заседателей. По сути указанной нормы практика правомерно ставит вопросы. Во-первых, судья в этом случае подлежит замене или оснований для его отвода не имеется? Если он все же подлежит отводу по основаниям ст. 63 УПК РФ, насколько правомерно "продолжать" судебное рассмотрение дела "...с момента, следующего за провозглашением вердикта"? "Новый" судья, вступивший в дело с этапа, указанного в законе, как известно, не исследовал доказательства в ходе судебного следствия, не формировал своего внутреннего убеждения об обстоятельствах дела, о доказанности обвинения. В данной связи насколько он в состоянии постановить законный, обоснованный и справедливый приговор? Ответа на эти вопросы закон не дает.

Аналогичными пробелами в свое время "отметились" новеллы законодателя, внесенные в УПК РФ Федеральным законом от 5 июня 2007 года N 87-ФЗ. Изменяя нормы ст. 221 УПК РФ с учетом общего смысла новелл, законодатель по инерции "вычеркнул" из новой редакции названной нормы правомочие прокурора, предусмотренное п. 4 ч. 2 ст. 221 УПК РФ. Согласно последнему, утверждая обвинительное заключение, прокурор одновременно был вправе сформулировать ходатайство к суду о проведении заочного судебного разбирательства в отношении скрывающегося обвиняемого (ч. ч. 5 - 6 ст. 247 УПК РФ), что, в свою очередь, требовало обсуждения этого вопроса по правилам предварительных слушаний. В итоге сама возможность подобного разбирательства в законе осталась (ч. ч. 5 - 6 ст. 247 УПК РФ); обязательны и предварительные слушания как форма подготовки дела к судебному разбирательству при наличии подобного ходатайства прокурора (п. 4.1 ч. 2 ст. 229 УПК РФ). А вот в какой именно момент производства по делу прокурор вправе заявить такое ходатайство, из закона не ясно. Восстанавливать определенность нормативного регулирования, видимо, надо по общему смыслу закона или по достаточно наработанной практике.

Правотворческие ошибки логического характера также достаточно часто проявляют себя при анализе УПК РФ. Говорить о системности нормативного регулирования в данной связи можно с определенной долей условности. Весомым достижением УПК РФ принято, к примеру, считать системное регулирование института реабилитации (гл. 18 УПК РФ). Однако при анализе юридических оснований реабилитации возникают такие проблемы, которые заставляют усомниться в истинной воле законодателя. В частности, в нормах п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК РФ законодатель указывает, что право на реабилитацию имеет осужденный в случаях полной или частичной отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения уголовного дела по основаниям, предусмотренным п. п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ. Однако норма п. 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ, как известно, является отсылочной. По ее буквальному смыслу дело в том числе подлежит прекращению ввиду истечения сроков давности уголовного преследования (п. 3 ч. 1 ст. 24 УПК РФ) или ввиду смерти подозреваемого/обвиняемого (п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ). И первое, и второе основание являются нереабилитирующими по сути, не дают право на реабилитацию. В итоге применение указанных оснований по буквальному смыслу закона делает ничтожной саму суть института реабилитации <3>.

<3> См., напр.: Гаврилюк Р.В., Ковтун Н.Н., Юнусов А.А. Реабилитация в российском уголовном процессе: Монография. Нижнекамск: Изд-во НМИ, 2007. 216 с.

Эта же, по сути, ошибка повторяет себя в нормах ст. 302 УПК РФ. Определяя основания и виды приговоров, которые должны быть вынесены судом первой инстанции по итогам судебного разбирательства, законодатель в который раз "забывает" об отсылочном характере нормы, предусмотренной п. 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ. В итоге по нормам ч. 8 ст. 302 УПК РФ суд (якобы) обязан вынести оправдательный приговор и в случае смерти обвиняемого, и в случае истечения сроков давности уголовного преследования. Абсурдность последнего максимально очевидна; тем не менее норма остается в своей действующей редакции, создавая неопределенность в правовом регулировании.

Логической и коллизионной, по сути, ошибкой законодателя видятся и нормы ч. 6 ст. 319 и ст. 320 УПК РФ, императивно указывающие на то, что подготовка дела к судебному заседанию у мирового судьи осуществляется исключительно по правилам гл. 33 УПК РФ, т.е. без реализации предварительных слушаний. Между тем практика отправления правосудия вполне являет примеры, когда решения мировых судей, принятые в порядке гл. 33 УПК РФ, однозначно отменяются (по жалобам заинтересованных лиц) вышестоящей судебной инстанцией с указанием на то, что по делу имелись основания для реализации предварительных слушаний.

Можно и далее множить примеры коллизий, являющихся следствием ошибок правотворческого процесса. Однако указанное вряд ли необходимо. И научной доктрине, и практике достаточно известно, кто скрывается за обобщающим и привычно используемым в научном обороте термином "законодатель"; в целом известна и процедура принятия федеральных законов. Куда как менее известны коллективы ученых и практиков, изначально участвующих в правотворческом процессе, в подготовке проектов и окончательной редакции законов, особенно кодифицированных. Именно их субъективная воля и понимание содержания права нередко и принимают императивную форму закона, определенность которого должна стать основой формирования правового государства и гражданского общества.

Литература

  1. Гаврилюк Р.В., Ковтун Н.Н., Юнусов А.А. Реабилитация в российском уголовном процессе: Монография. Нижнекамск: Изд-во НМИ, 2007. 216 с.
  2. Ковтун Н.Н. Правовая определенность российского уголовно-процессуального права // Государство и право. 2015. N 8. С. 32 - 42.
  3. Козявин А.А. Взгляд на категориальный аппарат науки уголовного судопроизводства через призму правовых позиций Конституционного Суда РФ // Российский следователь. 2013. N 19. С. 23 - 26.
  4. Судебная практика как источник права. М., 2000. 160 с.